Письма из Шри Раманашрама

2 августа 1949

(102) Пранаяма (Управление дыханием)

Один из преданных рассказал мне, что не смог должным образом услышать вопросы, которые ты задал Бхагавану, когда приезжал сюда два дня назад, и ответы, данные Бхагаваном. Поэтому он попросил меня записать весь тот разговор и показать текст ему.

Я его записала и сейчас посылаю эту запись тебе, вместе с остальными письмами, чтобы ты мог посмотреть, всё ли правильно. В четыре часа дня 28-го числа прошлого месяца ты сидел около Бхагавана и начал дискуссию, изложенную ниже:

Ты: «В Гáятри утверждается “дхийо йо на прачодаят”. В чём смысл этого выражения?»

Бхагаван: “Дхи означает буддхи (интеллект); йо — то, блеск; на — наш; дхийо — интеллект; прачадаят — учит. Это смысл, не так ли? Посредством интеллекта чувства побуждаются ко всякому действию”.

Ты: “Необходима ли для духовной практики пранаяма?”

Бхагаван: «Да, да. Перед началом любой работы вы начинаете с пранаямы, разве не так? При этом говорится: “ачамья, пранаямья”. Это означает, что вы начинаете с ачаманы*, затем собираете праны и намеренно действуете, перечисляя время, дату, место и прочее.

Вы должны сначала провести пранаяму и только потом выполнять джапу Гáятри. То же самое делается при каждой джапе.

Вы должны сначала выполнить пранаяму. Но затем вам не следует на этом останавливаться. Если после пранаямы вы в течение длительного времени выполняете джапу, то осознаете, чем джапа в действительности является».

Ты: “Некоторые говорят, что в практике пранаямы большой пользы нет”.

Бхагаван: “Это так. Для умов незрелых утверждается, что им следует управлять дыханием, чтобы медитировать или выполнять джапу, но для умов зрелых основной целью является медитация.

Если человек вдыхает и удерживает дыхание, пытаясь, таким образом, управлять умом, он получает за счёт этого удушье и недомогание”.

Ты: “Это означает, что ум будет напоминать птицу в клетке”.


Бхагаван: “Да, именно так. Но для человека незрелого ум контролироваться не может, если он не практикует контроль дыхания. Вот почему сказано, что управление дыханием следует выполнять до тех пор, пока не обретается управление умом; но даже после этого вам не следует прекращать пранаяму.

Для людей зрелых управление дыханием приходит самопроизвольно. Именно поэтому то, что в основном происходит, является действием дыхания. Оно продолжается самотёком.

Ум остаётся сосредоточенным, выполняет ли он джапу или медитирует. Когда это имеет место, дыхание становится контролируемым автоматически. Все садханы предназначены для сосредоточения ума”.

Ты: “При медитации всё тело кажется перегретым. Почему это так? И хорошо ли это?”

Бхагаван: “Да. Разве это не будет так? Когда ум обретает концентрацию, дыхание прекращается самопроизвольно. Тело при этом чувствует перегрев. Что из этого? Со временем человек к нему привыкает”.


Твоя жена, которая там в то время присутствовала, присоединилась к разговору и спросила:

“Являются ли джапа и дхьяна одним и тем же?”

Бхагаван ответил: “Да. Когда вы в течение длительного времени продолжаете непрерывно выполнять джапу, вы узнаете, чем джапа на самом деле является. Это состояние названо дхьяной.

Когда вритти (движение или действие ума) становится явным, оно именуется джапа: когда присутствует только вритти, это дхьяна, а постижение Сути — джняна”.

20 сентября 1949

(103) Шивам-Сундарам (Блаженство и красота)

Жена землевладельца из Педдапавани, частого посетителя Ашрама, пришла сюда с детьми в прошлом месяце. Она жила здесь несколько месяцев и уехала пару дней тому назад.

Однажды вечером, после Ведапарайяны, она подошла к Бхагавану и сказала:

“Некоторое время тому назад Бхагаван дал мне во сне даршан и упадешу. После этого я осознала своё Я, но это осознание неустойчиво. Что мне следует делать?”

Бхагаван (удивлённый): “Куда оно ушло, не будучи устойчивым? Кто это, неустойчивый?”

Землевладелица: “То (осознание) является неустойчивым”.

Бхагаван: “Куда оно ушло, не будучи устойчивым?”

Землевладелица: “То переживание, которое я имела, не остаётся устойчивым из-за телесного нездоровья и семейных тревог”.

Бхагаван: “Я понимаю. Говорю [о тревогах] так. Те, что приходят, приходят. Те, что уходят, уходят. Мы же остаёмся такими, какими мы являемся”.

Землевладелица: “Вы должны дать мне силу оставаться такой, какой я являюсь”.

Бхагаван: “Вы уже осознали Себя, разве не так? Если это так, то все остальные моменты исчезают сами по себе”.

Землевладелица: “Но они не исчезли”.

Бхагаван (улыбаясь): “Я вижу. Они пропадут. Васаны в течение длительного времени строили свои гнёзда внутри. Если мы сознаём, что они там, они постепенно исчезнут”.

