Сарга 70. Приключения иголки. Васиштха сказал: 1–4. Тут огромная черная демонша-ракшаси, обликом напоминающая горный пик, начала уменьшаться в размерах. Она стала как черная грозовая туча, затем уменьшилась до размеров дерева, далее стала размером с человека, затем – с руку, потом – размером с ладонь, дальше – с палец, следом – с сушеный стручок, и вскоре она стала иголкой. После этого она стала тонкой, как волокно лотоса, потом – как тончайшая игла для шелка, далее – как кончик иглы и затем стала крошечной частицей, подобной воображаемой горе. 5–8. Она стала тончайшей живой черной металлической острой иглой, пребывающей в пространстве и несомой тонкими телами существ. Она казалась иголкой, хотя в ней не было никакого железа; среди множества других иллюзий она была всего лишь иллюзией крошечной иглы. Она была мельчайшей сияющей драгоценной иголкой, обладающей умом, тончайшим отблеском драгоценного камня в солнечных лучах. Она напоминала качающийся на ветру побег лианы, сотканной из черного облака, и ее глаза сияли сквозь крошечное игольное ушко. 9–14. С сияющим лицом, подобным ничтожной пылинке на острие иглы, Каркати как будто приняла обет молчания для высочайшей цели уменьшения своей величины. Она стала тончайшим элементом пространства и была еле видной, как искра света вдалеке. Она как будто выплевывала из себя пространство своим чудным ртом. Надо было прищуриться, чтобы разглядеть ее; она была тонка, как луч света лампы, и нежна, словно завиток волос на голове только что выкупанного ребенка. Она стала подобна крошечной тычинке лотоса, возжелавшей покинуть цветок. Она была красива, как сила, устремившаяся наружу по каналу сушумне. Ее усмиренные чувства как будто пребывали вовне, она была подобна неизвестной никому истине буддистов или логиков. Как будто подтверждая доктрину шуньи, демонша достигла пустоты, став беззвучной черной дырой, и за ней тянулась невидимая нить жизни. 15–19. Она отражала сознание и была полна желаний и склонностей. Как луч света от едва горящей лампы, она была остра и неуловима. Каркати стала иголкой из-за желания утолить свой голод, но ее суждения были опрометчивы! Она не обдумала своего решения, а ведь оно воистину было глупым! Демонша не задумывалась о бесполезности формы иголки. Глупцы видят только свое глупое желание. Она не размышляла о состоянии иглы своим недалеким умом, ведь глупец не размышляет о причинах и последствиях! Неукротимое желание достичь своей цели может привести к иным результатам; так желающий получше разглядеть себя в зеркале от волнения затуманивает его своим дыханием и не может увидеть отражения. 20–23. Каркати стала иголкой, отказавшись от огромного тела: воистину, для этой демонши-ракшаси, одолеваемой сильным стремлением, даже смерть огромного тела стала желанной! Увы, ужасен конец тех, кого обуяла слепая страсть! Даже тело было отброшено, как пучок соломы, в силу огромного желания демонши-ракшаси! Очарование одним объектом лишает рассудка. Демонша-ракшаси, стремясь к удовлетворению голода, не подумала даже об уничтожении своего тела. Для глупца, ослепленного одним стремлением, даже смерть становится желанной; и демонша-ракшаси, даже став иголкой без тела, была весьма довольна. 24–27. У нее была другая ипостась – живая Вишучика, болезнь, не имеющая формы, являющаяся по своей природе пространством, чьим телом стало движение. Она была подобна потоку света, как тонкая нить жизненной силы в виде кундалини, прекрасная, как луч солнца и луны. Эта безжалостная крошечная Сучика входила в тела живых существ, подобно цветочному аромату, вызывая внутренние страдания. Ее дурная сущность и греховные мысли не претерпели изменений, и, следуя за дыханием других существ, она наслаждалась их мучениями. 28–32. Итак, у демонши было две формы – Сучика и Вишучика; одна тонкая, как иголка инея, другая мягкая, как волокно хлопка. С этим своим двойственным телом, входя в сердца людей и пронзая их, жестокая демонша бродила по всему свету. В соответствии с собственными намерениями, все существа или обретают величие, или становятся ничтожными. Так Каркати, оставив свое огромное тело, приняла форму иголки. Глупые и ограниченные существа ставят перед собой глупые цели! Демонша-ракшаси своей аскезой страстно добивалась того, чтобы стать иголкой. Врожденные склонности даже хороших существ нелегко прекращаются! Демонша заслужила своей аскезой горячо желаемое тело иголки. 33–36. Когда она начала свои путешествия в пространстве, ее огромное тело растворилось, подобно осеннему облаку под порывами неукротимых ветров. Входя вместе с дыханием в обессиленные тела, тощие и полные, иголка становилась болезнью, Вишучикой. Она проникала также в тела некоторых здоровых и даже мудрых людей, превращаясь внутри них из живой иголки в болезнь. Где-то она наслаждалась, обитая в сердце глупца; где-то ее изгоняли посредством благих заслуг, очищающих мантр, лекарственных растений и аскезы. 37–43. Так жила Каркати много лет, скитаясь в своих двух ипостасях по земле и в пространстве. На земле она пряталась в пыли, на руках – под ногтями на пальцах, в пространстве – в свете, в одежде – в нитях. Она таилась в волокнах мышц, в грязи и навозе, в высохших канавах и гнилой траве. Попадая в неблагие тенистые места, она затрудняла дыхание существ. Она обитала в местах, где вьются облака мух, где не растут деревья, приносящие благополучие, где валяются кости, где постоянно дует ветер, во влажных и туманных местах и на тех, кто носит грязную одежду. Она жила там, где множество мух, кукушек и ворон садятся на пни, изгрызенные насекомыми, и там, где дуют сильные холодные ветра, раскачивая ветви деревьев. Она обитала в туманных низинах, где плывут гирлянды облаков, в глубоких ранах на пальцах и там, где выпадают дрожащие росы; в горах, в муравьиных кучах и на дорогах, исхоженных людьми. 44–47. Она появлялась в пустынных миражах, в диких местах, полных хищных зверей и огромных змей, там, где останавливаются путешественники, страдающие от блох, и откуда все в страхе разбегаются; в зловонных прудах, куда сплевывают пожеванные листья бетеля пишачи; в пристанищах путешественников на перекрестках дорог, где дуют холодные ветра. Она странствовала повсюду, разносимая руками и слюной людей и животных, раздавливающих ногтями напившихся крови блох и вшей и съедающих их. Она путешествовала по разным удивительным и живописным городам и, наконец, устала от своих бесконечных странствий. 48–50. В городах и селениях демонша носила только обрывок нити болезни, а в теле, горячем от лихорадки, она оборачивалась бешеным быком, скачущим по лесу. Устав, она пряталась в укромных местах, чтобы немного отдохнуть, как игла, выпадающая из утомленной руки после продолжительного шитья. Хотя она была жестокой, а действия ее были злыми, она вредила не сама: если бы она отреклась от своей врожденной природы, она не могла бы оставаться острой снаружи. 51–54. Так эта железная осознающая иголка, постарев телом, продолжала путешествовать всюду, как корабль с тяжелым грузом камней. Она странствовала, движимая своими желаниями, подобно пыли, несомой силой ветра. Она двигалась как иголка с пропущенной в ее ушко нитью, как будто направляемая неведомой силой. Она с удовольствием поглощала жизненные соки своих жертв. Она наслаждалась соками других, но как будто была привязана к концу тонкой нити. 55–58. Временами даже жестокие жалеют слабых, как если бы игла решила починить старое разорванное полотно. Игла, которая раньше вредила другим, ощутила в сердце желание избавиться от нити дурных действий и обрести сияющее солнце просветления. Неожиданно демонша-ракшаси Сучи почувствовала глубокое отвращение к своим поступкам, и ее действия начали жечь ее сердце. Но она по-прежнему в полную силу продолжала причинять вред другим, следуя своей природе. 59–63. Она продолжала мастерски прокалывать ткань и тянуть сквозь нее свою нить, подобную длинной нити желаний в телах живых существ. Она торопилась, смежив свои веки, как будто ее заставляли шить; так злодеи творят дурное дело, скрывая свои лица. Пронзая обернутый вокруг шеи платок, полная желания навредить, она заглядывала жертве в лицо, раздумывая: «Как лучше напасть?» – ведь мучители жаждут только этого. Игла одинаково прокалывает и грубые льняные, и тонкие шелковые ткани: воистину, разве может глупец отличить хорошее от плохого? Сама она, сжатая пальцами руки, видела протягиваемую через ее ушко нить, как свои собственные вытянутые жилы и внутренности. 64–66. Жестокая и бессердечная, она входила в самые разные объекты, сочные и сухие, нанизывая их на свою нить, но не получая от этого удовольствия. Она была бессловесной, с продернутой во рту нитью. Хотя она была и жестокой к другим, но страдала сама, хоть и была царского рода, но была несчастна. Без повода со стороны других желающая им смерти, связанная собственными чувствами, иголка Сучика висела в петле своих действий. 67–69. Выпав из руки портного, она лежала в одиночестве, в темной компании себя самой. Воистину, кто не любит друга, подобного себе? Она предпочитала общество простых людей с глупыми мыслями, ибо кто откажется от компании таких же, как он? Но когда она попадала в руки кузнеца, то, оставляя все, движимая ветрами кузнечных мехов, она готова была взлететь в небеса и исчезнуть. 70–72. Иголка входила в лотос сердца с потоками вдоха и выдоха, праны и апаны, и становилась как будто живой силой, вызывающей ужасные страдания. Смешивалась с саманой, силой пищеварения, она вызывала проблемы с желудком, соединяясь с уданой, она вызывала проблемы в горле. Сливаясь с вьяной, наполняющей все тело, она проходила через соки всех органов, вызывая разные формы безумия, слабости и болей в сердце. 73–77. Часто демонша спала в крошечных убежищах, находящихся в шерсти животных и на руках пастухов; она развлекалась, раня пальцы и руки детей. Она входила в тела через босые ноги и с радостью напивалась крови. Когда она пронзала цветы для гирлянды, она довольствовалась малым количеством пищи. Она подолгу валялась в грязных местах лицом вниз, ибо кто оставит то, что нравится? Ее жестокая природа проявляется через нападения: злые существа получают больше удовольствия от ссор, чем от радостных празднований. Скупцу доставляет огромное удовольствие даже маленькая монета: удивительное проявление себялюбия, от которого сложно избавиться. 78–81. В силу своего невежества иголка в двух своих ипостасях стремилась убивать людей. Удивительно, глупцы не заблуждаются, когда дело касается их желаний! «Мне легко убить другого, пронзая его, как игла прокалывает материю!» – от таких мыслей она становилась очень довольной. Не вредя другим существам, Сучика бы заболела сама, ведь игла ржавеет, если ее не натирать грязью. О ней, тонкой и незаметной, жестокой болезнетворной игле, вызывающей острые боли, быстро забывали, приписывая болезнь неизбежной судьбе. 82–83. Своими прокалыванием и нанизыванием, убивающими других, ракшаси была счастлива, как дурные люди наслаждаются, видя боль и страдания окружающих. Она купалась в грязи, поднималась в небо, и небесные ветры носили ее повсюду. Она падала в пыль и валялась на земле, в лесу; она скрывалась в одежде, в доме и во дворце, пряталась на руках и в ушных раковинах, в мягкой шерсти, в трещинах дерева и глины; она появлялась в сердце, бродя повсюду, как будто обладая волшебной силой. Валмики сказал: 84. Когда мудрец произнес это, закончился день, и собрание разошлось, поклонившись, по своим вечерним делам, для молитв и омовений, свершаемых в соответствии с обычаями, а на следующий день с восходом солнца, когда ушла тьма, все собрались снова. Такова сарга семидесятая «Приключения иголки» книги третьей «О создании»
Сарга 71. Раскаяние иголки Сучи. Васиштха сказал: 1–2. Долгое время демонша-ракшаси по имени Каркати ела плоть людей, но не получала от этого удовольствия. Сначала для удовлетворения голода ей было достаточно капли крови, ведь ее размеры были невелики, но теперь ей стало трудно выносить внутреннее недовольство. Она подумала: 3–7. Увы, увы! Зачем я стала крохотной иголкой? Я мала и не могу проглотить даже кусочка! Увы мне! Куда подевались мои руки и ноги, огромные, как черные тучи? По моей глупости они исчезли, как сухие листья опадают с деревьев в лесу. Увы, несчастна моя судьба! Я не могу насладиться даже маленьким кусочком сладкого мяса с вкусным ароматным жиром! Я валяюсь в грязи и падаю в пыль, люди топчут меня ногами, и, входя в их кровь, я становлюсь нечистой. Увы! Я потеряна и беспомощна, голодна и бездомна; страдание следует за страданием и беда за бедой! 8–10. У меня нет ни друга, ни подруги, ни отца, ни матери, ни родственника, ни помощника, ни брата, ни сына. У меня нет ни тела, ни опоры; нет у меня никаких средств к существованию и нет обители для отдыха. Меня несет, словно сухой лист в лесу! Я глубоко несчастна, мое положение ужасно. Я желаю смерти, но даже она мне недоступна! 11–14. Я оставила свое тело по собственной глупости, по недомыслию выпустила драгоценный камень из рук, увлекшись стекляшкой! Ум, полный проблем, создает заблуждение, которое потом разрастается бессмысленным вздором и страданиями. Я то живу в дыму, то валяюсь в пыли на дороге, то брошена в траву. Страдания преследуют меня! Я постоянно подвластна чужой воле и совершаю то, что меня заставляют делать другие. Я совершенно несчастна. Увы, я в чужих руках! 15–18. Я бессмысленно брожу по свету в форме вредящей всем иголки, и моя незначительная судьба – ужасное несчастье! Вместо избавления от одного демона благодаря моей аскезе и стараниям появился другой огромный демон, разрушающий все! Зачем я, глупая, так легко отказалась от своего громадного тела! Воистину, глупые мысли приводят к разрушению! О, кто спасет меня, обладающую этим телом, крошечным, как у мельчайшего червя? Кто поднимет меня из грязи? 19–21. Как мысль о такой несчастной может возникнуть в различающем уме мудрого? Как трава, растущая на деревенской дороге, может добраться до людей, живущих на вершинах гор? Как я могу спастись из этого океана невежества? Слепой не станет зрячим благодаря огоньку светлячка. Я не знаю, сколько мне еще суждено бродить в страданиях, без надежды, среди этих оврагов несчастий и невезения. 