Книга "Навстречу смерти"

Когда смерть совсем близка, уменьшается кровоснабжение мозга, что приводит к дезориентации и сонливости. Умирающий может перестать узнавать даже своих родственников. Он также может не отдавать себе отчёта в том, где он и что происходит. Он может стать беспокойным, натягивать простыни, пытаться подняться или тянуться за воображаемыми предметами. К вечеру эти явления часто усугубляются.

Умирающий может рассказывать о странных снах или разговорах с умершими. Он может произносить и даже выкрикивать всевозможные необычные, бессмысленные и сбивающие с толку фразы. Это говорит о нарушении когнитивных функций и об утрате привязки к физической реальности. Умирающий находится в психическом пространстве, которое мы неспособны воспринимать, погружается в различные состояния сознания и выходит из них, посещает похожие на сон внутренние ландшафты и возвращается к неясным ландшафтам яви. Он часто не отличает одно от другого.


Чтобы представить себе, что переживает умирающий, вспомните состояния сознания между сном и бодрствованием (гипнагогические и гипнопомпические состояния перед сновидением и после него). Добавьте немного боли, немного эмоциональных страданий и смутное или ясное ощущение потери всего, что у вас есть и чем вы являетесь. Как вы себя почувствуете и как отреагируете?


Я находился рядом с умирающими, у которых возникали галлюцинации и которые видели каких-то странных существ так же ясно, как меня самого. Такие люди проваливаются в реальность, похожую на бардо, — они одной ногой здесь, а другой — там. Любопытство может заставить вас расспрашивать умирающего о воспринимаемых им реальностях, но не нужно ставить их под сомнение. Для умирающего эти состояния реальны.

Ваши попытки спасти его и вытащить обратно в вашу реальность могут лишь ещё сильнее сбить его с толку. Если он ищет поддержки, спокойно напомните ему, где он находится и кто рядом с ним. Чтобы успокоить его, поговорите с ним об обычных вещах или прикоснитесь к нему. Однако иногда чем глубже умирающий уходит в себя, тем меньше ему хочется, чтобы к нему прикасались. Будьте внимательны к потребностям умирающего и ставьте их выше своих собственных.


Многие из этих знаков являются признаками бреда, состояния дезориентации, которое может возникнуть за несколько часов или дней до смерти.

К классическим симптомам бреда относятся возбуждённость и раздражительность, резкие перемены настроения, визуальное и слуховое восприятие несуществующих вещей, сон днём и бодрствование ночью, а также трудности с сосредоточением внимания. Причиной бреда может быть сильная тревога, недостаток кислорода, боль, инфекция, некоторые медикаменты, а также прекращение употребления алкоголя или медикаментов.


Что бы ни происходило, позвольте умирающему выражать его мысли и чувства (если это не причиняет вреда ему самому или окружающим). Создайте поддерживающую обстановку, в которой без осуждения или паники может быть принято всё, что возникает. Заверьте умирающего в том, что, как бы всё происходящее ни сбивало с толку, это часть естественного процесса.

Повторюсь: даже если вы ничего не говорите, ваша устойчивость и присутствие духа могут дать умирающему именно то, что ему нужно.

Я видел, как люди сопротивляются смерти, рвут и мечут и даже проявляют жестокость по отношению к другим. В таких крайних обстоятельствах может понадобиться ввести им большую дозу успокоительных или даже физически ограничить их подвижность. Это не позволит им причинить вред себе или другим людям.


Доктор Дэниел Мэтлок, специализирующийся на паллиативном уходе, говорит:

«Предсмертное возбуждение очень распространено и может принимать совершенно отвратительные формы. В таких случаях мы используем большие дозы седативных препаратов. Использование успокоительных — это не эвтаназия или самоубийство при поддержке медицинского работника, поскольку намерение при назначении успокоительных — устранить симптом».


Однако следует понимать, что использование седативных препаратов может ускорить процесс умирания.


Если вы не слишком громко, но отчётливо назовёте себя, это поможет умирающему вернуться к обычной реальности. Возможно, придётся сделать это несколько раз, однако никогда не стоит делать этого против воли умирающего.

Прежде чем прикоснуться к нему, чтобы осуществить одну из необходимых процедур, сообщите ему, кто вы, что вы собираетесь сделать и почему это делаете. Из-за когнитивных изменений и недостаточного снабжения мозга кислородом дезориентация — частый спутник умирающего и его близких.


Знание, терпение и понимание уменьшают замешательство. Если человек умирает от определённой болезни, изучите эту болезнь и её симптомы. После этого практикуйте эмпатию, представляя себя прикованным к постели на месте умирающего.


Умирающий может частично или полностью впасть в кому и прекратить словесную коммуникацию. Если он не в коме, возможно, он будет пытаться произносить слова и его рот будет двигаться, но умирающий не сможет говорить. Он может общаться с вами посредством движений глаз, едва заметных кивков или лёгких пожатий руки. Заверьте его, что это нормально и ему вовсе не обязательно говорить. Помните, что мы пытаемся помочь умирающему расслабиться.


Кроме того, держите в уме слова медсестры Линн Вейцель: «Дух не может заболеть раком, СПИДом или болезнью Альцгеймера». Относительное может умереть, но абсолютное не умирает никогда.


Когда замедляется кровообращение в главных органах, то есть в сердце и лёгких, сердце может забиться быстрее, прежде чем оно замедлится и остановится. Кровяное давление также может подскочить до крайне высоко уровня, а затем упасть до очень низкого уровня.


Если возникает предсмертный хрип, который, как уже говорилось, указывает на скопление выделений в дыхательных путях, можно повернуть тело или голову на бок, чтобы сила гравитации заставила жидкости стечь вниз. В некоторых случаях можно прибегнуть к аспирации. Кроме того, можно протереть рот влажной тканью, чтобы убрать скопившуюся там слизь.


Доктор Мэтлок:

«Я часто говорю людям, что предсмертный хрип огорчает нас больше, чем умирающего».

Умирающий может пытаться откашлять слизь, его рот часто пересыхает и покрывается комками засохших выделений.

Прежде чем замедлиться, дыхание может стать поверхностным и учащённым. Выдохи обычно становятся длиннее и громче вдохов. Дыхание часто становится затруднённым и сопровождается звуками, похожими на стон или даже на храп.

Обычно этот звук возникает при прохождении воздуха через расслабленные голосовые связки. Если умирающему трудно дышать, попросите врача ввести ему препараты, позволяющие облегчить дыхательную недостаточность.


Близким людям умирающего обычно тяжело наблюдать за тем, как он перестаёт дышать. Остановка дыхания может длиться от нескольких секунд до минуты.


Люди часто предпочитают умирать в комфортных и привычных условиях своего дома, однако на деле таким образом умирает лишь 20 % людей....

Подведём итог.

Будьте готовы к следующим изменениям:

- увеличение продолжительности сна,
- ослабление аппетита,
- затруднённое глотание,
- уменьшение объёма мочи и кала,
- недержание,
- изменения дыхания,
- ослабление органов чувств,
- бледность конечностей,
- беспокойство,
- дезориентация, а также замкнутость.


Смерть наступает с остановкой сердца и прекращением дыхания. Сначала происходит одно из этих явлений, а затем — возможно, через несколько минут, — другое.

Существуют два определения клинической смерти, которые важно знать с точки зрения донорства органов, а точнее — забора органов.


Клиническая смерть — это (1) необратимое и полное прекращение работы мозга, в том числе мозгового ствола; (2) необратимое прекращение кровообращения, сердцебиения и дыхания.


Смерти часто сопутствуют непроизвольные сокращения мышц и спазмы, вызванные полным расслаблением тканей, лишённых кислорода. Вследствие этого расслабления утрачивается контроль над мочевым пузырём и кишечником, что часто приводит к выделению мочи и кала.

Челюсть часто опускается, а глаза могут оставаться полуприкрытыми. Всё тело «выдыхает».

Если обратиться к человеку с какими-то словами или потрясти его, он уже никак не отреагирует.

Кровь опускается в нижние части тела, в результате чего появляются фиолетовые синяки.

Если человек должен будет лежать в открытом гробу, убедитесь, что он лежит на спине. Это предотвращает появление пятен на лице и других видимых частях тела.

Если не был оговорён забор органов для пересадки, который должен начаться как можно быстрее, нет необходимости прикасаться к телу, пока вы не будете к этому готовы. Вы можете хранить тело в течение двадцати четырёх часов без сухого льда и до трёх дней на сухом льде.

Три дня — это максимальный срок, поскольку из тела начинают вытекать жидкости.


Чувство спокойствия, которое обычно наполняет атмосферу с наступлением смерти, нет нужды рассеивать началом активности.

Смерть — это не чрезвычайная ситуация. Это окончание полностью естественного процесса. Побудьте в глубинной сути произошедшего.

После смерти моего отца я позвонил в хоспис лишь спустя двенадцать часов.


Даже если смерть была ожидаемой, она часто становится неожиданностью. Заранее обдумайте то, что нужно будет сделать.

Опять же, если вы подготовитесь, то сможете понять, что происходит с телом, что может происходить в духовном измерении и что необходимо сделать с практической точки зрения. Такая подготовка позволяет всем расслабиться.


Сложно предсказать, сколько времени осталось жить терминальному больному. Медсёстры и доктора из хосписов часто расходятся во мнениях. Я был свидетелем того, как онколог делал прогноз, согласно которому пациенту оставалось жить несколько месяцев, в то время как терапевт давал ему две-три недели.

Ниже описаны некоторые общие признаки приближения смерти.


За несколько месяцев до смерти человек начинает уходить в себя. Он теряет интерес к мирским делам: к газетам, журналам и новостным телепередачам, а также к соседям и друзьям.

Прикосновения и простое присутствие близких становится важнее слов. Умирающий больше спит. Снижается уровень энергии, умирающий меньше общается с окружающими, нарастают слабость и чувство усталости.

Усиливаются беспокойство и замешательство, возникает потребность постоянно двигаться или, если умирающий прикован к постели, менять положение тела. Людей, ухаживающих за умирающим, может утомлять отслеживание этих перемещений или постоянная помощь в них. Вы словно следите, чтобы двухлетний ребёнок не навредил себе, только на месте ребёнка оказывается пожилой близкий человек.

Часто имеют место изменения дыхания, а также появление или усиление отёков. Пропадает аппетит, еда кажется невкусной, проявляется тошнота. Вес постепенно снижается. Умирающий предпочитает жидкости твёрдой пище. Мясо, овощи и другие продукты, которые сложно переварить, перестают вызывать интерес. В конец концов интерес к твёрдой пище пропадает полностью. Это словно отражает утрату умирающим внутренней плотности.

Умирающий постепенно слабеет, и это может привести к падениям, результатом которых часто становятся переломы и серьёзные гематомы.

По мере того как тело отказывает, оно теряет способность бороться с инфекциями и восстанавливаться после физического стресса. Так возникает порочный круг болезней, слабости и неспособности восстановиться, которые ведут к новым болезням, ещё большей слабости и т.д.

Чем ближе смерть, тем длиннее становится список проблем. Мы можем попытаться уменьшить воздействие этого порочного круга, но обычно не можем предотвратить его возникновение.

Умирающий зачастую ощущает потребность уладить незаконченные дела — как практические, так и эмоциональные. Нужно починить кран, покрасить дом, прополоть сад. Внезапно возникает необходимость передать фамильные ценности. У людей часто появляется глубокое интуитивное ощущение того, что что-то не так и что они умирают.

За несколько недель до того, как мой отец, поддавшись моим уговорам, обратился к врачу, он сказал мне по телефону: «Я так сильно постарел за последнее время. Я не хочу умирать, но если придётся, я готов».

Меня поразили эти слова, прозвучавшие как гром среди ясного неба. Они были первым проявлением его близкой смерти, наступившей через два месяца. Вы можете также услышать что-нибудь вроде: «Увидимся на следующей неделе, если я всё ещё буду здесь», «Наверное, это мой последний День благодарения», «Пообещай, что когда меня не станет, ты позаботишься о [вставьте нужное имя]», «Мне это больше ни к чему — возьми это себе».



За несколько недель до смерти умирающий больше спит, чем бодрствует. Ему трудно удерживать глаза открытыми. Нарастают усталость и слабость. Умирающий может видеть умерших близких и разговаривать с ними, а также воспринимать вещи, которых мы не воспринимаем. Он может говорить о незнакомым остальным людях и местах, его речь становится всё более бессвязной и путаной. Полные предложения сменяются короткими предложениями и отдельными словами.

Для перемещения требуется трость или ходунки, может понадобиться кислородное оборудование. Умирающий теряет возможность перемещаться без инвалидной коляски и в конце концов оказывается прикованным к постели.

На этом этапе умирающие часто падают и ломают кости, в результате чего приходится их госпитализировать или отправлять в дом престарелых. Мягко, но настойчиво сообщите умирающему, что он больше не может делать самостоятельно некоторые вещи.

Очень часто имеет место недержание. Прикованный к постели умирающий часто начинает совершать резкие движения и трястись. Он может вцепляться в постельное бельё и простыни и пытаться вырвать катетеры. Чтобы не дать ему упасть с кровати, часто приходится использовать прикроватные перила.