Землевладелица: “Бхагаван должен дать мне силу заставить их исчезнуть”.

Бхагаван: “Мы увидим”.

На следующий день, где-то в то же самое время, она смиренно встала в присутствие Бхагавана и спросила:

“Бхагаван, возможно ли для замужней женщины сколь угодно долго оставаться в присутствии Гуру, может ли она это делать?”

Бхагаван: “Гуру находится там же, где и человек”.

Землевладелица (всё ещё не убеждённая): “Следует ли рассматривать весь мир Брахманом или следует собственное Я считать наиболее важным?”

Бхагаван: “Мы существуем. И этот мир сам является Брахманом. Что тогда следует считать Брахманом?”

Она была захвачена врасплох и стояла неподвижно. После этого Бхагаван сострадательно взглянул на неё и продолжил объяснения:

«Как вы знаете, мы, несомненно, существуем. Этот мир тоже существует как Брахман. Если так, что ещё здесь можно считать Брахманом?

Нам следует полагать наше видéние всё охватывающим Брахманом.

Древние (Шри Шанкарачарья) говорят: “Дриштим джнянамайим критва, пасьет Брахмамаям джагат (Развивая око внутреннего интуитивного Знания, человек будет способен видеть весь мир только в форме Брахмана)”.

Этот мир таков, каким мы считаем его. Если мы считаем его материальным, он материален. Если мы считаем его Брахманом, он является Брахманом.

Вот почему мы должны изменить нашу точку зрения.

Можете ли вы видеть кадр кинофильма без экрана? Если мы остаёмся тем, чем мы являемся, всё само приспособится к такой позиции».

Осчастливленная этим и полностью удовлетворённая, она вышла и села на ступеньках веранды, расположенной напротив дивана Бхагавана.

Бхагаван сидел на нём в своей характерной позе, безмолвный, как обычно, и с улыбкой на лице.

Глядя на сияющее лицо Бхагавана, она непроизвольно сказала: “Ах! Как Бхагаван прекрасен!”

Какой-то преданный, услышавший это восклицание, подошёл к Бхагавану и произнёс: “Она говорит, как красив Бхагаван”.

С лёгким кивком головы Бхагаван промолвил: “Шивам Сундарам”*. Ты понимаешь, каким исполненным смысла является это выражение?



* Шивам-Сундарам означает, что прекрасное есть форма А т м а н а; Сатьям-Шивам-Сундарам являются именами, данными для описания А т м а н а или Брахмана.

24 сентября 1949

(104) Грэнни Мудалияр Грэнни [по-английски Бабушка]

Мудалияр, которая, подобно Эчамме, ежедневно приносила пищу Бхагавану, оставила своё тело прошлым вечером и погрузилась в лотос стоп Шри Раманы. Сегодня днём её похоронили на огороженном участке, принадлежащем Гоундеру.

Она родилась в деревне Тиллаяди около Караикала. Она принадлежала к касте Тондаимандала Мудалияра1. Имя её было Аланкараттаммани.

Они имела сына по имени Суббая Мудалияр и невестку, его жену, по имени Камакши. Все трое обычно проводили своё время в служении одному старому
санньясину.

Тот санньясин умер где-то в 1908 или в 1909 году. В течение своих последних дней, когда все они умоляли его рассказать им об их будущем, он, кажется, поведал им, что их будущее будет проходить у Аруначалы.

Впоследствии, кажется, в 1910 году, она приходила сюда вместе с сыном и невесткой. К тому времени Эчамма поддерживала Бхагавана пищей каждый день.

Тем же способом Аланкараттаммани тоже начала поддержку пищей. Должным образом она стала также время от времени передавать пищу так же и преданным. Сын и невестка всегда помогали ей в этой работе.

Через некоторое время сын отрёкся от всего, принял санньясу в монастыре Тируппанантал и начал бродить как странствующий певец.

Камакши, невестка, целеустремлённо сосредоточила всё своё внимание на служении Бхагавану, нисколько не беспокоясь тем, что её муж оставил семью.

Она ушла из жизни где-то в 1938–1939 годах. У Грэнни денег не было, и никто не помогал ей дома в домашних делах.

Видя её одиночество и проявляя жалость к ней, Ниранджананандасвами, Кунджусвами, Ранганатха Гоундер и другие дали ей такой совет:

“Сейчас вы уже старая женщина. Вы не можете больше утруждать себя этим служением, предлагая пищу Бхагавану. Ашрам даёт приют некоторым людям. Поэтому вы питайтесь здесь и сидите в покое с закрытыми глазами в присутствии Бхагавана; или, если вы этого хотите, мы будем посылать вам пищу домой. Ешьте и оставайтесь дома”.

Она ответила: “Какие бы ни были трудности, я не оставлю эту святую задачу. Если у меня нет денег, я пойду к десяти домам, нащупывая дорогу своей тростью, умоляя о пище, предложу её Бхагавану и только после этого буду есть сама. Я не могу оставаться спокойной”.

Сказав это, со слезами на глазах, эта женщина ушла.