22–26. Когда я снова стану огромной и черной дочерью горы, схожей со столбом, разделяющим землю и небо? Когда мои плечи сделаются подобны гирлянде облаков, глаза будут сиять молниями, туман станет моей одеждой, а вздыбленные волосы будут доставать до неба? Когда мои черные груди будут колыхаться в такт с телом, подобным черной туче, как танцующие перед дождем павлины? Когда от моего смеха будет разлетаться пепел лесов, скрывая свет солнца? Когда я опять приму огромную форму, как будто способную поглотить мир? С гирляндой из солнц, с глазами как огненные чаши, когда я буду бродить, попирая ногами вершины гор? 27–30. Когда у меня снова будет огромное чрево, прекрасная необъятная пещера; когда ряды моих ногтей уподобятся огромным плывущим по небу облакам? О, когда ко мне вернется моя улыбка, от которой разбегались могучие демоны? Когда я снова буду танцевать в огромном лесу, отбивая на бедрах такт? Когда моя необъятная утроба будет постоянно полна горами мертвой плоти и мослов, ведрами крови и жира? Когда я захмелею, напившись крови существ всего мира, стану радостной и довольной и смогу счастливо заснуть? 31–33. Я сама превратила в пепел свое огромное замечательное тело, сожгла его в огне глупых практик и согласилась на тело иголки, обменяв золото на железо! О, где мое прошлое тело, наполняющее пространство и напоминающее черную гору, и где эта крошечная иголка, мелкая, как ножка комара? Даже получив золото, глупец бросает его, думая, что это мусор, и так же я, пожелав стать иголкой, оставила свое прекрасное тело! 34–37. Увы! О мое огромное брюхо, похожее на глубокую туманную пещеру в горах Виндхья, почему ты не убиваешь слонов, подобно льву? О мои огромные руки, которые ломали горные пики, с ногтями, напоминающими луны! Почему вы не отщипываете кусочки от луны, как от подношения? О моя грудь, прекрасная, как склоны величайшей черной горы, где теперь твои леса шерсти, в которых львы и прочие звери бродили, как блохи? О мои глаза, рассеивавшие своим блеском тьму ночи, пылавшие, как сухие дрова, почему вы больше не сияете горящими взглядами, озаряя все вокруг? 38–41. О мои плечи, любимые друзья, вы пропали! Вы сгинули с этой земли, и вас разрушило время, вы превратились в пыль на склоне горы! О, мое лицо, схожее с луной, почему ты не играешь сейчас своими лучами, затмевая пожар разрушения вселенной? О мои могучие руки, куда вы подевались? Увы, теперь крошечную иголку может оттолкнуть ногой муха! О мои круглые прекрасные ягодицы, превосходившие размером гору Виндхья! О моя замечательная бездонная пещерка, заросшая деревьями! 42. Где моя прежняя форма, наполнявшая пространство, и где это бесполезное новое тело иголки? Где мой огромный зев, куда помещалось все от неба до земли, и где этот крошечный ротик иглы? Где мои горы мяса для трапезы, и где обед иголки, состоящий из капли воды? Увы! Я стала такой крохотной только в результате своих собственных разрушительных действий! Такова сарга семьдесят первая «Раскаяние иголки Сучи» книги третьей «О создании»
Сарга 72. Сила решимости иголки Каркати. Васиштха сказал: 1–3. Иголка Сучи, молча все обдумав, твердо решила тут же вновь стать аскетом, чтобы вернуть свое огромное тело. Приняв это твердое решение, она прекратила убивать людей и удалилась на вершину Гималаев для суровых практик. Она сосредоточилась на своей природе иглы и, войдя в ум иголки, будучи ее сущностью, с помощью жизненной силы взяла ум под контроль. 4–10. Так, сосредоточившись умом на образе иглы, она перенеслась в далекие Гималаи в форме жизненной силы. Там, в отсутствие всех живых существ, в месте, сожженном пожарами, покрытом пылью и сияющем огромными драгоценными камнями, в бескрайней и бесплодной пустыне, где ничего не росло, она, явившись внезапно, была похожа на неведомо откуда взявшуюся сухую травинку. Вонзившись наполовину в землю своим тонким концом и вообразив, что стоит на одной ноге, она начала свою аскезу. Своим крошечным острием она наступила на пылинку и, отказавшись от понятий о прошлом, настоящем и будущем, стояла с усилием, подняв лицо вверх. Черная, жестокая, острая и твердая, глотая ветер, она утвердилась на своем конце среди пыли. Для голодных зверей, наблюдающих за нею из далекого леса, она выглядела крошечной травинкой, не качающейся на ветру. 11–16. Луч света вырвался из ее игольного ушка и стал отражением Сучи, ее другом, оберегающим ее сзади. Человек испытывает любовь даже к дурному близкому родственнику, так же и этот луч света по причине своей чистоты ощущал дружественность и любовь по отношению к Сучике. Из ее тени появилась другая подруга-аскет, черное подобие Сучики, ввиду черноты остающаяся всегда позади. Игла, появившаяся из тени Сучи, и луч света из игольного ушка поддерживали друг друга, как друзья: хорошие люди всегда готовы помочь другу. Глядя на Сучику, даже деревья, лианы и птицы были тронуты, да и кто не был бы вдохновлен, видя такую великую аскезу иглы? Замерев на своем остром кончике, она сосредоточила свой ум на аскезе. Деревья и лианы посылали ей с ветром пыльцу, выпуская ее со звуком «бхам!». 17–20. Боги и прочие существа леса все время пытались наполнить рот иголки пыльцой цветов. Великий Индра, желая помешать ее аскезе, посылал с ветром частички мяса, чтобы они насытили ее, но Сучика не принимала их. Решительно сосредоточившись на аскезе, она стойко отказалась от пищи: даже слабые внутренней твердостью и решительностью избавляются от препятствий своим практикам. Она ничего не принимала, даже пыльцу цветов, и ветер, способный вывернуть с корнем саму гору Меру, был изумлен ее стойкостью. 21–24. Сучи с головой покрывала грязь, ее затапливало громадными водами наводнений, ее сотрясали сильнейшие ветра и сжигали лесные пожары. Ее хлестал град, пытались напугать громы, молнии, черные тучи и рычащие звери. Так она стояла тысячи лет на конце иглы, не шевелясь, исполненная решимости, совершенно неподвижная в своем отречении от мира, как будто застывшая в глубоком сне. Отказавшись от внешних восприятий, она не замечала, как проходило время и изменялось все вокруг. Так, размышляя над своей природой, она пробудилась к истине. 25–28. Она обрела видение высшей мудрости и познала прошлое и будущее. Существо вредоносной иголки достигло высочайшей чистоты. Осознав своим собственным умом то, что должно быть познано, Сучика осознала блаженство своей природы, когда аскеза сокрушила все ее прошлые прегрешения. В течение семи тысяч лет она предавалась своему изнуряющему подвижничеству, и жар ее усилий грозил спалить все четырнадцать великих миров. В разрушительном огне ее аскезы засияли величественные Гималаи, и от этого как будто вспыхнул весь мир. 29–31. Индра, царь богов, спросил мудреца Нараду о том, чья аскеза готова поглотить мир, и Нарада ему ответил: «Это Сучи, совершая отречение от мира в течение долгих семи тысяч лет, достигла высшей мудрости, и поэтому этот мир сияет. О Индра! Демоны-наги шипят, горы сотрясаются, небожители низвергаются, океаны и облака высыхают, земля чернеет, и на солнце появляются пятна – это жар аскезы иглы Сучи творит разрушение». Такова сарга семьдесят вторая «Сила решимости иголки Каркати» книги третьей «О создании»
Сарга 73. Рассказ об аскезе Сучи. Васиштха сказал: 1. Индра, узнав о суровой практике Каркати, исполненный любопытства, продолжил расспросы Нарады. Индра спросил: 2. О муни! Своей аскезой обретя тело демонической иголки, что хорошего получила Каркати, подобная глупой обезьяне? Нарада ответил: 3–7. О Индра, тонкая демоническая сущность живой иглы имела опорой металлическую иглу. Оставив свою опору и перемещаясь в колеснице ветра в пространстве, она входила в тела существ вместе с их дыханием. Через отверстия в телах грешных людей она проникала в их органы, сосуды, мышцы, кровь и костный мозг и подолгу обитала там, как птица в дупле. Войдя в сосуды тела как ветер, она пробуждала острые боли, вонзаясь, как трезубец, установленный под баньяновым деревом поклоняющимися Шиве. С помощью тел и чувств своих жертв она наслаждалась их разнообразной многочисленной пищей и человеческим мясом. 8–11. Войдя в тело, игла спала с юной девушкой, чья щека покоилась на сшитом покрывале, лежащем на груди ее любимого среди гирлянд, рассыпавшихся вокруг. Проникнув в тело птицы, она путешествовала с беззаботной птицей среди прекрасных рощ и лотосов, более душистых, чем каскады цветов райского дерева желаний. Войдя в пчелу, она, как пчела, пила нектар и вкушала пыльцу деревьев мандара и забавлялась с пчелами в лесах на горных вершинах, где обитают боги. Как старый гриф, она отрывала и глотала куски мертвых тел; так воин с мечом в битве рубит на части ратников противника. 12–17. Она двигалась повсюду – во всех органах, оболочках и каналах тела, как порывы ветра путешествуют везде в синем небе. Как поток пран с дыханием входит в сердца всех существ, так она проникала в разнообразные тела. Так же единая сила сознания сияет в телах всех живых существ различными своими проявлениями, подобно хозяйке в своем доме, занимающейся своими делами при свете лампы. Она обитала в крови живых существ, как текучесть обитает в водах, и развлекалась в утробах, как в океанах появляются волны и водовороты. Она погружалась в сон в белоснежном сале, как Вишну в кольцах многоголового змея Шеши, и наслаждалась нектаром телесных соков. Словно ветер, она впитывала соки деревьев, кустов и лекарственных трав, как питающих сердце, так и ядовитых, вызывающих отравление и пробуждающих воинственность. 18–22. Затем она твердо решила стать живой иглой и оставить свою жестокую природу. Она стала святым аскетом с очищенным разумом. И эту живую сущность перемещала силой ветра невидимая железная игла, которая стала конем, несущим ее беспрепятственно повсюду. С бесчисленными воплощенными существами она пила, ела, развлекалась, давала, получала, танцевала, пела и отдыхала. Не было ничего, что она ни делала бы, имея невидимое тело, очищенный ум и форму пространства. Но, пьянея от вкуса мяса и крови, она проводила время подобно слону, прикованному к столбу. 23–26. В реках жизни, полных катящихся волн видимых тел, беспомощных и влекомых течением, она развлекалась, подобно крокодилу. Но она не могла глотать жир и мясо и горько жаловалась в своем сердце, напоминая дряхлую больную богатую старуху. Как танцовщица на сцене исполняет танец, звеня браслетами и другими украшениями на руках и ногах, так она заставляла выплясывать козла, верблюда, оленя, слона, лошадь, льва, тигра и других существ. Соединившись с ветром внутри и вовне, она пребывала в нем как тонкий аромат. 27–30. Ее изгоняли с помощью мантр, лекарственных растений, особых практик, пожертвований, молитв богам и прочих методов, и она спасалась, как выбрасывается на берег волна в горном потоке. Тогда Сучи исчезала, как неизвестно куда пропадает свет потухшей лампы. Она скрывалась в металлической игле, как в утробе матери, и оставалась там в неподвижности. Все существа стремятся в убежище, отвечающее их склонностям, и так же в соответствии со своей природой демонша-ракшаси искала пристанища в теле иглы. Живая иголка путешествовала повсюду, но в тяжелые времена возвращалась в свое прибежище железной иглы, как глупые люди в сложных ситуациях. 31–33. Так она бродила везде, и ее ум был ублаготворен, но физического удовлетворения она никогда не достигала. Только существенное может обрести качества, но не несуществующее; лишь тот, у кого есть тело, может обрести плотскую удовлетворенность. Теперь, вспоминая свои былые телесные удовольствия, она страдала и мечтала вновь ощутить сытость наполненной утробы. 34–38. Она решила снова практиковать аскезу, выбрав для этого подходящее место, чтобы получить назад свое прежнее огромное тело. Она проникла в сердце молодого грифа с дыханием, как птица входит в свое гнездо. Этот гриф, ощутив болезнь, вызванную иголкой, стал подвластен желаниям Сучи, исполняя то, чего хотелось ей. По велению иглы, гриф доставил ее на выбранную ею гору, как несомое ветром облако. Здесь, в безлюдной бескрайней глуши, он оставил ее, как йог оставляет свой ум в состоянии, лишенном всех мыслей. 39–43. Она сразу же твердо встала на свою единственную ногу, будто гриф водрузил на скалу неподвижный образ богини. Решительно вонзившись в частичку пыли кончиком своей крошечной ноги, подняв голову вверх, она уподобилась языку пламени на вершине горы. Живая иголка, видя железную иглу, оставленную грифом, вышла из тела птицы наружу. Покинув тело птицы, игла Сучи сосредоточила свой ум, как аромат, отделяясь от воздуха, устремляется с дыханием в нос. Гриф улетел в свою страну, счастливый, как носильщик, освободившийся от груза, и его внутреннее беспокойство прошло, как у выздоровевшего человека. 44–46. Живая игла сделала железную иглу своей основой в аскезе: верно использовать твердые средства для схожих по прочности целей. Ибо действия не имеющих тела не могут принести результат без поддержки! Так она, утвердившись на своей основе, начала аскезу. Живая игла наполнила железную иглу, как демон вселяется в дерево ашока или как аромат наполняет ветер. 47–48. Так, о Индра, Сучи приступила к своему долгому воздержанию, оставаясь в этой лесной глуши в течение множества лет. О искусный в том, что должно быть сделано! Тебе надо постараться исполнить ее желание, пока сила ее аскезы не спалила всю вселенную! Васиштха сказал: 49–60. Услышав рассказ Нарады, Индра послал бога ветра пролететь по всему свету в поисках Сучи. Тут же сознание ветра отправилось в поиск и, оставив небесные пути, быстро исследовало землю. Часть его сознания тут же стала вездесущей, как свет Сознания беспрепятственно распространяется повсюду. Сознание ветра вскоре обнаружило за семью океанами на земле огромную безлюдную долину в горах Локалока, как будто состоящих из драгоценного камня. Оно видело континент Пушкару сом ножеством гор и долин в нем, окруженный кольцом океана со сладкой водой; континент Гомеда с тьмой строений и обитателей, опоясанный океаном вина, в котором обитают разные рыбы и морские твари; континент Краунча с массой спокойных и величавых гор, окаймленный океаном сока сахарного тростника; континент Швета с разнообразными существами, окруженный океаном молока, посреди которого пребывает Вишну, Господь всех трех миров; затем континент Куша с огромными горами и долинами, городами и дворцами, взятый в кольцо океаном топленого масла; континент Шака с поселениями и разнообразными строениями, опоясанный океаном кислого молока; континент Джамбу с огромной горой Меру и множеством других горных пиков, окруженный океаном соленой воды. Здесь сознание ветра сошло с плеч ветра на землю и тут же наполнило всю местность своим дуновением. 61–66. Ветер осмотрел континент Джамбу и достиг вершин Гималаев, где Сучи исполняла свою недвижимую аскезу. Он донесся до огромного леса на вершине горы, который раскинулся широко, напоминая еще одно пространство, в котором не было существ и их движений. По причине близости к солнцу в этом необычном творении сансары не росла даже трава, и все покрывала пыль. Это место было подобно океану, полному бесчисленных рек-миражей, от которых вздымались радуги. Эта пустыня раскинулась до горизонта, и даже локапалы, защищающие мир, не ведали ее границ; и лишь пролетающий ветер поднимал там песчаные облака. Она напоминала кокетливую женщину, умащенную желтым шафраном солнечных лучей и сандаловой пастой лунного света, издающую нежные звуки свистом ветра. 67. Пронесшись над семью континентами, окруженными океанами, облетев всю землю и устав от долгого путешествия, ветер, чье тело полностью наполняет пространство во всех направлениях, устало опустился на вершину горы, как пчела приседает на цветок. Такова сарга семьдесят третья «Рассказ об аскезе Сучи» книги третьей «О создании»
