Письма из Шри Раманашрама

21 мая 1947

(119) Нидидхьясана (интенсивная концентрация)

Вчера в 8 утра д-р Саид, который работает для ассоциации “Достойная наука (Арья Виджняна Сангхья)” и является одним из учеников Бхагавана, пришёл сюда для даршана Бхагавана и спросил:

“Бхагаван говорит, что целый мир является формой Атмы. Если так, то почему мы испытываем так много беспокойств в этом мире?”

С лицом, выражающим удовольствие, Бхагаван ответил:

“Это названо майей. В книге Веданта Чинтамани (Философский камень Веданты) та майя описана пятью способами.

Некий Ниджагуна Йоги написал эту книгу на языке каннада. В ней много говорится о Веданте, её можно назвать авторитетным источником по языку Веданты. Имеется её тамильский перевод.

Пять имён майи таковы: Тамас, Майя, Моха, Авидья и Анитья. Тамас является тем, что скрывает знание жизни. Майя заставляет человека, являющегося формой мира, казаться отличающимся от неё.

Моха побуждает нереальное выглядеть реальным: шукти раджата бхранти — создание иллюзии, что перламутр сделан из серебра. Авидья — то, которое портит Видью (учение). Анитья — временное, то, которое отличается от постоянного и реального.

С учётом этих пяти видов майи её беспокойства появляются в Атме, как кинокадры на экране. Только для удаления этой майи весь мир называют нереальным [митхья].

А т м а н подобен экрану. Так же как вы приходите в кинотеатр и видите, что кадры на киноэкране не существуют отдельно от экрана, точно так же до тех пор, пока человек не способен посредством Само-исследования постичь, что видимый им мир не отличен от Атмы, должно быть сказано, что всё это митхья.

Но как только реальность познана, вся вселенная проявится только как Атма.

Следовательно, те самые люди, которые говорили, что мир нереален, впоследствии скажут, что он есть только форма Атмы.

В конечном счёте, это важная точка зрения. Если эта точка зрения меняется, беспокойства этого мира не будут волновать вас.

Разве волны отличаются от океана? Почему волны вообще возникают? Какой ответ мы можем дать, если нас спросят?

Беспокойства в мире также подобны этому. Волны приходят и уходят. Если обнаружено, что они не отличаются от Атмы, (нынешняя) тревога существовать не будет”.


Этот преданный произнёс горестным тоном: “Как бы часто Бхагаван ни учил нас, мы всё же не в состоянии понять”.

«Люди говорят, что они не в силах познать Атму, пронизывающую всё. Что я могу сделать? Даже младенец лепечет: “Я живу; я делаю; это моё”.

Поэтому каждый понимает, что это “Я” всегда существует. Только когда это “Я” присутствует, здесь есть чувство, что вы — тело, он — Венканна, другой — Рамана и т. д.

Есть ли необходимость пользоваться свечой, чтобы искать ТО, которое всегда очевидно как собственное Я человека?

Говорить, что мы не знаем Атма сварупу [подлинную природу Себя], которая является собственным Я человека, ничем от него не отличаясь, значит сказать: “я не знаю себя”», — промолвил Бхагаван.


“Это означает, что те, кто посредством слушания Истины от Учителя (шраваны) и глубокого размышления над услышанной Истиной (мананы) стали достаточно просветлёнными и считают весь видимый мир наполненным майей, в конечном счёте, обнаружат истинную сварупу, используя нидидхьясану”, — сказал тот преданный.

“Да, это так. Ниди означает сварупа; нидидхьясана является интенсивной концентрацией на сварупе с помощью шраваны и мананы над словами Гуру

Это означает медитацию на сварупе с неослабевающим рвением. После длительной медитации практик погружается в неё.

Затем сварупа (истинная форма) сияет сама собой. Она всегда присутствует. Не будет никаких беспокойств этого сорта, если человек может увидеть нечто самое нужное, как оно есть.

Почему возникает такое множество вопросов о ви`дении собственного Я человека, которое всегда здесь?” — закончил Бхагаван.

23 мая 1947

(120) Аджапа таттва (смысл непроизвольной джапы)

Сегодня в 8 утра некий человек в одеянии цвета охры спросил:

“Свами, какая практика лучше для сдерживания ума: не прерывно произносить аджапу [невысказанную мантру] или Омкар [звук Ом]? Пожалуйста, скажите мне, какая из них более полезна?”

Бхагаван ответил следующее:

«Что вы подразумеваете под невысказанной и само произвольной джапой [аджапой]? Если вы шепчете “сохам”, “сохам” [“Я — Он, Я — Он”], то будет ли это аджапой?

На самом деле аджапа — это непроизвольная джапа, выполняемая без участия губ.

Не зная этого действительного её смысла, люди думают, что она сводится к тысячекратному устному произнесению “сохам, сохам” с подсчётом на пальцах или чётках.

Перед началом джапы предписывается контролировать дыхание. Это означает, что первой выполняется пранаяма [регулирование дыхания], а затем уже повторение мантры.

При пранаяме прежде всего закрывается рот, не так ли?

Если пять элементов в теле ограничены и удержаны остановкой дыхания, тогда то, что остаётся, есть Истинное Я.

Это Я Само будет всегда повторять “Ахам, Ахам” [“Я, Я”]. Это и есть аджапа.

Как же теперь словесное повторение может быть аджапой? Зрелище Истинного Я, совершающего джапу самопроизвольно, ненамеренно, нескончаемой струей, подобной непрерывному потоку масла, есть аджапа, гаятри и всё вообще.

Во время самой упанаяны1 учат пранаяме посредством анганьясы, караньясы и других методов остановки дыхания и просят людей понять ту аджапу на практике с соответствующим сопровождением.

Люди говорят об аджапе, не думая об этом. Та же самая вещь в отношении Омкара. Ом является всеохватывающим и полным сам по себе. Как можно голосом выполнять джапу этого слова?

Соответствующая сутра всегда тут:

“Омитайекакшарам брахма адвитиям санатанам (Ом — это неизменный недвойственный вечный Брахман)”.

Без понимания этой элементарной вещи написаны большие книги, точно определяющие, сколько раз следует повторять каждое имя, как, например, столь много тысяч повторений имени Ганапати в муладхаре и других чакрах, так много тысяч повторений имени Брахма, так много повторений для “Вишну” и “Садашивы”.

Если вы знаете, кто делает джапу, то узнаете и её сущность. Если вы ищете и пытаетесь найти того, кто выполняет джапу, то джапа сама становится А т м а н о м».


Другой человек спросил:

“Значит, джапа с участием губ совершенно бесполезна?”

“Кто говорит, что пользы нет? Такая джапа — средство для читта шуддхи [очищения ума]. При частом выполнении джапы усилие становится более зрелым и рано или поздно ведёт к правильному пути.

Хорошее или плохое, но сделанное никогда не бывает напрасным. Однако о различиях, достоинствах и недостатках каждого действия надо судить, только учитывая стадию духовного развития данной личности”, — сказал Бхагаван.

Его работа Упадеша Сарам (Суть Наставления) сама является авторитетом по этой теме.


1 упанаяна (санскр. — “посвящение”, “подношение”) — индуистский обряд получения священного шнура, в ходе которого молодого человека одной из трёх высших варн (брахманов, кшатриев или вайшьев) формально посвящают в изучение Вед.

28 мая 1947

(121) зачем какая-то секретность?

Часто случается, что Бхагавану приносят фрукты и сладости, кладя их перед ним; иногда они помещаются на его (пальмовый) лист при принятии им пищи, а временами их приносят в Холл, и Бхагавана просят вкушать их в присутствии посетителей.

Всё хорошо, если они люди новые, но если являются старыми преданными, то Бхагаван обычно замечает:

“Что же мне остаётся делать? Найведья закончена. Возможно, камфара тоже сгорит?” или: “Роль Свами [свамитвам] будет утрачена, если я не ем, когда меня просят, и не делаю то, что мне предлагают?”

Если они ашрамиты, то он даже мягко укоряет их, говоря: “Зачем всё это, почему бы ни обратиться к цели, ради которой вы пришли?”

Помню, что год назад, однажды утром, я принесла во время завтрака поджаренный джовар [вид проса], дала его людям, ведающим кухней, и ничего Бхагавану не сказала. Что тут особенного?

Как только я вошла в Холл, Бхагаван выразил недовольство: “Я съел всю крупу. Почему вы делали всё это сами?”

С тех пор я никогда не даю Ашраму что-либо приготовленное мною дома.

Недавно, когда я послала плоды фигового дерева и другие фрукты, я тайно оставила их у служителей Бхагавана, опасаясь его упреков в том, что дала их в присутствии всех людей. Служители ждали подходящей возможности и передали их Бхагавану.

В то время он ничего не сказал, но ты знаешь, что случилось четырьмя или пятью днями позднее?

Я пришла в Ашрам днём, в 14-30. С Бхагаваном ещё никого не было, кроме служителей. Белочки суетились на диване и как бы требовали еду.

Бхагаван опустошил консервную банку и сказал: “Извините, ничего в ней нет” и, повернувшись ко мне, произнёс: “Орехи кешью закончились. Земляные орехи им не нравятся. Что мне делать?”

Я вопросительно посмотрела на служителей. Они сказали, что даже в кладовой орехов кешью нет. Белки своей суеты не оставляли. Я должна была что-то сделать.

В то же самое время я опасалась того, что может сказать Бхагаван, если я принесу что-нибудь с базара.

Вечером, когда кто-то уходил в город, я дала ему денег купить 10 паламов (1,5 килограмма) орехов кешью. Тот отдал мне покупку не сразу, а на следующий день, в 9 утра.

Опасаясь того, чтó Бхагаван скажет, если я отдам орехи в его присутствии, я передала пакет служителю, Кришнасвами, после того, как Бхагаван ушёл в 9-25 утра.

Я не знаю, что случилось днём. Я пришла в ашрам в 14-30 и оставалась до четырёх часов дня. Эта тема не возникала. Я чувствовала большое облегчение, пошла домой, вернулась обратно в шесть часов вечера и села в Холле вдали от Бхагавана.

Ведапарайяна закончилась. Кришнасвами высыпал в жестянку орехи кешью, которые я дала ему. Бхагаван заметил это и спросил его, кто их принес. Он ответил: “Нагамма”. “Когда?” — спросил Бхагаван. “В 9-45 утра, когда Бхагаван вышел”, — ответил служитель.

