Рамана Перийя Пуранам

Каждая фотография несёт в себе историю, не многие из которых записаны. Поэтому, когда я встречал д-ра ТНК, я донимал его просьбами рассказать мне ещё.

Однажды ашрам издавал книгу под названием Махарши со ста семнадцатью иллюстрациями. К тому времени в ашраме было множество изображений Бхагавана, сделанных д-ром ТНК. Но не было ни одной нормальной фотографии Аруначалы. И Ниранджанананда Свами попросил его сделать хорошую фотографию горы для этой книги.

Для д-ра ТНК Бхагаван был отцом, матерью, Богом, гуру — всем. Он подошёл к Бхагавану и обратился к нему:

"Они просят меня сфотографировать гору. Что мне делать?" Бхагаван ответил: "До того, как железная дорога с юга достигнет Тируваннамалая, есть железнодорожный мост. Оттуда, если смотреть на Аруначалу, её вершина и главная башня храма попадают на одну линию. Этот вид особенно впечатляет. Сфотографируйте его!"

Вспоминая этот случай, д-р ТНК задал мне вопрос, на который сам же и ответил: "Ганешан, откуда по-вашему Бхагаван мог это знать? Поставь себя на его место: только однажды он путешествовал этим путём на поезде — будучи шестнадцатилетним юношей, сбежавшим из дома в экстатическом поиске своего Отца.

И однако, лишь один взгляд на гору и главную башню храма с того моста так глубоко запечатлелись в его Сердце, что он смог мгновенно и живо вспомнить это годы спустя! Каждое движение, слово и жест святого очень важны, потому что для мудреца всё происходит в сейчас."


Д-р ТНК является важным звеном в истории Раманы Махарши. Приезжая в
Ченнай, я всегда непременно шёл к нему, простирался перед ним и приставал с вопросом: "Расскажите ещё о Бхагаване!" В добавок, я мог взять несчётное количество негативов фотографий Бхагавана. В один из таких визитов я буквально сгрёб несколько сотен негативов в кучу, завернул их в простыню и привёз в ашрам.

Однажды д-р ТНК был, похоже, в блаженном настроении. Он прогнал всех пациентов, которые ждали его, и попросил меня подняться к нему в комнату. Там, с глазами полными радостных слёз, он говорил о славе Бхагавана, о великолепии Бхагавана, о величии Бхагавана.

Он рассказывал: "Бхагаван неоднократно говорил мне, прямо или намёком, через Ниранджанананду Свами или свою прислугу, перестать фотографировать. С другой стороны, он без колебаний становился или садился в любую позу, какую я его просил. Никто не поверит, если я скажу, что я просил его: 'Поверните лицо в эту сторону, посмотрите наверх, посмотрите направо, опустите руки, или держите руки вот так', и что он тут же исполнял мои просьбы. На гору, когда я его фотографировал, никого не допускали, кроме прислуживающих. Если бы кто-то увидел, как Бхагаван слушается моих указаний, он бы неверно решил, что у Бхагавана мания фотографироваться. В реальности же он, будучи моим гуру, исполнял мои желания, мою ненасытную жажду его фотографировать, вот и всё. Разве он не исполнял желания своих преданных всю свою жизнь?"

Он продолжал:

"Однажды Ниранджанананда Свами попросил меня сфотографировать Бхагавана сидящим нога на ногу в традиционной позе Дакшинамурти. Бхагаван согласился. В качестве сиденья мы установили камень так, чтобы вершина горы была на заднем плане. Прежде чем сесть на камень Бхагаван спросил служащего и меня, какая нога должна быть наверху, а какая внизу. Мы были озадачены, так как не знали. "Не важно", сказал Бхагаван. "Сделайте два снимка — один с правой ногой наверху, другой с левой." Д-р ТНК с облегчением сделал снимки, как предложил Бхагаван!




Как-то раз я задал ему такой вопрос:
"Вы когда-нибудь фотографировали Бхагавана украдкой, не спрашивая его разрешения, когда он не знал об этом?"

Он ответил: "Я всегда спрашивал у него разрешения, прежде чем сделать снимок, кроме одного случая. Я хотел сфотографировать его священные стопы, так как стопы сатгуру высоко превозносятся в наших писаниях. Я попросил служащего раскидать немного цветов перед ногами Бхагавана, когда он возлежал на кушетке. Пряча камеру от взгляда Бхагавана, я притворился, что нагнулся и простираюсь. Потом неожиданно поднялся и сделал снимок."

Он добавил: "Фигура Бхагавана получилась не в фокусе, в ясном фокусе были только стопы. Когда я попытался выскользнуть, Бхагаван поманил меня к себе. Он смотрел на меня, а в его глазах плясала всезнающая улыбка, которая, казалось, говорила: 'Неужели я не знаю, какую проказу ты затеял?' Первый раз я рассказываю об этом случае. Всё это время я прятал ту фотографию. Я исключительно благоговел перед ней.

Теперь мне кажется, я должен отдать её вам. Я дам вам негатив. Может быть, Бхагаван хочет, чтобы его священные стопы украшали дома и сердца его преданных." Это было в 1967 году.



Я был очень взволнован, так как ашрам собирался выпускать сувенирное издание иллюстрированного журнала о Рамане. Нет нужды говорить, что благодаря этому чудесному стечению обстоятельств, я смог поместить эту единственную в своём роде фотографию, гордость ашрама, на самой первой странице журнала.

Я однажды спросил его: "Вам когда-нибудь казалось, что просто фотографировать недостаточно?"

Д-р ТНК признался:

"Иногда я спрашивал себя, не смешно ли я выгляжу, слишком много внимания уделяя фотографированию его формы, когда учение Бхагавана было 'я не есть тело'. не гоняюсь ли я за тенью и пытаюсь увековечить её? Но почему-то, пока я видел его глазами, учение не представляло для меня важности.

Я видел его персону и чувствовал притяжение к ней. Он был важнее для меня, чем его учение. Каждое малейшее движение, каждое его действие и жест я очень высоко ценил, и они всегда несли в себе аромат божественного. Просто наблюдать за ним, не важно, что он делает, доставляло высшее удовольствие."

Как упоминалось ранее, д-р ТНК был не только хорошим фотографом, но и успешным врачом. Он лечил многих из элиты Ченная, особенно известных киноактёров, знаменитых классических певцов и других популярных граждан.

Но он пришёл к Бхагавану и служил ему, так мог ли Бхагаван оставить его без духовной награды? Мог ли он оставить его просто хорошим фотографом и успешным доктором с бурной практикой?

Поэтому в течении последних дней своей болезни, Бхагаван заставил д-ра ТНК оставаться с ним и служить ему.


Годы спустя я попросил его описать последние моменты земной жизни Бхагавана. Слёзы покатились по его щекам и дыхание сбилось от эмоций. Он не мог произнести ни слова. Поэтому я попросил его записать это и дать мне.

Вот что он написал:

"Я был удостоен редкой чести оставаться с Махарши во время его последних дней. Прекрасно осознавая, что его конец близок, мне было очень интересно увидеть, какое послание он оставит для нас.

Неужели он не скажет слов утешения? Неужели он не оставит после себя руководства для нас? Было действительно грустно наблюдать, как страдает его тело, но загадочным было его отношение к этому. Он описывал все боли и мучения, словно это было вовсе не его тело.

Возникал вопрос, страдает он или нет. Как он мог описывать боль и муку так точно и локализировать их в теле, и тем не менее, быть незатронутым ими? 'Сильная, невыносимая головная боль', рапортовал он, когда его почки стали давать сбои.

Махарши никогда не описывал симптомы субъективно.

Вечером последнего дня Махарши попросил помочь ему сесть и принял позу что-то вроде падмасаны. Его дыхание стало напряжённым и тяжёлым.

Дежурный доктор хотел приложить к его лицу кислородную маску, но Махарши отмахнулся от неё.

Снаружи небесный хор пел 'Аруначала Шива, Аруначала Шива'. собравшиеся стояли молча. Посмеет ли коснуться его физическая смерть? Нет! Это невозможно. Произойдёт чудо. Так думали все. Атмосфера была напряжённой от эмоций, страха и ожидания. Кто-то плакал.

Очень спокойно у Махарши вдруг как бы чуть перехватило дыхание и тело застыло. Одновременно с последним вздохом Махарши небо пересёк метеор. Мы едва осознавали, что произошло.

Это физическое тело оставило нас навсегда. Эта дарующая блаженство улыбка больше не поприветствует нас. Эта божественная форма больше не будет украшать ашрам."


Когда я бывал у д-ра ТНК дома, он вёл меня наверх и рассказывал о Бхагаване. "Что вы делали после того, как Бхагаван покинул тело?" спросил я его.

Он ответил: "Тела Бхагавана, которому я поклонялся, больше не было. Это сильно меня потрясло. Это был шок. Неужели я упустил возможность всей жизни усвоить прямое учение от просветлённого человека? Я не делал ничего в направлении духовной практики. Неужели я потерял всё время, делая фотографии, когда должен был взяться за практику и попытаться понять его учения в его непосредственном присутствии?

Нет, сказал я себе, это не может быть правдой. Я был уверен, что получил какую-то милость от Махарши. Он каким-то образом ещё здесь — нам только нужно научиться чувствовать его присутствие как бесформенный субстрат.

Он никогда не оставит нас, ибо он сам заявил, что не уходит. Он всеведущ. Потом я начал изучать его учения и начал видеть истину в них. Некоторые изречения тронули меня и заставили чувствовать, что я в его присутствии, слушаю его. Я приободрился.

Чем больше я читал, тем ближе и понятнее становился для меня Махарши. Его учение пульсировало жизнью. Я начал понимать его, оно смешалось с моим существом и стало моим собственным."

Когда он это произнёс, я немедленно припал к его стопам и воскликнул: "Доктор, благословите меня!"

Я знал, что он пребывает в том безупречном состоянии внутреннего спокойствия, мира и совершенства, хотя он был одет в западный костюм со стетоскопом вокруг шеи.

Однажды в ашрам приехала супружеская пара из Нью-Йорка. Они хотели знать, есть ли ещё реализованные существа после Бхагавана.

Я ответил: "Я могу показать вам одного человека, но узнаете ли вы в нём реализованного?" Они ответили, что приложат все усилия. Я сказал им, что он не здесь в Раманашраме, а в Ченнае, и что он не носит охряных одеяний и не побрит налысо. Я также предупредил их, что он будет одет по-западному.

Не оробев, супруги попросили меня отвезти их к нему. И я повёз их к д-ру ТНК в Ченнай. Увидев доктора, я тут же простёрся перед ним. Весь его дом был полон изображений Бхагавана. Он показал супругам дом и предложил подарить им любую понравившуюся фотографию. Они выбрали ту, которую прежде не видели в Раманашраме.

Д-р ТНК сразу же снял её со стены и вручил им. Потом он сказал:

"У этого снимка есть история. Для обряда имянаречения моего второго сына было приготовлено празднование и пуджа. Я хотел назвать его Рамана. Моя жена была против. Она говорила: 'По традиции ты должен дать ему имя моего отца, так же, как ты назвал нашего первого сына в честь своего. Тогда я не могла возразить, и неохотно согласилась.'

Во время церемонии по традиции я накрыл сына полотном и уже собрался прошептать ему в ухо имя отца моей жены. Внезапно эта фотография в рамке упала со стены прямо мне на спину. Для меня это было, как если бы Бхагаван сам сказал мне: 'Дай ему моё имя.' Так я нарёк его Рамана!"

Когда д-р ТНК был при смерти, я поехал навестить его. Увидев его, я заплакал. Он укорял меня: "И это твоё понимание учений Бхагавана? Посмотри на меня. Я вижу Бхагавана, который призывает меня. Я иду к нему. К чему плакать? Ну же, проснись!"

Я сказал: "У меня есть одно сомнение, доктор. Вы миллионер. Вы добились многих качеств. Люди говорят, что вы мошенник, притворяющийся преданным, и что на самом деле вас интересуют только деньги. Вы владеете шестьюдесятью домами в городе и имеете миллионы рупий на многих банковских счетах."

На это д-р ТНК улыбнулся мне и сказал: "Да, я владею всем этим, но всё это не владеет мной."

Он продолжал: "Дам тебе совет: не обращай внимания ни на что, кроме своего Я. Имущество или неимущество, всё это нереально. Тишина внутри — вот единственная реальность. Сосредоточь своё внимание на истине. Бхагаван зовёт меня. Бхагаван благословляет тебя, Ганешан."

Он лежал какое-то время с закрытыми глазами. Спустя несколько минут он повернулся ко мне и с большой любовью сказал: "Напротив ашрама у меня есть дом, в котором я просил остаться Муруганара. Я завещаю это здание тебе. Я знаю, у тебя нет ни денег, ни имущества, на которое можно было бы положиться. Ты самоотверженно служишь Бхагавану. Ты не должен страдать в будущем от недостатка чего-либо. Пожалуйста, прими его."

С почтением я принял предложение д-ра ТНК и, коснувшись его стоп, покинул его.

(Совсем недавно я передал это здание Раманашраму.)

Спустя несколько дней д-р ТНК, 'фотограф Бхагавана', в полном сознании слился с Рамана Аруначалой.

Фрамджи Дорабджи был зороастрийцем, или парсом, владевшим кинотеатром в Ченнае. С самого детства его так привлекали святые и мудрецы, что где бы ни появился садху или санньясин, он шёл к ним, чтобы упасть в ноги. Зная о его 'безумии', друзья его семьи часто подшучивали над ним. "Фрамджи, в таком-то месте в окрестностях Бомбея остановился великий мудрец." И он немедленно отправлялся туда с подношениями из фруктов, только для того, чтобы никого там не обнаружить.

Прекрасно зная, что над ним подшутили, он, тем не менее, никогда не возмущался. Как он потом вспоминал, "Я никогда не обижался и не злился — те моменты были самыми драгоценными для меня, ведь я думал, что встречу святого."

Однажды один садху, которого он принимал за подлинного, действительно обманул его. Садху был медиумом и экспертом по чтению мыслей. Приехав на встречу с ним первый раз, Фрамджи остался в машине, а его друзья пошли вперёд. К их великому изумлению садху спросил их: "Почему вы оставили своего друга Фрамджи Дорабджи в машине? Ведите его сюда." Когда Фрамджи пришёл, садху продемонстрировал чтение его мыслей. Фрамджи был очень впечатлён и, приняв его за великого святого, стал посещать его регулярно. Вскоре садху начал вытягивать из него деньги.

Однажды он попросил огромную сумму, которую Фрамджи даже не надеялся собрать. Услышав об этом, садху стал угрожать: "Если ты не принесёшь мне деньги, я прокляну тебя. Вся твоя семья будет уничтожена." Вернувшись домой, Фрамджи обнаружил, что его старшая дочь больна. День за днём её состояние ухудшалось, и он поспешил к садху, умоляя его: "Пожалуйста, отмените своё проклятье. Моя дочь умирает." Садху был непреклонен: "Пока не принесёшь деньги, я не отменю своего проклятья."

Вернувшись домой, Фрамджи обнаружил свою дочь мёртвой и тяжело больную жену. Он был охвачен горем и страхом. Сжалившись над ним, его старший брат Дадиба, который только что прочитал рецензию на Путешествие в Тайную Индию, сказал ему: "Брат! Я только что прочитал о великом святом в Южной Индии. Почему бы тебе не поехать к нему за защитой?"

Так, в 1937 году Фрамджи Дорабжди приехал к Бхагавану. Частных бесед с Бхагаваном не дозволялось, но человек мог пойти на гору с Бхагаваном.

Фрамджи пошёл за Бхагаваном на гору и высказал ему все свои горести: "Бхагаван, я в трудном положении. Я, фактически, даже не знаю, жива ли сейчас моя жена или нет." Бхагаван остановился, повернулся и какое-то время смотрел на него, а потом сказал: "Дальше они не пойдут. Бояться нечего. Защита есть всегда. Возвращайтесь спокойно."

Фрамджи почувствовал, как с него, словно покров, спадает страх. Из глубины сердца вдруг поднялось: "Мастер!" Он был первым человеком, назвавшим Раману Махарши 'мастером'. С тех пор он стал часто повторять: "Мой мастер, мой мастер." Когда Фрамджи Дорабджи вернулся к семье, они были удивлены, потому что то, что с ним произошло, было поистине чудом. Его жена поправилась, и Фрамджи стал ездить к мастеру из далёкого Мумбая.

В 1942 году его бизнес удачно переехал в Ченнай. Он стал владельцем кинотеатра. Это давало ему свободу приезжать к Бхагавану в любое удобное время. В присутствии Бхагавана у него не было вопросов и сомнений. В его присутствии он чувствовал божественность здесь и сейчас.

С тех пор, как он пришёл к Бхагавану, какое бы сомнение ни возникло, оно рассеивалось одним взглядом мастера. Либо кто-нибудь поднимал тот же вопрос, какой был у него, и Бхагаван отвечал на него. Так что, у него никогда не было необходимости задавать Бхагавану интеллектуальные вопросы. Он понял, что его путь - это путь сдачи.

Он приезжал к Бхагавану в своей чёрной шапочке, которая являлась частью традиционного зороастрийского наряда, и простирался перед ним. В Индии, вероятно, под воздействием британцев, снимали шляпу перед человеком старшим по возрасту или выше по положению в обществе. Поэтому другие преданные говорили Фрамджи, что негоже простираться и сидеть перед Бхагаваном в головном уборе. Когда Бхагаван услышал это, он сказал: "По обычаю парсов, когда кто-либо хочет выразить почтение святому человеку, он должен оставаться в шляпе. Фамджи всё делает правильно."

Фрамджи был удивлён: "Откуда Бхагаван это знает? Хотя несколько зороастрийцев уже стали его преданными, они никогда не обсуждали с ним свои обычаи и привычки."

Когда Фрамджи стал жить в Ченнае, один друг предложил продать ему большой участок земли со строениями по бросовой цене. Участок принадлежал вдове и продавался экстренно. Фрамджи хотел купить его, так как это должно было сделать его очень богатым. Однако ему захотелось, чтобы Бхагаван одобрил это.