Сарга 74. Окончание аскезы иголки Сучи. Васиштха сказал: 1–6. Посреди этой огромной пустыни на вершине горы ветер увидел. Сучи, застывшую на земле, словно еще один горный пик. Она стояла на одной ноге, погруженная в аскезу. Она иссохла от солнечного жара над головой, от неизменного отсутствия пищи ее живот втянулся, и осталась одна кожа. Когда в ее открытый рот входили жар и ветер, она каждый раз отбрасывала их возникающим в сердце понятием: «Это не для меня». Ее иссушило солнце, она постарела от лесных ветров, но оставалась неподвижной, омываемая лучами луны. Она была прикрыта сверху пылинкой и излучала блаженство, не требующее ничего более. Как лес дарует жизнь всему, находящемуся в нем, так долгой практикой она как будто породила огонек, собрав на макушке, как пучок волос, жизненную силу. 7–10. Ветер, увидев Сучи, исполнился изумления. Поклонившись и некоторое время посмотрев на нее, он как будто даже устрашился. Пораженный жаром ее аскезы, ветер не смог спросить: «О великая йогиня Сучи! Какова цель твоей огненной аскезы?» Он только подумал: «О, сколь удивительна труднейшая аскеза великой Сучи!» – и вернулся в небеса. Ветер поднялся выше обители облаков, затем минул пространства ветров, оставил внизу пространство множества сиддхов и достиг пути Солнца. 11–12. Затем он поднялся выше звезд и прибыл во дворец Индры. Индра обнял его, очищенного встречей с Сучи. Перед Индрой и собравшимися при дворе богами в ответ на их вопрос ветер поведал обо всем, что увидел. Бог ветра, Вайю, сказал: 13–17. О Индра, на континенте Джамбудвипа есть высокий горный хребет, называемый Гималаями; носящий полумесяц бог Шива – его зять. На его северной стороне есть высокая вершина, на самой верхушке которой великая йогиня иголка Сучи исполняет свою суровую аскезу. К чему много говорить? Чтобы не пускать внутрь ветер, она закрыла ему вход, превратив свой желудок в металл. Она сжала свой крошечный рот и прикрыла его частичкой пыли, чтобы не пустить внутрь прохладное дуновение ветра. От ее ужасной аскезы гора перестала быть холодной, раскалилась и от этого ужасно страдает, о Индра. 18–20. Давайте мы все пойдем к Создателю Брахме, чтобы он исполнил ее желание, иначе ее могучая практика приведет к несчастью! Выслушав слова бога ветра, Индра с остальными божествами отправились в обитель Брахмы просить у него защиты. «Дабы исполнить желание Сучи, я сам пойду на вершину Гималаев», – провозгласил Брахма, и удовлетворенный Индра вернулся обратно на небеса. 21–25. К этому времени Сучи совершенно очистилась и жаром своей аскезы раскалила даже небесную обитель богов. Свидетелем ее аскезы была ее собственная удлиняющаяся и обходящая вокруг нее тень, что глядела на луч солнечного света, проходящий через игольное ушко. Тончайшая, как шелковый волосок, игла превзошла гору Меру своей твердостью. И тень, удлиняясь в начале и в конце дня, как будто бежала посмотреть, не утопилась ли с горя гора Меру. В полдень, опасаясь жара, тень пряталась, входя внутрь иглы с дыханием, а в остальное время взирала на нее с уважением издалека. Тень присматривала за иглой, а от сильного жара скрывалась в теле иглы: воистину, в сложные времена человек забывает всякие приличия! 26–27. Металлическая игла Сучи вместе с иглой, состоящей из тени, и иглой из жара создавали треугольник, очищающий аскезой, как смывает грехи слияние трех рек, на котором стоит город Варанаси. Ветры и пыль очищались этим треугольником, как тремя разноцветными потоками, омывающими Варанаси, и достигали освобождения. 28. К тому времени Сучи, исследовав свое сознание, обрела знание изначальной причины и постигла Брахмана. Несомненно, только прямое размышление о своей природе является высшим учителем, и никто другой, о Рама! Такова сарга семьдесят четвертая «Окончание аскезы иголки Сучи» книги третьей «О создании»
Сарга 75. История о Сучи. Сучи обретает свое прежнее тело. Васиштха сказал: 1–2. Спустя тысячу лет Сучи посетил Создатель Брахма и с небес вопросил: «Моя дочь, каково твое желание?» Сучи была подобна частице существования, у нее не было никаких органов, и она не могла ответить. Поэтому она только подумала про себя: 3. Я достигла полноты и совершенства, мои сомнения рассеялись. Что мне делать с даром Брахмы? Я обрела полное умиротворение и спокойствие, я пребываю в нирване в безусловном блаженстве. Я ведаю все, что должна знать, завеса моих сомнений пропала, и мое различение ясно. Чего же мне еще желать? Я останусь здесь, как и раньше – отбросив даже разделение на реальное и нереальное. Чего мне еще жаждать? Раньше, когда я была еще глупа, меня преследовал демон собственных желаний, как ребенка пугают воображаемые привидения. Теперь он сгинул благодаря размышлениям о собственной природе. Чего мне желать и чего не желать? 8–9. Помыслив так, Сучи, не имеющая органов речи, осталась в молчании и полном спокойствии, в то время как Брахма взирал на нее. Тогда Создатель снова обратился к ней, лишенной желаний и обладающей умиротворенным умом. Брахма сказал: 9–13. Получи дар, дочь моя. Пожив еще некоторое время на земле и вкусив удовольствий, ты достигнешь высшего состояния. Такова судьба, которой невозможно избежать. Да будет твое желание исполнено благодаря твоей аскезе. Ты вновь обретешь свое огромное тело и будешь жить демоншей-ракшаси в лесах Гималаев. Прими это гигантское, как облако, тело, которое у тебя было ранее, моя дочь. Оно проявится вновь, как огромное дерево вырастает из маленького семечка. Это тело пребывает в тебе, как в семени, из которого после полива поднимается росток плюща. 14–18. Поскольку ты познала истину, ты не будешь причинять страданий миру. Ты обрела внутреннюю ясность и стала подобна чистому облаку на осеннем небосклоне. Ты будешь непрерывно наслаждаться внутренним сосредоточением, и если когда-нибудь безусильно его оставишь, то будешь видеть всех существ, как саму себя. Ты станешь воплощением созерцания и спокойствия; движения твоего тела будут проявляться без усилий, как ветер по своей природе являет движение. Тогда, моя дочь, ты будешь сдерживать свои привычные демонические желания и будешь причинять вред существам только для естественного утоления своего голода. Ты будешь справедлива в мире, наказывая преступников. Обретя освобождение в этом теле, ты будешь обладать верным различением. 19. Сказав это, Брахма растаял в небесах. Сучи подумала, что она все так и сделает, ибо в этом нет ничего плохого и у нее нет повода не следовать словам Создателя. Сосредоточившись на своем теле, она постепенно начала расти. 20–21. Сначала она стала размером с палец, потом – размером с руку, потом – с две распахнутые руки, потом – с дерево и, наконец, выросла до размеров облака. Тут же у нее отросли все конечности, как постепенно из семени сансары вырастает дерево желаний. У ее тела появились все необходимые части, которые были сокрыты ранее, как цветы на дереве желаний содержат в себе множество неявленных до поры семян. Такова сарга семьдесят пятая «История о Сучи. Сучи обретает свое прежнее тело» книги третьей «О создании»
Сарга 76. Об утолении голода грешниками. Васиштха сказал: 1–5. После этого иголка Сучи снова стала демоншей Каркати, из крошечной превратившись в огромную, как небольшое облако вырастает в грозовую тучу. Зная свою природу, она пребывала в блаженстве. Благодаря постижению своей сути, она оставила прежнюю демоническую сущность, как змея, что сбрасывает старую кожу. Она оставалась там же, в глубоком созерцании в позе лотоса, пребывая в чистом Сознании, недвижная, как горная вершина. Через шесть месяцев она пробудилась из своего глубокого созерцания, как павлин ободряется от грома, что исходит из огромных облаков в сезон дождей. Вернувшись к внешним ощущениям, она почувствовала голод. Пока есть тело, невозможно отречься от его потребностей. Она задумалась: 6–10. Что же мне теперь есть? Я не должна насыщаться другими существами, нарушая закон. Я думаю, что смерть этого тела лучше, чем поедание того, что не одобряют мудрые и что не обретается законно. Если я расстанусь с телом, отказавшись от неправедной пищи, то в этом нет ничего плохого! Такая еда – яд. Что хорошее может быть достигнуто в мире такой пищей? К тому же у меня нет причины ни для жизни, ни для смерти. Я есть лишь чистая сознательность, а тело и все остальное – красивая иллюзия, которая пропадает, когда пробуждаешься к истине о себе. И не существует тогда разницы, есть тело, или нет. Васиштха сказал: 11–13. Пока она так размышляла в безмолвии, с неба раздался голос. Ветер, удовлетворенный тем, что она рассталась со своей демонической природой, произнес: «О Каркати, иди и наполняй знанием глупых и заблуждающихся. Природа мудрых проявляется в спасении невежественных. Кто, несмотря на объяснения, не пробудится, тот рожден только на свою погибель и будет твоей законной пищей». 14–16. Услышав это, Каркати ответила благодарностью за совет, встала и медленно спустилась с вершины горы. Пройдя леса на склонах, она пришла в долину у подножия горы, где была страна охотников-киратов. Эта земля была богата плодами, скотом, мирскими богатствами, сочной травой, лекарственными травами, съедобными кореньями, питьем, животными, насекомыми, птицами и всем остальным. 17. В черноте ночи, когда по земле расстилалась непроглядная мгла, ночная демонша, скрытая тьмой, вошла в эту прекрасную страну у подножия Гималаев. Такова сарга семьдесят шестая «Об утолении голода грешниками» книги третьей «О создании»
Сарга 77. Размышления демонши Каркати. Васиштха сказал: 1–8. В стране Киратов стояла черная ночь, и тьма была настолько плотной, что ее можно было схватить рукой. Небеса были скрыты темными облаками, луна не светила, плотная мгла наполняла лес деревьев тамала. Из- за густой растительности скольжения тьмы казались медленными, как движения слепого в ограниченном пространстве дома, а на освещенных перекрестках города она бежала, как мальчишка. На площадях густота тьмы отступала под лучами света ламп, пробивающегося сквозь окна и щели. Мгла, как будто танцующая вокруг, была близким другом Каркати, хранившим полное молчание, словно призрак-ветала, притворяющийся скелетом. Тьма ночи была украшена густым туманом, в котором множество животных и людей погрузились в глубокий сон. Ветер ленивыми движениями едва касался капель выпавшей росы. От озер и каналов доносилось кваканье лягушек; во внутренних покоях домов тешились ночными забавами мужчины и женщины. В джунглях были видны огни, подобные пламени разрушения мира; на полях зрела кукуруза, поблескивающая каплями росы. 9–15. На небе сверкали бесчисленные звезды, в лесах дул ветер, сбрасывая на землю цветы и плоды с деревьев. В дуплах ухали совы; слышались крики деревенских жителей, обнаруживших нарушивших границы их владений грабителей. В лесу тьма ночи была безмятежной, какой обычно и бывает тишина в лесу; в городе она была тихой, как сам спящий город. В лесах дули ветры, в гнездах спали недвижимые птицы. В пещерах дремали львы, в рощах – олени. В небе тьма наполнялась холодным туманом, в рощах тихо разливалась повсюду. Мгла была подобна черной туче и напоминала пещеру в горе горного хрусталя. Она была беспросветной, как середина камня, и такой плотной, что ее можно было резать ножом. Она дрожала, как гора сажи под ветрами разрушения вселенной, и была плотной, как мрак горной пещеры; она широко раскинулась, как муть единого океана разрушения. Тьма была плотна, как чернота угольной пещеры, прекрасна, как глубокий сон, тверда, как забытье невежества, и мягка, как спинка черного шмеля. 16–18. Этой темной ужасной ночью царь земли Киратов со своим советником вышли из города, полного спящих жителей, в темный лес, дабы защитить город от дурных людей. Царя звали Викрам, и он был решителен, мудр и смел. Каркати увидела идущих по лесу вооруженных царя и советника, ищущих встречи с демонами-веталами. Каркати подумала: 19–24. Несомненно, я нашла свою пищу! Эти двое – глупцы, не знающие своей сущности, тела таких людей – тяжелая ноша для земли! И в этом мире, и в мире ином глупец существует лишь для страданий и смерти. Таких надо уничтожать, а не взращивать невежество! Жизнь глупца, не ведающего истины, – все равно что смерть, и ему лучше умереть, чем накапливать грехи. С самого начала мира лотосорожденным Брахмой установлено, что не знающие своей природы невежды должны стать пищей для хищников. Поэтому эти двое должны быть съедены, и было бы неверным отказаться от законной добычи. Но если они мудры и благородны, то убивать таких людей мне не по вкусу в силу моей природы. 25–30. Я их испытаю, и если они мудры, тогда я их не съем, поскольку мудрым нельзя причинять вред. Жаждущие настоящего счастья, славы и долгой жизни должны поклоняться мудрым, давая им все желаемое. Я лучше лишусь тела от голода, но не буду есть хорошего человека, ибо мудрые больше ценят спокойствие ума, чем жизнь тела. Для защиты мудрого стоит даже отдать свою жизнь, поскольку с помощью лекарства общества мудрых можно подружиться даже со смертью! Если даже я, демонша-ракшаси, беру под защиту таких людей, кто другой не приблизит их к своему сердцу, словно чистую гирлянду? Воплощенные в теле, обладающие прекрасными качествами, живут здесь, как земные луны, давая прохладу и спокойствие окружающим их. 31–32. Смерть – это небрежение мудрыми, жизнь – пребывание в их обществе. Плодом нахождения подле них является обретение рая, освобождения и прочего. Потому я испытаю этих двух лотосооких игрой с различными вопросами, и по их ответам станет ясно, насколько они знающие. 33. Сначала надо решить, обладают они хорошими или плохими качествами, затем понять, превосходит ли он меня своими достоинствами, и только тогда определить верным методом, прошел ли испытуемый проверку. Такова сарга семьдесят седьмая «Размышления демонши Каркати» книги третьей «О создании»