“Это действительно так? Почему она не отдала их при мне? Почему это держалось в секрете? Я полагаю, она боялась, что Бхагаван рассердится. Таких проказ до сих пор не было.

Возможно, это по её примеру Суббалакшми недавно принесла орехи кешью, тайно передала их Сатьянанде через окно и незаметно ушла.

Кроме того, она оправдывала это тем, что Аттей (сестра Бхагавана) попросила их дать. Она выложила их для Аттей, так как думала, что в этом случае я ничего не скажу. Таковы глупые действия людей здесь.

Почему они дают себе волю в этих вещах вместо того, чтобы ограничить себя целью, ради которой они прибыли сюда?

Они пытаются обмануть Свами. Они не понимают, что сами становятся обманутыми. Эта слабость не оставила их, несмотря на годы, проведённые здесь. Разве они пришли сюда для этой цели?” — сказал Бхагаван громким голосом.


Я просто окаменела. Я ничего не говорила Суббалакшмамме, и я ничего не знаю о том, что она передавала орехи. Но я не могла отважиться раскрыть рот, чтобы об этом сказать.

Мне, однако, напомнили о цели, ради которой я пришла. Я подумала, что сон со львом, известный как Милость Гуру, походил на это напоминание.

Часы пробили половину очередного часа. Сильно удивлённая этим, я посмотрела на часы и обнаружила, что сейчас 6-30 вечера.

Поскольку это было время, когда женщины обязаны покинуть Ашрам, они все медленно уходили. Я как-то поднялась и поклонилась Бхагавану.

Он смотрел на меня пронизывающим взглядом, показывающим гнев, смешанный с симпатией. Я не могла вынести величественность этого момента и поэтому, не поднимая головы, пошла домой и легла спать.

На следующее утро, когда я проснулась, уже стоял ясный солнечный день. Я осознала, что причиной упрёка, который был подобен наставлению, были не просто орехи кешью, а то, что я забыла о цели, ради которой я прибыла в Ашрам, а именно обретение джняны.

Здесь должно быть множество примеров такой забывчивости, и поэтому я мысленно умоляла Бхагавана простить меня.

Я быстро закончила свои обычные утренние домашние дела и отправилась в Ашрам. Как только я вошла в Холл, Бхагаван, с лицом, сияющим улыбкой, завёл разговор о вчерашнем случае.

Тогда и стало ясно, что я ничего не говорила Суббулакшмамме и что Аламелу Аттей сама послала те орехи белочкам через Суббулакшмамму, когда они были отложены после торжеств по случаю шестидесятилетия её мужа.

“Вот это да! Вся история принимает совершенно другой оборот. Но даже и в этом случае, зачем секретность? Так или иначе, сейчас всё закончено”.

Сказав это, Бхагаван изменил тему и постарался сгладить всё произошедшее словами утешения.

Но я не в состоянии забыть этого даже сейчас:

“Люди связаны желанием, активностью и сильным беспокойством; они не сознают, что жизнь коротка. Следовательно, просыпайтесь! Просыпайтесь!”

(Это сказал Ади Шанкарачарья в своём произведении “Веданта Диндима (Барабанный бой Веданты)”.)


Эти слова древних заслуживают того, чтоб их помнили. Поскольку это имело отношение ко мне, слова, сказанные Бхагаваном, взгляды, которые он метал с чувством горечи по поводу того, что это дитя, не осознавая быстроты летящего времени, тратит своё время на незначительные вещи, отпечатались в моём сердце.

Брат, как мне описать все подтексты этого происшествия! В конце концов, Бхагаван является дарителем джняны!

5 июня 1947

(122) Крити самарпана — посвящение книги

Покинув позавчера вечером свой дом в Мадрасе, я вчера в семь часов утра прибыла в Ашрам.

Хотя я отсутствовала только четыре дня, мне казалось, что прошло четыре столетия. Поэтому с железнодорожной станции я сразу же направилась в Ашрам. Бхагаван завтракал.

Когда я простёрлась перед ним и поднялась, он спросил: “Вы уже вернулись? Так скоро?”

Я ответила: “Да” и рассказала ему, что 10 экземпляров Лекхалу (книги “Письма” на языке телугу) были готовы, и я привезла их с собой, а печатники обещали выслать остальные экземпляры непосредственно в Ашрам.

Бхагаван произнёс: “Да”, не проявив интереса к моим словам. Совершив омовение, я взяла связку этих книг и пошла в канцелярию Ашрама, но Сарвадхикари там не было.

Я подумала, что с таким же успехом могу показать их Бхагавану, а затем принести обратно, и поэтому направилась в Холл.

В соответствии с правилами, я должна была сначала пойти в канцелярию, чтобы оставить книги там, но желание сначала показать их Бхагавану господствовало в моём уме.

Как бы там ни было, пользуясь отсутствием Сарвадхикари, я первым делом пошла в Холл.

Бхагаван читал газету и, кажется, не заметил меня. Боясь давать все книги непосредственно в его руки, я положила их на табуретку неподалёку.

При посвящении книги принято чтить человека, которому она посвящена, предлагая ему фрукты, цветы и подарки, согласно возможностям автора.

Но ты знаешь эту пословицу: “Богу, огромному, как гора, можешь ли ты предложить цветок и так далее, размером в гору?”

Что мы можем предложить для почитания Бхагавана? Даже в этом случае, если бы я хотела предложить любой из классических предметов пуджи, такие как патра (священные зелёные листья), пушпа (цветы), фрукты и воду, я опасалась, что Бхагаван снова будет распекать меня, как он это недавно делал.

Поэтому я просто сложила руки, приветствуя его.

Ты знаешь, какая замечательная вещь тогда произошла? Когда я наклонялась, чтобы простереться перед Бхагаваном, пришёл какой-то преданный с группой брахманов и тарелкой, наполненной цветами, фруктами, ароматическими палочками, плодами арековой пальмы, листьями бетеля и так далее, и поместил её рядом с принесёнными мною книгами.

Когда я поднялась и увидела это, то почувствовала себя особенно счастливой из-за такого стечения обстоятельств.

Все пришедшие стояли группой и пели ведический гимн, начинающийся словами: накармана напраджая дханена.

После завершения пения мы все совершили поклонение Бхагавану и поднялись. Кришнасвами дал им прасад, и они ушли.

Бхагаван отложил газету и сказал мне спокойно: “Сегодня, кажется, у него [управляющего Ашрамом, младшего брата Шри Раманы] Шаштиабдапурти [шестидесятилетие]”.

“О, правда?” — сказала я. Как бы то ни было, я была удовлетворена тем, что хотя сама ничего не принесла, кто-то другой неожиданно принёс цветы и фрукты, этим загладив моё упущение.

Кришнасвами оставил мои книги там, где они лежали. Поэтому я сама передала их Бхагавану.

Поворачивая их в разные стороны, Бхагаван сказал: “Передайте их в канцелярию, пусть они вернутся ко мне с её печатью”.

Я открыла один из экземпляров и показала Бхагавану, что под его фотографией забыли напечатать имя.

“О! Допущена ошибка. Она не имеет значения. Нама (имя) погрузилось в рупу (форму). Передайте книги в канцелярию”, — сказал Бхагаван.

Я отнесла книги в канцелярию и возвратилась обратно, передав их Шри Ниранджанананде Свами, Сарвадхикари.

После 9 утра Маунасвами принёс два экземпляра книги и отдал их Бхагавану. Бхагаван посмотрел их и поинтересовался, не предназначен ли один экземпляр ему, а второй — Нагамме.

Он сказал одному из преданных, стоящему поблизости: “Пожалуйста, дайте один экземпляр ей. Она написала эту книгу, а её брат отпечатал. Она сама принесла и дала нам несколько экземпляров, и один из них мы вручаем ей.

Это как раз напоминает изготовление кумира Господа Ганеши с пальмовым сахаром-сырцом и, после пуджи, взятие его небольшого количества для найведьи. Когда приносят фрукты и дарят их нам, разве мы не даём прасад?”

20 июня 1947

(123) Каратала бхикша (подаяние в ладонях)

Четыре или пять дней назад нашли записную книжку Мадхавасвами. Бхагаван пролистал её и увидел в ней своё стихотворение, написанное очень давно на тамильском языке.

Оно было записано шрифтом языка малаялам. Переписывая его заново на тамильский, он рассказал нам о его смысле:

“Когда человек достигает джняны, он не будет заботиться об этом теле. Как после принятия пищи лист, на котором она находилась, выбрасывается, каким бы хорошим он ни выглядел, точно также после достижения джняны человек будет горячо ждать того времени, когда оно может быть отброшено. Это суть того, о чём говорится в этом стихе”.


Некий преданный спросил:
“По какой причине Бхагаван написал это стихотворение?”

“На тамильском языке, в книге именуемой Прабхулингалила (Забавы Господа), та же самая идея выражена стихотворением из четырёх строк, и поэтому, видя его, я подумал, что было бы лучше написать более короткое стихотворение из двух строк”, — ответил Бхагаван.

Затем он написал его тамильским шрифтом и начал дальше рассказывать нам нижеследующее:

“Символ использованного (пальмового) листа давался многими людьми. Как бы хорошо он ни выглядел, он полезен только до тех пор, пока пища не закончилась. После этого будет ли какое-то беспокойство о нём? Он немедленно выбрасывается.

Богатые люди держат пищу на серебряных тарелках с врезанными в них золотыми цветами. Зачем нам такие вещи, когда у нас есть руки, данные Богом?

Когда я жил на Горе, кто-то принёс металлическую тарелку, сделанную из серебра, и предложил мне есть из неё. Я отдал её обратно, сказав, что она мне не нужна. Зачем серебро и золото, когда пищу можно есть из рук?

Длительное время я не ел пищу с листа. Если кто-то приносил пищу, я протягивал свои ладони и начинал еду, когда пища была в них положена. Только позднее я начал есть пищу, положенную на (пальмовый) лист”.


Другой человек спросил: «Именно поэтому Ганапати Муни восхвалял Вас, говоря: “Каратамарасена супатравата (Кто использует лотосы своих рук в качестве чаши для подаяния)”?»

