Юджи Кришнамурти

Барри: А как насчет действия мысли? Предположим, вы находитесь в месте, где зимой очень холодно, – разве у вас не будет плана действий?

У. Г.: Это животный инстинкт, и он также в нас сидит. Разве я не думаю о том, чтобы переехать в более теплое место на зиму? Но что делать, если я не могу отсюда уехать? Я просто останусь здесь; я буду ощущать, что сегодня довольно холодно, вот и все. В этом разница.


Барри: Я бы пошел и нарубил дров для камина и заранее подготовился бы. Разве это не мышление?

У. Г.: Возможно, я поступил бы так же – попытался бы согреть помещение. Но если ничего сделать нельзя, то что же тогда делать? Видите ли, когда оказываешься в этом состоянии, все расставляется по своим местам; это очень просто, а не сложно, как мы думаем.


Барри: А что произойдет, если вам нужно носить дрова, чтобы обогреть дом?

У. Г.: Ты осознаёшь свои движения и вес, который давит тебе на плечи, а глаза на все это смотрят – а что еще? Это невинность, и в этом нет никакой озабоченности. Ты не думаешь о том, что с тобой произойдет, если что-то пойдет не так. Подобных тревог больше не существует.


Барри: Вы хотите сказать, что это устраняет любые намерения?

У. Г.: Все намерения устранены.


Виктория: У нас самые разные намерения: мы хотим добраться до вершины или достичь самадхи, нирваны или чего-то в этом роде, и мы предпринимаем определенные действия для достижения этого. Но если, как вы говорите, нет намерения достичь чего-либо, мы просто находимся с физическим, материальным миром – с таким, какой он есть.

У. Г.: Именно с таким, какой он есть. Если у тебя нет вообще никаких идей или образов относительно нирваны, то ты и не будешь о ней беспокоиться.


Барри: Да, я вижу, что это все основано на разного рода намерениях: будь то намерение достичь нирвану стать успешным бизнесменом или что-либо еще.

У. Г.: Когда со слова "намерение" убирается психологическое наполнение, остается только намерение, но оно уже другое. Это будет как то намерение уехать из этого холодного места в более теплое.

Для меня "намерение" – просто слово. В нем нет психологического наполнения. Я использую это слово, когда хочу сказать, что мне нужно уехать из этого холода или поехать в Италию или Индию. Вот и все. Зачем мне ехать, что я благодаря этому получу – всех подобных ожиданий и тревог не существует.


Барри: Вы имеете в виду что живете в соответствии с обстоятельствами – что бы ни произошло, вы с этим и пребываете?

У. Г.: Да, пребываю.

Барри: Намерение – еще одно название мотивации, не так ли? Возможно ли жить без мотивации? Вся наша жизнь ведь основана на какой-то мотивации, верно?

У. Г.: А вы знаете какой-нибудь другой способ понимания жизни? Так как вы его не знаете и так как для вас единственный способ понять эту жизнь – посредством мотивации, жизнь стала для вас проблемой. Однако некоторые говорят, что существует способ рассматривать жизнь и без мотивации. Откуда вы это знаете? Вы не можете этого знать. Вы можете лишь представлять, догадываться. Поэтому вы создаете жизнь без мотивации и ловитесь на это, и вы постоянно пытаетесь что-то сделать с мотивацией. Возможно, и нет никакого другого способа жить – вот все, что вы знаете. Если это отбросить, тогда вы с мотивацией – одно. Тогда есть шанс постичь мотивацию, и через этот процесс вы, возможно, постигнете жизнь.

Жизнь без мотивации существует. Когда оказываешься в этом состоянии бытия, постигаешь, что нет никакой вершины, никакой долины и что у жизни вообще нет никакой мотивации. Жизнь – это проживание. Но когда вы задаете вопрос "как?", это создает все эти проблемы и всякие осложнения.

Барри: Да, если бы мы могли легко устранить все эти идеи, мотивации и прочее, и могли бы смотреть на вещи так, как вы описываете, мы всегда были бы только в настоящем, только в "сейчас", и были бы вместе с этим движением.

У. Г.: Пока ум направляет жизнь, это невозможно. Это всего лишь концепция, идея, образ. Но если бы этого образа или идеи не существовало, что бы вы делали?

Барри: Жил бы. ..

У. Г.: Просто жил бы. И есть ли мотив, или его нет – и то и другое не проблема.

Барри: Да, это великая истина, которую высказывали Дж. Кришнамурти, Будда и другие. Но когда ее превращают в идею и в идеал, тогда это становится для нас проблемой. Это понятно.