У умирающего могут возникать сильные перепады кровяного давления и температуры, а также резкие изменения сердцебиения и дыхания. Возможны усиленное потоотделение, кашель и гиперемия. Моча становится всё более концентрированной, а дефекация — всё более редкой. Изменяется цвет кожи, появляются пятна. Умирающий принимает только мягкую или жидкую пищу.



За несколько часов или дней до смерти может заметно уменьшиться потребление жидкости. Моча становится очень тёмной, а мочеиспускание — редким. Умирающий отказывается даже от мягкой пищи. Бóльшую часть времени он может проводить во сне или в состоянии, напоминающем кому.

Дыхание может стать затруднённым, с продолжительными остановками (апноэ). Челюсть может ослабнуть, отчего рот раскрывается всё сильнее. Могут иметь место поразительные всплески энергии, временное восстановление. Совершенно неожиданно могут возникать просьбы о любимой еде, обращения к определённым людям и т.п.

Через несколько минут, часов или даже дней такой повышенной осознанности и активности энергия вновь пропадает, а сознание слабеет.

Всплеск энергии и мыслительной активности, за которым наступает спад энергии и осознанности, говорит о том, что конец совсем близок.

Последние взрывы энергии могут поразить близких умирающего и создать иллюзию близости чудесного выздоровления.

Часто усиливается, а затем ослабевает беспокойство. Может наблюдаться гиперемия, возникает предсмертный хрип. Глаза становятся словно стеклянными и невидящими или постоянно закрыты. Умирающий не реагирует на прикосновения и речь.

Руки и ноги приобретают фиолетовый оттенок и становятся прохладными, умирающий не чувствует их.

Непосредственно перед смертью умирающий может начать хватать ртом воздух, «как рыба на суше», дыхание становится поверхностным и прерывистым.

Поскольку дыхание даёт жизнь, характер дыхания часто является самым верным признаком приближающейся смерти.

Духовная матрица

Замечание Линн Вейцель о том, что «дух не может заболеть раком, СПИДом или болезнью Альцгеймера», предваряет наше кратковременное возвращение к общей духовной матрице переживаний.

Понимание духовного контекста, в котором происходят даже самые тяжёлые физические изменения, может полностью перевернуть наше представление о болезни или смерти. Оно может привнести лёгкость в трудную ситуацию.


Человек, поражённый болезнью, часто начинает отождествлять себя с ней — так же как и все окружающие. Хотя знание о болезни очень важно по очевидным причинам (чего ожидать, как лечить и т.п.), если мы начнём отождествлять себя с болезнью, мы можем зациклиться на ней. Мы можем убедить себя в том, что теперь мы — это патология, а если мы ухаживаем за пациентом, решить, что он — это его болезнь.

В недавней статье об аутизме в «New York Times» автор заметил, что «диагноз [аутизм] во многих смыслах становится центром их жизни». Подобное сжатие, низведение самого себя и вытекающее из него овеществление — одна из самых могущественных привычек. Так болезнь тела заражает ум и дух.

Я видел многих пациентов, непреднамеренно или даже по собственному желанию сдававшихся своему диагнозу. Например, когда они говорили о раке, возникало ощущение опасного согласия: «А что я могу поделать? Мой доктор говорит, что прогноз неутешителен. Болезнь завладела моей жизнью».

Я не виню докторов, ведь многие из них сообщают диагноз с эмпатией и состраданием. Кроме того, многие пациенты подсознательно наделяют своих докторов поистине божественным могуществом, представляя, что в их руках сосредоточена власть над жизнью и смертью. Я не говорю, что болезнь не способна ошеломить человека, приведя к неблагоприятным изменениям его личности и глубоким изменениям в его физической жизни. При некоторых заболеваниях смертельный исход практически гарантирован. Я хочу сказать, что доктора, пациенты и люди, осуществляющие уход за ними, должны с осторожностью относиться к возможностям и рискам диагноза.

Например, иногда возникает ощущение, что некоторые пациенты ждали этого оправдания, чтобы наконец соскочить с крючка жизни. Теперь они могут сказать себе: «Я больше не отвечаю за свою жизнь и свои поступки. Болезнь завладела мной. Разве вы не видите, что эта патология и есть я?!» Они становятся жертвами и капитулируют в ущерб себе.


Одна из самых ярких сторонниц психосоматической терапии, доктор Кэндес Перт говорит:

«Возьмите ответственность за собственное здоровье — и за собственную болезнь — на себя. Откажитесь от привычки думать и говорить: „Мой доктор не разрешает мне...“ или „Мой доктор сказал, что у меня [назовите своё заболевание], и я уже ничего не могу сделать“».


Между пониманием диагноза и отождествлением с ним существует большая разница. Когда мы говорим, что должны принять, покориться реальности, мы не имеем в виду такую покорность.

Болезнь может быть временной физической реальностью, и если нам о ней не известно, это может привести к другой крайности — отрицанию, однако болезнь — это не мы сами.

Наш дух, то, кем мы на самом деле являемся, никогда не заболеет раком и никогда не умрёт. Будьте со своей болезнью, но не одобряйте её, не идентифицируйте себя через неё. Отождествляйте себя с бессмертным духом, а не с недугом тела, в котором он временно заключён.


Трунгпа Ринпоче сказал:

Установив связь с обычными условиями собственной жизни, вы можете сделать неожиданное открытие. Вы можете пить чай и обнаружить, что пьёте чай в вакууме. На самом деле вы даже не пьёте чай [не болеете]. Чай пьёт [болеет] пустота пространства... Делая макияж, вы можете обнаружить, что размазываете косметику по пространству. Вы украшаете пространство, чистое ничто [если вы заболеваете раком или слабоумием, на самом деле «заболевает» пространство, чистое ничто].


Доктора, а также пациенты и их близкие, поддаются искушению навесить на реальность ярлык, а значит, отмахнуться от неё. Это легко и удобно. Но они отмахиваются от многообразия взаимосвязанных факторов, влияющих на болезнь, от загадочной игры физического и духовного, а также от более широкого контекста духовной идентичности.


Будучи практикующим дантистом, я часто слышу от коллег: «В первой операционной — биопсия, во второй операционной — абсцесс». Но это не так. Там человек, священное проявление чистого духа, столкнувшийся со временным физическим сбоем.


Поэтому, когда пациент сообщает мне свою медицинскую историю и говорит: «У меня рак», мне так и хочется ответить: «Не отдавай себя ему». Не позволяйте болезнью овладеть вами.

Никогда не забывайте, что, как сказал писатель Стивен Левин,

мы духовные существа с физическими переживаниями, а не физические существа с духовными переживаниями.


Именно поэтому учения о духовной подготовке, представленные в части 1, предшествуют учениям о практической подготовке из части 2 и предвосхищают их. Мы должны с уважением относиться к практической подготовке, но принимать прибежище лишь в духовной подготовке.

Подобно пространству, дух легко впускает в себя всё, что в нём возникает, оставаясь нетронутым этим.


Б. К. С. Айенгар говорит:

«Хотя тело подвержено болезням, старению, разрушению и смерти, всё это не влияет на Дух. Рождение и смерть — естественные явления, но душа не рождается и не умирает.

Подобно тому, как человек выбрасывает износившуюся одежду и надевает новую, то, что обитает в теле, сбрасывает изношенное тело и входит в новое».

Опустошите болезнь

Ранее мы вскользь коснулись одного из важнейших учений буддизма — учения о пустотности.

Глубинное понимание пустотности позволяет полностью трансформировать отношение к болезни и смерти.

Пустотность — это величайшая поддерживающая обстановка.


Кхенпо Цултрим Гьяцо Ринпоче говорит о важности постижения пустотности в связи с болезнью:

Болезни создают для нас такие сложности из-за нашего неверного взгляда на них, из-за нашего ошибочного понимания: мы цепляемся за них как за реально существующие, и нам становится сложно исцелиться. Поэтому помните об этом воззрении. Посмотрите на болезнь прямо. Если раньше её не существовало, как может она существовать позже? Это ещё один способ показать, что болезнь лишена какой бы то ни было сущности [она пустотна, в ней нет независимого существования].

Тем не менее она возникает на уровне относительной реальности, подобно видению, сну, иллюзии или отражению луны на водной глади. Обладая пониманием того, что болезнь не имеет истинного существования, вы можете исцелиться.


Последнее утверждение Ринпоче может вызвать непонимание. Оно не имеет своей целью отяготить пациента, заставив его почувствовать, что болезнь и исцеление зависят исключительно от его взгляда на них.

Популярная идея движения нью-эйдж о том, что мы создаём болезнь своими дурными мыслями и можем вылечить её благими мыслями, крайне поверхностна и легкомысленна. Она возлагает на человека, уже страдающего от болезни, излишнюю ответственность и создаёт дополнительный стресс.

Последнее, что нужно человеку, страдающему от заболевания, — это услышать, что он каким-то образом создал его сам. Позитивное мышление обладает определённой силой, но реалистическое мышление куда сильнее.

С точки зрения буддизма мысль влияет на физическую реальность. Но не создаёт её.


Идея нью-эйдж о том, что вы создаёте реальность, может привести к тому, что психотерапевт Джон Уэлвуд называет духовным избеганием, к

«использованию духовных идей или практик с целью избежать или преждевременно выйти за рамки относительных человеческих потребностей, чувств, личных проблем и задач развития».

Это избегание проявляется в том, что Уэлвуд называет «адвайта-трёпом».

Санскритское слово «адвайта» означает «недвойственность», состояние, приписываемое Богу или Абсолюту.

Этого божественного состояния невозможно достичь путём умозаключений и относительных суждений. Будучи недвойственным, оно выходит за рамки двойственной и рациональной критики.

Оно выше хаоса человеческого существования. Именно недосягаемая «высота» этого воззрения, его отказ иметь дело со сложностями относительной реальности так притягательны для мышления нью-эйдж и так сильно его ограничивают.


Если недвойственность не чтит двойственность, она становится стерильной, отстранённой и опасной.

Она становится «однобоким трансцендентализмом, использующим недвойственные термины и идеи, чтобы избежать тяжёлого труда, необходимого для личной трансформации.

Адвайта-трёп — очень хитрая штука, поскольку он использует абсолютную истину, чтобы принизить относительную истину, пустотность — чтобы обесценить форму, единство — чтобы умалить индивидуальность».

Иными словами, это поверхностное воззрение, ведущее к эскапистскому отношению к различным нюансам и трудностям относительной реальности.


Понимание духовного избегания защищает нас от крайности чрезмерной покорности духовному или абсолютному. Мы хотим отождествлять себя с духом, однако полное отождествление создаёт свои проблемы.

Мы можем начать пренебрегать своим телом, стать отстранёнными, апатичными, возомнить себя особенными и даже развить в себе нигилизм. Иными словами, мы в прямом и переносном смысле теряем контакт с реальностью.

Используя духовный путь, чтобы достичь небес, мы теряем контакт с землёй.


Как выразился Кен Уилбер,

полное и безошибочное отождествление с духом «превосходит и включает» материю. Оно чтит и включает относительное, одновременно превосходя его.


Без этого более полного воззрения неверно информированный «духовный» человек может из лучших побуждений, навещая умирающего, принести с собой отношение, не признающее подлинных страданий болезни и смерти.


«Исключительно абсолютное» воззрение не позволяет человеку установить связь с относительной реальностью, сколь бы мимолётной и бренной она ни была.

Следствием этого может стать лицемерное сострадание, недостаток эмпатии или снисходительное «понимание».

Напоминаю: если человек не открыт вашему воззрению, не навязывайте ему свою философию.


Следите за собой и не засоряйте эфир подобным адвайта-трёпом: «А что тут такого? Разве ты не видишь, что этого на самом деле не происходит, что всё это пусто?»


Как бы ни было важно принять прибежище в духовном, всегда признавайте и чтите материальное.

Высшее воззрение — это соединение и того, и другого.


Ещё раз подчеркну: утверждение Кхенпо Ринпоче означает, что нам следует признавать относительность проявления болезни, не делая её чем-то плотным.

Исследование иллюзорного и прозрачного качества как болезни, так и тела, в котором она проявляется, помогает создать хорошую поддерживающую обстановку.

Кроме того, в ходе подобного исследования никогда не следует забывать о силе относительной истины.

С точки зрения, сопряжённой с заблуждением, вещи проявляются определённым образом, но с точки зрения более высокой реализации они не таковы.


Выводом, полученным в результате такого исследования, должен стать один из центральных принципов «Тибетской книги мёртвых»:

пустотность не может причинить вреда пустотности. Пустая болезнь, лишённая независимого существования, не может навредить пустому телу, лишённому независимого существования. Если на вас нападут во сне, это не причинит вреда вашему телу, проявившемуся во сне.


Пустотность не отрицает проявлений. Она ставит под сомнение статус и плотность проявлений.

Истинное понимание пустотности не заставляет нас свернуть на путь духовного избегания, поскольку хотя пустотность превосходит относительную реальность, она также всегда уважает и включает её.

Пустотность пресекает нашу склонность отождествлять себя с вещами — даже если эти вещи оказываются патологиями, — являющуюся главной функцией эго.

Мы уже подчёркивали, что

эго — это полное отождествление с формой. Теперь мы видим, что это полное отождествление с чем бы то ни было.