Бхагаван ответил:

«Да. Зачем всё это, если у вас имеются руки? В те дни это было радостным переживанием. Когда я собирал милостыню, я обычно клал подаяние в ладони и двигался по улице, поедая его. Когда еда заканчивалась, я обычно руки облизывал. Я никогда ни о чём не заботился.

Мне было стыдно у кого-то что-либо просить. Поэтому подаяние в ладонях являлось очень целесообразным.

Здесь бывали крупные пандиты из разных мест; иногда высокие правительственные чины также приходили сюда. Разве я заботился о том, кто появлялся здесь?

Для бедняка оскорбительно собирать подаяние, идти за бхикшей, но для того, кто победил эго и стал Адвайтином, это огромное облагораживание ума.

В то же время его не заботит, если к нему приходит какой-нибудь император. Таким же образом, когда я выходил за бхикшей и, подходя, хлопал в ладоши, люди говорили: “Свами пришёл” и давали мне бхикшу со страхом и преданностью.

Те, кто меня не знал, обычно говорили: “Ты сильный и крепкий. Вместо того, чтобы подобным образом побираться как нищий, почему бы тебе не пойти работать в качестве кули?”

Меня это забавляло. Но я был мауна (безмолвным) Свами и в разговоры не вступал. Я смеялся и уходил, чувствуя, что простые люди обычно говорят подобное этому. Чем больше они говорили такое, тем более радостным я себя чувствовал. Это было большое веселье».


«В Васиште имеется история о Бхагиратхе, перед тем, как он спустил Гангу на Землю. Он был императором, но империя представлялась ему большим препятствием для Атмаджигнасы (Самоисследования).

По совету своего Гуру и под предлогом яджни (жертвоприношения) он раздарил всё своё богатство и другие владения.

Никто, однако, не захотел взять его империю. Поэтому он предложил её соседнему царю, который был однажды его врагом и который только и ждал подходящей возможности её захвата. Он подарил ему свою империю. Ему оставалось только покинуть страну.

Он тайно уехал в полночь, скрываясь днём, чтобы не быть узнанным, а по вечерам ходил собирать подаяние. В конце концов, он почувствовал уверенность, что его ум достаточно созрел, дабы освободиться от эгоизма.

Тогда он решил вернуться в родные места и собирать там милостыню на всех улицах. Так как его никто не узнавал, он однажды пошёл в сам дворец.

Караульный узнал его, почтительно поклонился, а затем сообщил об этом царю, дрожа от страха. Царь пришёл с большой поспешностью и попросил его (Бхагиратху) взять своё царство обратно, но Бхагиратха отказался.

“Дашь ли ты мне подаяние или нет?” — спросил он. Так как другого выхода не было, они дали ему подаяние, и он ушёл очень довольный.

Впоследствии он стал по какой-то причине царём некоторой другой страны, а когда умер царь его собственной страны, он тоже правил ею по настоятельной просьбе народа.

В Васиштхе эта история представлена в деталях. Царство, изначально казавшееся ему ношей, не беспокоило его позднее, когда он стал джняни.

Как другие узнают о счастье бхикши?
Я только об этом хочу сказать. Нет ничего великого в нищенстве или поедании пищи с листа, который выброшен после того, как вся пища на нём съедена.

Если император отправляется нищенствовать, то величие присутствует в самой бхикше. Сейчас бхикша означает, что вы должны иметь пищу и паясам (пудинг).

В некоторые месяцы будет даже несколько таких вещей. Даже для падапуджи (почитания стоп) требуются деньги. Если оговоренные деньги руке нищих не предложены, они отказываются принимать упастаранам (ложку воды, выпиваемую с молитвой перед началом приёма пищи).

Уникальное значение подаяния в ладонях сейчас выродилось до такой степени», — сказал Бхагаван.


Живя только под деревьями, питаясь получаемым подаянием, игнорируя, как старую тряпку, даже богиню богатства, действительно счастливы те, кто одеты в обломки шелухи.

21 июня 1947

(124) Упанаяна (церемония получения священного шнура)

Однажды утром, два или три дня назад, какие-то люди пришли с молодым человеком, чья упанаяна была совершена недавно, и удалились после того, как простёрлись перед Бхагаваном.

Вскоре после их ухода один из преданных спросил его о значении упанаяны, и Бхагаван поведал нам об этом следующее:

«Упанаяна не означает просто поместить вокруг шеи три ряда хлопковой нити. Она означает, что имеется не только два глаза, но также и третий. Это джняна нетра (глаз мудрости).

Откройте тот глаз и узнайте свою сва-сварупу (собственную форму); таково учение.

Упанаяна означает дополнительный глаз. Писания говорят, что этот глаз должен быть открыт, и для этой цели дают тренировку в пранаяме (дыхательном контроле).

После этого они выполняют Брахмопадешу (посвящение в Брахмана), дают мальчику нищенскую чашку и приказывают идти просить подаяние.

Первое подаяние (бхикша) — материнское. Когда отец выполняет Брахмопадешу, мать даёт три горсти риса, чтобы сделать молодого человека способным выполнить манану (внутреннее повторение) упадеши, данной отцом.

Ожидается, что он будет наполнять желудок подаянием, останется в доме Гуру для тренировки и осознает Себя, открыв глаз мудрости [джняна нетра].

Таково значение упанаяны. Забывая всё это, сейчас делают следующее: пранаяма сводится просто к закрыванию носа пальцами, претендуя на то, что это контролирует дыхание.

Брахмопадеша означает закрыть обоих, отца и сына, новым дхоти, когда отец что-то шепчет в ухо сына. Бхикша означает просто наполнение нищенской чашки деньгами.

Что они могут проповедовать юноше, когда отец, дающий упадешу, и жрец, который принимает её выполнение, не знают подлинного смысла упанаяны?

Не только это. После того как молодой человек получил требуемое знание, находясь с Гуру достаточно долгое время, Гуру отсылает его к родителям выяснить, захватывается ли его ум мирскими делами или повёрнут к санньясе.

Побыв некоторое время у себя дома, юноши обычно отправляются в Бенарес (Варанаси), лишённые мирских желаний, с целью отречься от них полностью.

В это время родители, имеющие дочерей брачного возраста, отговаривают этих молодых людей от посещения Бенареса и предлагают жениться на своих дочерях.

Те, кто имеет сильную склонность к отречению, уйдут, не заботясь об этих предложениях, а другие возвратятся домой и примут их. Всё это сейчас забыто.

В настоящее время паломничество в Бенарес означает, что молодой человек одевает шёлковое дхоти с серебряной подкладкой, подкрашивает глаза чёрным, на его лоб наносится знак касты, его ноги украшены жёлтой и красной пастой, его тело измазано сандаловой пастой, шея украшена гирляндами цветов, зонт развёрнут над головой, на ноги одеты деревянные сандалеты, и он элегантно расхаживает, сопровождаемый музыкой.

Когда приходит брат выдаваемой замуж девушки, предлагает жениться на своей сестре и подталкивает к принятию этого предложения, тот говорит:

“Я хочу наручные часы. Я хочу мотоцикл. Я хочу это и я хочу то. Если вы мне их дадите, я могу жениться, иначе — нет”.

Опасаясь, что свадьба, о которой уже предварительно договорились, может провалиться, родители невесты дают всё требуемое. Затем они фотографируются, пируют, представляют одежды и тому подобное.

В наше время бхикши используются для наполнения нищенской чашки рупиями, а паломничества в Бенарес — для добывания приданого».

27 июня 1947

(125) Принудительные ужины

Сегодня в три часа дня пришёл преданный из монастыря Ишанья и поклонился Бхагавану.

Увидев его, Бхагаван сказал:
“Поступила телеграмма, что в монастыре Ковилур больше нет Свами. Натеша Свами умер?”

“Да. Два дня назад. Мы уже знали, что он болен”, — сказал тот.

Кто-то спросил: “Кто такой Натеша Свами?”

“Больной человек, умерший в монастыре Ковилур, изначально руководил монастырём Ишанья. Когда матадхипати (глава монастыря) Ковилура скончался, Натеша Свами был переведён туда и назначен руководителем монастыря.

Это наиболее важный ведантический монастырь на этой стороне Горы. Хотя он не был большим эрудитом, но являлся хорошим садхаком, а потому его и выбрали. Такое могло произойти где-то 20 лет назад”, — сказал Бхагаван.

“Он был тем самым человеком, который посадил Бхагавана в повозку, ведомую быком?” — спросила я.

“Нет, тот человек возглавлял монастырь перед Натешей Свами. Он был совершенно другим человеком, сильной личностью”, — ответил Бхагаван.

“Когда это произошло?” — спросил кто-то.

«Это было тогда, когда я ещё жил в пещере Вирупакша, около четырёх или пяти лет после моего прибытия в Тируваннамалай. Это забавная история.

Однажды, когда Паланисвами и я обходили Гору и подошли близко к Великому Храму, было уже 8 вечера. Так как мы оба устали, я прилёг в храме Субраманьи.

Палани пошёл принести пищу из колоннады храма. Он (тот глава монастыря) в это время заходил в храм.

Как обычно его окружали ученики.
Один из них увидел меня и сообщил ему об этом. Этого было достаточно. При возвращении он подошёл с десятью своими учениками, и все они встали вокруг меня.

Он начал говорить: “Вставайте, Свами. Мы уйдём”. Я находился тогда в мауне и поэтому показал знаками, что не смогу сопровождать их. Был ли он тем человеком, который услышит меня?

“Поднимайте его, поднимайте”, — сказал он ученикам. Поскольку выбора не было, я поднялся. Когда я вышел из храма, повозка была готова.

“Забирайтесь в неё, Свами”, — произнёс он. Я наклонился и показал им знаками, что предпочёл бы идти пешком, советуя ему самому садиться в повозку.

Он не обратил внимания на мои возражения, вместо этого сказав ученикам: “Что вы смотрите? Поднимайте Свами и кладите его в повозку”.

Их там было десятеро, а я один. Что я мог сделать? Они просто подняли меня и положили в повозку. Так, молча, я отправился к ним в монастырь.

Глава монастыря предложил мне большой пальмовый лист с разнообразной едой, выразил мне огромное почтение и сказал: “Пожалуйста, пребывайте здесь всегда”.

Паланисвами за это время вернулся в храм, спросил обо мне, и затем пришёл в монастырь. После его прихода я как-то ухитрился ускользнуть оттуда. Это был единственный случай, когда — после прибытия в Тируваннамалай — я садился в повозку.

