На кладбищах

Есть города, где здания вытянулись вверх наподобие Вавилонской башни, так что улицы кажутся глубокими ущельями, пролегающими между скал. Есть селения, где жилищами служат хижины, сплетенные из ветвей, разбросанные как бы в беспорядке по полю. Есть местности, где дома лепятся к уступам гор, словно орлиные гнезда. Но одно есть общее для всех этих селений и городов: около города живых непременно вырастает город мертвых – это безмолвные кладбища. Нет города на земле, около которого не было бы кладбища, как его тени.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Когда я был ребенком, то любил смотреть, как в вечерних сумерках зажигался в окнах домов свет; мне казалось, что каждая комната – это некое маленькое царство, каждая комната хранит свою тайну, неведомую для других, как бы летопись чьей-то жизни. И на кладбище – в этом городе мертвых – каждая могила хранит свою тайну: что унес с собой усопший в свое последнее жилище.

Есть тишина гор, в которой кажется, что время остановилось. Есть тишина кладбища – это другая тишина, здесь возникает чувство, что время не остановилось, а обратилось вспять. Здесь каждый вспоминает то, что было. Есть какое-то особое чувство у человека, какое-то непосредственное ощущение своей душой того, кто лежит в могиле. Некоторые могилы, кажется, изливают незримый свет. Около них – поле удивительного мира и покоя. От такой могилы человеку не хочется уходить: хотя он и не знал того, кому принадлежит эта могила, но чувствует себя так, словно сидит рядом со своим другом и они беседуют без слов; сама тишина становится глубже и понятнее сердцу, чем любые слова.

Другие могилы распространяют какой-то невидимый мрак. Этот мрак тяжестью, почти физической тяжестью, давит на сердце, и человеку хочется или плакать, или поскорее уйти прочь, как хочется быстрее выйти на воздух из темного, душного подвала.

Некоторые могилы словно зовут нас по имени, как бы обращаются к нам. Другие похожи на спящего, которому нет дела ни до кого: он погружен в непробудный сон. Есть могилы, осененные крестами: кажется, что умерший прижал к своей груди крест, как последнюю надежду. Есть могилы, похожие на нераскаянный грех, как будто мертвый, будучи уже в могиле, хочет удержать память о себе, как бы цепляется за мирскую славу. Это памятники, похожие на дома из черного мрамора, дома, в которых никто не будет обитать, которые только давят своей многотонной тяжестью на могилу и лежащий в ней труп.

Надписи на могилах говорят о том, что смерть похищает людей в разном возрасте: рядом лежат младенцы, юноши и старцы. Младенец как бы говорит: «Смерть похитила меня из объятий матери: она прижимала меня к своей груди, но костлявая рука смерти оказалась сильнее. Меня положили в гробик, как в колыбель. Едва я увидел свет солнца, как он погас для меня. Мама украсила гроб цветами и вместе с последним поцелуем окропила своими слезами мое лицо. Я сам похож на сорванный цветок, который лежал на моем гробе».

«Я была невестой, – слышится голос из другой могилы, – мне сшили подвенечное платье, но оно стало моим погребальным одеянием. Вместо молитв о благословении брака надо мной пропели заупокойные песнопения. Не рука жениха, а смерть взяла меня в опочивальню – в холодную могилу».

А вот свежая могила, засыпанная комьями черной земли, которые еще не стали серыми, как пепел, от солнечных лучей, их еще не размыл дождь и не развеял ветер. Кто лег в эту могилу? Чей гроб опустили сюда на веревке, как спускают ладью с борта корабля? Куда поплывет эта ладья в океане вечности? Голос из нее ответствует: «Я работал здесь могильщиком от юных лет до старости. Сколько я вырыл могил – не могу перечесть. Но для себя я не приготовил места, мою могилу вырыл другой могильщик. Скольких мертвецов я встречал и провожал, как привратник, у дверей могилы! А теперь другой могильщик встретил мой гроб с лопатой в руках, и лишь стук земли, ударявшейся о крышку гроба, был вместо последних слов прощания со мной».

Голос из четвертой могилы говорит: «Не спрашивай, как мое имя. Я торговал оружием, я делал деньги на человеческой крови. В телах скольких убитых хранятся, как свинцовые диавольские амулеты, проданные мною пули! Сколько раз стволы оружия были направлены, словно око смерти, братьями в братскую грудь! В каждом плаче по покойнику звучало проклятие не только убийце, но и мне. Продавец оружия, как торговец отравой, – соучастник в убийстве. Если кровь убитых моим оружием можно было бы собрать вместе, то ее хватило бы, чтобы окрасить стены моих домов в алый цвет или наполнить ею до краев эти могилы. Чтобы скрыть от людей свои преступления, я, не веря в Бога, решил построить храм, не оставляя своих демонских дел. Но я не успел войти в него: смерть преградила мне путь. Бога нельзя ни подкупить, ни обмануть – я понял это, но слишком поздно. Когда я слышу звон колокола, то мне кажется, что он говорит человеческим голосом: “Вон отсюда, тебе нет места ни в земной, ни в Небесной Церкви!”».

Вот еще голос: «Я был гробовщиком и делал гробы, как делают сундуки, в которых хранят сокровища. Мой товар не залеживался никогда. Я никогда не сидел без дела: как часто мне приходилось работать всю ночь напролет! Люди придирчивы к работе гробовщика. Они хотят, чтобы гроб блистал своей отделкой, как будто его не зароют в землю, где он сгниет и превратится в прах, а поставят поверх могилы. Я обмеривал покойника, как портной заказчика, чтобы гроб не оказался для него тесен или, напротив, не был широк, чтобы тело плотно лежало в нем, не перекатываясь с боку на бок, когда его понесут на кладбище. Я был искусным гробовщиком, я был художником своего дела, но я забыл сделать гроб для самого себя, и мой ученик сколотил мне гроб, похожий на коробку».

А вот слова из соседней могилы: «Я умерла в глубокой старости в кругу своей семьи. Всю жизнь я трудилась, молилась Богу и никому не желала зла. Смерть стала для меня предвестницей вечного покоя, отдохновения от земных скорбей и трудов. Мои дети и внуки плакали около моей постели, когда я благословляла их. Они не понимали, что хотя я люблю их, но с радостью иду в вечность, и этот последний день был самым светлым днем в моей жизни».

А вот что говорит кость, лежащая под оградой: «Я умер давно, никто не помнит, где моя могила. Сначала с нее сняли крест, потом унесли куда-то каменную плиту, а затем ночью разрыли саму могилу и выбросили из нее остатки моего праха. Наутро в нее опустили нового покойника. Раньше расхитители могил снимали с мертвых одежду или саван, но оставляли их в земле. А теперь выбрасывают человеческие кости. Неужели скоро настанет время, когда дети будут жалеть для своих родителей даже лишней доски на их гроб?».

…Безмолвные могилы как бы протягивают к нам невидимые руки, взывая о помощи, прося молитв об умерших. Всего лишь несколько слов молитвы для них дороже, чем глоток воды для погибающего от жажды. Каждая могила – тайна, но, поминая усопших, мы соприкасаемся с этой тайной. Ангелы-хранители усопших радуются, когда мы молимся о них. Если усопший был грешник, то, помянув его, мы исполним долг любви, а если он спасен, то наши слова побудят его так же молиться о нас. Живые, будьте милостивы к мертвым: они были когда-то как мы и мы станем когда-нибудь как они!

Архимандрит Рафаил (Карелин)