Тема Смерти в поэзии

Иван Никитин

Невидимой цепью
Жизнь связана тесно
С таинственной смертью.
И в самом начале
Зародыша жизни
Сокрыта возможность
Его разрушенья,
И в жалких остатках
Ничтожного праха
Таятся начала
Для будущей жизни…
Так годы проходят
И целые веки,
И все поглощает
Могущество смерти,
Всегда оставаясь
Источником жизни;
И так существует
Доселе природа,
Служа колыбелью
И вместе могилой.

Эдуард Асадов

Пока мы живы, можно всё исправить,
Всё осознать, раскаяться, простить.
Врагам не мстить, любимым не лукавить,
Друзей, что оттолкнули, возвратить.

Пока мы живы, можно оглянуться,
Увидеть путь, с которого сошли.
От страшных снов очнувшись, оттолкнуться
От пропасти, к которой подошли.

Пока мы живы... Многие ль сумели
Остановить любимых, что ушли?
Мы их простить при жизни не успели,
И попросить прощенья не смогли...

Когда они уходят в тишину,
Туда, откуда точно нет возврата,
Порой хватает нескольких минут
Понять – о, Боже, как мы виноваты!

И фото – чёрно-белое кино.
Усталые глаза – знакомым взглядом.
Они уже простили нас давно
За то, что слишком редко были рядом,

За не звонки, не встречи, не тепло.
Не лица перед нами, просто тени...
А сколько было сказано "не то",
И не о том, и фразами не теми.

Тугая боль, – вины последний штрих, –
Скребёт, изводит холодом по коже.
За всё, что мы не сделали для них,
Они прощают. Мы себя – не можем...

К. К. Случевский (1837-1904)

НА КЛАДБИЩЕ

Я лежу себе на гробовой плите,
Я смотрю, как ходят тучи в высоте,
Как под ними быстро ласточки летят
И на солнце ярко крыльями блестят.
Я смотрю, как в ясном небе надо мной
Обнимается зелёный клён с сосной,
Как рисуется по дымке облаков
Подвижной узор причудливых листов.
Я смотрю, как тени длинные растут,
Как по небу тихо сумерки плывут,
Как летают, лбами стукаясь, жуки,
Расставляют в листьях сети пауки...

Слышу я, как под могильною плитой,
Кто-то ёжится, ворочает землёй,
Слышу я, как камень точат и скребут
И меня чуть слышным голосом зовут:
"Слушай, милый, я давно устал лежать!
Дай мне воздухом весенним подышать,
Дай мне, милый мой, на белый свет взглянуть,
Дай расправить мне придавленную грудь.
В царстве мёртвых только тишь да темнота,
Корни крепкие, да гниль, да мокрота,
Очи впавшие засыпаны песком,
Череп голый мой источен червяком,
Надоела мне безмолвная родня.
Ты не ляжешь ли, голубчик, за меня?"

Я молчал и только слушал: под плитой
Долго стукал костяною головой,
Долго корни грыз и землю скрёб мертвец,
Копошился и притихнул наконец.
Я лежал себе на гробовой плите,
Я смотрел, как мчались тучи в высоте,
Как румяный день на небе догорал,
Как на небо бледный месяц выплывал,
Как летели, лбами стукаясь, жуки,
Как на травы выползали светляки...

опубл. 1860

Свищет ветер под крутым забором,
Прячется в траву.
Знаю я, что пьяницей и вором
Век свой доживу.
Тонет день за красными холмами,
Кличет на межу.
Не один я в этом свете шляюсь,
Не один брожу.
Размахнулось поле русских пашен,
То трава, то снег.
Все равно, литвин я иль чувашин,
Крест мой как у всех.
Верю я, как ликам чудотворным,
В мой потайный час
Он придет бродягой подзаборным,
Нерушимый Спас.
Но, быть может, в синих клочьях дыма
Тайноводных рек
Я пройду его с улыбкой пьяной мимо,
Не узнав навек.
Не блеснет слеза в моих ресницах,
Не вспугнет мечту.
Только радость синей голубицей
Канет в темноту.
И опять, как раньше, с дикой злостью
Запоет тоска…
Пусть хоть ветер на моем погосте
Пляшет трепака.