9. После смерти

Уход за умершим

Карен Ван Вирен

Карен К., сорокашестилетняя мать двух маленьких детей, умерла дома, в окружении родных и друзей. Они с любовью позаботились о её физических останках, совершив ритуальное омовение, демонстрировавшее почтение к телу как священному сосуду и к смерти как духовному переходу.

Они положили её в специально отведённой «поминальной» комнате, которую в соответствии с её желаниями оформили школьные учителя её детей.

Хотя в нашей западной культуре случаи, когда умирающий планирует свой посмертный уход, редки, Карен рассказала о том, что придаст смысл её переходу. Она помогла создать план своего посмертного ухода, включив в него даже такие подробности, как одежда, которая должна быть на ней во время поминок, а также священные тексты, которые должны быть прочитаны во время бдения у её тела.

Семья Карен решила провести то, что на современном языке называется домашними похоронами. Сейчас этот термин означает посмертный уход, в котором принимают непосредственное участие родные или сообщество, к которому принадлежал умерший.

Это часто подразумевает поминки или бдение, во время которого люди выражают своё почтение к умершему, сидя рядом с его телом. Такие поминки могут проходить дома, в духовном центре или даже в доме для инвалидов и престарелых, если его персонал считает, что родственники имеют право организовывать посмертный уход так, как считают нужным.


План посмертного ухода, созданный задолго до смерти, вне ситуации кризиса, должен прояснять желания умирающего относительно похорон.

Разумеется, нам не дано заранее знать обстоятельства нашей смерти, так что любой план должен оставаться условным. Это шаблон, который должен помочь тем, кто в противном случае может столкнуться с трудностями, но не должен исключать возможности того, что близкие умершего внесут в ритуал перехода собственные штрихи.

Прежде, до появления в Америке современной похоронной индустрии после Гражданской войны, домашние похороны были нормой. Люди, которые заботились о вас при жизни, были рядом, когда вы уходили в мир иной.

Смерть была на виду, поскольку многие люди умирали дома, и часто вовлекала и затрагивала всё сообщество. Семейная гостиная, а не зал похоронного дома, предоставляла знакомую, интимную обстановку для горевавших, позволяя им выразить почтение к усопшему.


Мой отец любил говорить: «Когда я дам дуба, просто бросьте меня в печь». Для него смерть была концом всему. Значение имела только материя. Его поколение пережило войну неслыханных масштабов, и военная травма сделала невозможными размышления о смерти, а также создала нежелание «затягивать это дело» ритуалами.

Стандартные современные похороны опираются на идею о том, что уход за умершим должен быть передан специалистам, которые берут на себя всю ответственность.

Мы можем поставить памятник умершему, но история о том, что ждёт его после смерти, а также наша собственная роль в поддержке этого духовного процесса часто остаются без внимания.


Недавно со мной поделилась своей историей женщина, вынашивавшая ребёнка без почек. Согласно прогнозам, ребёнок, мальчик, не мог долго прожить после рождения, и всё же его мать была намерена отпраздновать его рождение и отметить его смерть, омыв и нарядив его и оставив тело для поминок. Горячая решимость этой женщины предоставить пространство любви и нежности для рождения и кончины ребёнка заставила меня трепетать. После рождения ребёнок прожил всего несколько часов. Его родные обнимали его, лёжа с ним в постели, а затем омыли и нарядили его для поминок, продолжавшихся несколько дней. Его мать была очень благодарна за это исцеляющее время.

Первые шаги после наступления ожидаемой смерти

Под ожидаемой смертью имеется в виду смерть, следующая за болезнью, в противоположность смерти по причине несчастного случая. Если к уходу за умирающим привлечён хоспис, домашние похороны являются естественным продолжением такого ухода.

Родственники, находившиеся рядом с умирающим, могут продолжить поддерживать умершего в его переходе.

Даже если родственники не проводят домашних похорон, им не следует считать, что смерть — это экстренная ситуация.

Я не раз видела, как через несколько секунд после того, как умирающий перестаёт дышать, его близкие тянутся к сотовым телефонам.

Водоворот маниакальной активности, звонков докторам, родственникам, в морг и т.д. легко затягивает близких умершего. Хотя может быть действительно важно уведомить о смерти нескольких особых людей, будет лучше подойти к этой задаче спокойно.


Быть может, разумно назначить кого-то ответственным за телефонные звонки или активировать «телефонное дерево».

Смерть — это источник больших перемен. Чтите время перехода. Стоя на границе миров жизни и смерти, сохраняйте спокойствие и создайте атмосферу безмятежности.


С точки зрения некоторых традиций важно не тревожить тело сразу же после смерти, до тех пор пока не появятся знаки того, что прикосновения к телу не помешают имеющему место духовному процессу.

Уход за телом после смерти

Трупное окоченение

Люди часто спрашивают о трупном окоченении и о том, когда оно наступает.

Трупное окоченение — это явление затвердевания тела после смерти. Возможно, оно является проявлением ухода жизненных сил, а также сжатия и расширения в процессе смерти.

В учебниках часто говорится, что оно наступает по прошествии одного-трёх часов после смерти, однако я была свидетельницей более быстрого затвердевания тела после смерти.

Трупное окоченение (вызываемое накоплением молочной кислоты) наступает волнообразно и завершается расслаблением на второй день.

Семьи часто изо всех сил стараются успеть переодеть своего умершего родственника до наступления трупного окоченения. Однако хотя с жёстким телом работать сложнее, чем с расслабленным и податливым, я не знаю случаев, когда это было бы непреодолимой проблемой для семей, осуществлявших уход за умершими родственниками.

Люди, работавшие с пациентами, которые пережили инсульт и утратили гибкость конечностей, знают техники, позволяющие одеть человека невзирая на любые сложности.


Однажды мне выпала честь помогать семье умершего пожилого мужчины в его ритуальном омовении и одевании через много часов после наступления смерти. Он умер в своей постели в позе эмбриона, и его смерть сопровождалась обильным высвобождением содержимого кишечника и мочевого пузыря (это часть естественного для смерти «расслабления»).

Родственники решили не торопиться с его омовением. То, что казалось команде людей, собравшихся, чтобы осуществлять уход за умершим, крайне сложной задачей, оказалось на удивление просто. Его тело было настолько податливым, что мы сумели омыть его и одеть в его лучший костюм-тройку. Когда мы закончили, этот крупный джентльмен выпрямился, так что его ноги почти свисали с кровати.

После смерти тело может казаться более неповоротливым и тяжёлым. Однако на самом деле его вес не меняется. Это можно в буквальном смысле назвать мёртвым грузом, когда после выхода жизненных сил тело теряет свою лёгкость.



Не делайте этого в одиночку

Когда кто-то умирает, вы можете действовать под руководством духовного учителя, однако если его нет рядом, семьям, осуществляющим уход за умершим родственником, рекомендуется успокоиться и найти свой центр, прежде чем начинать физические процедуры с телом, чтобы поддерживать полное присутствие. Возможно, перед началом работы вам потребуется прочесть молитву, стих из священного текста или просто посидеть в безмолвной медитации. Сделайте то, что вам нужно, чтобы собраться. Это также поможет вам твёрдо стоять на ногах в те моменты, когда другие люди потеряют эмоциональную устойчивость и даже могут обратиться к вам в поисках стабильности.

<....>

Знакомство детей со смертью

Не давая своим детям видеть смерть как часть жизни, мы создаём для смерти ореол излишней загадочности.

Смерть часто остаётся для нас неведомым и пугающим событием, пока мы совсем не повзрослеем.

Восемнадцатилетний Вин ни разу не видел мёртвого тела до тех пор, пока не умерла его мачеха. Он с трепетом приблизился к её смертному ложу и был зачарован спокойствием, которое увидел в её лице.

На второй день поминок он даже принёс камеру, чтобы сфотографировать её, что когда-то было распространённой практикой. Он также прочёл вслух старые письма, которые должны были утешить их обоих.


Многие семьи хотят оградить детей от смерти. Они боятся психологически травмировать их, заставив столкнуться с чем-то неприятным. Такое отношение имеет место как до, так и после смерти.

Взрослые не подпускают детей к пациентам, страдающим затяжной болезнью, говоря: «Не хочу, чтобы дети запомнили его таким».

Мои взгляды на этот вопрос сформировались под влиянием опыта взросления рядом с очень больным братом, который в конце концов умер в возрасте девяти лет. Я была на два года старше и видела страдания брата, которые хорошо помню, а также страдания моей семьи, однако этот опыт стал для меня глубинным уроком безусловной любви.


Общество слишком часто прячет подальше от глаз больных, инвалидов и умирающих. Я уверена, что смотреть на этих людей, смотреть прямо на человеческое существо, скрытое за уродливым, распадающимся физическим телом, необходимо для развития сострадания.


Я говорила с бывшей женой довольно молодого человека, умиравшего от рака печени. Он был госпитализирован из-за резкого ухудшения состояния, а затем, когда оно стабилизировалось, должен был отправиться домой. Однако это было неудобно — не было никого, кто мог бы там о нём позаботиться. Я спросила его бывшую жену, не думала ли она забрать его к себе домой, особенно учитывая то, что он скоро должен был умереть.

Она очень этого хотела, но опасалась за свою тринадцатилетнюю дочь, которой пришлось бы видеть своего пожелтевшего и истощённого отца. Кроме того, после расставания их отношения были довольно напряжёнными.

Когда выяснилось, что у семьи было достаточно ресурсов, чтобы обеспечить необходимый уход, я предложила:

«Подумайте, каким исцеляющим опытом, каким уроком для вашей дочери будет то, что вы позаботитесь о своём бывшем муже в этот сложный момент. Всем нам однажды придётся столкнуться со смертью, и она может оказаться довольно непривлекательной. Скорее всего, нам будет тяжело. Поймите, что опыт заботы об уязвимом человеческом существе останется с ней навсегда».


Позже я узнала, что этот мужчина был перевезён в дом своей бывшей жены и умер там через сутки, сказав напоследок своей дочери, что будет скучать по ней.

Как рассказывала его бывшая жена, она уверена, что её дочь будет хранить эти слова в своей памяти как сокровище всю свою жизнь, и сама она навеки благодарна за то, что он имел возможность произнести их.


Когда речь заходит о присутствии на похоронах, а также о том, что ребёнок увидит мёртвое тело, многие семьи выражают одинаковую обеспокоенность тем, что ребёнок увидит труп.

Однако обстановка, в которой происходит прощание с телом, особенно если покойный лежит в своей собственной кровати, в привычном окружении, может сыграть огромную роль.

Я была на домашних поминках, во время которых дети входили в комнату с телом так, словно присутствовали при самом обычном событии.


Когда учительница начальных классов по имени Анна умерла, её сын ходил в пятый класс. Во время поминок её небольшой дом был битком набит учениками начальных классов. На кухне были пончики и другие вкусности, а наверху, в заботливо украшенной комнате для поминок, находилось святилище её яркой жизни. Анна лежала на кровати в своём свадебном платье. Некоторые дети проявляли нерешительность, но большинство из них не могли справиться с любопытством и тихо или с шумом входили в комнату, чтобы взглянуть на тело.

Анна в тот момент выглядела не очень привлекательно, и я уверена, что вид её похожего на скелет тела поражал некоторых детей, однако обстановка, если можно так выразиться, соответствовала «золотому стандарту» смерти. Разве можно представить лучший вариант знакомства ребёнка со смертью, чем это излучающее нежность и уют окружение, поддерживаемое любящими родственниками и группой друзей?


Часто наши собственные «проблемы», спроецированные на детей, заставляют нас держать их подальше от умирающих и смерти. Мы должны быть внимательны с тем, что передаём своим потомкам.

Маленькие дети быстро заражаются нашими страхами, делая их своими собственными. Ключевую роль играют ваши собственные отношения со смертью, а также то, как мы готовим детей к встрече со смертью — эмоционально и духовно.

Мне кажется, что маленькие дети сильнее связаны с духовным миром, из которого они пришли, поэтому их отношения со смертью не так запутаны, как наши.

Я видела, как маленькие дети безо всякого смущения и с любовью прикасались к мёртвым и разговаривали с ними. Мне самой было очень важно поговорить со своими детьми о смерти как о переходе, знаменующем окончание известного нам физического существования, но не конец существования души нашего любимого человека. Я уверена, что дети (а также взрослые), у которых есть духовная система, позволяющая осмыслить природу и смысл смерти, способны интегрировать её в свою жизнь более здоровым образом, чем те, у кого такой системы нет.


Нет ничего более жизнеутверждающего и раскрывающего глаза на нашу собственную смертность так эффективно, как свидетельствование чьей-то смерти.

Работать с этим переходным состоянием — дар и привилегия, и я верю, что общества с более открытым и честным отношением к смерти менее склонны действовать исходя из страха.


Наше общество всё ещё скрывает от себя смерть. Однако благодаря развитию хосписного движения мы можем начать восстанавливать связь со смертью как естественной частью цикла жизни. Забота об умерших близких — последний дар, который мы можем предложить им — и себе самим.

