ЙОГА ВАСИШТХИ

Сарга 28. История о Лиле. Горная деревня.

Рама спросил:

1. Как они могли путешествовать на огромные расстояния в множество
йоджан, выходя за твердые как алмаз границы вселенной и преодолевая
препятствия?


Васиштха ответил:

2–7. Где эти миры, где эти пределы и где препятствия? Обе женщины оставались в покоях царицы.

Именно в том пространстве, в поселении на горе, брахман по имени Васиштха вообразил наслаждение царством.

Тот же уголок пустого пространства покоев, где лежит мертвое тело, он, как царь Падма, видел землей, омываемой четырьмя океанами.

В том пространстве он лицезрел столицу, царский дворец и трон в нем. И там же Арундхати родилась снова как Лила, которая поклонялась Сарасвати, и с ней она путешествовала в прекрасных и удивительных небесах в пространстве
размером с палец, оставаясь в своем доме – во вселенной, находящейся
в хижине этой горной деревни.


8–10. Возвратившись из путешествия по вселенной, Лила снова оказалась в своем доме, как человек, побывав в разных снах, снова оказывается в своей постели.

Все это – только воображение, пустое
пространство: нет ни вселенной, ни сансары, ни препятствий и границ, ни
расстояний.

Все эти прекрасные видения – творения их собственного ума, созданные их представлениями. Где здесь вселенная и где сансара?


11–13. Все творение – проявление безграничного пространства Сознания, небольшое волнение собственного ума, как ветер появляется как волнение воздуха.

Везде и всегда есть только неподвижное, нерожденное, чистое пространство Сознания, которое само по себе и в самом себе в силу осознанности видится как мир.

Для понимающего этот мир еще более пуст, чем пространство, для непонимающего он подобен твердой алмазной горе.


14–15. Как, оставаясь в доме, во сне можно увидеть целый город, так и этот мир, будучи нереальным, проявляется в пространстве Сознания.

Как, наблюдая мираж в пустыне и браслет в золоте, мы нереальное видим как реальное, так же видится и этот зримый мир в Атмане.


16–20. Разговаривая так между собой, две прекрасные женщины легкой
походкой вышли из дома, не видимые жителям деревни. Перед ними поднялась огромная гора, своей вершиной целующая небеса и достигающая пути солнца, покрытая зелеными лесами с самыми разнообразными растениями, с водопадами и поющими лесными птицами, с золотыми облаками множества великолепных соцветий, с цаплями, отдыхающими на вершинах кустов, усыпанных чистыми яркими цветами, со множеством деревьев по берегам рек, ветвями скрывающих водную гладь, с ветрами, колышущими густые лианы, прячущие горные пещеры.


21–27. Вершины деревьев, украшенные цветами, скрывали облака в небе; мощные речные потоки срывались вниз, сияя жемчужными брызгами.

Ветер качал деревья в лесу и лианы, растущие по берегам рек;
прохладная тень расстилалась под разнообразными лесными зарослями.

Затем две женщины увидели горную деревню, подобную осколку небесного
рая, упавшего на землю – со множеством журчащих каналов, полную цветов, с пением птиц, порхающих по берегам, с заросшими густой зеленью равнинами, где паслись стада мычащих коров, со множеством рощи зарослей кустарников, дающих приятную тень.

В серых ущельях, где клубится туман и куда не проникают солнечные лучи, на лысых склонах росли косы могучих цветущих лиан.

Из гулких горных пещер извергались
водопады, разбрасывая жемчужины брызг, напоминающих брызги океана
молока, взбиваемого горой Мандара.


28–32. Многочисленные деревья, украшенные тяжелыми гирляндами
плодов, напоминали группы женщин, держащих подношения из цветов.

Деревья, полные жизненных соков, роняли цветочные дожди под гудящими
порывами ветра. Срывающиеся с камней капли воды неожиданно падали с громким плеском, пугая птиц, прячущихся в пещерах.

Множество лебедей, качаясь на волнах реки, пили воду, торопясь утолить жажду; они напоминали звезды, движущиеся по небосводу.

Мальчишки, опасаясь ворон, взирающих на них с вершин высоких пальм, прятали остатки своих сладостей, чтобы съесть их позже.


33–39. Женщины видели деревенских мальчишек в одеждах из цветочных гирлянд в прохладной тени от зарослей фиников, нимба и цитрона.

Они наблюдали за идущей по дороге нищенкой, худой и кашляющей, придерживающей рукой подол своего платья, с цветами за ухом.

Слышались журчание и плеск волн в реке; лентяи, спасаясь от работы стремились в укромные места, чтобы оказаться подальше от трудов.

На ровной площадке они видели обнаженных мальчишек, перемазанных
молоком и навозом, в чудесных цветочных гирляндах. На песчаных берегах реки оставались следы набегающих волн, качающих прибрежные травы.

Осоловевшие от густых запахов молока и простокваши, медленно ползали
мухи; младенцы плакали, требуя еды.

Мужчины улыбались, глядя, как
смущенные женщины не в силах поправить свои непослушные локоны,
выбившиеся из причесок, потому что их руки в браслетах были забрызганы
навозом, которым они мыли пол.


40–43. Стая горных ворон спустилась под деревья, чтобы схватить скрытые под цветами остатки подношений, оставшихся после ритуалов мудрых; дорожки перед дверями домов были усыпаны цветами красного олеандра и курантаки.

Каждый день землю по щиколотку покрывали цветы, падающие с деревьев, что росли рядом с домами. В рощах паслись стада яков и оленей, их детеныши сладко спали среди цветущих зарослей.

Дремлющий на боку теленок отгонял мух взмахами одного уха; мухи жужжали вокруг измазанных в молоке губ пастушков.


44–46. В каждом доме был мед, отобранный у слабых пчел; множество
домов, переливающихся разными красками, стояли меж цветущих деревьев
ашока. Ветры приносили потоки дождя, поливающие вечноцветущие
деревья, и вся трава была покрыта опавшими цветами дерева кадамба.

Белели огромные деревья кетака, свободные от лиан, и журчали ручейки
воды, бегущей по каналам.


47–52. Облака, спускающиеся из окон горных пещер, отдыхали на крышах домов; множество цветущих лотосов в прудах напоминали своей красотой полные луны.

В густой прохладной тени деревьев зеленела молодая трава, и звезды отражались в каплях росы, что застыли на кончике каждой травинки.

Дома были белыми от непрерывного снегопада белых цветов; деревья граната были украшены цветами и плодами.

В домах девушки спали на перинах из облаков, а сверкание молний делало лампы ненужными. В беседках эхом гудел ветер, веявший из горных пещер;
с крыши красивого желтого храма взлетали стаи попугаев и голубей.

Ветерок, тяжелый и медлительный от густых ароматов раскрывшихся
белоснежных цветов кандала, чуть шевелил листья.


53–56. Они видели стайки женщин, наслаждавшихся игривыми песнями
птиц, и большие шумные стаи ворон, воронов, галок и кукушек. Они видели
рощи покрытых плодами деревьев шала, тала и тамала, заросли синих лотосов, деревья, оплетенные браслетами лиан и плющей.

Дома в деревне заросли плющами с дрожащими цветами и стояли, окруженные сладким запахом распустившихся деревьев кандала и шилиндра; ветви разросшихся
у домов деревьев тали и тамала закрывали небо, а укромные уголки для
отдыха прятались в прохладных рощах цветущих олеандров.

Стада коров с мычанием пили струящуюся по каналам воду; дома окружали прекрасные долины с цветами и зелеными полями; реки были скрыты разросшимися на берегах деревьями; стены домов оплетали лианы, густо усеянные цветами.


57–60. Витали сладкие ароматы нектара жасмина в садах; тянулись
к солнцу лотосы, скрывающие в своих соцветиях множество опьяневших от
запахов пчел; красота домов могла поспорить с красотой дворца Индры;

небеса были розовыми от поднятого ветром облака пыльцы красных
лотосов. Журчали быстрые реки, несущиеся с гор; сияли белоснежные
облака белых жасминов; цветущие лианы, вьющиеся рядом с домами,
оплетали стены; слышались игривое воркование и щебетание птиц.

Молодежь развлекалась на ложах из прекрасных цветов, девушки украшали
себя цветочными гирляндами до пят; повсюду из земли поднимались
молодые зеленые побеги; все было оплетено зелеными цветущими
плющами. Пруды заросли нежными побегами голубых водяных лилий; на
крышах домов отдыхали облака; в зеленых долинах со звоном падали на
землю капли росы; женщины вздрагивали от молний, сверкающих в тучах над жилищами.


61–63. Неподалеку голубые лотосы сияли божественной красотой; коровы мелодично мычали в ожидании зеленой травы; павлины танцевали
перед тучами брызг, поднимающихся от водопадов. Порывисто дул ветер,
напоенный сладкими запахами; цветы лекарственных трав, растущих вдоль
стен, своей яркостью затмевали огоньки ламп; из птичьих гнезд доносились
шум и чириканье; разговоры заглушались журчанием речных потоков.

Прохладные капли росы падали, подобно драгоценным жемчужинам, со
всех деревьев, лиан и травы. Кто может описать словами всю красоту этой
горной деревни и прелесть ее непрекращающегося цветения?


Такова сарга двадцать восьмая «История о Лиле. Горная деревня» книги третьей «О создании»

Сарга 29. История о Лиле. О высочайшем пространстве.

Васиштха сказал:

1–3. Две богини спустились в деревню, полную прохлады, как богатства
освобождения и удовольствий входят в умиротворенного человека,
познавшего свою природу. Лила, обретя, благодаря практике йоги, тело нераздельной чистой мудрости, обладала способностью ясного видения всех
трех времен – прошлого, настоящего и будущего. Она легко вспомнила свои
предыдущие блуждания в сансаре, свои прежние рождения, жизни, смерти
и прочие события.


Лила сказала:

4–8. О богиня, узрев это место, я по твоей милости вспомнила все, чем были наполнены мои прошлые жизни.

Здесь я была старой женщиной,
бледной и худой, с выпирающими из-под кожи венами. Я была дваждырожденной, и мои тощие руки и тело были в шрамах от работы с сухим сеном. Я была женой своего мужа, на которой держалась семья;

я доила корову и взбивала масло, была матерью всех его сыновей и хорошей
хозяйкой для гостей. Я поклонялась богам, дваждырожденным и мудрым;
мои руки были постоянно орошены молоком и маслом, и я держала
в чистоте всю нашу посуду: ковши, горшки, кастрюли и сковороды.

На единственном браслете, украшавшем мою руку, постоянно оставались следы
бесконечной стряпни; я должна была услужить зятьям, дочерям, братьям,
сыновьям и родителям.


9–15. Воистину, я была только домашней прислугой; день и ночь я работала и подгоняла других словами «скорей» и «поторопись». Вопрос о том, кто я и что это за сансара, не мог привидеться мне даже во сне.

Я была женой такого же неизощренного в писаниях мужа, с неочищенным
умом. Все мои мысли были только о том, как набрать дров, навоза и сухой
травы для огня или овощей для еды, и шерстяная накидка покрывала мое
тощее тело.

У теленка я осторожно доставала из уха тревожащих его червей и торопила слуг, поливающих овощные грядки у дома. Я кормила своих телят зеленой травой, растущей у синей воды, и каждый день рисовала разноцветные узоры перед входом в дом, дабы украсить наше жилище.

Я ненавязчиво указывала слугам на их обязанности, удерживая их поведение
в строгих границах, как берег поддерживает неизменность океана.

С трясущейся головой и ухом, дрожащим как сухой лист, опираясь на палку,
боясь старости и смерти, – так я проживала свою жизнь.


Васиштха сказал:

16. Во время этого разговора Лила с Сарасвати шли по деревне, что
расположилась на вершине горы. Лила с изумлением смотрела по сторонам.


Лила продолжила:

17–20. Это мой цветущий сад, обильно украшенный соцветиями
деревьев патала; это моя роща из деревьев ашока, укрывающих все вокруг
своими лепестками. А вот на берегу цветущие деревья, к которым
привязаны телята. А это теленок по имени Карника, который отказывается есть листья. А это ленивая несчастная женщина, носившая мне воду; восемь
дней она плачет, и ее глаза красны от слез. Здесь, о богиня, я жила, здесь
сидела, здесь спала, здесь ела и пила, здесь отдавала и здесь брала.


21–25. Это мой старший сын Джьешта Шарма плачет в доме, а это моя
дойная корова пасется на поляне в лесу. Это парадный вход моего дома
с пятью окнами, напоминающими пять отверстий в теле человека; он стал
серым от пепла, что поднимается из весеннего праздничного огня. Это моя
кухня, которая была для меня как второе тело; теперь она вся покрыта
засохшими плетями кислых тыкв, хотя раньше они росли здесь зелеными.

А это люди, родные и близкие для меня на этой земле, с заплаканными
красными глазами, с руками, украшенными бусами рудракши. Они несут дрова для огня.

Дом, стоящий на каменистом берегу канала, скрыт густыми
зарослями, качающимися от волн и роняющими на берег листья и цветочные
лепестки.


26–30. Вот зеленые поля с ползущими плющами, с каплями росы на
кончиках травинок, с брызгами цветов и с деревьями, увешанными плодами.

Деревья на берегу гудят шмелями и пчелами, привлеченными их
раскрывшимися цветами, и своей тенью усмиряют лучи полуденного
солнца.

Многочисленные восхитительные цветы кимшуки распустились на
дереве яркими праздничными охапками, сделав его подобным кораллу.

Водные каналы в деревне полны упавших в воду плодов, несомых
беспокойным течением с шумными водоворотами на радость деревенским
мальчишкам. Двор дома окружен большими камнями, принесенными с реки; их нижняя часть вымыта и отполирована набегающими волнами.
Там всегда прохладно от плотной, скрывающей всё вокруг тени густых деревьев.


31–34. Там виден дом, прекрасный в окружении оплетающих его
цветущих плющей и вьюнов; с окном, скрытым сломанной цветущей веткой.
Здесь жил мой муж, который, хотя и не был религиозен, но в пространстве
ограниченного сознания стал царем земли, окруженной четырьмя океанами.

О, я помню как прежде он страстно возжелал стать царем, и это желание
захватило его полностью! Потому он стал царем всего за восемь дней,
которые ощущались как долгое время, о богиня!


35–37. Теперь невидимое сознание моего мужа в пространстве дома по-прежнему является царем, как незримый ветер или как принесенный им аромат.

Здесь, в этом пространстве размером с мизинец, простерлось царство моего мужа, которое кажется раскинувшимся на тысячи йоджан.

О богиня, несомненно, что мы – только чистое пространство Сознания,
и царство моего мужа с тысячами горных пиков – раскинувшаяся великая
иллюзия майи.


38. О богиня! Я хочу снова попасть в столицу его царства. Давай
отправимся туда, ибо для нас нет невозможного.


Васиштха продолжил:

39–43. Произнеся это, Лила поклонилась богине и быстро вошла в дом;
и там они взлетели вместе в чистое прозрачное небо, ясное, лишенное тьмы
невежества, прекрасный единый неподвижный океан, подобный телу
Нараяны или чистой шкуре оленя.

Преодолев пояс облаков и край ветра, они затем пересекли пути луны и солнца. Достигнув пространств северной
звезды и дорог мудрых, они последовали дальше, вышли за границы края
сиддхов и поднялись выше небесного рая.

Они переместились за пределы
Брахмалоки, за пределы Вайкунтхи, или мира счастливых, пересекли
пространство Голоки, Шивалоки и Питрлоки.


44–46. Оставив далеко позади миры воплощенных и не воплощенных
в телах существ и следуя еще дальше, Лила постигала безграничность своей
природы.

Когда она смотрела назад, на преодоленное ими пространство,
внизу она не видела ни луны, ни солнца, ни звезд и прочего.

Там была лишь глубина неподвижной тьмы, с пещерами пространств и направлений, лишь единый чистый океан, плотный и непрерывный, как сердцевина камня.


Лила спросила:

47. О богиня, поведай, куда исчез свет солнца, луны и звезд? Откуда взялась эта тьма, неподвижная, как плоть камня, и настолько твердая, что ее можно коснуться рукой?


Богиня ответила:

48–49. Ты настолько далеко унеслась в пространстве, что отсюда
не виден даже свет солнца и звезд.

Как со дна глубокого темного колодца
не виден небесный свет, так находящемуся здесь не видно солнца,
оставшегося внизу.


Лила сказала:

50–51. Мы прошли столь долгий путь и ушли так далеко, что солнце
совершенно не видно; оно теперь подобно наимельчайшей частице!

Насколько далека отсюда наша цель, каков путь, и как, о мать, мы попадем
туда, скажи мне?


Богиня ответила:

52. Отсюда ты пройдешь к вершине оболочки вселенной, Брахманды.
Воистину, луна и прочее – всего лишь ее крохотные частицы.


Васиштха сказал:

53–55. Так, непринужденно беседуя, они достигли внешней оболочки
вселенной, подобно двум пчелам, что прилетели к стене дома, стоящего на
горе.

Легко и без усилий они двинулись дальше, как будто пройдя сквозь
воздух: лишь то, что мыслится твердым, становится крепким, как алмаз,
и никак иначе.