С. Есенин

И гроб опущен уж в могилу,
И всё столпилося вокруг...
Толкутся, дышат через силу,
Спирает грудь тлетворный дух...

И над могилою раскрытой,
В возглавии, где гроб стоит,
Ученый пастор сановитый
Речь погребальную гласит.

Вещает бренность человечью,
Грехопаденье, кровь Христа...
И умною, пристойной речью
Толпа различно занята...

А небо так нетленно-чисто,
Так беспредельно над землей...
И птицы реют голосисто
В воздушной бездне голубой...

Ф. И. Тютчев, 1835

Сквозь гул Москвы, кипенье городское
К тебе, чей век нуждой был так тяжел,
Я в заповедник вечного покоя —
На Пятницкое кладбище пришел.

Глядит неброско надписи короткость.
Как бы в твоем характере простом
Взяла могила эту скромность, кротость,
Задумавшись, притихнув под крестом.

Кладу я розы пышного наряда.
И словно слышу, мама, голос твой:
«Ну что так тратишься, сынок? Я рада
Была бы и ромашке полевой».

Но я молчу. Когда бы мог, родная,
И сердце положил бы сверху роз.
Твоих забот все слезы вспоминая,
Сам удержаться не могу от слез.

Гнетет и горе, и недоуменье
Гвоздем засело в существо мое:
Стою — твое живое продолженье,
Начало потерявшее свое.

Василий Казин

Я стал тысячей ветров

Автор неизвестен, японская поэзия:

Не плачьте, пожалуйста, над моей могилой

Меня там нет, я там не сплю.

Тысячей ветров

Я стал тысячей ветров

В этом огромном небе

Я дую повсюду.



Осенью я становлюсь светом, чтобы вы смогли поливать поля

Зимой, я стану сияющим снегом, словно алмаз.

Утром, я - птица, которая будит вас

Ночью, я - звезда, которая защищает вас



Не плачьте, пожалуйста, над моей могилой

Меня там нет, я не мертв.

Тысячей ветров

Я стал тысячей ветров

С. Маршак


Все умирает на земле и в море,
Но человек суровей осужден:
Он должен знать о смертном приговоре,
Подписанном, когда он был рожден.

Но, сознавая жизни быстротечность,
Он так живет - наперекор всему, -
Как будто жить рассчитывает вечность
И этот мир принадлежит ему.

Стихотворение Лермонтова,
написанное в 1829 году.
Поэту было 15 лет.

Боюсь не смерти я. О нет!
Боюсь исчезнуть совершенно.
Хочу, чтоб труд мой вдохновенный
Когда-нибудь увидел свет;
Хочу - и снова затрудненье!
Зачем? что пользы будет мне?

Моё свершится разрушенье
В чужой, неведомой стране.
Я не хочу бродить меж вами
По разрушении! - Творец.
На то ли я звучал струнами,
На то ли создан был певец?
На то ли вдохновенье, страсти
Меня к могиле привели?
И нет в душе довольно власти -
Люблю мучения земли.

И этот образ, он за мною
В могилу силится бежать,
Туда, где обещал мне дать
Ты место к вечному покою.
Но чувствую: покоя нет,
И там и там его не будет;
Тех длинных, тех жестоких лет
Страдалец вечно не забудет!..

«Настанет день, когда и я исчезну…»

Марина Цветаева (1892-1941)

Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.

Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось.
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.

И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все — как будто бы под небом
И не было меня!

Изменчивой, как дети, в каждой мине,
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой.

Виолончель, и кавалькады в чаще,
И колокол в селе...
— Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!

К вам всем — что мне, ни в чем
не знавшей меры,
Чужие и свои?! —
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.

И день и ночь, и письменно и устно:
За правду да и нет,
За то, что мне так часто — слишком грустно
И только двадцать лет,

За то, что мне прямая неизбежность —
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,

За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру...
— Послушайте! — Еще меня любите
За то, что я умру.