Работа с горем


Ученик спросил учителя: «Как мне сделать свою жизнь духовной?» Учитель ответил: «Думай о том, что все, кого ты знаешь, сколько бы им ни было лет и каким бы ни было их состояние здоровья, умрут — кто-то раньше, а кто-то позже»


Мы считаем, что горе — это в основном грусть и пустота, но это нечто гораздо большее. Горе — это алхимический процесс: оно разбивает нас, заставляя раскрыться, и создаёт возможности для трансформации. Горе набрасывается на ум, испытывает тело и ввергает нас в неожиданное противоречие, оно использует скорбь и удивление, чтобы распахнуть настежь наши сердца. Оно даёт нам украдкой взглянуть на невыразимое, служит дверью к нашей собственной глубинной духовности. Оно ниспровергает наши ценности и приоритеты, прикасается ко всему, что в нас есть, и меняет всё. Горе заставляет нас остановиться.

Когда умирает тот, кого мы любили, или то, что мы любили, наши тела, умы и души вынуждены подвергнуть переоценке всё, что было нам дорого.

По своей природе горе — это то, что вдребезги разбивает мир, который мы так самоуверенно выдумываем.

Нас часто поражает то, насколько глубоким и настойчивым оно остаётся, даже если прошло уже много времени. Когда мы горюем всем сердцем, нам сложно даже помыслить, что в этом процессе есть что-то помимо боли.


Один человек сказал своему учителю: «Умерла моя жена, и моё страдание очень глубоко, но я использую свою медитацию, чтобы погрузиться в себя и пройти через это». Учитель ответил: «Если ты всё ещё способен удержать мысль об этом, ты погрузился недостаточно глубоко».


Горюя, мы всегда, вне зависимости от того, в чём состоит наша утрата, погружаемся в море парадоксов. В некоторые моменты наши сердца открывают всё живое богатство наших прозрений, и сразу же вслед за этим то, что имело смысл ещё на прошлой неделе, начинает вызывать лишь уныние.

Разговаривая с кем-то, мы внезапно можем почувствовать перенапряжение и раздражение. Отношения и вещи, совсем недавно казавшиеся привлекательными, душат нас. Даже наши личные истории иногда не вызывают в нас ощущения участия. Временами наша уязвимость кажется порталом к чему-то могущественному и непостижимому. В другие моменты мы не можем вспомнить, зачем пришли в эту комнату.

Мы можем ощущать невыносимое страдание, ярость и полное отсутствие интереса ко всему. Иногда мы одновременно испытываем грусть и облегчение, иногда — странное онемение, а потом вдруг проваливаемся в море бушующих эмоций. Наконец, бывают моменты, когда мы просто смеёмся, и они наполняют наши воспоминания песнями и красками.


Время от времени наши чувства кажутся совершенно не связанными с нашими мыслями. К своему изумлению, мы внезапно становимся заложниками мягкого удивления, словно вот-вот должны припомнить что-то давно известное. Мы часто не представляем, как справиться со всем этим. На следующий день или уже к обеду мы можем почувствовать себя совершенно иначе. Всё не так, и нам, возможно, вообще не хочется здесь быть. Мы становимся «наваристым супом» горя. Совсем не удивительно, что нам часто кажется, будто мы сходим с ума.

Когда мы переживаем утрату, наш мозг, поглощающий огромное количество энергии, перестаёт быть нашим другом. Он говорит нам, что думать, что чувствовать, и заставляет вести себя нормально, когда мы на это не способны. А поскольку мы на это не способны, он начинает обвинять нас в этом.

Наши хрупкие переживания бьются о представления друзей и родственников, СМИ и культурных норм о том, как мы должны горевать. Тогда нашим телам приходится вырабатывать энергию, которая уходит на переживание горечи утраты, а также тревогу и попытки втиснуть наше горе в рамки наших же представлений. Неудивительно, что бывают дни, когда нам сложно подняться с постели, сложно открыть глаза, поесть или поспать, и даже дыхание кажется слишком трудной задачей.

Идут дни, месяцы и годы, и горе то усиливается, то ослабевает, часто без предупреждения. Нам кажется, что нам «стало лучше», а затем нас внезапно цепляет какой-то аромат, воспоминание или вообще что-то полностью от нас ускользающее.

Мы можем обнаружить в себе такое страдание, которое покажется нам совершенно неприемлемым. Шок ослабевает и в конце концов испаряется. Время делает наши переживания ясней, раз за разом предоставляя более широкий контекст, в который мы можем поместить своё понимание. Потом, на расстоянии, возникающем со временем, оглушающая тишина может наполниться совсем другой болью, которая иногда оказывается созревшей благодарностью и перспективой.

Мы должны помнить, что горе — это не болезнь. Это путешествие, заставляющее нас измениться и шире раскрыть глаза.


Мы делаем подлинное бремя горя ещё тяжелее, если накладываем на него свои суждения и принимаем или представляем себе мнения других людей, вместо того чтобы доверять своим собственным.


Моя любимая поучительная история, превосходное описание полнокровного горя в двух предложениях, такова:

Один человек спросил вдову, муж которой умер семь месяцев назад:
«Вы всё ещё горюете?»
«Он всё ещё мёртв», — ответила вдова...


Мы можем обнаружить множество проявлений горя, и слёзы, гнев, пустота, желание, сожаление, бессонница, раздражительность и скорбь — лишь некоторые из них. Неудивительно, что горе выматывает нас до мозга костей.

Для того, чтобы переварить произошедшее и стать совершенно другим человеком, требуется очень много времени и психической энергии. В сердце горя мы полностью теряем ориентацию и сбрасываем свою кожу — там мы нефильтрованные и сырые.

Глубокое истощение заставляет нас ослабить хватку за иллюзию о том, что жизнь будет такой, как хочется нам.

Мы можем увидеть причины, по которым не являемся самими собой, или обнаружить вещи и людей, которые на самом деле не полезны для нас.

Мы помним, что смерть — это не особый и уникальный случай, а безжалостный спутник жизни. Мы с удивлением и облегчением обнаруживаем, что нет ничего абсолютно верного и ничего абсолютно неверного, горе ослабляет нашу уверенность во всём, в чём только возможно.


В буддизме есть понятие об уме новичка, в у христианских мистиков — nescivi, что значит «незнание». Здесь без барьеров и объяснений присутствует хаос, в котором был рождён мир.

Всё это не просто гора ужасных возможностей, данных нам, чтобы мы научились смирению.

Горе — это право, данное человеку от рождения, это наш самый могущественный духовный союзник, поскольку оно вплетено в ткань повседневной жизни и достаточно сильно, чтобы разрушить эго.


Английское слово «горе» (grief) происходит от латинского gravis, которое означает «тяжёлый» и указывает на условия человеческого существования, прижимающие нас своим весом к земле и настаивающие на том, чтобы мы не поднимались над человеческим опытом до тех пор, пока не проживём его.

Мы дорого платим, когда пытаемся скрыть, игнорировать или преуменьшить его. Признаём мы это или нет, горе — это самое тяжёлое из благословений.

Стивен Левин, мастер, дающий учения о смерти и переживании горя, научил меня видеть как наше личное горе, так и общее горе человеческого существования, а также признавать их священный характер.

Афоризм «Кесарю кесарево, Богу богово» кажется ещё одним напоминанием о том, что мы должны чтить своё уникальное земное существование в той же степени, в которой чтим наше общее духовное существование.

Хотя горе любого человека неповторимо и зависит от того, какая утрата его вызвала, кем является горюющий и когда он горюет, процесс постоянного отпускания для всех одинаков.

Цепляние за то или иное воззрение создаёт больше боли, чем это необходимо; но, позволяя себе врасти в это динамическое напряжение между индивидуальным и коллективными, между человеческим и духовным, мы открываем непривычный комфорт, словно оказываясь у себя дома.


Мы можем прожить горе с достоинством и помочь другим сделать то же самое, но мы не способны на это в одиночку. Мы получаем преимущество, открывая окно в общность. Мы идём вперёд, помня, что все мы проживаем одно и то же путешествие, только одни горят сейчас, другие — уже горели, а третьи будут гореть.

Для меня одной из самых сильных визуальных метафор того, как сообщество может помочь в горевании, является плазменный шар, наподобие тех, которые продают в качестве настольных украшений.

Это прозрачный пластиковый шар размером с футбольный мяч, который включается в сеть, и тогда внутри него свободно, случайным образом вспыхивают молнии, постоянно меняющие свои направление и яркость.

Это хаос — прекрасный и бесконечный, бушующий без всяких правил и шаблонов. Однако полностью прозрачный шар создаёт идеальный контейнер спокойствия для космического шторма, неистовствующего внутри.

Мы можем быть прозрачной поддерживающей обстановкой для хаоса горя другого человека. Мы можем быть устойчивым и чутким человеческим сообществом, не замыкающимся в себе, чтобы вмешаться в хаос или переопределить его, задушить его или помешать ему, но и не отдаляющимся от него, лишая естественный ход вещей внимания и энергии.

Мы просто поддерживаем, просто свидетельствуем и не считаем, будто знаем, каким должен быть другой; вместе мы способны создать возможность для интеграции одинокого горя любого человека.

В таком сознательном свидетельствовании есть готовность служить и вера в то, что происходящее естественно. Мы также привносим бесконечное терпение и обширное любопытство, помогающие нам раскрыться более глубокому состраданию к самим себе и другим.


У африканских народов дагари ритуалы оплакивания могут продолжаться много дней и вовлекают всё сообщество. В этой культуре, где индивид, семья и сообщество одинаково важны, каждая смерть объединяет всё сообщество, помогая отпустить всё старое и новое, создать сферу, в которой ничьё горе не будет забыто и не останется без внимания.

Полностью отбросив любую сдержанность, люди окунаются в ритуальное пространство, которое без усилий и не закрываясь ни от чего работает с глубочайшими и чистейшими формами горя, в то же время не допуская эмоциональных отвлечений и ментальных конструктов, которые мы обычно интерпретируем как «хаос».


Перед лицом абсолютного опустошения, которое несёт горе, наша забота выглядит даже слишком простой. Мы помогаем горюющему позаботиться о его драгоценном теле. Мы приносим ему еду, делаем так, чтобы его окружение было спокойным и просторным, и напоминаем, что ему нужны физические упражнения, солнечный свет и сон. Мы исполняем его поручения, делаем ему массаж, подаём стакан воды.

Мы с интересом и непредвзято выслушиваем рассказ горюющего о его путешествии. Мы слушаем, когда он говорит нам о том, кого и что он любил. Мы слушаем, когда он исследует свой внутренний мир, и позволяем ему по много раз повторять одно и то же, когда возникает очередное осознание или очередная трещинка в сердце, стремящаяся быть выраженной, чтобы быть понятой. Мы продолжаем слушать спустя месяцы и даже годы, по мере того как история обретает краски и смысл и человек движется в том направлении, в котором она меняет его жизнь.

Мы слушаем, не пытаясь быть частью истории, и оставляем обширное пространство, в котором горюющий может интерпретировать свои переживания. Мы помним о том, что не должны отвлекать его, и стараемся не давать советов о том, как ему быть. Мы помним, что не должны проводить параллели с другими утратами или предполагать, что можем понять, через что проходит горюющий. Мы пытаемся угадать, когда спросить горюющего о его самочувствии, а когда просто войти в комнату с открытым и готовым ко всему сердцем. Мы помним, что иногда в молчании скрывается удивительная доброта, и даём человеку понять: даже если мы не знаем, что можем сделать, мы всё равно останемся.

У нас достаточно смелости, чтобы позволить горюющему плакать, бушевать или быть подавленным, и не требовать от него ничего другого, позволить ему быть неприятным и не отвернуться от него. Мы даём ему разрешение позаботиться о себе, выражаем прощение, когда он сам на это не способен, признаём его право на сильные реакции и заверяем его, что он не сумасшедший. Мы позволяем ему учащённо дышать, теряя равновесие, выдыхая из своего сердца и направляя всем существам слова мистика Юлианы Норвичской: «Всё будет хорошо, всем будет хорошо, всё, что возможно, будет хорошо».

В какой-то момент с согласия горюющего мы представляем своё присутствие, чтобы помочь ему вернуться в мир, веря в то, что он знает, как это сделать. Все наши действия исходят из знания о том, что каждый из нас несёт в себе истории о жизни с горем, принадлежащие всем когда-либо жившим людям. Мы признаём, что все маленькие и большие утраты преподносят нам одинаковые уроки и что они кажутся безжалостными, когда мы одни, но с ними вполне можно работать, если мы внутри сообщества.

Ибо любое горе — и пожирающее человека целиком, и мягко удаляющееся, — это жемчужина непостоянства на нашей ладони. С каждым переживанием, своим и чужим, мы учимся не удивляться их требованиям, не злиться и не обижаться на них. Мы всё больше узнаём о том, как принимать испытания и вызовы горя, и обнаруживаем, что оно скрывает в себе драгоценные дары.

Мы обнаруживаем прозрения, осознания и секреты, которым мы сами должны дать рождение. Если мы способны распознавать, уважать и защищать горе в себе и других, когда придёт время оставить наши собственные тела, что бы мы ни испытывали — испуг или готовность, — мы не впадём в полное замешательство, а какая-то часть нас скажет: «Ах, опять это. Я знаю, как с этим быть».

Это время, как и любое время, — хорошее время, если только мы знаем, что с ним делать.