Кунджусвами, Гоундер и другие преданные пожалели её и оказали ей финансовую помощь, чтобы дать ей возможность продолжать свои подношения Бхагавану.

Только после этого Рангасвами Гоундер построил два дома в том месте, где сейчас пребывает Кунджусвами, с условием, что Кунджусвами может занимать их при жизни, а после их следует отдать для использования санньясинам.

Он даровал также некоторое хозяйство для их поддержки и подготовил место для этой старой женщины.

В её последние дни к ней пришёл сын и помог ей делать подношения Бхагавану, хотя он и отрёкся от мира, став санньяси и бродячим певцом.

Таким образом, жизнь преданной, которая почитала Бхагавана более сорока лет, не пропуская ни одного дня в исполнении наложенного ею на себя долга, подошла к завершению.

Грэнни позволяла себе большие вольности с Бхагаваном. В ранние дни моего пребывания здесь она приносила пищу и подавала её Бхагавану. Она обычно помещала на его лист для еды пригоршню кэрри (приправы из куркумового корня, чеснока и разных пряностей) и пригоршню варёного риса.

Однажды Бхагаван сделал ей замечание, сказав: “Вы так много подаёте, как я могу съесть всё это?” Она ответила с большой фамильярностью: “Разве это много, Свами? Здесь очень мало”.

“Тут для еды имеется и другая пища. Сможет ли мой желудок вместить всё?” — спросил Бхагаван.

“Это всё — дело ума, Свами”. Сказав так, она подала ему, как обычно, и ушла.

Рассмеявшись, Бхагаван сказал окружающим его людям: “Вы видите? Она платит мне моей собственной монетой (моей упадешей)”.

В последние два или три года она посылала пищу через кого-либо и прекратила лично подавать её Бхагавану из-за резкого ухудшения зрения.

Кажется, кто-то сказал ей, что тело Бхагавана очень сильно истощилось. Она поэтому чувствовала, что причина этого в том, что она лично перестала давать ему еду, и однажды она пришла повидать Бхагавана.

Она подошла к нему и, заслоняя от света глаза ладонью, сказала с большой печалью: “Ох, каким похудевшим стало это тело!”

“Кто сообщил это вам, Грэнни? У меня всё в порядке. Всё, что вы слышали — неправда”, — ответил Бхагаван.

Старая женщина подошла к тому месту в Холле, где сидят женщины, и села в переднем ряду. Через некоторое время Бхагаван поднялся со своего места, чтобы выйти. Когда Бхагаван поднимается, как ты знаешь, все остальные из нас тоже поднимаются. Она стояла у дверного проёма, опираясь на дверь.

Когда Бхагаван подошёл близко, он сказал со смехом: “Грэнни, разве я похудел? Смотрите, какой я здоровый! Очень жаль, что вы не в состоянии это увидеть”. Сказав это, он вышел.

В последнее время она была уже совсем не способна видеть. Тем не менее, когда около четырёх месяцев назад она выразила желание повидать Бхагавана, один из преданных привёл её в присутствие Бхагавана.

Когда кто-то около Бхагавана сказал: “Грэнни, у вас нет зрения, чтобы увидеть Бхагавана. Почему вы пришли?”, она ответила: “Хотя я не могу видеть тело Бхагавана, Бхагаван может видеть моё тело, и этого для меня более чем достаточно”.

Неописуемо страдание, которое она пережила, когда узнала, что на руке Бхагавана провели операцию по удалению опухоли.

Когда Эчамма оставила тело, Бхагаван заметил, что Грэнни Мудалияр ещё жива.

Сейчас она тоже умерла. Ты понимаешь, Бхагаван почувствовал облегчение, ибо огромная ответственность сейчас покинула его руки.

Она действительно счастливая, но я как-то не могу удержаться от глубокой печали по поводу её смерти.


1 Мудалияры — это одна из небрахманских общин Тамилнада.

12 ноября 1949

(105) Паломничество в Тиручули

Когда я возвратилась сюда после двухнедельного пребывания с тобой в Мадрасе, я обнаружила, что состояние Бхагавана значительно ухудшилось. Поэтому, чтобы дать его телу некоторый отдых, сейчас позволяется оставаться в его присутствии только в течение Ведапарайяны.

По этой причине я не могла написать тебе о вопросах преданных и ответах Бхагавана, ибо они стали очень редкими.

Так как меня это беспокоило, я начала просматривать свои старые бумаги и обнаружила свои записи о происшествиях, случавшихся в присутствии Бхагавана, и заметки, делавшиеся Бхагаваном время от времени. Те записи были сделаны мной ещё до того, как я начала писать тебе эти письма. Поэтому я сняла с них копии и сейчас посылаю тебе.

Ты уже знаешь о помещении фотографий Бхагавана и его родителей в доме, где Бхагаван родился в Тиручули — в Сундара Мандираме [храме Сундара, по имени его отца Сундарама Аияра].

Это было сделано примерно в июне или июле 1944 года, когда, с помощью преданных, власти Ашрама приобрели этот дом и сделали своей собственностью.