Там, за пределами вселенной, где без практики мудрости ничего не видно, они увидели раскинувшуюся сияющую оболочку воды и другие оболочки.


56–59. Эти воды простираются за Брахмандой на расстояние, в десять
раз ее превосходящее, и, даже волнуясь, они остаются в неподвижности,
подобно скорлупе грецкого ореха.

Затем следует оболочка огня, в десять раз протяженнее предыдущей, а затем, еще в десять раз обширнее, – оболочка
воздуха.

Вслед за нею, тоже в десять раз протяженнее, – оболочка
пространства, а за всем этим – высочайшая чистая область Сознания.

В этом чистейшем пространстве нет понятий начала, середины, конца и никаких других понятий, подобных истории о сыне бесплодной женщины.

Это высшее бесконечное Сознание безгранично, полно, спокойно, свободно от заблуждений, лишено начала, середины и конца; оно пребывает в своем
величии в самом себе.


60. Туда не долетит камень, запущенный с огромной мощью, и даже
Гаруда, летящий изо всех сил, не сможет достичь этого пространства.
Сильнейший и быстрейший ветер не сможет преодолеть огромное
расстояние до чистого пространства Сознания даже за целую эпоху.


Такова сарга двадцать девятая «История о Лиле. О высочайшем пространстве» книги третьей «О создании»

Сарга 30. История о Лиле. О множестве удивительных вселенных.

Васиштха сказал:

1–5. Они быстро прошли через эти десятикратные оболочки земли,
воды, огня, воздуха и пространства.

Лила увидела не поддающееся
описанию высочайшее пространство Сознания, откуда этот огромный мир
выглядит как яйцо. В этом пространстве Сознания она узрела во вселенных
множество сияющих творений с такими же оболочками. Они парили здесь
подобно пылинкам в луче солнца.

В великом океане пространства
бесконечного Сознания, в водах первозданной пустоты, они появлялись, как миллионы пузырьков. Какие-то из них опускались вниз, а какие-то
перемещались вверх, другие двигались в стороны или оставались на месте, в зависимости от собственного понимания.


6–8. В соответствии с проявлениями отдельных сознаний в этих
творениях зарождались формы: они возникали там и так, как и где
осознавались.

Здесь не существовало ни «там», ни «тут», ни «верха», ни «низа», ни появления, ни исчезновения, ничего отдельного от реальности:
эти названия появляются только относительно положения тела.

Все это возникает снова и снова само собой в соответствии с природой осознания и силой собственной мысли возвращается в состояние спокойствия, как игра воображения ребенка.


Рама спросил:

9. Что тогда значит «снизу», «сверху» и «по сторонам»? Объясни мне,
о брахман, что это, если в сиянии Сознания этого нет?


Васиштха ответил:

10–12. Для малознающего в этом безграничном Сознании сияют
вселенные со всем скрытым в них, как человеку с больными глазами
в пустом пространстве видятся странные формы.

В части вселенной, где все
объекты двигаются в зависимости друг от друга благодаря силе притяжения,
то, что ближе к земле, называется «снизу», то, что противоположно, –
«сверху».

Когда муравьи ползут по округлому камню с любой стороны, то,
что у них под ногами, считается «внизу», а что над ними – «сверху».


13–17. В других мирах земля может быть покрыта множеством деревьев
и холмов, а чистое пространство занято людьми, богами и демонами. Иные
миры воображаются сразу с поселениями, городами и горами;
различные существа покрывают их, как скорлупа зрелого грецкого ореха – сам орех.

В этой высочайшей полноте Сознания вселенные мерцают, подобно пыли,
как леса на горе Виндхья, полные слонов.

Все пребывает в этом Сознании,
все есть это Сознание; оно является всем, и все, что возникает из него,
является им, до самой мелкой частицы.

В этом высочайшем океане чистого
Сознания непрерывно зарождаются и пропадают волны вселенных.


18–23. Некоторые из этих вселенных совершенно пусты, как ночи, во
тьме которых пропадают даже образы.
Они катятся в океане пустоты
подобно волнам.

Некоторые, достигнув конца своего существования, рушатся с ужасными звуками, которые не слышны и даже не известны другим, погруженным в собственные удовольствия.

В других вселенных творение только начинает развиваться, напоминая росток, появляющийся из увлажненного водой семени.

В некоторых вселенных, где всеобщее
разрушение подходит к завершению, даже солнечные лучи, молнии и горы
тают, как снег на солнце.

А другие до самого конца творения так и не обретают материальности и, растворившись, рождаются вновь,
оставаясь только чистым Сознанием.

Некоторые миры совершенно
неподвижны в пространстве, подобно видению, будучи проявлением
Сознания, как дуновение ветра.


24–26. Когда Веды изначально возникают по-иному, они так же
появляются и в последующих мирах, и действия в этих мирах тоже становятся другими. Последовательность творения непостоянна.

В некоторых творцом является Брахма, в иных создатель – Вишну, а в некоторых – другие создатели.

Временами творцов нет вообще, а иногда
есть множество создателей творения. В некоторых вселенных есть только
животные и птицы, другие наполнены только океаном, в третьих – нет
жизни.


27–31. Одни миры – сплошной камень, в других обитают только черви,
в некоторых – боги, в каких-то – люди.

В одних – царит постоянная тьма
и обитают соответствующие существа; другие – постоянно озарены светом,
и их тоже населяют подобающие существа.

Некоторые полны мошек, как
плоды смоковницы, другие – всегда пусты, и в них нет живых существ.

Вселенные, заполненные таким творением, невозможно даже вообразить, как нельзя представить себе гору, наполненную воздухом: таково
пространство этих вселенных.

Высочайшее пространство Сознания столь велико, что его не могут измерить ни Вишну, ни другие боги, даже
определяя его величину всю свою жизнь.


32–33. Как драгоценные камни в браслете, каждая из этих округлых
вселенных обладает по своей природе силой притяжения всех объектов,
подобно земле.

Несмотря на все способности нашего ума, высшие миры ему недоступны, и поэтому я не способен описать тот мир, о разумный.


34. Как безумные духи-якшасы танцуют в полном мраке густого леса,
незримые друг для друга, так в раскинувшемся повсюду высочайшем
пространстве Сознания появляются и исчезают многочисленные огромные
миры.


Такова сарга тридцатая «История о Лиле. О множестве удивительных вселенных» книги третьей «О создании»

Сарга 31. История о Лиле. Небесные наблюдатели за битвой.

Васиштха сказал:

1–3. Покинув свой мир и насладившись зрелищем творения, две
женщины снова увидели дворцовые покои Лилы и тут же оказались в них.

Мертвое тело великого царя по-прежнему возлежало там в ворохе цветов,
и Лила, пребывающая в тонком теле, оставалась подле него. В ночном
дворце, окутанном печалью, вся семья и окружение постепенно погрузились
в глубокий сон среди густых ароматов благовоний, сандала, камфары
и кумкума.


4–7. Взглянув на свой былой мир, Лила страстно возжелала увидеть
другой мир своего мужа и там же, в доме, взмыла в небо в тонком теле ума.

Она проникла в воображаемый мир своего мужа, преодолев оболочки
сансары и выйдя за внешнюю границу своего мира. Вместе с богиней Лила
снова достигла огромной вселенной, скрытой за оболочками. Тут же войдя
в нее, она узрела мутное болото воображаемого мира своего мужа, как
львица видит в густой тьме темной горной пещеры.


8–10. Сами будучи пространством, две богини легко вошли в пространство этого мира в творении, подобно двум муравьям, залезшим в мягкий созревший плод.

Пройдя другие миры, горы и пространство, они достигли земли, полной горных хребтов и океанов. Затем они прибыли на континент Джамбудвипа, украшенный горой Меру. Там, в окружении лепестков девяти стран, в стране Бхарата располагалось царство мужа Лилы.


11–12. В эту пору царство, раскинувшееся в прекрасной земле, было
окружено войсками Синдху, могучего царя соседних земель. Поэтому небо
было заполнено обитателями всех трех миров, собравшимися здесь, чтобы
обозреть события битвы.


13–18. Прибыв неожиданно, две богини увидели небесное пространство, полное толпящихся небожителей, напоминающих гирлянды облаков.

В небесах собрались сиддхи, небесные певцы, музыканты и группы
видьядхаров, с апсарами, небесными нимфами, которые уже избирали своих
героев.

Там были обезумевшие в ожидании мяса и крови призраки-бхуты, демоны-ракшасы и ужасные пишачи, а рядом с ними – прекрасные небесные
женщины видьядхары с руками, полными цветов.

Питающиеся кровью веталы, божественные якшасы и уродливые кушманды, внимательно
следящие за битвой, скрывались на склонах гор, дабы спастись от стрел
и дротиков. В той части небес, где могут лететь стрелы и копья, неземные существа волновались и расступались.

Пространство было наполнено
азартом зрителей, взбудораженных боевыми криками. Здесь были
прекрасные служанки, держащие опахала и, игриво смеясь в ожидании
наслаждения, обсуждающие между собой слухи о наступающей великой
битве.


19–22. Лучшие из мудрецов благословляли воинов как подобает
с помощью своих тайных сил, и многочисленные цари возносили гимны по случаю битвы.

Небо сияло свитой Индры, занятой приготовлениями к встрече достойных героев в раю и украшающей в их честь огромных слонов локапалов.

Небесные певцы и гандхарвы с нетерпением ожидали
прибытия на небеса благородных воинов, а небесные божественные апсары
в ожидании своих возлюбленных бросали кокетливые взгляды на лучших из
героев.

Толпы нимф пылали от нетерпения, желая броситься в могучие
объятия воинов, чья чистая слава затмевала солнце и делала его подобным
скромной луне.


Рама спросил:

23. О мудрый, какого воина называют героем? Кто из них может стать
украшением рая? А кто – просто животное и глупец?


Васиштха ответил:

24–26. Тот, кто сражается в битве в соответствии с указаниями писаний
за благородного царя, погибнет ли он, или будет победителем, – это герой,
попадающий в рай.

В ином случае он просто убийца и, пав в битве, погибает как глупец, попадая после этого в ад.

Тот, кто выходит на поле битвы ради
целей, противоречащих указаниям писаний, погибнув на войне, попадает
в бесконечную преисподнюю.


27–31. Кто ведет справедливую битву, следуя писаниям. и человеческому закону, того называют верным благородным героем.

Кто бьется за коров и свое хозяйство, ради брахманов и друзей, о мудрый, кто
сражается ради защиты, тот, умерев, становится украшением небес.

Те, кто погибает за царя, чья главная забота – защита своей родной земли, – герои в раю победителей.

Те, кто бьется за правителя или другого предводителя, притесняющего людей, погибая в битве, попадают в преисподнюю.

Те убийцы, которые сражаются за царя или иного правителя, не следующего
писаниям, пав на поле битвы, несомненно, оказываются в преисподней.


32–34. Если бы любая война вела к воротам рая, тогда дикари
и безумцы, потеряв страх перед преисподней, принесли бы миру большие
разрушения!

Люди говорят: «Погибающий герой попадает в рай», – но писания утверждают: «Только сражающийся за дхарму становится героем».

Кто с мечом стоит на защите праведных, того называют героем, иные воины – убийцы и преступники.


35–36. Небесные красотки ожидали в небесах, раскинувшихся над
битвой, будущих героев и мечтали о том, как они станут женами благородных.

Небесные певцы наполняли воздух сладкими томными песнями; множество красавиц приготовили для героев гирлянды из цветов мандары; радость и веселье царили в небе, украшенном небесными повозками с возлежащими там небожительницами, божествами и сиддхами.


Такова сарга тридцать первая «История о Лиле. Небесные наблюдатели за
битвой» книги третьей «О создании»

Сарга 32. История о Лиле. Начало битвы.

Васиштха сказал:

1–7. Затем Лила с богиней знания, пребывая в небесах, где танцевали
нимфы в ожидании лучших из героев, увидели на земле, в своей стране,
защищаемой мужем Лилы и окруженной густым лесом войск, пугающим
и огромным, как второе пространство, две готовые к сражению армии во
главе со своими царями.

Они были похожи на два внешне спокойных океана, глубины которых полны мощи и силы. Вооруженные и готовые к битве, с доспехами и оружием, сверкающим подобно яркому пламени, две силы напряженно смотрели друг на друга, ожидая первой схватки.

Воздетые вверх мечи, копья, сияющие боевые топоры и булавы в руках воинов
напоминали грозовой поток, ужасный, сверкающий молниями и готовый
обрушиться на головы людей. Войска волновались перед битвой, как
тревожится лес от взмаха крыльев Гаруды; доспехи сияли золотым светом
взошедшего солнца. Армии замерли друг напротив друга, с оружием,
поднятым в гневе; взгляды воинов, прикованные к противнику, делали их
похожими на написанную на холсте картину.


8–10. Разговоров не слышно было за звоном оружия огромных армий,
расставленных в боевом порядке по обе стороны разделяющей их черты.

Наконец в предвкушении первого удара утихли барабаны, и все войска
напряженно замерли, ожидая скорого начала битвы.

Расстояние в два полета
стрелы между огромными армиями было пустым, напоминая водораздел
между разорванным надвое ветрами всеобщего разрушения единым
взволнованным океаном.


11–16. Предводители армий чувствовали волнение приближающегося сражения; сердца трусов дрожали от страха, как глотки квакающих лягушек.

Бесчисленные воины были намерены отдать в этой битве свои жизни,
лучники застыли в ожидании, натянув до предела свои луки, готовые
выпустить потоки стрел.

Застывшие бессчетные воины напряженно смотрели на врага, ожидая удара его оружия, сдвинутыми бровями
показывая друг другу твердость и решительность. Слышался звон
соприкасающихся доспехов, горящие взоры героев заставляли трусов желать
спрятаться в норах.

Слоны и люди казались еще более огромными от вздыбившихся в напряжении волосков на их телах.

Не было уверенности
в том, что они останутся в живых до конца этого сражения. Повисшее
в напряженном ожидании первого удара молчание войск было подобно
затишью перед штормом или тишине вздремнувшего беспокойного города.


17–20. Налетевшее облако пыли скрыло всю землю и небеса, заставив
замолчать военные трубы, раковины и усмирив стук барабанов. Одно из
построений воинов рассыпалось, попав под атаку противника с тыла, как
перед акулой рассеивается серебристая стая рыб в океане.

Множество флагов и вымпелов затмевали звезды на небе, воздетые хоботы слонов делали войско похожим на лес. В небесах катились блистающие волны взлетающих как на крыльях вооружений; воздух наполнялся свистом
и звуками ударов.


21–24. Казалось, что армия богов, выстроившаяся в виде кольца,
выступала против армии демонов.

Боевые слоны бежали от наступления
армии, построенной в виде Гаруды. С шумом и треском передние ряды
войска были сломаны формированиями Орла; скрестив оружие друг
с другом, воины без числа падали на поле боя.

Раздавались боевые кличи
благородных героев, сражающихся в различных построениях
и формированиях; сверкали боевые топоры и булавы во взлетающих вверх
руках.

Тьма метательного оружия, как облако, скрыла свет солнца; свистящие в воздухе стрелы поднимали собой ветер, волнующий траву.


25–27. Армии напоминали сталкивающиеся между собой облака конца света или единый океан, разбушевавшийся от ветров разрушения.

Войска дрожали в ярости, как только что обрубленные два крыла горы Меру. Они
напоминали горы сажи, сотрясаемые жестокими ветрами. Воинства
поднялись, как будто из темной пещеры преисподней явились беспокойные
черные силы, сотрясая склоны гор Локалока своим безумным танцем
в адском сражении, готовом раскрошить землю на части.


28. Облака взлетающих копий, дубин, мечей и топоров покрыли поле
боя тенью, защитив его от солнечного жара, как бездонный океан,
решивший затопить землю своими бесконечными потоками.


Такова сарга тридцать вторая «История о Лиле. Начало битвы» книги третьей «О создании»

Сарга 33. История о Лиле. Первая атака.

Рама сказал:

1. О Бхагаван, расскажи мне все об этой битве в мельчайших деталях, ибо такие слова услаждают ухо слушающего!


Васиштха продолжил:

2–4. Когда началась битва, две женщины, чтобы лучше видеть сражение, создали силой воображения колесницу и поднялись в ней над схваткой.

В это время муж Лилы не мог сдержать силы противника, с которым бился лицом к лицу. Он, поднявшись, как огромная волна океана разрушения, боевым топором ударил в грудь бесстрашного вражеского воина, как камень ударяет в скалу.


5–9. Две армии скрестили оружие в жестокой битве, с неистовством
беснующегося океана разрушения сверкая огнем и молниями. Небо было
расчерчено стремительно летящими боевыми стрелами; слышался их свист
и звуки попадания в тела врагов.

Проносящиеся обжигающие стрелы
свистели, и гудели, и глухо ухали, блеск их наконечников затмевал свет лучей солнца. От звонких ударов оружия о доспехи врагов рассыпались
вокруг огненные искры, осколки сталкивающихся между собой в воздухе
орудий разлетались, как стаи птиц.

Вздымающиеся в небо в ударах руки
героев были подобны бушующему лесу; время от времени метательные
диски и стрелы с клацанием ударялись о небесные колесницы.