Сарга 78. О демонше Каркати. Васиштха сказал: 1–2. Тут Каркати, достойный цветок древа семейства демонов, подобная черному облаку, плывущему в темноте, издала ужасающий рев. После этого рыка она заговорила хриплым и страшным голосом, подобным отголоскам, следующим за раскатами грома в тучах. Каркати сказала: 3–4. Эй, вы двое, подобные солнцу и луне, следующим по ужасному лесу! Два червя в темной пещере великой майи! Кто вы – великие мудрецы или глупцы? Вы пришли стать моей пищей и заслуживаете того, чтобы я сейчас же вас проглотила! Царь сказал: 5–8. О призрак, кто ты и где ты? Покажи себя, ибо кто испугается одного только жужжания пчелы? Воистину, лишь недалекие люди устремляются к желаемому со всей скоростью, как лев. Оставь свое раздражение и прекрати запугивания, яви свои силу и достоинство! Скажи мне, чего ты жаждешь, и я дам тебе это, о законопослушная! Ты хочешь испугать нас своими рассерженными криками или сама нас боишься? Скорее предстань перед нами в видимой форме с подобающим голосом, ибо тянущие время не достигают ничего, кроме саморазрушения. 9–16. Каркати подумала, что ответ царя недурен и приятен, и зарычала, чтобы показать путникам свою силу, а затем расхохоталась. От ее смеха и рыка все пространство наполнилось эхом, и она явила свое огромное тело в свете блистающих в улыбке зубов. Она напоминала гору, расколотую молнией из тучи всеобщего разрушения, ее глаза сверкали молниями, наполняя небо искрами, напоминающими разлетающихся журавлей. Она была подобна мерцающим огням подводного пожара в едином океане тьмы; ее рев был словно гром множества громадных черных туч. От ужасного скрежета ее зубов с криками умирали притаившиеся во тьме хищные звери и грабители; она казалась черной колонной, достигающей небес. Волосы на ее голове стояли дыбом, черные глаза были полны мрака, и она внушала ужас демонам якшасам, ракшасам и пишачам. Ветер ее дыхания проходил через отверстия тела с ужасающим звуком «бхам!», пучки волос на голове напоминали торчащие палки, обгоревшие ветви и зубья плуга. Она была как живая вершина горы черного агата, содрогающаяся во время разрушения мира; она возникла как разрушительная последняя ночь творения, как слуга Шивы, сотрясая богов творения своим смехом. 17–21. Ее тело напоминало осеннее небо, затянутое тучами. Оно было плотным, как ночь, и походило на огромную тучу. Она была подобна черному демону Раху, восставшему из тьмы, чтобы поглотить луну и солнце. Ее черные груди напоминали бездонные деревянные ступы или два висящих облака из сияющего черного сапфира. Ее огромное тело было словно обгоревший пень с головой, похожей на крону дерева и с гигантскими качающимися лианами рук. Увидев ее, оба героя нисколько не дрогнули; их ум не взволновался, будучи чистым. 22–27. Советник сказал: О огромная демонша! Почему ты рассержена? Воистину, только глупые и недалекие сильно распаляются даже по мелкому поводу. Оставь свой гнев, он тебе не к лицу! Мудрые достигают своих целей подходящими мирными путями. Ураган нашей мощи сдувал, лишая силы, тысячи таких букашек, как ты; и их уносило, подобно листьям и сухой соломе. Оставив раздражение, разумные достигают своих целей соответствующими действиями, с ясным и спокойным умом. Пусть собственные деяния будут успешными или нет: только великая судьба отвечает за это. К чему заблуждаться по такому поводу? Скажи, чего ты хочешь? Никогда, даже во сне, просящий не уходил от нас без исполнения своего желания! Услышав это, демонша-ракшаси подумала: 28–33. О, какое хорошее, смелое и разумное поведение у этих двух прекрасных людей! Я думаю, они – необычные люди. Удивительно! Их слова и лица указывают на внутреннюю пробужденность. Как воды рек, сливаясь, смешиваются друг с другом, так же мудрые мгновенно узнают друг друга по речам и выражениям лиц. Эти двое, кажется, поняли мои намерения, а я разгадала их мысли, поэтому я не убью их. Силой своей мудрости они вечны. Я думаю, они постигли свою природу, потому что без знания себя ум не способен освободиться от страха смерти. Это возможно только в результате ясного понимания реального и нереального. Я спрошу их о некоторых сомнениях, которые одолевают меня, ибо те люди глупы и низки, которые не разрешают сомнений, встретив знающих! 34–35. Подумав так, Каркати приняла подобающий вопрошающему вид, прекратила смех и рычание, подобные грому тучи вселенского разрушения, наступившего не в свое время, и спросила: «Кто вы, смелые люди? Поведайте мне, о безгрешные! От одного вашего вида в чистом уме возникает дружеское расположение». Спутник царя ответил: 36–37. Это царь страны Киратов, а я – его советник. Мы вышли на нашу ночную прогулку, чтобы останавливать подобных тебе. Это царская обязанность – днем и ночью пресекать действия скверных существ. Кто оставляет свои обязанности, тот губит себя, сгорая, как дрова в огне. Каркати сказала: 38–41. Царь, твой советник не умен. Царь, у которого глупый советник, не должен быть царем. Если помощник хорош, хорош и царь. Поэтому царь должен умно выбирать хорошего советника, этим он обретает славу, а каков царь, таковы и подданные. Изо всех хороших качеств высочайшим является знание изначальной Сущности. Ведающий истину царь становится настоящим царем, и знающий это советник будет лучшим из его помощников. Эта благородная мудрость приносит царю могущество и беспристрастное видение; не имеющий же этого знания не достоин быть ни советником, ни царем. 42–43. Если вы владеете этим знанием, вы достигли высшего блага, но если нет, то вы бесполезны, и, в соответствии со своей природой, я вас съем. Если же вы верно и с умным различением ответите на мои вопросы, вы станете мне дороги, как любимые сыновья. 44. Царь или советник, дайте мне ответы! Это мое горячее желание, выполните мою просьбу. Кто в этом мире, не исполнив обещанного, не расплатится тяжко за свой грех? Такова сарга семьдесят восьмая «О демонше Каркати» книги третьей «О создании»
Сарга 79. Вопросы демонши Каркати. Васиштха сказал: 1. Произнеся это, ракшаси с согласия царя начала задавать свои вопросы. Выслушай их и ты, о Рама! Демонша спросила: 2–4. Что это за крошечная частица, которая едина и одновременно множественна, в которой бесчисленные миры зарождаются и исчезают, как пузырьки пены в океане? Что это за пространство, которое не пространство; что это – что-то и ничто? Что проявляется как я, которое есть ты, и что является тобой, будучи мной? Что движется, оставаясь неподвижным, и что недвижимо, даже перемещаясь? Что это за камень, который осознан? Кто создает прекрасные иллюзии в пустом пространстве? 5–7. Что это за огонь, который не горит, оставаясь пламенем? И что это за огонь, постоянно порождаемый не-огнем? Что это за извечное сияние, которое не является ни луной, ни солнцем, ни огнем и ни звездами? Что это, не имеющее глаз, но порождающее свет? Что это за высочайший свет, дающий сияние слепым от рождения лианам, кустам, траве и всему, не имеющему органов чувств? 8–10. Что порождает пространство и остальные элементы? Кто определяет собственную природу сущего? Что является ларцом для алмаза этого мира? Чей это ларец? Что за крошечная частица заставляет сиять тьму; что это – существующее и несуществующее? Что, будучи вдали, находится рядом? Что это за мельчайшая крупица, которая видится огромной горой? Что это за мгновение, которое длится целую кальпу, и что это за кальпа, которая продолжается миг? Что это – очевидное и несуществующее? Что это – сознательное, являющееся несознательным? 11–13. Что это за ветер, который не ветер, и звук, который не звук? Что это – все и ничто, я сам и в то же время не я? Что достигается огромными усилиями во множестве жизней, а когда получено, оказывается ничем? Что это за полнота, которую не получить? Что уничтожает себя, оставаясь совершенно целым и невредимым? Что это за крошечная частица, внутри себя создающая гору Меру и три мира, как травинку? 14–17. Что это за мельчайшая пылинка, которая наполняет собой сотни йоджан, и что это за частица, которая не измеряется даже в сотнях йоджан? От чьего одного взгляда весь мир танцует, как ребенок? Что это за крупица, в которой существует множество огромных гор? Что, не меняя своего крошечного размера, по величине превосходит гору Меру? Что тоньше волоска, разделенного на сотню частей, но громаднее высокой горы? Что является лампой, проявляющей и свет, и тьму? В частице чего пребывают частицы всех восприятий? 18–20. Что это, совершенно не имеющее вкуса, но всегда сладкое? Что превосходит все и в чем пребывает все? Что не может утаить себя и скрывает весь мир? Благодаря чему при разрушении мир остается существующим, но не проявленным? Что не имеет глаз и видит тысячами глаз? Что это за мгновение, являющееся великой кальпой и сотнями тысяч кальп? 21–23. В чем, как дерево в семени, содержатся семена миров – не проявленных, проявленных и даже не возникших? В каком мгновении, как в семени, пребывает целая кальпа? Что является творцом, инструментом, целью и обстоятельствами действия, не имея цели и даже не являясь деятелем? При восприятии видимого видящий делает видимым сам себя. Что, не имея глаз, видит само себя вовне, как зримый объект? 24–26. Кто растворил видимое в себе и даже в присутствие видимых объектов видит безраздельное чистое Сознание и не видит видимого прямо перед собой? Что сияет как видимое, являясь видимым, видением и видящим? Что наполняет видимое, видение и видящего, как золото – браслеты и другие украшения? От чего ничто не отделено, как волны от океана? И по чьему велению все отделяется, как волны в океане? 27–29. От чего, единого и не разделенного временем, пространством и прочим, даже при появлении двойственности реального и нереального, они остаются неотдельными, как вода и ее текучесть? Что, став тремя временами, содержит в себе, как семя содержит дерево, три мира, которые реальны и нереальны и включают видящего, видимое и видение? В какой полноте всегда пребывают прошлое, настоящее, будущее и великая иллюзия бесчисленных миров, как дерево заключено в семени? 30–32. Что, не оставляя своей недвойственной природы и будучи невозникшим, заставляет семя превращаться в дерево и дерево – в семя? О царь, по сравнению с чем гора Меру – нежное волокно лотоса, и в чем существует огромное множество таких гор, как Меру и Мандара? Чем создается этот мир с бездной живых существ? За счет чьей силы ты движешься, убиваешь и наказываешь? Что увидев, ты исчезаешь или же существуешь вечно с очищенными видением и речью до их полного успокоения? 33–35. Разреши великое сомнение моего ума, подобное туману, скрывающему лик луны. Того, кто не способен вырвать сомнение с корнем, никогда нельзя считать мудрым пандитом. Если вы своим разумом не положите конец моему небольшому сомнению, вы тут же, бесспорно, станете дровами для утоления ужасного огня моего голода. После чего я сожру всех людей в этой стране, чтобы набить свое брюхо. Поэтому, я думаю, это твоя обязанность – быть хорошим царем, ибо только глупцы стремятся к своему концу. 36. Сказав это, демонша издала оглушительный и ужасающий рык, сходный с громом тяжелой тучи, и замолчала. Хотя ее вид был ужасен, внутренней чистотой она напоминала безоблачное осеннее небо. Такова сарга семьдесят девятая «Вопросы демонши Каркати» книги третьей «О создании»
Сарга 80. Решение загадок Каркати Васиштха сказал: 1. Когда огромная дочь ракшасов глубокой ночью в густом лесу завершила задавать свои замечательные вопросы, раздался голос мудрого советника. Советник сказал: 2–5. Слушай, о подобная туче! Твои вопросы я растерзаю один за другим, как лев рвет на части обезумевшего слона. О лотосоокая! Твои вопросы, заданные замысловатым языком и способные дать мудрость знающим, касаются высшего Я, или Атмана, о красавица. Поскольку высшее Я нельзя описать словами, понять умом и воспринять пятью органами чувств, оно тоньше даже пространства, оно есть Атман, являющийся чистым Сознанием. В крошечной частице Сознания пребывает это творение как существующее или несуществующее, подобно тому, как дерево проявляется в семени. 6–8. Реальность есть ощущаемость всего и, будучи природой всего, является изначальной сущностью, вслед за которой все остальное обретает существование. Сознание подобно пространству по причине отсутствия внешнего и не является пространством в силу сознательности. Из-за того, что оно превосходит восприятие чувствами, оно не что-то и оно же является мельчайшей каплей, которая бесконечна. Будучи внутренней сущностью всего, оно не ощущается никем как что-то. Отражение недвойственного Сознания создает множественность, которая нереальна в высшем Сознании, как браслеты и разнообразные украшения – в золоте. 9–11. Это – высочайшее пространство Сознания, невоспринимаемое в силу своей исключительной тонкости. Хотя оно является внутренней сущностью всего, оно превосходит пять органов чувств и ум. Будучи сутью всего, оно никогда не пустота, это – сам говорящий и думающий, даже если он думает, что его нет. Никакой логике не поддается несуществование существующего. Природа всего осознается косвенно, как спрятанную камфару выдает присущий ей аромат. 12–14. Все здесь, осознаваемое умом как что-то, есть лишь это Сознание, и в силу того, что его чистота по своей природе превосходит чувства, оно не является чем-либо. Только оно, будучи сущностью всего существующего, оказывается и единством, и множественностью. Поскольку исключительно благодаря ему существует этот мир, лишь оно и является ларцом драгоценности этого мира. В этом безбрежном океане осознания появляются и пропадают волны трех миров, как разнообразные понятия ума; так в воде по причине ее текучести возникают водовороты. 15–17. Поскольку это Сознание не постигается умом и чувствами, оно кажется пустым, но в силу того, что оно осознается самопознанием, оно не пусто, хотя подобно пространству. При понимании недвойственности можно ощущать, что я есть ты и ты есть я, но безграничное осознание не становится ни тобой, ни мной. Когда при пробуждении к истине отброшены все представления о «тебе» и «мне», не остается ни тебя, ни меня, ни всего, или же все становится мной самим. 