Желая его отремонтировать, Сарвадхикари с некоторыми преданными отправился 17 января 1945 года в Тиручули. Перед отъездом он пригласил нас всех сопровождать его, сказав, что для этого будет несколько возможностей. Аламелу Амма, сестра Бхагавана, и некоторые другие женщины и мужчины тоже отправились.

Хотя я не хотела оставлять Бхагавана, являющегося для меня воплощением Бога, меня убедили отправиться с ними. Так как в этой поездке нас было около двадцати преданных, она сама по себе была интересной.

Чтобы добраться до Тиручули, необходимо сойти с поезда в Мадурае и около пятидесяти километров ехать на автобусе через Аруппукоттаи. Поскольку у Сарвадхикари были в Мадурае какие-то дела, мы должны были остановиться там на два дня и жили в доме Кришнамурти Аияра.

Поздним вечером мы все, приехавшие с Сарвадхикари, выполнили почитание в Храме Минакши, а также видели изваяния шестидесяти трёх святых, перед которыми Бхагаван, в своём отрочестве, часто стоял, исполненный преданности, с глазами полными слёз.

Следующим утром некоторые из нас отправились в храм Перумала (Вишну), где на трёх этажах здания Господь Варадараджа [великий благотворитель] царит в трёх различных позах, и мы почтили его.

После этого мы начали наводить справки о том святом доме, где Бхагаван достиг джняны (знания Себя).

Один преданный Бхагавана и его друг отрочества присоединился к нам и довёл нас вечером того дня до дома № 11 на улице Чокканата, с западной стороны.

Мы вошли в тот старый дом и поднялись в комнату на втором этаже, которая была со стороны лестницы. “Это комната, где Бхагаван осознал своё Я”, говорили люди, находящиеся там.

Они также указали место, где он сидел в 11 часов утра того дня, когда покинул Мадурай, где он должен был написать дополнительную работу из учебника грамматики, данную ему учителем в качестве наказания, и где Бхагаван погрузился в медитацию.

Моё сердце было исполнено преданности, глаза наполнились слезами, а голос исчез. Я находилась в состоянии, в котором не могла определить, охвачена ли я горем или счастьем.

В одиннадцатом стихе “Дополнения к Сорока стихам о Реальности" Бхагаван написал:

"Кто рождён? Познай, что рождён только тот, кто, запрашивая: “Откуда я рождён?”, рождается в Источнике своего бытия."

Высочайший Мудрец вечно рождается, снова и снова, день за днём. Поскольку Шри Рамана был рождён описанным выше путём для благополучия этого мира, каким святым и благословенным должно быть это место!

Именно из этого маленького дома Бхагаван пустился в путь, отрёкшись от всего, оставив в шкафу записку, написанную им после обильной еды, сидя в лёгком кресле.

Побуждением к уходу из дома явилось замечание его старшего брата, близкое к выговору, сказавшего: “Зачем все эти вещи (писание и учение), такому как он (сидящему в покое)?”

Бхагаван был в это время глубоко погружён в медитацию. Выглядело так, что Господь Аруначала не хотел, чтобы он больше шести месяцев оставался в месте достижения им джняны.

Господь Будда достиг джняны, прожив в лесу шесть лет и выполняя подвижничество день и ночь. Это — то место, которое сейчас известно как Будда Гая [Бодх-Гая в индийском штате Бихар] и является местом паломничества.

Бхагаван Рамана, однако, достиг джняны без какого-либо усилия, в обычном доме, на узкой улочке в центре города и в маленькой комнате, окружённый всеми своими родственниками.

Как странно! Я была глубоко опечалена, обнаружив, что такое святое место остаётся неизвестным, хотя именно здесь Бхагаван, молодой человек, изменился, став Атмананда Раманой (Рамана, который наслаждается блаженством постижения Себя).

Именно отсюда он отправился с оружием Брахмы, Брахмастра, известным как вопрошание “Кто я?”, чтобы идти к Аруначале и разрушить миф о величии пандитов, которые продолжают спорить, но не имеют практического опыта.

Я, однако, чувствую уверенность, что, Милостью Бхагавана, это место также станет местом паломничества, подобно Сундара Мандираму в Тиручули.

Я с преданностью простёрлась в этой комнате, вышла на террасу сбоку и спустилась вниз по лестнице.

Там я встретила одну старую женщину. Её зовут Субамма, ей 75 лет. Она сообщила нам, что была тут, на этой улице, когда Бхагаван отправился в своё путешествие, и рассказала о его детстве некоторые истории.

Мы должным образом попрощались с ней и вернулись в наше жилище. Следующим утром мы поехали на автобусе, миновали Аруппуккоттаи и, поскольку мы подъезжали к Тиручули, сначала увидели башню храма Бхуминатешвары.

Миновав этот храм и стену, ограждающую его, мы достигли Сундара Мандирам, там наш автобус и остановился.

Мы все покинули его, вошли в дом, где Бхагаван родился, и, увидев портрет Бхагавана, сидящего в позе падмасаны, между портретами его родителей, простёрлись перед ним с большой радостью.