Он пошёл в ашрам и сел в присутствии Бхагавана, внутренне прося о наставлении. Через какое-то время один преданный задал Бхагавану вопрос. В процессе длинного ответа, Бхагаван посмотрел на Фрамджи и с улыбкой добавил: "Человек уже обременён прошлыми приобретениями. Зачем добавлять ещё? Это только увеличит его зависимость."

Фрамджи отбросил идею о покупке собственности. Несколько лет спустя он узнал, что человек, который купил тот участок, столкнулся с нескончаемыми тяжбами.

Если К. К. Намбияр принёс камеру, которой он снимал Бхагавана, Фрамджи привозил для просмотра Бхагавану популярные духовные фильмы о таких святых, как Тикарам, Мира и Нанданар. С помощью другого преданного, у которого были проектор и экран, Фрамджи удалось показать Бхагавану эти фильмы ночью в обеденном зале.

Мне повезло, я сидел рядом с Бхагаваном, когда он смотрел кино. Я помню, словно это было вчера, Бхагаван смеялся, всецело наслаждаясь смешными сценами, и лил слёзы экстаза, когда святые переживали духовную благодать. Но после окончания фильма в нём не осталось ни тени реакции.

Это было прекрасным доказательством, что Бхагаван был совершенным зеркалом. Он полностью отражал то, что происходило перед ним.

Когда с высоты прошедшего времени я размышляю над этим, я чувствую, как это помогло мне лучше понять истинное состояние джняни. И как в этом совершенном внутреннем состоянии джняни остаётся незатронутым происходящими вокруг него событиями!

Во время последних дней Бхагавана Фрамджи, как и все остальные, стоял в очереди получить даршан. Стоя перед Бхагаваном он пел стихи из Зенд Авесты, зороастрийского писания. Бхагаван повернулся к нему, улыбнулся и сказал: "Фрамджи, солнце не встаёт, а садится!" Фрамджи был удивлён, потому что священные стихи, которые он напевал на авестийском языке, были адресованы восходящему солнцу!

Однажды я спросил его: "Вы никогда не чувствовали противоречия, следуя Бхагавану, так как вы пришли из совершенно другой традиции?" Он ответил: "Никакого противоречия нет. Фактически, сущностные учения моей религии те же, что и у Бхагавана.

Случай из День за Днём с Бхагаваном иллюстрирует это: 'Этим вечером после параяны пришёл Мунгала Векатарамия и рассказал вот что: 'Миссис Талеяркхан и друг сэра Мирзы Исмаила из Майсура сидели на горе и говорили о Бхагаване и о горе.

Миссис Талеяркхан сказала ему: 'Бхагаван - это воплощённый Бог, и все наши молитвы исполняются. Это мой опыт. Бхагаван говорит, что эта гора есть сам Бог. Я не могу этого понять, но так как Бхагаван говорит это, я верю.'

На что её друг парси ответил:
'Я бы принял это за знак, если бы в соответствии с нашими верованиями пошёл дождь.' Для парси лёгкий дождь это хорошее знамение. Почти сразу же пошёл ливень, они спустились с горы промокшие насквозь и рассказали мне об этом.'"


Фрамджи Дорабджи любил рассказывать мне о величии святых и мудрецов. Его сердце было полно преданности к таким святым как Мирабай, Туракам, Тулсидас и Сурдаш. Упомяни любого из них, и он начинал читать их стихи и переводить их для меня.

Он часто советовал мне: "Иди по следам святых и мудрецов. Почитай их." Вероятно, именно поэтому я стал более 'сумасшедшим' в следовании за святыми и мудрецами!


Однажды в 1965 году сын Фрамджи Дораб Фрамджи пришёл в ашрам и попросил меня сесть в его машину. Он отвёз меня в Ченнай. Приняв душ и выпив чаю, он снова усадил меня в свою машину.

По пути он осведомился: "В ашраме, когда я попросил вас сесть в мою машину, вы не спросили, куда я вас везу. Здесь тоже вы не поинтересовались, куда мы едем." Я ответил: "Дораб! Я знаю, что вы отвезёте меня в место, которое возвысит мой дух!" Он обрадовался моему ответу и сообщил: "Да, я везу вас в Васант Вихар в Адьяре на беседу с великим мудрецом по имени Дж. Кришнамурти."

Услышав это, я внутренне рассмеялся.
Я думал, что к святым и мудрецам всегда обращаются как к Бхагавану — Свами, Махарадж или Баба. Я никогда не слышал о святом, имеющем инициал перед именем.

Но когда я увидел Кришнаджи, сидящим под деревом на большой платформе, чтобы давать беседу, я почувствовал всем сердцем: "Это человек истины!"

Это чувство вызвало во мне взрыв экстаза. Потом, первое же предложение, произнесённое Кришнаджи, вызвало второй взрыв: "Если истины нет внутри вас, сэр, будьте уверены, что её нет и снаружи!"

Размышляя над этим изречением, я почувствовал, что по своей сути, глубине и интенсивности оно полностью совпадало с учением Бхагавана об истине 'Я ЕСТЬ'.

Так же, как Дораб привёз меня к Дж. Кришнамурти, дочь Фрамджи, Суна Николсон, которая до сих пор живёт в Мумбае, первый раз привела меня к Нисаргадатте Махараджу.

В один из моих обычных визитов засвидетельствовать почтение Суне, также старой преданной Бхагавана, она скомандовала мне сесть в машину — точно также, как сделал её брат десять лет назад в Ченнае.

По пути она объявила мне, что везёт меня на встречу к святому по имени Нисаргадатта Махарадж. Я был очень рад. Мне не терпелось его увидеть, так как я слышал горячие отзывы о его книге Я Есть То. Теперь возможность появилась. Я чувствовал, что мудрец сам зовёт меня.

Невероятная тишина духовного присутствия святого была безошибочно осязаема. Он поднял правую руку, благословляя. Я заметил большой портрет Шри Бхагавана на стене за его головой. Махрадж сам нарушил молчание своим зычным голосом: "Как ортодоксальный брамин смотрит на тарелку с мясом, так ищущий должен смотреть на дехатма буддхи (идею 'я есть тело')." Он повторил это три раза. Суна и я были охвачены экстазом! После этого в течении многих лет мне выпала удача регулярного личного контакта с Махараджем.

Словно следуя семейной традиции знакомить меня со святыми, сын Фрамджи Дораб познакомил меня с учениями Хуанг По, Хуи Ненг и других дзен мастеров, давая мне книги с их учениями. Есть пара занимательных случаев о ранних контактах Дораба с Бхагаваном. Дораб был подростком, когда Фрамджи впервые привёл его к Бхагавану.

Завтракая в обеденном зале ашрама, Дораб обнаружил, что идли, которые он ел первый раз в жизни, были ему совсем не по вкусу. На следующий день Дораб довольно естественно отказался идти на завтрак. Но его отец настаивал.

С большой неохотой сын сел рядом со своим отцом. Удивительно, но когда подали блюдо, Дораб съел его с удовольствием. Секрет был в том, что Бхагаван предыдущим утром заметил сильную нелюбовь Дораба к идли.

Поэтому он наказал поварам специально полить идли маслом гхи и обильно посыпать сахаром. С этой 'специальной обработкой' идли, прежде презираемые, теперь выглядели и были на вкус почти как известный деликатес парси! Как Бхагаван узнал об этом деликатесе, осталось загадкой как для Фрамджи, так и для Дораба.

В другой раз юный Дораб спал ночью снаружи холла. Бхагаван проходил мимо. Фрамджи поспешил к спящему c намерением разбудить его, чтобы он получил даршан и благословения Бхагавана.

Бхагаван, великий Будильщик, остановил его жестом и тихо сказал: "Не будите его.
Пусть сам проснётся."

Разве это не великое откровение для каждого из нас? Никто не может разбудить другого к истине. Каждый должен пробудиться, погружаясь внутрь себя.

Хэри Ченд Кханна, или Х.Ч.Кханна, замечательный преданный Бхагавана, родился в очень большой семье в Канпуре. Десятый сын своих родителей, он был тонким наблюдателем жизни уже в очень юном возрасте. Его отец хорошо заботился о детях.

Кханна был счастливым и довольным ребёнком. Однако он замечал, что в мире много несчастных людей. Его ограниченный опыт подсказывал ему, что счастливы те, у кого есть деньги, поэтому с детства он задался целью иметь много денег. Он стал чрезвычайно успешным страховым агентом и очень хорошо зарабатывал. Потом он женился на Премавати, весьма набожной женщине. Кханна был убеждён, что счастлив потому, что ведёт комфортную жизнь, хорошо ест, хорошо пьёт.

Его работа требовала частых разъездов. В те дни гостиниц почти не было; единственным местом, где можно было остановиться, были государственные пансионы, которые предназначались почти исключительно для британцев. Индийцев там принимали очень редко. Кханна, искушённый в житейских делах, умел говорить на языке денег. Он подкупал менеджера или служащего пансиона, чтобы остановиться там.

Однажды, собрав крупную сумму со своих клиентов, он вернулся в пансион в ликующем настроении, потому что его денежный ящик был переполнен. Сторож пансиона сказал ему: "Каждый раз вы даёте мне тридцать рупий. Моя жена вот-вот родит. Доктор говорит, что положение её тяжёлое, и что я должен заплатить ему девяносто рупий, если хочу спасти ей жизнь. Пожалуйста, сэр, дайте мне эти деньги. Следующие три раза я не возьму с вас платы."

По тем временам это была огромная сумма, так как зарплата того сторожа была где-то около пятнадцати рупий. Кханна, однако, был в другом расположении духа. Он швырнул сторожу триста рупий и приказал: "Принеси мне выпивку и лучшую невегетарианскую еду, какую сможешь достать. Позже подумаем, что с тобой делать."

Когда сторож исполнил приказание, Кханна открыл свой денежный ящик, выставил напоказ перед сторожем и похвастался: "Смотри, сколько денег я сегодня собрал!" Он был так опьянён своим успехом, что забыл закрыть ящик. Да к тому же ещё и забыл запереть комнату изнутри.

В те времена пансионы всегда находились на окраине города. Они часто располагались в очень безлюдных районах. Наутро, проснувшись после ночного запоя, Кханна обнаружил, что его дверь закрыта. Сторож сидел как всегда снаружи. Кханна спросил сторожа: "Ты говоришь, что твоя жена вот-вот родит. Что же тогда ты тут сидишь?" Сторож ответил: "Как же я мог оставить вас в таком состоянии? Если бы я ушёл, воры украли бы все ваши деньги." "Но как же твоя жена?" спросил удивлённый Кханна. "Я пойду сейчас и всё выясню, сэр", ответил сторож. Кханна был поражён его ответом.

Всю жизнь он считал, что счастье состоит в том, чтобы удовлетворять собственные нужды и желания. Но вот перед ним был человек, которому он не дал денег, хотя знал о критическом состоянии его жены. И человеку даже не пришло в голову ограбить его, пока он лежал пьяный. Значит, есть что-то в жизни, что находится за гранью личного удовлетворения. Его заинтересовало, что же это могло быть, и так начался его поиск.

Он прочёл Бхагавад Гиту. Это убедило его, что необходимо иметь гуру, чтобы испытать высшую духовную истину. Обычно Кханна на ночь запирал все двери и окна в доме. Он запирал даже дверь в свою спальню. Однажды он проснулся ночью от странного ощущения. Ему показалось, что в комнате кто-то есть. Он открыл глаза и увидел сидящего перед собой садху, о котором он слышал. Ноги садху были изуродованы. Садху заговорил с ним и сказал: "Приходи ко мне в четыре утра."

Кханна разбудил жену и рассказал ей о случившемся. Он сказал ей, что утром им нужно пойти к садху. Тем временем садху сообщил своему ученику, что должен прийти великий махатма, и чтобы его встретить, нужно его поднять и отнести к воротам. Увидев садху, Кханна был очень взволнован и подумал, что это и есть его гуру. Но хромой садху сказал: "Я не твой гуру. Рамана Махарши твой гуру."

Кханна смутился, потому что никогда прежде не слышал о Рамане Махарши. Он уже был готов сдаться этому садху, который появился загадочным образом в его комнате прошлой ночью, но теперь этот человек говорит, что он не его гуру. Кханне хотелось что-нибудь узнать о Махарши.

Профессор Бхатнагар, ученик садху, сказал: "Я кое-что знаю о Махарши". Сказав это, он передал Кханне экземпляр Упадеша Сарам. В книге был также адрес Раманашрама. Отец Кханны предложил: "Я присмотрю за детьми. Я читал рецензию на книгу Пола Брантона. Рамана Махарши, похоже, подлинный мудрец. Поезжай!"

Так в 1941 году Премавати и Кханна пришли к Бхагавану. Как и в случае с другими преданными, Бхагаван посмотрел на Кханну таким взглядом, будто говоря: "Где же ты был так долго?"

Кханна сразу же понял, что это его гуру. Он стал часто посещать ашрам, но всё же ему хотелось, чтобы Бхагаван заверил тот факт, что он его гуру.

Кханна сказал Бхагавану: "Бхагаван, мне нужен гуру. Пожалуйста, скажите, что вы мой гуру." В своей обычной манере Бхагаван ответил: "Гуру у вас внутри." Кханна неотступно следовал за ним, умоляя, "Нет, Бхагаван, вы должны сказать, что вы мой гуру." Только взгляните на красоту этой ситуации!

Когда ученик очень умён, гуру становится ещё умнее! Бхагаван продолжил: "Внешний гуру говорит, что гуру внутри!"

Это был не просто умный ответ; когда Бхагаван произнёс это, Кханна это испытал. Он почувствовал в себе пульсирующие вибрации. Интенсивный, пронизывающий взгляд Бхагавана глубоко проник в его существо, оставляя Кханну с ощущением духовного пробуждения. Верно, что Бхагаван смотрел на него снаружи, но переживание было внутри, удостоверяя, что внутренний гуру даёт ему переживание 'Я'. Такой была сила взгляда Бхагавана.

Я был глубоко привязан к Кханне. Я уже упоминал о том, что одной из моих обязанностей в ашраме было собирать деньги на его обслуживание. Кханна, будучи богатым человеком, помогал мне всегда, когда я просил его о денежных средствах.

Но всё время он предупреждал меня: "Пробудись, Ганешан! Это не единственная работа, которую ты должен выполнить! Это только часть работы. Достичь Самореализации есть наша первостепенная обязанность."

Я многим обязан этому достойному человеку, которого я с любовью называл Питаджи, что на хинди значит отец. Так как я был очень близок с Питаджи, я осмелился спросить его: "Как часто вы приходили? После получения такой инициации, была ли надобность вам приходить к Бхагавану?"

Он ответил: "Истина, открытая мне гуру, была столь значительна, что ей необходимо было время, чтобы усвоиться и стать полностью моей собственностью. Очень важно быть рядом с внешним гуру. Поэтому я приходил так часто, как только мог. Все мои сомнения постепенно стирались и, как доказательство этого, углублялся внутренний покой."

Затем я спросил его: "Не поделитесь ли вы со мной парой диалогов, которые вы вели с Бхагаваном?" Он ответил: "Они уже есть в книге День за Днём с Бхагаваном".


Помолчав, он рассказал мне вот что:

"Я передал Бхагавану клочок бумаги, на котором изложил суть своих мучений. Прочитав его, Бхагаван заметил: 'Это жалоба. Здесь говорится: 'Я прихожу к вам, и в этот раз я оставался целый месяц у ваших ног. Но совсем не нахожу улучшений в моём состоянии. Мои васаны сильны, как всегда. Когда я вернусь домой, мои друзья будут смеяться надо мной и спрашивать, ради чего я так долго здесь оставался.'"

Повернувшись к Кханне, Бхагаван сочувственно сказал: "Зачем причинять страдания своему уму мыслью, что джняна не пришла? Или что васаны не исчезли? Не давайте места мыслям.

В одном стихотворении святой Таюманавар говорит почти то же самое, о чём говорится в этой записке."

Затем Бхагаван попросил Дэвараджа Мудальяра прочитать стих и перевести его на английский для тех, кто не понимает тамили.

Вот перевод этого стиха:

"Ум насмехается надо мной.
Я тебе тысячу раз говорил,
но ты не слушаешь.
Как же мне достичь покоя и благости?"


Дэвараджа Мудальяр сказал Кханне:
"Ты не единственный, кто жалуется вот так Бхагавану. Я точно также жаловался не один раз, и жалуюсь до сих пор. И всё-таки не нахожу в себе улучшений."

На это Кханна ответил:
"Я не только не нахожу улучшений, но думаю, стал ещё хуже. Васаны усилились. Я не могу этого понять."

Потом Кханна спросил Бхагавана:
"Свет плюс ум есть дживатма, а один свет есть Параматма, конечная Истина. Это верно, Бхагаван?" Бхагаван согласно кивнул.

Он указал на своё белое полотенце и сказал:

"Мы называем это белой материей. Но тряпка и её наблюдатель не могут быть разделены. То же самое со светом и умом, которые соединяясь, образуют эго."

Затем он добавил:

"Следующая иллюстрация, которую часто приводят в книгах, также вам поможет.

Лампа в театре - это Параматма, или свет, как вы назвали. Он освещает себя, сцену и актёров. Благодаря этому свету мы видим сцену и актёров, но этот свет продолжается и тогда, когда спектакля нет.

Другая иллюстрация - это железный прут, который сравнивают с умом. При соединении с огнём он становится раскалённо-красным. Он светится и может поджигать вещи подобно огню, но всё же сохраняет определённую форму, в отличие от огня.

Когда мы ударяем по нему, удар принимает на себя прут, а не огонь.
Прут -это дживатма, а огонь - это Я или Параматма".

Бхагаван помог не только Кханне, но и его жене Премавати.

Однажды днём, сидя в холле, Премавати обратилась к Бхагавану с запиской:

"Я не сильна в писаниях и нахожу ваш метод Самоисследования слишком трудным. Я женщина с семью детьми и множеством домашних дел и у меня нет много времени на медитацию. Я прошу Бхагавана дать мне какой-нибудь метод попроще."

Бхагаван посмотрел на Премавати с большим состраданием и сказал:

"Для познания Себя не требуется знаний или изучения писаний, так же как человеку не требуется зеркало, чтобы увидеть себя. Всё знание в конечном итоге должно быть оставлено, как не Я. Также ведение домашнего хозяйства или забота о детях не обязательно должны быть помехой.