«К Cмерти»

Ты все равно придешь. Зачем же не теперь?
Я жду тебя - мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.
Прими для этого какой угодно вид,
Ворвись отравленным снарядом
Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,
Иль отрави тифозным чадом,
Иль сказочкой, придуманной тобой
И всем до тошноты знакомой, -
Чтоб я увидела верх шапки голубой
И бледного от страха управдома.
Мне все равно теперь. Клубится Енисей,
Звезда полярная сияет.
И синий блеск возлюбленных очей
Последний ужас затмевает.

© Анна Ахматова

Кто тише старика,
Попавшего в больницу,
В окно издалека
Глядящего на птицу?

Кусты ему видны,
Прижатые к киоску.
Висят на нем штаны
Больничные в полоску.

Бухгалтером он был
Иль стекла мазал мелом?
Уж он и сам забыл,
Каким был занят делом.

Сражался в домино
Иль мастерил динамик?
Теперь ему одно
Окно, как в детстве пряник.

И дальний клен ему
Весь виден, до прожилок,
Быть может, потому,
Что дышит смерть в затылок.

Вдруг подведут черту
Под ним, как пишут смету,
И он уже — по ту,
А дерево — по эту!

Александр Кушнер

Где днесь апостолы святые,
Которых древле чтил народ
За сан и ризы золотые?
Когда им наступил черед,
За ворот сгреб их черт, и вот
Тиароносцев отвезли
Туда, где всех забвенье ждет:
Взметает ветер прах с земли.

Где властелины Византии?
Где королей французских род,
В сравненье с коими другие
Владетели корон - не в счет?
Все новые из года в год
Монастыри при них росли,
Но кто теперь их след найдет?
Взметает ветер прах с земли.

Взять хоть Дижон, хоть Доль - любые
Места, каких невпроворот, -
Везде синьоры спят былые,
Сошедшие под вечный свод.
Смельчак, мудрец, злодей, юрод -
В гроб все до одного легли.
Никто сверх срока не живет.
Взметает ветер прах с земли.

Принц, всяк червям на корм пойдет.
Как ни хитри и ни юли,
Ничто от смерти не спасет.
Взметает ветер прах с земли.

Франсуа Вийон
пер. Ю. Б. Корнеева

— привет.
— привет!
— гуляешь?
— дома. да как-то холодно и дождь, а ты?
— не выхожу из комы.
— что-что? алло... куда идёшь?
— скорей завис.
— не понимаю... ты где ваще?
— сейчас с тобой.
— а где ты был?
— ходил по краю, так предназначено судьбой.
— ты пьян?
— я трезв.
— накурен?
— боже...
— давай заканчивай шутить!
— я не шучу.
— да я вот тоже!
— прости.
— за что тебя простить?
— за всё прости... за всё, что было,
за то, что не было, — прости,
сейчас разрядится мобила,
и я исчезну из сети.
здесь тоже холодно и сыро,
но надо мною облака
мне говорят: «покойтесь с миром»,
твердят, что это на века.
я им не верю, я же слышу
твой голос, от него тепло.
я вижу ангелов над крышей...
— алло! да господи, алло!

Кисычев

Сними с меня усталость, матерь Смерть.
Я не прошу награды за работу,
но ниспошли остуду и дремоту
на моё тело, длинное как жердь.

Я так устал. Мне стало всё равно.
Ко мне всего на три часа из суток
приходит сон, томителен и чуток,
и в сон желанье смерти вселено.

Мне книгу зла читать невмоготу,
а книга блага вся перелисталась.
О матерь Смерть, сними с меня усталость,
покрой рядном худую наготу.

На лоб и грудь дохни своим ледком,
дай отдохнуть светло и беспробудно.
Я так устал. Мне сроду было трудно,
что всем другим привычно и легко.

Я верил в дух, безумен и упрям,
я Бога звал – и видел ад воочью, –
и рвётся тело в судорогах ночью,
и кровь из носу хлещет по утрам.

Одним стихам вовек не потускнеть,
да сколько их останется, однако.
Я так устал! Как раб или собака.
Сними с меня усталость, матерь Смерть.


Борис Чичибабин

Я видел смерть; она в молчанье села
У мирного порогу моего;
Я видел гроб; открылась дверь его;
Душа, померкнув, охладела…
Покину скоро я друзей,
И жизни горестной моей
Никто следов уж не приметит;
Последний взор моих очей
Луча бессмертия не встретит,
И погасающий светильник юных дней
Ничтожества спокойный мрак осветит.

Прости, печальный мир, где темная стезя
Над бездной для меня лежала —
Где вера тихая меня не утешала,
Где я любил, где мне любить нельзя!

Прости, светило дня, прости, небес завеса,
Немая ночи мгла, денницы сладкий час,
Знакомые холмы, ручья пустынный глас,
Безмолвие таинственного леса,
И всё.,, прости в последний раз.

А ты, которая была мне в мире богом,
Предметом тайных слез и горестей залогом,
Прости! минуло всё… Уж гаснет пламень мой,
Схожу я в хладную могилу,
И смерти сумрак роковой
С мученьями любви покроет жизнь унылу.

А вы, друзья, когда, лишенный сил,
Едва дыша, в болезненном боренье,
Скажу я вам: «О други! я любил!..»
И тихий дух умрет в изнеможенье,
Друзья мои,— тогда подите к ней;
Скажите: взят он вечной тьмою…
И, может быть, об участи моей
Она вздохнет над урной гробовою.

Пушкин А. С. 1816 г.

Водою залитый проспект,
деревья, арки,
терапевтический эффект
прогулки в парке,
флюорография на вдох,
земля на выдох,
богатство почвы как итог
богатства видов.
Я был тревожен, лепестки
(и вы, прожилки),
цветок, упавший из руки
в изгиб простынки,
окна прозрачная тетрадь
в обложке сквера,
наверно, лучше умирать,
чем жить, но скверно.
Амбулаторная весна,
привет, мне больно,
я сплю, но яблок желтизна
моих стекольна,
уже мне весело, во мне
темно и жутко,
и зеленеет сад в окне
легко, как шутка.

Федор Терентьев,1980г.

“Ударит грозный смертный час –
душа греховная смутится…
и всё, что дорого для нас,
со всем на век должны проститься.

бессильны нежности друзей;
ничтожны ценности имений:
они не могут жизни сей
продлить хоть несколько мгновений.

напрасно с помощью спешат,
и врач искусство изощряет:
больному всё трудней дышать –
и он, конечно, умирает.

хладеет грудь и тухнет взор,
все чувства рабски умолкают;
и нас как будто некий сор,
поспешно в землю зарывают…

затем немного надо знать,
что с нами здесь потом бывает:
вот эти кости говорят,
им наша совесть доверяет.

один момент – и жизнь мечта!
зачем же столько треволнений?
зачем вся эта суета?
и масса горьких наслаждений?

мы забываем тот урок,
который смерть нам повторяет,
что жизнь дана на краткий срок
и детства дважды не бывает.

О смерть, кому ты не страшна?
кому ты только вожделенна?!
блажен, кто ждёт тебя как сна,
кто помнит, что душа бессмертна.


и нет несчастнее того,
кто вспомнить о тебе страшится;
вся жизнь – мученье для него,
и сей, однако, он лишится.

а там – для праведных покой,
и радость вечно со святыми;
для грешных – ад с кромешной тьмой,
и участь их с бесами злыми.

Теперь, быть может, что иной
одежды всякий день меняет;
умрёт – положат лишь в одной,
и той случайно не бывает.

а тот, кто даром мудреца
владеет, Бога же не знает,
умрёт – не более глупца;
напрасно только жизнь теряет.

недалеко уж этот срок:
и эта к вечности дорога…
припомни мудрый тот урок:
«Познай себя, познаешь Бога».

познай: откуда ты и кто,
зачем пришёл, куда идёшь: -
что ты велик, и ты – ничто,
что ты бессмертен, и – умрёшь”