Мы и люди, что пришли посмотреть на нас, числом около сорока, приняли пищу в этом доме. Несколько остальных, которые пришли позднее, когда мы уже отдыхали, начали говорить, что этот дом всегда полон, как при жизни Сундарама Аияра.

В течение трёх дней, что мы находились там, мы купались в реке Каундинья, имели даршан Калешвары, почитали Бхумината, с его супругой Сахайявалли, обошли Пралаярудру [божество, чья икона находится внутри храма Господа Бхумината в Тиручули], простёрлись перед Бхайрави [форма богини Дурги (Парвати)] и увидели все те места, где Бхагаван провёл детство.

Потом некоторые из тех, кто прибыл из Тируваннамалая, отправились на паломничество в Рамешварам, а Сарвадхикари со своими коллегами остался в Тиручули для какой-то работы.

Только я ни тут не осталась, ни в Рамешварам не отправилась, а вечером 22-го приехала в Мадурай, откуда выехала на следующий день и достигла, таким образом, лотоса стоп Бхагавана.

Как раз перед моим возвращением люди здесь приходили, желая узнать о том доме на улице Чокканата, о котором говорилось в письме, полученном ранее от Кришнамурти Аияра. Все преданные интересовались этим и были рады услышать детали от меня.

Только после моих рассказов Ашрам приобрёл этот дом с финансовой помощью Уанапарти Раджи.

Радость, которую я чувствовала при изложении деталей своего путешествия, не поддаётся описанию, значительно превосходя даже то, что я чувствовала, когда сама на самом деле видела их.

Более того, Бхагаван, интересуясь, видела ли я то или иное место, рассказал мне о ряде событий своего детства. Некоторые из них я записала, так как их в Биографии не было. Я напишу тебе о них в другом письме.


ФОТО

15 января 1950

(106) Дни отрочества в Мадурае

Я уже писала тебе о своём посещение Тиручули (в 1945 году), когда Сарвадхикари отправился туда ремонтировать место рождения Бхагавана, и как, по этому случаю, ряд преданных, включая нескольких женщин, сопровождали его и что, после моего возвращения, Бхагаван рассказал мне о нескольких событиях своего детства.

В то время мы также видели дом в Мадурае, где Бхагаван обрёл Само-реализацию, осознание Себя.

Когда я сказала Бхагавану, что одна старая женщина по имени Судамма сообщила мне о некоторых происшествиях в его жизни там, он настоял, чтобы я рассказала ему об этом всё.

Я сказала: “Она поведала мне, что жила на той же улице, когда Бхагаван убежал из своего дома в Мадурае; что даже тогда Бхагаван показывал своим поведением и проблесками чувств равенство ко всем живым существам, и там было несколько случаев, выражающих это”.

“Каких?” — спросил Бхагаван.

Я ответила: “Кажется, что в доме, где жил Бхагаван, подвод воды был недостаточен, и поэтому воду должны были приносить из противоположного дома; так что иногда Бхагаван помогал своей тётке приносить воду и делал что-нибудь в работе по дому”.

Я заметила: “Я читала в Рамана Лиле о том удовольствии, которое Бхагаван получал с другими мальчиками на Тируп па ранкундраме [это гора]. Но нам, однако, не довелось побывать там”.

Бхагаван сказал: “Это место находится по пути к Тиручули. Нужно только немного отклониться. Подобные места имеются около Мадурая, такие как Пасумалай, Нагамалай, Энугамалай и несколько других. Мы иногда бывали там.
Их величие можно найти в пуране о величии Мадурая, именуемой Халасья махатмьям”.

Я спросила: “Это факт, что Вы посещали также и храм Алагара?”

Бхагаван ответил: “Да, да. Он находится где-то в 20 километрах от Мадурая. Этот храм очень большой. Там ежедневно на праздник понгаль Господу дважды предлагается сладкая рисовая каша. Это было превосходно.

Однажды, когда я пошёл туда, мне дали её немного, вместе с другими. Мне хотелось ещё, но было стыдно просить добавку. Поэтому я успокоился.

Вы знаете, что случилось, когда я пошёл туда в следующий раз? Детей одного из жрецов храма на праздники отправили домой. Я сопровождал их и оставался с ними весь день.

В тот день была их очередь на поклонение Богу. Их дом находился где-то в 400 метрах от храма. После завершения вечерней пуджи они получили в качестве своей доли полную тарелку того понгальского кушанья, понгаля.

Увидев меня, они почувствовали, что я был крепкий парень и мог легко нести её, а потому положили эту тарелку мне на голову и пошли впереди, болтая между собой.

Вы представляете, какая она была тяжёлая! Все мускулы моей шеи начали болеть. Стоял поздний вечер. Было также и темно. Тарелка не должна была упасть, ибо содержала прасад Бога.

Что я мог сделать? Я чувствовал, что это было каким-то наказанием за моё желание иметь немного больше понгаля, когда я приходил последний раз, а потому как-то нёс его, пока не достиг нужного дома”.

Я спросила: “Неужели никто из них не предложил понести эту тарелку, пусть и на небольшое расстояние?”

