4 ноября 1948 (62) Лотос стоп Учителя Я не знаю, заметил ли ты, что на подошве правой ноги Бхагавана есть большое светло-красное родимое пятно. Я тоже не замечала его длительное время, увидела только на днях. Как ты понимаешь, в зимние месяцы зажигают печь с древесным углём и держат её около Бхагавана, согревая его руки и ноги. Я боялась, что печь поставят слишком близко и подошва правой ноги будет обожжена, а потому озабоченно спросила об этом Бхагавана. Бхагаван ответил: “Ох! Ничего страшного. Эта родимое пятно у меня с детства”. В то время я не придала этому большого значения. Вчера, однако, в течение некоторого разговора, я начала обсуждать этот вопрос с тётей Аламелу (сестрой Бхагавана). Она сказала: “Я тоже однажды пришла в смятение, увидев это родимое пятно, и спросила Бхагавана. Он рассмеялся и рассказал мне, что оно было у него даже при рождении. Он также поведал, что именно благодаря этой родимому пятну его дядя признал его после того, как он ушёл из дома”. Ты знаешь, мы издавна читали в сказках, что великие персоны имели жемчужину в своём пупке и изображение цветка лотоса на подъёме ноги. Я пошла спать, думая об этом родимом пятне. Стопы Бхагавана приснились мне. Сегодня рано утром, в половину восьмого, я направилась с этой мыслью в Ашрам. К этому времени Бхагаван вернулся из комнаты для омовения со стороны коровника и сидел на кушетке. После того, как все простёрлись перед ним, я тоже простёрлась, затем поднялась и, стоя, продолжала пристально смотреть на его ступню. Заметив это, Бхагаван вопросительно взглянул на меня. “Ничего, — сказала я, — я смотрю на ту ступню, которая имеет все свойства выдающейся личности (Махапуруши)”. “И это всё?” — спросил Бхагаван с улыбкой и собирался открыть газету, чтобы читать её, когда я сказала: “Кажется, что когда тётушка спрашивала об этом родимом пятне, Вы говорили, что оно было тем знаком, благодаря которому Ваш дядя признал Вас, когда Вы ушли из дома”. Отложив газету и сидя, скрестив ноги, в позе падмасаны, Бхагаван ответил: “Да. Это утверждается в Рамана Лиле, как вы знаете, что когда умер мой младший дядя, Субба Аияр, мой другой дядя, Неллияппа Аияр, будучи в Мадурае, узнал через Аннамалая Тампурана, что я нахожусь здесь. Но сколько бы Тампуран ему ни говорил, Неллияппа Аияр не был в этом уверен. Поэтому, когда он пришёл сюда, то смог узнать и признать меня только по этому родимому пятну”. “С какой заботой он должен был думать о Вас!” — воскликнула я. Тогда Бхагаван заметил: «Как же он мог не быть озабоченным? Он всегда заботился о нас после того, как мы потеряли отца. Я ушёл из дома, и он всегда тревожился по поводу моей безопасности. Со временем Субба Аияр тоже умер, и поэтому ноша присмотра за семьёй Субба Аияра тоже легла на него. Именно тогда он узнал, что я нахожусь здесь. Он приехал сюда очень быстро, сильно обеспокоенным. Субба Аияр был мужественным и гордым, а этот человек был смиренным и мягким. На его месте Субба Аияр никогда не возвратился бы домой, оставляя меня здесь. Он бы связал меня и унёс. Поскольку мне было суждено оставаться здесь, моё приблизительное местонахождение было неизвестным до тех пор, пока он был жив. Оно стало известно только через месяц после его ухода. Неллияппа Аияр, будучи по-своему духовно расположенным и мягким, оставил меня здесь, говоря: “Зачем его беспокоить?”» Сказав это, Бхагаван замолчал. “Представляется, что владелец мангового сада, Рама Найкер, не разрешил ему даже входить в сад?” — спросила я. Бхагаван: «Да. Он моему дяде не позволил. Вот почему дядя написал записку, и её передали мне. Чтобы написать её, у него, однако, не было ни ручки, ни карандаша. Что он мог сделать, бедняга! Он взял веточку дерева ним, заострил её кончик, оторвал колючки, обрезал очищенную часть, опустил веточку в красный сок груши, и, написав с её помощью записку, отправил мне. В конце концов, он понял, что нет никаких шансов на то, что я вернусь с ним обратно. Как-то он увидел в соседском саду некоего учёного человека, рассказывавшего о какой-то книге небольшому собранию слушателей, и поинтересовался, что тот думает обо мне. С точки зрения этого знатока я был невежественным, ничего не знающим, и он сказал: “Этот мальчик сидит здесь без какого-либо образования и с незрелой философией”. Мой дядя, естественно, расстроился, так как я был молод, ничему не научился от кого-либо и мог стать бездельником. И он сказал тому учёному: “Пожалуйста, наблюдай за моим племянником и учи его чему-нибудь, если возможно”, и ушёл. Длительное время он (тот учёный человек) считал, что я ничего не знаю и пытался, один раз или два, чему-то учить меня, но я никогда не питал интереса к этому. Позднее, когда я в монастыре Ишаньи рассказывал о Гита Сарам [“Суть Бхагавад-Гиты”], он оказался там. Затем он обсуждал со мной различные вопросы, а когда услышал мои объяснения и толкования Гиты, воскликнул: “Ого! Вы такой великий человек! Я думал, что вы неграмотный”. Сказав так, он внезапно простёрся передо мной и ушёл. Неллияппа Аияр, однако, продолжал долгое время печалиться об отсутствии у меня образования». На мой вопрос, возвращался ли он сюда когда-нибудь, Бхагаван ответил: «Да. Он возвращался дважды, когда я был в пещере Вирупакша. В первом случае я с ним ни о чём не говорил. Хотя перед его приходом я говорил с кем-то, я стал безмолвствовать, когда узнал, что он придёт, так как не хотел говорить что-либо в присутствии старшего по возрасту, такого как он. Но вы знаете, что произошло, когда он прибыл сюда в другой раз? Я заранее не знал о его приходе. Когда я пребывал в пещере Вирупакша, некоторые люди просили меня объяснить им смысл “Дакшинамурти стотра”, и поэтому я делал это. Обычно я сидел лицом к двери; в тот день я сидел спиной к ней. Поэтому я не знал о его прибытии. Он вошёл спокойно и сидел у входа, слушая меня. Мы подошли к шлоке “Нана чидра (Многие картины)”. После того, как я изложил её смысл и начал свой комментарий, он вдруг вошёл внутрь пещеры и сел рядом. Что было делать? Я оставался совершенно спокойным и дал свой комментарий без каких-либо колебаний. Прослушав его, он почувствовал, что его племянник не был обычной личностью, что он знает этот предмет очень хорошо и, следовательно, нет нужды для дальнейшего беспокойства. Он ушёл полностью удовлетворённый. До этого он всегда тревожился обо мне. Это было его последнее посещение. Он никогда снова не приходил. Он умер несколькими днями позднее». Голос Бхагавана дрожал, когда он говорил это. “Это событие не упоминается в Биографии. Почему?” — спросила я. Бхагаван ответил, говоря: “Оно должно быть там. Но меня никогда не спрашивали, а я никогда не рассказывал”.