Помни о смерти

38-летний Корней Чуковский о посещении первого советского крематория:

3 января 1921 года.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Вчера черт меня дернул к Белицким. Там я познакомился с черноволосой и тощей Спесивцевой, балериной – нынешней женой Каплуна. Был Борис Каплун – в желтых сапогах, – очень милый. Он бренчал на пьянино, скучал и жаждал развлечений. – Не поехать ли в крематорий? – сказал он, как прежде говорили: «Не поехать ли к “Кюба” или в “Виллу Родэ”?» – А покойники есть? – спросил кто-то. – Сейчас узнаю. – Созвонились с крематорием, и оказалось, что, на наше счастье, есть девять покойников. – Едем! – крикнул Каплун.
<…>
Каплун ехал туда, как в театр, и с аппетитом стал водить нас по этим исковерканным залам, имеющим довольно сифилитический вид. И все кругом вообще сифилитическое: мрачные, каторжные лица с выражением застарелой зубной боли мрачно цепенеют у стен.
<…>
Но для развлечения гроб приволокли раньше времени. В гробу лежал коричневый, как индус, хорошенький юноша красноармеец, с обнаженными зубами, как будто смеющийся, с распоротым животом, по фамилии Грачев. (Перед этим мы смотрели на какую-то умершую старушку – прикрытую кисеей – синюю, как синие чернила.) Долго и канительно возились сифилитики с газом. Наконец, молодой строитель печи крикнул: – Накладывай! – похоронщики в белых балахонах схватились за огромные железные щипцы, висящие с потолка на цепи, и, неуклюже ворочая ими и чуть не съездив по физиономиям всех присутствующих, возложили на них вихляющийся гроб и сунули в печь, разобрав предварительно кирпичи у заслонки. Смеющийся Грачев очутился в огне. Сквозь отверстие было видно, как горит его гроб – медленно (печь совсем холодная), как весело и гостеприимно встретило его пламя. Пустили газу – и дело пошло еще веселее. Комиссар был вполне доволен: особенно понравилось всем, что из гроба вдруг высунулась рука мертвеца и поднялась вверх – «Рука! рука! смотрите, рука!» – потом сжигаемый весь почернел, из индуса сделался негром, и из его глаз поднялись хорошенькие голубые огоньки. «Горит мозг!» – сказал архитектор. Рабочие толпились вокруг. Мы по очереди заглядывали в щелочку и с аппетитом говорили друг другу: «раскололся череп», «загорелись легкие», вежливо уступая дамам первое место. Гуляя по окрестным комнатам, я со Спесивцевой незадолго до того нашел в углу… свалку человеческих костей. Такими костями набито несколько запасных гробов, но гробов недостаточно, и кости валяются вокруг. Я поднял одну из них рассыпчатую и написал ею на печной дверце: Б. К. (Борис Каплун). Зачем я это сделал, не знаю, поддался общему отношению к покойникам. Потом это огорчило меня; кругом говорили о том, что урн еще нету, а есть ящики, сделанные из листового железа («из старых вывесок»), и что жаль закапывать эти урны. «Все равно весь прах не помещается». «Летом мы устроим удобрение!» – потирал инженер руки. Я взял кость в карман – и, приехав домой, показал Наталье. Не захотела смотреть. «Грешно!» – и смотрела на меня с неодобрением.
Инженер рассказывал, что его дети играют в крематорий. Стул – это печь, девочка – покойник. А мальчик подлетит к печи и бу-бу-бу! – Это – Каплун, который мчится на автомобиле.
Вчера Мура впервые – по своей воле – произносила па-па: научилась настолько следить за своей речью и управлять ею. Все эти оранжевые голые трупы тоже были когда-то Мурочками и тоже говорили когда-то впервые – па-па! Даже синяя старушка – была Мурочкой.