Если вы больше ничего не можете, по крайней мере, постоянно повторяйте про себя 'я, я', как рекомендуется в Кто Я? , что бы вы ни делали, сидите, стоите или идёте. 'Я' — это имя Бога. Это наипервейшая и величайшая мантра из всех. Даже 'Ом' в сравнении с ней вторична."


Питаджи был человеком убеждённым и упорным. Однажды, обедая в столовой в присутствии Бхагавана, ему вдруг сильно захотелось унести с собой прасад Бхагавана для всей своей семьи. Он подумал, что лучше всего будет взять банановый лист, с которого Бхагаван ел.

(Некоторые индусы верили, что если съесть недоеденное гуру, это духовно возвысит душу.)

В тот самый день банановый лист, с которого ел Бхагаван, был очень тонким. Кханна сердечно молился Бхагавану, чтобы в столовой никого не было, когда он будет воровать пустой лист. Он закрыл глаза в молитве, а когда открыл их, к его удивлению и облегчению, в столовой кроме него больше никого не было. Он вскочил со своего места, схватил пустой лист Бхагавана, завернул в свою накидку и ринулся прочь на гору.

Спрятавшись за большим камнем, он откусил маленький кусочек листа и съел его как священный прасад. Остаток длинного листа он сохранил, чтобы отвезти к себе в Канпур. Он вернулся в свой пансион и, тщательно упаковав, спрятал лист на дне своего чемодана. Он принял все меры, чтобы никто его не видел. Преодолевая возникшее в нём напряжение, он пошёл в город.

Когда он вернулся в ашрам вечером, там велось расследование. Сарвадикари доложили о пропавшем листе, и он допрашивал каждого, чтобы найти виновника пропажи.

Почтальон Раджа Айер, который раздавал обед, сообщил Чинне Свами, что последним покинул обеденный зал Кханна. Его вызвали в офис.

Он начал в уме ругаться с Бхагаваном:
"О, Бхагаван, ты милостиво удовлетворил мои мольбы, и я смог украсть лист незаметно. А теперь ты собираешься выдать меня? И это твоя милость? Прошу тебя, позволь мне довести моё деяние до успешного конца, не выдавай меня Чинне Свами."

Чинна Свами поприветствовал Кханну и поведал ему о наглой краже листа. Кханна согласился с ним, сказав, что виновник должен быть найден и наказан по заслугам, всё время молясь Бхагавану, чтобы этого не произошло.

Потом он побежал в холл к Бхагавану и простёрся. Бхагаван одарил его озорной улыбкой, что явно указывало на то, что милость Бхагавана ему гарантирована. "Ничего не бойся. Всё хорошо."

Питаджи рассказал мне этот эпизод в 1970-х годах с большим почтением и сказал в заключение:

"В тот же день я уехал в Канпур, взяв с собой священный прасад. Я поделился им со всеми членами своей семьи.

Мои дети, которые также глубоко преданы Бхагавану, прекрасно знают, что каждый из нас должен быть глубоко благодарен Бхагавану за то, что он позволил мне украсть тот прасад. Всё это милость Бхагавана!"

"Однажды в Канпуре, во время последних дней болезни Бхагавана — в марте 1950 года — я внезапно проснулся с мыслью о том, что Бхагаван зовёт меня. Я взял с собой жену и малолетнюю дочь и приехал к Аруначале.

Когда я стоял перед Бхагаваном, он радушно мне улыбнулся и как-то странно посмотрел на служащего. Потом я спросил служащего об этом.

Он сказал: 'Этим утром Бхагаван спросил, здесь ли Кханна из Канпура. И вот, вы здесь!'

Я стал тем, кем стал, исключительно благодаря направленному вниманию Бхагавана, его излиянию на меня своей милости," сказал Питаджи со слезами на глазах.

Я спросил его, был ли он в ашраме, когда Бхагаван покидал тело.

"Да! Бхагаван благословил меня быть рядом с ним. В тот роковой вечер, после того, как событие произошло, тело Бхагавана было помещено в новом холле, чтобы преданные могли получить его даршан. Я побежал в город купить большую гирлянду, чтобы положить её вокруг тела моего мастера.

Всю свою жизнь я привык настаивать, чтобы моё подношение было первым и самым важным. С этой мыслью я принёс гирлянду из города и по совету служащего положил её в указанном им углу. Он заверил меня, что когда на следующее утро будут подноситься гирлянды, моя будет первой.

Когда я пришёл в новый холл на следующее утро, я был в шоке. Моя гирлянда была в самом низу огромной груды таких же больших гирлянд.

Я с жаром взмолился Бхагавану:
'Бхагаван! Ты всегда исполнял мои сокровенные просьбы к полному моему удовлетворению, пока лучезарно сиял в теле. И теперь я молю — исполни, пожалуйста, эту мою простую просьбу — моя гирлянда должна быть первой, украшая твоё тело!'"

После паузы он добавил: "В положенный срок служащий снял все гирлянды. Смотри, какая милость! Когда он положил их рядом с телом Бхагавана, он перевернул всю кипу, и моя гирлянда оказалась на самом верху! Бхагаван удовлетворил моё детское желание. Бхагаван, который является вселенской истиной, всегда исполнял и будет исполнять молитвы, обращённые к нему! Бхагаван это действительно океан милости!"

Кханна имел много капиталовложений. Однажды он захотел поехать в Дели из-за спора о каком-то имуществе на миллион рупий. Он обычно советовался со мной, так как мы стали хорошими друзьями. Он сказал мне: "Я хочу поехать в Дели, но хочу умереть у Аруначалы."

Я ответил: "Питаджи, если вы уедете от Аруначалы, вы можете ненароком умереть там." На следующее утро он обнял меня и сказал: "Я отменил поездку. Останусь здесь. Не хочу рисковать. Пусть это дело и деньги идут ко всем чертям. Я буду продолжать оставаться здесь. Я хочу покинуть тело только у Аруначалы."

Затем он задал мне вопрос:
"Ты был рядом со своей матерью, когда она умирала, верно? Пожалуйста, расскажи мне, как она умирала?"

Я сказал ему: "Моя мать умерла самым чудесным способом в полном сознании и счастьи. Во время её последних моментов, хотя её глаза оставались закрытыми, был признак узнавания и она откликнулась с выраженной преданностью, когда мы запели Акшараманамалай Бхагавана."

Внимательно это выслушав, Питаджи произнёс: "Я тоже так умру."

Однажды ближе к концу июля 1984 года он неожиданно почувствовал, что умирает. Он крикнул жене: "Премавати, позови Ганешана, пусть он немедленно придёт." Затем взял стул и поставил его перед большим портретом Бхагавана. Сев на стул, он осознанно испустил последний вздох!

К тому времени, как я пришёл, его уже не было. Вердикт доктора, что его смерть была мгновенной, был для меня достаточным доказательством, что во время смерти Питаджи был в полном сознании.

Лично для меня Питаджи был героем.
Он отказался поддаваться потребностям своего тела, но превозмог его мучения, полностью развернув своё внимание к Бхагавану. Он имел такую безоговорочную веру в Бхагавана, что мастер поглотил его в полном сознании!

У меня было сильное чувство, что хотя Питаджи был семейным человеком, его тело вполне заслуживало быть похороненным в саду ашрама. Мне удалось уговорить тех, кто был против. Тело Питаджи было захоронено рядом с могилами Чедвика и Коэна — даже сейчас преданные отдают дань почтения ему. Это единственный грихастха среди святых и санньясинов, похороненных в Раманашраме.

Истина - это не просто концепция, за которой нужно бегать. Вы сами являетесь чистой истиной.

Бхагаван любил ссылаться на ведические писания, где говорится о запахе мускусного оленя. Олень не знает, что запах исходит от его собственного тела, и поэтому бежит в поисках источника этого чудесного благоухания.

Говорится, что некоторые из этих оленей загоняют себя до смерти в этом поиске. Почему же мы, подобно мускусному оленю, должны гоняться за истиной?

Мы и есть истина. Зачем выходить из неё? Давайте оставаться истиной в Сердце.

Милостью Бхагавана Аруначала поглотит нас. Оставаться в истине, значит быть поглощённым Аруначалой.

Однажды Бхагавана спросили, кто такой дхира? Бхагаван ответил: "Тот, кто знает себя." Дхира буквально означает 'смелый'.

Оставаться в истине - это высшая форма доблести и отваги. Все преданные Бхагавана обладали этим качеством. Мы должны рассказать о жизни этих преданных, чтобы напомнить себе, что мы также всегда являемся только дхирами. Это состояние поглощённости всегда происходит в настоящем моменте.
Мы пришли к Аруначале, чтобы слиться с ним. Бхагаван называл это 'айкийям ааккиккол' .

Он молился не только за свою мать, говоря, "Поглоти её в Себя". Он молился за каждого из нас. Мы должны пробудиться. Это нам звонит будильник. Давайте не будем зря гоняться за истиной, подобно мускусному оленю. Давайте поймём, что истина внутри нас.

Состояние реализации - это поглощённость; это также Аруначала. Бхагаван сказал об Аруначале: "Сердце, имя тебе Аруначала."

Сердце, ядро нашего бытия, есть Аруначала. Погрузиться внутрь и оставаться в Я, значит быть поглощённым Аруначалой. Это состояние не происходит в пространстве и времени. Это вечное сейчас, то сейчас, где мы вечно пребываем.

Не нужен дополнительный свет, чтобы сделать огонь видимым. Если огонь присутствует, те, у кого есть глаза, могут увидеть его. Он продолжает ярко гореть, не заботясь о том, видит его кто-нибудь или нет. Шиварама Реддияр был таким огнём. Он заведовал книжным хранилищем ашрама, которое располагалось в маленькой комнатке.

Когда я в 1960 году пришёл в ашрам, мой отец сказал мне: "Ты ничего не смыслишь в житейских делах, особенно в деньгах. Поэтому поработай-ка для начала с Шиварама Реддияром."

Хотя я был лишь духовным новичком, уже через несколько часов работы с ним я был очарован его аурой безмятежности и покоя. Красота этого в том, что я даже не пытался понять или оценить его духовную величину. Это случилось также спонтанно и естественно, как цветение цветка.

Шиварама Реддияр родился в Ачарапаккам, маленьком городке между Ченнаем и Тируваннамалаем. Его родители были землевладельцами, и он сам владел рисовой мельницей.

Всё семейство было предано садху по имени Ачьюта Свами. Песни этого святого и поэта, основанные на адвайте, были очень популярны.

Первый даршан Ачьюты Свами с Бхагаваном произошёл в храме Аруначалешвара. Когда он вошёл в храм с несколькими своими преданными, его привлёк Бхагаван, тогда ещё совсем мальчик, сидящий в глубоком самадхи под деревом иллупай. Пожилой садху Ачьюта Свами увидел, что хотя тело, сидящее под деревом, было телом юноши, оно пребывало в безвременном блаженстве.

На следующий год он пришёл снова —
на этот раз с почти двумястами своими преданными. Не найдя Бхагавана под деревом иллупай, они обыскали весь храм, но безрезультатно. Расспрашивая людей, они выяснили, что Бхагаван был так погружён в самадхи, что не обращал внимания на свою абсолютную наготу.

Во время праздника Картикай Дипам какие-то добрые души повязали ему на талию набедренную повязку и отвели в Гурумуртам, небольшое святилище на окраине города, чтобы толпы народа, прибывшего на праздник, не беспокоили его.

Хотя в то время Бхагаван почти не был известен, Ачьюта Свами (больше известный как Ачьюта Дасар) со своими преданными пошёл туда увидеть его. Ачьюта Свами был вторым человеком, распознавшим величие Бхагавана, первым был Шешадри Свами.

Придя в Гурумуртам, Ачьюта Свами попросил своих преданных подождать снаружи, а сам вошёл в святилище. Увидев Бхагавана, сидящим на стуле и полностью погружённым в Я, Ачьюта Свами взял стопы Бхагавана и взмолился: "Я писал поэмы о недвойственном состоянии единства. Но я ещё не испытал его. Прошу тебя, благослови меня этим состоянием."

Когда он вышел, слова, которые он сказал своим преданным, были доказательством того, что он благословлён: "Там сидит бушующий огонь. Поклонитесь ему с расстояния и просите благословления."

Под влиянием песен Ачьюты Свами Шиварама Реддияр с детства интересовался философией адвайты. Он регулярно читал Кайвалья Наванитам и Йога Вашишту — два стандартных тамильских текста по адвайте, на которые Бхагаван тоже часто ссылался.

Один из учеников Ачьюты Свами посвятил Шиварама Реддияра в тарака мантру Господа Рамы и научил, как произносить её в традиции шанмуки упасана. Шиварама Реддияр методично практиковал её у себя дома в Ачарапаккам и в небольшой рощице неподалёку.

По мере продвижения он стал видеть сверкающий свет, описанный в шанмуки упасана. Это наполнило его радостным возбуждением. Однако в сердце сердец он чувствовал, что это ещё не конечная цель. В результате у него не было чувства реализованности.

В этот период его двадцатилетняя жена, которую он глубоко любил, умерла. Он говорил мне: "Когда Господь забрал её у меня, мир поблек и стал безрадостен." Для Реддияра это не было просто обычным горем, которое со временем проходит. Он никак не мог его пережить.

Согласно некоторым традициям скорбь уменьшается и, в конце концов, исчезает, когда человек отправляется в странствие. Веря в это, он три года ходил пешком по Индии, посещая святые места. Его печаль ничуть не утихла.

Тогда он вспомнил о своём дяде, прямом преданном Ачьюты Свами, который жил в Тируваннамалае в месте под названием Раманашрам. Так он пришёл в Тируваннамалай. Поселившись в храме Аруначалешвара, он стал обходить вокруг горы каждое утро. По пути он каждый раз проходил через Раманашрам, который в 1931 году был совсем небольшим.

Там со своим дядей Кришной Реддияром, который выращивал цветочный сад позади Старого Холла, он рвал цветы. Сжалившись над Шиварамой, его дядя однажды привёл его к Бхагавану, сказав: "Бхагаван, это мой племянник. Он в глубоком горе, так как более трёх лет назад умерла его жена." Бхагаван сосредоточился на нём.

Многие преданные, получавшие даршан Бхагавана, говорили мне о том, что его пронзающий взгляд умиротворял каждый атом их тела, ума и сердца. Через несколько мгновений такого взгляда Бхагавана печаль Шиварама Реддияра исчезла. Он по-прежнему любил свою жену, но скорбь по поводу её кончины угасла. Он почувствовал глубокую радость в сердце и уехал по своим делам в Ачарапаккам.

В 1934 году он получил письмо из Раманашрама. "Ваш дядя скончался. Пожалуйста, приезжайте." Так как Тируваннамалай был всего в девяноста милях от его города, он прибыл туда в тот же день. По прибытии Кунжу Свами рассказал ему о всех подробностях кончины его дяди. Шиварама Реддияр исполнил последние обряды согласно инструкциям Бхагавана. Теперь он чувствовал, что должен служить Бхагавану всю свою жизнь.


Я попросил Шиварама Реддияра рассказать мне о своём дяде. Он ответил, что его дядя был одним из тех преданных, которые приходили с Ачьюта Свами и получили даршан Бхагавана в 1896 году. Он служил Ачьюте Свами. Через несколько лет, когда Ачьюта Свами собирался покинуть тело, Кришна Реддияр взял в руки стопы своего мастера и попросил наставления. Ачьюта Свами сказал ему: "Иди в Раманашрам и служи Рамане Махарши. Всё, что я получил духовно, я тебе дал. Тебе нужно больше, так что иди к Рамане Махарши."

Вот так дядя Шиварама Реддияра пришёл к Бхагавану. У него было крепкое тело, и он работал не покладая рук. Он развёл цветник в ашраме и исполнял поручения правления ашрама. Однажды он сказал им: "Я поеду в свою деревню и скоро вернусь." Прибыв в свою деревню, он собрал всех своих родственников и сказал им: "Через неделю я оставлю это тело у священных стоп своего мастера. Я приехал, чтобы попрощаться с вами."

Кришна Реддияр был хорошо знаком с астрологией и знал, когда умрёт. Когда он вернулся в Тируваннамалай, он был всё ещё здоров, с ним ничего плохого не происходило. Но на седьмой день его начало слегка лихорадить. К вечеру лихорадка усилилась настолько, что он не мог встать. Рамакришна Свами и Кунжу Свами посоветовали ему оставаться в хижине. В то время в ашраме уже было несколько хижин. Пока он лежал в хижине, Рамакришна Свами и Кунжу Свами доложили о нём Бхагавану.

Бхагаван ответил, что Кришна Реддияр знал астрологию и ездил домой, чтобы попрощаться с родственниками, а потом вернулся, чтобы слиться с Аруначалой.

В 1914 году, когда мать Бхагавана серьёзно заболела, Бхагаван написал четыре стиха Аруначале, моля, чтобы он поглотил её.

В третьем стихе он молит:
"Аруначала! Ты сияющее пламя мудрости! Благоволи обернуть мою мать своим светом и сделай её единой с собой." Когда Мать покинула тело в 1922 году в Скандашраме, именно это и произошло. С дядей Шиварама Реддияра Бхагаван утверждал то же самое, когда объявил: "Он пришёл сюда, чтобы слиться с Аруначалой."

Позже вечером после семичасового обеда Бхагаван, Б.В.Нарасимха Свами и несколько других преданных пошли прямиком в хижину Кришна Реддияра. Бхагаван сел рядом с ним, положив руку ему на голову. Б.В.Нарасимха Свами запел бхаджаны, а Рамакришна Свами и Кунжу Свами начали медитировать. Через какое-то время Рамакришна Свами и Кунжу Свами стали просить Бхагавана и Б.В.Нарасимху Свами уйти, так как было уже поздно. Бхагаван пристально посмотрел на Кришну Реддияра и вышел.

В четыре утра Рамакришна Свами и Кунжу Свами доложили Бхагавану о его смерти. Особые указания Бхагавана, как и где его похоронить, были в точности исполнены. Вспоминая всё это, Шиварама Реддияр заключил: "Именно благодаря благословению моего дяди я смог постоянно оставаться в Раманашраме и служить Бхагавану."