Впоследствии, когда бы новые люди ни прибывали, монастырь посылал повозку, прося меня приехать к ним.

Я опасался, что если однажды соглашусь на это, то приглашениям такого сорта не будет конца, а потому отсылал повозку обратно, отказываясь ехать. В конце концов, они прекратили присылать повозки.

Но это было не единственное беспокойство, связанное с тем монастырём. Даже если я не приходил, когда они приглашали, я иногда посещал тот монастырь при обходе Горы.

Глава монастыря тогда, бывало, заходил и говорил что-то повару. Во время еды он разворачивал для меня большой лист, садился рядом и просил повара снова и снова подавать мне пищу.

Обычно он не ел в монастыре вместе с учениками. Но когда я посещал монастырь, он садился есть рядом со мной. Как я мог съесть всё, что мне давали?

Я пробовал всего понемногу. Остаток смешивали вместе ученики и обитатели, а затем ели, говоря: “Это прасад от Свами”. Заметив это, я отказался есть с листа.

Всякий раз, когда мне хотелось поесть там, в монастыре, я останавливался в Паччиамманкоиле или где-то поблизости, шёл в монастырь после того, как прозвенит звонок найведьи, стоял у главного входа и спрашивал ниведану (пищу, предлагаемую Богу).

Они приносили её и клали мне в руки, а я ел без всякого листа. Соль в ниведану не клали, так как тут был храм Шивы. Даже это меня совершенно не интересовало. Я хотел лишь удовлетворить свой голод.

Так как глава монастыря находился в верхней части здания, некоторое время он ничего об этом не знал.

Однажды он случайно увидел это.
“Кто это даёт Свами пищу без соли?” — рассерженно поинтересовался он.

Впоследствии он узнал все факты и успокоился. Человек, умерший недавно, не был похож на него. Он был очень миролюбивым и добродушно-весёлым.

Он, бывало, сидел рядом со мной вместе со всеми остальными и следил за тем, чтобы мне давали пищу наравне с другими».


“Бхагаван ведь однажды прочёл там лекцию, не так ли?” — спросил кто-то.

«“Да, — ответил он. — Когда недавно умерший человек давал уроки обитателям монастыря, мне довелось быть там. Они встретили меня с большим уважением и уговорили сесть”.

“Продолжайте свои занятия”, — сказал я.

“Могу ли я проводить уроки в присутствии Свами? Свами сам должен сказать что-то”, — ответил он.

Сказав так, он взял экземпляр “Сути Бхагавад-Гиты [Гита Сарам 1]”, побудил своих учеников читать и попросил меня объяснить текст.

Так как выхода не было, я и прочёл некоторую лекцию».


“Кажется, дед Рамачандры Аияра однажды пригласил Бхагавана к себе домой”, — сказал преданный, задавший вопрос.

«Это было очень давно, возможно, в 1896 году. Я жил тогда в храме Гопура Субраманьешвары Великого Храма. Он обычно приходил ко мне ежедневно, немного сидел, а потом уходил. Я пребывал в мауне. Поэтому не было ни беседы, ни консультации.

Даже тогда он выказывал большую преданность. Однажды он, кажется, пригласил кого-то к себе домой на какой-то праздник. Днём, перед едой, он пришёл ко мне с каким-то человеком.

Став по обе стороны от меня, они сказали: “Свами, вставайте. Пойдёмте с нами”. Я спросил жестами: “Зачем?” Они сказали.

Я отказался, но они не ушли, а схватили меня за руки и насильственно потащили. Они были готовы даже нести меня на руках. Он был высокий, крепкий и с большим животом. Я был в то время худой и слабый. Я был ничто перед ним. Его друг был ещё сильнее.

Что я мог сделать? Я опасался, что если буду и дальше сопротивляться, они просто понесут меня на руках. Я понимал, что они пригласили меня, движимые большой любовью, бхакти. Поэтому, полагая, что спорить бесполезно, я пошёл с ними.

От главного входа они с огромным уважением провели меня в большую комнату, расстелили большой лист банана, роскошно накормили, а затем отправили обратно. Это единственный семейный дом, где я ел на листе».


1 Махарши выбрал из Бхагавад-Гиты 42 стиха и расположил их в порядке, который может служить общим руководством искателю Истины в его садхане. Эта композицию он назвал Гита Сарам.

28 июня 1947

(126) Вопросы с половинным знанием

Несколько дней назад в этом городе состоялась встреча общества Вьясья сангам, организованного в честь мудреца Вьясы. Прибыл и ряд выдающихся его членов из штата Андхра-Прадеш.

Два дня назад все они утром пришли в Ашрам, и один из их руководителей обратился к Бхагавану таким образом:

“Свами, Бог стал дживой. Задевает Бога или нет то гóре, что джива страдает?”

Бхагаван сразу не ответил, но оставался безмолвным. Задавший вопрос подождал некоторое время и спросил: “Должен ли я ждать Вашего ответа мне?”

“Кто задаёт этот вопрос?” — сказал Бхагаван.

“Джива”, — последовал ответ.

“Кто есть эта джива? На что она похожа? Где она рождена? Где она растворена? Если вы вопрошаете об этом и узнаёте, тогда тот, кто известен как джива, будет найден Богом Самим. После этого станет известно, задевает Бога или нет горе, переживаемое дживой. Когда это познано, беспокойства вообще не будет”.

“Это то, что мы не в состоянии познать”, — сказал человек, задавший вопрос.

“Для познания человеческого Я никакого усилия не требуется. Вы существуете в течение глубокого сна, но все вещи мира, которые вы видите, тогда не видимы.

При пробуждении вы видите всё. Но вы тогда существовали и существуете сейчас (в глубоком сне и при бодрствовании).

То, что наступает на вас в вашем бодрствующем состоянии, следует отбрасывать”, — сказал Бхагаван.


“Как мы должны это отбрасывать?” — спросил другой посетитель.

“Если вы остаётесь тем, чем являетесь, всё это будет уходить само собой. Ваша природа — существование. Если вы видите Реальность такой, какой Она является, нереальное уйдёт, будучи нереальным”, — сказал Бхагаван.


“Каким методом это можно увидеть?” — спросил собеседник.

«Исследованием: “Кто я?” и “Каково моё истинное состояние?”» — ответил Бхагаван.


“Как мне исследовать?” — спросил тот вопрошающий. Бхагаван безмолвствовал.

Задавший вопрос некоторое время ожидал ответа, а затем, сказав: “Да, это тот метод”, коснулся стоп Бхагавана, несмотря на возражения служителей, и ушёл вместе со всеми членами Вьясья сангам.


После их ухода Бхагаван сказал тем, кто сидел около него:

“Разве они не знают ответ? Они просто хотели меня испытать. Когда они коснулись моих стоп, то почувствовали, что их работа закончена. Что им ещё требовалось?”


Богатый Редди из Неллора, которому довелось быть тут, спросил:

“Сказано, что Ананда — это Атма. Ананда свободна от печали. В таком случае, будет ли джива свободна от печали, когда переживает ананду?”

Бхагаван ответил: “Ананда (радость) может присутствовать только при наличии печали [духкха].

Ананда может быть познана лишь при познании духкхи. Если духкха не осознана, как можно осознать Ананду?

Пока имеется тот, кто познаёт, эти оба [состояния] будут существовать.

Васту (существование) выше удовольствия [сукха] и страдания [духкха]. Даже при этом васту постигается как сукха, ибо [чистое] сат выше [смеси] сат и асат.

Джняна выше [смеси] джняны и аджняны, видья выше [смеси] видьи и авидьи. То же сказано и о нескольких других понятиях”.

“Поэтому что тут ещё говорить?” — добавил Бхагаван.

Та же самая идея выражена в строфе 10 Сорок стихов о Реальности.

30 июня 1947

(127) Пуджа с цветами

Недавно одна богатая женщина, живущая в Раманатхапураме, начала ежедневно набирать в своём саду корзину цветов жасмина и дарить их всем замужним женщинам в Холле.

Бхагаван наблюдал это в течение четырёх или пяти дней, но ничего не сказал. Она продолжала это делать. Однажды она поставила эту корзину с цветами на табурет, простёрлась перед Бхагаваном и встала.

Бхагаван, глядя на кого-то поблизости, сказал: “Смотрите! Она что-то принесла. Возможно, это цветы. Для кого?”

С некоторым опасением та дама сказала, что они предназначены не Бхагавану, а замужним женщинам, и начала раздавать их.

“Ох! Если так, то цветы с таким же успехом можно было разносить по их домам. Зачем приносить сюда? Если кто-то так раздаёт цветы, то все остальные начнут делать то же самое.

Видя это, новоприбывшие подумают, что цветы должны раздаваться и будут покупать и приносить их. После этого начнутся хлопоты.

Я никогда не прикасаюсь к цветам. В некоторых местах принято дарить гирлянды цветов. Поэтому многие люди приносят цветы. Я не позволяю людям выполнять пуджу, поднося их к ногам или голове. Зачем это нам нужно?” — сказал Бхагаван.


В страхе и трепете дама произнесла:
“Я больше их приносить не буду”.

Бхагаван сказал: “Всё в порядке. Это правильно” и, глядя на сидящих около него, продолжил:

“Вы знаете, что произошло на одном из празднований Джаянти? Один из преданных достал экземпляр книги под названием Пушпанджали (Цветочное подношение) и сказал, что хотел бы почитать её.

Когда я согласился, он встал чуть поодаль и начал чтение. Представляется, что у него было несколько спрятанных цветов. Когда чтение подходило к концу, пучки цветов упали мне на ноги.

Потом выяснилось, что он поступил так, ибо знал, что я не согласился бы, заблаговременно узнав от него об этом. Что делать? Возможно, с его точки зрения, пуджи не будет, если не поступить подобным образом”.


В первые дни моего пребывания здесь, в день Варалакшми пуджи, одна или две замужние женщины положили цветы на ноги Бхагавана, поклонились ему и ушли, попросив его разрешения на пуджу.

На следующий год все начали делать то же самое. Бхагаван посмотрел на них сердито и сказал:

“Что происходит: одна за другой, все начали. Зачем это? Вот результат того, что я хранил спокойствие вместо того, чтобы в самом начале остановить это. Хватит”.