У. Г.: Это ум создает все эти идеи, и этот ум не может так просто от всего этого избавиться. Сначала мы стараемся создать этот образ, а затем – устранить его.

У. Г. Кришнамурти: У меня осталось только это тело. А это тело внезапно обнаружило себя совершенно другим. Когда я оказался на этом уровне, выяснилось, что здесь нет ничего, кроме этого тела, а этот парень (ум) – некий поверхностный персонаж, который иногда появляется. По-видимому, он вообще не существует. И хотя кажется, что он – центр всей деятельности, я не могу ни обнаружить его, ни взаимодействовать с ним. Так что с этим покончено – это полностью ушло. Этот парень (ум, "я") – исчез сам по себе, и я остался с этим телом, которое трансформировалось в совершенно новое тело. Оно больше не инструмент того парня, который этим управлял.


Виктория: Но где сейчас находится этот парень (это "я")?

У. Г.: Этого парня больше нет. Он столько раз пытался вернуться, но это невозможно. Он не может вернуться. Сами реакции стали другими – реакции нервной системы, физические реакции, все сейчас другое. Не знаю, управляет ли какая-то другая сила этим инструментом. Все это не мои проблемы. Если есть некая высшая сила, которая действует через меня, то может, это и хорошо. Это тело можно использовать как инструмент. Тело себя усовершенствовало – не потому, что я это сделал, а потому, что оно каким-то образом само себя трансформировало.

Это не мои вопросы. Я никогда не задаю таких вопросов. Единственное, что я осознаю: есть эта потрясающая энергия, которая все время движется. Пульс, биение и сила живого качества жизни, творческая энергия внутри меня – это единственное, что я осознаю и чему не могу дать определение. Я не могу дать этому определение, как и не могу найти этого парня ("я"). Эта энергия жизни – нечто, куда мысль не может проникнуть и познать.


Хислоп: Вы говорите, что не можете найти этого парня, и при этом утверждаете, что он исчез.

У. Г.: Я думаю, он просто исчерпал все свои силы и исчез. Мы давно уже заключили, что этот парень не существует, теоретически. Но это более глубокое переживание – самоформирование. Это не умозаключение. Давным-давно мы сделали вывод, что, возможно, и нет никакого центра. Нет мыслящего, есть только мысли. Мы приняли все это, или поставили под сомнение, или пришли к собственным выводам. Но мыслящий постоянно находится там. Так что мыслящий, который пытается понять, существует ли он вообще, нерелевантен. Если мыслящий существует, то какого черта он сам себе задает этот вопрос? Так что это парадокс. Если мыслящий существует, почему он ставит под вопрос собственное существование? Дж. Кришнамурти или кто-то другой может сказать, что он существует, и вопрошать: "Существую ли я вообще?" Вопрос абсурдный.

Так что я спрашиваю: "Откуда вы знаете, что существуете?" Я вовсе не знаю, живу ли я. Я не могу сказать, жив я или мертв. Это так трудно.


Хислоп: Да, мыслящий, ставящий под вопрос собственное существование. .. Это кажется абсурдным.

У. Г.: Я думаю, тот, кто задавал этот вопрос, понял, что это его никуда не привело. Так в чем же был смысл этого вопроса? Он просто там находится, и все. Так что все мои попытки обнаружить его закончились, вот и все. Если он там, то он там. А если нет, то нет. Это мое полное оставление. Я смог увидеть абсурдность попытки задавать такой вопрос. Для того, кто задает этот вопрос, он постоянно актуален, постоянно формулируется. Так давайте я его там и оставлю. Вы никогда не найдете ответ. Зачем же тратить на это время?

Хислоп: Это замкнутый круг. Пытающийся поставить под вопрос этот вопрос никогда не найдет ответа.

У. Г.: Он никогда не найдет ответа. Когда я говорю, что не нужно тратить время на метафизические вопросы, не имеющие ответа, это не некое заключение, к которому я пришел. Дело не в этом. Я думаю, что настоящая сущность внутри, которая пыталась все это делать, осознала абсурдность ставить под вопрос само существование того, кто задает этот вопрос.


Виктория: Сам вопрошающий придавал этому вопросу энергию?

У. Г.: Все время. Так что все эти вопросы являются вопросами этого вопроса. С моей стороны больше не предпринимается попыток узнать, могу ли я получить для себя какие-то ответы. Все мои переживания ни к чему меня не привели. Они вели меня по ложному пути, и все, что у меня осталось, – этот вопрос. Но на это ушло много времени – он не исчез за одну секунду. Нет смысла тратить еще больше энергии; что бы ни случилось, я готов к последствиям.