18–20. Это высшее Я не движется, двигаясь и даже проходя множество йоджан. Благодаря осознанию, множество йоджан пребывают в этом Сознании. Оно не движется даже в движении и, даже обретенное, не обретается, ибо место и время пребывают в пространстве собственной реальности. Если его цель находится в нем самом, воистину, куда оно может пойти? Будет ли мать искать своего сына где-то еще, когда он у ее груди? 21–22. Коль скоро оно пребывает всюду, оставаясь неизменным, содержа в себе все творение и делая все, оставаясь в себе, куда и как ему еще идти? Когда закрытый горшок переносят в другое место, пространство в нем не движется при перемещении горшка; так и высшее Я всегда остается недвижимым. 23–26. Когда оно в себе ощущает осознанность и несознательность, оно как будто становится и осознанным, и несознающим. Когда единое Сознание по своей природе является реальностью и осознанности, и несознательности, тогда оно, будучи сознающим, может быть подобным камню, о демонша! В безначальном и бесконечном высочайшем пространстве безграничное Сознание создает, не создавая, удивительное разнообразие трех миров. Чистое Сознание дает реальность огню, принимая его форму и не оставляя при этом своей природы. Даже будучи вездесущим, оно не горит, своим сиянием очищая все предметы мира. 27–29. Из чистого сияющего пространства Сознания рождается огонь, чья природа – сияющее осознание. Высшее Я, осознавая, являет свет солнца, луны и прочего и, будучи формой сияния Сознания, не может быть скрыто даже облаками всеобщего разрушения конца великих кальп. Это внутренний свет сердца, ощущаемый, но не видимый глазу; это бесконечное высочайшее сияние, дающее существование всему. 30–32. Превосходя ум и пять органов чувств, это сияние внутреннего света освещает видимость предметов вовне, хотя оно возникает внутри. Этот свет питает деревья, кусты, лианы и прочие существа, не имеющие глаз и органов чувств. Он – воплощение высшего знания, являющийся по своей природе ощущением. В этом осознании пребывает мир как существование, время, пространство и действие. Оно – хозяин, деятель, создатель и наслаждающийся, хотя с точки зрения себя самого не является чем-то. 33–35. Не оставляя своей исключительной тонкости, высшее Я становится ларцом, хранящим драгоценный алмаз мира. Мир, состоящий из знающего, знания и объекта знания, не существует в его безграничности. Только оно ярко сияет повсюду в целом мире. Когда в нем пребывает ларец мира, тогда оно само – наивысшая драгоценность! Из-за непонимания оно видится тьмой; являясь Сознанием, оно видится светом. В силу его природы осознанности оно есть, но поскольку оно превосходит чувства, его как будто нет. 36–38. Оно кажется далеким, потому что не осознается чувствами, и оно близко, будучи самим Сознанием. Являясь осознанием всего, оно – гора и в то же время – мельчайшая частица. Этот мир есть только его восприятие; горы и прочее нереальны, и поэтому гора Меру существуют только в этом тончайшем Сознании. Когда оно сияет как мгновение, оно называется мгновением. Когда оно сияет как кальпа, его именуют словом «кальпа». 39–41. В нем за один миг видится игра событий целой эпохи, как в уме может появиться огромный город, раскинувшийся на множество йоджан. В мгновении видится долгий век, как в чистом зеркале возникает отражение огромного города. Когда в этом тончайшем Сознании пребывают мгновение и эпоха, горы, селения, огромные пространства в тысячи йоджан и все прочее, откуда взяться двойственности и недвойственности? 42–44. Это подобно заблуждению во сне, когда в уме возникает понятие: «Это я делал раньше», являющееся одновременно реальным и нереальным. В печали время тянется очень медленно, а в радости всегда бежит быстрее. Так для царя Харишчандры одна ночь тянулась двенадцать лет! Какая уверенность возникает в уме, то и сияет в сознании как реальность, как браслеты и другие украшения – в золоте. 45–47. Нет ни мгновения, ни кальпы, ни близкого, ни далекого, есть только проявление чистого Сознания, нераздельной реальности, видимой как нечто, отличное от него. В чистом Сознании нет ни малейшего различия между светом и тьмой, близким и далеким, мгновением и эпохой, даже сознательным и материальным. Оно очевидно, будучи основой всех ощущений, и неочевидно, превосходя все. Оно проявляется как видимое, и его реальность воплощается как осознающий видящий. 48–50. Пока воспринимается браслет, золота как будто и не существует; точно так же, когда осознается видимый мир, как будто и нет чистого Сознания. Когда идея браслета не создается и не видится, тогда осознается само золото, и когда пропадает понятие о видимом, постигается сам Брахман, безграничный чистый незатрагиваемый абсолют. Будучи всем, оно реально, и оно нереально по причине невозможности его определения. Оно сознательно, являясь сущностью любого осознания, и в силу невоспринимаемости оно не имеет сознания. 51–54. Откуда взяться восприятию Сознания в мире, подобном дрожащему дереву на ветру, в удивительном проявлении Сознания и его отражении? Как мираж – это проявление большого жара, так же этот мир являетсят видимостью Сознания, великой недвойственности. В солнечных лучах ощущается очевидное тонкое и чистое существование и несуществование. Откуда взяться мысли об эпохе и прочем? Как силой иллюзии майи в пространстве солнечного луча проявляется золотое свечение, так же чистое Сознание сияет как этот мир. Откуда взяться объектам в этой иллюзии? 55–57. Знай, что мир – это долго длящееся наваждение, такое же ни реальное, ни нереальное, как и ощущение стен в приснившемся или воображаемом городе. Поэтому, практикой понимания очистив ум от неверных понятий, познавший истину остается в пространстве Сознания, не возвращаясь более в сансару. Нет отличий между стеной и пространством помимо восприятия; то, что появляется по причине воображаемого разделения, от Брахмы до травинки, есть только видимость. 58–61. В силу своей иллюзорности, видимости не имеют реального существования в пространстве Сознания, но они сияют постоянно, подобно искрам света. Разнообразие его проявлений возникает благодаря его собственной удивительной силе, ибо сияние Сознания является сущностью всего, как семя есть сущность дерева. Как в семени содержится дерево, отличающееся и одновременно не отличное от него, так же в недвижном пространстве Брахмана хранятся бесчисленные миры. Как ввиду своей тонкости дерево, пребывающее внутри семени, не отдельно от пространстватсемени, так же мир, находящийся в Сознании, из-за осознания Брахманом не отделен от Сознания. 62. Это Сознание, Высшее Я – неподвижное, нераздельное, нерожденное, единое, безначальное и вездесущее, в нем нет и не было никогда ни времени, ни движения. Это недвойственное, не имеющее противоположностей, умиротворенное, превосходящее двойственность и недвойственность, чистое сияние единого изначального света. Такова сарга восьмидесятая «Решение загадок Каркати» книги третьей «О создании»
Сарга 81. История Каркати. Высочайшее Сознание как причина материальности. Демонша сказала: 1. Речь твоего советника о высочайшей истине превосходна, о царь.Теперь, о лотосоокий, отвечай ты! Царь сказал: 2–4. Ты спрашивала о высшей реальности, которая знается, когда прекращается узнавание мира, что обретается оставившим все понятия умом. Возникновение и прекращение ее проявлений приводят к созданию и разрушению мира; это то, о чем говорит Веданта, и это то, что не описать словами. Это то, что находится между крайностями существования и несуществования, включая в себя обе крайности; его игра, полная осознанности, – вся эта вселенная с движущимися существами и неподвижными предметами. 5–8. Что, даже являясь сутью и природой всей вселенной, остается единым и неделимым? Вечный и безграничный Брахман, реальность. Это то, о чем ты спрашивала, о прекрасная! Когда он осознает ветер, видится иллюзия ветра, но нет ни ветра, ни чего-либо другого – есть только безграничное чистое Сознание. Когда он помышляет о звуке, появляется видимость звука; но то, что есть, далеко и от звука, и от его значения. Он есть все, и он ничто, он есть я, и он не я. Одно только сияние его всемогущества становится причиной всего мира. 9–11. Этот Атман достигается множеством усилий, но когда он обретен, ничего не получено! Когда он обретен, достигается высшее и не достигается ничто. До тех пор, пока не взойдет очищающая мудрость, уничтожающая корень невежества, цветет и растет дерево сансары в повторяющихся рождениях. Когда тончайшее Сознание принимает форму и становится видимым, его увлекают и уносят собственные восприятия мира, подобные видениям миражей в жаре пустыни. 12–15. Эта мельчайшая частица Сознания воспринимает иллюзии и горы Меру, и сухой травинки всех трех миров, отображая вовне то, что внутри. То, что пребывает в Сознании, видится вовне; так обезумевший от вожделения воображает желаемые им объятия и утехи. Как всемогущее Сознание проявило само себя в начале творения, так оно и видит с тех пор эпоху за эпохой исключительно в своих собственных понятиях. Что появляется внутри Сознания, то как будто видится им; так воображение ребенка придает реальность фантазиям. 16–19. Это чистое Сознание исключительно тонко и мелко, но заполняет собою всю вселенную. Хотя оно крохотно, его невозможно измерить в сотнях йоджан, потому как оно вездесуще и не имеет ни начала, ни формы, ни размеров. Оно подобно искусному обманщику, завлекающему и очаровывающему глупую молодую красавицу движениями глаз и бровей. Таким же образом чистый свет Сознания вдохновляет этот мир со всеми горами и травами непрерывно крутиться в вихре танца бытия. 20–23. Словно покрывалом, этим тончайшим Сознанием, обладающим природой бесконечности, покрыто все существующее, включая гору Меру и прочее, что делает их пребывающими вовне. Это Сознание тоньше сотой части кончика волоска, но по причине того, что оно не ограничено ни временем, ни пространством, ни чем-либо еще, оно больше огромной горы Меру! Сравнение пространства чистого Сознания с крошечной частицей несовершенно, подобно сравнению горы Меру с горчичным зерном. В высочайшем чистом Сознании понятие о его крошечном размере и тонкости появляется в силу иллюзии майи. Сравнение иллюзорной множественности с браслетом, пребывающим в золоте, тоже не подходит для описания чистого Сознания. 24–27. Этим светом, являющимся по своей природе осознанием, проявляется свет и тьма. Без света чистого Сознания нет восприятия, ибо пропадает его реальность. Если весь мир, включая солнце и прочие источники света, лишится света, что за свет останется, какова его природа и где он? Это сознательность, чистая реальность, сама по себе пребывающая в себе самой, и в ее сиянии видятся свет и тьма вовне. Свет, солнце, луна и огонь не отличаются от плотной тьмы невежества, являющегося их причиной. Они отличаются только цветом, белым или черным. 28–30. Как темный туман кажется облаком и нет разницы между облаком и туманом, так же между светом и тьмой нет по сути никакой разницы. Солнце Сознания освещает проявленные свет и тьму, единая реальность дается его светом и одному, и другому. Это единое солнце чистого Сознания сияет без устали день и ночь, внутри и снаружи, даже в глубине камня и прочих предметов, не всходя и не заходя. 31–34. Перед познавшим свою природу три мира сияют в свете этого Сознания, как осязаемая пещера, полная разнообразных ощущений и восприятий. Этот невоспринимаемый свет Сознания освещает тьму невежества, не разрушая его, и в этом свете тьма сияет и видится как весь мир. Как от солнечного света распускается бутон лилии и затворяется цветок лотоса, так в сиянии Сознания проявляются свет и тьма. Как солнце порождает и день, и ночь, так Сознание проявляет форму, создавая существование и несуществование. 35–38. В этом тончайшем Сознании пребывают все частицы восприятия, как в нежном семени содержатся все многочисленные цветы, листья и плоды дерева. Из этого мельчайшего Сознания появляются все ощущения и восприятия, как разнообразные растения рождаются из соков весенних месяцев. Безграничное высшее Я лишено вкуса в силу своей исключительной тонкости, и оно является единым источником всех вкусов, как тот, кто их сам и ощущает. Какие бы вкусы ни пребывали в любых жидкостях, они отражают чистое Сознание и не могут существовать сами по себе без него. 39–42. Эта чистая частица Сознания не находится ни в чем и находится во всем; она ни в чем в мире, потому что мир несознателен, и она во всем в силу своего осознания. Благодаря своей тонкости и вездесущности неспособное скрыть само себя, высочайшее Сознание укрывает собой весь мир, подобно покрывалу. Это великое Сознание, подобное пространству, не может скрыть само себя даже немного или даже на один миг, как невозможно утаить слона в траве. Знающий истину может спрятать мгновенно всю огромную вселенную, отказав ей в реальности, как ребенок прячет в кулаке крохотное зерно. О, сколь глубока сила иллюзии! 43–46. Этот мир существует и разрушается, будучи зависимым от чистого Сознания, как разнообразие цветущего леса пробуждается весенними соками. Только сама реальность Сознания сама по себе проявляется целым миром, как лес расцветает от питающих его весенних соков. Знай, что этот мир есть лишь чистое Сознание, реальность; знай, что все ростки и побеги – это только весенние соки. По причине того, что это Сознание является сущностью всех частей мира, тысячи рук и глаз – его собственные, хотя в этом тончайшем Сознании никогда не появлялось никаких частей. 47–50. В мгновение ока восприятие этого тончайшего Сознания отражается в тысячах кальп, как во сне в один миг детство сменяется старостью; и потому момента достаточно, чтобы прошли сотни миллионов кальп: все есть безусильное отражение недвойственного Сознания, являющегося реальностью всего. Как во сне может возникнуть уверенность: «Я насытился», – хотя человек не ел, так в мгновении появляется понятие о целой кальпе. Уверенность голодного: «Я насытился», – как и представление о собственной смерти во сне, возникает в силу убеждений и склонностей. 51–54. Все миры пребывают в тончайшем изначальном Сознании, они в нем – лишь отражения миров. Что есть где-то, то появляется из этого Сознания, только им и оставаясь. В неподвижном чистом пространстве не существует изменения и разделения. Все миры, которые имелись когда-то, есть сейчас и будут существовать, находятся в Сознании, как деревья пребывают в семени. И мгновение, и кальпа содержатся в нем, как зерна в оболочке, а Сознание объединяет и хранит их.