Бхагаван ответил: “Нет. Они шли и были полностью поглощены обсуждением каких-то своих дел. Зачем им нужно было думать обо мне?”

Я сказала: “Возможно, Бхагаван не сообщил им, что ему тяжело, и он не может нести её?”

Бхагаван промолвил: “Как я мог так поступить? Это было предопределено, что я должен нести её, и поэтому я нёс её. После этого они дали мне большое количество этого понгаля на листе.

Когда я немного съел его, я почувствовал к нему отвращение. Это, однако, был прасад, и поэтому я выбросить его не мог, а как-то ухитрился доесть.

Из остальных никто к нему даже не прикоснулся. Они отдали его своему слуге на следующее утро. То же самое со всем. Если есть какое-то изобилие, желание исчезает”.

Я заметила: “Поэтому Бхагаван нёс ту тарелку с тем же чувством, с которым Джада Бхарата нёс носилки”.

Бхагаван ответил: “Что из этого? Они просто чувствовали, что я был силён и мог легко нести её. Что ещё они знали?”

Сказав это, он изменил тему и начал рассказывать нам о спортивных схватках, играх с мячами и о других играх детства. О них говорится в Рамана Лиле.

Брахманирвана

Маленькая опухоль, появившаяся на локте левой руки Бхагавана в ноябре 1948 года, начала непрерывно расти, и к 1 февраля 1949 года достигла значительных размеров.

Главный врач больницы ашрама, д-р Шанкара Рао, и ушедший в отставку хирург, д-р Шриниваса Рао, обратили на это внимание Бхагавана и предложили удалить её с помощью небольшой хирургической операции. Бхагаван, однако, не согласился.

Так как опухоль продолжала быстро расти, оба доктора пришли в смятение, и им как-то удалось уговорить Бхагавана на её удаление.

Первую операцию провели утром 9 февраля 1949 года. Все преданные выступали за перевязку, полностью скрывающую прооперированное место от взгляда посторонних.

Но что использовать в качестве закрывающей повязки? Имелась ли хоть какая-то рубашка? Бхагаван имел только белую ткань шириной около полуметра и длиной три четверти метра. Он обвязал её вокруг шеи так, чтобы скрыть бинты.

Но перевязка всё ещё была видна, ибо ткань не закрывала её полностью. Когда некоторые люди, имевшие мужество спрашивать его, интересовались, в чём дело, Бхагаван обычно со смехом отвечал, что надел на руку браслет или что там появился лингам, или что это был Сваямбху Лингам.

Через некоторое время перевязку удалили. Люди говорили, что рана зажила. Каким-то образом все забыли о ней в течение суеты Кумбхабхишекам, состоявшегося 17 марта 1949 года.

Как только празднество закончилось, все узнали, что опухоль показалась снова. Некоторые предлагали лечить зелёными листьями и молоком фигового дерева. Другие принесли пропитанный лекарствами пластырь, чтобы прикладывать его.

Но 27 марта 1949 года Рагхавачари и иные врачи, прибывшие из Мадраса, сказали, что предлагаемые лекарства использоваться не будут, ибо опухоль надлежит оперировать снова. Они уехали, решив, что смогут провести вторую операцию, и обещали возвратиться для этой цели 3 апреля 1949 года.

Я была в какой-то степени напугана и молитвенно спрашивала Бхагавана: “Зачем все эти операции? Почему Вы не лечите себя, принимая собственные лекарства, как Вы это делали, когда болели желтухой?”

Бхагаван ответил: “Все они известные доктора. Пусть лечат”.

Когда я сказала, что они уже провели одну операцию, которая не была успешной, и спросила, почему бы Бхагавану не прибегнуть к собственному лечению, Бхагаван произнёс: “Пусть её проведут. Если опухоль появится снова, то мы посмотрим, что с ней делать”.

Утром 3 апреля 1949 года, когда мы обсуждали в присутствии Бхагавана детали будущей операции, прибыли врачи. Увидев их, Бхагаван сказал: “Смотрите, доктора приехали” и начал готовиться к тому, чтобы встать.

Бхагаван в этой ситуации на практике показывал нам также и своё учение, упадешу: “То, что должно случиться, случится, а то, что не должно, не произойдёт”.

Бхагаван сказал с твёрдостью в голосе: «Да. То, что должно случиться, не остановишь, даже если мы говорим: “Нет”». Произнеся это, он поднялся с кушетки и пошёл в больницу.

До середины мая 1949 года всё было вполне удовлетворительно. Но затем все были обеспокоены и встревожены тем, что при удалении швов кровь начала сочиться из места проведения операции. Опухоль извлечена не была и явно демонстрировала свою злокачественность.

Как и предлагалось — что было бы хорошо выставить опухоль на солнечные лучи — в июне 1949 года врачи посадили Бхагавана за гошалу (коровник), открыли повязку, промыли рану и держали её некоторое время открытой солнечным лучам.

Преданным, которые при этом выражали страх и беспокойство, Бхагаван сказал: “Смотрите, как прекрасно опухоль смотрится! Она выглядит драгоценным рубином. Она стала украшением моей руки. Какая она красная! Она ярко светится под солнечными лучами, падающими на неё. Смотрите на неё!”

