Экзистенциализм (серьёзный юмор)

Я снова провинился

я сделал музыку потише
убавил свет одернул тюль
и слушал как уходит в вечность
июль

Кисычев

— простите, ваш покой нарушу!
— а кто ты, дядя, объяснись?
— вы продаёте вашу душу?
— вот ты исполнил заебись,
ебать, ты чёрт!
— да что-то вроде,
уполномоченный подлец!
и как там говорят в народе? —
у вас товар — у нас купец.
— хорош, ты гонишь. в смысле душу?
— в прямом. режим: вопрос — ответ.
ты долбишься сегодня в уши?
вот так понятней или нет?
— да понял. продаю, короче,
до этого не продавал.
— не продавал? а, помнишь, ночью
ты притащил её в подвал?
— она сама хотела!
— басни.
— она сама!
— дружок, остынь,
становится огнеопасней,
но мы дойдём и до пустынь.
а началось с той кошки в школе —
тогда ты подыскал подвал.
пока там кто-то трахал Олю,
ты равнодушно убивал.
как там в народе: бог всё видит,
и что посеешь,то пожнёшь?
народ не жаден на эпитет,
когда ты всаживаешь нож.
ты думаешь увидеть Китеж,
но погружаешься в подвал,
где ты с восторгом ненавидишь,
все тех, кого за жизнь собрал.
я пленных видел за решёткой,
и даже видел их удел.
вот думаю — пацанчик чёткий,
пострел, расстрел, везде поспел.
и в завершенье видел Олю,
ты притащил её в подвал.
— ну чё, и сколько?
— глупый что ли?
я ничего не покупал,
я всё по праву забираю —
по праву силы.
— что?!
— прикинь?
мы от несбыточного рая
дошли до пыточных пустынь.
— эй, дядя, что тут происходит?
— тут происходит только боль.
ну как там говорят в народе?
добро пожаловать, хлеб-соль.

Кисычев

когда больше не можешь защититься от окружающей действительности, ты начинаешь прятаться в прошлом. проваливаешься во время на глубину, ищешь там воспоминания, которые тебя спасут. а их нет. ну т.е. ещё несколько лет назад были, а теперь здесь только стайки испуганных рыб, ты погружаешься ещё глубже в абсолютный мрак. неспешно проплывёт какая-нибудь рыба-фонарь, подсветит тебя маленького с мороженым и этой неподдельной улыбкой, а дальше картинка дёрнется, начнутся помехи, белый шум, тьма. ты беспомощно барахтаешься в этой абсолютной пустоте и не понимаешь, что дальше: плыть обратно к поверхности или лечь на дно. выхода нет ни там, ни там, потому что решение внутри тебя, ты его просто не нашёл, потому что внутри та же тьма, что и снаружи. с восторгом и ужасом начинаешь это понимать, когда твои легкие уже заливает вода.

Кисычев

смерть ждёт трамвая
на Патриарших,
она не верит,
что мы возможны.

нас закрывают
под звуки марша
тяжелой дверью
с замком надежным.

в пространстве тёмном
живые стены:
они смеются,
они кусают.

нам слишком стрёмно,
мы режем вены
и ждём инструкций,
как выжить с краю.

а мы могли бы
в московском небе
в своём протесте
кружить в июле,

но кто-то выбыл,
а кто-то не был,
и вот мы вместе
легли под пули

шального лета
поодиночке.
нас закрывают
под звуки марша,

и жизнь без света
дошла до точки.
смерть ждёт трамвая
на Патриарших.


Кисычев

я в снах, я в облаке над крышей,
я шумный городской проспект,
я Блок, я Пастернак, я Рыжий,
я твой восторженный респект.
я жизнь, ломающая камни,
я натяженье тетивы.
я головой ломаю ставни
в страну заёбов головы,

где вместо снов одни кошмары,
гроза и тёмный коридор.
здесь прозаично санитары
меня потащат за забор,
и по колдобинам с задором
под речь великого вождя
домчат с мигалками на скорой
в страну печали и дождя.

привяжут мыслями к кровати
и по приказу главврача
предложат голову к оплате
и способ выбрать палача.
и мне останется смириться
с тем, что смиряться не хочу.
а дальше перейти границы
и плюнуть в морду палачу.


Кисычев