55–58. Атман, собственная природа, даже пребывая во всем в мире, совершенно не затронут чувством деятеля и наслаждающегося, оставаясь невовлеченным свидетелем. Существование мира заимствовано у этого тончайшего высочайшего чистого Сознания, и в нем пребывают, не затрагивая его, все наслаждения и действия мира. Этот мир никогда, нигде, никем и никак не создается и не разрушается, знание о деятеле и наслаждающемся – лишь результат разделенного видения человека. С высшей точки зрения, все это не отлично от света неизменного сияющего Сознания, все есть его пространство. Мир есть только название, знай его как безначальное Сознание, о демонша. 59–62. Это Сознание, чтобы сделать возможным видимый мир, отображает внутренние иллюзорные создания Сознания вовне, при этом твердо оставаясь в своей собственной природе. Слова о внутреннем и внешнем нереальны, они употребляются, дабы объяснить достойным искателям истину о трех мирах, которые есть только чистое Сознание. Видящий, достигая недостижимого, зрит самого себя как будто прямо перед собой, осознавая реальное как нереальное. И видящий никогда не становится видимым, которое нереально. Как можно стать тем, чего в тебе совершенно нет? 63–67. Сознание, являющееся глазу как видение, в отсутствие склонностей и понятий пребывает в своей изначальной природе, а создав видимое обращением к внешней форме, оно проявляется как видящий. Без видящего никак не может быть и бытия видимого, как без отца нет сына и без единства нет двойственности. Только сам видящий становится видимым, без видящего видимое не существует. Без отца нет сына и без наслаждающегося нет объекта наслаждения. Видящий, являющийся чистым Сознанием, способен создать видимое, как чистое золото способно стать браслетами и другими украшениями. Но видимое, будучи материальным и несознательным, не может создать видящего, как золотой браслет не создает золота. 68–72. Сознание творит своим осознанием видимые объекты, которые нереальны, но кажутся истинными в силу заблуждения, подобно тому, как в золоте видится иллюзия браслета. Пока видится браслет, не замечается само золото; так же, пока видится реальность в видимом объекте, не узнается сам видящий. Видящий, проявляясь как видимое, дает реальность видению, как золото пребывает реальностью золота в ощущении браслета. Видящий и видимое не могут ощущаться реальными одновременно; так если в далекой фигуре узнается человек, в ней становится невозможным узнавание животного. Воспринимая зримый объект, видящий не замечает себя самого, ибо в его видении собственная реальность становится как будто нереальной. 73–76. Когда благодаря пробуждению пропадает видимое, сияет только реальность самого видящего, как при отказе от восприятия браслета узнается само изначальное золото. Когда есть видимое, есть и видящий; когда есть видящий, зримо и видимое. Без одного пропадают оба, и не остается даже одного из них. Когда все познается таким образом Атманом, чистым Сознанием, остается лишь чистое Сознание, которое превосходит слова. Видящий, видимое и видение появляются в свете тончайшего высшего Сознания, подобно тому, как лампа освещает все вокруг. 77–80. В мудрости пропадают три понятия – знающего, знания и знаемого объекта, подобно тому, как в золоте исчезают браслеты и прочие украшения, пребывавшие в нем как нереальная видимость. Как нет объекта, даже немного отличного от элементов воды, земли и прочего, так же нет ничего отдельного от природы этого Сознания. Когда в силу природы вездесущего восприятия, будучи сущностью всех ощущений, появляется непосредственное восприятие единства, несомненным и естественным становится осознание единства всего. Нет разделения воли этого Сознания и результата, следующего за желанием, как волны не отделены от океана. Воистину, ощущение едино с тем, что оно ощущает. 81–85. Атман не разделен ни временем, ни пространством, ни чем-либо еще; будучи природой всего, он является сутью любого восприятия. Он реален благодаря своей природе осознания, но в силу его невоспринимаемости, в высочайшем Атмане, являющемся всем, нет ни двойственности, ни единства. Если есть двойственное, то есть и единое: они существуют вместе, подобно свету и тени. Ибо когда нет множественности, откуда взяться единству, с которым оно нераздельно? Если нет единства, то нет ни единства, ни множественности. В этом случае что есть, то и существует, будучи Сознанием. Поэтому двойственность и единство не отличны от Сознания, как текучесть не отлична от воды. 86–88. Как дерево находится в семени, так этот мир с разнообразными проявлениями пребывает в Брахмане, который не затронут им в силу своей неизменной природы. Поэтому даже двойственность не отделена от Брахмана, как браслет не отделен от золота. Обладающий знанием истины воспринимает двойственность, осознавая ее как нереальную. Как текучесть неотделима от воды, движение – от ветра, пустота – от пространства, так же нет множественности, отличной от высочайшего Ишвары. 89–92. Осознание двойственности и недвойственности приводит только к страданиям; полное невосприятие и того, и другого известно как высочайшее состояние. Этот мир пребывает в тончайшем высшем Сознании как знающий, объект знания и само знание, как видящий, видимое и видение. Пылинка этого мира постоянно создается и разрушается горой Сумеру чистого Сознания, будучи ее частью, как ветер проявляет и растворяет в себе движение. О, сколь ужасна эта иллюзия, величайшая из творцов человеческих заблуждений! Множество тройственных миров пребывают единственно в высочайшей частице Сознания. 93–96. Поскольку иллюзия всегда нереальна и призрачна, мир существует исключительно как чистое высочайшее Сознание. Бесчисленные миры пребывают в этой частице Сознания, которое не теряет своей неизменности, как в горшке сокрыто семя, содержащее в себе огромное дерево. Как в семени находится огромное дерево с его цветами и плодами, так высочайшим видением воспринимается и весь мир в тончайшем Сознании. Как дерево пребывает в семени, не оставляя своих ветвей, плодов и листьев, так же бескрайний мир пребывает в тончайшем Сознании. 97–101. Кто видит, что мир находится в мельчайшей частице Сознания, как дерево со своими разнообразными частями пребывает недвойственным внутри семени, тот действительно знает! Ни двойственный, ни недвойственный, ни семя, ни росток, ни плотный, ни тонкий и даже ни рожденный или нерожденный, этот тройственный мир в чистом Сознании – не существующий и не несуществующий, не спокойный и не беспокойный, и нет даже пространства и воздуха. Нет ни мира, ни его отсутствия, есть только чистейшее высочайшее Сознание, суть всего. Когда и как оно видится в соответствии с прошлыми склонностями, тогда и таким оно и пребывает в творении. Хотя оно не проявлено, но проявляется, разрастаясь собственным осознанием. Это высочайшее Сознание остается в пространстве самого себя, как недвойственная сущность всего. 102–106. Как дерево становится своим семенем в земле, не оставляя своей природы, так же Брахман, высочайшая реальность, не покидая своей сущности, проявлением мира как будто обретает качества мират и испытывает рождение, изменение и смерть. Дерево не теряет своей природы, даже в состоянии семени оставаясь деревом, и так же высочайшее Сознание, превосходящее потери и обретения, остается без изменений. Нежная тычинка лотоса – огромная гора Меру в сравнении с крошечной частицей Сознания. Тычинка видна, а высочайшее нераздельное Сознание вне восприятия. Нежная тычинка лотоса – огромная гора Меру в сравнении с крошечной частицей Сознания, но в ней пребывает бесчисленное множество гор Меру. Этим высочайшим тончайшим Сознанием наполнена, пронизана, покрыта, создана и рождена видимая материальная вселенная, как воображаемый город в пустом пространстве, окруженный со всех сторон чистой незатрагиваемой пустотой. 107. Благодаря осознанию истины такой, какая она есть, чистое Сознание, не оставляя своей природы в двойственности, напоминающей глубокий сон, сияет в своем наипрекраснейшем единстве, свободное от движения. Поэтому мир есть нераздельная плотность чистого Сознания. Такова сарга восемьдесят первая «История Каркати. Высочайшее Сознание как причина материальности» книги третьей «О создании»
Сарга 82. Дружба демонши Каркати. Васиштха сказал: 1–3. Выслушав слова царя, демонша Каркати, лесная обезьяна, окончательно пробудилась и оставила свои враждебность и возбуждение. Обретя внутреннее спокойствие и избавившись от жара внешних событий, она стала подобной павлину при наступлении дождя или озеру лилий под лунным светом. От слов царя ее сердце наполнилось блаженством, как от криков журавлей облака в небе наполняются водой. Демонша сказала: 4–9. О, сколь очищающе ваше понимание! Оно сияет солнцем пробуждения незаходящей мудрости! Услышав от вас слова мудрого различения, я успокоилась, мое сердце наполнилось нектаром гармонии и очистилось, как земля в лучах лунного света. Я думаю, что мудрые, подобные вам, достойны служения и поклонения всего мира. Я расцвела в вашем святом обществе, как цветок ночной лилии – в лунном свете. Собрание святых распространяет благо вокруг, как цветущий сад благословляет ароматом и как в свете солнца распускаются цветы лотосов. Пребывание вместе с великими не позволяет вернуться страданиям, как тьма отступает от того, кто держит в руке лампу. Вы подобны двум земным солнцам, встреченным в лесу, и достойны моего поклонения. Молю, скажите, чего вы желаете? Царь сказал: 10–14. О демонша, цветок в лесу демонов! Люди в этой стране постоянно страдают от сильных болей в сердце, мучает их и неумолимый недуг Вишучика, поэтому я и покинул свои покои ночью, чтобы найти решение. Боли в сердце людей и эта болезнь не лечатся лекарственными травами, и я вышел в поисках подходящей мантры, произнесенной подобными тебе. Также моя обязанность – задерживать таких, как ты, и убийц простых людей, и я готов был это сделать. Поэтому, о прекрасная, твои слова – к счастью. Пообещай не вредить никаким живым существам. Демонша сказала: 15. Несомненно, о царь, я так и сделаю: с этого момента я клянусь не вредить никому. Это мое обещание. Царь сказал: 16. Но если ты, о лотосоокая, питаешься только телами других, как ты будешь поддерживать это тело, никого не убивая? Демонша ответила: 17–19. О царь, прошло шесть месяцев после того, как я вышла из глубокого состояния самадхи. Из-за воспоминаний о пище у меня возникло желание поесть. Теперь, вернувшись на вершину горы, я твердо займусь практикой созерцания, оставаясь в нем, подобно живой статуе, пока есть это желание. Созерцая бессмертную природу до смерти тела, со временем по своему желанию я оставлю его. Таково мое решение. 20–24. До того времени, как я покину свое тело, о царь, я не буду убивать других существ. Поэтому теперь выслушай мои слова. На севере есть горы, называемые Гималаями, раскинувшиеся до восточного и западного океанов и чистые, как сияющая осенняя луна. Там я, демонша-ракшаси по имени Каркати, живу в пещере на золотой вершине, подобно облаку. Благодаря моей аскезе предо мной появился Брахма, и я, жаждая убивать людей, пожелала стать крошечной разрушительной иголкой Вишучикой. Вознагражденная исполнением своего желания, много лет я наслаждалась, будучи крохотной болезнетворной иглой, вызывая недуги и мучения людей. 25–28. Брахма попросил, чтобы я не причиняла вред хорошим людям, и дал великую мантру, которая прекращает мое действие. С применением этой мантры у людей проходят любые сердечные боли, не говоря о тех, которые вызваны мной! Я доставляла множество мучений, и в результате вреда, наносимого мной сердцам людей, страдали их жилы и сосуды. Множество пострадавших от болезней крови и плоти из-за нанесенного их сосудам вреда породили такое же недужное потомство. 29–31. О царь! Ты отыскал нужную твоей стране мантру Вишучики, ведь для решительных и благородных нет ничего недостижимого в этом мире! Потому для уничтожения болезней в органах и сосудах, о царь, получи скорее эту мантру, данную Создателем Брахмой. Давайте проследуем на берег реки, о царь, где после омовения я с радостью передам вам мантру. Васиштха сказал: 32–35. Той же ночью демонша, царь и его советник отправились на берег реки, все вместе, как встретившиеся друзья. Разными путями убедившись к этому времени в дружелюбии демонши-ракшаси, царь и советник совершили омовение и встали перед нею, как ученики. Каркати с любовью научила их должным образом мантре Вишучики, пожалованной ей ранее Создателем Брахмой и дарующей излечение. Когда демонша собралась покинуть своих новых друзей, царь произнес такие слова. Царь сказал: 36–38. О огромная! Ты стала сегодня нашим учителем и дорогим другом, и поэтому мы хотим устроить для тебя пир, о красавица. Не отказывайся от нашей дружбы, ибо согласие с хорошими людьми растет оттого, что друзья проводят время вместе! Прими приятную форму небольшого размера, с соответствующей одеждой и украшениями, дорогая, и пойдем в нашу обитель, где ты сможешь остаться так долго, как захочешь. Ракшаси сказала: 39–40. Вы можете накормить и напоить меня, принявшую форму обычной женщины, но чем вы можете удовлетворить меня в виде демонши- ракшаси? Для насыщения демона недостаточно обычной человеческой пищи. Сущность демона – природа, данная мне от рождения; она не изменится, пока существует тело. Царь сказал: 41–44. Приняв форму женщины в золотых гирляндах и украшениях, оставайся в моем доме столько, сколько пожелаешь, о безгрешная! Потом со всех земель я соберу тебе для пропитания сотни тысяч убийц, грабителей и других злодеев. Оставив женскую форму и вернувшись в тело демонши, ты заберешь тьму этих преступников на вершину Гималаев, чтобы насытиться там до полного удовлетворения, ведь те, кто ест много, предпочитают питаться в одиночестве. 