Я спросил Шиварама Реддияра: "Вы кажетесь настолько уравновешенными в тишине и спокойны, что я чувствую то же самое, находясь рядом с вами. Но в то же время вы выглядите как совсем обычный человек. Что с вами случилось? Расскажите мне."

Он ответил: "Ничего. Я такой же обычный, как и все." Я не успокаивался. День за днём я донимал его: "В вас есть что-то особенное. Пожалуйста, расскажите мне, что это?" Так как он не уступал, я сменил тактику: "У вас никогда не было сомнений в духовных вопросах?" Это сработало.

Вот что он рассказал:

"До 1931 года я двадцать лет старательно практиковал тарака мантру и десять лет шанмуки упасану. В результате я переживал свет вокруг себя, а также чувство радостного возбуждения. Тем не менее, глубоко внутри я испытывал сомнения в реальности этого состояния.

В 1934 году я с почтением выложил это сомнение перед Бхагаваном. Бхагаван был довольно милостив, и ответил: 'Да, это состояние нидидьясаны. Ты слышал, как гуру инструктирует тебя, это сравана. Ты впитал его учение, что есть манана, и теперь переживаешь его, что есть нидидьясана. Но это всё ещё на уровне трипути, тройственной иллюзии видящего, видимого и видения.

Ты должен пойти дальше и выяснить, кто этот 'я', который переживает свет и возбуждение. Свет и возбуждение существуют для кого-то. Выясни, кто это.'"

Шиварама Реддияр продолжил:

"Ещё до того, как Бхагаван объяснил это мне, я знал о трипути и необходимости его трансценденции. Но только в присутствии сатгуру смог я ухватить практический смысл этого, как реальный, живой опыт. Раз! И переживание 'я' ['I'], превосходящее трипути, снизошло на меня, и меня охватило то высшее состояние могущественной тишины. Это было моё конечное посвящение. С тех пор состояние благодати продолжается непрерывно."

В течении тридцати лет с 1934 года он работал в книжном хранилище как управляющий с ограниченными обязанностями по упаковке и продаже, которые он привык выполнять сам.

Подобно необыкновенному светильнику, он жил всегда в этом состоянии внутреннего света. Я был его помощником четыре счастливых года. Для меня было глубоким и проникновенным опытом работать рядом с человеком, пребывающим в изначальной реальности сознательно, всё время. В присутствии этой реальности я чувствовал ещё большее почтение к Шиварама Реддияру, который был так щедро благословлён Бхагаваном.

В 1960 году, придя в ашрам, я по собственному почину взял на себя три обета. Я думал, это важно для ведения духовной жизни. "Я не буду прикасаться к деньгам, я не буду писать своё имя и я не буду смотреть на женщин." Когда среди весьма редких посетителей появлялась женщина или семейная пара, я вставал и уходил.

Вечером, составляя отчёт, я помогал Реддияру подводить счета, но выручку ему приходилось считать самому, так как я не притрагивался к наличным. Кроме того, когда дело доходило до выписывания счетов или квитанций, я заполнял детали, но подписывать давал ему. Я не знал, что он всё это подмечает.

Реализованные люди не спешат с выводами и не судят других — он молча наблюдал за мной три или четыре месяца. Я спал на открытом воздухе перед самадхи Бхагавана, а он спал под соломенным навесом перед книжным складом.

Он любовно звал меня 'Ганешу'. Одним вечером, часов в девять, он подозвал меня: "Ганешу, поди-ка сюда." У него были ужасные приступы астмы. Когда они случались, он звал меня, и я нёсся к нему, стараясь оказать любую мелкую помощь, которую мог. Я думал, что у него снова приступ и поспешил к нему. "Сядь рядом", сказал он мне. "Я наблюдаю за тобой все эти месяцы. Ты не прикасаешься к деньгам, ты не подписываешь счетов и, когда к нам заходит женщина любого возраста, ты убегаешь. Что с тобой такое?"

Я рассказал ему о трёх обетах, принятых мною, чтобы поддержать меня на духовном пути. "О, это хорошо," откликнулся он, "Но ты уже достаточно это попрактиковал. А теперь, поразмышляй о своих действиях. Что плохого в деньгах? Касаться денег это не грех, грех — быть привязанным к ним."

Он сказал это не как аргумент или как наставление — он делился со мной от своего Сердца, и это свободно и прямо вошло в моё.

Он продолжал: "Что плохого в написании имени? Разве ты родился с именем? Его дали тебе родители. Ты не должен быть привязан к телу. Отказываясь от имени, ты не отказываешься от привязанности к телу. Откажись от идеи 'я есть это тело'. Для тебя, Ганешу, сам Бхагаван подобрал имя. Видишь, как оно священно!"

Начиная с того момента я стал пользоваться своим именем. Относительно моего третьего обета Реддияр сказал: "Знаешь ли ты, что игнорируя женщин, ты оскорбляешь создателя? Высшая сила создала двойственную видимость мужского и женского аспекта — в животных, птицах, деревьях, растениях и даже камнях. Не придавая значения женскому аспекту, ты отрицаешь целую половину принципа творения. Верно ли это? Необходимо ли это? Чтобы преодолеть это препятствие, люби всех женщин безусловно, как матерей. Чем глубже ты будешь их любить, тем больше будет из тебя изливаться преданность создателю. Игнорирование половины работы создателя само по себе станет большой помехой в твоей духовной практике и развитии."

С тех пор я неподдельно стал любить всех женщин как своих родных матерей, как родных сестёр.

В 1965 году Шиварама Реддияр серьёзно заболел. Так как он не хотел быть обузой ашраму, он решил уйти и позвал свою дочь. Она приехала и увезла его в Уттарамерур, её родной город.

Прежде, чем он покинул ашрам, я взял его стопы и обратился к нему: "Вы уезжаете, Реддияр, покидаете меня." Он улыбнулся и сказал: "Аруначала есть истина. Есть только истина. Оставайся у Аруначалы и все благословления достанутся тебе!"

Благословления и милость - это не личная собственность. Это единственные реальные вещи, которыми человек может безусловно поделиться с каждым.

Всё снаружи имеет свои границы — дом можно дать одному человеку, деньги можно раздать ста человекам, но благословления, милость и любовь всегда можно делить со всеми, везде и во все времена.

Однажды перед Бхагаваном предстал верный христианин с запада и со всей серьёзностью умолял: "Я хочу живого гуру. Вы можете показать мне живого гуру?" Бхагаван задал встречный вопрос: "Разве Иисус Христос мёртв? Разве Будда мёртв?"

Он не стал развивать ответ дальше, так как настоящий мастер даёт лишь намёк. Настоящий мастер не пускается в сложные ответы, потому что вопрошающий должен быть больше вовлечён в этот процесс, ведь он сам и есть ответ. Кроме того, вопрошающий должен пережить на опыте ответ на свой вопрос, а не найти его в писаниях или получить от кого-то ещё. Другими словами, если Рамана Махарши является истиной, тогда вопрошающий тоже должен стать истиной. Встречный вопрос Бхагавана, таким образом, является совершенным ответом.

Проще говоря, во-первых, Иисус Христос или Будда это просто мысль, воспоминание. Теперь должен начаться внутренний поиск. Но неужели любой мессия это только мысль?

Бхагаван Рамана однажды ясно заявил: "Всё есть мысль, но гуру - это не мысль."

Эти отношения можно сравнить с любовью к матери. Если человек очень глубоко любит свою мать, тогда является мать лишь мыслью? Может ли эта любовь сравниться с теми мимолётными мыслями, появляющимися в течении дня?

Также, если вы думаете о своём ребёнке, которого, может и не быть в настоящий момент рядом с вами, разве это не любовная мысль? Разве эта мысль не выводит нас в другое измерение реальности? Это то же самое измерение, куда мы попадаем, когда думаем о святых, мудрецах и других духовных светочах.

Бхагаван Рамана неоднократно повторял, что есть только один гуру, и он находится в Сердце.

Что означает слово святой?
Словарь определяет святого как 'очень добродетельного человека большой праведности' и как 'одного из избранных Богом'.

В духовной сфере мы понимаем святого как человека, у которого нет чувства 'я' или 'моё'. Это также тот, кто помогает уничтожить это чувство в тех, кто вступает с ним в контакт.

Как он это делает? Он делает это всего одним взглядом или даршаном, который также определяется как 'Бог видит Бога'.

Во время своего пребывания в Рамашраме я расспросил более четырёхсот преданных, получивших даршан Бхагавана. Моим первым вопросом к ним неизменно был: "Как вы узнали о Рамане Махарши?" Затем следовало: "Что с вами происходило, когда вы впервые встретились с Махарши?" Ответы на первый вопрос естественно различались от человека к человеку.

Однако ответ на второй вопрос был всегда одним и тем же — не зависимо от пола, воспитания, религии, национальности, образования или социального статуса. Ответом всегда было "Когда я впервые стоял в присутствии Махарши, он посмотрел на меня, и я испытал покой, какого никогда прежде не испытывал."

Некоторые преданные могли использовать такие слова как спокойствие, благодать, радость, тишина или счастье вместо покоя, но все они означали одно и то же.

Они также говорили: "Я никогда прежде не испытывал этого." 'Я никогда не испытывал' означает, что не было 'меня', который мог бы вспомнить о таком опыте. 'Я' это регистратор переживаний. В таком даршане, где 'Бог видит Бога', 'я' человека полностью стирается. Это стирание может случиться вследствие касания, слова, или даже взгляда святого. И оно мгновенно.

Свами Шивананда из Ришикеша, хорошо известный индийский святой, получавший благословения от Бхагавана, восхваляет Джанаки Мату из Танджора в своей книге Святые Женщины Индии:
"Джанаки Мата посвящает всю свою жизнь памяти о своём сатгуру, Бхагаване Шри Рамане Махарши."

Так этот великий святой отдал славную дань этой великой преданной Раманы. К тому времени, как она пришла к Махарши, Джанаки Мата уже была исполненным величия мистиком. Она была святой, испытавшей множество психических переживаний.

Кем была эта замечательная женщина? Джанаки Мата происходит из богатой семьи, в которой она была любимицей. Однажды, играя на веранде роскошного дома своего отца, она увидела на улице измождённого старого садху, крикнувшего ей: "Дитя! Я очень голоден. Пожалуйста, дай мне чего-нибудь поесть!"

Джанаки Мата была таким щедрым ребёнком, что отдавала всё, о чём кто-либо её просил. Однако мать когда-то говорила ей, что нельзя подавать еду до окончания ежедневного богослужения. К тому моменту пуджа ещё не закончилась. Не смутившись этим, девочка вошла в комнату и вынесла несколько тарелок с лакомствами, которые были предназначены в качестве подношений Богу во время пуджи. Её переполняла радость, когда она видела, как садху с удовольствием ест.

Поев, садху попросил её высунуть язык. Он пальцем начертал какие-то священные буквы на её языке. В тот же миг Джанаки испытала чистую радость и экстаз. Это переживание повлияло на неё двояко. С одной стороны она стала ясновидящей, а с другой — больше расположенной к духовности. Первое наградило её чудесными силами, а второе превратило игривого ребёнка в замкнутую и углублённую в себя девочку.
Её больше не интересовали игры с другими детьми. Вместо этого, она страстно возжелала обратиться к Богу.

Очень скоро её великодушное мировоззрение и священные мистические качества стали привлекать к ней людей. Джанаки принадлежала к типичной индуистской семье, где приоритетом родителей было пораньше выдать дочь замуж. К их большому беспокойству и неудовольствию они обнаружили, что их дочь всё больше и больше склонялась к сфере духовности, отказываясь от любого вида физических отношений и наотрез отвергая все предложения о замужестве.

В этот момент неожиданно умирает жена одного знакомого доктора, оставив его с двумя детьми. Когда Джанаки было предложено вступить в брак с вдовцом, она без колебаний сказала 'да'. Когда позже её спросили, что заставило её согласиться, она ответила: "Я любила тех двоих детей." Разве это не пример духовной женщины, пропитанной материнством?

Д-р Ганапати Айер, муж Джанаки, был врачом по профессии и намного старше её. Его часто переводили из города в город. Волей судьбы в 1935 году его направили в Тируваннамалай. К этому времени Джанаки жаждала физического присутствия гуру, потому что больше не находила удовлетворения в многочисленных видениях богов и богинь.

Она вспоминала стих из Бхагавад Гиты, где Кришна объявляет Арджуне: "Тому, кто поклоняется мне с любовной преданностью, и чьи действия лишены желания и мотива и сонастроены с его свадхармой (предназначенное положение и обязанность в жизни), я откроюсь через милость гуру."

Перевод её мужа в Тируваннамалай положил конец её метаниям. Даршан Бхагавана дал ей понять, что она нашла то, что искала.

Одним утром, когда Бхагаван отправился на обычную утреннюю прогулку, она догнала его и говорила с ним позади коровника Раманашрама. Здесь она высказала ему свою острую внутреннюю тоску.

Бхагаван посмотрел на неё с глубочайшим сочувствием и сказал: "Вы грихастха, домохозяйка. Исполните все свои обязанности жены, в особенности по отношению к вашему мужу. Оставьте задачу вашей духовной реализации мне. Нет ничего плохого в теле; только 'дехатма буддхи' — понятие 'я есть тело' — должно быть оставлено. Вы — вечное безграничное Я. Я всегда с вами."

Теперь она вновь почувствовала уверенность, получив духовное руководство Бхагавана. Она знала, что благословлена им. Чрезвычайно обрадованная, она с жаром окунулась в жизнь духовной садханы. Она стала углубляться в Сердце всё время. После этого преображающего переживания, мирская жизнь казалась ей детской игрой. Увы, в скором времени её мужу снова пришла пора переводиться в другой город. Она очень не хотела расставаться с Бхагаваном и горько плакала. Бхагаван посмотрел на неё сострадательно и нежно заверил: "Я всегда с вами."

Джанаки Мата говорила мне, что мирская жизнь и то, что у неё много детей, никоим образом не отвлекали её. Она продолжала вести совершенно гармоничную жизнь с миром внутри и снаружи. Вскоре она стала известной как Джанаки Мата.

Ещё до прихода к Бхагавану у Джанаки Мата были опыты поднятия кундалини; она также обладала и другими мистическими силами. Однако, как только Бхагаван сказал ей: "Ты есть Я", она всё это оставила и развернула внимание внутрь.

Мысль о Бхагаване помогала ей пребывать в Сердце и фокусироваться на Я. С помощью этого вида концентрации она преодолела все виды препятствий. Она стала духовным маяком для многих ищущих, сбившихся с курса.

Она учила их, как сдаваться, как сосредоточиться на Самоисследовании и, в конце концов, как самим стать светом. Есть достаточно примеров, доказывающих, что Бхагаван всегда был с ней. Бхагаван всегда поддерживал тех, кто был укоренён в Я. Даже после его маханирваны его руководящее присутствие направляло духовных ищущих в распознавании и поклонении тем, кто утвердился в Я. Джанаки Мата является примером такого человека.

Многократные визиты к Бхагавану ускорили и усовершенствовали прогресс Джанаки Мата. Она сама рассказывает, почему она всё время хотела быть в контакте с Бхагаваном: "Присутствие Бхагавана помогло мне испытать состояние сверхсознания, в котором все дуальности возникают в уме, только чтобы быть поглощёнными великой тишиной. Внешний мир казался мифом и пустым сном, и единственной реальностью была эта тишина внутри всеохватывающего Я.

Череда скрытых тенденций, накопившихся в цепи прошлых воплощений, была полностью стёрта, и, в конце концов, все разнообразные проявления ЕДИНОГО растворились в пустоте, и сияло лишь одно трансцендентное Я."

Именно в этой внутренней тишине она была утверждена. В присутствии Бхагавана она по два-три часа могла оставаться погружённой в самадхи. Она установила постоянный контакт со своим гуру.

Однажды она прислала особую трость для ходьбы с серебряным набалдашником; потом пару обитых серебром деревянных сандалий через своего ученика Натараджана, который позже стал Садху Ом.

Бхагаван принял обе вещи.
Он подержал их, изучил и сказал:
"Отправьте их обратно. Пусть Джанаки сохранит их для пуджи."

Джанаки Мата поклонялась этим двум предметам с безграничной преданностью. Священные стопы гуру были навечно отпечатаны в её Сердце, внутреннем гуру.

В 1966 году, на третий год издания журнала Горная Тропа, Осборн захотел выпустить специальный выпуск, посвящённый Джаянти. Он решил, что этот выпуск не будет содержать материалов о других святых, мистиках и гуру. Вместо этого он будет целиком посвящён Бхагавану. Будучи управляющим редактором журнала, я дал своё согласие. Однако, вскоре стало очевидно, что у Бхагавана другие планы — он хотел даровать признание Джанаки Мата.

В один из дней Осборн позвал меня и настоял на том, чтобы мы включили статью о Джанаки Мата именно в этот номер. Это было для меня неожиданностью, так как я не думал, что он вообще о ней знает.

Я был приятно удивлён, когда он написал подходящее и показательное вступление к статье. Осборн писал: "Нашей традицией стало публиковать в каждом выпуске статью о каком-либо святом, мистике или гуру. Мы решили, что в выпуске, целиком посвящённом Бхагавану, это будет не совсем уместно, но прямо перед тем, как отправить выпуск в печать, мы получили главы ещё неопубликованной истории жизни блаженной женщины-мистика, Джанаки Мата, у которой значительное количество последователей, и которая в то же время всем сердцем предана Шри Бхагавану. И мы решили составить статью, увязав вместе отрывки из этой истории."

Второй случай, в котором Бхагаван явно жалует полное признание Джанаки Мата, произошёл в 1967 году, когда освящалась гробница Бхагавана.

Согласно индуистской традиции в таких случаях на церемонию приглашается святой, чтобы своим прикосновением освятить гробницу. В ашраме был комитет попечителей, управлявший такими делами. Мой отец был председателем. Комитет вызвал меня и поручил попросить Джанаки Мата освятить лингам гробницы Бхагавана.