Во время Первой мировой войны Александр Николаевич Вертинский работал санитаром на поезде. Это было напряжённое время, в общей сложности он сделал свыше 35 тысяч перевязок. Однажды, уходя в забытье от усталости, он услышал разговор двух медсестёр. Одна из них жаловалась, что не может попасть на бал. Усмехнувшись этим словам, Александр Николаевич уснул, но фразу он запомнил. И действительно, смешно. Смерть вокруг. Умирают люди, постоянно. Сам он засыпает среди умирающих, но пробуждается, а они так и остаются спать вечным сном. А тут - сожаление, что нельзя попасть на бал. Выжить бы! Да, это ещё царская Россия. Время, когда юные девы мечтали о том, как во время бала могут встретить "того самого" кавалера. Но умереть в то время было более реально, чем осуществить это желание. Спустя какое-то время Вертинский сочинил знаменитую песню "Бал Господень", про девушку, приготовившую роскошное платье для посещения бала. Песня оканчивалась строчками:

"...Но однажды сбылися мечты сумасшедшие.
Платье было надето. Фиалки цвели.
И какие-то люди, за Вами пришедшие,
В катафалке по городу Вас повезли.

На слепых лошадях колыхались плюмажики,
Старый попик любезно кадилом махал…
Так весной в бутафорском смешном экипажике
Вы поехали к Богу на бал."

Ларри Розенберг
(при участии Дэвида Гая)

ЖИЗНЬ В СВЕТЕ СМЕРТИ
ОБ ИСКУССТВЕ БЫТЬ ЖИВЫМ

В те времена я преподавал в университете и пытался применить восточную мудрость в своей работе. Бадараяна пришел на одно из моих выступлений. Когда я закончил, он подошел ко мне и предложил свои услуги в качестве преподавателя, поскольку, по его словам, он знал многое об индуизме и буддизме.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Сначала он показался мне подозрительным. Но он никогда не заговаривал об оплате, а в беседе производил впечатление знающего человека. Преподавал он в основном здоровый образ жизни и йогу, но не медитацию.

Несколько лет мы проработали вместе. Как-то раз он предложил поехать в небольшой мексиканский городок на берегу моря (я бывал там раньше), чтобы пройти курс интенсивных занятий. Мы прожили в этом городке четыре месяца, занимаясь йогой и изучая теорию.

Однажды вечером, когда я сидел в коттедже и читал, Бадараяна пришел крайне взволнованный и сказал, что нам представился прекрасный случай применить свои знания на практике. За десять дней до этого один мексиканский рабочий напился и упал в море. Его долго не могли найти, и вот сегодня тело прибило к берегу. Завтра из Мехико за покойным должен был приехать священник, но по религиозным соображениям местные жители не хотели сами дежурить возле тела и решили попросить об этом нас, двух чужаков.

Они обратились с этой просьбой к Бадараяне, и тот с радостью согласился.

Мне был непонятен его энтузиазм, и еще меньше я был склонен разделять его, когда мы зашли в комнату, где находился покойник. Тело лежало в большой коробке, набитой льдом. Покойный сам по себе был довольно крупным мужчиной, а от пребывания в воде его еще больше раздуло, и он посинел. В комнате стоял неприятный запах, такой сильный, что трудно было войти. А мы собирались провести там всю ночь.

Бадараяна сел по одну сторону от покойного, а я – по другую. Скоро Бадараяна стал проповедовать. "Совсем недавно этот человек был полон жизни. А теперь – посмотри на него". Зрелище было отвратительным, но Бадараяна не отставал от меня и требовал, чтобы я смотрел на мертвеца и задумался над тем, что случилось. Я почувствовал страх, тошноту, отвращение. Сильное желание покинуть комнату. Я был зол на Бадараяну за то, что он меня сюда привел.

Мы долго сидели в молчании, потом он снова и снова обращался ко мне, спрашивая, какие чувства я испытываю в тот или иной момент. И это была наиболее ценная часть нашего времяпрепровождения. Иногда он обращался непосредственно ко мне: "Когда-то этот человек был живым. Теперь он – мертвое тело. И нас ждет та же судьба. Что ты чувствуешь, когда видишь его?"

Я ответил, что испытываю неприятные ощущения и не хотел бы долго заострять на них внимание.

"О нет, – ответил мой учитель. – Этот мертвец – наглядный урок для нас, и притом очень ценный".