— Ральф Уолдо Эмерсон

Работа с горем с точки зрения буддизма


Относительный подход

Из-за невыносимости горя большинство людей, переживающих утрату, просто хотят, чтобы эта мука закончилась, и думают лишь о том, как продержаться ещё один день.

После смерти моей матери я чувствовал себя так, будто в мои вены влили расплавленный свинец. Всё было невероятно тяжёлым. Я ничего не хотел — только спать. Однако многие буддисты хотят знать, как работать с такими сильными эмоциями с духовной точки зрения. Ниже приведено несколько рекомендаций общего свойства.

Смерть — это конец жизни тела. Это не конец наших отношений с умершим. Во многих смыслах тяжёлое горе учит нас устанавливать хорошие отношения.

Утрата — это смерть при жизни и, возможно, самое близкое к опыту бардо, что мы можем испытать, пока живы.

Повторюсь: изучение бардо полезно не только после смерти, но и во время болезненных переходных периодов при жизни.


Кристина Лонгакер пишет:

Во время этого перехода [горя] мы оказываемся подвешенными между прошлым и будущим. Мы можем ощущать сильнейшую тревогу и потерю контроля, в то время как фундамент «известного мира» рушится у нас под ногами [бардо умирания].

Новая форма нашей жизни ещё не проявилась [бардо становления], поэтому будущее не сулит никакого утешения...

Горе призывает нас умереть для старого образа жизни, отпустить все прежние ожидания, идентичность и всё, что мы ассоциировали с умершим.


Первое, что необходимо, — это практиковать майтри, или любящую доброту, по отношению к самому себе. Дайте себе столько времени на переживание утраты, сколько вам необходимо. Пусть на вас не давят мысли о том, что вам должно стать лучше к какому-то сроку, установленному вами самими или другими людьми. Позвольте себе полностью отдаться горю.

Горевание — это знак настоящей силы, а не слабости. Для того, чтобы чувствовать такой уровень боли и смотреть в пустое пространство, оставшееся после умершего, требуется смелость. Так что майтри как важнейшая составляющая здорового горя включает и нежность, и бесстрашие.


После смерти родителей я чувствовал себя переполненным сильными эмоциями, и мне нужно было время, чтобы переработать произошедшее в его полном колоссальном объёме. Новые переживания просто не помещались в меня. Если бы я сразу вернулся к обычным делам, я бы заболел.

Обыденные проблемы приобретали непропорционально большой масштаб, моя раздражительность достигла пикового уровня. Мои невротические тенденции подошли к самой поверхности, готовые выплеснуться наружу от малейшей эмоциональной царапины. Поэтому я спрятался от мира и дал себе разрешение ничего не делать.


Когда мне казалось, что я почти прошёл через горе, меня накрывала с головой его новая волна. Мне казалось, что глубоко в моё сердце вонзился плуг, выбрасывавший на поверхность всё непереваренное горе прежних утрат. Я был раздавлен. И я позволил себе быть раздавленным. Я чувствовал свою боль, не упиваясь ею, и постепенно переработал этот горький опыт.


Будет лучше, если мы встретим горе лицом к лицу, не подавляя его, а это требует бесстрашия.


Сузуки Роси сказал, что будет лучше, если любой опыт станет хорошим костром, а не дымным пожаром.

Пусть огонь вашей жизни будет не просто огоньком зажигалки — дайте ему разгореться как следует. Так или иначе, огонь опыта должен гореть. Опыт должен быть прожит полностью и догореть до конца, чтобы вы могли его отпустить. Если мы не проживём и не переработаем опыт полностью, он не «кремируется» в ходе переживания, а застревает в теле и уме и медленно тлеет. Это создаёт всевозможные «дымовые» симптомы.


Лонгакер говорит:

«Если мы испытываем глубокое отвращение к вхождению в состояние уязвимости, мы можем подавлять своё горе годами, оставляя его незавершённым. Любые последующие утраты лишь увеличат наш груз недопрожитого горя, наши сердца будут всё больше тяжелеть или даже хуже — лишаться чувствительности. Если мы боимся переживания глубокой боли своего горя, мы будем бояться видеть её в других».


К другим проявлениям непрожитого горя относятся слишком сильные реакции на незначительные потери и жизнь вполсилы — наполовину в прошлом, наполовину в настоящем, без возможности идти дальше. Вызывающее поведение и эмоциональная хрупкость также являются признаками неоконченного горевания.

Соблазн избежать горя может быть огромным. Потворствуя ему, мы предаёмся всевозможным развлечениям, пытаясь удовлетворить своё желание заполнить пустоту, возникшую после утраты. В том, чтобы включить телевизор и отвлечься, нет ничего дурного. Мы не обязаны становиться эмоциональными мазохистами.

Наша цель — быть добрыми к самим себе. Это означает, что иногда мы должны оставаться в огне, а иногда — выходить из него. Мы делаем то, что необходимо. Понимание процесса горевания направляет нас в наших действиях.

Когда умирает любимый человек, с ним умирает часть нас самих. Горе связано с поиском пути обратно к жизни. Когда речь идёт о горе, слово «исцеление» не имеет однозначного определения. В каком-то смысле мы никогда не исцеляемся полностью. Мы учимся жить с потерей. Мы находим для любимого человека новое место в своём сердце.

Сила и опасность боли

При правильном отношении грусть обладает духовной силой. Как заметила Ким Муни, вес эмоции может вернуть нас на землю и помочь установить связь с реальностью.

Часто прикосновение к реальности происходит через разбитое сердце, так что мы можем позволить грусти направлять нас к ней.

Мы часто называем просветление, то есть открытие реальности, пробуждением. С тем же успехом мы можем называть его приземлением. Просветление ожидает нас в глубинах нашего тела, и вес ситуации может окунуть нас в эту истину.

Тяжесть горя — это вклад в его огромную глубину. Корень pro в английском слове profundity означает «продвижение» (по направлению к чему-то), а fundus — «фундамент, основа, основание, глубина».

Горе способно вышвырнуть нас из легкомысленности, заслоняющей нашу истинную природу, и заставить упасть на этот фундамент, на это основание, в эту глубину. Таким образом, оно помогает нам прикоснуться к глубине собственного сердца, в которой сокрыта эта природа.


Однако следует проявлять осторожность, чтобы не потворствовать своему горю и не позволить грусти перерасти в депрессию. При депрессии наша энергия в виде негативных диалогов с самим собой и вредных убеждений о себе самом и реальности направляется внутрь, против нас самих. Опуститься полезно, но оставаться внизу вредно. Чувствовать свою боль не значит кормить её, позволяя горю жить независимой и нездоровой жизнью.

Многие люди застревают в своём горе, а значит — в прошлом. Когда уходит любовь всей нашей жизни, легко почувствовать, что с ней ушла и вся наша жизнь. Тогда мы словно едем по дороге жизни, всё время глядя в зеркало заднего вида.

Всё сосредоточено вокруг прошлого, которое вечно мертво, мы пренебрегаем опытом настоящего. Но жив лишь настоящий момент. Именно поэтому учителя убеждают нас оставаться в нём. Используйте свои воспоминания, но не позволяйте им использовать вас.


Общее правило, позволяющее отличить горе от депрессии: горе направлено вовне, на умершего человека или домашнее животное, депрессия же в основном направлена внутрь, более имплозивна и характеризуется чрезмерной увлечённостью самим собой.


Существуют «три Д», указывающие на то, что горе перетекает в депрессию: длительность, душевные муки и дисфункция.

Сложно говорить о точных сроках, в которые эти «три Д» должны завершиться, поскольку они будут разными для разных людей, однако существуют общие принципы.


Дисфункция: если мы не можем вернуться к жизни примерно через месяц и проводим бóльшую часть времени лёжа в постели, возможно, стоит обратиться за помощью к терапевту, работающему с горем.

Душевные муки: если примерно в течение трёх месяцев страдание не ослабевает и никакая поддержка не помогает, задумайтесь об обращении к терапевту, работающему с горем.

Длительность: если примерно через шесть месяцев после смерти всё, на что мы способны, — это думать об умершем близком, возможно, стоит попросить о помощи.


Работа с горем требует того, чтобы мы позволили себе полностью погрузиться в это переживание — и всё же нашли способ вернуться к жизни. Если мы возвращаемся к жизни слишком быстро, возможно, мы встали на путь отрицания или на самом деле не особенно любили этого человека; с другой же стороны, это может быть демонстрацией нашей подлинной способности перерабатывать горе.

Если мы возвращаемся слишком медленно, возможно, мы столкнулись с проблемами, связанными с длительностью, душевной болью или дисфункцией.


Ким Муни говорит:

«Многое зависит от вида смерти (убийство или самоубийство создаёт иную траекторию, чем утрата брачного партнёра после длительной болезни) и профессиональной оценки как сильных сторон горюющего, так и стрессоров. Человек может испытывать очень сильное страдание в связи со смертью, но после общения со специалистом обнаружить, что его горе имеет право быть».


Если можно дать одно главное наставление умирающим и тем, кто остаётся, оно таково: отпустите. Именно цепляние делает смерть трудной для умирающего, а жизнь — для тех, кто продолжает жить. Горе — это не отпускание наших отношений с любимым человеком. Это отпускание нашей привязанности к нему.


Повторюсь: происходит трансформация наших отношений. Поддерживайте эмоциональную связь, которая не связывает вас по рукам и ногам. Сохраняйте отношения, которые позволят вам двигаться дальше.

Мы должны чтить прошлое и людей, которые нас любили. Для наших близких, так же как для истории и традиции, есть почётное место. Однако за определённой чертой признание этого может перерасти в одержимость или депрессию и отрицать жизнь вместо того, чтобы делать её полнее. Дорожите своими корнями и красотой прошлого, но не застревайте в нём.

Это не значит, что мы должны стиснуть зубы и, не обращая ни на что внимания, устремиться в будущее. Тем самым мы бы попытались заглянуть слишком далеко, в момент, которого также не существует.

Используйте внимательность. Будьте с ощущениями в вашем теле. Не потворствуйте мыслям, прокручивающимся в вашей голове. Если мы остаёмся со своим телом, мы автоматически остаёмся в настоящем, поскольку наше тело и его органы чувств могут воспринимать лишь настоящее.

Думающий ум бросает нас в прошлое и тащит в будущее. Наш дискурсивный ум берёт боль, связанную с горем, которую мы ощущаем в самой глубине своего тела, и превращает её в ненужное страдание.

Исцеление всегда происходит в настоящем, каким бы невыносимым это настоящее ни казалось.

Предварительная скорбь

Когда мы ожидаем смерти близкого человека, естественным образом возникает скорбь. Многие симптомы такого «предварительного горя» аналогичны горю, которое вы переживаете после утраты.

Предварительно горевать не означает чувствовать такое же горе, которое вы испытываете после смерти человека. Это также не означает, что после смерти ваши переживания будут короче или менее интенсивными, хотя такое возможно. Нет никакого заранее установленного уровня или объёма горя, через которое нам приходится проходить.

При правильном отношении к предварительному оплакиванию уходящего человека оно позволяет нам прикоснуться к истине непостоянства.

Мы можем использовать его, чтобы ценить близкого нам человека, пока он ещё жив, и подготовиться к его неминуемой смерти.

Предварительная скорбь по сути является частным случаем четырёх противодействующих сил.

Однажды тайский мастер медитации Аджан Ча взял в руку стакан и сказал:

«Посмотрите. Этот стакан прекрасно удерживает воду. Он блестит на солнце. Если я слегка ударю по нему пальцем, он запоёт. Но в один прекрасный день его сдует с полки порыв ветра, или столкнёт со стола мой локоть. Если хорошенько задуматься, станет ясно, что стакан уже разбит. Вот почему сейчас он доставляет мне такое наслаждение».


При неправильном отношении предварительное переживание может усилить нашу привязанность к умирающему и создать ненужные трудности как для него, так и для нас.

Если умирающий почувствует, что ваше преждевременное горе слишком сильно, это может заставить его замкнуться в себе и впасть в депрессию: «Ко мне относятся так, словно я уже умер!».

Предварительная скорбь по близкому человеку должна быть распознана, чтобы мы могли воспользоваться её дарами и избежать её ловушек.

Главное — жить в настоящем моменте. Распознайте непостоянство и используйте его для того, чтобы сделать настоящее ярче, а не для того, чтобы лишить его красок.



Сострадание и преданность

Лучшим подходом к горю является срединный путь. Чувствуйте своё горе, но не потворствуйте ему. Помните, что когда мы узко мыслим и узко чувствуем, наши эмоции начинают набирать силу.

Вспомните о том, что каждый день умирают тысячи людей. Огромное множество людей горюет вместе с нами. Наше горе может помочь нам установить с ними связь и выйти из своих узких рамок. Хотя потакание своим горестным чувствам крайне болезненно, по иронии судьбы оно также эгоистично.

Прикасаясь к боли человечества, мы устанавливаем связь с более обширной реальностью. Мы «страдаем с» другими. Это и есть сострадание, и горе может дать ему рождение.

Дар горя заключается в том, что оно практически вынуждает нас к смирению.

Слёзы тоски, желания и безответной любви открывают наше сердце и опрокидывают нас в самый центр нашего существа. Это невыразимое чувство похоже на преданность, важнейшее чувство буддизма ваджраяны.