Не только по отношению к себе, но даже по отношению к пудже божествам Бхагаван мягко упрекает преданных при использовании ими листьев и цветов. Я уже писала тебе в одном из своих предыдущих писем [см. письмо 42 от 20 апреля 1946 года] о пудже, в которой Эчамма использовала сто тысяч листьев.

Есть другой пример. В те дни, когда Бхагаван ходил с преданными вокруг Горы с остановками, они однажды утром расположились в Ашраме Гоутамы.

После того как мужчины и женщины приготовили пищу, поели, отдохнули и были готовы идти, чтобы достичь Ашрама перед заходом солнца, появилась преданная по имени Лакшмамма.

Она родилась в Тиручули, была другом детства Бхагавана и общалась с ним совершенно свободно, без церемоний.

Лакшмамма собирала в корзину цветы жасмина и цветы тангеду, что в изобилии произрастали на деревьях внутри и вокруг местной площадки для кремации.

Бхагаван заметил это и сказал, улыбаясь: “Лакшмамма, что ты делаешь?” Она ответила, что собирает цветы. “Я вижу. Это твоя работа? Всё хорошо, но почему так много цветов?” — спросил Бхагаван. “Для пуджи”, — сказала она.

“Ох! И пуджи не будет, если ты не поклоняешься с таким множеством цветов, не так ли?” — произнёс Бхагаван.

“Я не знаю. На этих деревьях изобилие цветов. Поэтому я и собираю их”, — ответила она.

“Я понимаю. С твоей точки зрения пышное цветение неприятно, а потому ты деревья обнажаешь. Ты уже увидела их красоту и тебе не хочется, чтобы и другие увидели это. Ты поливала цветы и помогала их росту, не правда ли? Поэтому ты можешь свободно собирать цветы, чтобы больше никто не смог увидеть их красоту. Только тогда ты получишь полную пользу от своей пуджи, не так ли?” — сказал Бхагаван.

3 июля 1947

(128) Абхишека (почитание с водой)

Преданный, который иногда приходит в Ашрам, вчера, во время разговора, касающегося пребывания Бхагавана на Горе, спросил его:

“В период пребывания Бхагавана на Горе кто-то, кажется, сделал ему абхишеку молоком кокосового ореха. Это правда?”

Бхагаван, смеясь, ответил:

“Да, когда я находился в пещере Вирупакша прибыли какие-то женщины с севера. Я сидел на возвышенной площадке под тамариндом с полузакрытыми глазами, не обращая особенного внимания на их появление. Я полагал, что они довольно скоро уйдут.

Вдруг раздался звук разбивания чего-то. Я открыл глаза и увидел молоко кокосового ореха, тонкими струйками стекающее по моей голове. Одна из тех женщин выполнила абхишеку. Что делать? Я пребывал в мауне и говорить не мог. У меня даже не было полотенца, чтобы вытереться, и поэтому молоко кокоса засыхало прямо на теле.

Не только это. Была использована светящаяся камфара, на голову выливалось молоко, священные воды, прасады и выполнялось ещё несколько таких, причиняющих беспокойство, действий. Потребовалось немало усилий, чтобы прекратить все это”.


Четыре или пять лет назад я сама наблюдала подобные отдельные случаи. В комнате, где Бхагаван совершает омовение, имеется отверстие, куда вытекает использованная вода. Эта вода течёт далее через специально сконструированный водосточный жёлоб.

Когда Бхагаван моется, некоторые преданные обычно собираются рядом с концом жёлоба, разбрызгивают вытекающую из него воду себе на голову, протирают ею свои глаза и даже используют капли для применения в религиозных целях. Некоторое время всё было спокойно и незаметно. Но люди постепенно начали приносить сосуды и вёдра для сбора этой воды, и вскоре появилась постоянная очередь.

Естественно возник определённый шум, достигший ушей Бхагавана. Он поинтересовался и обнаружил, что произошло. Обращаясь к служителям, он сказал:

“О! Вот в чём дело! Когда я услышал шум, мне показалось, что что-то случилось. Какая бессмыслица! Вы либо прекратите это, либо я должен мыться у водопроводного крана на открытом воздухе?

В этом случае вам не нужно будет беспокоиться согреванием воды для меня и у них не будет проблем с ожиданием этой священной воды.

Что мне требуется? Только две вещи: полотенце и набедренная повязка. Я могу искупаться, а затем прополоскать их под краном, что и завершит всю работу. Вместо водопроводного крана у вас есть горные ручьи и водоёмы. Зачем эти хлопоты? Что вы скажете?”

Когда Бхагаван таким образом поставил перед ними задачу, они рассказали всё Сарвадхикари, который после этого наложил запрет на любое передвижение около комнаты для купания во время омовения.

В те дни случилось и нечто другое. Бхагаван обычно отправляется на Гору при жарком солнце, после утреннего приёма пищи.

По возвращении, когда он приходит к возвышенной площадке около Холла, служители льют воду на его ноги, он их моет, а затем входит в Холл. Некоторые почитатели скрываются поблизости и, как только он входит в Холл, обычно собирают эту воду и кропят ею свои головы.

Раз расследование началось, все проступки выходят на свет, не так ли? Бхагаван, кажется, заметил также и это.

Однажды днём он увидел через окно пожилого многолетнего преданного, кропящего свою голову этой водой. Воспользовавшись предоставленной возможностью, он начал говорить:

“Так вот что! Смотрите, что делается! Поскольку я никаких специальных предупреждений об этом не давал, обстановка вышла за все пределы. Как долго и как часто они бы ни слышали, что я говорю, эти смехотворные вещи не прекращаются. Чем они все занимаются? Вы понимаете, что я должен с этого времени прекратить мытьё ног?”

Он таким образом объявлял им строгий выговор. Тот преданный был ошеломлён и, стыдясь, чрезвычайно огорчённый, сразу подошёл к Бхагавану и взмолился о прощении.

Бхагаван не только сделал ему выговор подобным образом, но, начиная со следующего дня, отказался мыть свои ноги там, хотя служители умоляли его сохранить существующий порядок. Так как я тогда была в городе, то сразу об этом не узнала.

Четырьмя днями позднее кто-то организовал в Ашраме бхикшу и пригласил меня на еду. После еды я осталась в Ашраме. Бхагаван как обычно спустился с Горы. Так как у меня были некоторые сомнения в своей садхане, я подумала, что могла бы спокойно спросить его после того, как он возвратится в Холл; поэтому я стояла у западного окна вне Холла.

Для меня это было обычным, когда я хотела что-то спросить Бхагавана и разъяснить свои сомнения. Ты знаешь, что тогда случилось?

Вместо того, чтобы, как обычно, идти с запада на восток, Бхагаван повернулся к той стороне, где я стояла.

Я посторонилась и уступила дорогу с некоторой опаской. Он посмотрел на меня со скрытым гневом. Я задрожала от страха. Я не знала, почему он посмотрел на меня подобным образом. Когда он заворачивал за угол у этого окна, служители пытались дать ему воду для мытья ног. Бхагаван крикнул им: “Нет”.

Когда они сказали: “Вы были на жарком солнце”, он ответил: “Что из этого? Если мы следим за чистоплотностью, то большое число людей ждут той воды. Довольно. Если у вас есть желание, помойте свои ноги”.

Сказав это, Бхагаван вошёл в Холл. Меня интересовало, не совершила ли я какой-либо ошибки, в результате которой Бхагаван разгневался, и поэтому ушла, не пытаясь рассеять свои сомнения.

Вечером я навела справки и узнала, что случилось перед этим. Только после этого я обрела некоторый покой ума.

6 июля 1947

(129) Тиртхи и прасады (святая вода и пища)

Очень давно, когда в Ашраме было не так много людей, один из служителей Бхагавана обычно ждал, пока Бхагаван закончит еду, а затем сам ел с листа Бхагавана.

Постепенно ашрамиты и давние преданные начали просить этот лист. До тех пор пока конкуренция в притязаниях на лист не приняла серьёзную форму, Бхагаван не уделял этому много внимания.

Перед листом должны были также ставить тарелку для мытья его рук после еды. Как только, помыв руки, он уходил, воду также обычно забирали словно тиртху (святую воду).

Со временем эти две практики ашрамитов вышли за пределы территории Ашрама и распространились также на Рамана Нагар [жилой район неподалёку от Шри Раманашрама].

Однажды мать одного довольно состоятельного преданного пришла в столовую Ашрама в обеденное время и встала рядом с Бхагаваном.

Увидев её, Бхагаван спросил:
“Почему вы не садитесь поесть?”
Она не села. Бхагаван понял цель её прихода, но сохранял спокойствие, как если бы ничего не знал.

С другой стороны от него стояла, с игрушкой в руке, внучка другого преданного, лет восьми. Заметив также и её, Бхагаван сказал: “Почему ты тоже стоишь? Садись и кушай”. “Нет”, — ответила она.

“Тогда почему ты пришла? А для чего эта неваляшка у тебя?” — спросил Бхагаван.

В конце концов, она была наивным ребёнком и поэтому, не зная, что выдаёт секрет, сказала: “Бабушка послала меня принести святую воду”.

Бхагаван уже не мог сдерживать гнев и поэтому произнёс: “Я понимаю. Тут очень важное дело. Этот ребёнок ждёт святую воду, а та женщина — лист; это так, не правда ли?”

Когда он спросил внушительным тоном, кто-то из находящихся поблизости ответил: “Да”.

“Я уже некоторое время замечаю эту бессмыслицу, — сказал он. — Они думают, что Свами сидит в Холле с закрытыми глазами и не обращает внимания на эти вещи. Все эти дни я не хотел вмешиваться в такие дела, но им, кажется, не будет предела.

Люди стоят в очереди за остатками пищи и воды! Имейте в виду! С этого момента я не собираюсь после еды мыть руки в поставленной тарелке и нигде поблизости. Я не буду, уходя, оставлять здесь лист, на котором ел. Я сам унесу его и выброшу. Вы поняли? Вы все собираетесь вместе и делаете эти вещи. Сказанное — только наказание”.

Произнеся это и повторив несколько других требований, Бхагаван после еды согнул свой лист, а затем поднялся с использованным листом в руке. Как ни просили его многие, он никому из них этот лист не отдал, а поднялся на Гору и, завернув за угол, выбросил его и потом вымыл там руки.

В конце концов, ашрамиты взмолились и заверили его, что оставят эти предосудительные действия.