10–15. Рычание и грохот битвы слились в глубокий низкий звук, в силу
своей плотности и непрерывности напоминающий глухой гул, что издает
пребывающий в глубокой нирвикальпа самадхи.

Потоки стрел раскалывали
головы героев; со звоном, издаваемым доспехами, воины сталкивались
между собой в битве. Ужасные удары сопровождались звуком «хумммм!»,
мечи сталкивались в горячей битве со звуками «там-там!»; казалось, что
повсюду оскаленные облака проливались ливнями стрел и дротиков.

Раздавался треск и лязг булав и мечей, зажатых в руках; рев и звон «чата-
чата» сотрясали воздух, перекатываясь по полю боя. Клинки рассекали
воздух со свистом «сииииит!» и ударялись, испуская горячие искры:
«сана!»; потоки стрел со звуками «кара-кара!» скрывали солнце, создавая
осеннюю тень.

Отлетали срубленные головы, и тела теряли жизнь и кровь, вытекающую с бульканьем: «дагад-даг!». Все вокруг было усеяно обломками оружия, отрубленными головами и руками.


16–18. Отблески вздымающихся лезвий касались волос на головах
воинов; звенели мечи, выпадающие из рук разгоряченных битвой бойцов,
падающих на поле боя. Израненные копьями слоны извергали потоки алой
крови; со свистом сталкивались мечи с их бивнями.

От ударов тяжелых
дубин, ломающих тела, раздавались крики нестерпимой боли; головы
павших героев, как неисчислимые лотосы, плыли к изначальным райским
чертогам.


19–22. В небо, как огромные змеи, взмывали стрелы, поднимая облака
пыли; сломавшие свои копья воины дрались, выдирая один у другого клочья
волос.

Бойцы, сломавшие в бою оружие, катались по земле в смертельных
объятиях, вырывая друг у друга ногтями глаза, уши, носы, разрывая рты
и глотки.

Топот обезумевших слонов сотрясал землю, заставляя сражающихся спотыкаться и падать; с ревом текли реки крови по следам, оставленным колесницами.

Битва была подобна океану, покрытому туманом вздымающейся пыли, освещенному блеском летящего оружия, оглушенному ревом сливающихся боевых криков обеих армий.


23–27. Сражающиеся полки пережевывала бешено хохочущая от
восторга смерть, огромные слоны ревели оглушительнее грома грозовых
туч. Горы и долины были покрыты разбитым метательным оружием,
стрелами, копьями, мечами и булавами, тетива от луков, как шерстяной пояс
окружала склоны гор, где шла битва.

Разорванные флаги, вымпелы
и опахала развевались в облаках; птицы улетали подальше от бесчисленных
чакр и камней, выпущенных метательными машинами.

Раздавались предсмертные крики воинов, чьи тела были разрублены и головы падали под ударами боевых топоров.

Небо как будто покрылось звездами высоко взлетающих блестящих осколков лезвий мечей, земля была укрыта телами
слонов, пронзенных бесчисленными неукротимыми стрелами.


28–31. Недовольные воинами уродливые демоны-веталы бросали булавы; вздымающиеся над строем пики героев казались венком, украшающим небо. Как волосы, взметались вверх осколки мечей, разбитых другим оружием; небеса сияли в свете, отбрасываемом лесом копий, как
будто объятые пожаром.

Воинов приветствовали цари, чьи взоры радовал лес мечей и пик; восхищенные нимфы-апсары каждое мгновение были
готовы подхватить воздетых на копья героев. Головы воинов, чьи доспехи
дрожали от ударов, падали вниз в снежной буре боевых палиц; тела их,
с вогнанными в них с силой копьями, корчились от боли.


32–36. Зубья летящих чакр разили слонов, людей и лошадей;
обезумевшие слоны падали под ударами множества боевых топоров.

Воины пытались спастись от ударов дубин; запущенные метательными машинами камни рвали на куски флаги, колесницы и деревья.

Поле битвы стало белым
от снесенных мечами голов, подобных бледным цветам лотоса; звуки
сражения тонули в немыслимом грохоте.

Потерявшие управление
колесницы с обезглавленными колесничими давили воинов. Боевые слоны, окруженные сражающимися ратниками, были изранены копьями;
взбешенные, они падали под ударами потоков боевых топоров. Повсюду
выдающиеся герои кидали кости в игре на жизнь.


37–42. Люди падали, роняя лотосы сердец из вспоротых кинжалами тел;
впавшие в боевое неистовство воины исполняли странный танец, взмахивая
трезубцами.

Потоки стрел, выпускаемых бегущими лучниками, наполняли пространство мягкими звуками; сражающиеся напоминали танцоров, с криками «хум!» встряхивая волосами при попадании в них дротиков.

Сильнейшие воины получали удары от противников с крепкими кулаками,
острые копья коршунами взлетали в небо. По полю боя метались слоны,
подгоняемые крюками, лошади с воинами и колесницы с флагами; войска
будоражили ужасные зрелища тел убитых, разорванные плугами, которые
использовали как оружие.

Леса, прежде росшие на поле битвы, были как будто выкопаны огромными людьми с гигантской лопатой; на расстоянии двух полетов стрелы были уничтожены люди и раскрошены камни.

Обезумевшие слоны крушили воинов враждующих армий. Жернова битвы
перемалывали людей, как зерна.


43–46. Войска были подобны птицам, пойманным в сеть сияющего
оружия, теряющим свободу под ударами беспощадных мечей бравых
воинов.

Дикие звери с ужасным рычанием растаскивали тела павших
и разрывали их когтями, заставляя дрожать торчащие из них оперенные
концы стрел.

Звуки разрывов огненных шаров, падающих на воинов и сжигающих их, чередовались со звуками, издаваемыми ядрами, что выпускались воинами в ответ, как суп становится вкуснее от добавляемого в него перца.

Разрывающиеся ядра выжигали воинам глаза; другие воители задыхались от ядовитого дыма, извергаемого сброшенными метательными
снарядами.


47. Как павлины танцуют при виде утренних туч, обещающих бурю, так
в потоках стрел, выпускаемых тучами воинов, содрогались обезглавленные
тела. В хаосе сражения падали скалы и слоны. Всё напоминало неразбериху
разрушения конца света.


Такова сарга тридцать третья
«История о Лиле. Первая атака»

Сарга 34. История о Лиле. О чем говорят наблюдатели.

Васиштха сказал:

1–7. Вот что говорили там цари, желающие сразиться воины, советники
царей и небесные зрители:

«Как плывущие лотосы в пруду или летящие птицы в небе, так головы героев заполнили небо сияющими звездами!»,
«Смотри! От багровых ветров, полных кровавых брызг, облака в полдень
сияют, как на закате!», «Что это, о господин? Небо кажется полным соломы!
Нет-нет! Это не солома, это облака стрел, выпущенных воинами!», «Сколько
на земле пылинок, алых от крови, пролитой в битве, столько тысяч лет будет длиться пребывание героев в райской обители!», «Не бойся! Это не мечи
и сабли, а взгляды богини Лакшми, прекрасные как лепестки голубых
лотосов, осыпающие бойцов!», «Бог любви развязывает пояски на бедрах
небесных нимф, горящих желанием заключить в объятия героев!»


8–12. «С колышущимися лианами игривых рук, с молодыми побегами
розовых ладоней, с цветами озорных глаз, в медовых ароматах, богини
блаженных небесных садов поют и призывно щебечут, ожидая твоего
прихода и приплясывая от нетерпения!», «Как армия сокрушает ряды
противника своими беспощадными топорами, так любимая разбивает сердце
мужчины своими кокетливыми взглядами!», «О, от попадания стрелы голова моего отца охвачена кольцом огня, подобного кольцу, создаваемому
солнцем во время затмения!», «Метательная машина запускает с силой
вверх два огромных камня, соединенных цепью и называемых читра-данда!»


13–17. «Эта битва кажется богом смерти Ямой. Он является с южных гор и везде уничтожает войска.

Пойдем отсюда!», «На поле боя корчатся
в ужасном танце обезглавленные тела, высокие, как пальмы: множество
грифов ныряют в пещеры глубоких ран на месте отрубленных голов».

В толпе наблюдателей велись разговоры о том, когда герои попадут в иной
мир, каким образом, кто именно из них и по каким причинам: «О, ужасный
воин поглощает войска противника с боевыми построениями матсья
и макара, подобно океану, глотающему реки со стаями рыб и крокодилами!», «Потоки стрел нескончаемыми ливнями, льющимися на горные вершины, густо осыпают тела слонов!»


18–25. «Ах, моя голова срублена мечом, но я жив!» – раздался крик
поднимающегося в небесный рай, показавшийся людям криком
пролетающей птицы.

«Пусть эта армия, поливающая нас потоками камней из метательных устройств, будет лишена воли, окруженная сетью цепей!»,
«Покойная жена, ставшая нимфой-апсарой, узнав своего мужа, погибшего
в битве, обнимает его, отныне свободного от старости и морщин!», «Сияние
леса копий подобно ступеням лестницы, поднимающейся до небес, чтобы
отвести в рай героев!», «А вот прекрасная, в золотых украшениях, жена
воина, лежавшая мертвой на груди своего героя; став богиней, она ищет
своего мужа!», «Увы! Наша армия разбита ударами клинков врага, как
лучшие из гор падают от ударов волн при разрушении мира!», «Глупцы,
сражайтесь с теми, кто перед вами; уберите раненых, не топчите ногами
своих людей, ничтожества!», «Посмотри на воина с великолепным телом
рядом с толпой апсар, томящихся в ожидании и поправляющих свои
локоны!»


26–30. «Возьми этого гостя, пришедшего издалека, и отведи его на
отдых на берега небесного Ганга; пусть пребывает среди цветущих золотых
лотосов, освежаемый ветерком в тени у прохладной воды!», «Множество
осколков сталкивающегося разнообразного оружия и костей из разорванных тел взлетают в небо со звоном и рассыпаются, как звезды на небосводе!»,

«В небесах течет река живых душ в водах стрел. В водовороте чакр даже
горы обращаются в пыль!», «С головами смелых героев, взлетающими
к далеким мирам, подобными лотосам, чьи стебли – лучи, испускаемые
блестящим оружием, чьи листья и шипы – мечи, чьи лепестки – флаги
и знамена, а пчелы – стрелы, небеса стали подобны озеру, заросшему
колышущимися на ветру лотосами!»


31–35. «Трусы укрываются среди туш павших слонов, как муравьи
среди гор или как женщины, прильнувшие к широкой груди мужчин!»,

«Ветерок игриво развевает локоны девушек-видьядхар, нашептывая
обещания встреч с красавцами, восхитительнее которых нет!», «Поднятые
в небе зонты напоминают множество лун, и сама луна как воплощение чести
и красоты подобна чистому зонту над землей!»,

«После мгновенного
забвения смерти воин обретает божественное тело в соответствии со своими действиями или кармой, как во сне появляется город», «Беспокойные потоки копий, дротиков, булав и вращающихся чакр плывут в океане неба, как голодные стаи рыб и акул в море!»


36–41. «Небеса с лебедями белых зонтов, разорванных стрелами, кажутся усыпанными множеством полных лун!», «Поднятые в небо опахала,
издающие чудный звук “гхара-гхара”, напоминают о величии волн,
противостоящих ветру!», «Разодранные стрелами зонты и опахала,
разбросанные в небе вымпелы и флаги многочисленны, как урожай славы
в поле!»,

«Смотри, могучие потоки летящих стрел в небе несут разрушение,
как стаи саранчи, налетевшие, чтобы уничтожить богатый урожай!», «Звон ударов мечей, зажатых в руках воинов, по доспехам напоминает ужасные
звуки смерти», «В ветре стрел и копий низвергаются слоны, как огромные
горы, исчезающие в ураганах всеобщего разрушения во время окончания
жизни, и их белые бивни похожи на горные водопады!»


42–46. «В огромной луже крови груда разбитых колесниц, с возничими,
воинами и лошадьми, шевелится под стоны боли и крики страданий!»,

«Актриса Каларатри, ночь разрушения, играет на лютне войны мелодию со
звуками “таммм!” сталкивающихся мечей и воинских доспехов», «Смотри,
водопады крови истекают из раненых людей, слонов и лошадей, и ветер
кровавыми брызгами окрашивает небеса в цвета заката!»,

«В небесах, темных, как волосы Кали, в туче обломков оружия гирлянда с бутонами стрел сверкает, как молния в облаках!», «Покрытая кровью, с оружием,
разбросанным повсюду, земля кажется пылающей в огне, как в преисподней!»


47–52. «Льются потоки булав, копий, стрел, сталкивающихся
и сокрушающих друг друга», «Один умелый взмах врага-демона завершает
сражение, как узнавание пробуждения в один миг прекращает сон»,

«Беспрерывные звуки ударов битвы, попадающих в цель, звучат, как пение
ужасного Бхайравы, упивающегося жестокостью и яростью схватки!»,

«Сражение превратилось в бушующий океан, полный песка из осколков
сталкивающихся друг с другом стрел и копий», «Во все стороны разносятся
звуки музыки жестокой битвы.

Сражение подобно горе с гигантскими
крыльями вражеских армий, готовой взлететь в небо во время вселенского
разрушения!», «Увы! Увы! Эти стремительные стрелы, сияющие в полете, как яркие молнии, сталкиваясь со звуком “крен!” с непробиваемыми
доспехами, отлетают к вершинам гор!»


53. «О друг, разрываемый желаниями, пока сияющие огнем стрелы
не поразили нас, поспешим поскорей отсюда! Приближается вечер».


Такова сарга тридцать четвертая «История о Лиле. О чем говорят наблюдатели» книги третьей «О создании»

Сарга 35. История о Лиле. Описание океана битвы.

Васиштха сказал:

1–4. Теперь, как в ужасном танце разрушения вселенной, океан битвы
вскипел волнами рванувшейся в бой кавалерии. Зонты казались морской
пеной, в которой блестящие стрелы рассыпались стаями рыб, а конные войска были множеством вздымающихся неспокойных волн.

Потоки различного оружия несли водовороты воинов, недвижные горы сотрясались
до самого основания от поступи тьмы разъяренных слонов. Блестящие
чакры были сотнями водоворотов, что несли солому отрубленных голов;
блеск взлетающих мечей был сиянием вод, желтых от поднятой пыли.


5–8. Потоки сражающихся противников, подобные огромным стаям
акул, то рассыпались, то восстанавливали свой строй; в глубоких горных
пещерах эхом разносился гул водоворотов.

Построения лучников, подобные
стаям рыб, выпускали стрелы, многочисленные, как рассыпанные семена
горчицы; на рябь волнующихся флагов обрушивались мощные волны копий.

Водовороты в океане сражения напоминали облака из вод оружия; занятая
сражением разъяренная армия была похожа на огромную хищную рыбу.

Океан битвы был ужасен, наполненный армиями в черных доспехах,
кружащимися в его водах, с украшениями водоворотов обезглавленных тел.


9–11. Во все стороны расползалась тьма тумана потоков стрел; все звуки заглушались одним плотным гулом – «гхуммм!».

Взлетающие и низвергающиеся отрубленные головы были брызгами; в меняющихся
построениях Чакра воины казались кусками дерева, попавшими в водовороты.

Поле боя пестрело боевыми луками, извивающимися, как змеи, и издающими ужасные звуки «таннн!»; волны воинов без страха вздымались, словно из преисподней.


12–15. Колышущиеся бесчисленные флаги и зонты были пеной на воде, а текущая кровь – бурными реками, уносящими деревья колесниц.

Огромные пузыри крови поднимались, походя на курганы; рыбы слонов
и лошадей двигались в потоках воинов.

Битва напоминала воздушный замок
в небесах, изумляющий зрителей; она вздрагивала, как гора, сотрясаемая
разрушением в конце вселенной.

Волны бойцов были птицами в этом
небесном городе, павшие слоны – разбросанными камнями, ропот исходил
от трусливых воинов, дрожащих, как испуганные олени.


16–19. Воины получали сотни ран от летящих стрел, подобных стаям
саранчи; земля была покрыта лесами вонзившихся в нее копий, в которых
лошади скитались, как дикие звери.

Громкий звук труб, умноженный эхом
пещер, звучал гудением роя летящих пчел. Вдали клубилась туча армии,
с воинами, бросающимися на врагов, как львы.

Вздымались облака пыли,
сражающиеся падали, как камни, разлетались обломки могучих колесниц,
повсюду сияли мечи. Множеством цветов осыпались отсеченные ноги,
облаками плыли флаги и зонты, трубящие слоны валились в переполненные
реки крови.


20–24. Это была битва конца света, готовая поглотить весь мир. Сражение втянуло в себя селения, колесницы, зонты и флаги.

Низвергающиеся потоки сверкающего оружия напоминали множество
сияющих солнц; жестокие страдания живых существ порождали терзания
ума.

Лился непрерывный дождь стрел из луков облаков разрушения; взлетающие мечи сверкали, как молнии в небесах.

Павшие слоны скалами
лежали в озерах излившейся крови, небо, как звездами, было усыпано
летящими вниз сверкающими искрами.

Тучи отрубленных голов плыли
в небесах, наполненных водоворотами облаков чакр; воины, испепеленные
огненным оружием конца света, отходили в другой мир.