Как только Джанаки Мата дотронулась до лингама, она вошла в экстаз. Она громко прокричала: "Джай, Раманеша! Рамана Гуру! Гуру Рамана! Рамана аппа! Рамана дэва!"

Вся аудитория из нескольких сотен преданных и гостей впала в экстаз, перенесясь в совершенно другой мир!

Когда я встретил её во время празднований по поводу освящения, я приложил голову к её стопам и взмолился: "О, Мата! Пожалуйста, благословите меня, прошу вас, наставьте меня." Её слова наставления священны для меня.

Она посоветовала: "Держись священной пары стоп сатгуру Раманы, спасителя всех страждущих душ, и практикуй его учения. Ежедневная практика его учений это поистине пара его священных стоп. Они должны навечно отпечататься в твоём Сердце, твоей хридайе. Сердце это Рамана."

Однажды, когда мне было три года, я пошёл и простёрся перед Бхагаваном. Когда я поднялся, Бхагаван сказал: "Ганеша, смотри, вон твоя Ной. Иди, сядь к ней." Я радостно подбежал к пожилой американке и проворно вскарабкался ей на колени. Это была Эленор Полин Ной.

Тот случай был не единственным, когда милость Бхагавана установила между нами связь. В том же году я как-то раз вошёл в обеденный зал, где Бхагаван и другие преданные расселись к обеду. Направившись прямиком к Эленор, я настойчиво хотел есть с её тарелки из бананового листа.

Повара и некоторые из преданных, с головой погрязшие в ортодоксии, были в ужасе. Для них одна мысль, что мальчик брамин будет есть с одной тарелки с западным человеком была отвратительна. Они подбежали, чтобы спасти меня от такого немыслимого акта осквернения! Непреклонный в своём решении сделать всё по-своему, я закатил истерику.

Эта сцена привлекла внимание Бхагавана. С одного взгляда он понял, в чём дело. Он невозмутимо посоветовал поварам: "Принесите тарелку с ложкой и покажите ребёнку. Он пойдёт за вами. Его упорство это не желание поесть из её тарелки. Ганешан никогда не видел, как едят ложкой, и ему тоже хочется так!"

Повара сделали так, как сказал им Бхагаван, и я последовал за ними как счастливый щенок. Бхагаван посмотрел на меня и проговорил: "Видишь, твоё желание исполнилось!" Затем он развернулся к поварам и другим преданным: "И ваша проблема тоже разрешена!"

Бхагаван привлекал к себе самых разных ищущих со всех уголков света. Почти всем, кого я встречал, я задавал один и тот же вопрос: "Что привело вас к Аруначале и Бхагавану?" В основном ответ был таким: "Кто-то дал мне статью о Бхагаване и Аруначале. Вот так я попал сюда." Я не унимался: "Вы, должно быть, много о чём читали. Вы посещаете все места, о которых прочитали?"

Поразмыслив, и иногда, признаюсь, не без помощи моих настойчивых вопросов, к ним приходило озарение, что к Аруначале их привлекло не напечатанное слово, но высшая сила, назовите её Бхагаван или как-то ещё.

Каждый преданный, пришедший к Бхагавану, был привлечён сюда той же высшей силой, которая в 1896 году привела сюда Бхагавана!

1939 году миссис Ной жила в Калифорнии со своей сестрой двойняшкой, когда её постиг глубокий кризис. Он вызвал такую ментальную муку, что она не могла даже спать. Её страдания были такими сильными, что она решила, несмотря на стеснённые средства, отправиться в путешествие по миру в поисках утешения.

Из-за очень плохого состояния доктор отговаривал её ехать. "Почему вы хотите ехать в таком состоянии?" — спрашивал он. Она отвечала: "Я хочу понять, кто я."

Довольно пророческое заявление, учитывая, что основное учение мастера, с которым ей предстояло встретиться, было "Выясни, кто ты есть."

Несмотря на то, что она планировала плыть до Калькутты, когда корабль пришёл в Ченнай, ей вдруг захотелось сойти на берег. Она сняла комнату в гостинице, но не могла там оставаться из-за жары. Служащие отеля посоветовали ей поехать в Кодайканал, горное поселение.

На следующий день она прибыла в Кодайканал на нанятом специально для неё такси. Во время приятного пребывания в тамошней гостинице, она расспрашивала её работников, не живёт ли поблизости какой-нибудь провидец или святой. Один из них тут же ответил: "Да, в Аруначале живёт мудрец по имени Рамана Махарши! Это самый великий провидец в Индии!" Удивительно, что ответ пришёл от обычного работника гостиницы, не от ищущего или учёного.

В 1939 году Махарши ещё не был так известен, однако его назвали величайшим провидцем Индии.
Миссис Ной сразу же отправилась к Аруначале. Когда она прибыла в ашрам, Ниранджанананда Свами, сарвадикари, встретил её и отвёл прямиком к Бхагавану.

Вот что она написала: "Я чувствовала атмосферу, наполненную чистотой и благодатью Бхагавана. В присутствии святого ясно ощущалось дыхание божественного. Когда он улыбнулся, мне показалось, что распахнулись врата рая. Я никогда не видела глаз, более освещённых божественным светом.

Он очень ласково поприветствовал меня, немного порасспрашивал обо мне, что меня раскрепостило, и его любящий и сострадающий взгляд благословил меня прямо в самое Сердце. Он знал, как я в нём нуждалась. Меня сразу притянуло к нему.

Его величие и доброта были всеобъемлющи. Молчаливое влияние его любви и света было намного могущественнее, чем любые слова. Каждый, кто приходит к нему, благословлён. Его внутренний покой ощущается всеми."

С этого момента до её отъезда через год её глаза редко просыхали. Бхагаван уделял ей непрекращающееся внимание. Как только она появлялась в его присутствии, он тут же обращался к ней.

Невероятно, но факт в том, что подобные чудесные взаимоотношения уникальны в книге жизни Бхагавана. Её простые, чистые манеры и трогательные слёзы заставили полюбить её всех старых преданных. В начале она плакала от мучений, печали и страдания. Позже её слёзы стали спонтанным выражением невыразимой радости и духовной исполненности.

После встречи с Бхагаваном она заснула крепким сном впервые за много лет. С тех пор снотворные таблетки, которые она принимала, были оставлены навсегда. Она приписывала это прямому благословлению Бхагавана.

Когда её спросили, как ей удалось этого добиться, она ответила: "Я получила лекарство всех лекарств — верную, неисчерпаемую милость Бхагавана."

Её ответ перекликается с одной из поэм Бхагавана, где он обращается к Аруначале как к 'лекарству всех лекарств'.

По прошествии нескольких месяцев ей захотелось попутешествовать по Индии, прежде чем вернуться домой. После долгого путешествия, достигнув Калькутты, порта отплытия, она внезапно почувствовала сильную тягу к Бхагавану и Аруначале. Не раздумывая, она отправилась обратно.

Бхагаван встретил её восхитительной улыбкой. Миссис Ной так описывает свой второй визит:

"Моя любовь расцвела в глубокую преданность, я была наполнена неизгладимым покоем. То, что раньше казалось важным, больше не имело значения. У меня появилась способность видеть вещи в их истинном обличье. Вчерашние сердечные боли и мысли о завтрашнем дне постепенно становились несущественными и, в конце концов, совершенно забылись."

Однажды, увидев её с красивой розой в руке, один преданный спросил её о ней. Миссис Ной ответила, что эта роза для Бхагавана. Но, войдя в холл, она не осмелилась предложить её напрямую и положила розу на скамеечку для ног, которая обычно стояла перед Бхагаваном.

Бхагаван посмотрел на неё и спросил: "Что это?" "Это всего лишь роза, Бхагаван". "Вы дадите её мне?" Она подняла розу и подала Бхагавану, который, взяв её в руки, приложил к глазам, к голове и к сердцу.

Этот простой и красивый жест вызвал в Ной сильную волну эмоций, и молчаливая молитва вырвалась из её сердца:

"О, Бхагаван!
Ах, если б ты всегда был моим отцом!
Ах, если б ты всегда был моей матерью!
Ах, если б ты всегда был моим Богом!
Ах, если б я всегда была твоим чадом!"

Пробыв здесь восемь месяцев, пришло время Ной отправляться назад в Калифорнию. Стоя перед Бхагаваном перед отъездом, она плакала навзрыд. Бхагаван заверил её: "Я всегда с вами."

Вернувшись домой в Америку, она сохраняла контакт с Бхагаваном посредством писем. От неё всегда приходило четыре письма — одно для Бхагавана, одно для Ниранджанананды Свами, одно для служащего Бхагавана Кришнасвами, который был очень добр к ней, и четвёртое — мне.

Каждый раз, читая письмо от миссис Ной, Бхагаван, поверьте, бывал растроган до слёз после таких, например, строк: "Бхагаван! Я пишу это письмо, и слёзы льются у меня по щекам."

В то время индийцы очень редко посещали Америку. Но когда какой-нибудь преданный сообщал Бхагавану о поездке туда, он наказывал: "Обязательно посетите Ной."

После того, как Бхагаван покинул тело, она написала письмо, где заявляла: "Бхагаван! Вы взяли меня в своё Сердце. Я в вашем Сердце!"

Эта замечательная женщина, которая пришла к Бхагавану полная мук, страданий и печали, успешно завершила свой духовный путь благодаря объятьям любовной и сострадательной милости Бхагавана.

Есть день в середине января, когда люди по всей Индии отдают дань почтения и благодарности коровам и быкам, давая им отдохнуть, моя их и украшая бусами и колокольчиками. В этот день каждый год я посещаю гробницу коровы Лакшми, расположенную между горой и Старым Холлом Бхагавана. Неизменно я вспоминаю последний день Лакшми.

Шёл 1948 год, и я был свидетелем происходящего. Бхагаван сидел рядом с Лакшми, положив на неё руки, успокаивая её и благословляя покоем. Когда Бхагаван ушёл, Лакшми лежала неподвижно с закрытыми глазами. Она оставалась в таком положении более получаса. Затем Сури Нагамма любовно взяла голову Лакшми в свои руки и положила её себе на колени. Когда Лакшми испустила последний вздох, Сури Нагамма сообщила об этом Бхагавану.

За несколько дней до первой годовщины самадхи Лакшми в 1949 году Сури Нагамма нужно было съездить в свою деревню. За день до этой даты Бхагаван несколько раз спрашивал служащих: "Нагамма приехала? Ей сообщили, что завтра годовщина самадхи Лакшми?" На следующий день он также не переставал спрашивать.

Нагамма приехала, но чуть позже.
Она направилась прямиком к гробнице Лакшми, и только потом пошла к Бхагавану. Как только Бхагаван увидел Сури Нагамму, он спросил: "Вы были у гробницы Лакшми?"

Треугольник из Бхагавана, Лакшми и Сури Нагаммы навсегда запечатлелся в моём сердце.

Около ста лет назад в Индии преобладали детские браки. Если юная жена умирала, мальчик женился на другой. Однако, если умирал мальчик, девочка была обречена всю оставшуюся жизнь вести суровую жизнь вдовы. Часто её брили налысо, носила она только самую простую одежду.

Общество её почти бойкотировало, она не могла ни выходить из дома, ни принимать участие ни в каких общественных делах, даже внутри домашнего хозяйства. Поэтому устремлённым к Богу вдовам становилось проще идти по духовному пути, не становясь жертвой мирских соблазнов.

Вот почему Рамакришна Парамахамса сказал: "В следующем рождении я хотел бы родиться девочкой-вдовой." Если вы девочка-вдова, вы освобождены от всех форм искушения. Ничто не привлекает и не отвлекает ваш ум и ваше время от духовной садханы.

Такова была жизнь Сури Нагаммы. Родилась она в богатой семье, но родители покинули её ещё в нежном возрасте. Выйдя замуж, будучи очень юной, она потеряла своего мужа, когда ей не было и двенадцати.

Нагамма всегда представляла себя похожей на Ситу, покорную и верную жену Господа Рамы. Поэтому она никак не могла примириться со своей трагедией. Она часто закрывалась у себя в комнате, отказываясь есть и кого-либо видеть. В результате она сильно похудела и ослабла.

Однако, посреди этого несчастья она нашла невероятное облегчение в слушании песен или бесед о святых и мудрецах. Это побудило её читать о них и взрастило в ней желание повстречаться с ними. Это духовное семя вскоре проросло не одним цветком, но целым прекрасным цветочным садом.

Не имея возможности ходить в школу, Нагамма выучила родной язык телугу самостоятельно. Она изучала индийский эпос — Рамаяну, Махабхарату и Шримад Бхагаватам.

В Бхагаватам её особенно привлекала одна глава, где Господь является в виде ребёнка Капилы и даёт наставления своей матери Дэвахути, как достичь Самореализации. Это стало поворотной точкой в жизни Сури Нагаммы.

Она жадно глотала все духовные тексты и лелеяла мечту встретить великого святого и служить ему. Однажды ночью ей приснился красивый сон, в котором ей явился сиддха пуруша, похожий на Дакшинамурти. Его окружал яркий свет. Нагамма захотела встать и поклониться ему, но внезапно проснулась. Она была очень разочарована, но её стремление встретить святого мудреца и служить ему стало ещё сильнее.

У Нагаммы было три брата. Один был адвокатом, другой работал в банке, а младший брат был инвалидом. На плечи Нагаммы легла забота об этом брате. Она заботилась о нём до его смерти в 1923 году, когда ей был 21 год. В течении этих лет она страстно хотела духовно расти, но её обязанности связывали её.

После смерти брата она была вынуждена переехать в город Виджаявада с братом адвокатом, так как родственники не хотели, чтобы она жила одна. Этот переезд стал скрытым благословением, потому что она не только вошла в контакт с садхаками, но и получила больший доступ к духовной литературе на телугу.

В 1939 году другой брат Нагаммы, Д.С.Шастри, написал ей письмо, где описал свой визит на Аруначалу во время деловой поездки. Он описал встречу с великим святым Раманой Махарши, и как с тех пор изменилась вся его жизнь. Он настоятельно советовал ей посетить Раману Махарши и провести некоторое время на Аруначале, предлагая свою моральную и финансовую поддержку.

(Именно этот брат впоследствии перевёл книги Сури Нагаммы с телугу на английский.)

Нагамма отнеслась к этому 'незнакомому садху' весьма скептически. Однако, желая доставить удовольствие своему брату, она в июле 1941 года отправилась в Раманашрам. Один взгляд Бхагавана, и она была покорена и очарована. Когда Бхагаван пристально посмотрел на неё, она испытала чувство невыразимого покоя, и — о, чудо из чудес — она узнала в нём того сиддха пурушу, которого видела во сне тридцать лет назад!

Почувствовав её изумление, Бхагаван улыбнулся. Нагамма была убеждена, что находится лицом к лицу с Богом и решила остаться в Тируваннамалае навсегда. Но она не была готова к постоянному проживанию здесь, и ей пришлось возвращаться домой, чтобы взять всё необходимое.

Она плакала, расставаясь с Бхагаваном, так как не хотела с ним разлучаться. Бхагаван ответил: "Я всегда с вами. Куда бы вы ни пошли, что бы вы ни делали, я всегда с вами." Нагамма впала в экстаз и с тех пор стала видеть Бхагавана во всём. Её это наполняло радостью! Даже её родственники заметили, что все эти годы убитая горем Нагамма, наконец, нашла своё счастье.

Через три месяца она вернулась в Раманашрам, больше не чувствуя себя способной выносить разлуку с Бхагаваном. Ей пришлось поселиться в городе, так как рядом с ашрамом не было мест для поселения, а женщинам не позволялось находиться в ашраме после захода солнца.

К счастью ей удалось снять домик по соседству с Эчаммой, которая привыкла принимать еду только после того, как обслужит Бхагавана. Жить рядом с этой святой женщиной было для Нагаммы хорошим сатсангом. К тому же Эчамма придала ей смелости говорить с Бхагаваном без стеснения.

Эчамма прямо так и сказала, чтобы она, заговорив с Бхагаваном, просила не меньше, чем Самореализацию. И однажды, простёршись перед Бхагаваном, Нагамма трясущимся голосом попросила: "Бхагаван, помогите мне достичь мукти."

Бхагаван, воплощение сострадания, повернулся к ней и кивнул головой в знак согласия. Эта реакция Бхагавана была очень странной, так как его обычным ответом был встречный вопрос "Кто хочет мукти? Кто спрашивает?", либо просто молчание.

Когда Нагамма рассказала об этом Эчамме, та заметила: "Какая ты везучая! Бхагаван сразу дал тебе абхаям, защиту!" Нагамма спросила, что это значит, и Эчамма объяснила, что с этих пор для Нагаммы больше не будет рождений и смертей. "Бхагаван взял тебя под свою опеку. Тебе нечего бояться, и это освобождение."

Бхагаван сосредоточил всё своё внимание на Нагамме, и она, как хороший ученик, с головой погрузилась в Самоисследование. Время от времени ей удавалось глубоко погрузиться в медитацию, но её сильно отвлекали мысли.

Она говорила: "Особенно сидя перед Бхагаваном с закрытыми глазами в медитации, эти мысли роились вокруг меня, и когда я открывала глаза, Бхагаван сосредоточенно смотрел на меня." Она сказала: "Бхагаван распугал все мои мысли."

Нагамма была одарённым поэтом и талантливым писателем. В то время женщины не подходили к Бхагавану и свободно с ним не говорили, хотя Бхагаван сам не устанавливал таких ограничений. В дни, когда бывало много народа, положение становилось ещё труднее. В такие дни Нагамма посылала Бхагавану записку, ища разъяснений в своих редких сомнениях по поводу медитации.

Бхагаван увещевал её: "Почему вы обращаете внимание на эти сомнения? Замечая их, вы их усиливаете. Погружайтесь внутрь!"

Своим поэтическим языком Нагамма говорила: "Каждым своим взглядом Бхагаван, приумножая мои внутренние усилия, легко и непринуждённо уравновешивал их. Это было похоже на то, как вода втекает на сухую землю, заставляя её расцветать. Такой была моя духовная жизнь."

Сури Нагамма сама рассказала следующий случай, касающийся амриты нади или нерва бессмертия — энергии, которую прославляют йогические тексты и индуистские писания как подобную кундалини.