Я не сказал бы, что полностью понял Бадараяну, но постепенно стал чувствовать себя менее дискомфортно и смог взять себя в руки. И все же я с удовольствием покинул бы эту комнату немедленно.

Наконец Бадараяна сказал: "Ты знаешь, почему мне так хотелось сюда прийти?" "Чтобы показать мне ценность жизни?" – спросил я. "Верно. Но есть и более глубокие причины. Этот случай – хороший стимул к духовной практике. Он показывает, как мало в нашем распоряжении времени и как плохо мы умеем его ценить. Этот человек не знал, что умрет так скоро.

Жизнь ценна не сама по себе, а как возможность для практики. И это главный урок, который мы можем извлечь, глядя на этого человека. Пусть он послужит нам стимулом для духовной практики".

У каждого из нас есть тело. Никто не отрицает его существования. Просто надо помнить, что оно не вечно, а главное — не считать его своим «я». Для начала нужно проникнуться этой мыслью. Если мы будем медитировать достаточно долго, то для нас она превратится в реальность. Тело существует, оно стареет и оно никому не принадлежит.

В «Дхаммападе», древнем сборнике стихотворных афоризмов Будды*, есть отрывок, касающийся старения в свете медитации асубха (асубха - медитация о непривлекательности тела).

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Первая сутра обращена к женщинам — последовательницам Будды, которые были настолько легкомысленны, что приходили слушать его в веселом настроении, выпив вина. Будда обращается к ним так:
Что за смех, что за радость,
Если вы постоянно пылаете?
Окруженные тьмой,
Разве вы не ищете лампу?
Пламя, о котором говорится во второй строке, — это пламя желания, то самое, о котором Будда говорил в своей знаменитой проповеди. Весь мир, по его словам, объят пламенем жадности, ненависти и обмана. Женщины веселятся, но не понимают, насколько они порабощены своим желанием. Тьма, окружающая их, — это тьма невежества. Им следует искать свет.

Во второй строфе речь идет об известной куртизанке, которая недавно умерла. Куртизанка изображена в разные моменты своей жизни. Даже ее прекрасное лицо — очевидно, приукрашенное косметикой, — скрывает мрачное будущее.
Посмотри на приукрашенный образ,
Гноящиеся раны, покрытые гримом,
Больная, и все же предмет многих желаний,
В которых нет ничего долговечного или надежного.

«Многие желания» — это желания мужчин переспать с ней. Эта строфа дает два изображения тела: приукрашенное представление о себе и тело внутри тела, которое постоянно гниет. Стихи как бы подразумевают следующую мысль: если бы вы видели, во что в итоге превратится это тело, вы не привязывались бы к нему слишком сильно.

Третья строфа развивает тот же образ. Она написана в духе медитации асубха и возбуждает страх и отвращение к телу, чтобы предотвратить его идеализацию.
Изношенное тело,
Гнездо болезней, разлагается.
Это гнилое скопление
Наверняка распадется на части,
Поскольку жизнь окружена смертью.

Четвертая строфа посвящена еще одному виду медитации. Монахи заходят в склеп, чтобы посмотреть на тела, находящиеся в разном состоянии разложения. Они рассматривают скелеты, отдельные кости, оставшиеся от них. С течением времени кости превращаются в прах. Монахи видят этот прах. Затем пыль рассеивается, и от того, что некогда было человеком, не остается и следа.
Видеть эти кости,
Раскиданные,
Как тыквы по осени,
Пепельно–серые —
Какая в этом радость?
За этой строфой стоит следующая история: молодые монахи решили, что они стали просветленными, хотя на самом деле они достигли только определенной степени концентрации. Будда привел их в склеп, чтобы посмотреть, так ли равнодушно они будут созерцать человеческие останки. И монахи поняли, что им еще рано прекращать занятия медитацией.

Пятая строфа рассказывает о прекрасной царице, которая мало интересовалась учением Будды, но часто любовалась собой. Будда дал ей возможность посмотреть на себя со стороны и заставил царицу представить, как будет стариться ее облик, показав неизбежные перемены, которые ее ждут.
Город, сделанный из костей,
Одетый плотью и кровью,
Чьи скрытые сокровища суть
Гордость и презрение,
Старость и смерть.