25–27. Поток оружия ровнял горы с землей, усыпанной разбитыми скалами; несметное число людей было задавлено рухнувшими скалами и огромными слонами. Земля и небеса были покрыты плотным облаком
стрел, бескрайний океан армий ревел в боевых столкновениях.

Поле боя сотрясалось от ударов бешено атакующих друг друга врагов, как гора
посреди океана содрогается под ужасными ветрами, подобными морским
чудовищам.


28. Сияющие копья, мечи, чакры, стрелы, крючья, булавы, топоры
и прочее оружие сталкивались и рушили друг друга, наполняя все вокруг
грохотом сотен ударов, напоминая ураганы разрушения вселенной,
с легкостью разбрасывающие тяжелые горы, деревья и прочее.


Такова сарга тридцать пятая «История о Лиле. Описание океана битвы» книги третьей «О создании»

Сарга 36. История о Лиле. Описание боевых построений.

Васиштха сказал:

1–4. Везде росли горы из трупов, из стрел и копий. Испуганные раненые
воины разбегались повсюду. На грудах слоновьих тел отдыхали гряды
облаков. Якшасы, ракшасы и пишачи развлекались в океане крови.

Те великие неустрашимые герои, твердые в дхарме, благородные, сильные
и добродетельные, чистые сердцем, лотосные украшения своих семейств,
сошлись в схватке друг с другом.

С ревом грозовых туч желая уничтожить
друг друга, они встретились в битве, как полноводные реки.


5–8. Одно множество слонов с силой столкнулось с другой армией
слонов, как одно тело с другим, как лес с лесом и гора с горой.

Многочисленная конница налетела со звоном на вражескую конницу, как скопище волн с ревом сталкивается с другими волнами в океане. Пешие
воины сходились в схватке с другими пешими воинами, как заросли бамбука
под порывами ветра бьются друг о друга.

Построения боевых колесниц
налетали на построения боевых колесниц неприятеля, как будто летящий
город демонов сталкивался с городом богов.


9–13. Летящие стрелы лучников в сражении образовали еще одно
облако, скрывающее пространство флагов армий. Воины, испуганные при
встрече с превосходящими силами противника, разбегались в разрушительном огне битвы конца света.

Метатели чакр сражались
с другими метателями чакр, лучники – с лучниками; мечи сшибались
с мечами, боевые булавы – с булавами. Палицы сталкивались с палицами,
топоры – с топорами, копья – с копьями, дротики – с дротиками; молоты –
с молотами, железные дубины – с железными дубинами. Кинжалы бились
о кинжалы, трезубцы – о трезубцы.


14–17. Постигшие искусство метания дротиков сражались против
таких же стрелков, топоры вздымались против топоров, бамбуковые палки
поднимались против палок, пращи – против пращей.

Ловушки использовались против ловушек, колья – против кольев, ножи – против ножей, стрелы – против стрел.

Бойцы с железными ваджрами бились против бойцов с железными ваджрами, крючья взмывали против крючий. Боевые плуги направляли против плугов, вооруженные трезубцами сражались
между собой. Защищенные кольчугами выступали против защищенных
кольчугами, напоминая блестящих пчел или множество сталкивающихся
друг с другом бушующих океанских волн.


18–20. В едином океане пространства битвы плыли круговороты
вращающихся чакр, подобных лепесткам; ветры несли дожди стрел;
сверкали акулы тяжелого оружия.

Океан пространства между небесами
и землей, с течениями, полными волн голов и готового к бою оружия, был
непроходим для богов. Таковы были войска двух царей, состоящие каждое
из восьми армий, в течение дня разъяренно уничтожающих друг на друга.


21–25. Слушай, какие народы были по центру и на восточном крае
армии мужа Лилы, Падмы. На востоке – люди Косалы, Каши, Магадхи,
Матхилы, Уткалы, Мекхалы, Каркары, Мудры, Самграмы и Шаундаки;
Мукхьи, Химы, Рудрамукхьи, а также Тамралипты, Прагджьотиши,
Ваджимукхи, Амбаштхи, Пурушадаки; Варнакоштхи и Вишвотры,
Амаминашаны, а также Вьягхравакры, Кираты, Экападаки и Саувиры.
Здесь – горцы, называемые Мальяванами, а также Шиби и Анджана,
Вришала, Дхваджа, Падма и другие, а также горцы Удая.

26–29. Далее на юго-востоке – обитатели Виндхьи и прочих земель,
Чеди, Ватсы, Дашарны, Анги, Ванги и Упаванги; а также Калинги, Пундры,
Джатхары, Видарбхи, и Мекхалы, Шабарананы и люди из Карны и Трипуры;
Кантаки из долин, красивые, в ярких одеждах; Карны и Андхры, а также
Чаулики и Чарманваты; Какаки и Хемакудьи, а также бородатые
Шмашрудхары; Балигривы и Махагривы, Кишкинды и Наликеры.


30–39. Теперь обратим взор на юг. Здесь правители, бывшие на стороне
мужа Лилы, – с гор Виндхьи, Кусумапиды, Махендры и Дардуры; Малаи,
Сурьяван и воины объединенного царства, известные как Аванти, а также
Шамбхаваты; войска из Дашапуры, Катхи, Чакры, Решика, Атуры,
Каччхапы; обитающие в лесу Ванавасы, а также жители гор Упагири
и Бхадрагири; Нагары и Дандаки, Ганараштры и Нрираштры, Сахи
и Суваршьямуки, Каркоты и Ванабимбалы; обитатели Пампы, Кайраки
и Каркавиры, а также Сверики, Ясики, Дхармапаттаны и Панджики;
Кашики, Тришнакхаллулы, Яды, Тамрапарнаки, Гонарды и Канаки, а также
те, кого называют Динапаттаны; Тамрики, Дамбхары, Кирны, а также
Сахакары и Энаки, Вайтундаки, Тумбаваналы, Аджинадвипы и Карники;
Карникабхи и Шиби, Каунканы, Читракутаки, Карнаты, Мантаватаки,
а также великие Катакики; Андхры и Колагири, Авантики и Кавичерики;
Чандаятты, Деванаки, Краунчи и Вахи; Шилакшары, Удабхи,
Нандамарданы, те, которых называют Малаями, обитающие на вершинах
Читракута, и орда тех, которые известны как ракшасы с Ланки.


40–43. С юго-запада – бойцы великого царства Сураштры, а также
Синдхи, Саувиры, Шудры, Абхиры и Дравиды; Кикаты, Сиддхакханды
и Калирухи; также воины с гор Хемагири и Райватака, Джаякачча
и Маявара; люди Яваны, Бахвики, Марганы, Аванты, Дхумры и Тумбаки,
а также многочисленные Лажи и обитатели гор, вместе с бесчисленными
людьми с побережья моря – таковы люди армии мужа Лилы.


44–47. Теперь выслушай, какие народы были в стане противника.
В западном направлении – люди с бессчетных огромных гор: с великой
горы, называемой Маниман, и с горы Курарпана, а также с гор Чакравана,
Ванорка, Мегабхава и Чакраван. Далее люди, именуемые Панчаджана, –
Каши, Брахмачаи и Антаки, а также Бхаракши, Параки и Шантики; кроме
того, Шайбьи, Арамаки, Аяччхи, Гухутвы и Ниямы, Хайхаи и Сухмагаи,
Таджики и Хунаки.


48–50. На юге, рядом с Катаками, – Карки, а также Гирипарнавамы
и варвары-млеччхи, оставившие законы дхармы. За их странами следуют
необитаемые земли на две сотни йоджан, и далее – гора Махендра, богатая
драгоценными камнями, затем – гора под названием Ашва, в соединении с сотнями других гор, и далее – ужасный огромный океан и гора Патиятра
на его берегу.


51–53. В северо-западной стороне находится горная страна, а также –
страна-царство Венупати, далее Фалгуны, Мандавьи, Анеканетраки,
Пурукунды, Пары и Бханумандалабхаваны; Ванмилы, Налины и Диргхи, называемые так из-за длинных волос и рук; Ранги, Станики, а также Гурухи и Чалухи.


54–57. Далее – удивительная страна женщин, обитатели которой едят
мясо. Далее на севере – народы с гор Химаван, Краунча и Мадхуман,
Кайлас, Васуман и Меру; народы Мадры, воинственные Яудхеи, Малавы
и Шурасены; Раджаньи и те, кого называют Арджунатанаи; Тригарты
и обитатели слабых и мелких племен; Абалы, Пракхалы, Шаки
и Кшемадхурты, а также Дашадхи, Наги, Авасаны и Дандаханы.


58–62. Дханады, Сараки, а также Ватадханы; островные Гандхары
и воины Аванти; а также те, кого называют Такшашилами, Вилавы
и Годханы. Затем – народы известной страны Пушкараварты, далее –
племена земель Набхимати, Тикши и Калавары, а также городов Кахака
и Сурабхути; еще Ратикадарши и Антардарши, затем – Пингалы, Пандавьи
и Ятудханаки с Ямуны; Манавы, Нанганы, Хематалы, Свасвамукхи и другие
обитатели гор Химаван, Васуман, Краунча и Кайлас. За этими землями идут
безлюдные пространства, простирающиеся на сто восемьдесят йоджан.


63–67. Теперь слушай, какие люди пришли с северо-востока, – Калюты
и Брахмапутры, Куниды и Кхадины, Малавы и воины империи Рандры,
а также Ваны и Раштры; Кедавы, Симхапутры, ставшие карликами, Савы,
Каччи, Палавахи, Камиры и Дарады; Абхисасады, Джарваки, Палолы, Кучи,
Каутуки и Упаты из Кираты, Дины и жители райских земель. Далее люди
с цветущих земель Девастхала, еще Удиташри Вишвавасы, далее – земли
Кайласа, далее – Манджуваны и пространства небесных колесниц
видьядхаров и бессмертных богов.


Такова сарга тридцать шестая «История о Лиле. Описание боевых построений» книги третьей «О создании»

Сарга 37. История о Лиле. Продолжение описания боевых построений.

Васиштха сказал:

1–2. В этой беспощадной битве, где гибли во множестве слоны и люди,
казалось, что толпы воинов торопились успеть погибнуть первыми. И те,
и другие превращались в пепел, как мотыльки, стремящиеся изо всех сил
к огню и сгорающие в нем.


3–7. Послушай, я расскажу о других армиях из центральных районов,
еще не упомянутых мной. Это войска из тех, что выступили на стороне царя,
мужа царицы Лилы: Таддехики, Шурасены, Гуды, Ашвагханаяки,
Уттамаджьотибхадры, Мадамадхьямики и другие; Салуки, Кодьямалы,
Даургнеи, Пиппалаяны, Мандавьи, Пандунагары, Саугривы и другие;
Гуруграхи, Париятры и Кураштры, Ямуны и Удумбары, Раджьяхвы,
Удджиханы, Калакоти и Матхуры; Панчалы и Дхармараньи, а также южные
и северные Панчалаки, Курукшетры и люди Сарасваты.


8–11. Испуганные ряды колесниц Аванти, обращенные в бегство бойцами Кунти и Панчанады, отступали, падая с высокого склона.

Воины Брахманов и Авасанов, разбитые противником в богатых одеждах, были
брошены на землю и растоптаны разъяренными слонами. Шуры
и Дашапуры, с израненными мечами телами, преследуемые Банакшитами,
были загнаны в озеро шириной в йоджану. Шантики лежали неподвижно,
с разрубленными животами, запутавшиеся в собственных выпущенных внутренностях, обглоданные ночью Пишачами.


12–16. Трупы и тела умирающих, как черепахи, были брошены в канавы
и пруды рычащими Бхадрагирами, искусными в битве. Побежденные
Дандаки, залитые кровью, преследуемые вражескими силами Хейхая,
бежали подобно оленям, подгоняемым ветром.

Тела Дарадов, растерзанные
бивнями слонов и растоптанные врагами, плыли в реках крови, как ветви
деревьев. Чины, изрешеченные стрелами и едва живые, как будто падали
в океан, сбрасывая тяжкую ношу существования. Кандхары, чьи головы
срезали летящие дротики воинов Карнаты, и растерзанные герои Налады
падали, как множество звезд.


17–20. Шаки и Дашаки, чье оружие было быстро сокрушено в боевых
построениях Кариндра и Макара, рычали, вцепившись друг другу в волосы.
Дашарны, боящиеся сетей, попадали в ловушки, бросаемые Пашами,
и застревали в кровавом иле, словно рыбы, запутавшиеся в камышах.

Победив в битве воинов Гурджаров сотнями воздетых мечей и копий,
Танганы обратили их женщин во вдов с обритыми головами. Лучники
Нигады, подобные тучам, сияющим молниями оружия, из множества
натянутых луков окатывали Гухов дождем стрел, как дождь поливает лес.


21–26. Враги напали на Абхиров, испуганных солнцем, внезапно
померкнувшим от блеска оружия бхушунди, как стадо скота бросается
к зеленой траве.

Армии воинов Тамры и воинов Гауды рвали друг другу волосы и царапались, как красавицы в объятиях любовника.

В битве, где горные пики были срезаны свистящими летящими чакрами, Танганы были разбиты и рассеяны Бхасаками, как цапли, атакованные хищными птицами.

Заслышав неразборчивые крики «гуду-гуда» Гаудов, потрясающих
поднятыми булавами, стадо Гандхаров бежало вперед, как толпа дикарей.

Множество Шаков налетали, напоминая океанские потоки, падающие
с небес, и накрывали плотной ночной тьмою смятения воинов Парасика, чьи
ряды были похожи на заснеженные горные пики, ощетинившиеся лесами
оружия в океане чистого молока, взбиваемого горой Мандара.


27–30. Тучи бессчетных стрел, взмывающих в небо, казались небесным
зрителям волнами, пляшущими на поверхности океана. Белые зонты
виделись им как сотни лун, стрелы – как полчища саранчи, пики – как
плотный лес, выросший в пространстве.

Кекаи превратили своих врагов
в рыдающих пьяниц, Канки заставили пыльные головы побежденных
взлетать в небо, как стаю цапель.

Воины Анги, развеяв своими криками
«кала-кала» боевой задор армии Кирата, бойцы которой стали скромными
девочками, рычали, как Бхайравы.


31–35. Воины Каши, в одежде из травы каша, выглядели как птицы,
поднимающие пыль взмахами крыльев.

Опьяневшие от битвы
возбужденные воины Нармада, выпустив свои дротики в небо, весело
танцевали, бегали и заливались смехом.

Потоки звенящих копий были
сметены ветром стрел Сальвов. Шайбьи, разбитые Каунтами, бежали, из их
израненных стрелами тел души отлетали в рай, подобно Видьядхарам.

Храбрая армия героев Ахина, следующих закону и стремящихся к поддержанию порядка, с легкостью разбила воинов из города Панду.


36–41. Тандехаки, искусно бьющиеся копьями, слоновыми бивнями
и палками, были разбиты Панчанадами и бешеными Каши и пали, как
деревья, сокрушенные слонами.

Брахмаватсанаки вместе со своими
лошадьми повергались на землю острыми чакрами Нипов, как падают
цветущие деревья под острой пилой.

Лес армии Шветаков был изрублен
топорами, которые метали Джатары, а затем был сожжен огнем стрел
находящегося рядом царя Бхадры.

Старые Матангаджи, завязшие в болоте битвы, гибли как дрова, брошенные в огонь. Митрагарты, окруженные
Тригартами, взлетали вверх, как солома, и с отрубленными головами
попадали в преисподнюю. Как старые слоны, застрявшие в болоте, слабые
Ванилы утонули в войсках Магадхов, сияющих как океан, волнуемый
ветром.


42–44. Чеди в битве лишали жизни Танганов, как жар иссушает красоту
цветов, брошенных на дорогу. Каусалы, подобные смерти, не могли
выдержать боевой клич Пауравов, выпускающих непрерывный поток стрел,
булав и дротиков. Они, израненные стрелами, не дрогнули, хотя в потоках
липкой крови и были подобны коралловым деревьям на горе. Они стояли, похожие на восходящее солнце.


45–47. Потоки стрел и других летающих орудий носились быстрыми ветрами, и сияющие латами пчелы воинов напоминали облака. Ступающие
по полю битвы слоны ревели, словно Каусалы, и напоминали тучи
с потоками стрел, или овец, покрытых шерстью из стрел, или деревья
с листьями из стрел.

Старики из долины Кандака теряли силы под ударами Ванараджей и были жестоко разорваны на куски, как ветхие тряпки.


48–49. На застрявшие в канаве колесницы со сломанными колесами
налетали враги, как облака – на заросшие лесом вершины гор. Волнующийся
людской лес ветвистых деревьев шала, теряя в битве отрубленные руки,
становился лесом пальм тала, а теряя головы, становился ковром недвижимых пней.


50–52. Молодые восторженные красотки из райских садов вскрикивали
от радости, встречая лучших из героев в лесах и рощах горы Меру.

Далеко разносился оглушительный рев прекрасного леса воинов, пока их поток
не встречался с палящим огнем конца творения в виде армий противника.

Израненные в битве и окруженные Пишачами Дашарны, оружие которых
утащили Бхуты, бежали, подобно телятам, болтающим ушами.


53–59. Воины Каши, чьи предводители были изрублены войском
Джигишаванов, утратили свою уверенность, как лотосы в высохшем пруду в летнюю жару.