Так что я не бросился бежать назад. Я не сделал ничего – ни в каком направлении. Я просто жил как животное. Есть голод – вот и все. Никакого сексуального желания. Возможно, оно находилось в дремлющем состоянии. Все, что мне было нужно, – еда. Было не важно, что люди обо мне думают, – как сказали бы психологи, я полностью потерял связь с реальностью. Я не знал, что я делаю и что говорят люди. Это было своеобразное состояние, и оно длилось несколько лет. И потом оно по-своему развивалось. И вдруг – бац! – вопрошающий исчез. Это было потрясающе – и необходимо. Не знаю, произошло бы это при других обстоятельствах, но так случилось, что я был там, когда Дж. Кришнамурти это сказал. Это произвело на меня очень сильное впечатление – что есть сравнивающее состояние ума? Пытается ли вопрошающий понять себя? Он никогда не поймет, так как он сам и есть вопрошание. Со всем этим покончено.

Хислоп: Какое-то время назад вы сказали, что осознали: личность, вопрошающая о своем существовании, сама им (вопрошанием) и является?

У. Г.: Да. Отставьте ответы в покое. Я могу получить ответ от себя самого или кого-то другого, но это не важно. Здесь основной фокус на вопросе, а не на ответе.


Хислоп: И затем вы это обнаружили?

У. Г.: Я – вопрошающий – обнаружил абсурдность этого вопрошания, когда ставят под вопрос само существование вопрошающего.


Хислоп: И затем вы увидели и все остальные вопросы и оставили ответы, так как все они по сути одно и то же?

У. Г.: Они были вариациями одного и того же вопроса – того же вопроса в разных формах.


Хислоп: И вы ясно это увидели?

У. Г.: Очень ясно. Но вопрошающий все еще продолжал… но он был уже на заднем плане. Я сидел там на выступлении Дж. Кришнамурти, и со мной ничего не происходило. Будто каждое слово, которое он произносил… Это было очень интересное переживание. Его слова очень сильно на меня воздействовали, но я не знал, что он говорит. Это было похоже на отражающую способность зеркала – слова или отскакивали обратно к нему, или производили какой-то звук. Они вообще ничего для меня не значили. Так как я оказался в Саанене, я ходил на эти встречи, когда у меня было настроение.


Виктория: И в этом осознавании был разум.

У. Г.: Это осознавание – само сознание. Это чистое сознание, лишенное всех его, так сказать, загрязнений.

Жизнь есть сознание, сознание есть жизнь; сознание есть осознавание. Что же это, что осознаёт жизнь? Я правда не знаю.

Жизнь осознаёт собственную невероятную глубину, или, как говорит Дж. Кришнамурти, свою собственную необъятность.


Виктория: Это как раз то, что я хотела спросить.

У. Г.: Так как внутри меня нет задающего этот вопрос, он меня больше не интересует. Я больше не задаю никаких вопросов. Иногда возникает вопрос: а что осознаёт? Ты осознаёшь этот вопрос, и он вновь исчезает. Так почему же ты опять задаешь вопрос? Иногда этот вопрос возникает во мне. До этого момента присутствует осознавание.

А затем я вхожу в состояние, где даже этого сознания нет, однако что-то осознает.

Тут я осознаю какую-то возникшую мысль, и эта мысль уничтожается. Само осознавание разрушает мысль.

И затем я впадаю в такое странное состояние, которое по сути является процессом смерти. Это процесс умирания, и он занимает ровно сорок восемь минут. Она происходит каждый день, эта смерть, а затем возвращаешься.

Это прекращение любого сознания, тело деревенеет, лицо синеет, как в процессе умирания. И затем там что-то происходит. Все становится таким неактивным, что осознавание исчезает.

Это не состояние [глубокого] сна.

Когда я выхожу из этого состояния, иногда присутствует такое удивительное ощущение; тело становится таким напряженным – напрягается каждый мускул. Здесь также много припухлостей, их называют "тысяча лепестков".

Хислоп и Виктория рассматривают эти припухлости на лбу У.Г., где находится шишковидная железа, аджня-чакра, или "третий глаз". Эти припухлости, или шишки, похожи на лотос с тысячью лепестками, поэтому их называют сахасрарой.

Согласно кундалини-йоге, она считается самой "тонкой" чакрой во всем организме, которая связана с чистым сознанием, и именно от этой чакры расходятся и все остальные.