45–47. Утолив голод и немного поспав, ты можешь погрузиться в состояние самадхи, а когда выйдешь из сосредоточения, приходи снова. Ты заберешь других преступников, приговоренных к смерти. Это не жестокость к ним, поскольку мы исполняем закон. Соответствующая закону даже вынужденная жестокость равна великому состраданию. Оставив самадхи, обязательно возвращайся ко мне. Возникшая дружба даже со странными существами не прекращается. Демонша сказала: 48. О царь, твои доводы разумны. Я так и сделаю, мой друг. Ибо кто не возрадуется дружественному предложению? Васиштха сказал: 49–51. Сказав это, ракшаси превратилась в красивую девушку в прекрасном одеянии, украшенную браслетами на руках и ногах и гирляндами цветов. Она предложила царю идти, и царь с советником двинулись первыми, а демонша последовала за ними в ночи. Потом они, прибыв в царский дворец, втроем провели ночь в приятных разговорах, проявляя уважение друг к другу. 52–55. Утром демонша-ракшаси удалилась во внутренние покои как уважаемая гостья, а царь и его советник занялись своими делами. На шестой день царь собрал вместе три тысячи осужденных на смерть злодеев из разных мест своего царства и отдал ей. Ночью Каркати вновь стала огромной черной демоншей. Она схватила этих осужденных и посадила их себе на плечи, как облако вбирает в себя множество дождевых капель. 56–59. Попрощавшись с царем, демонша с огромным телом удалилась на вершину Гималаев, довольная добычей, как нищий, получивший золотую монету. Там она насытилась богатым угощением и счастливо заснула на три дня, после чего проснулась свежей и снова погрузилась в самадхи. Через четыре или пять лет она пробудилась и снова спустилась в земли царя киратов, помня его приглашение. Она провела некоторое время во дворце, наслаждаясь приятными искренними беседами, затем, забрав с собой осужденных на смерть злодеев, возвратилась вновь в свою горную обитель. 60. Так демонша-ракшаси и живет, будучи освобожденной в этой жизни, оставаясь в самадхи в лесу на горе. Когда царь, отринув все желания, обрел полное успокоение и оставил тело, она подружилась со следующим царем и продолжала жить еще долгое время, питаясь преступниками. Такова сарга восемьдесят вторая «Дружба демонши Каркати» книги третьей «О создании»
Сарга 83. Поклонение Каркати как богине Кандара. Васиштха сказал: 1–4. С каждым из царей в стране киратов Каркати поддерживала дружбу. Достигшая высот йоги, демонша-ракшаси защищала эти земли от всех разрушений и болезней, от пишачей и другой нечисти. Через много лет она, благодаря практикам погружения и созерцания, обрела бесстрастие, но по-прежнему время от времени спускалась с гор, чтобы забрать накопившихся убийц и злодеев. До сих пор цари собирают для нее преступников. Ибо кто не постарается удовлетворить друга? 5–9. Когда Каркати утвердилась в созерцании и долго не спускалась в страну киратов, люди для защиты от болезней водрузили в храме, касающемся небес, ее статую и поклонялись ей как богине по имени Кандара (живущая в пещере) или Мангала (благословляющая). С тех пор каждый царь страны киратов устанавливает статую богини Кандары для почитания. Если какой-то из царей по глупости не ставил статую богини Кандары, подданные его страны страдали от множества несчастий. Поклонением ей человек достигает желаемого избавления от болезни, а у не поклоняющегося ей напрасно пропадает сила собственных желаний. 10–11. С тех пор этой дарующей исполнения желаний богине поклоняются в виде статуи или нарисованной картины, а преступники делают подношения, желая спастись. В стране киратов здравствует древняя богиня Кандара, обладающая высшим знанием, защищающая всех слабых и юных и съедающая всех злодеев. Такова сарга восемьдесят третья «Поклонение Каркати как богине Кандара» книги третьей «О создании»
Сарга 84. История Каркати. О росте побега ума. Васиштха сказал: 1. О Рама, я рассказал тебе с самого начала всю прекрасную историю демонши Каркати, жившей в Гималаях. Рама спросил: 2. О мудрый! Поведай мне, почему эту черную демоншу-ракшаси, жившую в горной пещере Гималаев, называли Каркати, что означает «краб»? Васиштха ответил: 3–5. Существуют разнообразные семейства у демонов-ракшасов: какие- то из них белые, другие – черные, третьи – зеленые или светящиеся. Она была дочерью демона по имени Карката, похожего на краба, была черной и имела форму краба. Я рассказал тебе эту историю, потому что вспомнил вопросы Каркати в связи с нашим обсуждением высшего Я, сущности себя, при рассмотрении строения вселенной. 6–9. Из какой безначальной и бесконечной изначальной причины кажется возникающим для меня этот проявленный мир, при этом как будто не возникая? Подобно тому, как по воде бегут волны, и отличаясь от нее, и не отличаясь, так же эти существующие, прошлые и будущие творения пребывают в высочайшем Сознании. Как огонь, не горящий, но воображаемый в красных ветках, не согревает глупых обезьян и других существ, так же Брахман видится как разнообразие этого мира, оставаясь всегда неизменным и нераздельным и не становясь творцом. 10–14. Этот мир появляется, хотя никогда не рождался, о Рама, как по глупости возникает восприятие фигуры в древесном пне. Как из семени появляются листья и плоды дерева, будучи неотличными от семени, но кажущиеся отличными от него, так же в чистом Сознании проявляется видимая вселенная, которая кажется отличной от Сознания, хотя неотлична. По причине неделимости единой реальности нет различий между семенем и плодом, и нет в реальности разделения между Сознанием и воспринимаемым миром, как нет разделения между водой и волнами. Из-за невежества видится разница между ними, которой не существует. То, в силу чего разница появляется, пропадает при различении. Это заблуждение как пришло без причины, так пусть и уходит, о Рама. Отбрось его без остатка, и ты пробудишься к истине. 15–17. Когда, услышав мое учение, ты уничтожишь оковы заблуждений, ты сам познаешь нераздельную реальность за всеми словесными разделениями. Несомненно, от одного слушания моих слов пропадут ум и множество порожденных им неверных понятий, исчезнет невежество. Все возникает из Брахмана и все есть только Брахман. Внимая мне и пробудившись, ты познаешь эту высочайшую истину. Рама спросил: 18. О мудрый! Ты говоришь, что вселенная возникла «из Брахмана», что подразумевает разделение, и как тогда понимать, что «все не отдельно от него»? Васиштха ответил: 19–24. Идея разделения используется в писаниях для учения или же в мире – для удобства различения и разрешения споров. Видимые различия – не реальность, а общепринятая договоренность, нужная для взаимодействий, но нереальная, подобно выдумке привидения для игры. Как в воображаемом городе нет ни двойственности, ни единства, но различия видятся, таким же образом нет проблемы в том, что различия создаются для объяснений и взаимодействий. Понятия причины и следствия, различий между мной и моим, смысла и доказательства, частей и целого, разделения и нераздельности, разнообразных изменений, заблуждения, игры эмоций, знания и незнания, счастья и несчастья – эти и прочие ограниченности –лишь иллюзорные представления, созданные для пояснения для непонимающего. В реальности разделения не существует. 25–28. Все эти разговоры ведутся только по причине непонимания; когда есть знание, двойственности не существует. Когда осознается истина, разделение прекращается и остается лишь тишина. Все есть только единое, не имеющее начала и конца, нераздельное и безграничное; со временем, придя к мудрости, ты поймешь это как истину. Невежественные спорят, выдвигая несчетные аргументы. Такие споры продолжаются только до учения недвойственности. Когда известна истина, двойственности не существует. Без понятий о речи и говорящем не появляется двойственность. В отсутствие двойственности остается только тишина. 29–30. О Рама! Твердо устремившись рассудком к пониманию смысла великих ведических утверждений, отбросив словесные разделения, слушай то, что я тебе говорю. Подобно воображаемому небесному городу, возникшему невесть откуда, ум разрастается этой иллюзией, которая увеличивается сама по себе и называется творением. 31–34. О безгрешный, слушай внимательно мои объяснения и примеры, дабы понять, как ум создает эту иллюзию мира. Выслушав меня и убедившись, что весь этот мир является заблуждением, о Рама, ты полностью отбросишь привязанности. Поняв, что все три мира – лишь порождение ума, оставив все, ты в полном спокойствии будешь пребывать в самом себе. Сосредоточившись на смысле моих слов, ты приложишь усилия для исцеления болезни ума лекарством мудрого различения. 35–37. Осмыслив историю, которую я собираюсь рассказать, ты поймешь, что видимый мир – это лишь продолжение ума, а тело и все прочее не существуют, как нет масла в песке. Сансара – только ум, искаженный желаниями и другими понятиями; когда он от них освобождается, кажущийся видимый мир тоже прекращается. Устремления, защита убеждений, различение, благородные действия, накопление, взаимодействие, передвижение, украшение, соединение – все это является исключительно умом. 38–42. Воображая три мира, сам ум, будучи пространством, содержит в себе все и со временем разрастается понятиями «я» и «мое». Сознательная часть ума является источником осознания всех понятий, а его бессознательная часть является иллюзией видимого мира. С начала творения нерожденный, не имеющий формы Создатель как будто видит, не видя, несуществующую грезу земли и всего остального. Длительным осознанием он видит творение, жизнь и разрушение вселенных, осознанием материального – горы и прочие объекты, тонким восприятием он воспринимает тонкое. Поэтому тело не реально, а является пустотой. В силу вездесущности Сознания ум, являющийся Сознанием, принимает форму собственного осознаваемого объекта, как солнечный свет в воде распространяется, наполняя ее спокойствием и чистотой. 43–44. Ум воспринимает иллюзорный мир из-за невежества, как ребенок видит привидение; при осознании истины он узнает свою высшую природу полного и нераздельного Сознания. Внимай мне, с помощью историй и толкования писаний я расскажу тебе о том, как Атман, высшее Сознание, становится видимым миром, создавая иллюзию разделения и нераздельности. 45–46. Поведанная история, несомненно, достигнет твоего разума с помощью примеров, затрагивающих сердце, и приятной речи, полной смысла; подобно маслу, растекающемуся по воде, она покрывает сердце слушающего, уничтожая все сомнения. Речь, которую сложно понять, в которой нет примеров, полная неприятных слов, взволнованная, нелогичная и несвязная, не достигает сердца слушающего; она бесполезна, как подношение масла, вылитого на потухшие угли. 47. Те речи и рассказы, что полагаются на достоверные источники, приятны для слушателя и полны примеров, будут хорошо приняты и воссияют, наполняя светом сердца людей, как свет солнечных лучей освещает землю. Такова сарга восемьдесят четвертая «История Каркати. О росте побега ума» книги третьей «О создании»
Сарга 85. Рассказ о сыновьях Инду. Встреча Брахмы с солнцем. Васиштха сказал: 1–3. О безгрешный! Историю о том, что весь мир есть только ум, которую в давние времена поведал мне сам Создатель Брахма, я теперь передам тебе, дабы ответить на твой вопрос. Когда-то давно я спросил лотосорожденного Брахму, как появляются эти многочисленные творения. Услышав мой вопрос, Господь Брахма, прародитель человечества, произнес мудрую речь и рассказал мне историю сыновей Инду. Брахма сказал: 4–8. Только ум проявляется как весь этот мир, подобно воде в реке, являющей себя разнообразными волнами и водоворотами. Слушай, дорогой, что произошло в одну из прошлых эпох, когда я проснулся утром с желанием творения. Однажды, вобрав в себя все творение по окончании дня, я пребывал в единстве сам по себе, спокойно проводя ночь. В завершение ночи я полностью пробудился, сотворил в соответствии с правилами утреннюю молитву и с намерением созидания окинул взором пространство. Я видел бесконечно раскинувшееся безграничное пространство без света и тьмы, пустое и безначальное. 9–11. Желая сотворить мир, я начал осматривать эту чистую пустоту своим тонким умом и увидел в этом бескрайнем пространстве несколько отдельно существующих, независимых великих творений. В них я увидел создателей – мои собственные отражения. Каждый из них пребывал в цветке лотоса, сидя на царственных лебедях. Это были десять лотосорожденных Брахм. 12–15. В каждом из их творений, покрытых океанами и облаками, со множеством созданных существ, текли огромные реки с чистыми водами, шумя подобно океанам, светили и грели солнца, повсюду в небе дули ветры. На небесах развлекались боги, на земле – люди, а в нижних мирах паталы обитали демоны и змеи. Соответствующие времена года сменяли друг друга должным образом в ожерелье времени, разнообразные плоды украшали землю каждый в свой срок. 16–19. В каждом творении существовали совершенные писания, определяющие запрещенные и разрешенные действия для всех созданий, приводящие их к небесам или в преисподнюю. Все живые существа, ищущие наслаждений и освобождения, действовали в соответствии со своими желаниями, временем и порядком. В творениях были семь миров, континенты, океаны и горы, и, хотя они направлялись к разрушению, они сияли, лучились жизнью и издавали разные звуки. В некоторых местах была тьма, в других – свет, в лесных зарослях тьма перемежалась со светом. 20–21. Небо напоминало синий лотос со множеством пчел облаков, и бесчисленные сияющие звезды были его желтыми тычинками. В лесах на горе Меру лежал густой снег, как будто наполняя пещеры белым пухом хлопкового дерева. 