В 1942 один тамильский учёный вёл долгую и подробную дискуссию с Бхагаваном о амрите нади, которую считали энергией, связанной с Самореализацией. Бхагаван проявил интерес к дискуссии и ответил на все вопросы пандита, дав подробное описание функционирования амриты нади.

Нагамма чувствовала себя не в своей тарелке, так как ничего не знала на этот предмет. После того, как пандит ушёл, она подошла к Бхагавану и стала его расспрашивать о предмете их разговора.

Прежде, чем она смогла закончить, Бхагаван спросил: "Почему вас всё это волнует?" Нагамма ответила: "Бхагаван, вы обсуждали это на протяжении четырёх дней; поэтому мне показалось, что я тоже должна узнать что-нибудь об этом от вас."

Бхагаван ответил: "Пандит спрашивал меня о том, что написано в писаниях, а я давал ему соответствующие ответы. Почему вас это беспокоит? Вам достаточно смотреть вглубь себя на предмет того, кто вы."

Сказав это, Бхагаван сострадательно ей улыбнулся. Через пару дней состоялся ещё один диалог на ту же тему. На этот раз Бхагаван сказал, что это всего лишь понятие, просто концепция. Нагамма вмешалась и спросила, всё ли, что касается амриты нади, является концепцией.

Бхагаван многозначительно ответил:
"Да, а чем же ещё? Разве это не просто понятие? Если само тело всего лишь понятие, не будет ли это тоже понятием?", и с огромной добротой посмотрел на Нагамму. Все её сомнения были похоронены.

Рассказывая мне этот случай, Нагамма хотела, чтоб я знал, как важно возвращаться в источник, когда возникают духовные сомнения.

Бхагаван понимал, что каждый преданный или преданная имеет своё врождённое дарование, и принимал это в расчёт в воспитании ищущего. Врождённая натура человека не является помехой для духовной садханы — мешают только бесчисленные мысли.

Дарованием Сури Нагаммы были поэзия и писательство. И Бхагаван предлагал ей духовное руководство, основанное на этом факте. Когда Сури Нагамма осознала, что Бхагаван её гуру, из неё спонтанно полились стихи, песни и поэмы. По началу она очень стеснялась показывать свои творения Бхагавану. Однако, когда другая женщина начала петь эти стихи на телугу Бхагавану, они ему чрезвычайно понравились.

Узнав от служащего, что Бхагаван положительно отозвался о стихах, Нагамма осмелела и выложила перед Бхагаваном ещё несколько.

Прочитав их, Бхагаван приветливо улыбнулся и сказал: "Вот четыре стиха, написанные в форме молитвы мне. Второй стих любопытен. После того, как я покинул Скандашрам и обосновался здесь, у меня не было обезьян, которые бы мне служили.

Нагамма умоляет меня: 'Почему вы не принимаете мой ум, который как обезьяна хочет служить вам? Привяжите его или усмирите, но проследите, чтобы он служил вам.' Такую идею несёт в себе стих.

В Шивананда Лахари Ади Шанкара говорит нечто похожее. Он говорит:
'О, Шива! Ты бхикшу, нищий. Почему бы тебе не привязать мой ум-обезьяну к шесту и не пойти нищенствовать? Ты будешь получать милостыню в изобилии.'"


Затем Бхагаван рассказал о великом учёном телугу, который посетил ашрам и рассказал Бхагавану, что прочёл несколько духовных статей Нагаммы в различных журналах на телугу. Бхагаван сказал учёному, что Нагамма предаёт духовные знания публике в форме статей в журналах и газетах. Какую чудесную поддержку он оказал Нагамме!

Однажды в холле Бхагаван услышал, как кто-то заметил, что некому позаботиться о рукописях на телугу. Бхагаван сразу же предложил, что Нагамма, которая искусна в языке, сможет записать материал. Принесли большую переплетённую тетрадь, и Бхагаван сам вручил её Нагамме. С того дня она стала официальным писателем, переписчиком и хранителем всего, что написано на телугу.

По прошествии времени родственники Нагаммы, в особенности её старший брат Д. С. Шастри, и друзья предложили ей записывать свои беседы с Бхагаваном, так как ей посчастливилось быть в непосредственной близости с ним. Сначала она отказывалась, но, в конце концов, уступила. Тогда брат Нагаммы Д.С.Шастри подарил ей большую тетрадь, попросив её писать ему в письмах подробно обо всём, что происходит вокруг Бхагавана. Нагамма клюнула на эту приманку, и так было положено начало 'Письмам'.

Закончив писать четвёртое письмо,
она почувствовала соблазн прочитать их Бхагавану. Бхагаван дал им весьма высокую оценку. Она продолжила писать целый поток 'Писем' и аккуратно сохраняла их в той тетради. Эти письма потом были опубликованы в форме книги под названием Письма из Шри Раманашрама. Эта книга обязательна к прочтению для преданных, так как изображает Бхагавана как человеческое существо и подробно останавливается на его величии как мастера.

Закончив первый том Писем из Раманашрама (на телугу), Нагамма приступила ко второму, однако кто-то из работников офиса приказал ей прекратить писать. В добавок, он попросил её отдать правлению ашрама то, что она уже написала. Нагамма была удручена, но была вынуждена подчиниться. Прежде, чем передать им рукописи, она показала их Бхагавану. Со слезами на глазах она попросила Бхагавана сделать с ними то, что он захочет.

Бхагаван позвал Раджагопала Айера и попросил его отнеси их в офис. Преданные — Муруганар, Кунжу Свами и Вишваната Свами — были очень расстроены, что Нагамма не будет продолжать свою работу. Они заклинали её продолжать, но она отказалась исполнить их просьбу. Однажды Кунжу Свами объяснил Нагамме причину, по которой позиция правления оказалась такой грубой.

Он сказал: "Вы должны понять, Нагамма, что у правления ашрама есть веские причины просить вас прекратить писать. Некоторое время назад, когда писали Пол Брантон, Мунгала Венкатарамия и другие, какие-то люди копировали их работу, публиковали её как свою собственную и делали на этом деньги. Но у вас ведь нет корыстных намерений, верно? В таком случае, почему вы колеблетесь? Даже если это временно запрещено, эти письма будут иметь огромное значение для будущих поколений. Ведь это обычное дело встречаться с препятствиями, выполняя какую-либо хорошую работу, не правда ли? Вы не должны прекращать писать только из-за этих препятствий."

Нагамму это не убедило. Она спросила совета у двух именитых учёных телугу Чинты Дикшатулу и Шитарама Шастри. Как и Кунжу Свами, они тоже очень убеждали её писать. В частности, Шитарама Шастри указал Нагамме на то, что в ней заложена естественная способность понимать внутреннее значение слов Бхагавана — на что способны не все преданные — и её долг поделиться этим знанием с остальным духовным миром. Эти слова переубедили Нагамму и побудили её возобновить записи. Каждый раз, когда в правлении ей задавали вопрос, продолжает ли она писать, она отвечала отрицательно.

Однако это висело на ней тяжким грузом, и однажды угрызения совести вынудили её пойти к Бхагавану и признаться ему во всём. Войдя в холл, Нагамма обнаружила Бхагавана в окружении нескольких преданных. Он рассказывал им случай из детства, произошедший с ним в Мадурае.

Он говорил о том, как он соврал своей тёте, когда уходил из дома. В этот момент Бхагаван заметил Нагамму и, направив на неё всё внимание, произнёс: "Дело не в том, что мы лжём, некая сила заставляет нас так поступать. Даже Ади Шанкар смог принять санньясу, только соврав своей матери."

Нежелание Нагаммы продолжать работу исчезло, и как результат мы имеем последующие тома Писем из Шри Раманашрама (на телугу).

(Эти тома были переведены на английский её старшим братом Д. С. Шастри и были изданы одной книгой.)

Во время последних лет Бхагавана Нагамма имела обычай дарить ему новую набедренную повязку в канун Угади, Нового Года в традиции телугу.

В марте 1950 года, что было последним Угади для Бхагавана, когда Нагамма вошла, чтобы подарить Бхагавану традиционную набедренную повязку, она не была уверена, что Бхагаван примет её подарок, так как его тело было уже очень слабо и ужасно страдало. Он принял подношение и попросил служащего отложить его, чтобы надеть следующим утром.

На следующий день, когда Нагамма пришла, чтобы увидеть Бхагавана, он спросил её, Угади ли сегодня и называется ли этот год Викрити. Этот разговор оказался последним, который Нагамма вела с Бхагаваном.

В день ухода Бхагавана, 14 апреля 1950 года, Нагамма вместе со всеми остальными преданными стояла в очереди, чтобы получить его последний даршан. Когда, наконец, подошла её очередь, она увидела, что глаза его закрыты. Она неудержимо расплакалась, так как хотела получить его благословление. Бхагаван открыл глаза, которые, казалось, умоляли: "Пожалуйста, дайте мне уйти. Это тело страдает."

Безутешно плача, с тяжёлым сердцем Нагамма дала согласие. Бхагаван доброжелательно улыбнулся ей. После того, как Бхагаван достиг самадхи, Нагамма вернулась в свою родную деревню.

Мне посчастливилось вернуть её в ашрам в 1980 году, так что она могла жить в нём и писать мемуары. Изначально они были написаны на телугу, а потом были переведены на английский её братом под названием Моя Жизнь в Раманашраме.

Когда Нагамма заболела, родственники забрали её обратно и позже положили в больницу в Бангалоре. Я физически не мог поехать в Бангалор и сам позаботиться об этой драгоценной преданной. Я попросил моего хорошего друга А.Р.Натараджана ухаживать за ней. Нет нужды говорить, что он исполнил эту работу в совершенстве.

Когда Нагамма скончалась в Бангалоре, я попросил А.Р.Натараджана исполнить последние ритуалы как представителя Раманашрама, что он и сделал. Он был также одним из тех, кто нёс тело этой чудесной преданной к месту кремации.
Ищущие по всему миру будут вечно обязаны Сури Нагамме за её произведения.

Лично я вечно благодарен ей за то, что она позаботилась о корове Лакшми в её последние минуты. Лакшми была любимицей Бхагавана, как, вероятно, и Нагамма. Поэтому, говоря о Нагамме, я не могу не сказать пару слов о Лакшми.

Бхагаван относился ко всем формам животных тел с одинаковой любовью, нежностью и милостью. Тем не менее, не будет преувеличением сказать, что Лакшми — не человек — получила всю его милость и обрела освобождение, достигнув состояния совершенного внутреннего равновесия. Без сомнений, корова Лакшми была наисчастливейшим безгрешным существом, так как Бхагаван чувствовал с ней единство и даровал ей освобождение, возложив на неё руки во время её последних минут. Последний раз, когда он это делал, был много лет назад в Скандашраме с его матерью Алагаммой.

Сури Нагамма рассказывает об этом: "Когда Бхагаван пришёл в коровник к Лакшми в её последний день, он подошёл прямо к ней и сел возле неё на солому. Затем он нежно поднял ей голову двумя руками и положил себе на бедро. Он с любовью провёл одной рукой по её лицу, а затем по шее. Потом он положил левую руку ей на голову, и пальцами правой начал надавливать от горла к сердцу. Лакшми оставалась спокойной, свободная от уз мира и от боли, будто пребывала в самадхи."

Когда Нагамма сообщила Бхагавану, что Лакшми больше нет, Бхагаван пошёл в коровник, поднял её голову обеими руками и произнёс: "Лакшми, Лакшми!" Затем он повернулся к собравшимся преданным и сказал: "Это благодаря ей наша семья так разрослась."

Лакшми пришла к Бхагавану в 1926 году телёнком. Бхагаван назвал её Лакшми. Она очень привязалась к Бхагавану. После её появления был построен коровник; потом расцвёл и ашрам.

В последний день, Бхагаван, глядя на Лакшми, не в силах сдержать эмоций, спросил: "Вы заметили, что правое ухо приподнялось?" Он обратил на это внимание, потому что говорится, что когда человек умирает в Каши (Бенарес) Господь Шива шепчет ему в правое ухо и освобождает. Бхагаван хотел этим сказать, что Лакшми действительно освободилась.

Гробница, сконструированная для Лакшми, была возведена под личным надзором и руководством Бхагавана согласно предписаниям, заложенным в древнем тексте Тирумандирам.

В тексте приводятся подробности того, как должно быть захоронено тело реализованного существа. Бхагаван лично написал стих на тамили, подтверждающий, что Лакшми достигла мукти.

Когда Дэвараджа Мудальяр спросил, использовал ли Бхагаван это слово для обозначения её смерти, Бхагаван твёрдо заявил, что оно означает её окончательное освобождение.

Корова Лакшми и Сури Нагамма теперь обе поглощены Бхагаваном Раманой. Однажды кто-то попросил: "Бхагаван! Я хочу вашей милости!" Бхагаван ответил: "Милость это всё, что есть."

Мой отец говорил про меня: "Ганеша, кого ни встретит, называет святым, мудрецом или сиддха пурушей." Это было преувеличением. Если мы джняни, как Бхагаван, мы будем видеть в каждом джняни, или скорее джняну. А пока мы не джняни, мы должны видеть во всех хорошее. Многие из нас не способны даже на это.

Но разве не должны мы уметь распознать святость, когда она безошибочно присутствует в ком-то? Я видел святость в таких преданных, как Артур Осборн, Муруганар, Мунгала Венкатарамия, Чедвик, Сури Нагамма и в целом ряде других; и я осознавал, что они приближают меня к Бхагавану.

Сказав это, должен добавить, что мой отец был учтив со всеми и никого не боялся. По его словам он чувствовал, что Бхагаван всегда рядом и вокруг — защищает его.

Артур Осборн пришёл к Рамане Махарши только в 1945 году. Он оставался с мастером всего лишь пять лет, с короткими перерывами. Но то были годы, насыщенные его преданностью и милостью Мастера. Я чувствую, что Осборн был для Бхагавана тем же, что Свами Вивекананда для Шри Рамакришны Парамахамсы. И если духовное послание Бхагавана предназначалось целому миру, то Артур Осборн был его английским голосом, голосом запада — можно даже сказать, голосом нового времени — который нёс и распространял прямое учение Бхагавана об Атма Вичаре (Самоисследовании) по всему миру.

Артур Осборн сыграл в этом важнейшую роль. Мы собираемся рассказать, как Бхагаван выбрал его и целенаправленно довёл до совершенства в прямом учении о Самоисследовании.

Будучи ещё в теле, Бхагаван помогал Осборну духовно созревать через взгляд, присутствие и разными другими способами. Покинув тело, Бхагаван продолжал свою миссию через явление ему в снах.

С самого начала Бхагаван в своей мистической и непостижимой, но простой и естественной, манере, привлёк к себе Артура Осборна с единственной целью — распространить свои учения. Мне невероятно повезло работать бок о бок с Осборном в течении шести лет. Как многому я у него научился!

Артур Осборн умело взял на себя ответственность поддерживать прямое учение Бхагавана всей своею жизнью и своими блестящими сочинениями. В нём было редкое сочетание интеллектуальной ясности, интуиции и поэтической способности чётко формулировать свои переживания. Тот, кто читал книги Осборна, особенно Рамана Махарши и Путь к Самопознанию, знает, как доходчиво он писал, и как без усилий мог найти выражение там, где другие мямлили из-за нехватки слов.

Многие чудесно писали об учениях Бхагавана, но среди англоязычных писателей, Осборн стоит особняком, превосходя даже Пола Брантона.

Преданность Артура Осборна Бхагавану была совершенной, и он отдал Бхагавану всю свою жизнь вместе со всеми своими многочисленными и разнообразными талантами. Всё это он отдал безоговорочно без единой мысли о себе.

В 1960 году я пришёл в Раманашрам на постоянное жительство. После трёх месяцев болезни я полностью поправился и решил посвятить оставшуюся жизнь Раманашраму.

В 1960 годах ашраме проживало всего около десяти человек. Когда я приехал, Осборн стоял с распростёртыми руками под деревом иллупай у входа в ашрам. Я почувствовал, будто сам Бхагаван встречает меня с улыбкой одобрения и приятия моего решения. Лишь один только взгляд, лишь одна улыбка Артура Осборна заставили меня целиком и полностью посвятить свою жизнь духовности.

Он сказал: "Добро пожаловать, Ганешан! Мы знали, что ты вернёшься к себе домой. Аруначала наш дом, а Бхагаван наша мать. Проси Аруначалу, проси Бхагавана даровать тебе только одно: Самореализацию.

Не проси о мирских вещах, потому что он наверняка исполнит всё, чего ты хочешь. Он великий даритель. Если ты попросишь жену, дом, имущество, власть или положение, будь уверен, он тебе это даст, да с лихвой. Но тогда он отошлёт тебя от Аруначалы.

Если ты попросишь о Самореализации и ни о чём больше, он удержит тебя здесь и подарит тебе себя. Аруначала — есть Самореализация, вершина джняны. Добро пожаловать домой, Ганешан! Будь счастлив!"

Кто произнёс эти слова? Не просто западный человек, интеллектуал, но тот, кто не покидал Аруначалу, храня его в своей душе. Конечно, всё это верно! Эти восхитительные слова должны навсегда остаться в нашем Сердце. Слова великого человека верны всегда, для всех, при любых условиях.

Кем был Артур Осборн?
Он родился в Лондоне в 1906 году. Его отец был директором школы, а мать была простой, набожной женщиной, увлекавшейся поэзией и садоводством. Осборн унаследовал эти две черты от матери. Он всю свою жизнь хотел быть садовником, фермером. Но отец заставил его поступить в Оксфорд, который он блестяще окончил с десятью золотыми медалями. Он исполнил желание своего родителя. Но всю свою жизнь он продолжал любить поэзию и садоводство.

Все его духовные переживания, случившиеся до Бхагавана, произошли с ним в его саду. С самого детства он искал более глубокой и высшей цели, смысла жизни. Он говорил мне, что даже будучи ребёнком, играя в саду возле дома, он чувствовал бессмысленность мирского существования, но не мог никому рассказать об этом. Единственной поддержкой для него были слова Иисуса Христа: "Ищущий да обрящет." Эти слова, говорил он, сделали его искателем истины на всю жизнь.

На определённой стадии ему попались книги французского философа Рене Генона, и он был потрясён, потому что учение Рене Генона состояло в том, что бытие едино. Он немедленно почувствовал истинность этого учения. Его беспокойство и неудовлетворённость о тщетности мирской жизни отпала с осознанием, что жизнь, в конечном итоге, имеет смысл.

Вот его слова: "Если бытие едино и нет другого, значит, я не могу быть ничем иным, кроме как этим единым бытием. Поэтому осознать свою истинную природу значит осознать тождественность с этим абсолютным единым бытием. Это было началом моего поиска, с которого я уже никогда не отклонился и не свернул в сторону." Это произошло ещё до того, как он узнал о Бхагаване.

Потом он встретил Люсию, влюбился и женился на ней. Их объединяли общие устремления в жизни, ибо она также была искателем истины. Рене Генон направил их к ещё одному гуру, который назначил для них очень суровую садхану — распевать магические формулы — чему они скрупулёзно следовали.




В течении этого времени, будучи острым интеллектуалом в дополнение к искателю истины, Осборн изучал и даже одновременно практиковал доктрины суфизма, буддизма, христианства и веданты, набираясь отовсюду мистических знаний. И оцените красоту — всё это готовило его к финалу.

Затем он получил работу в университете Бангкока в Таиланде и перевёз туда свою жену с троими детьми. Куда бы он ни поехал, он всё время сохранял контакт с группой Рене Генона. Один из членов этой группы, Дэвид МакАйвер, послал им фотографию Раманы Махарши и две его книги. Он также предупредил их, что Рамана Махарши не гуру, так как не даёт посвящений и не принимает учеников. Но Артур и Люсия были очарованы портретом Бхагавана и надумали поехать в Индию и встретиться с ним.

Так как лето было очень жарким, сперва они отправились в Кашмир, где их встретил Дэвид МакАйвер, который также владел коттеджем напротив Раманашрама. Проведя там несколько недель, Осборну нужно было возвращаться в Бангкок. К счастью Дэвид пригласил к себе миссис Осборн и троих детей и отвёз их в Тируваннамалай.

Когда Осборн приехал в Бангкок, разразилась Вторая Мировая Война; его арестовали японцы и посадили в тюрьму. Он провёл там три с половиной года. Единственным утешением для Осборна в плену была фотография Бхагавана и две книги. Что-то побудило его взять эти три вещи, когда японцы пришли в кампус его арестовывать. В тюремном лагере он развёл прекрасный сад и ухаживал за ним. Его личность и беседы, которые он вёл, привлекли к нему многих людей. Среди них был Луис Хёрст, который пришёл к Бхагавану после Второй Мировой Войны.

А в далёком Тируваннамалае миссис Осборн уже получила даршан Бхагавана. В тот миг, когда она встретила взгляд Бхагавана — Бхагаван пристально на неё посмотрел — она почувствовала преображение. Бхагаван взял на себя особую заботу о миссис Осборн и её детях.

Своему мужу в тюрьму она писала о том, что глаза Бхагавана обладали невинностью ребёнка вкупе с неизмеримой мудростью и огромной любовью мудреца. А в это время дети молились Бхагавану: "Бхагаван, мы пишем письма нашему отцу, но не знаем, жив он или нет. Пожалуйста, сохрани ему жизнь и скорее верни его."

Осборн говорил мне, что иногда в тюрьме видных британских узников уводили и казнили. Когда охранник пришёл за Осборном, все подумали, что его расстреляют.

Осборн рассказывал: "Последними вещами, на которые я кинул взгляд, были портрет Бхагавана и две его книги. Когда меня вывели перед строем солдат, я закрыл глаза. Я не молился Бхагавану, но его образ появился перед моим взором, и по какой-то неизвестной причине они развязали меня и посадили в концентрационный лагерь."
Пока он претерпевал мучения, его дети здесь в Тируваннамалае продолжали молиться Бхагавану о возвращении своего отца живым и невредимым. Бхагаван не отвечал, пока не кончилась война. В день, когда Осборн был выпущен с первой партией из сорока заключённых, Бхагаван ответил на молитву его сына Адама: "Да, отец Адама возвращается."

Когда Осборн прибыл на Аруначалу, он был в почти невменяемом состоянии из-за пыток в концентрационном лагере. Умных людей подвергали пыткам, промывая им мозги.

Когда Бхагавану сообщили о том, что Осборн скоро прибывает на поезде, его служащий Т. П. Рамачандра Айер, видя участие Бхагавана, спросил: "Можно, я тоже пойду?" Бхагаван ответил: "Да, вы тоже ступайте." Таким образом, представитель Бхагавана тоже присутствовал при возвращении Осборна.

Единственный человек, которого он смог признать в своём бедственном состоянии, была его жена. Она со слезами пришла к Бхагавану. Бхагаван сказал ей: "Пожалуйста, приводите Осборна сюда утром и вечером и усаживайте там, где я бы мог его видеть." Так продолжалось до тех пор, пока он полностью не поправился, и даже после того.

Осборн говорил мне: "Бхагаван следил за тем, чтобы я был в поле его зрения. Однажды, когда пришли двое или трое и сели между мной и Бхагаваном, он даже попросил их пересесть куда-нибудь, чтобы он мог меня видеть, что для него было очень и очень необычно."

Однако, Бхагаван не сразу открылся Осборну. Спустя несколько дней в день празднества, Бхагаван сконцентрировался на нём и изменения пришли со всей грандиозностью.

Вот как Осборн описывает это:

"Бхагаван сел напротив меня, и его светоносные очи пронзили меня, проникая в самую сокровенную глубину с силой, которую я не в состоянии выразить. И из недр моего существа возникла тишина, бездна покоя и неописуемая лёгкость и счастье." Так написано в книге.

Сам же Артур Осборн сказал мне вот что: "Два прожектора проникли в моё тело и обожествили каждую клетку в нём, и это была моя первая инициация и первая реализация."

После этого Осборн начал понимать, на что способны милость и благословения гуру. Именно эта инициация взглядом вдохнула в него жизнь и позволила следовать учениям Шри Бхагавана о Самоисследовании — поиску, идеально подходящему его склонности к интеллекту. Бхагаван постоянно изливал на него свою любовь и внимание. Осборн методично каждое утро и вечер приходил к Бхагавану, всё глубже и глубже проникая внутрь. Он вполне понимал, что имел в виду Бхагаван, говоря, что единственная цель внешнего гуру это призвать внутреннего.

Когда он пришёл к Бхагавану, МакАйвер вновь напомнил ему, что Бхагаван не гуру, что он никогда не даёт инициацию и не принимает учеников. Теперь же Осборн чувствовал, что если Бхагаван не гуру, то слово 'гуру' вообще не имеет смысла. Бхагаван своим взглядом инициировал его и сделал учеником. Поэтому в том, что Бхагаван принимает учеников, у него не возникало сомнений.

Постоянная практика Самоисследования под внешним и внутренним руководством Бхагавана начала пробуждать в нём Самоосознание. "Ошибочная теория, что Бхагаван не гуру, просто испарилась в полном сиянии его милости," говорил Осборн. Инициация и её последствия изменили курс его духовной жизни. Он больше не мог практиковать свои прежние методы садханы. Он чувствовал себя немного смущённым этим и просил разрешения Бхагавана оставить их. Бхагаван немедленно дал разрешение, сказав: "Да, все методы ведут только к Самоисследованию."

Наступил момент для принятия окончательного решения. Он жил с Бхагаваном, когда британское правительство объявило, что всем выпущенным на свободу военнопленным в Индии будет предоставлено жильё со всеми удобствами. Британская Высшая Комиссия посылала Осборнам письмо за письмом. Они даже не показывали эти письма Бхагавану, чтобы спросить его мнения. Они были уверены, что не хотят покидать Бхагавана и ехать куда-то ещё.

Когда последний британский корабль покидал Индию, председатель Высшей Комиссии послал им телеграмму с уведомлением. Миссис Осборн говорила мне, что ей даже не пришла в голову мысль показать эту телеграмму Бхагавану, потому что для них уже было ясно, что Бхагаван их единственное прибежище и что нет более другой жизни на земле, кроме жизни с Бхагаваном.

Но Осборн был семейным человеком, и должен был как-то зарабатывать. Поэтому он устроился на работу в Ченнай редактором одной известной ежедневной газеты. Он очень не хотел уезжать. Перед отъездом один друг подарил ему портрет Бхагавана маслом. Он показал его Бхагавану, и Бхагаван, держа портрет перед собой, сказал: "Осборн берёт свами с собой."

Этот портрет, говорил мне Осборн, смотрел с любовью и состраданием гуру и разговаривал более проникновенно, чем все другие изображения Бхагавана. Он украшал комнату Осборна, и когда ему надо было принять решение, он сперва глядел на портрет, а потом решал.

Каждый выходной и свободный день он спешил назад в Тируваннамалай — к Бхагавану и своей семье. Когда он приезжал, Бхагаван уделял ему особое внимание.

Однажды, после второй операции Бхагавана на руке, Осборн неожиданно приехал на машине какого-то друга. Бхагаван отдыхал на веранде медпункта. Обычно Бхагаван был сдержан в выказывании внешних признаков своей милости. Но на этот раз, удивлённый неожиданным визитом Осборна, Бхагаван выдал себя.

Его лицо осветилось радостью и любовью, когда он увидел Осборна. Он смотрел на него довольно продолжительное время с необычайной нежностью и милостью. Миссис Осборн и Арвинд Боуз, стоящие сразу позади Осборна, подумали, что никогда не видели, чтобы Бхагаван на кого-нибудь так смотрел. Осборн и сам почувствовал себя преображённым.

Любовь, с которой Бхагаван его встретил, растопила его сердце и пробудила в нём чувство вины и благодарности за то, как велика была награда за столь малые усилия. Это ещё больше усилило связь между этим чудесным учеником и его божественным Мастером.

Бхагаван продолжал благословлять Осборна на глубокое и прочное укоренение в Сердце. Цель внешнего гуру пробудить гуру внутреннего.

В тот роковой день, когда Бхагаван покинул тело, Осборн был там. Это не наполнило его печалью, напротив, лишь заставило погрузиться внутрь. Там он почувствовал более изобильную милость Бхагавана и более мощную его поддержку.

Через несколько дней после Маханирваны Бхагаван явился ему во сне. Осборну приснилось, что он находится в Старом Холле, и Бхагаван просит его подойти к кушетке. Осборн подошёл и встал на колени, а Бхагаван возложил руки ему на голову в благословении. Почувствовав руки Бхагавана на своей голове, Осборн понял, что Бхагаван просит его написать о прямом учении. Тогда он написал семь статей. Они были позже изданы одной книгой под названием Рамана Аруначала.
Каждый из нас, каждый ищущий должен прочесть эту книгу. Это было началом.

Вскоре из Осборна посыпался каскад сочинений: Рамана Махарши и Путь Самопознания, Собрание Произведений Раманы Махарши, Учения Махарши из Его Собственных Уст, Невероятный Саи Баба, Ритм Истории, Буддизм и Христианство в Свете Индуизма, Гаутама Будда, Вопрос Развития и некоторые другие.

Проработав какое-то время в Ченнае, Осборн был вынужден взять работу в Калькутте в 1952 году. Когда наступали выходные, он мчался из Калькутты к Аруначале, чтобы побыть у гробницы Бхагавана.

В Калькутте с Осборном случилось второе пробуждение. Вот как он описывает это:

"Я был один в своей комнате в Калькутте, когда вдруг проснулся и сел на кровати — и это было просто Я, безначальное и непреложное, и мне показалось, что ничего не изменилось. Не было ни возбуждения, ни радости, ни экстаза.

В целостности простого бытия появилась мысль, что невозможно, чтобы это когда-нибудь наскучило. Ум, казавшийся лишь тёмным экраном, закрывающим сознание, теперь был свёрнут и убран в сторону. Именно ум требует активности и скучает, если её не получает.

Я не затронуто активностью и пребывает в своём первоначальном состоянии простого счастья. Не знаю, как долго длилось переживание, но в любом случае, пока оно продолжалось, оно было безвременным, а значит, вечным.

Незаметно ум вновь перекрыл свет, но был уже не таким непрозрачным, так как излучение счастья продолжалось. Остаточное свечение длилось несколько недель, лишь постепенно ослабевая."

Когда он был в Калькутте, все его друзья в один голос твердили о Саи Бабе из Ширди. Он прочёл одну или две статьи о нём. Кто-то из его друзей хотел, чтобы он написал статью о Саи Бабе, но он отказывался.

В ту ночь Бхагаван пришёл к нему во сне и приказал написать о Ширди Саи Бабе. Когда во сне Осборн признался, что знает о нём очень мало, Бхагаван наказал ему пойти к гробнице Саи Бабы, и что тот сам скажет ему, что писать.

Бхагаван сказал в частности: "Саи Баба должен быть известен миру, поэтому ты должен написать о нём." Это послужило для него вдохновением поехать в Ширди и написать книгу Невероятный Саи Баба.




В 1958 году Осборн вернулся в Тируваннамалай и уже никогда его не покидал.

С 1960 года я имел исключительную честь почти постоянно находиться рядом с ним. Это было чисто делом рук Бхагавана, что мы сошлись вместе. Осборн всегда был со мной очень ласков.

В 1950 году, когда он написал Рамана Махарши и Путь Самопознания, комитет ашрама, тогда состоявший из семнадцати членов, заверил, что опубликует книгу. В последний момент им пришлось нарушить обещание, что очень расстроило Осборна.

Т. К. Сундареша Айер и я были там, когда он вышел с собрания комитета. Мы сказали Осборну, что возможно, Бхагаван хочет опубликовать книгу за пределами Индии, чтобы она могла достичь более широкого круга читателей. Впоследствии он послал рукопись в издательство 'Райдер' в Лондоне и они опубликовали её.

В 1963 году в ашраме наступил кризис, так как не хватало средств. Ашрам боролся за выживание. Я вместе с Т.К.Сундареша Айером отвечал за корреспонденцию ашрама, и приходило множество писем с вопросом, функционирует ли ещё ашрам, и сохраняется ли здесь учение Бхагавана.

Когда я до этого работал в Мумбае, я узнал, что издавая журнал, можно собирать средства, публикуя рекламные объявления от разных компаний. Я чувствовал, что если мы начнём выпуск ежегодного бюллетеня от ашрама, это может послужить многим целям — сообщать информацию об ашраме, распространять учение и зарабатывать деньги за счёт публикации рекламы.

Так как Осборн был блестящим писателем и другом, я мог попросить его корректировать язык и помогать производству журнала. С этой мыслью я пошёл к нему домой и объяснил идею с ежегодным бюллетенем и как это может принести финансовую выгоду ашраму, одновременно ставя преданных в известность о работе ашрама.

Я искал его благословений и активного соучастия. Он выслушал меня с острым интересом, а в конце взял меня за руки и заплакал от радости. Я был очень удивлён, так как никогда не видел его так глубоко растроганным.

Он сказал: "Ганешан, ты даже не знаешь, какое благословение ты принёс мне сегодня. Несколько недель назад мне приснился сон, где мне явился Бхагаван. Когда я встал перед ним на колени, он вручил мне несколько экземпляров журнала и попросил меня взять их. Я понял, что он хочет, чтобы я был редактором, и я должен подчиниться приказу моего мастера.

Но какому индийскому журналу я мог подойти? Мой старший брат был редактором известного британского журнала 'Экономист'. Должен ли я устроиться работать на него?

Мысль об оставлении Аруначалы причиняла мне боль. Но если того хочет Бхагаван, я был готов даже покинуть Аруначалу. Теперь я знаю, что имел в виду Бхагаван. Какая радость!"

С большим энтузиазмом он продолжил: "Знаешь, Ганешан, когда Бхагаван был жив, а также после его смерти, многие меня просили возглавить журнал ашрама. Я многократно отказывался, говоря, что учение Бхагавана предназначено исключительно для практики. К тому же оно так точно и сжато, что невозможно писать об этом постоянно месяц за месяцем. Знаю, я разочаровал многих преданных, но стоял на своём. Теперь Бхагаван скомандовал мне распространить своё учение об атма вичаре через этот журнал. Так что, Ганешан, нам предстоит основать его."

Я был поражён его вдохновенностью. Осборн сам дал название журналу: The Mountain Path [Горная Тропа]. ' Гора', говорил он, означает Аруначалу, а 'тропа' — прямое учение Бхагавана о Самоисследовании.

Затем предстояло решить, сколько будет стоить подписка — мы были в полной растерянности насчёт этого. Невероятно, но на следующий день мы получили денежный перевод на пять рупий от незнакомого человека, Х. Р. Чадды из Калькутты. В сообщении было указано: "Годовая подписка на журнал ашрама. Подробности в письме."

Да, Бхагаван решил, сколько должна стоить годовая подписка, и мы были счастливы, что хотя формат журнала ещё не был известен, подписка была уже определена!

Спустя несколько дней пришло письмо от Х. Р. Чадды: "Я потерял контакт с ашрамом. Бхагаван, с которым я встречался в конце тридцатых, это мой гуру, он и теперь моё всё. Однажды он явился мне во сне и показал журнал, и я ясно увидел на обложке надпись '5 рупий'. Я понял, что это был журнал ашрама. Пожалуйста, внесите меня в список подписчиков."

Далее, другой преданный, Т.Н.Кришнасвами передал чек на сто рупий за первую пожизненную подписку. Так было положено начало журнала Горная Тропа.

Мы стали очень близки с Осборном, сообща работая над журналом. Он трудился в поте лица, подбирая статьи, и сам написал многие из них. И мои усилия собрать средства для ашрама за счёт рекламных объявлений увенчались успехом.

Сатсанг с Артуром Осборном наполнен сладостными воспоминаниями. Он направлял меня больше своим молчаливым присутствием, чем словами.

Однажды я пришёл к нему с личной проблемой. Я был встревожен сном, в котором на меня спустился чёрный призрак, сел мне на грудь и начал душить за горло. Я был один, я не мог дышать и не знал, что делать. Мне не было ни страшно, ни любопытно узнать, что это. Его сдавливающая хватка всё усиливалась. Я чувствовал, что не могу дышать и сейчас умру, как вдруг мантра 'Ом Намо Бхагавате Шри Раманая' самопроизвольно начала повторяться из глубины моего Сердца.