Сахасрара символизирует отстраненность от иллюзии. Это необходимый элемент в обретении единства с Богом, или высшим осознанием истины, что одно является всем и всё едино.

Позже У. Г. прояснил, что когда исчезает вмешательство мысли, или "я", то именно эта железа начинает управлять функционированием тела. Именно эта железа, а не мысль, дает телу указания и приказы. Поэтому ее, наверное, и называют аджня- ("командной") чакрой.

У. Г. Кришнамурти: Так что это состояние трансцендентности. Посмотрите на эту припухлость; тысяча точек вздуваются, так как к ним приливает кровь, что запускает другой ритм дыхания, так как ей нужен кислород. До этой стадии я наблюдаю – я все осознаю. Ей нужно качать все больше и больше кислорода в мозг, иначе – конец. Все тело так напряжено, каждый мускул и каждая клетка. Все тело подобно трупу. И затем Валентина сказала: "Ты стал прямо как камень". Стал похож на каменные статуи Будды. Но при этом присутствуют мозговые волны, а также пульс и сердцебиение. Это единственное, что у меня есть в тот момент, – движение волн и биение пульса. Затем они замедляются и практически исчезают. Когда я дохожу до этой точки, что-то происходит. Это не [глубокий] сон. Так как когда спишь, то в какой-то момент проваливаешься в сон, а здесь проваливание отсутствует. Запахи, звуки – все исчезает, однако что-то осознаёт что-то.

Поэтому когда я выхожу из этого состояния, присутствует полная расслабленность; вы можете назвать это состоянием блаженства или чем хотите. Это не что-то, что я могу вызвать. Представьте, что бы мы сказали сами себе: "Сейчас тебе приснится прекрасный сон". Это невозможно себе приказать. Теперь я начинаю выяснять – когда же я сплю? Существует ли такая вещь, как сон? Я сплю или бодрствую? Я не знаю разницы. Я теперь практически не сплю. Так что я не знаю, когда я сплю, а когда бодрствую. Иногда мне снятся сны, но очень редко. И эти сны совершенно дурацкие и бессмысленные. Внутри меня нет никаких образов. Я соотношу разговор с конкретным человеком и решаю, что именно с этим человеком в данный момент разговариваю. Но сны очень редки; обычно их нет. Так что предположение, что нужно спать, чтобы снились сны, неверно. Нет нужды видеть никаких снов, так как каждое переживание заканчивается здесь.

Оно не оставляет никаких семян, так что нет никакого накопления; нет необходимости в уме. Куму просто не обращаются – никогда. Тело, как кажется, расслабляется всего часа на два. Остальное время – уже не сон. Но часа два, как кажется, оно отдыхает. Иногда это меня интригует, и я спрашиваю себя, почему это так. Но когда вопрос возникает, осознавание сжигает его. Этот процесс продолжается независимо от того, сплю я или бодрствую.

Сейчас я разговариваю. Это трансцендентное состояние. Нет того, кто бы производил эти идеи, – я описываю состояние, которое непроницаемо для мысли. Это продолжается долго, и когда оно, как кажется, себя истощает, меня вновь втягивает в то состояние. Так что это постоянный процесс. У него есть собственный ритм; все это мне неподвластно; у меня нет контроля, и я не могу ничего с этим поделать.


Хислоп: Но когда выходите из этого состояния, вы ощущаете радость?

У. Г.: Нет, это нельзя назвать ни радостью, ни чем-либо другим. Это совершенно иное состояние. Когда я из него выхожу, я сразу же делаю то, что здесь есть для меня.


Хислоп: А сейчас вы не в этом состоянии?

У. Г.: Нет. Меня наполняет внимательность. И я пытаюсь что-то до вас донести. Я не переживаю это – когда я это переживаю, я не могу с вами разговаривать. Это невозможно. Это нечто, что я пережил и что не имеет никакой ценности даже для меня. То, что я пытаюсь до вас донести, – мертвая вещь.

Хислоп: Вчера вы сказали, что вы все время этим наслаждались. Так наслаждались?

У. Г.: Да, я наслаждаюсь всем, что делаю.


Хислоп: Так что в каком-то смысле экстаз претворяет в жизнь, когда вы в таком состоянии.