Шестая строфа показывает, что закону старения и тлена подвержены даже богатые люди, что он не щадит царские семьи, также как и всех остальных людей. Кроме того, здесь идет речь о той части нашего «я», которая не стареет.
Даже царские колесницы,
Прекрасно украшенные,
Разваливаются,
Так же и тело
Становится добычей старости.
Но Дхамма добрых людей
Не стареет:
Добрые говорят об этом цивилизованным.
«Добрые» — это люди, которые знают истинную правду. «Цивилизованные» — те, кто охотно готов обучаться, люди, стремящиеся к тому, что находится вне времени.

Седьмая строфа описывает людей, не развивающихся внутренне, тех, кто созревает физически, но не духовно.
Этот неслушающий человек
Растет, как бык.
Его мускулы увеличиваются,
А ум — нет.

Восьмая и девятая строфы — самые знаменитые в «Дхаммападе». Их также называют «Победная песнь».
Чередою многих рождений я прошел
без награды,
без отдыха
в поисках строителя дома.
Больно рождаться
снова и снова.
Строитель, я вижу тебя!
Ты больше не построишь дом.
Все твои стропила сломаны,
столб опоры уничтожен,
ушедший в Бесформенное ум
достиг предела желаний.

На первый взгляд эти строфы говорят не о старении, а о смерти и воскрешении. На Западе люди не очень верят в воскрешение после смерти. Говорящий эти стихи достиг нирваны и вышел из вечного круга смерти и повторного рождения. Можно воспринимать эти строки как рассказ о том, что происходит здесь и сейчас. В земной жизни «я» снова рождается всякий раз, когда мы прикипаем душой к тому, что считаем своим, — к настроению, чувству, душевному состоянию. Такая чреда повторных рождений в буквальном смысле слова измучивает человека. Это настоящая работа по обслуживанию своего «я» с его многочисленными симпатиями и антипатиями, душевными ранами.

Именно такое повторное рождение происходит, когда мы чувствуем боль в суставах и говорим себе: «Я стар». Внезапно мы рождаемся заново, в новом обличье, чтобы испытать новые страдания. Взглянув на происходящее со стороны, мы вольны отказаться от участия в этом процессе. Тогда «я» не будет создано, дом не будет построен. Среди повседневной жизни мы можем прийти к нирване.

В последних двух строфах говорится о людях, которые не в силах выбрать между жизнью духа и мирской жизнью. Можно жить одновременно и той и другой жизнью, а можно не жить ни одной из них, не уходить в них полностью. Тогда наши дни станут однообразными и пустыми.
Не живя целомудренной жизнью
И не накапливая богатства в юности,
Они впустую тратят время, как старые цапли
На высохшем озере, где нет рыбы.
Не живя целомудренной жизнью
И не накапливая богатства в юности,
Они лежат,
Как стрелы, не попавшие в цель,
Вздыхая по старым временам.

Ларри Розенберг 'Жизнь в свете смерти'

"Несколько лет назад я стал уделять слишком много внимания здоровью. Это неисчерпаемая тема, которой можно заниматься бесконечно. Но я понял, что не следует чем-то чересчур увлекаться. С годами я научился не придавать слишком большого значения состоянию своего здоровья. В этом вопросе нужно полагаться на здравый смысл и собственную мудрость. Мудрость – начало и конец всему.

А напомнил мне об этом Чогьям Трунгпа, очень известный, а ныне, к сожалению, покойный Учитель тибетского буддизма.
...

Как-то раз после занятий мы прогуливались по студенческому городку. Он предложил пообедать вместе. Я ответил, что пощусь. ... Мой знакомый был заинтригован и спросил меня, зачем я пощусь. Я попытался объяснить. В конце моего объяснения он хлопнул меня по спине и сказал: "Ты что, хочешь жить вечно?" И он был прав. Нужен был свежий взгляд со стороны, чтобы я понял суетность своих усилий.