А когда почитатели видели вытекающую кровь, высказываясь об этом с большим горем, он обычно говорил:

“Зачем беспокоиться? Пусть кровь течёт. Это же рубин, вы видите. Подобно Сьямантакамани он каждый день производит золото. Единственная разница та, что в том случае производимое золото было жёлтым, тогда как в этом случае оно красное. Смотрите, как много вытекает”.

Если же какие-либо почитатели молили его исцелить себя, то он отвечал: “А что я должен делать с этим?” или: “Что могу я сделать?”

Начиная с 5 июля 1949 года, один старый человек из Валувая, близлежащей деревни, известный аюрведический врач, начал прикладывать сок каких-то зелёных листьев и перевязывать рану.

Прежде, чем начать своё лечение, он увидел рану во всей её злокачественности и заметил с громадной горечью:

“О, Бхагаван! Как всё это серьёзно! Свами, это рак. Его вообще не следовало касаться. Почему Вы позволили это оперировать? Если бы я знал это в самом начале, я покрыл бы опухоль зелёными листьями, обладающими медицинскими свойствами, и излечил бы её. Сейчас уже слишком поздно, Свами”.

Когда Бхагаван возвращался в Холл, покидая больницу вечером 1 июля 1949 года, его тело начало трястись, а ноги спотыкаться. У него был жар. Ему как-то удалось достичь Холла и расположиться на кушетке.

В то время как мы все, встревоженные, озабоченно смотрели на него, Шантамма не могла сдержать себя, будучи пожилой и очень давней преданной, и позволила себе вольность обратиться к Бхагавану, сказав: “Ох, это тело!”

Не успела она произнести это, как Бхагаван заметил: “О, это тело? В чём дело? Что случилось? Оно дрожит. Что из этого следует?”

Сказав так, он подавил дрожь и, глядя на служителей, сказал со смехом: “Это танец Натараджи*. Почему вам нужно бояться? Если каждый день это тело даёт вам даршан в своей статической форме, то сегодня — в танцующей позе. К чему всё это волнение?”


* Натараджа — другое имя Господа Шивы, одного из Богов индуистской троицы. Считается танцующим, когда пребывает в экстазе.


Сказав это, он сидел в величественном безмолвии. Затем началась Ведапарайяна.

7 августа 1949 года д-р Гурусвами Мудалияр лично присутствовал здесь, чтобы наблюдать за третьей операцией. Я уже писала тебе, что именно с этой даты вопросы и ответы в присутствии Бхагавана стали редкими.

После последней операции, выполненной 19 декабря 1949 года, Бхагаван уже не входил ни в Новый, ни в Старый Холлы. Он ограничил себя маленькой комнаткой напротив Нового Холла.

После гомеопатического лечения попытались начать и лечение аюрведическое. Муус (известный аюрведический врач из Кералы), лечивший Бхагавана, был обескуражен результатами, и 3 марта 1950 года написал стотру, гимн, в честь Бхагавана и договорился о её ежедневном исполнении вместе с Вишну Сахасранамам (Тысяча имён Вишну).

Некоторые преданные выполняли Сурья Намаскар (приветствие Солнцу), а некоторые начали выполнять джапу Мритиунджая (молитву Господу Шиве, победителю смерти).

Так же как он передал своё тело врачам, дабы они выполняли с ним всё, что им нравится, говоря: “Да, да”, он принимал и предложения тех преданных в форме освящённой воды [тиртха] и предложений пищи богам [прасады]. После завершения джапы Мритиунджая преданные спросили его, не могли бы они продолжать, исполняя хому Мритиунджая [хома — жертвование огню].

Он кивнул в знак согласия, и как только они ушли, повернулся к Венкатаратнаму и сказал:

“Гашение эго и пребывание в Я - это хома Мритиунджая. В Дэвикалоттаре, стихи 16 и 17 1, утверждается, что не следует вовлекаться в мантры, хомы и подобные вещи.

Также и в Сарваджняноттарам, стих 35, сказано, что пребывание в Я само есть мантра, дэвата, дикша, тапас, хома и дхьяна”.

Где-то в то же самое время одна женщина, преданная, закончила исполнение Чанди хомы. Другая зажгла свечи, дабы умиротворить Сатурн. Некоторые преданные присутствовали при абхишеке и других пуджах, совершаемых в храме Аруначалеш вары.

17 марта 1950 года у Бхагавана было несколько приступов рвоты, из-за этого ему было не по себе, и поэтому он совершенно не мог принимать пищу.

Услышав об этом, его сестра Аламелу подошла к нему и сказала: “О, Бхагаван! Ты, кажется, вообще ничего не ешь. Сегодняшний паясам (пудинг очень вкусный. А ты его совсем не попробовал”.

Бхагаван, однако, послал ей несколько слов успокоения.

С момента, когда рак проявил себя, я всегда молила Бхагавана, если могла ухитриться увидеть его: “Пожалуйста, вылечитесь от этого недомогания и оставайтесь в этом мире для нашей пользы”. Бхагаван обычно утешал меня теми или иными словами.