У. Г.: Но кто наслаждается? Нет никакого наслаждающегося. Есть просто состояние наслаждения, независимо от того, что я делаю. Если я говорю, я наслаждаюсь этим. Иначе я бы не говорил. Не то чтобы я получаю от этого удовольствие или пытаюсь до вас что-то донести. Я вижу невозможность что-либо донести. Возможно, это похоже на пулю – она может вас сильно задеть. Так как слово обладает собственной скоростью. Ни одно слово не создается мыслью. Это чистая и простая деятельность чувств. Память предоставляет слова, голосовые связки предоставляют звук, и это описание живого переживания, испытанного всего несколько минут назад. Я просто описываю это состояние, вот и все. Оно обладает живым качеством и собственной скоростью. Если оно попадает в цель и сильно задевает, то задевает. Если нет – то нет. Я ничего от этого не ожидаю. Так что это также удовольствие.

Я могу продолжать это делать часами. Это значит, что в процессе задействовано много энергии. В тот момент, когда я иду отдыхать, начинается процесс обновления. У него собственный ритм, собственный механизм восстановления, и он все делает сам. Это слаженно работающий механизм. У него есть собственный разум. Я этого вообще не понимаю. У меня нет способа понять, что это за разум. Это тот же самый разум, создавший Вселенную. Так что все вопросы на тему "кто и почему создал, где источник и что произойдет дальше" – лишь глупые вопросы ума. Как это можно понять?

Мысли просто не могут проникнуть в эту область. Я могу описать, чем это не является. Когда же я подхожу к тому, чем это является, я уже нахожусь в том состоянии. А когда я в том состоянии, я не могу ничего сказать о том, чем оно является. Если я использую слова "любовь", "истина" или "красота" – сатьям, шивам, сундарам – то мне кажется, что я это загрязняю; искажаю и разрушаю суть этого, так как словами этого не описать. И если я использую слово "любовь", то должен оговориться, что это не та любовь, которую вы имеете в виду, произнося это ужасно искаженное слово. А если это ни то и ни это, то что же?

Так что просто сидишь в безмолвии. Это безмолвие может на кого-то повлиять – возможно, оно также заставит замолкнуть и мысли других. Я не знаю, как это происходит, но это безмолвие обладает собственной силой. Это подобно тому, как я осознаю все это целиком, это все равно что дойти до края вселенной. Что бы я ни говорил, слова и их звуковые волны проникают до самого конца. Речь может ослабевать и звучать тише, это не имеет значения. Но это не может ослабеть, так как это нечто удивительное. Абсурдно называть это энергией. Оно ничего не имеет общего с энергией, или тем, что индуисты называют такта. Это нечто иное и его невозможно передать словами.


Хислоп: Мне кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, говоря, что это невозможно объяснить.

У. Г.: Поэтому я начинаю ощущать, что глупо даже пытаться это сделать. И вместе с тем есть ощущение, что раз есть это состояние, то разговоры о нем могут пробудить в людях интерес – им станет любопытно, насколько это возможно. Врачи очень заинтересовались и захотели узнать об этом побольше. Безусловно, вы можете подходить к этому с точки зрения медицинской науки, если вам удастся это изучить. Возможно, когда-нибудь вы откроете лекарство, которое приведет человека в такое состояние. Однако нет гарантий, что вам это удастся. Возможно, вы тем самым уничтожите клетки мозга. Кто знает?

Хислоп: существует ли мыслящий?

У. Г.: Мыслящий существует. Почему я ставлю его существование под вопрос? Многие говорят, что его нет, однако здесь он существует. Почему я ставлю это под вопрос? Я точно знаю, что этот парень существует.


Хислоп: Мне кажется, вы сказали, что существует мыслящий или нет, было глупо. ..

У. Г.: Я сам старался сделать все возможное для того, чтобы найти его и то место, в котором он находится, и мне это не удалось. Но несмотря на это, он существует. Говорят, что его нет. Но для меня он есть. Я сделал все, чтобы найти его местонахождение, и я все время двигался по кругу. Однако отрицать его существование глупо, ибо он там. Почему говорят, что его нет?


Хислоп: Но вы сказали, что для мыслителя спрашивать, существует он или нет, – абсурд…

У. Г.: Абсурдно продолжать это делать, так как ответа не найти.


Хислоп: В вашем нынешнем состоянии, думаю, я вижу, что это невозможно. Думаю, это действительно так.

У. Г.: Я думаю, что взаимодействую. Я никого не обвиняю. Я постоянно взаимодействую – каждый момент моей жизни, где бы я ни был, – не осознавая, сижу я или двигаюсь, или разговариваю, независимо от того, чем я занимаюсь. Это похоже на цветок; его аромат всегда присутствует.