Трунгпа Ринпоче говорил о «подлинном сердце грусти», являющемся дверью к преданности и состраданию.

В сердце сострадания и преданности — любовь. Любовь, направленная «вверх», есть преданность. Любовь, направленная «вниз», есть сострадание.

Сила горя может помочь нам установить связь с любовью, преданностью и состраданием — тремя самыми могущественными духовными эмоциями.

Вес горя заставляет нас провалиться вглубь себя, и именно там мы находим эти благородные качества. Иными словами, горе может быть глубоко духовным.

Вот что написала Кэтлин Уиллис Мортон в связи со смертью своего сына:

«Скорбь — это священное благословение, спица, протыкающая вас насквозь... Мы сами выбираем, что видеть сквозь эту колотую рану: лишь потерю, лишь то, чего в ней нет, или же просвет, появившийся внутри нас, пространство, которое заполнится великим естественным наслаждением, если мы будем чувствительны и терпеливы».


В грусти есть прекрасная ирония. Будучи рождённой из потери, грусть парадоксальным образом способна создать ощущение полноты. Английское слово sadness (грусть) происходит от того же корня, что и слова satisfy (удовлетворять) и saturate (пропитывать, наполнять). Горе — не что иное, как наполненность чувствами.


С этимологической точки зрения, чувствовать себя «грустным» означало: человек ощущает, что ему «достаточно», и лишь позже это слово обрело оттенок уныния и изнурённости.

Что касается меня самого, горе центрирует меня (подобно гравитации). Оно заставляет меня установить связь с моим внутренним «я». Если я вчувствуюсь в этот центр, я обнаруживаю, что он пуст и одновременно полон. Это приносит странное удовлетворение. Поскольку грусть и горе целиком захватывают нас, они в каком-то смысле несут полноту.

Горе, как и любовь, — крайне личная вещь. Это часть того, что делает нас уникальным человеческим существом. Оно лежит на границе с сакральным. Однако несмотря на это, при всём уважении к горю, необходимо добавить, что оно — выражение нашей относительной природы.

В абсолютном смысле мы — это не горе. Если бы это было так, горе никогда бы не проходило. Может казаться, что горе никогда не закончится, что мы никогда уже не сможем жить и любить и что со смертью нашего близкого человека умерла лучшая часть нас.

Но рано или поздно горе, как и всё остальное, самоосвобождается. Оно тоже умирает. Начинается новая жизнь: как для умершего, так и для тех, кто остался.


Джуди Тэтелбаум, психолог и терапевт, работающая с горем утраты близкого человека, пишет:

В путешествии через болезненный жизненный опыт нельзя забывать о том, что мы наделены удивительной гибкостью и умением выживать. Сгоревшие дотла леса вырастают вновь, весна сменяет зиму — природа такова, что как бы мы ни страдали, мы продолжаем расти. Чтобы верить, что мы выживем, что мы вырастем, а также чтобы жить сейчас, не откладывая жизнь на туманное завтра, нужна смелость.

Абсолютный подход

Впервые решив написать о горе, я испугался. Хотя я пережил горе, я не являюсь консультантом по работе с этим состоянием. Горе казалось мне чем-то особенным, уникальным в своей безжалостной интенсивности. Однако, поразмыслив, я осознал, что хотя горе по-своему исключительно, в конечном счёте это просто одно из переживаний. Такой взгляд может помочь нам найти подход к горю.

Хотя горе и невротическая привязанность — это не одно и то же, уровень нашей боли в момент, когда кто-то или что-то навсегда уходит от нас, прямо пропорционален силе нашей веры в истинное существование того, что ушло.

Чем больше у нас связано с человеком или вещью, тем нам больнее, когда он или она уходит. Потеря несохранённой фотографии на компьютере ранит не так сильно, как потеря самого компьютера.

Между любовью и эмоциональной зависимостью есть тонкая грань. Вспомните учение Кхенпо Ринпоче о «любви без привязанности» или, в наших терминах, о любви без эмоциональной зависимости. Это зрелая любовь.

Привязанность — это зависимость. Это прилипание любви, вызывающее сильные мучения. Наша привязанность к существованию, к людям и вещам, и зависимость от него раскрываются наиболее болезненно, когда мы лишаемся этого существования.

Иными словами, на абсолютном уровне горе — это форма прекращения. Это боль прекращения нашей убеждённости в чьём-то истинном существовании.

Эти слова — не отрицание сырого и такого человеческого опыта горя или драгоценности любви. Они призваны помочь нам понять горе, работать с ним в более широком контексте и смягчить удар.

На абсолютном уровне лучший способ работы с горем — это изучение пустотности и выполнение практики иллюзорного тела. Таков способ подготовки.

Если мы наконец осознаем, что ничто не обладает собственным существованием, что всё создаётся из частей и распадается на части, что всё подобно радуге, мы не испытаем такого опустошающего горя, когда ещё одна радуга растворится в игре света и пространства, из которой она возникла.

Когда разобьётся ещё один стакан или умрёт ещё один близкий нам человек, благодаря постижению пустотности мы осознаем, что это происходит со всеми радугами.

Это воззрение помогает не только тем, кто остаётся, но и самому умирающему.

Один из самых болезненных аспектов умирания — это цепляние за умирающего тех, кто не хочет его отпустить. Отпуская умирающего, мы помогаем ему отпустить.

Поставьте себя на место умирающего и спросите себя, кого бы вы хотели видеть рядом: духовных друзей, понимающих непостоянство, или близких людей, которым невыносима даже мысль о расставании с вами?

Непостоянство — это прямое выражение пустотности, а пустотность — это лучшее описание реальности.

Чтобы смягчить своё горе, мы должны настроиться на реальность. Нам нужно перестать ошибочно считать вещи прочными и долговечными.


Как сказал Согьял Ринпоче:

Причина, по которой мы так яростно привязываемся к различным вещам — от эмоций, идей и мнений до нашей собственности и других людей, — в том, что мы не принимаем непостоянство [пустотность] близко к сердцу. Когда мы сможем принять то, что непостоянство — это и есть природа жизни... отпускание станет совершенно естественным. Когда непостоянство надёжно укрепится в наших сердцах, мы увидим, что если бы все осознали эту истину, то даже в гуще перемен, утрат и смертей не возникло бы чувство огромной потери. Мы бы плакали не потому, что вынуждены иметь дело с фактами смерти и непостоянства, но по гораздо более глубокой причине: мы бы плакали с состраданием, потому что знали бы, что вовсе не обязаны проходить через всю боль, все травмы и все страдания, через которые проходим. В сущности, они есть только потому, что нам не удаётся понять, что всё — абсолютно всё — преходяще [пусто].


Значительную часть последних двадцати лет я провёл рядом с ламами. Я видел, как духовные мастера переживают большие личные утраты. Сложно сказать, что они чувствуют, однако кажется, что они не чувствуют горя.

Я был свидетелем моментов грусти, но мне никогда не казалось, что грусть перерастает в горе. То же самое говорят многоопытные переводчики, годами находившиеся рядом с этими мастерами.

Осознавшие свою природу существа чувствуют так же полно, как мы (если не полнее), но не привязываются к этим чувствам. Иными словами, они осознают истину пустотности, освобождающую их от тяжести горя.


Марпа был великим мастером, сыгравшим большую роль в приходе буддизма из Индии в Тибет. Однажды в результате несчастного случая погиб его сын. Марпа рыдал и был безутешен. Его ученики были поражены. Он был просветлённым существом, он давал им учения о пустотности и иллюзорной природе реальности, и всё же открыто оплакивал смерть своего сына. Быть может, он лжец или мошенник? Быть может, его учения об иллюзорности неверны? Когда его спросили об этом, Марпа ответил: «Да, всё — иллюзия, а смерть ребёнка — величайшая иллюзия».


Когда Трунгпа Ринпоче узнал о смерти своего друга Сузуки Роси, он закричал от боли. Но он не подпитывал эту боль. Он почувствовал её силу и позволил ей самоосвободиться. Он не дал этому чувству места, чтобы упасть, пустить корни и расцвести, превратившись в горе.


Пустотность — это не ничто, так что мы не говорим о холодном нигилизме. Это ни-что, отсутствие каких бы то ни было вещей.

Это означает, что если мы приглядимся к любой вещи или человеку, то не обнаружим в ней или в нём ничего прочного, долговечного и независимого.

Есть лишь обширная экологическая сеть причин и условий, непрерывно порождающая проявления.


Осознание пустотной природы всего, что возникает, не отрицает красоты или человечности этого возникновения. Мы по-прежнему чувствуем.

На самом деле чувствительность пробуждённых существ (осознавших пустотность) и чувствительность тех, кто по-прежнему спит (и не осознал пустотность), отличается так же, как отличаются ощущения от попадания волоска в глаз и от его падения на мозолистую ладонь.

Пробуждаясь, мы чувствуем больше, но это меньше нас ранит. Пустотность не может причинить вреда пустотности.


Будда впервые передал учения о пустотности на скале Коршуна. Считается, что коршун летает выше других птиц и поэтому видит дальше всех. Воззрение о пустотности — это высочайшее воззрение. Это воззрение просветлённых. Коршуны также питаются трупами живых существ. Это символ того, как сила пустотности пожирает существование.

Мы горюем, потому что думаем, будто вещи существуют. Это воззрение мотылька. Чтобы меньше страдать, мы должны усилить своё понимание пустотности. Нам нужно посмотреть на всё с высоты птичьего полёта.

Радость загробного бытия

Хотя пустотность — это похороны воззрения об истинном существовании вещей, в ней нет ничего печального. Пустотность ведёт к празднику открытия полноты.

Вспомним прекрасные слова Тхить Нят Ханя о том, что клочок бумаги пуст, или лишён самобытия, но полон солнечного света и кислорода, питавших дерево, полон еды и воды, питавших дровосека... полон вселенной.

Что уж говорить о человеческом существе. Мы полны не только физическим, но также эмоциональным и духовным. Вернувшись к пустотности, близкий человек, о котором мы горюем, одновременно вернулся к полноте.

Углерод, азот и кислород, из которых он состоял, вернулись в землю, чтобы питать другие формы физической жизни. Его красота, достоинство и любовь вернулись в пространство, чтобы питать другие формы ментальной и духовной жизни — нашу собственную жизнь и жизнь других близких людей.

Это не метафора, предназначенная для утешения. Каждый день мы поглощаем с пищей и вдыхаем бесчисленные атомы, которые когда-то были внутри существ, живших в прошлом. Каждый день мы выделяем и выдыхаем бесчисленные атомы, которые когда-нибудь окажутся внутри живых существ будущего. Умирая, мы просто возвращаем позаимствованные на время элементы.

Они снова будут одолжены в будущем, чтобы поддерживать бесконечное множество жизней. Мы просто «возвращаемся к пяти» (pancatvam gatah, «возвращение к пяти элементам»). Или, точнее, возвращаемся в бесконечность.

Таким видят мир просветлённые существа и некоторые учёные. Это глубокое экологическое воззрение о взаимном проникновении всех вещей и всех существ. Взгляните на мир глазами Будды и разделите радость этого ясного видения. Осознайте, что, когда ваш любимый человек растворяется в ничто, на самом деле он сливается со всем.

Поскольку мы ограничиваем существо оболочкой его тела, когда это тело исчезает, мы страдаем.

Смерть — это просто разрыв оболочки. Это освобождение священного и бессмертного содержимого, которое обретёт новые формы.

Когда умирают великие мастера, они становятся более доступными для своих учеников. Они больше не ограничены своим физическим телом. Изливаясь в пространство, их сердца, умы и благословения становятся более доступными.


Тхить Нят Хань написал в утешение человеку, мать которого ушла из жизни:

Если мы заглянем поглубже, то увидим, что наша мать не только там, но и здесь. Наши матери и отцы полностью присутствуют в каждой клетке наших тел. Мы несём их в будущее... Если вы заглянете поглубже, то увидите, что продолжение вашей матери уже есть внутри вас и вне вас... Каждая её мысль, каждое слово, каждое действие теперь продолжается в отсутствие её тела. Мы должны смотреть глубже. Она не ограничена своим телом, а вы не ограничены своим. Очень важно видеть это. В этом чудо буддийской медитации: учась всматриваться в глубину, вы можете прикоснуться к своей нерождённой и неумирающей природе. Вы прикасаетесь к нерождённой и неумирающей природе своего отца, своей матери, своего ребёнка и всего, что есть внутри вас и вокруг вас.


Таково правильное отношение к умершим близким. В начале главы мы увидели, что тяжёлое горе связано с установлением новых отношений с близким нам человеком. Лучшие отношения — это осознание того, что хотя человека больше нигде нет, в абсолютном смысле он везде.


Ветерок на вашей коже — это дыхание вашего любимого, тепло солнца — его нежное прикосновение, земля под вашими ногами — непоколебимость его бессмертной любви. Прежде чем кристаллизоваться и обрести форму, всё это проявляется как качества. Когда форма разрушается, всё это вновь сливается с качествами.

Мы всё видим наоборот. Обычно мы приписываем качества вещам, но на самом деле вещи — это замороженные качества. Качества, в отличие от вещей, не умирают.