Я помню время, когда все мои заботы о теле только усиливали страдания от осознания неизбежности смерти. Мне становилось невероятно тоскливо при мысли, что все мои усилия напрасны, что выпестованное мною красивое тело в конце концов превратится в прах. Это казалось мне ужасно несправедливым. В сущности, это была привязанность, подобная многим другим: я был привязан к своему здоровью.

Тело – еще один предмет, с которым, согласно четвертой заповеди, нам в конце концов придется расстаться. Наша задача состоит в том, чтобы умереть для тела уже сейчас, увидеть его недолговечность и неподчиненность нам, и сделать все, что в наших силах".

Ларри Розенберг 'Жизнь в свете смерти'

Живешь, живешь, а потом умер. Подскользнулся в ванной, упал, ударился. Еще минуту назад был, а теперь уже нет. Осталась простынь, на которой ты спал, окурки в пепельнице, волосы на одежде, мелочь в кармане — пару часов назад ты еще держал ее в руке, а теперь лежишь и не дышишь. Компьютер еще включен. Кто-то пишет тебе сообщения. Звонит. Какой-то человек думает, что скажет тебе что-то важное. А это уже совершенно неважно. (с.)

Почему у меня так много "мрачняка"?

У меня его нет. Моя жизнь насыщена цветами, красками, позитивом и хорошим настроением. Если у меня дома стоит череп волка, то он лучше смотрится в неоновой оранжевой краске. Если имеется иероглиф Смерти у меня на шапке, то он будет красным на чёрном фоне. Даже мой любимый девиз, "Viva la Muerte" (да здравствует смерть) - произносится с искренней радостью в голосе. Почему так? Почему я ношу на себе символы, от которых шарахаются многие люди? Причины две. Первая: мне абсолютно фиолетово на суеверия. Вот вообще плевать. От того же иероглифа "Смерть" шарахаются азиаты, а мне забавно наблюдать за этим. Или фобия перед чёрными кошками, или перед цифрами "13" и "666" и прочее - это всё лютая дичь. Это просто звери, это просто цифры. Вторая причина: в моей семье всегда и все относились к смерти, мягко говоря, довольно легко. Бабушка (по отцу) завещала себя похоронить под "Похороны панка" КиШа, а над входом в свою комнату держала африканскую маску, аналог надгробия. Да и мой дом находится на кладбище, я с детства у могил гулял и для меня это было частью_жизни. И вот тут надо уточнить: да, я чертовски много говорю о смерти, вот только у меня вектор развития направлен из_смерти, а не наоборот. Я агитирую против самовыпиливания, против одурманивающих и отупляющих веществ, напротив: я выступаю за чистоту сознания и мыслей. И ничто не очищает мысли так, как осознание своей смертной природы. У меня нет никакого мрачняка. Даже сейчас я сижу при свете синей лампы. Могу сидеть при свете красной лампы. И я в душе не понимаю тех, кто связывает смерть исключительно с чёрным цветом, мрачняком, хмурыми рожами и заунывным бредом про "тщетность бытия". На хрен, на хрен.

Для меня Смерть - часть Жизни. Я не загоняюсь мыслями о Смерти, я о ней помню. Это две большие разницы. Одно дело - постоянно думать о том, что ты сдохнешь. Другое дело - учитывать это обстоятельство и уделять время тому, что тебе интересно. Потому что времени у тебя не так много, как тебе кажется, смертный. ^,__,^

Саид Ши

Самый страшный ментальный вирус.

Вирус - это не столько "палач", как его принято воспринимать, сколько естественное биологическое оружие, существующее на нашей планете, видимо, уже миллионы лет. Вирус является агрессором для носителя ровно до тех пор, пока они не войдут в симбиоз и носитель не станет "домом" для вируса. Тогда вирус встанет на защиту носителя и будет выкашивать виды, близкие к носителю, чтобы тем самым очищать территорию от возможных конкурентов за ресурсы. Цена за такой симбиоз - огромная. Но плюсы тоже есть. Ярчайший пример - кролики в Австралии, которых в 1950 году заразили миксоматозом (смертельно опасной вирусной болезнью из Южной Америки), этот вирус сделал свое дело и перебил 99,8% австралийских кроликов. При этом выжившие кролики не только стали бессимптомными носителями вируса, но и похожими вирусами их теперь не извести. А вот если к ним попытаются подселиться здоровые кролики, то они очень быстро вымрут, вирус выкосит их под чистую.