Вам кажется, что есть нечто, чего нужно добиться, что нужно совершить, во что нужно войти. Но на это просто случайно натыкаются. В этом и вся его простота. Но вы не можете продублировать мою жизнь; моя биография не имеет никакой ценности! То, что я сделал или не сделал, не имеет значения. Однако в моем случае была интенсивность, мощь. Она необходима. И серьезность необходима. Если ее нет, не прикасайтесь к этому. Как вы сказали, ложные мантры уничтожат и его, и нас. В любом случае таково было мое открытие. Возможно, завтра я скажу что-то иное.

Вам не удастся узнать источник мысли. Вы никогда не узнаете, как возникает мысль. Единственное, что вы знаете, находится внутри вас, – как возникает мысль, но не источник мысли. Точно так же, вы никогда не узнаете источник жизни; не узнаете, как она зародилась. Ученые могут создать формулу в лаборатории и они могут создать монстров, но это не одно и то же.


Хислоп: Они говорят, что уже сделали это открытие.

У. Г.: Правда? Но открытое ими они хотят использовать в лечебных целях или с целью модифицировать, изменять, разрушать. Это не созидание. Созидание – это создание чего-то момент за моментом. Видите ли, это всегда созидательно. Это созидательная энергия – эта шакти, или энергия, создавшая эту Вселенную. Ты – часть того и ты и есть то. Разделенность исчезла. Если есть потребность, она, возможно, выразит себя в созидании. А если потребности нет, потребности нет.

Почему я это говорю? Это единственное, что индивидуальность может и должна сделать. И затем ты становишься каналом для того, что является источником, что бы это ни было – вы называете это Богом, Господом, Ишварой и тому подобным. Имя не имеет значения. Источник – я предпочитаю называть это энергией жизни – есть сама жизнь. Даже если твое тело уйдет, жизнь не разрушится. Как жизнь может быть разрушена? Жизнь обладает непрерывностью, а ум нет. В этом и трудность. На самом деле здесь нет никакой непрерывности. Это ложная непрерывность – в ней всегда существует пробел. Между этими двумя вещами всегда есть пробел. Кажется, что нить проходит через все эти бусины. Но на самом деле нет никакой нити, но то, как они все вместе крепятся, – вот что интересно.

Хислоп: Хорошо, вы сказали, вам удалось прояснить идею о личности.

У. Г.: Личность, центр, или эго, "я" или как там оно еще называется – плотно закутана.


Хислоп: Это идея?

У. Г.: Идея. Это просто идея. Я не знаю, жив я или мертв. Я не могу сказать. Если вы у меня спросите: "Ты жив?" – я на самом деле не знаю. Таков ответ. Возможно, это звучит глупо и неправдоподобно. Но если я задам вам этот же вопрос, на него будет очень трудно ответить. Вы сами это обнаружите. Откуда вы знаете, что вы живы?


Хислоп: Я понимаю, почему трудно ответить на этот вопрос.

У. Г.: Да. Откуда вы знаете, что живы?

Виктория: Иногда я чувствую, будто через мой мозг проходит какой-то ток.

У. Г.: Это электричество. Физиологи, изучающие мозг, измерили это электричество. Они говорят, что человеческий мозг и тело производят около 10–12 ватт электричества .

Они также когда-нибудь обнаружат, что оккультисты и йоги сказали то же самое, только другими словами. Обычно вокруг тела существует магнитное поле шириной в четыре пальца. Это электромагнитное поле. Но сегодня у них нет способа это измерить. Однажды они, возможно, обнаружат все то, о чем говорили йоги. Не то, о чем некоторые из этих парней писали – про ауру и чакры с разными цветами и всякую подобную чепуху. Все это не так. Цвета, которые они визуализируют, и всякие сложные рисунки не имеют никакого отношения к чакрам.

Все это основано на их собственных фантазиях. Они визуализируют чакры в разных цветах. Цвета есть – синий, черный, – но не так, как их показывают в книгах, где цвета такие яркие. Итак, возвращаясь к предмету нашей беседы…


Виктория: Да, вы также говорили об электричестве в теле…

У. Г.: Да, электричество. У нас вокруг тела проходит магнитное поле шириной в четыре пальца. В медитации сознание расширяется, ты обнаруживаешь, что буквально "взрываешься", и оно расходится во все стороны. Это ничто; это просто сознание расширяется. Но здесь сознание беспредельно.

Выхода нет.

В — Вот послушай, Нисаргадатта Махарадж говорит:

«Однако сознание, личное или универсальное, не является моим истинным обиталищем, я не в нём, оно не во мне, в нём нет «меня». Я за его пределами, хотя нелегко объяснить, как можно быть и не сознательным и не бессознательным, а просто вне того и другого. »

А теперь подумай: как это может быть?