Он сказал: “Когда каждый удаляет свой использованный лист и выбрасывает его, почему мне следует оставлять свой?”

До 1943 года каждый, после еды, забирал свой лист и выбрасывал его. Эта практика была изменена только после этого инцидента.

После того, как все ашрамиты поклялись, что будут сами удалять листы и выбрасывать их вместе с листом Бхагавана, он неохотно начал оставлять в столовой и свой лист.

Но даже до сегодняшнего дня он после еды моет руки вовне, около ступенек, ведущих в Холл. Если кто-нибудь просит его помыть руки в какой-нибудь тарелке, он обычно говорит: “А вы обеспечили всех этих людей тарелками? Если все остальные их не имеют, то почему я должен требовать одну?”

Что мы можем ему ответить?

8 июля 1947

(130) Хаста мастака самйогам (благословляющее касание головы рукой)

Некоторые люди могут сказать: “Из написанного вами в последних трёх или четырех письмах ясно, что Шри Бхагаван не только отказывается позволять почитание ступней, или стоп [пада пуджа], почитание с водой [абхишека] и получение в качестве прасада остатков его пищи [учишта тиртха прасады], но в действительности осуждает их. Но ведь в Гуру Гите и других книгах утверждается, что почитание стоп Гуру [Гуру пада пуджа], взятие воды, в которой купались стопы Гуру [падодака панам], и тому подобное являются религиозными практиками, получившими одобрение. Некоторые учителя благосклонно относятся к таким садханам своих учеников. В чём тогда состоит объяснение?”

Бхагаван находится в чрезвычайно возвышенном состоянии, и он осознал единство Истинного Я с вселенной, дабы обходиться без разницы между Гуру и учеником [сишья].

Поэтому он не требует этих практик и всегда утверждает, что они предназначены только для тех, кто ещё не отбросил убеждение о тождественности тела Атме, и что именно для удовлетворения таких людей те практики были установлены некоторыми из древних учителей.

Тогда можно спросить: “Если так, то почему он остаётся безразличным, когда некоторые из этих действий выполнены, а впоследствии возражает против них?”

Когда два или три человека делают это на своём пути изредка, он может не возражать этому и сожалеть, что они ещё не отбросили убеждение в тождественности тела с Атмой.

Но если такое становится регулярной практикой, как он может удержаться от возражения?

Он может также чувствовать сожаление, что дехатма бхавана (чувство идентичности тела Атме) ещё не покинуло людей. В его возражениях будет много тонких оттенков мысли, которые нам невозможно описать точно.

В книгах уже упоминалось, что Бхагаван сам давал вибхути и тому подобное Шивапракашаму Пиллаи и некоторым другим преданным. Мы также слышали об этом от нескольких людей.

Но, кроме того, Бхагаван сам несколько раз рассказывал нам, что когда вокруг нет множества людей, он ведёт себя с ними свободно, давая то, что они просят.

Даже теперь, если он что-то ест, а мы, давнишние преданные, присутствуем, он даёт порцию и нам.

Когда он жил на Горе, иногда случалось, что для всех людей там пищи не хватало. Поэтому он сам обычно смешивал всю доступную пищу, готовя её в виде маленьких шаров одинакового размера, давая по одному каждому, и сам съедал один из них.

Все, естественно, чувствовали, что это был прасад ученикам, полученный из руки Гуру. И это всё.

Я никогда не слышала от Бхагавана,
что он давал такую вещь, как ануграха (Милость, которую Гуру оказывает ученику), или что он давал её когда-либо ранее.

Недавно некий преданный, который слышал слухи об этом, сам спросил Бхагавана: “Я слышал, что Бхагаван прикоснулся рукой, давая благословение [хаста мастака самйогам] преданному. Это действительно так?”

«Как такое возможно? Когда я поднимаюсь с дивана или общаюсь с людьми, или хожу там и сям, моя рука может случайно коснуться их голов, и они могут понять это как благословляющее касание рукой [хаста дикша].

Людей, с которыми я немного знаком, я могу даже похлопать. И это всё. Я никогда умышленно не выполнял это благословение рукой. Мне нравится двигаться среди людей свободно и естественно. И они могут принять это как некий акт Милости от меня.

Просто поэтому, будет ли такое поведение благословением (хаста мастака самйогам)?» — сказал Бхагаван.


Где-то дней 10 или 15 назад, некий садху пришёл сюда и оставался несколько дней. Подойдя однажды смиренно к Бхагавану, он произнёс: “Свами, я молю о том, чтобы во время приёма пищи Вы были столь добры, чтобы дать мне её кусочек как прасад”.

“Считайте всю пищу, которую вы едите, прасадом Господа. Тогда она становится прасадом Бога. Разве всё, что мы едим, это не Бхагават-прасадам [Божественный прасад]?

Кто ест? Откуда он приходит? Если вы идёте к изначальному корню вещей и познаёте истину, то обнаруживаете, что всё — это Бхагаватпрасадам”, — сказал Бхагаван.

10 июля 1947

(131) “Вичара Мани Мала”

Книга, именуемая Вичара Сагара Сара Санграха, написанная Бхагаваном на тамильском языке около тридцати лет тому назад, кажется, была напечатана Аруначала Мудалияром. Но она осталась неизвестной, так как имя Бхагавана в ней не упоминалось.

Недавно кто-то взял в библиотеке книгу Вичара Сагара (Океан Исследования), переведённую на язык малаялам, и она попала в руки Бхагавана, когда тот преданный держал её у себя.

Бхагаван тогда вспомнил, что он когда-то написал Вичара Сагара Сара Санграха, и поинтересовался, где хранится отпечатанный экземпляр. После некоторых поисков его нашли в измятом состоянии.

Когда один из преданных делал с него копию, чтобы перепечатать, Бхагаван попросил его применительно к вайрагье включить пример флага.

Когда тот преданный спросил, в чём состоит значимость этого примера, Бхагаван, улыбаясь, сказал:

“Он означает, что флаг вайрагьи для джняни и флаг мелодического лада [рага] для аджняни будет перед каждым из них, словно привязанный.

Видя этот флаг, человек может сказать, кто джняни, а кто аджняни. Для аджняни, даже если он обретает вайрагью за счёт умственного или физического нездоровья, это будет только временное явление.

Флаг раги придёт и встанет перед ним. Флаг вайрагьи никогда двигаться не будет. Какой более великолепный знак, нежели этот, требуется для джняни?”


Кто-то ещё спросил: “Что побудило Бхагавана написать эту книгу?”

«Садху Нисчаландас написал Вичара Санграха на хинди, — ответил Бхагаван. — Книга наполнена доказательствами. Аруначала Мудалияр принёс её тамильский перевод и сказал: “Она очень сложная. Напишите, пожалуйста, маленькую книжку, суммирующую все важные моменты в ней”.

Так как он настаивал на этом и поскольку она была бы полезной для садхаков, я написал её. Он тотчас же её опубликовал. Это было около тридцати лет тому назад».

“Почему имя Бхагавана не было упомянуто в ней?” — продолжал тот же преданный. “Я опасался, что каждый сможет принести эту книгу и требовать, чтобы я написал её краткое изложение. Поэтому я сам запретил это”, — ответил Бхагаван.

“Тут могут быть несколько подобных неизвестных литературных произведений. Было бы хорошо, если бы их удалось опубликовать”, — сказала я.

“Так ли это? Вам больше нечем заняться?” — ответил Бхагаван и погрузился в мауну.

Бхагаван чувствовал, что название книги было не удовлетворительным, и поэтому недавно изменил его на Вичара Мани Мала [Гирлянда драгоценностей исследования].

Когда они предполагали послать книгу на издание с именем Бхагавана на ней, мне показалось, что было бы хорошо, если бы Бхагаван сам написал её текст и на телегу. Я опасалась, что он может не согласиться, а потому ничего ему не сказала.

Мауни (Шриниваса Рао) уговорил Раджагопала Аияра попросить Бхагавана написать книгу также и на телугу, так чтобы обе книги могли быть опубликованы в одно и то же время, и сказал мне ободряюще: “Нагамма, а почему тебе тоже не попросить Бхагавана?”

И я тогда тоже молитвенно попросила об этом Бхагавана. В течение некоторого времени он обсуждал эту тему, говоря:

“Разве я пандит, знаток телугу? Почему бы не написать книгу вам? Почему я должен это делать?”

Однако, будучи исполненным доброты, он сам, отвечая на наши молитвы, в конечном счёте перевёл книгу на телугу.

Вскоре она будет опубликована на обоих языках. Книга написана прозой. Каждое предложение в ней подобно сутре.

12 июля 1947

(132) Люди, проживающие за границей

У Арвинда Бозе, давнишнего бенгальского преданного, были сын и дочь. Сын, очень сильный молодой человек, внезапно умер, не достигнув восемнадцати лет. Бозе чрезвычайно страдал и в поисках облегчения время от времени задавал Бхагавану вопросы.

Сегодня он тоже обратился к нему с некоторыми вопросами. Даже при этом вопрошании его горе было очевидным. Бхагаван, как обычно, просил его исследовать и найти Себя, но тот удовлетворён не был.

Тогда Бхагаван сказал: “Хорошо. Я расскажу вам историю, описанную в Вичара Сагара. Слушайте”. Сказав это, он поведал нам следующее:

“Два юноши по имени Рама и Кришна сказали своим уважаемым родителям, что хотели бы отправиться в зарубежные страны, дабы продолжить учёбу, а затем заработать много денег. Через некоторое время один из них внезапно умер. Второй хорошо учился, заработал большие деньги и жил счастливо.

Некоторое время спустя тот, кто остался в живых, попросил одного купца, который собирался поехать в его родное место, рассказать его отцу, что он богат и счастлив, а другой, поехавший с ним, умер. Но купец всё перепутал и сообщил отцу живого человека, что его сын умер, а отцу умершего, что его сын заработал много денег и счастлив.

Родители того, который действительно умер, были счастливы, полагая, что их сын через некоторое время вернётся обратно, тогда как родители живого сына, получившие сообщение о его смерти, глубоко страдали. Никто из них, фактически, своего сына не видел, но они переживали счастье или горе в соответствии с полученным сообщением. Вот. Только когда родители приехали туда, где были их сыновья, они узнали истину.

Мы тоже находимся в подобной ситуации. Мы верим всему, что ум говорит нам, и обманываемся, полагая, что существующее не существует, а то, что не существует, существует.