Трунгпа Ринпоче сказал, что идеальная эмоция — это грустная радость. Теперь мы можем расширить это утверждение для более полного понимания непостижимого чувства пустоты-полноты, которым является горе.


В высказывании, которое обычно приписывают Генри ван Дайку, это сформулировано так:

Я стою на берегу моря. Неподалёку корабль расправляет свои белые паруса, подставляет их утреннему бризу и уходит в синий океан. Он — воплощение красоты и силы, и я стою и наблюдаю за ним, пока он, подобно крошечному белому облачку, парит вдалеке, там, где море и небо встречаются и перемешиваются друг с другом. Вдруг кто-то рядом со мной говорит: «Всё! Уплыл!». Куда он уплыл? Он просто уплыл из моего поля зрения. Его мачта, корпус и паруса так же велики, как прежде, когда он стоял неподалёку от меня, и всё также способны нести его живой груз до места назначения. Его размер уменьшился во мне, а не в нём самом. И именно в тот момент, когда кто-то рядом со мной говорит «Всё! Уплыл!», — за приближением корабля наблюдают другие глаза, и другие голоса готовы радостно воскликнуть: «Вот он!». Это и есть умирание.




Заключение

Полностью позволив себе быть со своим горем и сделав мудрость непостоянства и пустотности своим проводником, мы в конце концов понимаем, что можем отпустить силу горя.

Это не значит, что мы забудем своего любимого человека. Это значит, что истина непостоянства и пустотности способна открыть нас для возможности превратить горе в исцеление и новые отношения с покойным. Благодаря такому пониманию утрата на самом деле становится приобретением.

Изучение горя с абсолютной и относительной точек зрения помогает нам подружиться с ним, помогает страдать сознательно.

Если мы придерживаемся воззрения пустотности (абсолютное) и относимся к себе с добротой и состраданием (относительное), горе становится священной практикой умирания.

10. Сложные вопросы


Донорство органов, самоубийство, эвтаназия, выкидыш и аборт — это сложные вопросы, на которые не так просто дать ответы.

<....>

Эвтаназия

Эвтаназия — это ещё одна сложная тема. Можно ли отключать пациента от аппаратов искусственного жизнеобеспечения?

Первое, о чём следует задуматься, — это наша мотивация. Зачем мы помогаем провести эвтаназию живого существа? Зачем мы это делаем: чтобы избавить его от страданий или чтобы избавить себя от тревоги, которая возникает, когда мы наблюдаем его страдания? Кому мы пытаемся помочь и почему думаем, что наши действия будут полезны?

Эти вопросы могут помочь раскрыть тайные мотивы, которые иногда управляют нами при решении этого сложного вопроса. Кроме того, необходимо понимать, что люди крайне редко просят об эвтаназии, когда их потребности удовлетворяются. Если человек ощущает, что его любят и ценят, и если физические симптомы его болезни не остаются без внимания, он, как правило, не просит об эвтаназии.

Существует активная и пассивная эвтаназия. Активная эвтаназия — это активное прекращение жизни, и традиция ясно говорит: не делайте этого.

Даже если наша мотивация — прекратить страдания, и это смягчает кармические последствия, при активной эвтаназии они всё же будут очень серьёзными.

Какими бы благими ни были намерения, с которыми выполняется активная эвтаназия, она основана на

двух фундаментальных заблуждениях.

Первое заключается в том, что после смерти переживания прекращаются. Хотя цель эвтаназии — прекратить страдания, не всякое страдание прекращается после смерти.

Из-за ошибочного отождествления ума с мозгом мы полагаем, что ум умирает со смертью мозга. Но ум остаётся. Как выразился религиовед Хьюстон Смит, «мозг дышит умом так же, как лёгкие дышат воздухом».

Как мы видели, когда после смерти связь с телом исчезает, ум становится реальностью. Если ум умирающего человека был наполнен страданием, сразу после смерти это переживание может усилиться.

Физическая боль умершего тела исчезает, однако страдание ума может резко усугубиться. Так что суровая правда в том, что эвтаназия может усилить страдание, вместо того чтобы уменьшить его.

Это похоже на засыпание с умом, наполненным дурными мыслями. Велик шанс, что мы увидим ужасающие кошмары, переживание которых гораздо мучительней, чем переживание породивших их мыслей. В силу закона ближайшей кармы импульс последних предсмертных мыслей вновь возникает в посмертных бардо.


Второе заблуждение состоит в том, что предшествующее смерти страдание не имеет смысла.

Когда умирающий спрашивает: «Почему я должен испытывать боль, если единственный выход — это смерть? Я всё равно умру. Зачем мне так страдать?» — это кажется рациональным. Однако страдание может иметь глубокий смысл и цель.

Страдание перед смертью можно рассматривать как очищение от негативной кармы прошлого и её истощение. Окончательное истощение кармы и есть смерть. Такое воззрение может предоставить нам новый способ понимания и трансформации страдания, так что проходите через него сознательно.


Чтобы достичь просветления, мы должны очистить карму одним из двух способов: через медитацию или через опыт.

Мы можем рассматривать страдания жизни и смерти как очищение кармы через опыт. Тот, кто проходит через страдание с равностным отношением, наилучшим образом использует трудную ситуацию, очищая карму и продвигаясь по духовному пути. Мы не должны препятствовать естественному развёртыванию кармы. Активная эвтаназия лишает умирающего драгоценной (хотя и болезненной) возможности.


Далай-лама говорит:

Ваше страдание — следствие вашей собственной кармы, и вам в любом случае придётся испытать результат этой кармы в этой или другой жизни, если, конечно, не прибегнуть к какому-нибудь способу её очищения. В этом случае считается, что лучше испытать карму в этой жизни, будучи человеком и обладая большими возможностями для того, чтобы перенести её лучшим образом, чем, например, родившись животным, которое в своей беспомощности может страдать ещё больше.


Вместо того чтобы пытаться прекратить страдания посредством преждевременного прекращения жизни, мы должны прекратить своё неправильное отношение к страданию.

Страдание возникает, когда мы сжимаемся вокруг боли и теряем видение общей картины. Именно поэтому в первой части этой книги мы познакомились с медитацией на боли (см. раздел «Перевёрнутые медитации» в главе 1).

При правильном отношении боль сохраняется, но ослабевает и наполняется новым смыслом.

Вместо того чтобы сопротивляться боли, тем самым лишь усиливая её, мы можем принять боль и, каким бы ироничным это ни казалось, предотвратить страдание. Мы можем практиковать равностность.


Повторюсь: взглянув на трудности в более широкой перспективе, мы можем установить правильное отношение к ним. Заверните свой горький опыт в обёртку узкого мышления, и этот опыт станет концентрированным. Он будет причинять нам страдания. Сделайте свой ум обширным, как небо, и тот же самый опыт мгновенно потеряет насыщенность.


Провести пассивную эвтаназию значит позволить человеку умереть естественной смертью. Если он находится в коме и шансов на выздоровление нет, или же его жизнь поддерживается аппаратами искусственного жизнеобеспечения, большинство учителей разрешают отключить эти аппараты, что ведёт к естественной смерти. На определённом этапе больше нет нужды поддерживать жизнь и нести лишний эмоциональный и финансовый груз.

Благодаря возникновению паллиативной медицины, не пытающейся вылечить болезнь, но уменьшающей связанные с ней страдания, людям приходится реже прибегать к эвтаназии. Паллиативный уход и правильное воззрение позволяют нам превратить трудную смерть в духовную практику.


Калу Ринпоче говорит:

Человек, решивший, что достаточно настрадался, и желающий, чтобы ему позволили умереть, находится в ситуации, которую невозможно назвать ни добродетельной, ни не-добродетельной. Разумеется, мы не можем винить человека в том, что он так решил. Такой акт не является негативным с кармической точки зрения. Это просто желание избежать страдания, являющееся фундаментальным для всех живых существ. С другой стороны, этот акт также не является добродетельным... Это не желание прекратить жизнь — это желание прекратить страдание. Так что этот акт кармически нейтрален. Когда пациент просит врача отключить аппараты, поддерживающие его жизнь, это ставит врача в сложное положение, поскольку его инстинкты могут говорить: «Если мы продолжим поддерживать искусственное жизнеобеспечение, этот человек продолжит жить. Если же я отключу его от аппаратуры, он умрёт». Кармические последствия зависят от мотивации врача, поскольку он лишает человека средств для поддержания жизни вне зависимости от того, просил ли его об этом сам пациент. Если основополагающая мотивация врача всегда одна и та же: помочь человеку и облегчить его страдания — тогда из этого состояния ума, вероятно, не возникнет никаких негативных кармических последствий.


Одной из лучших медитаций — как для умирающего, так и для тех, кто осуществляет за ним уход, — в случае сложной смерти является тонглен. Качества прямоты и жёсткости, присущие тонглену, позволяют встретить и постигнуть трудную смерть.

Самоубийство

Самоубийство любимого человека — одно из самых болезненных событий, какое можно себе представить. Даже если мы верим в реинкарнацию, традиционное тибетское воззрение относительно самоубийства вряд ли может утешить близких покойного.

Более мягкий взгляд на самоубийство можно найти лишь в буддизме чистых земель, особенно в его японских школах. Вероятно, это связано с теистическим воззрением экзотерического учения о чистых землях.

Согласно этому воззрению, если человек должен отправиться в райскую чистую землю, он может оставить адские переживания, через которые проходит на нашей земле. Это ещё один пример того, как представления о загробном мире влияют на действия, которые мы совершаем при жизни, включая её сознательное прекращение.


Опираясь на точку зрения японских школ, Карл Беккер пишет:

В том, чтобы прекратить собственную жизнь, нет ничего изначально дурного, если этот акт не сопряжён с ненавистью, гневом или страхом. Главное — это равностность или готовность ума... Важно не то, будет жить тело или умрёт, а то, сможет ли ум сохранять спокойствие и гармоничные отношения с самим собой... В текстах раннего буддизма есть множество примеров самоубийств, которые сам Будда считал допустимыми или даже оправданными... Самоубийство как таковое не осуждается; правильность или неправильность ситуации самоубийства определяется состоянием ума.


Матье Рикар представляет другую позицию, основанную на подходе тибетского буддизма:

Совершая самоубийство, вы уничтожаете возможность реализовать существующий внутри вас трансформационный потенциал, которая у вас есть в этой жизни. Вы поддаётесь мощной атаке уныния, что, как мы видели, является слабостью, одной из разновидностей лени. Говоря себе «Какой смысл жить?», вы лишаете себя шанса внутренней трансформации, которая могла бы произойти. Преодолеть препятствие значит трансформировать его в орудие вашего прогресса. Люди, прошедшие в своей жизни через серьёзные испытания, часто извлекают из них уроки и мощное вдохновение, чтобы следовать по духовному пути. Самоубийство ничего не решает — оно лишь переносит проблему в другое состояние сознания.


Учёный Дэмиен Киоун добавляет:

«Человек, выбирающий смерть, будучи уверенным, что она избавит его от страданий, совершенно не понимает Первой благородной истины. Первая благородная истина говорит о том, что смерть — это проблема, а не решение... Большое/существенное значение имеет то, что через утверждение смерти он принимает в своё сердце Мару!»


Чтобы найти компромисс между противоречивыми учениями и разобраться в вопросе кармических последствий самоубийства, полезно понимать четыре аспекта полностью совершённой кармы. Из чего состоит кармическое действие? Как устанавливаются последствия действия?

Хотя тема кармы привлекает внимание широкой публики, это, вероятно, одна из самых сложных тем буддизма. Лишь полностью просветлённый будда способен постичь карму. Мы же ограничимся обсуждением того, как карма может помочь разобраться в вопросе самоубийства.

Понимание аспектов полностью совершённой кармы также помогает нам понять любое действие и его кармические последствия. Что определяет кармический удар? Как я могу смягчить его?


Чтобы действие имело исчерпывающие кармические последствия, должны полностью присутствовать четыре составляющие.

Первая — это объект или цель, на которую направлено действие. Если взять крайний пример убийства, объект — это тот, кого мы собираемся убить. Если объект — будь то насекомое, животное или человек, — чётко определён, первая составляющая полностью присутствует, и кармические последствия получают потенциальную энергию.

Вторая и важнейшая составляющая — это наша мотивация. Если мы хотим кого-то убить из злого умысла, этот аспект кармы проявляется и становится завершённым. Если же мы убиваем с намерением накормить свою голодную семью и себя самих или спасти других живых существ, карма смягчается.

Поскольку мотивация играет такую критичную роль, то, спрашивая себя перед любым действием: «Какова моя мотивация?» — мы помогаем себе, раскрываем свои тайные мотивы и совершенствуем свой характер.

Спросите себя: «Почему я вообще это делаю?» Такая проверка реальностью может избавить вас от множества неприятностей — и будущих жизней.

Третья составляющая — это само действие. Этот аспект самый понятный. Мы либо совершаем действие, либо не совершаем. В отличие от остальных трёх аспектов, этот аспект обычно чёрно-белый. Мы либо давим жука, либо нет.