О — Никак, это выдумка, на которую поведется тот, кто очень сильно хочет БЫТЬ, существовать, и не важно под каким соусом. Это как попугай из анекдота говорил, что он согласен хоть тушкой, хоть чучелом, но нужно сваливать с этого Советского союза.

Ты разве не видишь что при этом подходе есть кто-то за пределами сознания и есть само сознание? Т.е. налицо двойственность и при этом они все кричат о НЕ ДВОЙСТВЕННОСТИ.

Не говоря уже о том, что должно ж что-то определить, что другое кто-то находится за пределами. Т.е. это типичные игры мысли.

Это «лекция для колхозников». То, о чем он говорит, невозможно. Однако люди ведутся, потому что очень хочется всего этого и не важно, что это на самом деле фокусы-покусы. «Достигнем этого» — говорят они, «а там уж посмотрим, что к чему.»

Можно употребить наркотик и обнаружить для себя и не такие вещи! Но какая с этого польза? Это все самообман. Мысль хочет узнать непознаваемое. Вот суть всех духовных поисков.

Мысль создает ИСКАТЕЛЯ, который надеется найти себя ВНЕ мысли. Пока это не будет понято, будет продолжаться вся эта «кухня для колхозников».

Т.е. люди хотят того, чего нет и рано или поздно некоторые из них это получают путем самообмана и после этого продолжают дурить других для того, чтобы удержаться в рамках этого самообмана.

Девиз здесь такой: «обмани себя и других и ты получишь то, чего хочешь». Это срабатывает, но находятся те, кто видит все это, как ложное. Мысль не сможет никогда обмануться навечно, потому что другая мысль ей укажет на этот обман рано или поздно.

Дело в том, что нечего обнаруживать ВНЕ воспринимающего аппарата того, кто обнаруживает. Т.е. человек воспринимает только то, что ему «демонстрирует» воспринимающий аппарат. Фактически он и есть только этот воспринимающий аппарат, а ВОСПРИНИМАЮЩЕГО не существует. Воспринимающий возникает, как приложение к процессу восприятия.

Разделение на воспринимающего, восприятие и воспринимаемое ложно. Есть только движение мысли, которое и создает иллюзию существования 3x.

Но нет в мире ничего выделенного – ни субъектов, ни объектов; разделение появляется в результате появления мысли, создающей субъекты, объекты и всю сопутствующую философскую чушь.

Сначала мысль создаёт «я», после чего, преломляя через эту мысль всё остальное, создаёт окружение – точно такие же мысли, а правильней сказать, мысль лишь по- другому себя называющую…

Никакого хозяина у мышления нет.

Однако, мышление не свободно в своем движении, как не свободна тень.Тень пляшет не сама по себе, а потому что движется объект, ее отбрасывающий.
Таким же образом движется и мышление.
Мы, будучи мышлением, не можем на него влиять в такой степени, чтобы СУЩЕСТВЕННО его изменить.
Это как уборщица, вытирающая тряпкой следы посетителей магазина. Она может начать свою работу с одного или с другого следа, но сделать так, что следов больше не будет, она не может.

Т.е. мышление протекает независимо от самого мышления. Природа у него «механическая», вызов — реакция, вызов — реакция. При этом само мышление и реагирует. Нет того, кто реагирует.

Человек есть это движение мысли и нет никакой отдельной от него вселенной, которой он управляет или не управляет.

Только наш разговор и создает это вымышленное «то, неизвестно что». Без разговоров о «нем», «его» нет.


Я не знаю, как может существовать вещь, о которой нельзя подумать. Без мысли нет ничего. Нет никаких вещей, имеющих независимое от мысли существование.

Сказать, что что-то существует, означает использование мысли. Без мысли некому говорить о существовании чего бы то ни было.

Мы в нашем разговоре как раз и пользуемся мыслью, чтобы говорить о том, что существует нечто БОЛЬШЕЕ, чем мысль. Это большее не может существовать, потому что мысль тут же сделает его своим(частью себя).

Т.е. верить в существование чего-то, что не обладает никакими характеристиками абсурдно. Это недоразумение.

Кроме того, это что-то, что не обладает характеристиками, не может быть как-то использовано. Оно не имеет никакой ценности, разве что в качестве товара для недалеких людей.

Человек «купивший» эту «вещь без характеристик», не будет знать, что с ней делать. Это абсолютно бесполезная штука. И выкинуть ее нельзя, потому что ее нет и нечего выкидывать.