Если мы не верим уму, но входим в сердце и видим сына, находящегося внутри, то нет необходимости видеть детей снаружи”.


Около года тому назад некая Рани из бомбейского округа прибыла сюда. Она была хорошей хозяйкой дома и матерью нескольких детей. Её муж находился за границей. Какой бы мужественной она ни была, могла ли она не чувствовать его отсутствия?

Мы все считали, что она приехала сюда, надеясь обрести покой ума даршаном Бхагавана. И ты знаешь, что произошло?

Услышав, что Муруганар написал несколько песен и стихов о Бхагаване на тамильском языке, она через одного своего друга попросила Бхагавана перевести некоторые из этих полезных произведений на английский.

Хотя Бхагаван и сказал безразличным тоном: “Что я знаю? Лучше попросить самого Муруганара”, когда я пришла в Ашрам в 14-30, он перелистывал страницы книги, оставляя там и сям закладки и показывая их Сундареше Аияру.

Я села, очарованная такой его добротой. Глядя на меня, Бхагаван сказал:

«Та Рани попросила меня выбрать несколько песен из книги Муруганара и перевести их на английский язык. В его книге Санниди Мураи (Почтение Присутствию) есть часть, именуемая “Брингасандешам (Послание, передаваемое пчелой)”.

Я сделал некоторые пометки в этой части. Вся эмоция — в отношениях её героя и героини. Ум — это героиня. Рамана — герой. Пчела (не колеблющееся буддхи) — служанка.

Суть отмеченных песен в том, что героиня говорит служанке: “Мой Рамана исчез. Ищи и приведи его”.

Служанка отвечает: “О, хозяйка! Когда Ваш Рамана пребывает в Вашем собственном 'я', где я могу искать его? Если в любое время поданная Вам пища горяча, Вы говорите: 'О! Мой Рамана, мой Господь, пребывает в моём сердце; не будет ли он сожжён этим теплом?' Где Вы хотите, чтобы я сейчас искала его? Когда Ваш Господь пребывает внутри Вас, где я могу искать его? Отбросьте это заблуждение. Объединитесь с Господом, находящимся внутри Вас, и пребывайте в покое”.

В этом суть тех песен. Я отметил их, поскольку они могут быть ей полезны. Бедная госпожа! Она не знает, где находится её муж. Ум встревожен. Поэтому мы должны общаться с ней, приспосабливаясь к состоянию её ума. Я чувствую, что эти песни были бы подходящими».

Тем временем пришла Рани, и Локамма была готова исполнить те песни, а Сундареша Аияр — передать их смысл по-английски. Рани была довольна.

Мы думаем, что Бхагаван, воспользовавшись этой возможностью, учил нас, что не следует горевать о людях, пребывающих за границей, но необходимо обратить ум внутрь так, чтобы атма сварупа (истинная природа А т м а н а) была близка нам во все времена.

18 июля 1947

(133) Акшаялока (Вечный мир)

Позавчера днём к Бхагавану подошёл какой-то тамильский молодой человек и сказал:

«Свами, когда я сегодня собрался медитировать, я заснул. Кто-то, не могу сказать кто, приснился мне. Увидев меня, он сказал твёрдым тоном: “Бог спустился как аватара Калки с четырнадцатью головами. Он где-то появится”. Я пришёл сюда, думая, что Бхагаван будет способен указать мне, где сейчас находится та аватара Калки».

“Я понимаю. Почему вы не спросили об этом того человека, который появился вам во сне? Вам следовало своевременно спросить его. И сейчас ещё не поздно. Продолжайте медитировать, пока он не возвратится и не расскажет вам”, — произнёс Бхагаван.

Неспособный понять значение услышанного, молодой человек сказал: “Он действительно вернётся и ответит мне, если я буду продолжать медитацию?”

“Вы можете получить или не получить сведения о том, где находится та аватара пуруша. Вы осознаете Истину, если только не откажетесь от дхьяны, а будете выполнять её непрерывно. Тогда не останется места для каких-либо сомнений”, — ответил Бхагаван.


Уловив пользу этого разговора, другой человек спросил: “Говорят, что Бог живёт в вечном мире. Это правда?”

Бхагаван ответил: “Если мы находимся во временном мире, Он может находиться в вечном мире. Мы пребываем во врéменном мире? Если это правда, то и предыдущее тоже правда. Если мы не реальны, где этот мир и где время?”


Тем временем маленький мальчик, четырёх лет, вошёл в Холл с игрушечным автомобилем. Заметив это, Бхагаван произнёс: “Смотрите. Вместо того, чтобы машина несла нас, мы несём машину. Это верно” и рассмеялся.


Позднее, глядя на всех нас, он сказал:

«Видите, это также можно взять как пример. Мы говорим: “мы сели в автомашину”, “автомашина везёт нас”, “мы приехали в машине”, “машина привезла нас сюда”. Разве машина, которая не одушевлена, движется без нашего управления ею? Нет. Кто управляет ею? Мы. Так же и в этом мире.

Где находится этот мир, если мы не пребываем в нём? Здесь должен быть кто-то, чтобы увидеть красоту этого мира и понять его. Кто этот провидец? ОН. ОН пребывает везде. Тогда что временно и что постоянно? Если эта истина познаётся посредством Само-исследования, то никаких проблем не будет».

Бхагаван уже написал то же самое в виде сутры в стихе 18 своей поэмы Сорок стихов о Реальности 1, в буклете Сад Видья [Открытая Истина] и в прозаическом переводе на телугу под названием Уннади Налупади.



1. 18. Мир реален для тех, кто осознал Себя, так и для тех, кто не осознал. Но для тех, кто не осознал, его реальность ограничена пространственными размерами мира, тогда как для осознавших Реальность бесформенна и сияет как основа мира. Познайте, что таково различие между ними.

20 июля 1947

(134) Джнянадришти (сверхъестественное ви`дение)

Когда бы Бхагаван ни чувствовал желание написать что-либо или когда бы его ни просили написать, он обычно писал шлоки, стихотворения и прозу на маленьких клочках бумаги.

Некоторые из них утрачены, но доступное мы собрали и бережно храним. Мне захотелось собрать маленькую книжку из белых листов бумаги и склеить их между собой.

Я время от времени упоминала об этом Бхагавану, но он всегда говорил: “Зачем суетиться?”

Вчера днём я решила склеить их и поэтому, когда я запросила его позволения, он сказал: “Зачем? Если все они находятся в одном месте, тот или другой унесёт их, обнаружив, что они содержат все записи Свами. Мы ничего не можем говорить. Свами — это общая собственность всех. Лучше оставлять эти записи отдельными”.

Тогда я поняла подлинную причину нежелания Бхагавана и отказалась от своей попытки. Тем временем некий суетливый молодой человек, прибывший недавно, спросил:

“Свами, представляется, что джняни кроме внешнего ви`дения (бахьядришти) имеет также сверхъестественное ви`дение (джнянадришти). Не будете ли Вы добры дать мне это сверхъестественное ви`дение? Или Вы укажете мне человека, который может дать мне его?”

Бхагаван ответил: “То сверхъестественное ви`дение должно достигаться собственными усилиями и не может кем-либо даваться”.


Преданный тогда сказал: “Говорят, что Гуру сам может дать его, если захочет”.

Бхагаван произнёс:
«Гуру может только сказать: “Если вы следуете этому пути, то получите джнянадришти”. Но кто следует этому? Гуру, являющийся джняни, это только советчик, но движение (т. е. садхана) должно выполняться самими учениками».


Молодой человек не был удовлетворен и ушёл. Немного позднее пришла дочь одного из преданных, проживающих в Рамана Нагаре, ребёнок 5 или 6 лет.

Она принесла два плода из родительского сада и дала их Бхагавану. Время от времени она приносит Бхагавану сладости и фрукты.

Во всех таких случаях Бхагаван обычно говорит: “Зачем всё это?” Но он всё-таки их съедает.

Вчера он возвратил принесённое обратно, не съев, и сказал:

«Возьми этот плод домой, разрежь его на маленькие кусочки и раздай их всем другим, говоря: “Это — Бхагавану, это — Бхагавану”, и сама тоже съешь немного. Бхагаван находится внутри каждого. Зачем ты приносишь плоды каждый день? Я говорил тебе не делать этого. Раздавай их у себя каждому. Бхагаван пребывает внутри каждого. Пожалуйста, иди».


Девочка ушла огорчённая. Глядя на меня, Бхагаван сказал: “Дети получают большое удовольствие от таких вещей. Если они говорят, что дадут что-то Свами, они знают, что самим достанется что-то из этого.

Когда я жил на Горе, маленькие мальчики и девочки, бывало, приходили ко мне по праздникам. Они просили у своих родителей деньги и приносили с собой пакеты сладостей, бисквиты и тому подобное. Я сидел с ними и получал свою долю”.


“Поэтому Вы наслаждались теми пиршествами, словно Бала Гопала [маленький Кришна]”, — сказала я.

“Если они говорят, что принесут что-то для Свами, они знают, что получат что-то и для себя. Всё это хорошо, если это сделано однажды и в определённых пределах. Но зачем приносить каждый день? Если все они едят, не равноценно ли это моей еде?” — произнёс Бхагаван.

Я была счастлива и обрадована тем, что Бхагаван так ясно проиллюстрировал нам, как он пребывает в каждом.


Ты знаешь, что произошло неделю или десять дней тому назад? На завтрак кто-то подал Бхагавану больше апельсинов, чем другим. Увидев это, Бхагаван отказался их взять.

Четыре или пять дней тому назад, когда преданные попросили его все-таки взять апельсины, Бхагаван промолвил: “Разве не достаточно того, что вы все едите?”

Преданные сказали: “Разве не мучительно для нас принимать пищу, когда Бхагаван этого не делает? Вот почему мы призываем Бхагавана извинить нас”.

Бхагаван ответил: “За что извинять? Мне не хочется есть их так много”.


Когда они сказали: “Апельсины полезны для здоровья Бхагавана”, он ответил: “Посмотрите, здесь завтракают около ста человек. Я ем столь многими ртами. Разве этого не достаточно? Следует ли завтракать только этим ртом?”

Это и есть сверхъестественное ви`дение. Кто может передать его другим?