Если переключиться с физических вирусов на "ментальные", то одним из самых популярных, "топовых" ментальных вирусов, является страх перед неизвестным, а его наиболее яркая форма называется "танатофобия", страх перед неизвестностью, которая лежит за гранью смерти. И этот ментальный вирус настолько силён, что его носителями (вполне с симптомами болезни) являются целые народы, чья культура наглухо оторвана от естественного и адекватного восприятия смерти. Например, в России есть много суеверий и страхов, связанных со смертью, в то время, как в той же Мексике есть "День Мёртвых", во время которого местные жители разукрашивают лица в грим черепов (стиль "Катрины Калаверы"), зазывают души умерших вернуться в мир живых и целыми семьями собираются на кладбищах, при этом с улыбками на счастливых лицах. У них танатофобии нет. Правда, у них есть и другая крайность, перекос в другую сторону в виде культа "святой смерти", но это не особо сильно развито в Мексике.

Так вот. Многие люди избегают упоминания смерти, делая вид, будто бы её вообще не существует. Однако, если Вы едите мясо, смерть находится в Вашей тарелке. Если Вы носите кожаную одежду или обувь, то Вы одеваетесь в смерть. Да что там - мы сами являемся настоящими живыми кладбищами, если учитывать, что в нас постоянно умирают клетки, из которых состоят наши тела. Что культ смерти, что попытка её избегать - всё это крайности. Но принять как факт свою смертную природу, изменить своё отношение к ней с "минуса" на "плюс" - это можно и нужно сделать, чтобы укрепить свою психику. Фактически, носители идеи позитивного отношения к смерти, как к явлению - это бессимптомные носители ментального вируса страха перед смертью. Они им не болеют. Но когда они сталкиваются с теми, кто подвержен страху перед неизбежным, то реакция последних бывает порой вполне болезненная и даже неадекватная. Почему? Потому что человеку проще очертить собственную реальность, свою сказку, вынести за границы своего мира всё то, что ему не нравится и считать это "правдой", в которую он будет верить. Но правда находится в том факте, что однажды мы все умрём, так же, как сейчас умирают клетки наших тел. И можно либо терять от этого факта свои ментальные силы, либо наоборот, подпитываться хорошим настроением, в духе "этот треш наконец-то однажды закончится, ура-ура, а пока он не закончился, я возьму лучшее из того, что есть в этом проклятом мире, пока моя тушка ещё шевелится".

Радоваться миру, учитывая свою смертную природу, или уходить из-за этого в меланхолию и тоску - это осознанный выбор каждого из нас. Этот выбор невозможно навязать. Либо в человеке есть то, что позволит ему выжить и адаптироваться к объективной реальности, либо этого в человеке нет. Экстренные ситуации не столько делают из людей "новые виды" человеческой расы, сколько проявляют изначально заложенный потенциал. Но выбор всё равно существует. Поменять базовые принципы, из которых состоит наш мир, мы не можем.

Поменять наше отношение к происходящему - более чем реально.

Саид Ши

Смерть день и ночь ходит крадучись по земле, а мы думаем, что будем жить вечно. Однажды спросили царя Юдистхиру, какая самая удивительная вещь в мире? И царь отвечал: "Всякий день вокруг нас умирают люди, а каждый думает, что он никогда не умрет".

Свами Вивекананда

Последний пост Бориса Акунина в Фейсбуке.

"ИЗ НЕВОШЕДШЕГО В КНИЖКУ «РУССКИЙ В АНГЛИИ»

У англичан странно интимные, не вполне мне пока понятные взаимоотношения со смертью.

В русской культуре к смерти отношение такое бодрячески-инфантильное, типа «И смерти нет, и свет в окне. Все влюблены и все крылаты». При детях о ней, безносой, упаси боже не говорят, чтобы не травмировать юную психику. Взрослый тоже гонит мысли черные прочь, лучше откупорит шампанского бутылку иль перечтет "Женитьбу Фигаро" .