Если человек утверждает о существовании какой-то вещи, то он это знает.Он знает, что эта вещь существует.

Каким образом можно знать о существовании вещи, о которой нельзя знать ничего?

Каким образом можно знать то, что нельзя знать?

Что можно сказать о человеке, который утверждает, что знает такую вещь, о которой знать ничего нельзя?
Он занимается самообманом.
Зачем он это делает?

Желание существовать, как «чистый субъект», настолько велико, что отвергает весь фактический материал, который есть в его распоряжении. Буратино хочет закапывать деньги и получать плоды. Любые доводы бесполезны.
Каков выход?
Выхода нет.

Ошибка просветления


Люди называют меня «просветленным» – я не выношу этого определения – они не могут найти другого слова, чтобы описать то, как я функционирую. Я вместе с тем отмечаю, что просветления как такового вообще не существует. Я говорю это, потому что всю свою жизнь провел в поисках, я хотел стать просветленным, но обнаружил, что просветления вообще нет, так что не возникает и вопроса о том, является ли какой-то определенный человек просветленным или нет.

Мне плевать на Будду, жившего в VI в. до нашей эры, а тем более на всех прочих претендентов, что есть среди нас. Это кучка эксплуататоров, наживающихся на человеческой легковерности. Нет никакой силы вне человека. Человек создал Бога из страха. Так что проблема в страхе, а не в Боге.

Я открыл сам для себя, что нет никакого «Я», которое нужно было бы осознавать, – вот осознание, о котором я говорю. Оно приходит, как тяжелый удар. Оно потрясает тебя, как удар молнии. Ты поставил все на одну карту, на осознание своего «Я», и в результате вдруг обнаруживаешь, что нет никакого «Я», которое надо обнаружить, нет никакого «Я», которое надо осознать, – и ты говоришь себе: «Какого черта я делал всю свою жизнь?» Это просто взрывает тебя.

Со мной всякое происходило – понимаешь, я прошел через это. Физическая боль была невыносимой – вот почему я говорю, что тебе это действительно не нужно. Если бы я мог дать тебе взглянуть на это, прикоснуться к этому – тогда тебе бы вообще не захотелось касаться этого. То, что ты преследуешь, не существует; это миф. Ты бы не захотел иметь ничего общего с этим.


У. Г.: Видишь ли, я подчеркиваю, что – я не знаю, как бы ты это ни назвал; я не люблю использовать слова «просветление», «свобода», «мокша» или «освобождение»; все эти веские слова имеют свой собственный подтекст – этого нельзя вызвать никакими усилиями с твоей стороны; это просто случается. И почему это случается с одним человеком, а не с другим, я не знаю.


Вопрошающий: Итак, это случилось с вами?

У. Г.: Это случилось со мной.


В: Когда, сэр?

У. Г.: Когда мне было сорок девять. Но что бы ты ни делал, чтобы приблизиться к тому, чего ты ищешь, это стремление или поиск истины или реальности уводит тебя от твоего собственного естественного состояния, в котором ты всегда находишься. Это не является чем-то таким, чего ты можешь добиться, обрести или достичь в результате твоих усилий, – вот почему я использую слово «беспричинный». У этого нет причины, но каким-то образом поиск прекращается.


В: Вы полагаете, сэр, что это не есть результат поиска? Я спрашиваю, потому что слышал, что вы изучали философию, были связаны с религиозными людьми…

У. Г.: Понимаешь, поиск уводит тебя от себя – у него обратное направление – он не имеет никакого отношения к этому.


В: Это случилось вопреки, а не благодаря ему?

У. Г.: Вопреки – да, именно так. Все, что ты делаешь, не позволяет тому, что уже есть, выразить себя. Вот почему я называю это «твоим естественным состоянием». Ты всегда находишься в этом состоянии. Поиск мешает выразиться по-своему тому, что есть.

Поиск всегда имеет неверное направление, так что все, что ты считаешь очень глубоким, все, что ты считаешь священным, представляет собой загрязнение в этом сознании.

Вряд ли тебе понравится (смеется) слово «загрязнение», но все, что ты считаешь священным, святым и глубоким, – это загрязнение.

Итак, ты ничего не можешь сделать. Это не в твоих руках. Я не хочу использовать слово «милость», потому что если говоришь «милость», тогда чья милость?

Ты не специально избранный индивид; ты получаешь это, не знаю почему.

Если бы это было возможно для меня, я бы мог помочь кому-то. Это нечто, чего я не могу дать, потому что у тебя есть это. С чего бы мне давать это тебе? Смешно просить то, что у тебя и так есть.