Тушаки, израненные стрелами, копьями, дубинками и мечами Месалов, бежали, как и лжецы Катаки, рассеянные Нараками.

Каунты были окружены и разбиты солдатами Прастха; так хорошие люди,
окруженные дурными, становятся совершенно беспомощными.

Двипы в один миг снесли острыми стрелами головы Бахудханам, как будто нарвали лотосов, и тут же скрылись. Сарасваты, сражаясь все вместе до вечера, совершенно не устали и были совершенно непобедимы, как пандиты
в ученых спорах. Мелкие Кхарваги, окруженные и разбитые Ятудханами, дрались с невероятным ожесточением; так горит умирающий костер,
в который подбросили сучьев.


60. Что еще сказать об этой войне? О Рама, даже многоголовый змей
Васуки не мог бы сполна описать эту великую битву всеми своими
бесчисленными языками!


Такова сарга тридцать седьмая «История о Лиле. Продолжение описания боевых построений» книги третьей «О создании»

Сарга 38. История о Лиле. Описание окончания битвы.

Васиштха сказал:

1–6. Теперь, в этой беспощадной битве, полной ужаса и криков, когда
солнце покрывалось тьмой в звоне доспехов; когда от низвергающихся
каменных лавин вода вздымалась, накрывая брызгами цветущие лотосы;
когда реки стрел, летя издалека навстречу друг другу, сталкивались со
вспышками сверкающих искр; когда в полном океане пространства
с качающимися водоворотами чакр, в которых плыли лотосы отрубленных
голов, с множеством потоков разнообразного оружия, с плотными тучами, наполненными оружейным звоном сражения, разносимого ветром,
пугающего обезьян на берегу и вызывающего в небесных сиддхах опасение наступления конца света, кончалась восьмая часть дня, напоминая
уставшего прекрасного мужественного героя, украшенного ранами.


7–11. Лошади и слоны, уставшие и израненные, и армии, сияющие
блеском боевого оружия, умерили свой пыл, как жар спадает к концу дня.
Затем генералы обеих армий, посоветовавшись со своими военачальниками, послали друг к другу послов с предложением прервать битву.

От усталости все медленнее вздымалось оружие и все реже летели ядра, и все согласились на прекращение войны.

В каждой из армий воин поднялся на главную колесницу где возвышался флаг армии. Каждый из них размахивал белым
флагом во все стороны, напоминающим сияние луны ночью. Так было объявлено окончание битвы.


12–16. Затем боевые барабаны выбили дробь, отозвавшуюся эхом во
всех направлениях и напомнившую гром облаков Пушкара и Авартака
в конце всеобщего разрушения.

Потоки стрел и дротиков, взметнувшиеся
было в раскинувшиеся небеса, начали без препятствий осыпаться на землю,
как ручьи, впадающие в озеро.

Постепенно замедлялось движение рук
и оружия, как волнение леса успокаивается по окончании землетрясения или как приходит в спокойствие после шторма океан.

Затем обе армии начали
покидать поле боя, как потоки вод устремляются из переполнившегося
океана во всех четырех направлениях во время разрушения вселенной.

Как унимается взволнованный океан молока, когда из него поднята гора
Мандара, взбивавшая его, так с успокоением войск водоворот битвы
постепенно стих.


17–20. Понемногу поле битвы опустело, как океан, выпитый Агастьей,
и показало свои ужасные кровавые внутренности. Оно было полно мертвых
тел и рек пузырящейся крови, напоминая лес, наполненный стрекотом сверчков «кхад-кхад». «Гхара-гхара», – журчали волнующиеся струи текущей крови; стоны и крики раненых и умирающих волновали сердца живых.

Потоки крови влекли за собой множество мертвых и полумертвых тел, и движения еще живых, лежащих рядом с умершими, создавали ощущение, что трупы шевелятся.


21–25. На вершинах гор, образованных телами павших слонов, отдыхали рваные облака; множество разбитых колесниц напоминало огромный лес, поваленный ветром.

Текущие реки крови стремительно несли
тела убитых боевых слонов и лошадей. Поле боя было полно упавших стрел,
копий, дротиков, дубинок, мечей и сабель.

Земля была густо усеяна седлами,
доспехами, щитами и мертвыми телами, прикрытыми множеством флагов,
опахал и обрывков одежд. Ветер, как змея, шипел в зарослях пустого
бамбука, и демоны-пишачи почивали на горах трупов, как в постели из
соломы.

Браслеты и украшения, упавшие с голов и рук, радугой сверкали среди деревьев, а псы и шакалы растаскивали длинные веревки кишок и внутренностей.


26–29. Едва живые воины на этом кровавом поле скрипели зубами от
боли; живые же напоминали лягушек, плавающих в багряном болоте крови.

Еще недавно сияющие латы бойцов утратили свой глянец, руки и ноги
неисчислимых героев были покрыты множеством ран, истекающих кровью.

Мертвые и умирающие воины были окружены рыдающими родственниками. Поле было завалено стрелами и прочим оружием, колесницами и седлами лошадей и слонов. Руки содрогающихся
обезглавленных тел заставляли склониться небеса; запахи вина, мяса и жира соединялись в невыносимую для носа вонь.


30–34. Поднимая головы, полуживые слоны и лошади пытались
удержать в себе остатки жизни; волны текущих рек крови ударяли
в разбитые барабаны. В бесчисленных багряных потоках крови крокодилами
плыли мертвые тела слонов и лошадей, кровавые ручейки с клокотаньем
изливались из ран умирающих.

Глухие стоны издавали еле живые воины с лицами и глазами, пронзенными стрелами; ветер разносил далеко вокруг
запахи мяса и внутренностей, наполняющие кровавую землю.

Взметающиеся хоботы полумертвых слонов как будто нападали на
обезглавленные трупы. Слоны и лошади бродили, задевая и роняя разрубленные и обезглавленные тела.

С кровью, кипящей от боли, плача
и рыдая над павшими мертвыми телами, женщины вонзали кинжалы в свои
сердца, обнимая плечи мужей.


35–37. Выжившие воины спешили на поле боя и рассыпались по нему,
чтобы быстрее найти погибших товарищей. Место сражения заполнилось
слугами, на руках выносящими трупы хозяев. По полю текли сотни
кровавых рек с камышами волос, лотосами голов и водоворотами чакр,
сливаясь в огромный алый поток с высокими волнами.

Люди истекали кровью, пытаясь извлечь оружие из своих тел. Слоны и лошади павших в чужой земле военачальников приносились в жертву.


38–41. Раненые перед смертью вспоминали и звали по именам своих
сыновей, любимых, матерей и своих богов. Они издавали стоны: «Ох»,
«Ах», «Увы!» от боли в своих глубоких резаных ранах. Могучие отходящие
в иной мир воины проклинали свои прошлые дела и жестокую судьбу.

Воздетые на бивни погибших слонов, почти мертвые и не способные
вырваться воины возносили молитвы богам. Трусы, боясь умереть
в бесчестии, бежали в поисках укрытий.

Смелые же были готовы броситься
даже в ужасные кровавые водовороты. Смертельно раненые стрелами
дрожали от боли и страха, припоминая свои грехи и проступки,
а обезглавленные тела окружали, облизывая пасти, вампиры-веталы.


42–46. Плывущие в озерах крови флаги, зонты и опахала напоминали
белые лотосы, которые становились величественными красными цветами
в свете заката, наполняя окружающее пространство отраженным блеском.

Поле боя превратилось в восьмой, кровавый океан с водоворотами колесниц и горами тел, с пеной флагов и пузырьками прекрасных опахал. Поле
с опрокинутыми колесницами казалось городом, занесенным землей
и пылью; оно раскинулось, как огромный лес с деревьями, вывернутыми
налетевшим ураганом.

Оно напоминало мир, сожженный во время разрушения конца времен, океан, выпитый мудрецом, или страну,
опустошенную наводнениями и покинутую людьми. Оно было наполнено
множеством стрел и копий, булав и мечей, топоров и трупов слонов.


47–49. Копья возвышались деревьями на берегу текущей реки крови,
напоминая лес на вершине горы. Тела слонов были покрыты сияющим
оружием, вонзившимся в них и похожим на многочисленные цветы
в зарослях деревьев. Растащенные птицами из трупов кишки словно сетью покрыли пространство. На берегах кровавой реки как будто выросли рощи
деревьев из торчащих копий; множество лотосов плавающих флагов расцвело в озерах крови.


50–54. Люди, избежавшие ранений, доставали тела утонувших
в болотах, образованных кровью; вынимали сломанное оружие из туш
павших слонов. Окровавленные обезглавленные трупы были подобны
деревьям с обрубленными ветвями.

Возвышающиеся над равниной головы
слонов с покрывавшими их тканями напоминали плывущие по реке крови
корабли. Несомые потоками крови светлые одежды были похожи на горы
пены. Среди людей выделялись слуги, спешащие выполнить приказы.

Падающие тут и там обезглавленные тела казались шумящими демонами-
данавами. Последние опускающиеся чакры с большими отверстиями
заставляли людей бежать. Тихо вытекала кровь из ран, стонали и кричали
умирающие, на застывшие каменные лица, омытые потоками крови,
слетались птицы, чтобы напиться.


55–57. Толпы демонов суталов, утталов и веталов исполняли танец разрушения. Еще живые воины пытались укрыться от них, наполовину заползая под перевернутые и разбитые колесницы.

Последние судороги умирающих воинов были ужасны; трупы, покрытые слизью и кровью, вызывали жалость.

Едва живые люди, поднимая головы, с тоской взирали на стаи собак и ворон. Поле боя было полно движения: дикие звери дрались между собой за куски мяса.


58. Место сражения было садом удовольствий для Смерти,
с разбросанными повсюду бесчисленными лошадьми, слонами, воинами и их предводителями, с колесницами, с величественными потоками крови, струящимися из разрубленных шей верблюдов и не дающими засохнуть лианам оружия.

Место битвы напоминало мир с опрокинутыми горами, пребывающий в полном беспорядке во время окончательного разрушения.


Такова сарга тридцать восьмая «История о Лиле. Описание окончания битвы» книги третьей «О создании»

Сарга 39. История о Лиле. Пиршество ночных демонов в ночь после битвы.

Васиштха сказал:

1–4. Затем, когда пришло его время, как окровавленный герой, зашло
солнце; его жар и сияние оружия уменьшились и пропали в океане. Когда солнце село, как падает срубленная голова, в один миг небо окрасилось
закатными цветами, отражая кровавое сияние битвы.

Со всех сторон –с земли, с неба и из преисподней – как нахлынувшие воды океана разрушения, появились демоны веталы, хлопая в ладоши.

И вот наступила темнота, как будто величественный слон дня выпачкался в саже, и кровавое закатное небо покрылось жемчугами бесчисленных звезд.


5–9. В озерах, где прежде кипела жизнь, а теперь все замерло и погрузилось во тьму, сомкнули свои лепестки цветы лотосов, как закрываются лотосы сердец отошедших в иной мир. Сложив крылья
и спрятав под них головы, вскоре уснули птицы в своих гнездах, недвижные,
как тела пронзенных стрелами.

С восходом прекрасной луны лотосы сердец выживших раскрылись, как удача расцветает среди героев. Окровавленное
поле брани, подобное озеру лотосов с красной в свете заката водой, скрыло
стрелы своих пчел в закрывшихся соцветиях мертвых лиц. Сверху темнело
небесное озеро, убранное лотосами звезд, а внизу озеро воды сверкало
звездами лотосов.


10–14. В темноте, утратив страх друг перед другом, на место битвы
хлынули ужасные существа, как вода разливается во все стороны из
перекрытого дамбой потока.

Пространство истекшего сражения
наполнилось поющими демонами-веталами, звенящими скелетами, грифами, воронами и хищными зверьми.

Затем звездное небо осветили языки
погребальных костров, послышались звуки «пача-пача!» горящего на огне
мяса и плавящегося жира. Ожидая, пока кости всех конечностей лопнут
в горящих погребальных кострах, демоницы-веталы начали играть среди
костров, прячась в них, как в воде.

Собаки, вороны, якшасы и веталы
подняли шум, крича, воя, каркая и хлопая в ладоши; колышущаяся толпа
этих существ волновалась, как огромный лес.


15–19. Голодные дакини выхватывали из огня куски кровавого мяса и жира, пишачи рвали зубами окровавленную плоть и высасывали мозг из костей, облизывая губы.

Среди костров были видны многочисленные окровавленные трупы, которые быстро растаскивали на своих плечах демоны-вирупики.

Танцевали ужасные демоны-кумбханды с огромными животами; огонь шипел «чамат-чамат», роняя капли жира и крови, от которых вздымались облака влажного дыма. Из быстро текущих рек крови
поднимались привидения-рупики, напоминающие земных существ, и толпы
демонов-веталов хватали трупы с карканьем стаи ворон.

Малыши-веталы спали, как в колыбелях, в утробах убитых слонов; пьяная игра ракшасов стала новым отдельным полем боя.


20–23. Среди опьяневших ветал еще одним погребальным костром вспыхнула драка, и ветры разносили запахи крови, смешанной с жиром.

Обожравшихся демонш-рупиков тошнило в корзины со звуком «рата-рата»,
жадные якши пожирали полу-испеченные трупы и толкались друг с другом.

На тела Тунгов, Вангов, Калингов и Танганов слетались ночные птицы;
хохочущие светящиеся рупики носились во тьме, подобно падающим звездам.

Летающие веталы развлекались среди покрытых кровью вирупиков,
пишачи слушали находящихся рядом предводителей толп йогини.


24–29. Над полем боя стоял гул, как будто кто-то неведомый играл на
огромной лютне со струнами натянутых внутренностей; в людях проявлялись наклонности пишачей, и они сами обращались в демонов.

Выжившие герои-воины дрожали от внезапного страха под взглядами
рупиков, а рядом праздновали сытный ужин другие демоны с веталами
и ракшасами.

Падающие с плеч пролетающих в небе рупиков трупы пугали ночных чудищ, небо над полем битвы было полно толпящихся существ.

С большим трудом собранное демонами для собственного пропитания мясо
павших воинов было брошено в огромные кучи. Кровавые куски,
выпадающие из пастей шакалов, были подобны высыпающимся из костра
углям, и от этого все поле боя напоминало букет распустившихся красных цветов ашока.

Дети-веталы забавлялись, приставляя головы к безголовым телам; якши, ракшасы, пишачи и прочие создания вились в небе искрами костра.


30. Мрачная туча плотной тьмы покрыла пространство, горы, леса и пещеры. Беснующиеся демоны вились с неистовством ветров конца эпохи,
сотрясая вселенную с людьми и всем содержимым, – таково было это поле
битвы.


Такова сарга тридцать девятая «История о Лиле. Пиршество ночных демонов в ночь после битвы» книги третьей «О создании»

Сарга 40. История о Лиле. Продолжение воспоминаний.

Васиштха сказал:

1–3. Когда на поле битвы ночные существа и прислужники смерти
властвовали долгой ночью, как днем там же властвовали люди; когда
обретшие плоть в непроницаемой тьме, которую можно схватить рукой,
существа в доме ночи развлекались в компании других существ, наевшись,
сбросив с себя одежды, прыгая и приставая друг к другу; когда небожители
глубоко спали, во дворце, в тишине наступившей ночи, муж Лилы,
обладающий благородной душой, был озабочен.


4–6. Обсудив дела следующего дня с мудрыми советниками, он возлег
на свое царское ложе, сияющее белизной, как месяц, и прохладное, как снег.

В своем прекрасном дворце, напоминающем полную луну, в прохладной пещере, он ненадолго забылся сном, сомкнув свои лотосные глаза.

Тогда две женщины покинули пространство и вошли в покои через маленькую щель, как дуновение воздуха проникает в бутон лотоса.


Рама спросил:

7. О лучший из рассказчиков, как имеющее размеры плотное тело могло
пройти через небольшую щель, о святой?


Васиштха ответил:

8–12. Тело того, чей ум пребывает в заблуждении: «Я являюсь материальным телом», –не может пройти через небольшое отверстие, о безгрешный.

Думающий: «Путь для меня закрыт, я не помещаюсь здесь», – продолжает ощущать свою материальность.

Кто же сначала ощущает: «Я прохожу», – тот и действует соответственно.

Как можно проникнуть сквозь отверстие, если ум не считает прохождение через него возможным?

Вода не способна течь вверх, а огонь не может стремиться вниз, и осознание будет только таким, каким оно проявится.

Как сидящий в тени может ощутить жар солнца? Как может чувствовать что-то иное тот, кто осознает истину?


13–16. Каково понимание, таков и ум.
В этом он утверждается, и лишь
огромным усилием можно его изменить.

Уверенность в том, что в веревке
существует змея, превращается в убежденность в отсутствии змеи только
благодаря усилиям ума.

Без усилий неверная убежденность таковой и остается. Каково понимание, таков и ум; каков ум, таковы и действия – это ясно каждому и понятно даже ребенку.

И снова: как и кто может воспрепятствовать перемещениям существа, чья видимая форма подобна
воображенному во сне человеку, который является исключительно пространством?


17–19. Воистину, тело каждого – лишь осознание, что истинно для всех
и всегда. Это понимается при узнавании истины в сердце.

Ощущение отдельного осознания естественным образом возникает в начале творения в соответствии с намерением и потом становится причиной понятий единства и двойственности.

Знай, что пространство ума, пространство Сознания и материальное пространство – эти три есть одно по своей изначальной природе.


20–25. Знай, что тонкое тело мысли вездесуще и может странствовать повсюду в соответствии с желанием и появляющимся осознанием.

Оно обитает в крошечной пылинке и в пространстве, пребывает в побеге
и становится соком побега. Оно блестит и играет в волне, танцует в толще
камня, проливается дождем, став облаком, и превращается в гору.

Подчиняясь желанию, это безграничное пространственное тело движется
в пространстве и в плотных объектах, делаясь то горой, то мельчайшей
частицей.

Проявляя леса, как волоски на теле, оно становится горой, ощущаемой им снаружи или внутри, поддерживаемой землей и неподвижно вросшей в нее, с головой в небесах.

Оно делается пространством и проявляет бесчисленные миры лотосорожденных Брахм, не отделимых от него самого, как волны и водовороты не отличны от океана.


26–27. Неподвижное осознание с начала творения есть тонкое ментальное тело.

Становясь пространством и обретая плотность, оно затем осознает материальность, которая видится, как вода в мираже.

Будучи нереальной, она воспринимается благодаря осознанию ее, как во сне
заблуждающийся человек видит сына бесплодной женщины.


Рама спросил:

28. Как ум становится таким? Наш ум такой же или нет? Почему он нереален и при осознании истины не остается отдельным?


Васиштха ответил:

29–30. Ум каждого обладает такой же способностью создавать формы.
Иллюзия мира возникает по отдельности в каждом уме.

На мгновение или целую эпоху множество миров появляется и пропадает, некоторые – через
миг, другие – через неисчислимые годы.

Слушай, я расскажу об этом по
порядку.


31–33. Каждый ощущает потерю осознанности в смерти и подобных
состояниях. Знай об этом, о разумный, как ночь полного разрушения вселенной.

После этого в каждом по отдельности снова проявляется творение в соответствии с его собственными приснившимися понятиями,
подобными иллюзии танцующей горы.

Как скоро после ночи всеобщего
разрушения в Сознании снова проявляются ум и тело, так же каждый видит свой мир после смерти.


Рама сказал:

34. Творение, следующее за смертью, соответствует воспоминаниям и таким становится. Потому творение не беспричинно.


Васиштха сказал:

35–37. О Рама, все божества, подобные Брахме, Вишну и Шиве, во время вселенского разрушения обретают окончательное освобождение без
тела. Откуда взяться их воспоминаниям?

Даже имеющие тело пробужденные, подобные нам, несомненно, достигают освобождения.

Разве могут лотосорожденный Брахма и другие, не имеющие тела, не стать
освобожденными?

Для других джив, подобных тебе, память становится причиной рождений и смертей по причине отсутствия освобождения.


38–39. В завершение бессознательного состояния смерти джива находится в состоянии, когда сознание как бы приоткрывает глаза, хотя оно этого не делает.

Это состояние называется прадханой, первичной материальностью. Оно также известно как пространственная пракрити, или материальность, непроявленное, одновременно сознательное
и несознательное в постепенном развитии воспоминания и его отсутствия.


40–44. Когда великое Сознание обращается к осознанию себя и как бы
пробуждается, тогда из его пространства возникают тонкие элементы,
направления, время, действие, плотные элементы и прочее.

Уплотнившееся осознание становится пятью органами чувств, и именно оно осознает себя, являясь тонким телом дживы.

Долго пребывая в убеждении: «Я есть тело», –оно уплотняется понятиями и начинает осознавать плотное материальное тело, подобно ребенку, который постепенно осознает свое тело.

Потом появляются на основе плотного тела плотные пространство и время,
которые обнаруживаются, не возникая при этом, подобно движению ветра.

Так появляется и разрастается неразумное заблуждение этого мира, словно объятия приснившейся девушки, которые хотя ощущаются, но нереальны.


45–50. Когда человек умирает, его ограниченное сознание тут же видит
земные наслаждения, и там же они проявляются как существующие.

Пребывая в пространстве Сознания, ограниченное сознание ясно ощущает
в нем иллюзию себя и мира, являющуюся пространством.

Так появляется ощущающий себя джива, остающийся пространством.

Перед его ограниченным сознанием открываются прекрасные виды богов, городов, гор, солнца и множества звезд;

оно взирает на пещеру земного мира со
старостью, смертью, слабостью и болезнями; на живых существ и неживые
объекты, плотные и тонкие, существующие и несуществующие,
пребывающие в волнении и желаниях, с океанами, горами, землей, реками,
богами, днями и ночами, которые разрушаются в конце эпохи.

Оно твердо убеждено: «Я родился здесь у этого отца», – и у него появляются чувства: «Это моя мать», «Это богатство – мое».

Оно ощущает: «Это мои хорошие
и плохие дела», «Я был ребенком, а теперь стал юношей», – воображая все
это в своем сердце.


51–53. Так, одно понятие за другим, постепенно вырастает лес сансары, с цветами звезд и качающимися листьями темных туч.

Люди в нем блуждают, как стада оленей; боги и демоны – его птицы; его свет –
цветочная пыльца; тьма его ночи – густота чащи; его озера полны лотосов;
Меру и другие горы – комки земли в нем; его новые побеги ощущений и понятий скрыты в семени голубого лотоса ума.


54–56. Когда джива умирает, тут же он видит этот лес. Каждое отдельное сознание раз за разом вовлекается в возникающую таким образом чащу мира сансары.

Бесчисленные Брахмы, Рудры, Индры, Маруты, Вишну, Вивасваты, а также горы, океаны, страны, континенты и миры
воображаются в уме и пропадают.

Видимые непостоянные формы
появлялись, появляются и будут появляться. Разве может кто-нибудь
пересчитать эти бесчисленные проявления в Брахмане?


57–60. Эта плотная материальная вселенная не существует нигде, кроме
как в воображении ума. Движение возможно только в мыслях. Познай это
сейчас!

Все вокруг – лишь пространство Сознания, ставшее мыслью, и эта
мысль есть единственно пространство Сознания, которое не что иное, как
высший Брахман.

Только вода является водоворотом, у самого же водоворота нет собственного существования.

Лишь видящий является
видимым, видимое не обладает собственной реальностью.

Как сверкает алмаз в материальном пространстве, так пространство Сознания сияет светом разнообразной нереальности ощущений мира, реальность которого подобна дырке в небе.


61–63. В моем понимании смысл слова «мир» – высочайший нектар, но
в твоем осмыслении мир не выходит за пределы понятий «я» и «ты».

Потому Лила и Сарасвати, обладая пространственными телами, пребывали
в вездесущей чистоте высшего Атмана, не зная ни в чем препятствий.

Они могли появиться в любой момент – где угодно в пространства, по своему
желанию и усмотрению, и таким образом они вошли во дворец царя.


64. Пространство Сознания вездесуще, расстилаясь восприятиями
существования всего. Оно же здесь считается тонким нематериальным
телом. Скажи, как, кто и что может быть ограничено?


Такова сарга сороковая «История о Лиле. Продолжение воспоминаний» книги третьей «О создании»

Сарга 41. История о Лиле. Размышление о заблуждении.

Васиштха продолжил:

1–4. Когда две женщины ступили в покои царя Падмы, все здесь озарилось, словно от сияния двух вошедших лун.

Дуновение ветра несло
мягкий чистый аромат нежных цветов мандара. По велению странниц царь
и другие люди были погружены в сон.

При их появлении место стало
напоминать блаженный райский сад наслаждений, где нет болезней
и страданий. Оно стало похожим на весеннюю рощу или раскрывшийся на
рассвете цветок лотоса. От их тел исходила прохлада лунного света, и в этом сиянии царь, ощутив блаженство, проснулся, словно от брызг нектара.


5–7. Он увидел двух нимф, отдыхающих на тронах и подобных лунам,
взошедшим над двумя пиками горы Меру. На миг он застыл в изумлении,
пытаясь понять, затем восстал с ложа, как Вишну с чакрой и булавой
поднимается с колец змея Шеши.

Поправив на себе гирлянды, украшения
и одежды, он осыпал гостей огромными охапками цветов и склонился перед
ними, как слуга перед хозяином.


8–10. Поднявшись с подушек и покрывал своего ложа, царь сел на
землю в позе лотоса, поклонился богиням еще раз и произнес такие слова:

Победа вам, о богини, сверкающие светом луны, что охлаждает жар
страданий и заблуждений рождения, и горящие светом солнца, что изгоняет
внешнюю и внутреннюю тьму!

Проговорив эти слова, царь вновь осыпал стопы красавиц пригоршнями
цветов, как дерево, растущее на берегу, осыпает своими лепестками прекрасные лотосы.


11–13. Богиня Сарасвати пожелала, чтобы приближенный царя, его
советник, поведал Лиле историю рода, и по ее желанию он проснулся.

Пробудившись и увидев перед собой двух божественных нимф-апсар,
поклонившись им и осыпав их ноги цветами, он сел перед ними, склонив
голову. Богиня спросила: «О царь! Кто ты? Чей ты сын и когда родился?»


13–18. Услышав эти вопросы, советник отвечал:

О богини, по вашей милости я могу рассказать о прошлом. Молю,
выслушайте историю появления на свет моего господина.

В династии Икшваку был великий лотосоокий царь по имени Кундаратха, тень рук которого покрывала землю, защищая ее от жара напастей. У него был
луноликий сын по имени Бхадраратха, у того – сын Вишваратха, а его
потомком был Брихадратха, сыном которого был Синдхуратха; у него – сын Шайларатха, у того – сын Камаратха, у которого – сын Махаратха; у него –
сын Вишнуратха, у того – сын Набхоратха, и наш господин – его сын,
воплощенное совершенство и чистота.


19–23. Как луна наполняет великий океан молока нектаром своего света,
так он своими добродетелями насытил своих подданных нектаром благих
качеств. Его зовут Видуратха. Он был произведен на свет своей матерью
Сумитрой, как Гуха, предводитель армии богов, был рожден своей матерью Гаури.


Его отец ушел в лес, когда сыну было десять лет, и оставил ему царство, которым господин с тех пор справедливо правит.

О богини, прибывшие ныне, подобные деревьям славных деяний, принесшим плоды!

О богини, ваше появление непросто заслужить, даже пройдя сотни
сложностей длительной аскезы! Этот царь, владыка земли, известный как
Видуратха, вашей милостью теперь обрел высочайшее благословление!


23–26. Когда советник произнес эти слова, он и царь замерли
в молчании; сложив в приветствии руки, склонив головы, они восседали на
земле в позе лотоса.

«О царь, вспомни с помощью различения свою прошлую жизнь», – промолвив это, Сарасвати коснулась рукой головы царя,
и тьма иллюзии в сердце Падмы растворилась. Благодаря прикосновению
Сарасвати его сердце пробудилось и раскрылось, и в его памяти ярко ожили
прошлые события.


27–29. Он вспомнил, как оставил тело и царство, вспомнил и приключения Лилы. Познав силой благословения прошлые события и деяния Лилы, царь как будто погрузился в океан воспоминаний.

Он воскликнул: «О, как удивительна иллюзия майи, что простерлась в моем
внутреннем мире! Теперь я узнал ее благодаря вашей милости, о богини!»


Царь спросил:

29–31. О богини! Почему, хотя минул всего один день с моей смерти,
для меня здесь прошло семьдесят лет?

Я помню многие события и даже
своего прадеда! Я помню себя мальчиком и юношей, помню друзей,
родственников и все остальное!


Сарасвати сказала:

31–35. О царь, сразу вслед за забытьем великого заблуждения смерти,
в том же огромном мире, в то же мгновение, в том же доме, в том же
пространстве и на том же месте, в доме брахмана из горной деревни,
возникает это творение, о царь!

В нем один за другим проявляются мир
и этот дом. Воистину, в доме брахмана ты поклонялся мне. Именно там пребывают твои земные владения, и в этих покоях, в его доме, находится этот мир сансары.


36–45. Именно там стоит твой дворец, и там все происходит. Здесь, в твоем уме, в чистоте чистого пространства Сознания, появилось это понятие, раскинувшееся иллюзией мира.

Возникло мнимое знание: «Это мое
рождение, и это мой род Икшваку», «Это мои предки, жившие ранее»,
«Я был рожден», «Я был ребенком десяти лет, когда мой отец ушел в леса,
отрекшись от мира и передав мне царство», «Я покорил все стороны света
и уничтожил всех врагов», «С этими советниками и подданными я защищаю
землю», «В исполнении различных ритуалов яджни, в поддержании
подданных на пути дхармы прошли семьдесят лет моей жизни», «Сейчас
напали враги и идет ужасная битва», «После тяжелого дня битвы я вернулся
в свои покои», «В это время две богини появились в моем доме,
и я поклоняюсь им», «Когда молишься богам, они даруют желаемое», «Одна
из богинь открыла мне знание, позволившее вспомнить прошлые жизни», «Богиня дала знание, подобное распускающемуся лотосу», «Теперь я сделал все, что должно быть сделано, и пропали неверные понятия о том, что
я родился», «Я обрел умиротворение и пребываю в абсолютной нирване
и абсолютном блаженстве», – таково это широко раскинувшееся твое заблуждение, полное волнений и ошибок.


46–50. Множество разнообразных событий и действий, множество
блужданий в этом мире ты ощутил тотчас после своей смерти.

Все это – только мысли и воображение, возникшие в твоем сердце.

Как течение реки, оставив один водоворот, тут же попадает в другой, так же течет поток ума.

Как в одном водовороте возникает другой водоворот, так же бесчисленные
творения появляются, иногда по отдельности, иногда смешиваясь.

В момент твоей смерти став видимой, эта сеть мира нереальна, являясь проявлением сияния Сознания.


50–54. Как в мгновении сновидения может заключаться сотня лет; как
в фантазии видятся и жизнь, и смерть;

как в воображаемом воздушном
городе зримы картины на стенах;
как из плывущей лодки кажутся
движущимися деревья и холмы;
как при нарушении в теле равновесия
жизненных сил припадочный видит несуществующий танец гор;
как во сне просто увидеть отрубание своей головы – так ты увидел свою жизнь.

Это внезапно появляющееся огромное заблуждение есть только иллюзия: на
самом деле ты никогда не рождаешься и никогда не умираешь.

Ты есть воплощенное чистое Сознание, покоящееся в собственной неподвижности.

55–58. Ты как бы видишь все это и в то же время ничего не видишь; ты
постоянно проявляешь в себе сам себя самим собой, являющимся
сущностью всего, как естественна красота прекрасного драгоценного камня
или сияние солнца. Но на самом деле нет ни этого царства, ни тебя самого!

Нет ни этих гор, ни селений; нет даже нас!

Воистину, в пространстве покоев
брахмана горной деревни существует этот мир, в котором сияют Лила и ее
муж, там же пребывает столица Лилы в виде украшения покоев.

59–62. В их пространстве сияет этот воспринимаемый мир. То место,
где мы сейчас пребываем, находится в этом мире, в доме. И поэтому
пространство тех покоев есть чистое Сознание, в котором не существует
даже пространства. Таким образом, в этих покоях нет ни земли, ни города;
нет ни лесов, ни вздымающихся гор, ни облаков, ни рек, ни океанов.

В полной пустоте иллюзорного дома двигаются призрачные фигуры; там
не видно ни людей, ни царей, ни гор.


Видуратха спросил:

62–64. Если это так, то поведай, о богиня, мои подданные, пребывающие здесь, существуют сами по себе в Атмане или нет?

Мир видится подобно предметам во сне. Мои приснившиеся люди и прочее как
могут быть реальными в Атмане или же нереальными? Объясни мне это!


Сарасвати сказала:

64–67. О царь! Для понимающих истину, для постигших себя как единое чистое Сознание, для знающих свою природу пространства Сознания в этом мире нет ничего реального.

Для познавшего свою природу чистого
Сознания иллюзия мира воистину развеивается. Когда пропадает обман
змеи, видимой вместо веревки, откуда взяться иллюзии змеи?

Когда становится несомненным несуществование мира, может ли иллюзия остаться реальной?

Когда понимается призрачность воды в мираже, откуда взяться снова мысли о воде? Когда ты сам во время сна познаешь природу дживы, будет ли реальна приснившаяся смерть? Только бессмертному в собственном сне может явиться смерть!

68. Для мудрых и чистых сердцем все вокруг есть только огромное
пространство, подобное осеннему небу, чистое, прекрасное и безграничное,
и понятия «я» и «мир» – лишь бессмысленные слова, фигуры речи,
а не реальность, о Рама.


69. Когда мудрец произнес эти слова, пятый день подошел к концу,
уступив место вечеру. После захода солнца собравшиеся, поклонившись,
разошлись для молитв и омовений, свершаемых в соответствии с обычаями,
чтобы на следующий день с восходом солнца, когда рассеется тьма,
собраться вновь.


Такова сарга сорок первая «История о Лиле. Размышление о заблуждении»

Сарга 42. История о Лиле. О реальности приснившегося.

Васиштха продолжил:

1–4. Для невежественного глупца с незрелым умом, которому недоступна высочайшая истина, весь этот мир тверд, как алмаз, и кажется реальным, хотя он нереален.

Как ребенку, верящему в привидения, они
доставляют страдания и даже могут убить, так же невежественному уму этот
несуществующий мир представляется совершенно реальным.

Как жар в мираже, узнаваемый как вода, является причиной заблуждения животных в пустыне, так же неразумному несуществующий мир кажется
существующим.

Как во сне смерть, которой не было, переживается человеком как настоящая и имеет последствия, так для невежи мир – это реальность, оказывающая на него воздействие.


5–7. Как тот, кто не разбирается в золоте, в золотом браслете видит только браслет и совсем не замечает драгоценного металла, так же невежественный видит блеск городов, дворцов, гор и слонов, воспринимая только видимое и не замечая высочайшего Сознания.

Как тот, чье зрение
мутно, в небе видит жемчуга, перья, волоски и прочее, принимая
несуществующее за реальное, так же неверно представляется и этот мир.


8–11. Знай, что этот мир – всего лишь долгий сон с понятием «я».

Слушай, как здесь другие приснившиеся люди могут почитаться реальными.

Есть только реальность – всенаполняющая, спокойная и неподвижная, полная истины и чистая; чье тело – невообразимое Сознание, простершееся всюду абсолютное пространство, вездесущее и всемогущее, само являющееся сутью всего.

Где и как оно проявляется, там и таким оно пребывает.

Поэтому когда видящий осознает обитателей города в приснившемся городе и считает, что они – люди, в тот же миг для него они становятся людьми.


12–13. То, что является формой сознания видящего сон, пребывает в пространстве сновидения и, сияя там как ум, становится видимостью приснившихся людей.

Благодаря единству осознания, оно осознает себя как человека. Далее, из-за силы сознания, они оба становятся реальными.


Рама спросил:

14. Почему ошибочно считать приснившихся людей нереальными,
скажи мне, о муни, если сновидение полностью состоит из иллюзии майи?


Васиштха ответил:

15–18. На самом деле приснившиеся обитатели города являются формами реальности!

Слушай мое доказательство этого, основанное на непосредственном знании, и никак иначе!

В начале творения саморожденный Создатель Брахма захотел увидеть сновидение, и его желание создало целый мир, который поэтому – только его сон!

Этот мир является сновидением, и здесь он для меня реален, как и ты, так
и приснившиеся люди в снах других людей. Если бы во сне жители города
были нереальными, тогда и здесь не было бы даже следа истины!


19–20. Как я реален для тебя, так же все для меня реально в этом приснившемся мире сансары; таково верное понимание.

В этом огромном приснившемся мире сансары как для тебя реален я, так же и ты реален для меня. Такова последовательность всего во снах.


Рама спросил:

21. О мудрый! Когда видящий сон пробуждается, приснившийся ему
город, будучи реальным, остается таким, каким был, я верно понял?


Васиштха ответил:

22–24. Да, это так. Приснившийся город, будучи реальностью, остается
таким, каким был, даже когда спящий просыпается. Он остается чистым
пространством Сознания. Воистину так.

Знай, что этот мир, который ты
считаешь бодрствованием, есть лишь сон, не занимающий пространства,
времени и прочего.

Следовательно, весь этот мир видится как реальный, хотя он нереален.

Он даже доставляет наслаждение, хотя является иллюзией, подобно наслаждению от объятий и ласк приснившейся девушки.


25–26. Все осознается повсюду, внутри и вне тела. Таким образом, что
и как осознает Сознание, то и так оно видит в себе.

Как можно завладеть предметом из шкатулки, когда он увиден, так же все в пространстве чистого Сознания можно обрести в результате осознания, и никак иначе.


27–28. Затем богиня Сарасвати сказала Видуратхе, сияющему благодаря
ростку различения, увлажненному нектаром мудрости:

О царь, я объяснила это все ради Лилы. Будь благословлен. Пусть тебе
сопутствует удача. Мы уходим. Лила узрела то, что надо было увидеть.


Васиштха сказал:

29. Когда Сарасвати произнесла это своим сладким голосом, мудрый
царь земли Видуратха промолвил такие слова.


Видуратха сказал:

30–33. Визит просителя даже ко мне, о богиня, никогда не остается
напрасным для просящего. Разве может он не принести великого результата
в общении с такими, как ты, щедро раздающими плоды?

Скоро я, покинув тело, из этого мира перейду в мир иной, о богиня, как из одного сна в другой. Взгляни на меня, припавшего к твоим ногам в поисках
прибежища! И направь меня, о мать!

Великие не отказывают в исполнении
желаний молящихся им! Куда бы я ни пошел, пусть за мною следуют этот
мой советник и моя юная дочь. Молю, исполни мою смиренную просьбу!


Сарасвати промолвила:

34. Возвращайся теперь к своему царству и занимайся подобающими
тебе делами и развлечениями, не опасаясь ничего, о царь прошлой жизни!

Знай, что никто никогда не видел, чтобы я не выполнила желания обращающегося ко мне.


Такова сарга сорок вторая «История о Лиле. О реальности приснившегося»
книги третьей «О создании»

Сарга 43. История о Лиле. О сожжении города.

Сарасвати сказала:

1–2. О царь, в этой великой битве ты погибнешь и обретешь свое прошлое царство, во всем очевидное для тебя.

С дочерью и советником ты
попадешь в прошлый город и обретешь прежнее тело, уже ставшее трупом.


3–4. Мы уходим, как и пришли, и скоро ты в образе ветра попадешь
в свою страну с дочерью и советником. Отличен путь лошади, путь осла или
верблюда, и отличен путь обезумевшего слона, роняющего хлопья пены.


5–9. Пока они беседовали друг с другом своими мягкими голосами, в комнату в волнении ворвался дозорный и сказал:
О господин, прибыла огромная вражеская армия, волнующаяся, словно огромный океан, принесший ливни стрел, чакр, мечей, булав и палиц!

Как ветер разрушения конца кальпы обрушивает камни с горных хребтов, так
они играючи поливают нас потоками стрел, копий и ядер. Столица подобна
горе, со всех сторон окруженной огнем, с треском «чата-чата» сжигающим и разрушающим прекрасный город.

В небо вздымаются гигантские клубы
дыма, словно многочисленные облака разрушения мира или орлы,
приготовившиеся мощно взмыть ввысь.


Васиштха сказал:

10–14. Когда дозорный с волнением произносил эти ужасные слова,
снаружи поднялся оглушительный шум, заполнивший все вокруг. Внимая
громкому гулу потоков стрел, выпущенных из натянутых до уха луков; реву обезумевших слонов; треску «чата-чата» пылающих в городе пожаров;
громким крикам обожженных и терзаемых огнем людей; шуму «там!»
разлетающихся огненных искр; гудению «дхага-дхаг!» горящих огней – так
из окна обе божественные женщины, царь Видуратха и его советник
смотрели на огромный город, во тьме ночи тонущий в шуме.


15–19. Наполняющийся вражеской силой с мощью единого океана,
полного беспокойного огня разрушения, с катящимися облаками ужасного
оружия, город горел и сиял, как гора Меру, плавящаяся в огне разрушения
мира и наполняющая небеса отблесками языков огромного пламени.

Город был ужасен, наполненный неистовыми криками отчаянных вооруженных грабителей, устрашающих своих жертв, ревущих, подобно огромным
плотным тучам. Небо было скрыто клубами дыма, похожими на облака
Пушкара и Аварта; повсюду языки пламени вздымались вверх, как золотые
пики гор. Пугающие звезды взлетающих горящих углей усеяли небосклон.

Множество домов, вспыхивающих друг от друга, напоминали горную гряду
в пламени пожара.


20–23. Потерпевшие поражение войска царя отступали в город, полный
дыма, пронзаемого взлетающими углями, ужасных криков и плача сгорающих людей.

Небо было наполнено стрелами и искрами, город пылал от непрерывного потока горящих стрел и ядер. Могучих воинов затаптывали в столкновениях шагающие боевые слоны, награбленная и брошенная добыча обезглавленных грабителей усеивала дороги.

Раздавались жалобные
крики и причитания мужчин и женщин, на которых падали горящие угли;
пылающие деревья сверкали искрами и шипели со звуком «чата-чат».


24–27. Множество взлетающих углей и чакр были подобны сотням
солнц на небосводе, вся поверхность земли была покрыта обжигающими
искрами. Повсюду слышалось гудение горящего дерева и треск
полыхающего бамбука, к крикам воинов присоединялись крики заживо
сгорающих людей. Огонь насыщался, превратив царские богатства в пепел;
город был огромным угощением для ненасытного пламени, жадно
пожирающего все. Гудение неукротимых пожаров мешалось с треском
падающих домов; голодный огонь, поглотив множество людей, желал еще пищи.


28–31. Царь Видуратха слышал крики воинов, спешащих к своим домам
и видящих разрушение огнем их имущества: «Увы, безумные ветры
с шелестом битвы “кхара-кхар” дуют над высокими садовыми деревьями,
что прежде поливались водой и спасали от жара солнца!», «Увы, холодные
как снег тела потерявших все неподвижно лежат среди туш слонов, как
мудрые мысли в умах великих мудрецов», «Увы, отец! Горящие стрелы,
выпущенные ветрами воинов, застревают в траве женских волос и тлеют, подобно осенним листьям!»


32–37. «Посмотри на эту огромную бурлящую реку дыма со
вздымающимися волнами, текущую вверх! Эта Ямуна из дыма превосходит
даже небесный Ганг!», «Смотри, река дыма стремится ввысь с взлетающими
горящими углями и пеной своих искр заслоняет обзор небесным
наблюдателям на воздушных колесницах!», «Вот женщина, чьи отец, мать, братья, зятья и маленькие дети сгорели в этом доме.

Хотя сама она уцелела,
горе сжигает ее изнутри», «Эй, поспеши! Быстрее выходи из этого
обуглившегося дома; он собирается рухнуть, как гора Меру во время
разрушения вселенной!», «О, стрелы, камни, копья, дротики и мечи летят,
как саранча, взмывающая в сеть закатных облаков!», «Увы! Потоки оружия
огнем взвеваются в небо, желая попасть в город, как воды океана устремляются в сияющий подводный огонь».


38–42. «Огни пожаров заставляют дымиться огромные облака! Даже
озера пересыхают, как сердца влюбленных!», «Ревущие слоны вырывают с треском из земли деревья, как будто видя в них ненавистные столбы для привязи», «Богатые сады у домов, где ветви деревьев были прежде полны
цветов и плодов, сгорели; как и их хозяева, потерявшие все и ставшие
нищими», «Увы! Дети, покинутые отцами и матерями в темноте, лежат на
разбитых дорогах, раздавленные рухнувшими стенами домов, мой сын!»,
«Слоны в передних рядах битвы трубят от боли под ударами падающих
с горящих домов углей, разбрасываемых ветром».


43–48. «Увы! Вот на человека, плечо которого уже разрублено мечом
и который обожжен горящими обломками, как молния обрушился
запущенный метателем камень!», «О, посмотри на толпы этих коров,
лошадей, быков, слонов, верблюдов, собак, шакалов и овец, собравшихся на
дорогах и как будто начинающих битву между собой!», «Вот бегут
рыдающие женщины, завернувшись в увлажненную ткань для защиты от
искр, похожие на брошенные на землю охапки лотосов, и с них со звуком
“пата-пата” падают капли воды, подобные гирляндам пчел», «Искры
пламени облизывают завитки женских волос, как будто верблюд слизывает свисающие лианы с красными цветами ашоки», «Увы, увы! Эти глаза,
прекрасные, как у олененка, прикрытые пчелиными крыльями ресниц, стали
неподвижными; их огонь угас, как меркнут языки пламени, не найдя себе
пищи», «Даже сгорая, муж не покидает дом без жены. Увы, людям трудно
выбраться из ловушки любви!»


49–52. «Вот слон, покрытый ранами от обуглившегося столба,
к которому он был привязан, чтобы уменьшить боль, опускает свой
обожженный хобот в озеро, заросшее лотосами!», «Дым, став облаком,
сверкает молниями огня и проливается дождями пылающих углей и стрел!»,
«О боже! Дым кажется небесным океаном, полным драгоценностей
взлетающих огненных искр, с водоворотами действий и волнами огней!»,
«Золотой небосвод сияет огненными языками пламени, как будто смерть
украшает гостя на празднике ярким шафраном!»


53–60. «Увы, не соблюдая никаких приличий, вооруженные солдаты
врага волокут даже женщин царского гарема. Они срывают с них цветочные
гирлянды, которые теперь валяются кучами на дорогах. Полуобгоревшие
косы красавиц разбросаны в беспорядке по их груди! Разорванные одежды
обнажают их бедра и ягодицы; упавшие рубиновые браслеты покрывают
землю! Их бусы разорваны, блистающие жемчуга рассыпаны; видные сквозь
одежду груди и бедра сияют, подобно золоту. Их плач и причитания
заглушают звуки битвы, их крики разрывают грудь, и, непрерывно проливая слезы, они почти теряют сознание.

Они связаны одеждами, мокрыми от
крови, грязи, слез и воды, и мужчины силой волокут их за руки и плечи.
В их несчастных взглядах читается: “Увы, кто спасет нас?” – и они, как
пчелы на лепестках лотоса, заставляют воинов проливать потоки слез от
бессилия. С нежными ясными бедрами, видимыми под краями разодранных
в клочья одежд, они напоминают небесные лотосы».


61. Эти женщины, прежде влекущие, убранные прекрасными
гирляндами, блистающие одеждами и украшениями, сейчас несчастны.
Локоны их рассыпавшихся волос мокры от слез. Подобно Лакшми, они
словно восстали из океана страсти, постоянно взбиваемого горой
блаженства Мандарой.


Такова сарга сорок третья «История о Лиле. О сожжении города» книги
третьей «О создании»

Сарга 44. История о Лиле. Мир Брахмы в ночной битве с пожарами.

Васиштха сказал:

1–3. В этот момент в покои вошла молодая прекрасная царица,
подобная самой Лакшми в ее лотосной обители, украшенная колышущимися
цветочными гирляндами, сопровождаемая слугами и служанками,
луноликая, с божественной фигурой, со вздымающейся в волнении грудью,
с зубами словно звезды и прекрасная, как небесный рай. Со сбившимся
ожерельями, она пребывала в огромном волнении.


4–7. Вошедшая с царицей женщина ее свиты рассказала царю о бушующей битве и воззвала к нему, как небесная апсара обращается к бессмертному Индре:

О господин, царица пришла сюда из внутренних покоев для защиты
и ищет у вас прибежища, как лиана ищет у дерева спасения от ветра. О царь!
Женщин твоего дворца захватили вооруженные враги, как вздымающиеся
волны огромных океанов вырывают и уносят деревья с побережья. Все
защитники внутренних покоев уничтожены ударами бессчетных внезапно налетевших врагов, как лучшие деревья падают под порывами ветров.


8–11. Наш город устрашен и захвачен в ночи нахлынувшими издалека
многочисленными врагами, как лотосы под оглушающими ливнями в сезон
дождей. Наш город покрыт дымом, потоками стрел, наполнен криками,
блеском ужасных сабель, огнями и окружен бесчисленными врагами.

Схваченные вражескими воинами, красавицы из царского гарема рыдают,
а их силой тащат за волосы, как охотники волокут свою добычу. Мы
пришли под вашу защиту, ибо только ваша сила способна защитить нас от
ужасной участи.


12–13. Выслушав женщину, царь посмотрел на двух богинь, поклонился
им и попросил прощения: «Я вынужден покинуть вас, я теперь иду
сражаться. Моя жена послужит вам, как пчела – цветку лотоса». Промолвив
это, царь вышел с горящим яростью взором, как лев, чей лес растоптан
обезумевшим слоном.


14. Тут Лила внимательно взглянула на царицу Лилу, чей прекрасный
облик и фигура были ее копией, как отражение в зеркале.


Пробужденная Лила спросила:

15–17. О богиня, скажи мне, как это возможно? Почему она такая, какой
я была прежде? Как она может быть мной? И главные советники, жители города, воины и колесницы – все здесь точно такое же, как и в моем дворце!

Как они могут быть и здесь, и там, о богиня, словно предметы перед
зеркалом и в нем. Обладают ли они сознанием?


Богиня Сарасвати ответила:

18–20. Какое бы видение ни возникло внутри, оно в тот же миг ощущается; Сознание становится сущностью осознаваемого, как ум принимает форму того, что он воображает.

Мир возникает мгновенно в соответствии с его восприятием, в нем нет длительности времени и расстояния и нет разнообразия, порожденного предметами.

Мир, пребывающий внутри, кажется внешним, как наблюдаемое во сне.

Находящийся внутри воображаемый или снящийся город или понятие ума
кажется находящимся снаружи.

Благодаря постоянному повторению это
становится очевидной реальностью.

21–25. Из-за такого восприятия твой умерший муж пребывает в том
городе и осознается таким. Другие люди также появились такими в силу
повторяющихся понятий: они реальны для него, как армия, видимая во сне.

Ощущения формы всех предметов не противоречат друг другу. Скажи, как
может быть истинным это ощущение и какова эта реальность?

По причине того, что в скором времени сновидение проходит, оно нереально.
И таков же весь этот мир здесь.