Не то англичанин. Британская реклама со всех сторон манит выгодными похоронами и чудесными участками в рассрочку: планируйте свое будущее.

Недалеко от моего дома есть благотворительный магазин с жизнерадостным названием «Вдовцы и вдовы». Каждый раз, следуя мимо, я трусливо отворачиваюсь, поэтому точно не скажу, но, по-моему, туда сдают одежду, оставшуюся после скончавшегося супруга. Вероятно, там отовариваются люди с железными нервами.

В свое время с подобным бесстрашием я столкнулся в Японии. Я уже рассказывал в каком-то эссе, как мне в свое время довелось прочесть сочинения японских третьеклассников на стандартную тему «Мое будущее» и как все деточки, изложив свои обычные трогательно детские мечты, заканчивали описанием собственной смерти: я проживу сто двадцать лет и умру во сне; я совершу двойное самоубийство с тем, кого люблю; не собираюсь жить после восемнадцати, потому что потом начинается старость, и так далее. Я тогда отнес это к восточной, буддийской экзотике.

Но вот (на фотографиях) совершенно западные ясли при совершенно христианской церкви, тоже рядом с моим домом. Подобного макабра я не встречал и у Стивена Кинга.

Спускаешься по лестнице к дверям. Слева – вход в ясли, справа – в колумбарий. И вокруг кадки с растениями. Не простые, а поминальные или даже, может быть, погребальные. Возможно цветочки растут прямо из перемешанного с землей праха – я побоялся спросить.

А где бабуля? Почему она больше не приходит? А вот она, веточками качает.

Наверное, так и надо воспитывать детей. Им ведь не только жить, но и умирать. Но как-то чего-то мурашковато."

Не гроб на колёсиках, но близко. Да, этот лонгборд не для скейтпарков, а для спокойного катания по городу. Шикарный стиль, имхо. Просто едешь мимо людей и безмолвно напоминаешь о смертной природе человека. Красота.

Саид Ши

Мастер Шёзан:

Один человек сказал Мастеру:
«Безусловно, я никогда не думаю о
смерти».
На это Мастер ответил ему:
«Это очень хорошо. Только я боюсь, что ты не продвинешься далеко в
Дзене. Что касается, например, меня,
то я занимаюсь Дзеном в силу
предопределенности смерти и в на-
дежде обрести бессмертие. Я решил
следовать этому от жизни к жизни
до тех пор, пока не реализую свою
цель. Тот факт, что ты не думаешь о
смерти, говорит о том, что
ты не способен познать свое «Я».

«Я умру, и ты умрешь».

Однажды Кармапа приехал повидать одного из ближайших учеников Гампопы и попросил дать учения. Несмотря на искренние просьбы Кармапы, ученик Гампопы раз за разом отказывал ему в наставлениях. Но Кармапа был очень настойчив, и в конце концов ученик Гампопы взял его за руки и три раза произнес: «Я умру, и ты умрешь». А затем добавил: «Это все, чему научил меня мой гуру; это моя единственная практика. Просто медитируй на этом, и всё. Даю тебе слово, не существует более глубокого учения».

В погоне за богатством люди загоняют себя до такой степени, что у них нет времени даже на то, чтобы нормально поесть и выспаться. Мы можем быть настолько поглощены достижением поставленной мирской цели, что ничем не отличаемся от муравья, который работает весь день – с раннего утра до поздней ночи.

Для того, чтобы отречься от мира, необходимо соблюдать одиннадцать принципов:
– Не следовать путями обычных мирских людей, держаться обособленно.
– Покинуть родные края.
– Прийти к выводу, что с тебя достаточно чувственных удовольствий.
– Вести самый скромный образ жизни, какой только возможно, не беспокоясь о том, что подумают об этом другие.
– «Внедрить в ум наблюдателя» - медитацию на отречении от привязанности к близким.
– Не обращать внимания на то, что говорят люди. Что бы они ни болтали – пускай, не надо мешать им.
– Не подвергаться унынию и тревоге, даже если ветром кармы уносит то, что тебе дорого.
– Жить так, чтобы не о чем было сожалеть, как будто ты умирающий бродяга.
– Постоянно повторять мантру «Мне ничего не нужно!».
– Быть хозяином своей судьбы – крепко держать ее в своих руках.
– Пребывать в облаке истинной практики.