Четвёртая составляющая — это отсутствие сожаления о содеянном или радость от совершённого действия. Если мы вспоминаем о совершённом поступке без сожаления, если рады, что наступили на паука, пора готовиться к кармическим неприятностям. Однако если мы чувствуем глубокое сожаление и клянёмся никогда больше не совершать подобных действий, мы облегчаем свой кармический груз.

Если все четыре составляющие полны, действие связано с тяжёлой кармой. Если мы хотим убить из гнева, ясно представляем себе, кого хотим убить, и радуемся, после того как убийство совершено, карма заряжена и готова выстрелить.

Если мы возьмём эти четыре аспекта и применим их к самоубийству или эвтаназии, то сможем лучше понять реальность подобных действий.

Если мы хотим убить себя, первая составляющая обычно неясна. Хотим ли мы действительно убить себя или просто хотим убить боль? Большинство самоубийц находятся в сильнейшем замешательстве, и поэтому цель действия неясна. Первая составляющая неполна, поэтому кармические последствия не так тяжелы.

Второй аспект, наша мотивация, также неясен. Мотивацией большинства самоубийц является прекращение страдания, что само по себе не плохо. Иногда люди кончают с собой, чтобы причинить боль другим. В этом случае вторая составляющая полна, а значит, карма становится тяжелее. Однако отсутствие чёткого намерения смягчает кармические последствия.


В силу интенсивности страдания многие самоубийцы просто не понимают, что делают. Сила их боли словно одурманивает или оглушает их. Если вы когда-нибудь испытывали шок, внезапно узнавая какие-то ужасные новости, или переживали глубокую травму, вам знакомо замешательство, сопряжённое с подобными потрясениями. Вы просто не в состоянии мыслить ясно.

Третья составляющая, акт самоубийства, полна. Мы либо убиваем себя, либо нет. Здесь нет никакой неопределённости. Как правило, именно эта составляющая ведёт к возникновению кармических последствий. Четвёртая составляющая — отсутствие сожаления или даже радость — полностью отсутствует. Радоваться уже некому. Наше действие отсекло последнюю составляющую.

Лишь третий из четырёх аспектов полностью совершённой кармы чёток и полон. Два из оставшихся трёх смутны и неполны, а четвёртый — отсутствует вовсе. Означает ли это, что самоубийство допустимо? Нет, и тибетская традиция ясно даёт это понять. Понимание этих четырёх составляющих может стать утешением для тех, кто продолжает жить, но оно не оправдывает самоубийства. Традиция не без оснований говорит об ужасающих кармических последствиях. Нам следует принять эти предостережения во внимание.

Существуют удивительные истории о том, как ламы в Тибете, которых китайцы отправляли на казнь, переносили своё сознание из тела посредством пховы, прежде чем их успевали казнить — в обычном контексте это действие считалось бы самоубийством. Некоторые мастера утверждают, что эти ламы выполняли пхову, чтобы избавить своих палачей от очень сильной негативной кармы убийства.

В таких исключительных случаях, с кармической точки зрения, «самоубийство» является наилучшим актом, однако на такой акт способны лишь величайшие мастера.

Что же касается нас с вами, как бы мы ни оправдывали свои действия, самоубийство — это негативный акт.

Пока вы не достигли такой высокой реализации, что каждый ваш вдох приносит благо другим, вы не можете покончить с собой в позитивном состоянии ума.

Буддизм не может вселить в нас страх перед Богом, поскольку это нетеистическая традиция. В буддизме нет принципа бога-творца, и поэтому наши действия некому судить.

Однако буддизм может вселить в нас страх перед кармой. Это здоровый страх и признание кармических последствий наших собственных действий.

Акт самоубийства имеет серьёзные кармические последствия. Однако понимание четырёх аспектов полностью совершённой кармы может облегчить боль тех, кто остался, и пролить свет на это мрачное событие.

Аборт и выкидыш

С точки зрения буддизма для возникновения жизни необходимы три вещи: отцовское семя, материнская яйцеклетка и бинду (сознание).

Одних биологических компонентов (сперматозоида и яйцеклетки) недостаточно. Для перерождения необходимо, чтобы в соединившиеся сперматозоид и яйцеклетку проникло сознание.

Это значит, что жизнь начинается с момента зачатия, даже если оно происходит в чашке Петри.

Объяснение кармических последствий выкидышей и абортов напрямую связаны с этим фактом.


Однако Далай-лама утверждает, что если наука докажет что-то противоречащее буддийскому учению, учение должно быть пересмотрено и переформулировано.

Это знаменитое высказывание означает: если однажды наука сможет доказать, что сознание входит во чрево или появляется в нём позже, буддийский взгляд на аборты должен будет измениться.


В 1992 году Далай-лама также заявил, что в некоторых случаях аборт может быть оправдан: например, если плод имеет серьёзные пороки развития и в жизни ему бы пришлось сильно страдать.

Мы не имеем возможности исследовать духовные причины выкидыша. Когда этот вопрос задают учителям, они обычно просто отвечают: «Карма».

Такой ответ может помочь нам принять произошедшее или же, наоборот, разочаровать нас. Смысл в том, что в случае выкидыша, рождения мёртвого плода или аборта имеет место смерть.

Сознание, вошедшее в соединившиеся семя и яйцеклетку, возвращается в бардо и снова начинает своё путешествие.

Применимы все практики, выполняющиеся в случае обычной смерти. По меньшей мере можно выполнить практику Сукхавати.


Дилго Кхьенце Ринпоче учил:

Сознание тех, кто умер до своего рождения, во время рождения или в младенчестве, ещё раз проходит через все состояния бардо и перерождается снова. Для них можно проводить те же самые благотворные практики и действия, что обычно выполняются для умерших: очистительная практика и чтение мантры Ваджрасаттвы, подношение лампад, очищение пепла и т.д.


Аборт является более сложной темой из-за кармических последствий сознательного выбора. Чтобы понять его последствия, ознакомьтесь с четырьмя аспектами полностью совершённой кармы.

Как мы видели, основной кармической силой является мотивация. Абсолютная чистота мотивации может смягчить даже самый тяжёлый поступок.

Многие учителя, к которым ученики обращаются за советом, продолжают поддерживать их, даже если те решаются на аборт. Они могут предложить специальные практики, такие как очистительная практика Ваджрасаттвы, повторение священных мантр или четыре противодействующие силы.

Рассмотрите все варианты, посоветуйтесь с мудрыми людьми, имейте в виду последствия и действуйте с самой чистой мотивацией.

Если вы решаете сделать аборт, сделайте его как можно скорее. В противном случае отождествление сознания с растущим плодом усилится, и аборт станет для него более тяжёлым переживанием.


Согьял Ринпоче добавляет:

В случае аборта, если родители чувствуют угрызения совести, можно в дополнение к обычным практикам попросить прощения, признав свою вину, и от всего сердца выполнить очистительную практику Ваджрасаттвы. Можно также делать подношения света, спасать жизни, выкупая и освобождая животных, помогать другим или спонсировать гуманитарные или духовные проекты, посвящая все эти действия благополучию и будущему просветлению младенца.


Учитель дзен Роберт Эйткен создал буддийский ритуал, позволяющий почтить уход неродившегося ребёнка и дающий утешение родителям.

Кроме того, существует знаменитый японский ритуал мизуко куйо, которые дзенские священники проводят для западных женщин.

Смерть домашнего животного

Смерть домашнего животного может быть не менее болезненной, чем потеря близкого человека. Результаты некоторых исследований говорят о том, что многие люди воспринимают своих домашних любимцев как своего рода замену ребёнка.

В связи с расширением спектра возможностей в области занятости и образа жизни всё больше людей решают не иметь детей. Они считают, что домашнее животное делится любовью и составляет компанию почти так же, как ребёнок. Домашние питомцы становятся полноправными членами семьи.


Многие из приведённых выше наставлений применимы к смерти такого питомца. Литература о бардо ясно даёт понять: эти учения работают для всех живых существ, а не только для людей.


Аньен Ринпоче говорит:

«Вы даже можете поместить мандалу [тагдрола] на сердце умирающего питомца; сила взаимозависимого происхождения — при одновременном возникновении всех причин и условий — так удивительна, что делает возможной даже такую вещь, как освобождение собаки».


Любое животное — будь то червь, насекомое, змея или ваша кошка — проходит через те же бардо, что и мы с вами.

Когда животное проходит через мучительное бардо умирания, ум, который был заключён в теле животного, освобождается из своего временного вместилища.

Как только ум входит в сияющее бардо дхарматы, он перестаёт быть умом животного. Теперь это обнажённый ум как таковой.

Во время бардо умирания полностью отбрасывается физическая форма, и остаётся лишь бесформенное осознавание.

Это похоже на рывок сквозь невообразимо узкую воронку в центре песочных часов. В двух посмертных бардо ум перестаёт быть умом змеи, умом насекомого или умом Джека.

Змея и карма, которая ввергла ум в эту форму, отброшены. Насекомое и его карма полностью исчерпали себя. Джек и привычки, заставившие континуум ума принять форму собаки, остались позади.

На этом этапе бардо бесформенное осознавание, которое раскрывается после смерти, одно для всех.


Как мы уже знаем, если мы не распознаем это осознавание, ветры кармы понесут его в новую форму. Это знаменует окончание бардо дхарматы и начало бардо становления.

На этом этапе осознавание начинает наряжаться в новый костюм, подбирая привычки из прошлых жизней, которые приведут к возникновению нового тела.

Однако до входа в эту кармическую гримёрную все умы, проходящие через бардо дхарматы, совершенно обнажены и одинаковы в своей природе.


Мы также можем посмотреть на этот духовный эгалитаризм с противоположной точки зрения.

Сейчас мы предстаём как люди, но после того как наше осознавание отбросит эту временную человеческую форму в бардо умирания, оно легко сможет принять облик змеи, насекомого и любую другую форму, которая будет отражать существующую на тот момент кармическую предрасположенность.

Чтобы стать животным в следующей жизни, достаточно тренировать в этой жизни свой животный ум.

Если мы будем отъявленными свиньями, упрямыми как ослы или будем проявлять слепое рвение, подобно собакам, мы получим кармическую визу в соответствующие миры животных. Вы легко можете поменяться местами со своим любимцем.

Это воззрение об общих корнях осознавания и общей для всех живых существ космической родословной вселяет уважение ко всем формам жизни.

Это позволяет нам с почтением относиться к миру животных и дорожить святостью жизни, выражающей себя в широчайшем спектре проявлений.

Во время своего пребывания в Индии несколько лет назад я услышал, что Его Святейшество Семнадцатый Кармапа даёт учения о сердце сострадания, или бодхичитте, под названием «Семь причин и следствий бодхичитты».

Первой из этих опирающихся друг на друга причин является знание о том, что все живые существа были нашими матерями. Это классическое буддийское учение, которое часто с лёгкостью отбрасывают как преувеличение или простую метафору.


Однако Кармапа предложил воспринимать это учение буквально. Его Святейшество сказал, что без первой причины вторая причина (не говоря уже об остальных пяти) просто не может возникнуть.

Это означает, что без видения всех живых существ, включая животных, как наших матерей из прежних жизней, мы не можем развить подлинного сострадания.

После этого Кармапа спросил: «Каков критерий настоящего понимания первой причины?» — и сам ответил на свой вопрос: «Услышав лай собаки, вы немедленно говорите себе: „Это моя мать“, а услышав мычание коровы, тотчас же отвечаете: „И это моя мать“».

Данное учение развивает смирение. Оно показывает нам, как далеко мы должны продвинуться, чтобы достичь такого благородного взгляда на царство животных.

Если мы будем придерживаться подобного возвышенного взгляда на животных, то легко сможем использовать методы помощи в бардо, чтобы поддержать своих питомцев.

Сделайте так, чтобы их смерть была настолько хороша, насколько это возможно, и тогда их перерождение будет наилучшим из возможных. Кто знает, возможно, ваш дорогой питомец однажды вновь станет вашей матерью.



Заключение

Когда речь идёт о таких серьёзных вопросах, имеющих столько последствий, важно хорошо сделать «домашнюю работу».

Когда речь идёт о карме, неведение не бывает блаженством. Если мы знаем правила — медицинские, юридические и кармические, — мы можем благоразумно работать с ними. Даже Далай-лама, непоколебимо поддерживающий традицию тибетского буддизма, говорит, что ученик сам отвечает за проверку наставлений своего гуру на соответствие здравому смыслу:

Что делать, если гуру даёт нам совет, которому мы не хотим следовать, который противоречит Дхарме или здравому смыслу? В качестве критерия истинности всегда должны выступать собственные логические умозаключения и логика Дхармы. Любой противоречащий им совет должен быть отвергнут. Это слова самого Будды.

(«Прими мои учения только после того, как исследуешь их, подобно оценщику, покупающему золото. Не принимай ничего только потому, что веришь мне»)

Если кто-то сомневается в справедливости сказанного, ему следует разобраться в вопросе до конца и развеять все сомнения. Однако это следует делать с уважением и смирением, поскольку проявлять негативное отношение к учителю, который был к вам так добр, по меньшей мере неблагородно.


Это показывает нам, насколько сложны в действительности подобные вопросы. Даже совету прислушиваться к советам не так просто следовать. Соберите всю возможную информацию, проверьте свою мотивацию, глубоко всё обдумайте, а потом доверьтесь своему сердцу и своей мудрости.