Есть ли в нем что-нибудь помимо несуществования? Во сне нереален мир бодрствования, в бодрствовании нереально сновидение.


26–30. Точно так же в жизни не существует смерть и в смерти
не существует жизни. Все, что может быть разрушено, разрушается, когда
ощущается иначе.

Таким образом, этот мир не реален и не нереален, он сияет, как иллюзия.

И в конце великой эпохи, как и сейчас, о безгрешная, то,что никогда не является несуществующим, – это только Брахман, который есть мир.

В нем проявляются эти иллюзии, называемые творениями, подобно грезам в пустом пространстве, которые видятся, но не существуют.

Как волны в океане, так эти творения в высочайшем Брахмане, рождаясь
снова и снова, пропадают, подобно песчинкам, уносимым ураганом.

Поэтому в иллюзорной видимости понятия «ты» и «я» в чистом Сознании
нереальны.


31–33. Как можно уповать на воду из миража или материальность пыли
творения? Нет здесь отдельных иллюзий, есть только высочайший Брахман;

так в плотной тьме чудятся привидения, но там нет призраков, есть только
тьма.

Поэтому рождение и смерть – заблуждения, а широко раскинувшийся
мир – ошибка восприятия.

Брахман, который пребывает в неизменном спокойствии, есть все, включая великую эпоху.

Поэтому этот видимый мир
сам по себе не является ни реальным, ни нереальным.


34–38. И реальность, и нереальность – это лишь Брахман, потому что
существует единственно Брахман.

В пространстве, в крошечной частице,
в малейшей пылинке материи – где есть искра отдельного сознания дживы,
там она узнает этот мир и свое тело.

Как огонь ведает свой жар,
возникающий в соответствии с его естественной природой, так Атман видит
мир, который является только им самим, чистым Сознанием.

Как при восходе солнца в его луче в доме танцуют частицы пыли, так в высочайшем пространстве Сознания движутся пылинки вселенных.

Как движение и аромат пребывают в ветре и как пустота находится в пространстве, так вся вселенная пребывает в высочайшем Сознании безо всякой материальности.


38–43. Существование и несуществование, обретение и потеря, плотное и тонкое, живое и неживое – это воображаемые разделения Брахмана, лишенного разделения!

Тогда, о Рама, для узнавания форм мира
воспринимаются части себя самого, которые не отдельны от себя и потому
не являются частями!

Вся эта вселенная как есть, возникшая в соответствии с собственной природой, пребывает в Брахмане не отдельной от него, как название.

Она не реальна, не нереальна, как змея, по ошибке видимая в веревке.

Реальность ощущаемой иллюзии становится нереальной при
верном исследовании.

Изначальная причина отдельности дживы –способность Сознания к осознанию, и этого достаточно.

Затем, также из-за ощущения, отдельность дживы воспринимает этот очевидный мир. Будь он реальным или нереальным, он видится в пространстве Сознания.


44–48. Отдельное сознание наслаждается своими желаниями и чувствами.

Оно ощущает что-то из прошлых переживаний или что-то, ранее не испытанное. Иногда ощущения сходные, иногда – различные, а иногда похожие только частично.

Нереальные ощущения проявляются как реальные в пространстве отдельного сознания.

Родственники, обычаи, рождения и желания, а также советники и жители города существуют как видимость.

Они реальны только в своей природе чистого Сознания и сходны
в желаниях и обстоятельствах пространства и времени. Это образы, чья
природа – вездесущее Сознание.


48–51. Как в пространстве сознания царя возникают понятия, являющиеся отражением реальности, так они появляются перед ним как реальность в пространстве воображения.

Твои привычки, твои действия,
твоя семья, твое тело видятся, как эта Лила, рожденная отражением фантазии.

В вездесущем зеркале Сознания отражается видимость, и какова
она и где она есть, так и там она тут же появляется как реальность.

Самосуществующее сияние Сознания, пребывающее в пространстве
ограниченного сознания, как будто оказывается вовне, отражаясь в зеркале Сознания.


52. Ты, пространство, я, мир, земля и царь – все есть высшее Сознание,
сияющее в пространстве Сознания, словно в плоде бильвы, моя дорогая.

Поэтому оставайся как есть в полном спокойствии.


Такова сарга сорок четвертая «История о Лиле. Мир Брахмы в ночной битве с пожарами» книги третьей «О создании»

Сарга 45. История о Лиле. Истинное желание и истинная воля.

Сарасвати сказала второй Лиле:

1. Твой муж, царь Видуратха, оставив тело на поле битвы и достигнув этих внутренних покоев, станет царем Падмой.


Васиштха продолжил:

2. Услышав эти слова богини, Лила этого царства в поклоне, со сложенными в приветствии руками, сказала такую речь.


Вторая Лила произнесла:

3–4. О деви, я всегда поклонялась богине мудрости, и она по ночам является ко мне во сне. О божественная мать! Ты выглядишь точно так же, как она. Молю, по своей милости к несчастной, исполни мое желание, о прекраснолицая!


Васиштха продолжил:

5. Услышав эти слова, помня преданность Лилы и будучи ею ублаготворена, Сарасвати промолвила Лиле того царства.


Сарасвати сказала:

6. Я удовлетворена твоим неизменным поклонением в течение всей твоей жизни, о дитя. Поведай мне свое желание.


Вторая Лила сказала:

7. Где бы ни был мой муж, когда он оставит тело в битве, пусть я останусь его женой с этим самым телом.


Богиня ответила:

8. Да будет так! О дитя, ты непрерывно молилась мне долгое время, не ведая дурных желаний, с многочисленными подношениями цветов, благовоний и другими ритуалами.


Васиштха сказал:

9. Когда от обещания богини исполнить ее желание вторая Лила, царица
этого царства, наполнилась счастьем, первая Лила спросила богиню, будучи
затронута сомнением.


10–11. Первая Лила спросила:

Те, кто подобен тебе, чьи желания чисты и истинны и чья воля является
воплощенным Брахманом, мгновенно достигают все желаемое. Скажи,
о богиня, почему в этот мир и в эту горную деревню ты привела меня не в моем теле?


Богиня сказала:

12–17. О достойная хвалы, я ничего ни для кого не делаю! Каждое отдельное сознание достигает всего в соответствии со своими желаниями!

Я богиня знания, божество чистого Сознания. Сила Сознания пребывает в каждом из существ как ограниченная сила.

Как и каким образом возникает
отдельная сила сознания, так и таким образом она всегда проявляется в виде
соответствующего ей результата.

Когда ты поклонялась мне, поднявшаяся
в тебе сила отдельного сознания постоянно желала: «Пусть я прямо здесь обрету освобождение!»

Соответствующим способом ты пробуждена мной и поэтому достигла чистого состояния, о красавица.

Именно благодаря этому постоянному стремлению ты пробуждена: только силой своего сознания ты достигла своей цели!


18–20. Возникающие и продолжающиеся усилия собственного сознания со временем приносят свои плоды.

Только собственное сознание являет
результат, принимая форму аскезы или божества. Так кажется, что яблоко
падает с неба само собой, хотя оно падает с дерева.

Помимо усилий собственного сознания, ничто и никогда не дает успеха! Поэтому прилагай усилия к тому, чего желаешь.


21. Воистину, только восприятие Сознания является внутренней
сущностью всего творения.

Что оно осознает и к чему стремится, того богатства оно и достигает. Исследуй приятные или отвратительные мысли
и действия. Когда поймешь, что является очищающим, сосредоточься на этом!



Такова сарга сорок пятая «История о Лиле. Истинное желание и истинная
воля» книги третьей «О создании»

Сарга 46. История о Лиле. Выход Видуратхи.

Рама сказал:

1. Пока женщины вели беседу в покоях, скажи, что делал разъяренный
Видуратха, покинувший дворец?


Васиштха ответил:

2–9. Видуратха вышел из своего дворца, окруженный свитой, подобный
полной луне в обрамлении звезд. Защищенный всюду доспехами,
с закрепленными на них украшениями и гирляндами, с громкими криками
«джая! победа!», он выступал, как царь богов Индра. Отдав приказания
боевым частям, выслушав доклады о расположении войск, обозрев группы
воинов, царь поднялся в боевую колесницу, напоминающую своим видом
горный пик, украшенную жемчугом и драгоценными камнями, с пятью
флагами, великолепную, как колесница богов.

Ее колеса и борта сияли
золотым окладом, передняя часть была убрана жемчугами, звенящими при
движении. С грациозными шеями, чистопородные, нетерпеливые
и поджарые, стремительно летящие по воздуху, как будто несущие небесных
божеств-сур, грудью нетерпеливо обгоняющие ветер, отбрасывая его
копытами, как будто пьющие небо, – восемь лошадей, сходные с полными
лунами, с прекрасными хвостами, похожими на опахала, были запряжены
в эту колесницу, наполняя своим ржанием все пространство.


10–13. В этот момент оглушительно взревели слоны, заглушая грохот
грозы, ужасным эхом среди горных ущелий откликнулась на этот рев дробь
боевых барабанов. Рев слонов поддержали боевые крики разъяренных
воинов «кала-кала!», звон колокольчиков и лязг сталкивающегося оружия.

«Чата-чата!» – слышались звуки отпускаемой тетивы луков, «сииит!» –
свистели стрелы, и звон множества сталкивающихся доспехов отзывался
«джхана! джхана!». Раздавались треск полыхающего пожара «тан-тан»,
жалобные стоны и крики раненых, боевые кличи воинов, обращенные друг
к другу, и печальные вопли захваченных в плен.


14–17. Эти звуки сделали все пространство вселенной Брахмы твердым, как камень, наполнив все десять сторон света ужасающим шумом, плотным настолько, что его можно было сжать в кулаке. Клубы пыли,
поднимающейся с земли в воздух, как будто хотели скрыть собой путь солнца.

Великий город был погружен во тьму этой пыли, как в утробу чудовища; мрак густел, подобно заблуждениям молодости. Лампы потухли, как звезды днем, и толпы ночных демонов обрели силу.


18–20. Две Лилы, благословленные богиней особым видением, и дочь
царя с разбитым сердцем лицезрели великую битву. Теперь крики вооруженных грабителей «ката-ката» стихли, как огни подводного пожара,
залитые водами великого океана.

Видуратха собрал свою армию и, не ведая силы противника, ворвался в его ряды, подобный крылатой горе Меру, что
погружается в единый океан вселенского разрушения, хлопая крыльями.


21–24. Поднялся звон спускаемой с луков тетивы «чатат! чатат!», и ряды противников пришли в движение, как грозовые тучи с сияющими
молниями вооружения. Многочисленное оружие взмыло в небо, как стая
птиц, его сияние озарило землю, а потом почернело от забранных с собой жизней.

От столкновения мечей вспыхивали огни, подобные горящим угольям; стрелы летели звенящим потоком, как дождь, посылаемый облаками воинов.

Словно безжалостные пилы, стрелы терзали тела героев; сталкивающиеся в воздухе мечи издавали звуки «пата-пата».


25–30. Опустившаяся было тьма мгновенно рассеялась в блеске
и пламени оружия, и вся армия ощетинилась копьями.

Ряды безголовых тел
казались процессией танцоров на празднестве Смерти, присоединиться
к ним на поле битвы спешили толпы довольных демонш-пишачей. Боевые
слоны с силой сталкивались бивнями: «Тамм!»; в небе текли огромные реки
камней, выпущенных из пращей.

Мертвые тела падали, как листья с сухих
деревьев в безветренную погоду; кровавые реки сбегали с гор битвы после
дождей смерти. Кровь прибила к земле облака пыли, блеск сражения разогнал тьму.

Звуки тонули в сосредоточении битвы, неминуемость смерти уничтожила страх. Битва уподобилась нависшей неподвижной туче, в которой замерли звуки, и которая сверкала молниями мечей и сабельи грохотала громом: «Там!»


31. Потоки летящих дротиков свистели «кхада! кхада!», боевые палицы
опускались с треском «така-такита!», со звоном «джхана! джхана!»
ставливались могучие летящие астры, невыносимыми для трусов были
звуки битвы «тими-тими!».


Такова сарга сорок шестая «История о Лиле. Выход Видуратхи» книги третьей «О создании»

Сарга 47. История о Лиле. Столкновение Видуратхи и Синдху.

Васиштха сказал:

1. Пока продолжалось это ужасное кровопролитие, обе Лилы снова
обратились с вопросом к богине знания.


Две Лилы спросили:

2. О богиня! Почему же вдруг наш муж не может одолеть в битве врага, несмотря на твои благословения, о защитница?


Сарасвати ответила:

3–10. Враг царя Видуратхи долго поклонялся мне, вознося просьбы
о победе в войне, мои дети, но не царь Видуратха. Поэтому он и будет
победителем, а Видуратха будет разбит.

Я являюсь внутренним сознанием
каждого существа, и если оно обращается ко мне, я вскоре дарую ему желаемое. Даваемый мной результат всегда соответствует устремлениям.

Моя природа постоянна, как жар, присущий огню. Видуратха поклонялся
мне с мыслью: «Пусть я буду освобожден», – и поэтому он будет
освобожденным, о красавица!

Его враг, великий царь по имени Синдху,
поклонялся мне с мыслью: «Пусть я буду победителем в сражении».

Поэтому Видуратха, обретя это тело, вместе со своей женой и с тобой,
дорогая, со временем достигнет освобождения. Так же великий царь
Синдху, его враг, убив Видуратху на поле боя, станет победителем и будет
править страной.


Васиштха сказал:

10–15. Пока богиня говорила это, противники продолжали сражение на
поле боя. Солнце взошло над вершинами восточных гор, словно желая
полюбоваться на удивительную картину.

Растворилась тьма ночи, как
отступают силы врагов, и пропали толпы ракшасов и пишачей, как звезды на
рассвете. Постепенно темные небеса над вершинами гор посветлели; земля
засияла, словно поднявшись из черного океана.

Великолепные лучи солнца потекли золотыми потоками по склонам гор, как реки крови в битве струятся по телам лучших воинов.

Пространство казалось полем брани,
залитым золотом лучей солнечного света, в котором взметающиеся руки
воинов напоминали извивающихся змей.


15–18. Из-за упавших украшений земля была усыпана множеством
драгоценностей; повсюду виднелись лотосы голов, оружие напоминало стаи
зверей, стрелы летели тучей саранчи, покрытая кровью земля казалась
закатом, мертвые тела походили на неподвижных йогов; гирлянды валялись,
как множество сброшенных змеиных шкур; повсюду сияли бесчисленные
доспехи, флаги напоминали качающиеся лианы, ноги воинов – украшенные
колонны, ладони и ступни – молодые ростки, копья – густые заросли, острия
мечей – зеленую траву, блеск сабель – цветы катаки.


19–23. Место сражения, усыпанное гирляндами оружия, выглядело как
обезумевший ужасный Бхайрава;
огненный блеск сталкивающихся стрел
напоминал лес цветущих деревьев ашока. Сиддхи и герои носились с громким рыком «гум-гум», напоминающим рев океана. Украшенное
разнообразным вооружением, сияющим, как восходящее солнце, поле битвы
напоминало золотой город.

Небо дрожало от звона копий, мечей, сабель,тчакр, дротиков и булав, быстро бегущие реки крови несли горы трупов.

Поле боя было полно чакр, гарпунов, трезубцев, копий, каменных ядер
и другого оружия; его покрыли рухнувшие безголовые тела, разрубленные
ударами кинжалов и топоров. Толпы демонов-веталов исполняли танец
окончания времен под аккомпанемент жутких криков.


23–28. Войска расступились, и на поле боя выехали сияющие колесницы Падмы и Синдху.

Они казались солнцем и луной в небесах,
убранными множеством чакр, щитов, лезвий и прочего оружия.

В окружении тысяч и тысяч воинов, они двигались по велению царей,
боевыми криками наполняя округу. Их огромные колеса с чавкающими
звуками крушили тела многочисленных мертвых и умирающих.

Как обезумевшие слоны, колесницы неслись по рекам крови, в которых волосы убитых были водорослями, а колеса повозок – отражениями лун.

Слоны во множестве падали под ударами катящихся колес. На боевых колесницах звенели украшения и жемчуга – «джан-джан»; флаги и вымпелы хлопали на ветру – «пат-пат».


29–30. Сопровождая колесницы, шли великие бесстрашные герои,
и испуганные воины прятались за ними.

Летели потоки дротиков, стрел,
ядер, метательных орудий и чакр, блистающих в битве. Затем колесницы
остановились в центре поля, повернувшись друг к другу, окруженные
браслетом своих войск.


31–34. Два противника сошлись в битве лицом к лицу, метая друг
в друга волны копий, летящих со звуком «кара», и ревя друг на друга, как
две взбешенные грозовые тучи.

Два царя, воплощенные Нарасимхи,
выпускали друг в друга потоки стрел; небо наполнилось камнями
и булавами. Некоторые из стрел имели лезвия мечей, кинжалов и холодных
чакр, другие – лезвия топоров, иные обладали остриями копий, трезубцев
и наконечниками из тяжелых камней.


35. Стрелы падали, как множество скал, разметанных ураганом уничтожения вселенной. Две силы столкнулись, как два великих океана во время разрушения мира.


Такова сарга сорок седьмая «История о Лиле. Столкновение Видуратхи и Синдху»