Святой Гампопа однажды сказал: «Звезды вместо шапки, иней вместо сапог» Дилго Кхьенце Ринпоче

С детства тема смерти не давала мне покоя. Потому что нет ничего более непознаваемого в культуре человечества, более таинственного, чем смерть. Разве что только бог, но даже бога в течение жизни можно пытаться познавать при желании.

А вот что происходит с сознанием и духом, когда из тела уходит жизнь? Почему одни религии стоят на том, что жизнь одна, а другие учат традиции перерождений, и буддийские ламы вроде как даже преуспевают в этом? Откуда такая власть у страха смерти, что он служит большим творческим потенциалом в культуре и науке, чем любовь к жизни?

Есть разные практики, которые позволяют сделать свои открытия на тему смерти и выстроить с ней личные отношения на уровне сознания, а не ума.

Выстроить отношения со смертью — дело личное. Это такой же интимный момент, как гигиена или предпочтения в постели.

Так что претендовать на какие-то общие правила вряд ли получится. Но можно поделиться "одним из вариантов", который отвечает на многие вопросы.

Личность действительно смертна. Личность, — но не дух. Поэтому каждую судьбу "живём один раз" — но судьб у каждой души много. Точно такой судьбы, как в этой жизни, больше не будет: нынешняя личность однажды умрёт. Но это и хорошо в том числе. Потому что у той же души будут новые личности и другие судьбы.

Это примиряет со смертью.

Но это сложный процесс, если проходить его по-честному, то есть не столько умом, сколько сознанием. Зато приводит к удивительному результату.

Инстинкт самосохранения остаётся, но меняется многое важное внутри.

Смерти бессмысленно бояться. Смерть — не кара, которая достаётся неудачникам, а агрегатное состояние, через которое проходит абсолютно всё на этой планете. Ну не боитесь же вы заката каждый раз?

Ирра Сапонькова

Memento mori с лат. — «помни о смерти» — великолепное выражение которое имеет сильнейший камуфляж, скрывающий его истинный смысл. И далеко не каждому дано сорвать с него эту маскировку.

Первое что бросается нам в глаза в этом выражении это слово смерть, моментально окрашивая выражение строго в негативный оттенок. Но все ли так просто?

С одной стороны напоминание о смерти должно приземлять нас, сдерживать от необдуманных поступков и делать нас терпимее. Сея в разуме зерно, которое прорастая душит своими корнями все самые смелые и новаторские идеи которые только могут возникнуть у нас в голове. Зачем дергаться? Все равно умрем, давай продолжать жить как жили в нашей зоне комфорта, кушать что есть (ну и что, что самая дешёвая еда по скидке), жить есть где (и не важно что в квартире только кровать и бетонные стены) принципе хорошо.

Но что, если посмотреть нестандартно?

Истинный смысл который открывается лишь ищущим, очень прост и так же несет в себе мысль о смерти, о не бесконечности жизни. Если поразмыслить и принять то, что все мы смертны, то получается, что у нас всех так крайне мало времени.

Это и должно подстегнуть нас на решительные действия, жить сейчас, действовать пока другие сидят сложа руки. Реализовывать свои идеи с холодным разумом и верой в сердце. Ни кто не говорит бросать все и начинать жить как вздумается, мы проживаем в мире, где материальные благи стоят на первых местах и действия должны быть решительными, но выверенными с прицельным взглядом в бедующее.

Каждый волен трактовать как желает сам, все мы люди все мы разные и хотим от жизни разных вещей. Для себя я решил, что обе трактовки имеют право на существование у меня в подсознании, но фаворитом останется вторая которая просто кричит, что нужно жить сейчас развиваться и делать себя и мир лучше.


ссылка

украшения «memento mori»