Когда были проведены третья и четвёртая операции и я выразила свой страх и беспокойство, он сказал, что нет нужды беспокоиться и ничего действительно серьёзно плохого не произошло.

Серьёзная болезнь, однако, была, и многие другие люди чувствовали беспокойство и обескураженность, а я обычно думала, что Бхагаван намекнул бы мне, если бы имелось что-либо угрожающее.

Такой эгоизм окутал всё моё существо и затмил для меня неумолимые реальности сложившейся ситуации. Поэтому я была уверена, что он, в конечном счёте, выздоровеет.

19 марта 1950 года был Новый год по лунному календарю. Со времени своего прибытия сюда [1941 год] я обычно в этот день приносила Бхагавану полотенце из домотканой хлопчатобумажной материи и набедренную повязку и договаривалась о бхикше в Ашраме.

Так как мне не хотелось отказываться от этого и в этом году, в семь часов вечера 18 марта 1950 года я, взяв с собой полотенце и набедренную повязку, зашла в его нынешнюю маленькую комнату, сопровождаемая нашим почтальоном, Раджа Аияром.

Бхагаван пристально смотрел на меня. Я спокойно положила эти одежды на стол и сказала, что завтра будет Угади (телугу Новый Год). Бхагаван вздрогнул, услышав это, и произнёс: “Разве наступает Угади? Разве приходит Викрути (имя нового года)?”

В его голосе было что-то странное и сбивающее с толку. Я не могу объяснить почему, но он казался предвещающим нечто катастрофическое, и это разрывало моё сердце. Два служителя стояли, ошеломлённые.

Я тоже ничего не могла сказать и поэтому пробормотала: “Я так и знала, что, если, как обычно, не поздравлю [c телугу Новым годом], не получится ничего хорошего”.

Бхагаван произнёс: “О! В чём дело?” и, глядя на одного из служителей по имени Анджанеялу, стоящего с его стороны, сказал: “Аккуратно храните эти одежды. Их принесла Нагамма. Завтра, кажется, будет Угади”.

Сказав так, в очень мягкой манере, он дал нам позволение уходить. Пока служители уносили одежды, я подошла близко к кушетке и спросила Бхагавана: “Каково состояние руки?” Бхагаван произнёс: “Что мне сказать об этом?”

Я высказала Бхагавану своё мнение:
“Вы должны как-то заботиться о себе”. Бхагаван ответил: “Едва ли! Сейчас я ничего не могу сказать”.

С большим смирением я произнесла: “Как можете Вы говорить такое, Бхагаван!”

Возможно, он почувствовал, что мои надежды не угаснут, если он не скажет мне голую правду, и поэтому, глядя на меня с состраданием, сказал: “Вряд ли. Лечить? Что лечить?”

Я воскликнула: “Ничего себе! Эту болезнь излечить невозможно?”

Бхагаван ответил: “Вряд ли. Лечить? Что лечить? Какое сейчас здесь может быть лечение?”

Предыдущее заверение, что беспокоиться не о чем и ничего не случится, в тот момент исчезло, а когда я услышала те слова, всё моё тело затряслось от страха. Мои глаза наполнились слезами, и я стала задыхаться от волнения.

Я хотела спросить о нашей будущей судьбе, а потому пыталась обрести некоторое спокойствие ума и открыть губы, когда пришёл кто-то из управления Ашрама.

Я была напугана возникшим шумом и вышла, не спросив того, о чём собиралась спросить, и медленно направила шаги к своей хижине. Следующим утром я подумала, что надо снова обратиться к Бхагавану и испросить его последнее послание, но не смогла такой возможности получить.

Звучащий голос Бхагавана, сказавший: “Разве наступает Угади?”, явился мне, чтобы сказать: “Всё кончено”.

С этим Угади исключительное удовольствие, которое я имела все эти годы — слушать и наслаждаться нектаром голоса Бхагавана — закончилось.

Вечером 14 апреля 1950 года я пошла в 18-30 и встала в очередь на организованный даршан Бхагавана.

Я поднялась на насыпь, воздвигнутую перед дверью комнаты, где Бхагаван сидел, и стояла там некоторое время с взглядом, устремлённым на него, и мысленно молилась ему: “О, мой Господь! Разве твой сострадательный взгляд не излучится на меня?”

Глаза Бхагавана начали медленно открываться, и из тех глаз мягкий и сострадательный взгляд приблизился ко мне. И я в последний раз имела великое счастье переживания его сострадательного взгляда.

В 20-47 того же вечера Шри Рамана, воплощение Света и Просветления, оставил своё смертное тело.

Когда смертное тело Гурудэва, который был сразу моей матерью, отцом, Гуру и Богом, и который все эти годы защищал меня, перестало быть местом пребывания великой души, я осталась неподвижной, как статуя, затопленная невыразимыми горем и печалью.

Писание моих писем началось 21 ноября 1945 года и непрерывно продолжалось все эти дни благодаря Милости Бхагавана. Со смертью аватары Бхагавана я прекращаю писание этих писем.




КОНЕЦ