Честно говоря, в те дни я не верил в джапу или мантры. Это произошло само собой, 'Ом Намо Бхагавате Шри Раманая' — дань почтения Бхагавану Шри Рамане Махарши. Чёрный призрак исчез, и я проснулся. Я не мог разобрать, был ли это сон, или моё воображение, или реальность.

Я побежал к Осборну и описал ему всё в мельчайших подробностях. Внимательно выслушав, Осборн похлопал меня по спине и с улыбкой сказал: "Ганешан, это настоящий духовный опыт. Тебе повезло, ты получил мантру 'Ом Намо Бхагавате Шри Раманая' . Это то, что называется аджапа джапа. Я расскажу тебе мой собственный опыт."

"Когда Бхагаван был в теле, те, кто принадлежал к кругу Рене Генона, притянулись к Бхагавану словно железные опилки к сильному магниту.

Из этой группы Дэвиду МакАйверу повезло быть с Бхагаваном под его руководством и перевести на английский его произведения, а также такие книги как Трипура Рахасья, Адвайта Бодха Дипика и другие, которые посоветовал Шри Бхагаван.

Затем, привлечённый одним йогином из Керала, он принял его как гуру и остался с ним. Дэвид, который очень любил меня и мою жену, сильно хотел, чтобы мы тоже стали учениками того гуру. Его аргументом было то, что для духовной реализации гуру абсолютно необходим

Так как Бхагаван никогда не провозглашал себя гуру, мы должны покинуть его и поступить к гуру, который готов принять нас в ученики. Мы обменялись целым шквалом писем на эту тему, и все эти письма до одного — от меня Дэвиду и от Дэвида мне — были показаны Бхагавану. Все мои ответы, заявляющие, что Бхагаван мой единственный гуру, и что если Бхагаван не гуру, то слово 'гуру' вообще не имеет
смысла, Бхагаван одобрил кивком головы."

"Однажды я получил от Дэвида отвратительное письмо, предупреждающее меня об ужасных последствиях, если я немедленно не оставлю Раману и не перейду к его гуру. Я не стал показывать это письмо Бхагавану, но был ужасно им расстроен. В тот вечер я всё же собирался показать письмо Бхагавану.

Днём я пропалывал грядки в своём саду, когда услышал за спиной глухой звук. Какое-то животное как тень спрыгнуло с дерева и приблизилось ко мне сзади. Через секунду оно забралось ко мне на спину и уселось там. Это было что-то вроде медведя, с длинной шерстью. Оно держалось за меня своими задними лапами, передними обхватив за грудь. В тот момент, Ганешан, у меня не было ни любопытства узнать, что это, ни страха. Была просто спокойная отрешённость.

Я продолжал невозмутимо полоть. Заметив моё безразличие, животное начало увеличиваться в размерах и в весе. Вскоре я вынужден был наклониться вперёд из-за такой ноши на спине. Вес становился невыносимым. Я по-прежнему оставался невозмутимым и не чувствовал страха. Вдруг своими волосатыми лапами оно схватило меня за горло и начало душить. Я стал задыхаться, так как оно всё сильнее сдавливало мне горло. Даже это не породило во мне и намёка на страх. Я оставался полностью осознанным и невозмутимым, чувствуя, что совсем не могу дышать.

Хватка всё усиливалась, и без тени страха я почувствовал, что сейчас умру. И тогда произошло чудо. При мысли о смерти я услышал в себе звук ' Аруначала Шива, Аруначала Шива, Аруначала Шива' . Хотя я сам не производил его, во мне это делало что-то ещё. Интенсивность, громкость и скорость джапы всё возрастала, и это было восхитительным переживанием — слышать внутри себя джапу, произносящуюся сама собою в тот самый момент, когда чувствуешь на себе смертельную хватку.

По мере продолжения аджапа джапы сжатие на моей шее с каждой секундой начало слабеть, размеры и вес животного стали уменьшаться. Внезапно оно спрыгнуло с моей спины и побежало назад к дереву. Я слышал его удаляющиеся шаги, оно забралось на дерево и исчезло. В ту же секунду я пришёл в себя, а аджапа джапа непрерывно продолжалась."

"На следующий день, когда Бхагаван вернулся со своей прогулки на гору, я встретил его, показал ему письмо и рассказал, что случилось предыдущим вечером, не пропуская ни единой детали. Бхагаван выслушал меня и, когда я остановился, произнёс с благодушной улыбкой: 'Это всё, на что они способны. Всё нормально.'

Под 'ними' он, видимо, имел в виду того гуру, в прошлом мастера чёрной магии, который заставил Дэвида написать мне угрожающее письмо.

Бхагаван - это пурна джняни, совершенный и абсолютный мудрец. Когда вы попадаете под защиту совершенного сатгуру, даже плохой опыт, вызванный чёрной магией, оказывается скрытым благословением. Таким образом, мне повезло, и я был посвящён в аджапа джапу 'Аруначала Шива' , а тебе выпала удача быть посвящённым в аджапа джапу 'Ом Намо Бхагавате Шри Раманайя' ."

Близость между Осборном и мной была удивительной, и мы продолжали успешную совместную работу над Горной Тропой. Журнал быстро становился известным духовным изданием, что позволило многим эрудированным искателям как Дуглас Хардинг, Роберт Линссен, Джоэл Голдсмит, Вэй Ву Вэй, Томас Мертон и многим известным писателям со всего мира держать связь с Раманашрамом и быть в контакте с учением Бхагавана.

Замечательная способность Осборна представлять учения Бхагавана о Самоисследовании хорошо видна в его редакторских и многих других статьях, написанных им под различными псевдонимами — Сагиттариус, Абдулла Катбаддин, Себастьян Каббинс, Бодхичитта, Сайдас и А. Рао.

Он посвящал статьи христианству, буддизму и исламу в каждом номере. Когда я обвинил его в том, что он использует журнал для проповедования христианства и ислама, он спокойно объяснил: "Ганешан, я верный христианин, и до сих пор им остаюсь. Какое-то время я был влюблён в ислам и ходил в мечеть вместе с другими мусульманами после принятия мусульманства. Я изучал буддизм, жил в буддавихарах и познал его от и до.

Поэтому мне известны трудности, с которыми сталкиваются христиане, буддисты и мусульмане, практикуя атма вичару Бхагавана. Этими статьями я лишь пытаюсь построить мост, по которому все могут достичь нашего любимого учителя и обрести его руководство на прямом пути Самоисследования."

Журнал Горная Тропа был теперь общепризнанным и по праву внушал уважение и восторженные отклики по всему миру. Главная цель — основать журнал ашрама — была более чем достигнута, и в ашрам потёк устойчивый поток новых посетителей, в основном молодых искателей.

Многие проекты, такие как завершение строительства гробницы Бхагавана и медитационного зала, празднование столетия и возведение множества гостевых домов, стали реальностью, в большой степени благодаря хорошим новостям, распространяемым на страницах Горной Тропы.

В 1968 году я познакомился с новым измерением в духовности Осборна. Я ходил к нему домой в любое время дня. Однако, одну неделю я должен был отсутствовать. После возвращения, когда я пришёл к нему домой, я нашёл его лежащим на кровати, похудевшим до кожи и костей — всего за одну неделю. Потом я обратил внимание на его изменившееся лицо и заметил произошедшую с ним трансформацию и был поражён. Оно сияло яркой и прекрасной аурой. Внутри прозвучал голос: "Осборн реализовался." Это была его окончательная реализация.

Он открыл глаза и, тепло приветствуя меня лучезарным взглядом, произнёс: "Ганешан, я спасён. Горная Тропа будет продолжать издаваться, не волнуйся."

Я сел рядом с ним, переполненный радостью, взял его за руку и сидел так, глядя на его светящееся лицо. Проведя с ним полчаса, я пришёл домой и объявил матери: "Амма, Осборн реализовался. Пожалуйста, сходи к нему. Его лицо сияет светом." Она пошла к Осборнам вечером и подтвердила то, что я сказал.

Хотя спустя несколько дней физическое состояние Осборна улучшилось, он ни с кем не говорил. Его внимание было полностью обращено вовнутрь, и он проявлял признаки заинтересованности, только когда упоминался Бхагаван или Аруначала. Даже Горная Тропа, его детище, казалось, не вызывал у него интереса.

Это было похоже на то, как сказал Сан Хуан де ла Крус: "В жизни духовного искателя наступает момент, когда активность покидает его, чтобы он мог полностью погрузиться внутрь."

Я стал рассказывать всем своим друзьям о перемене, произошедшей в Осборне и уговаривал их нанести ему визит. Кто-то отнёсся к этому скептически, кто-то восхищался. Я привёл к Осборну Т.П,Рамачандра Айера и некоторых других и они подтвердили: "Ганешан, спасибо тебе! Ты без сомнения доказал, что Артур Осборн реализовался. Это лишь показывает, что если человек искренен, милость Шри Бхагавана трансформирует его здесь и сейчас."

Когда я пошёл к миссис Осборн и рассказал ей об этом, она сказала: "Ох! У него был всего лишь солнечный удар." Она не знала, что то, что с ним произошло, было полной и глубокой реализацией Я.

До этого события Осборн позвал меня и вручил мне статьи для девяти полных выпусков Горной Тропы, вплоть до июля 1970 года. Возможно, зная, что он собирается покинуть тело в мае 1970 года, он отредактировал все девять номеров журнала, прежде чем достичь Самореализации. Он был джняни, который полностью принял свою карму. Он завершил свою карму и теперь утвердился в джняне.

Рядом с Осборном я был как восхищённый ребёнок. Мои друзья пытались шутить надо мной: "Не заходи слишком далеко с этим героическим поклонением Осборну."

Это не имело значения для меня, потому что они не знали, как я наслаждался его брахмическим состоянием. Я вспоминаю, как Осборн говорил: "По крайней мере, жизнь имеет цель и смысл. Это ужасная радость — осознать истину Себя." Его слова осуществились в его жизни, и мне дано было осознать, что каждое слово, произнесённое Бхагаваном и каждым из его старых преданных, абсолютно истинно.

Перед тем, как покинуть тело, Бхагаван сказал своим служителям: " Сантошам", что значит спасибо. Лёжа в Бангалоре незадолго до своей кончины Осборн вообще не мог говорить. Исполняя прощальный ритуал, миссис Осборн обошла вокруг распростёртого тела своего мужа. Вдруг она услышала, как его голос ясно произнёс: "Спасибо". Тело Осборна было перевезено в Тируваннамалай и захоронено в его доме. Я присутствовал при этом, убитый горем.

Июльский номер журнала за 1970 год был первым, который я выпускал без Осборна. Каждый выпущенный номер он клал к гробнице Бхагавана, и только потом сам пролистывал его или давал мне или другим. Положив июльский номер перед гробницей Бхагавана, я плакал. В тот день мне приснился Осборн. Он попросил: "Ганешан, дай мне мой журнал." Он взял журнал, просмотрел каждую страницу и похлопал меня, одобряя. Такой была близость, с которой мы с Осборном работали вместе.

Осборн жил учениями мастера и достиг конечной истины атма сакшаткар. Его самыми первыми словами, сказанными мне, когда я вернулся в ашрам в 1960 году, были: "Проси, но проси только Самореализацию, и это удержит тебя у Аруначалы. Аруначала существует не только физически, но и в Сердце."

Он писал: "Это ужасная радость — впервые узнать истину своего Я и о возможности его реализации. По крайней мере, в жизни есть цель и смысл. И вопрос не в том, существует ли отдельный от тебя Бог, а в том, существуешь ли ты, отдельно от Бога?

Мы спрашиваем, 'Кто я?', но существует ли оно? Сначала мы предполагаем, что существует 'я', а потом спрашиваем, кто или что это есть.

Есть только ЕСТЬ. Не я, он или что-либо, кроме ЕСТЬ. Мы пытаемся разделить это простое ЕСТЬ местоимениями я, он, ты, тем или этим, но возможно ли его действительно разделить?

Я чувствую бытие и использую для этого слово 'я', но это вовсе не означает какую-либо отдельность, ведь вы также чувствуете бытие и также используете то же самое слово 'я' для него, потому что это одно и то же бытие.

Почему же тогда необходимо исследование? Почему бы человеку просто не развиваться в своё естественное истинное состояние, подобно лошади или дубу? Почему человек, единственный из всех созданий, подвергается соблазну неверно использовать свои дарования и вынужден сдерживать свои желания, чтобы вырасти до своих истинных ширины и высоты? Это затрагивает вопрос, что отличает человека от других существ?

Многие создания имеют дарования выше, чем у человека, в том или ином направлении. Человека отличает его Самосознание, что он не только является человеком, но знает, что он человек. Он осознаёт, что является человеком.

Иногда случается, что личность испытывает переживание чистого бытия. Ты просто ЕСТЬ и чувствуешь факт бытия. Позже ты также понимаешь, что это чистое сознание. Мысли могут быть временно приостановлены, но даже если они появляются, они не нарушают поток сознания.

Но временами ты не чувствуешь блаженства. Это кажется тебе поводом для недовольства. Ты думаешь, что либо с учением что-то не то, либо с тобой самим. Объясняется это тем, что в этом случае ум подслушивает.

Кто не чувствует блаженства? Я. Но этому 'я' здесь вообще не место. Это беспощадный соглядатай за Богом.

Бытие не только чувствует блаженство, оно им является. Для этого необходимым условием является лишь отсутствие репортёра 'я'.

Даже жизни в незаинтересованной активности не достаточно, чтобы растворить чувство эго. Обычно для этого требуется более мощная акция. Это либо сдача, либо исследование.

Господу Кришне в Бхагавад Гите нравится сдача. Мудрецу Васиштхе из Йога Васиштхи нравится Самоисследование. Когда его спрашивали, Шри Бхагаван отвечал: 'Есть два пути. Спрашивайте себя, Кто я? или покоритесь.'

Ум действует так, будто он управляющий или владелец всех способностей. Он должен сложить полномочия и сдать их и себя чистому бытию или Я — либо должен смотреть внутрь, чтобы увидеть, что есть истинное Я или бытие."


Следуя пути исследования Бхагавана, Осборн соединил его с истинной преданностью и самоотверженным служением — джняна шла рука об руку с бхакти и нишкамья карма. Он ни разу не пропустил пение Вед перед гробницей Шри Бхагавана как по утрам, так и по вечерам. Он утверждал, что слушание их способствует медитации. Он был выдающимся примером аскета, ведущего семейную жизнь. За все эти годы я ни при каких обстоятельствах не видел его в гневе. Это было невероятно.

Он никогда ничего не требовал, никаких дополнительных привилегий для себя как редактора. Когда я давал ему новый, только что отпечатанный номер журнала, у него всегда уже были готовы рукописи статей к следующему номеру, и он немедленно мне их вручал. Он оформил три подписки для своей семьи ещё до того, как журнал был опубликован, и настоял на оплате, отвергая все мои мольбы, что он редактор и ему платить не нужно.

Многие ему противодействовали.
Он не катался как сыр в масле. Будучи западным человеком, он не был знаком с санскритом и индуистскими традициями. А в ашраме вся атмосфера была этим пропитана. Многие не принимали его как редактора журнала. Именно Бхагаван направил меня, тем самым заставив моего отца согласиться на это. Мой отец прикладывал все усилия, чтобы Осборн не стал редактором. На каждом этапе Осборн и я встречали множество проблем.

Однажды я написал ему, что хочу сложить с себя полномочия, и вот что он ответил: "Дорогой, Шри Ганешан, я рад слышать, что работы по печати в Ченнае идут хорошо. Не стоит слишком расстраиваться из-за критики, но в то же время мы должны изучить её, чтобы увидеть, что в ней есть справедливого, и если это так, попытаться себя изменить.

Поскольку эта работа выполняется как служение нашему Бхагавану, она будет продолжаться, оказывают нам помощь или нет. Возможно, те, кто нас критикует, не представляют себе, сколько работы должно быть проделано.

В конце концов, ты знаешь, что в ашраме есть люди, которые критикуют мою работу над журналом. Фактически, ты сам совмещаешь три должности офис менеджера, редактора рекламы и главного помощника редактора по вёрстке страниц. Я не знаю никого, кто мог бы совмещать их с таким энтузиазмом и искусством. Поэтому ты должен продолжать делать работу Бхагавана, критикуют тебя или нет.

Для нас необходимо постоянно исследовать мотив. Хочу ли я иметь влияние или служить Бхагавану? Хочу ли я впечатлить кого-то или я хочу служить Бхагавану? Хочу ли я заслужить похвалу или служить Бхагавану? С наилучшими пожеланиями в работе, которую ты выполняешь."

В ответ на другое письмо он писал:

"А что касается завистников, я ожидал этого. Человеческая природа такова, что преуспеть невозможно, не вызвав зависть. Они даже могут попытаться вызвать между нами вражду. Наша лучшая политика здесь это не обращать внимания и сконцентрироваться на выполнении работы Бхагавана насколько позволяют наши возможности и установить высший стандарт во всём, чтобы людям нечего было критиковать. С наилучшими пожеланиями, и да поможет тебе милость Бхагавана в твоих начинаниях."

Я не встречал более никого в Раманашраме, кто получил бы такие физические, ментальные, психические и духовные опыты, каждый из которых благословлён Бхагаваном.

Когда я восхвалял его, он отвечал:
"Да здравствует Бхагаван! Это всё благодаря Бхагавану." Он показывал мне написанную им статью и говорил, что это всё благодаря Бхагавану: "Я не писал. Я только держал ручку — это написал Бхагаван."

Он был выдающейся духовной личностью, который не только от всей души боролся за достижение Самореализации, но также обрёл её Милостью Мастера.

Своей жизнью и делами он продемонстрировал мне и другим преданным, что был полностью утверждён в том состоянии, и это является большим подспорьем для нас потому, что это возможно.

Когда я сказал другому старому преданному в ашраме, что жизнь Осборна подтверждает, что это возможно, он опроверг моё заявление, сказав:

"Твоё 'возможно' — слишком слабо сказано. Самореализация неизбежна." Да, Самореализцаия неизбежна!