19 июля 1947

(135) Слушание, медитация и тому подобное

Вчера из Кумбаконама прибыли два пандита. Сегодня в 9 утра они подошли к Бхагавану и сказали:

“Свами, мы покидаем Вас. Мы молим, чтобы Вы соизволили благословить нас, дабы наши умы могли погрузиться, или растворить себя, в шанти”.

Бхагаван, как обычно, кивнул головой.

После их ухода он сказал, глядя на Рамачандру Аияра:

“Шанти — это изначальное состояние. Если отвергать приходящее извне, то, что остаётся — Покой. Что тогда имеется для растворения или погружения? Только то, что приходит извне, должно быть изгнано.

Если людям, чьи умы являются зрелыми, просто сказано, что сварупа, истинная форма, сама есть Покой, они обретают джняну.

Слушание [шравана] и размышление [манана] предписаны только для незрелых умов, но для умов зрелых в них необходимости нет.

Если люди, находясь на известном расстоянии отсюда, спрашивают, как ехать к Рамана Махарши, мы должны посоветовать им сесть в такой-то и такой-то поезд, но если они уже прибыли в Тируваннамалай, достигли Раманашрама и входят в Холл, достаточно, если им скажут, что нужный им человек присутствует здесь. Им нет необходимости двигаться дальше”.


“Шравана и манана означают только то, что описано в Веданте, не так ли?” — спросил один из присутствующих.

“Да, — ответил Бхагаван. — Но учтите одну вещь. Имеются не только внешние шравана и манана, но также есть внутренние шравана и манана. Они должны приходить к человеку как результат зрелости его ума. Те, кто выполняют ту аантару шравану (внутреннее слушание), не имеют никаких сомнений”.


На вопрос, что такое аантара шравана, он обычно отвечал:

«Аантара шравана означает знание о той Атме, которая пребывает в пещере Сердца всегда озарённой, с чувством “ахам, ахам” (“Я, Я”), тогда как манана — это обретение того чувства в Сердце, а оставаться в собственном Я — это нидидхьясана».

В этой связи полезно вспомнить шлоку, написанную Бхагаваном и посвящённую этой теме.

В этой шлоке имеется не только упоминание Атма спхураны, но говорится также о том, как получить её.

Получение Атма спхураны означает лишь, что человек всегда остаётся в своём собственном Я.

«В глубине пещеры Сердца Брахман одиноко сияет в форме А т м а н а, непосредственно переживаемой как “Я — Я”. Войди в Сердце с вопрошающим умом или глубоко погружаясь вовнутрь, или посредством контроля дыхания, и пребывай в А т м а н е».

ПИСЬМА Из ШРИ РАМАНАШРАМА •

Том 2

П р е д и с л о в и е (к тому II)

Из 273 писем на языке телугу, написанных Сури Нагаммой и опубликованных Ашрамом в пяти частях, 135 были переведены на английский язык и опубликованы в 1962 году.

Из остающихся 138 писем, которые были впоследствии переведены на английский язык, 106 были выбраны для публикации, так что этот том имеет тот же размер, что и том первый.


Письма, публикуемые сейчас, являются более интересными и поучительными, чем ранее опубликованные, и показывают бÓльшую зрелость мысли и знания со стороны написавшей их.

Они содержат несколько философских исследований и цитат из Гиты и Упанишад, что сделало трудной работу по их переводу и полному выявлению всех идей в них.

Покойная мисс Мерстон, стойкий преданный и ашрамит, была достаточно добра и любезна, чтобы тщательно ознакомиться с рукописью и предложить несколько изменений, и я глубоко благодарен ей за помощь.

Я также благодарю власти Ашрама за предоставление мне возможности перевести эти письма и, таким образом, оказать некоторую смиренную услугу преданным Шри Бхагавана.

“РАМАНА НИЛАЯМ”

3 сентября 1947

(1) Поза Тишины

Я пошла к Присутствию Бхагавана сегодня в три часа дня и присоединилась к группе людей вокруг него уже в процессе разговора.

Бхагаван непреднамеренно заметил, что Ади Шанкара написал Дакшинамурти* стотру в трёх частях и сказал:

“Шри Шанкара хотел воспеть хвалу Дакшинамурти, но Дакшинамурти являлся воплощением Тишины, и проблема состояла в том, как Тишину описать.

Поэтому он проанализировал три характерных черты Тишины, а именно: Сришти (творение), Стхити (сохранение) и Лайя (растворение), предложив, таким образом, свои приветствия Дакшинамурти.

Дакшинамурти является воплощением этих трёх черт, которые не имеют каких-либо различимых свойств или характерных признаков. Как можно ещё восхвалять Тишину?”


Продолжая тему разговора, один из преданных сказал:

«Несколько лет тому назад Дандапани Свами рассказал нам, что как-то в день Махашиваратри преданные собрались вокруг Бхагавана, говоря: “Бхагаван должен сегодня объяснить нам смысл Дакшинамурти Аштакам (Восемь шлок восхваления Дакшинамурти)”.

Бхагаван, однако, сидел безмолвно, улыбаясь. Подождав некоторое время, преданные ушли, чувствуя, что своим продолжающимся молчанием Бхагаван учил их, что Молчание одно было истинным смыслом тех шлок. Так оно и было?»

Бхагаван произнёс (с улыбкой): “Да. Это правда”.

Я сказала (с некоторым удивлением): “Поэтому такое означает, что Бхагаван дал безмолвный комментарий?”

* Дакшинамурти — это Шива, воплощённый юношей, который учит в Тишине. Бхагавана отождествляли с Дакшинамурти.

6 сентября 1947

(2) За пределами трёх состояний

В прошлом месяце, когда моя невестка пребывала здесь, были получены гранки телугу версии Вичара Мани Мала. Днём Бхагаван откорректировал их и передал мне.

Читая эти гранки, невестка спросила меня о смысле термина свапнатьянта нивритти. Я попыталась объяснить его, но сама была не уверена и не смогла сделать это удовлетворительно.

Заметив это, Бхагаван спросил: “В чём дело? Есть какая-то ошибка?”

Я ответила: “Нет. Она спрашивает о смысле термина свапнатьянта нивритти”.

Бхагаван доброжелательно промолвил: “Он означает абсолютный, без сновидений, глубокий сон”.

Я спросила: “Будет ли правильно говорить, что джняни снов не имеет?”

Бхагаван: “Он не имеет состояния сна”.

Моя невестка всё ещё была не удовлетворена, но так как люди начали говорить о других вещах, мы вынуждены были оставить обсуждение этого вопроса.

Только вечером она сказала: «В “Йога Васиштхе” утверждается, что осознавший Себя кажется совершающим действия, но они не затрагивают его вообще. Нам следует спросить Бхагавана о действительном смысле этого».

Так случилось, что следующим утром Бхагаван как раз объяснял именно этот вопрос Сундареше Аияру.

Стремясь использовать эту возможность, невестка снова спросила:

“Бхагаван сформулировал, что свапнатьянта нивритти означает абсолютный, без сновидений, глубокий сон. Означает ли это, что джняни вообще не имеет сновидений?”

Бхагаван: “Не только состояние сновидений, но и все три состояния нереальны для джняни. Подлинное состояние джняни то, в котором ни одно из этих трёх состояний не существует”.

Я спросила: “Разве состояние бодрствования тоже равноценно сновидению?”

Бхагаван: “Да, в то время как сновидение длится короткое время, состояние бодрствования длится дольше. Различие состоит только в этом”.

Я снова спросила: “Тогда глубокий сон тоже является неким сновидением?”

Бхагаван: “Нет, глубокий сон является некой реальностью. Как он может быть сновидением, когда отсутствует умственная деятельность? Однако, поскольку он является состоянием умственной бессодержательности, то представляет собой неведение (авидью) и, следовательно, должен быть отвергнут”.

Я упорствовала: “Но разве глубокий сон также не называют состоянием сновидения?”

Бхагаван:

«Некоторые могут говорить это ради терминологии, но в действительности ничего нет отдельного. Понятия короткой или долгой продолжительности применимы только к состояниям сновидения и бодрствования.

Кто-то может сказать: “Мы жили так долго, а эти дома и вся собственность настолько очевидны для нас, что это, конечно, не может быть всё сновидением”.

Но мы должны помнить, что даже сновидения, пока длятся, кажутся долгими. Только при пробуждении вы осознаёте, что они были короткими.

Точно так же, когда достигается Осознание (джняна), эта жизнь видится преходящей. Сон без сновидений означает неведение; поэтому он должен быть отброшен в пользу состояния чистого Сознавания».


После этого заговорила моя невестка: “Сказано, что блаженство, встречающееся в глубоком сне, переживается и в состоянии самадхи*. Но как это согласовать с формулировкой, что глубокий сон является состоянием неведения?”

Бхагаван: “Вот почему глубокий сон также должен быть отвергнут. Это верно, что в глубоком сне присутствует блаженство, но человек его не сознаёт. Он узнаёт о нём лишь впоследствии, когда пробуждается, и говорит, что хорошо выспался. Самадхи означает переживание этого блаженства при бодрствовании”.


Я спросила:

“Поэтому самадхи означает бодрствующий, или сознательный, сон?”

Бхагаван: “Да, оно таково”.


Затем моя невестка задала другой сходный вопрос, беспокоивший её: “Васиштхой сказано, что человек, осознавший Себя, представляется другим поглощённым различными активностями, но он ими не затрагивается вообще. Другим его занятость представляется из-за их несходного взгляда или он на самом деле не затронут?”

Бхагаван: “Он на самом деле не затронут”.

Моя невестка: “Люди говорят о благоприятных видéниях и во сне, и при бодрствовании; что они означают?”

Бхагаван: “Для осознавшего Себя они все представляются одним и тем же”.

Она, однако, упорствовала: “В биографии Бхагавана сказано, что Ганапати Муни имел видéние Бхагавана, когда сам находился в Тирувоттиюре, а Бхагаван был в Тируваннамалае, и что, в это же самое время, Бхагаван почувствовал выраженное ему почтение. Как можно объяснить такие вещи?”

Бхагаван ответил загадочно: “Я уже оговаривал, что такие вещи относятся к тому, что известно как божественные видéния”.

После этого он замолчал, показывая, что не желает дальше продолжать этот разговор.


* Самадхи означает совершенную погружённость мысли в объект медитации, т. е. Высочайший Дух (восьмая и последняя стадия йоги).