22–25. Земля была окружена поясом гор Локалока и звенящими украшениями океанов, сияя богатствами своих драгоценных камней, разгоняющих тьму. Урожаи на полях были ее нектаром, звуки живых существ – ее прекрасными речами; она напоминала красавицу, развлекающуюся в собственных покоях. Земля была убрана бесчисленными гирляндами лет, в которых белые лотосы дней чередовались с черными лотосами ночей. Сияющие красным светом вселенные были подобны плодам граната со множеством семян разнообразных существ внутри. 26–30. Река Ганг, блещущая, как чистая луна, соединяла три мира – небеса, землю и пространство, подобно священной нити, струясь внизу, вверху и по земле. Появлялись, сверкали и исчезали здесь и там цветы молний и листья облаков на лианах направлений. Создание сияло своими океанами, землями и небесами, подобно разросшимся лианам в саду привидевшегося города гандхарвов. В мирах кишели многочисленные боги, демоны, люди и гады, напоминая рой гудящих насекомых в кроне смоковницы. Время в виде юг, кальп, часов и мгновений текло в ожидании конца всего творения. 31–32. Узрев все это своим чистым тончайшим умом, я замер в изумлении: «Что это и откуда?! Почему я не вижу этого своими глазами, но вижу сию несравненную сеть иллюзии в пространстве своего ума?» 33–36. Обозрев увиденное своим умом в течение какого-то времени, я подозвал Солнце с небес одного из миров и произнес: «О величайшее божество божеств, приветствую тебя, о сияющее великолепное Солнце!». Поприветствовав светило таким образом, я начал задавать вопросы: «Кто ты? Как появился этот мир и другие миры? О Бхагаван, если ты знаешь это, поведай мне!» Когда я промолвил это, Солнце взглянуло на меня и узнало меня; поклонившись, оно ответило мягким голосом. Солнце сказало: 37–38. О Творец! Ты являешься причиной всего видимого творения! Как вышло, что ты чего-то не знаешь и спрашиваешь меня об этом? О вездесущий, если ты просто проверяешь меня этим вопросом, слушай, я расскажу тебе об этом удивительном создании! 39. О махатма, то, что раскинулось как реальное и нереальное, есть ум, который проявляется этими бесконечными творениями, реальными для заблуждающегося и нереальными для познавшего истину. Такова сарга восемьдесят пятая «Рассказ о сыновьях Инду. Встреча Брахмы с солнцем» книги третьей «О создании»
Сарга 86. Рассказ о сыновьях Инду. Размышления сыновей Инду. Солнце сказало: 1–2. О великий Господь! Днем ранее для тебя, в прошлую кальпу, у подножия горы Кайлас, в уголке континента Джамбудвипа, в землях под названием Суварна-джата, потомками твоих сыновей был основан прекрасный, богатый и счастливый город. 3–7. Там жил очень праведный и смиренный брахман, лучший из знающих Брахмана, по имени Инду, рожденный среди потомков Кашьяпы. Он проживал там среди своих людей, с женой, близкой ему, как само дыхание. Но у этого брахмана с женой не было потомства, как у земли пустыни не родится травы. Его супруга была безутешной, подобно цветку без плода. Она была из хорошей семьи, чиста и благочестива, но бесплодна, как пучок сухой травы. Тогда несчастные супруги отправились на гору для аскезы ради обретения сына. Они поднялись на вершину Кайласа и застыли в неподвижности, подобно двум пробившимся побегам в заросшем деревьями ущелье Кайласа, где не было ни зверей, ни людей. 8–10. Там они предались суровой аскезе, стоя в неподвижности, подобно деревьям, и питаясь только водой, которой выпивали в день всего лишь один глоток. Они оставались недвижимыми, словно деревья, и стали похожими на деревья в своем сосредоточении, пока не прошли две эпохи –трета-юга и двапара-юга. 10–14. Бог Шива с полумесяцем в волосах был удовлетворен их аскезой, взирая на них с сочувствием, как луна смотрит на цветы лотоса, увядшие от солнечного жара. Господь посетил место, где стояли супруги, как весна приходит в леса с деревьями и лианами. Супруги узрели Шиву, восседающего верхом на быке, с супругой Умой и с полумесяцем в волосах, и их лица воссияли, как пара ночных лилий распускается при виде луны. Они поклонились Шиве, чистому как снег, взошедшему между землей и небесами, как полная луна. 14–16. Чарующим голосом, превосходящим нежностью дуновение ветерка, качающего молодые побеги, гудение пчел и пение птиц, мягко улыбаясь, Шива промолвил такие слова. Шива сказал: О брахман, я удовлетворен вашей аскезой. Молви свое заветное желание и будь счастлив, подобно дереву, исполненному весенними соками! Брахман сказал: 16–17. О Господь, бог всех богов! Дай мне десять сыновей, мудрых и благородных, чтобы от них у меня никогда не было печалей. Солнце сказало: 17–23. Произнеся: «Да будет так!» – Шива пропал из виду, как исчезает облако в небе или с плеском пропадает волна в океане. Тогда супруги, удовлетворенные полученным от Шивы благословением, отправились домой, подобно богам, как Ума и Махешвара, возвращающиеся в небесную обитель. Дома жена зачала десятерых младенцев и отяжелела, как грозовое облако, наполненное водой. Со временем она родила десять прекрасных мальчиков, нежных, как новорожденная луна, подобных молодым росткам, проклюнувшимся из земли. Пройдя все ритуалы, обязательные для дваждырожденных, они понемногу росли и набирались сил, как юные облака в сезон дождей. Когда мальчики достигли семилетнего возраста, они хорошо изучили писания. Сыновья Инду сияли, подобно ярким планетам в небесах. 23–29. Спустя долгое время их родители умерли; отринув свои тела, они обрели свободу. Оставшись без родителей, десять юношей-брахманов были печальны и, покинув дом, отправились на вершину горы Кайлас. Там они, скорбя от потери родных и близких, погрузились в раздумья. 26–29. Сыновья Инду делились друг с другом размышлениями: «Что является высшей целью в этом мире? К чему здесь надо стремиться,о братья? Что не приводит к страданиям? Что важно и что дает могущество?Что приводит к процветанию? Власть ли это над людьми? Если так, то управление городом выше нее. Но почему только управление городом? Власть над страной еще выше. Но почему только царствование над страной? Великая власть царя над всеми царями превыше этого. А еще более значимо могущество Индры, но и оно преходяще и длится всего лишь мгновение Создателя Брахмы! Лучше всего было бы найти то, что не пропадает даже в конце кальпы!» 30–33. Когда они рассуждали таким образом, мудрый старший брат обратился к остальным своим глубоким голосом, как олень взывает к остальным оленям: «Среди всех достижений и богатств превыше всего состояние Создателя Брахмы, о братья, и не что иное, потому что оно не разрушается и в конце кальпы». Услышав это, остальные прекрасные сыновья брахмана Инду согласились со своим братом, произнеся: «Верно, верно». Они вопросили: «Брат, как нам достичь этого состояния Создателя Брахмы, пребывающего в лотосе, свободного от всех страданий и уважаемого всем миром?» 34–35. Тогда старший брат вновь обратился к своим полным света братьям: Делайте все так, как я вам скажу! Давайте постоянно созерцать таким образом: «Я есть сияющий Брахма, сидящий в лотосе; своим могуществом я создаю и разрушаю». 36–39. Согласившись со старшим братом, его достойные братья сосредоточились на этой мысли и все вместе погрузились в созерцание,стремясь к своей цели. Они начали сосредоточенную практику с умом, устремленным внутрь, полностью погрузившись в созерцание, подобно изображениям на картине. Они мыслили: «Я пребываю на высоком троне в центре распустившегося лотоса. Я есть Брахма, Создатель мира, деятель, наслаждающийся и великий Господь. Я есть воплощение яджни и ритуалов, во мне пребывают орудия яджни и великие мудрецы, проводящие этот ритуал, а также Веды, пураны и Веданги с богинями Сарасвати и Гаятри и все человечество. 40–46. Во мне эти райские прекрасные пространства, где бродят Локапалы, защищающие землю, где путешествуют мудрецы-сиддхи и где звучит прекрасная музыка. Здесь земля, украшенная горами, континентами, океанами и лесами, как серьга в ухе красавицы трех миров; пещеры преисподней, где обитают демоны дайтьи и данавы; пространства небес,обитель толп нектарных неземных красавиц; могучий Индра, делающий страну прекрасной, правящий городом трех миров и принимающий подношения святых жертвоприношений; двенадцать жарких солнц, сетью своих сияющих лучей удерживающих все направления, постепенно сжигая их; благородные локапалы, защищающие мир, с аккуратностью следуя законам, как пастухи берегут стадо. Каждодневно существа рождаются и умирают, взлетают и низвергаются, подобно волнам в водах океана. 47–49. Я сотворяю эту вселенную и затем разрушаю ее. Я пребываю сам в себе и потому остаюсь в спокойствии, будучи господом мира. Прошел год, завершилась эта юга и пришло время разрушения этого творения; кальпа закончилась, и наступает ночь Брахмы. Я пребываю сам в себе, наполненный и незыблемый, верховный властитель всего». 50. Созерцая таким образом, эти брахманы, сыновья Инду, оставались недвижными, подобно десяти скалам, и твердыми, как статуи, вырезанные из камня. 51. Сидя на подстилках из травы куша, они сияли, твердо сосредоточившись на мысли о Создателе Брахме. Постепенно утратились все остальные их мысли, и они достигли состояния пребывающего в лотосе Брахмы. Такова сарга восемьдесят шестая «Рассказ о сыновьях Инду. Размышления сыновей Инду» книги третьей «О создании»
Сарга 87. Рассказ о сыновьях Инду. О десяти вселенных. Солнце сказало: 1–3. О прародитель! Сыновья Инду оставались в этом созерцании; их усердный ум был устремлен к цели, пока со временем их тела от жара солнца и ветров не иссохли и упали, как осыпаются сухие листья. Вслед за тем их тела сожрали дикие лесные звери, как обезьяны съедают разбросанные там и тут вкусные плоды. 4–6. Без тел их внешние действия полностью прекратились, но сосредоточенность на состоянии Брахмы осталась. Они пребывали в таком состоянии, пока с окончанием четвертой юги не пришел конец кальпы. В разрушении конца кальпы, когда солнце сожгло все, когда во время ураганов оглушительно гремели грозные тучи Пушкара и Аварта, когда бушевали бури разрушения и в едином океане гибли миллионы существ, они продолжали свою практику. 7–8. Когда наступила ночь, в которую ты пребывал в своей природе, разрушив все творение, о сияющий, они продолжали свое сосредоточение! На рассвете этого дня, когда ты пробудился с желанием создания, они по- прежнему счастливо оставались, как и раньше. 9–11. Эти десять брахманов, о Господь Брахма, стали Создателями, и это их десять творений в пустоте их ума. Я назначен солнцем в пространстве одного из этих творений, чтобы поддерживать во вселенной разделение времен, о сияющий. Я тебе рассказал, о лотосорожденный, об этих десяти творениях Брахм, существующих в пространстве. Теперь поступай, как пожелаешь. 12. То, что видится как возникший мир, являющийся причиной несвободы и заблуждений, есть пространство, скрытое разнообразными наваждениями, и все это – только волнение в уме. Такова сарга восемьдесят седьмая «Рассказ о сыновьях Инду. О десяти вселенных» книги третьей «О создании»
Сарга 88. Рассказ о сыновьях Инду. О твердом намерении создателей. Создатель Брахма сказал: 1–3. Поведав мне об этих брахманах, ставших Создателями Брахмами, Солнце замолчало, о лучший из знающих мудрость Брахмана! Поразмыслив некоторое время, я вопросил его: «О Солнце, скажи мне, что еще я должен совершить? Воистину, эти десять вселенных уже сотворены, и в чем тогда смысл, о Солнце, мне создавать другое творение?» 4–7. Солнце надолго задумалось над моим вопросом, и затем, о великий мудрец, произнесло такие слова. Солнце сказало: О великий, каков смысл в творении для тебя, не имеющего желаний и мотивов? О Господь мира, для тебя творение – просто развлечение. О Господь, не имеющий желаний, творение исходит из тебя, как без намерения появляется отражение солнца в воде. Ты не имеешь желаний, и у тебя нет ни привязанности к телу, ни желания оставить его. О Всевышний, ты не стремишься и не отбрасываешь. 8–12. Как солнце созидает и разрушает день за днем, так и ты, о Господь, творишь и рушишь, играя, о защитник мира! Ты никогда не привязан, творение для тебя лишь игра. Ты проявляешь мир только с понятием: «Это должно быть сделано», – а не по причине появляющегося желания. Если ты не создашь творение, о великий Бог, то что новое ты обретешь, оставив свои обязанности? Ибо хороший человек должен делать то, что приходит само собой, всегда оставаясь без привязанности, как отражение появляется в чистом зеркале. Мудрецы не стремятся совершать что-либо, но и желание не делать у них отсутствует. 13–16. Потому своим умом, лишенным желаний, как во сне, совершай то, что приходит к тебе, с интеллектом, как будто погруженным в глубокий сон. О Господь мира, как ты сейчас удовлетворен творениями сыновей Инду, так же они будут радовать тебя и после твоего творения, о Создатель! Эти миры зримы только внутренним взором твоего ума, но не обычным видением. Несомненно, телесными глазами можно увидеть лишь то, что создал сам. Только тот, кто создал творение своим умом, о Парамешвара, может видеть его своими телесными глазами, и никто другой. 17–20. И эти десять вселенных, сотворенных десятью Брахмами, никто не способен разрушить: они долговечны благодаря твердости создавшего их ума. То, что сделано руками, может быть сломано, но то, что создано твердой уверенностью ума, никто сокрушить не сможет. Что твердо укоренилось в рассудке человека, то может быть уничтожено единственно им самим, но не кем-то другим, о Брахма. Убежденность, созданная умом в результате долгой практики, не может быть уничтожена даже проклятием и не пропадает даже со смертью тела. 21. Только то, что утвердилось в уме, и становится здесь самим человеком, а не что иное. Изменить это можно лишь осознанием своей природы; иные методы бесполезны, как не приносит плодов камень, даже если его обильно поливать. Такова сарга восемьдесят восьмая «Рассказ о сыновьях Инду. О твердом намерении создателей» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики