Вэй У Вэй

13 Аналитическое. III

Всеохватывающее измерение

«Измерения» – просто концептуальная протяженность в «Пространстве», представленном тремя расходящимися направлениями измерений: длиной, шириной и высотой.

Четвертое, пространственно неопределимое, но называемое «пустотой», феноменально представлено длительностью.

Именно последнее воплощает наше видимое бытие, так как мы кажемся существующими благодаря нашей кажущейся продолжительности.

Наша продолжительность во времени, короткая или длинная, наш рост и развитие, процессы рождения, взросления, старения и смерти кажутся происходящими, или, как мы говорим, длящимися во «времени», поэтому

то, что мы есть, воспринимается нами как эта длительность, это становление в обрамлении «пространства».

Наше проявление зависит от концепций «пространства» и «времени», поскольку без них наше существование не может проявиться, а без нас их вообще нет.

Они – наша видимая протяженность,
где три направления воспринимаются как пространственные измерения, а четвертое – как временное.

Как было показано ранее, нет ни прошлого, ни будущего, а «настоящее»,

то есть существование как таковое, не является каким-то моментом, но есть это временнóе измерение, включающее в себя все остальные, и, таким образом, представляет собой то, что можно назвать нами.




Бытие есть Становление

«Абсолютная пустота, лишенная различий», как ее описал Нагарджуна, представлена этим дальнейшим всеохватывающим континуумом.

Как и то, что называется «Будда-ум», а также наш ум.

Это именуют «ум», или «сердце» (син),
А также Таковость, Нирвана и Ноумен.

Говорить об этом корректно можно только в первом лице единственного числа, поскольку это не «вещь», с точки зрения объекта это – ничто, но мы знаем это как «Вечность», как длительность, как становление.

Итак, мы есть то, что есть «время», а «время» есть то, что мы есть,
И «время» – это всеохватывающее измерение пространства.

14 Свет на субъекте

Свет сияет: он не стремится сиять, он не знает о том, что сияет, он просто видится сияющим при попадании на препятствие в виде объекта, и сияние – это все, что воспринимается.

Следовательно, сияние – это иллюзорная природа, видимое бытие таковости Света.

И где бы он ни сиял, он не найдет там тьмы, но лишь себя.

Свет сам по себе невоспринимаем и непостижим, невидим, неслышим, неосязаем.

Свет вездесущ, повсеместен в пространстве, хотя небо кажется темным.

В проявленном он не воспринимается органами чувств, поскольку можно сказать, что свет не имеет иного концептуального существования, кроме своего сияния.

Он сознается только посредством отражения от объектов в виде чувственно воспринимаемых частиц в нашей концептуально утвержденной атмосфере.

Все это, однако, происходит исключительно с нами, или кажется происходящим или не происходящим, – с нами.

Мы думаем и говорим, что он «существует», только потому что он присутствует в числе чувственных переживаний, доступных воспринимающим существам, в числе реакций, зафиксированных одним или более из наших пяти зачаточных чувств, интерпретируемых шестым.

Он воспринимается как нечто, что происходит с нами, и это все, что мы о нем знаем.

Допущение, что он существует в каком-то ином виде, предположение, что он существует в какой-то манере или степени независимо от нашего восприятия, совершенно неоправданно.

Поэтому думать или говорить о нем как о чем-то этом, том или ином, каким бы то ни было или никаким, просто абсурдно.

Все, что мы когда-либо можем узнать о нем, – это лишь то, что мы сами о нем думаем.

Значит, он существует только лишь как видимость в нашем сознании и не имеет никакого известного или познаваемого существования сам по себе.

«Свет» – это наш свет, и нет никакого основания предполагать, что существует какой-то иной вид света.

Таким образом, будучи нашим светом,
он является аспектом того, что-мы-есть.

И поскольку он не является ничем, кроме того, что-мы-есть, мы должны быть тем же, что он есть, и поскольку то, что-мы-есть, всегда сводится к гласной «я», независимо от того, кто ее произносит, Свет также должен быть Я, и Я должен быть Светом.

Поэтому чем бы ни был Свет, Я всхожу и сияю.

Но Я проявляюсь только тогда, когда встречаю кажущееся сопротивление объективности, благодаря которому Я сияю,

так как если убрать все видимые объекты, объекты и Я останемся в потенциальности дхьяны – статического аспекта праджни, которая есть не-сияние Света и видимая темнота пространства.


В каком бы направлении ни был направлен свет, от какого бы объекта он ни отражался и ни сиял, он нигде не найдет темноты, но всегда лишь свой собственный свет.

В каком бы направлении ни был направлен Я (где Я – все воспринимающее), Я никогда не найду ничего, кроме «Я», поскольку и в случае, когда Я проявлен и сияю, и в случае, когда Я не проявлен и не сияю,

Я никогда не найду тьму, но лишь отсутствие моего света как «Я».

Мое присутствие и мое отсутствие, таким образом, отличаются лишь видимостью вследствие видимого существования объектов, поскольку нет ничего, кроме того, что Я есть как Таковость.

Каждое сияющее действие, являющееся видимым аспектом функционирования Света,

находит лишь себя, поскольку воспринято может быть только то, что освещено праджней, которая есть Я.

Тьма – это концепция, определяющая отсутствие света, то есть пустоту уничтожения.

Лишь в вечном и всеведущем сиянии вневременной и внепространственной праджни возможно восприятие, которое можно назвать распространяемым излучением праджнического сияния,

пользуясь двойственным выражением предположительно независимых сущностей, чье кажущееся независимым существование представляет собой концептуальный результат такого разделенного отражения.


Светимость праджнического функционирования, которая для каждого воспринимающего существа есть «Я», отвечает за каждое действие во вселенной, поскольку только светящееся функционирование праджнического «Я» может производить видимость действия.

Мнимых индивидуумов можно рассматривать как феноменальные отражения, в которых праджническое сияние есть все, чем они являются, и все, что гласная «я» может означать.


Следовательно, с помощью твоего «видения» ты можешь видеть меня, в «слышании» потока ты можешь слышать поток, в «познании» воспринимаемой вселенной каждое воспринимающее существо может познавать вселенную, и в «постижении» «истины чань» каждое воспринимающее существо может постичь ее – и быть «свободным».


Видит то, что есть Я,
А Я обладаю десятью тысячами глаз.

15 Праджня и Мудрец

Не-диалектически. Главы 15–17

Все, что есть мудрец, – это праджня,
Все, чем был мудрец до того, как стал мудрецом, – было праджней,
Разделенной на объект и субъект.

Однако нет никакой праджни
И нет никакого мудреца.
Нет ни одного, ни другого,
Ни обоих, ни никого из них.
Только светящееся отсутствие.

Но свет – концепция разделенного ума,
А отсутствие есть отсутствие присутствия.

Чем бы они ни были,
Не может быть познано тем, что они есть,
Или тем, что не есть они,
Поскольку нет познающего, чтобы познать что-либо,
Как нет ничего, что могло бы быть познано.



16 Как?

Я не могу познать, что я такое,
Поскольку нужен познающий, чтобы познать это.
Я могу лишь быть, совсем не осознавая это бытие?

Но в этом случае все равно останется некое «я», «я», которое есть,
Не сознающее то, что есть
И что называется бытием.

Как вообще может существовать нечто,
Будь то бытие или «я»?

Где в пространстве
это нечто могло бы быть?
Где во времени
Это нечто могло бы быть?



Кто?

Я не могу высказать это,
Я не могу познать это,
Я не могу быть этим.
Потому что Я есть это,
И это – то, что Я есть.




17 Присутствие и Отсутствие

Феноменально Я всегда присутствую,
Потому что феномены – это то, чем я являюсь в объективности.

Феноменально Я кажусь отсутствующим,
Потому что мое присутствие в виде феноменов
Скрывает мое феноменальное отсутствие как ноумена.

Ноуменально я не присутствую и не отсутствую,

Потому что присутствие и отсутствие – феноменальные концепции,

Неприложимые к ноуменальности, которая есть отсутствие
Отсутствия феноменального присутствия,
То есть не-отсутствие.

Следовательно, ноуменально Я есть непроявленная потенциальность,
Отсутствующая в объективности,

поскольку не овеществляемая,
Отсутствующая в субъективности,

поскольку не овеществляющая,
Отсутствующая вдвойне, поскольку отсутствует и субъект, и объект.

Когда Я действую, Я действую как праджня,
И Я проявляюсь как феноменальная вселенная.
Тогда Я присутствую.

18 Неконцептуальность

Что-мы-есть невозможно понять,
потому что не может быть понимающего, отдельного от того, что-мы-есть, чтобы понять что-мы-есть.

Если бы понимающий мог понять сам себя, тогда был бы и понимающий субъект, и понимаемый объект. И понимающий субъект в свою очередь стал бы объектом – объектом понимающего. И получается бесконечная регрессия, как всегда.

Не должны ли мы в таком случае быть этой бесконечной регрессией, когда субъект становится объектом субъекта и так до бесконечности?

С диалектической, двойственной, феноменальной позиции именно так и должно быть, поскольку феномен есть проявление ноумена, который таким образом сам становится концептуальным явлением, или феноменом, феноменом ноумена, и так до бесконечности.

У всякого зенита должен быть свой надир, у которого в свою очередь должен быть свой зенит, и так всегда со всеми противоположностями и дополнениями.

Вот почему Шэньхуй провозгласил двойное отрицание, отсутствие отсутствия присутствия-и-отсутствия, отсутствие такого отсутствия, которое является или присутствием или отсутствием.

Это всего лишь диалектический трюк, чтобы выбраться из двойственности с помощью двойственности? Возможно, что так.

Но выбраться необходимо, так как двойственность – это механизм связанности.

Верно же, однако, что важна не концепция, но тот факт, что у концепции всегда есть сознающий, чем бы он ни был? И именно он связан.

И также он – тот, кого нет, никогда не было и быть не может, чтобы быть связанным или каким-то еще.

Но он не может сказать «меня нет», поскольку, говоря это, он демонстрирует, что он есть.

И не может он превзойти себя и сказать, что он есть всё, поскольку всё – такой же объект, как и ничто, а он все еще сознающий, который сознает себя или одним, или другим, или обоими, или ни одним из них.

И опять-таки он не может избавиться от себя, заявляя о своей трансцендентности, поскольку в этом случае что-то превосходит что-то еще, и это что-то остается тем, который превосходит.


Может ли он исчезнуть через имманентность, неотъемлемость?

Нечто остается имманентным, нечто смутное и неуловимое, существующее внутри чего-то более осязаемого, отсутствие внутри присутствия.

Даже самая безличная имманентность как таковая – это объективная концепция, и у этой объективной концепции есть субъект, который становится объектом, и так далее до бесконечности.

Означает ли это, что диалектически, концептуально, невозможно понять что-мы-есть?

Осознав, что отсутствие отсутствия ничего есть очевидное указание на то, что

мы есть неконцептуально, мы можем лишь отбросить поиск, и это, если ищущий также отброшен, есть обнаружение.

Обнаружение того, что ищущий есть искомое, а искомое есть ищущий, и что ни того ни другого нет, не было и не может быть никогда, поскольку оба – концептуальные половины ЭТОГО, которое невозможно постичь, поскольку ЭТО не может постичь себя, не расщепляясь на субъект и объект.


Это концептуальное отрицание обычно рассматривается как какая-то катастрофа!

Но почему это должно быть так?
Разве не быть концепцией – это бедствие? Разве не будет более нелепым представлять, что то, что-мы-есть может быть ускользающей немыслимостью?

Разве не будет вообразимое чем-то незначительным, сноподобным, в то время как пустота, которой мы являемся с концептуальной точки зрения, в неконцептуальности – полнота?

Это не концептуальная тьма, это свет в неконцептуальности, свет, который тьма не может познать, поскольку тьма есть не что иное, как отсутствие света.

То, чем мы являемся феноменально,
чем мы кажемся, – концептуально,
поэтому то, чем мы являемся в неконцептуальности, есть сама неконцептуальность как таковая,

и если концептуально она непознаваема в иллюзорных границах пространства и времени, неконцептуально она есть непознаваемость познавания, бесконечная и вневременная, не являющаяся ни чем-то, ни ничем.

Это не может быть познано, потому что то, что-мы-есть, – это мы, которые познаем, а «познавание» не может познать «познавание».



Замечание:

Феноменально, расщепленно, можно сказать, что мы являемся тем, что концептуализирует, а также познаваемыми концепциями.

Ноуменально, не расщепленно, мы вне концептуализации и не можем ни познавать, ни быть познанными.

Поэтому разница, выраженная двойственно, заключается в том, что

как феномены мы являемся концептуальностью, а ноуменально – неконцептуальностью.

Важно помнить, что «мы» не концептуализируем, поскольку «мы» как таковые не существуем, но то, что мы есть, есть то, что сознается как «концептуализирование».

Вам кажется странным, что
то, что мы есть, описывается как «концептуализация»? Это не странно, это просто факт. Чем еще мы могли бы быть?

19 Бумеранг

Я запутался…
В чем?

В доктрине.
Неудивительно, доктрин не существует.

Я имею в виду в том, как все устроено…
Ничего не устроено.

Ну тогда в том, как и что мы есть?
Не может быть никаких «как» и «что»: нас нет.

Тогда в «я есть» и «меня нет»…
Я ни есть, ни нет.

Ты ни есть, ни нет?
Я. Тебя просто нет.

Ладно, тогда в том, что не есть, ни не есть, и в том, что не есть ты.
И что там остается, чтобы запутаться?

Значит, это оно?
Нет никакого «оно».

Тогда к чему вообще слова?
Они совершенны.

Например?
Бумеранг.

20 Путаные кусочки
и мучительные отрывки.


Свет не находит Тьму «меня», потому что Тьма «меня» есть не что иное, как отсутствие Света.

* * *

Мы несчастны, пока не засияет солнце, но если бы солнце сияло внутри, мы бы даже не заметили, светит нéмощное феноменальное солнце или нет.

* * *

Чтобы понять, требуется высшее смирение и абсолютное безмолвие ума. Можно даже сказать, что высшее смирение и ЕСТЬ понимание. Почему? Что означает «смирение», как не отсутствие сознания себя?

* * *

«Вам не нужно искать освобождения, поскольку вы не связаны».

– Хуйхай

* * *

Обратите свет на себя – и, поверьте мне, вы там ничего не найдете.

* * *

Страх, желания, эмоции – это проявления псевдосущности, которая создает псевдосвязанность.
Именно от этой сущности и нужно избавиться, а не от ее проявлений.

* * *

«Я» – это часть, но Я есть – целое.

* * *

Как бы быстро вы ни гнались за этим, вы никогда это не поймаете. Как бы быстро вы ни убегали от этого, вы никогда это не потеряете.

* * *

Никакого «Я» нет, потому что нет ничего, отличного от Я.

* * *

Я не могу стать тем, что Я есть.
Глаз видит, но не смотрит.
Я смотрю.





Индивидуум как он есть

Нет никакого другого «я», чтобы познать «я» индивидуума, кроме того «я», которым он является.

(Поскольку «индивидуум» не отделен от того, что-он-есть, подобно огню и пламени, нет никакого «я», чтобы познать индивидуума, кроме того «я», которое неотделимо от того, что-он-есть.)

(Перефразируя слова Раманы Махарши из «Самоисследования»)

* * *

Качество, называемое «смирением», указывает на отсутствие кого бы то ни было, владеющего им.

* * *

«Вы не можете увидеть это, потому что вы прозрачны». (Не читай дальше, пока не осознаешь смысл этого.)

* * *

Я есть осознание осознавания, что Я есть осознавание вселенной, где первое – тусклое, второе – блестящее, а последнее – ослепляющее сияние.

* * *

Опасайтесь канонизированной индивидуальности.

Часть II

Я и другой

Каждое воспринимающее существо, говоря как Я, может сказать своему феноменальному «я»: «Утихомирься! И знай, что Я есть Бог!»



21 Большая шутка

I

Пока есть некий «ты», делающий или не делающий что-либо, думающий или не думающий, «медитирующий» или «не медитирующий», ты не ближе к дому, чем в тот день, когда ты «родился».

И неважно, сколько лет ты занимаешься этим, неважно, что ты уже понял или не понял, если все еще есть некий «ты», значит, ты еще даже не начинал.

Пока ты делаешь что-либо с позиции некоего «ты», ты все еще «связан».

Здесь слово «ты» означает любой объект, который кажется совершающим или не совершающим какие-то действия, то есть любой феномен как таковой.

«Ты» означает любой такой объект, который верит, что действует по собственной воле как независимая сущность, и, следовательно, связан отождествлением с феноменом.


Давайте повторим:

пока есть некая псевдосущность, которая представляется что-то делающей или не делающей, думающей или не думающей, медитирующей или не медитирующей, этот феномен не ближе к дому, чем он был в день своего рождения.

Сколько бы лет феномен ни занимался этим, независимо от того, что он понял или не понял, он даже еще не начал, если все еще есть некая псевдосущность.

Пока феномен делает что-то от лица некой псевдосущности, он все еще «связан».

В этом различие между тем, что вы есть, и тем, чем вы себя считаете, но чем не являетесь, а «связанность» – это отождествление первого с последним.

Еще раз:

есть разница между Этим, чем является каждый феномен, и Тем, чем не является ни один феномен, а «связанность» – отождествление одного с другим.

Такова, в самом простом изложении, псевдозагадка, так называемая неразрешимая задача, шутка, заставившая Лазаря смеяться.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Оказывается у Вэй У Вэя есть книга "Почему Лазарь смеётся", в которой, как я поняла Вэй пишет, что большой шуткой является считать что есть какой-то я и есть другие)


"Когда вы подаёте шиллинг нищему — вы понимаете, что вы подаете себе?
Когда вы помогаете хромой собаке перелезть через перекладину — вы понимаете, что это вам помогают?
Когда вы пинаете мужчину — вы понимаете, что пинаете себя?
Ну тогда дайте ему еще один пинок — если вы этого заслуживаете!

Кто-то все еще спрашивает, кто это видит свое отражение в зеркале, кто говорит, кто слушает?
Как мог бы спросить Махарши — а сколько я есть у вас?
Конечно, это не ты или я, а единственное Я, и только оно настоящее.
Все мы в нем, вся природа и все, что есть. Это подавляющая, вездесущая реальность, которой мы являемся.

Это мы смотрим, говорим и слушаем, но то, что мы видим и слышим, — это объекты в сознании, просто фантазии, электрические-силовые поля в потоке, представленные как индивидуумы и служащие в качестве СМИ для дуалистической объективизации реальности как сознания и его объектов."

Вэй У Вэй — "От чего Лазарь смеялся"

II

Если рассматривать этот вопрос с позиции первого лица единственного числа, он будет отражать то, что мы подразумеваем, когда говорим «я».

Если, произнося «я», мы говорим от лица психосоматического феномена, считающего себя независимой сущностью, действующей или не действующей обособленно в результате собственного волеизъявления, то, что бы мы при этом ни знали, как бы ни практиковали, мы окончательно и бесповоротно связаны.

Если же, говоря «я», мы не считаем, что произносящий это феномен сам по себе обладает независимой волей, даже если может казаться (со стороны других феноменов и его «самого»), что он действует или не действует самостоятельно, и, таким образом, рассматриваем его скорее как «он», а не «я», то, поскольку он не «у руля», Я с ним не отождествлен и Я не связан.

В этом случае слово «Я» чисто субъективно, а для винительного (или объектного) падежа требуется слово «мной», например, после глагола «быть», поскольку у «Я» нет никакого объективного качества, а все, что может быть названо «мной», не может никогда, ни при каких обстоятельствах иметь какие бы то ни было субъективные качества.

Таким образом, то, что я есть как «Я», – чисто ноуменально, а то, что является «мной», – исключительно феноменально. Поэтому, если, произнося «Я», мы говорим или действуем из того, что мы есть, – из безличной ноуменальности – со спонтанностью, называемой «Дао», вопрос о связанности больше не стоит, поскольку тогда нет самой сущности, которая могла бы быть связана.




III

Существует дальнейшая ступень реализации, на которой происходит полная реинтеграция.

Тогда «Я» и «оно», «Я» и «ты», субъект и объект теряют все элементы различий.

Об этой ступени могут адекватно говорить лишь полностью целостные, поскольку для них больше невозможно никакое различение.

Я есть ты, ты есть Я, субъект есть объект, а объект – субъект, каждый есть любой из двух, и любой из двух есть оба, поскольку феномены есть ноумен, а ноумен есть феномены.

Это конец большой шутки, окончательный взрыв смеха, поскольку и это тоже настолько просто и очевидно, что лишь слепой этого не увидит или увидит как-то иначе.


Но все, что мы тут сказали, как бы это ни звучало, не может быть истиной. Однако, когда это говорят целостные, то как бы это ни звучало – даже если это сказано теми же самыми словами, – это не может быть ложно, поскольку не истинное и не ложное не может быть ложным, как и не может быть истинным.

Это то, что есть, и как бы это ни назвали, этим оно не может быть никогда.

22 Праджня

Когда с помощью выключателя создается контакт и начинает течь электрический ток, провода мгновенно «оживают», резистор раскаляется добела, и возникает свет.

Когда контакт нарушается, ток не течет, резистор остывает, наступает темнота, и линия «умирает».

Электрический ток – это то, что подразумевается под «праджней» в случае с воспринимающими существами, это акт действия, проживание жизни.

Никто не знает, что такое электричество, никто не знает, что такое праджня. Оба термина – просто названия, данные определенным концепциям, которые на языке двойственности пытаются описать основную «энергию», позволяющую явлению явиться и бытию быть.

Когда контакт есть, мы осознаем его как «свет» и как «жизнь». Когда контакт нарушен, мы воспринимаем его как «темноту» и как «смерть». Но источник «энергии» остается незатронутым и непостижимым.

Что же мы такое – горячий резистор и свет, холодный резистор и тьма, или сам живительный поток?




23 Громкий смех

Разве все – не большая шутка, превращенная в мистификацию преданными, несомненно, потому, что вытекающее из отождествления с псевдосущностью страдание (так сильно впечатлившее Будду) вызывает сострадание (аффективность)?

Но видеть мы должны большую шутку,
и видение это должно сопровождаться громким смехом, поскольку ее простота и очевидность в противоположность воздвигнутой вокруг нее монументальной суперструктуре чрезмерной мистификации и есть то, что вызывает смех.

Чаньские Учители видели это и говорили об этом? Однозначно видели, но редко заходили дальше намеков. Они были монахами в монастырях и были по-своему обусловлены. Но когда внезапное видение этого сопровождалось смехом увидевшего, Учитель всегда присоединялся.

В каком-то смысле вся чаньская практика тяготеет к этому непочтительному откровению, поскольку преданность – это ограничение и, таким образом, связанность, подобная любой другой.

Эти праведные на вид буддисты поддерживали поверхностный налет религиозности, но глубинная непочтительность их учения, их вэньда (вопрос-ответ, диалог) была их методом обучения.

Что касается преданности, она сохранилась и по сей день, но почтительность была восстановлена в ущерб прямому видению, и в этой степени чань потерял свою эффективность и привлекательность.

Философия может достичь этого, только когда достигнут предел рациональности (диалектики), и философ позволяет себе пройти дальше в чистую метафизику.




24 Дополнение

Пока есть некое «я», есть и «другие», пока есть «другие», есть и некое «я».

Как только больше нет никакого «меня», нет и «других». Как только нет «других», нет и «меня».

Но «других» нельзя упразднить «мной» (и наоборот), как нельзя упразднить «меня» «мной», потому что упраздняемое «я» становится «другим» по отношению к упраздняющему «мне».

«Меня» и «других» нельзя упразднить, потому что упразднение требует упраздняющего.

Но «я и другие» – это взаимозависимые феноменальные противоположности, и их дополнение производит взаимное отрицание, отсутствие которого представляет собой Это-которое-есть-мы.


Замечание:

Подобно отрицанию и утверждению, субъекту и объекту, свету и тьме, я и другие взаимно дополняют друг друга, создавая таким образом не-объектность, в которой противоположности исчезают, и эта оставшаяся не-объектность представляет собой Это-которое-есть-мы.

25 «Это» и все то

I

На языке двойственности «я» – это просто перевод слова «эго» с латыни, то есть некое понятие, а не что-то существующее в действительности, некий комплекс, который требует разрешения, поскольку его наличие с психологической точки зрения означает связанность.

Но будучи использованным в качестве метафизического термина, он означает Это-которое-есть-мы в противоположность Тому-чем-мы-себя-считаем, но что не есть мы.

Воспринимаемое органами чувств представляет собой лишь образ в уме и как таковое не имеет собственной природы.

Но восприятие всякого воспринимающего существа должно иметь некий центр, который направляет его функционирование, и этот «центр» каждого воспринимающего объекта так же чисто феноменален, как и его облик.

Такой центр не имеет ни собственного волеизъявления, ни какой бы то ни было независимости и потому не является «эго» и не может думать о себе «я».

Отождествление Этого-которое-есть-мы с каждым феноменальным объектом в процессе объективизации этого «функционального» центра превращает его в индивидуальное «я-эго» и, таким образом, создает гипотетическую «сущность».

Феномен – это явление, то есть аспект ноумена. Спонтанное феноменальное действие ноуменально, и подобная жизнь ноуменальна. И такова же неотождествленная жизнь.

А отождествление с фальшивой (воображаемой) независимой сущностью – это и есть то, что, как полагают, рождается, страдает и умирает, подвергается процессу причинности, называемому кармой, и становится причиной представлений о связанности.


Феномены как таковые, не имея сущности, которая могла бы быть связана, сами не могут быть связаны, но они также не имеют сущности, которая могла бы быть свободной.

Такая «сущность» иллюзорна,
а феномен – это просто то, что означает его название: явление в уме, не связанное и не свободное.

Таким образом, проблема лишь в отождествлении: именно отождествление создает идею связанности.

Отождествление с феноменальным объектом выливается в гипотетическую концепцию независимой сущности, и эта концепция принимается за фактическое индивидуальное «я», хотя на самом деле ничего подобного никогда не существовало и не могло бы существовать как вещь-в-себе или нечто отличное от концепции в том, что называется «умом».

Но отождествление с феноменальным объектом как таковым не является связанностью в силу самого факта, поскольку такой феномен не имеет отдельной сущности и не нуждается в ней, как можно увидеть в случае с разотождествленным Мудрецом, жизнь которого со стороны выглядит как жизнь любого другого человека, по крайней мере, для случайного наблюдателя.

Только наложение искусной концепции независимого индивидуального «я» в ответе за понятия «кармы» и «связанности», вытекающие из кажущегося «волеизъявления».

II

Давай углубимся в детали этого понимания.

Ноуменальность нуждается в отождествлении себя с феноменальностью не более, чем яйцо нуждается в отождествлении с яйцом, или Это-которое-есть-мы – в отождествлении с Тем-что-мы-есть, поскольку их различие существует лишь с позиции объективности.

Но отождествление ноуменальности не с феноменальностью, а с выделенными, то есть разделенными феноменами приводит к расщеплению феноменальности на субъект и объект и приданию субъективности тому, что чисто объективно.

Эта псевдосубъективность приписывается «функциональному» центру каждого отдельного феноменального объекта, и это создает идею независимого индивидуума с я-эго.

Другими словами, поскольку феноменальность неотделима от ноуменальности, отождествление возникает из-за разделения феноменальности на отдельные феномены, обладающие как субъективным, так и объективным признаком.

Такое отождествление есть присваивание субъективной функции объективизации феноменального, или «функционального», центра в каждом феномене, и создание, таким образом, индивидуума с гипотетическим «я-эго».

Говоря кратко, функциональный фокус феноменальной объективизации наделяется гипотетической личной субъективностью, хотя на самом деле его единственная субъективность – это его ноуменальность.

Эта мнимая субъективность затем объективизируется в виде сущности, обладающей полной автономией.

Отождествление Этого-которое-есть-мы с отдельными феноменальными объектами, которые без такого отождествления являются просто нашей феноменальностью как таковой, включает в себя объективизацию каждого такого объекта.

В этом процессе «функциональный» центр видится как центр гипотетического индивидуума с отдельным «я-эго», создавая таким образом мнимую сущность там, где на самом деле есть лишь феноменальность, функционирующая безлично как субъект и объект.

То есть как таковая она функционирует субъективно и объективно в разделенном уме, сопровождаемая «пространством» и «временем», так же «механически», как спусковой механизм часов.

Ноуменальность-абсолют, проявляясь через каждое воспринимающее существо, не видит никаких сущностей в феноменальном космосе и не имеет ни такой потребности, ни даже функции для осуществления этого.

Существование независимой сущности с собственным волеизъявлением несовместимо с функционированием праджни, сама концепция такой сущности кажется заблуждением, не имеющим права на существование.

Сущность, таким образом, является «сном, иллюзией, пузырем и тенью», как говорил Будда в Алмазной сутре, ветерком фантазии, волнующим тихие воды ума, но не имеющим никакой возможности повлиять на что-то реальное во сне феноменального бытия.



Замечание:

Да, да, именно так. То, что Будда описал так ясно, а я – так невнятно, есть – как вы и подозревали – то, чем вы себя считаете.

26 Без слез

Мы принимаем функциональный центр феноменального аспекта нашей ноуменальности за свое «я».

Но у него не больше независимости, чем у физического сердца, не больше потенциального волеизъявления и не больше самосознания.

Однако мы приписываем ему восприятие, которое представляет собой то, что мы есть ноуменально.

Психосоматика, будучи феноменальной, должна иметь функциональный центр, без которого она не сможет быть тем, что считается «воспринимающим существом».

Такой центр должен быть психическим, так же как сердце – соматическое.

Пять чувств, интерпретируемых шестым, зависят от этого центра в своем проявлении в виде восприятия и сознавания.

Все функционирование, как инстинктивное, так и рациональное, направляется оттуда, и поэтому логично, что этот центр должен считаться субъективным элементом объективированного феномена.

Следовательно, феноменально он проявляется, но сам по себе этот «субъект» является объектом, и потому он никогда не может быть тем, что мы есть, но является лишь частью феноменальной структуры отдельно взятого феномена, которым мы себя считаем.

Ни при каких обстоятельствах он не может быть независимым, не может проявлять волю, не может быть тем, что мы считаем собой.

Более того, наше восприятие по сути своей ноуменально, а мы принимаем распределительный щит за электростанцию, резервуар за источник, компьютер за ум: функциональный центр воспринимающего существа – чисто кибернетический.


Отождествление, дающее начало мнимой «сущности», которая считает себя связанной, – это отождествление того, что мы есть ноуменально, отождествление нашей естественной ноуменальности с функциональным «органом» психосоматики, которое становится гипотетическим личным «я» или «эго» с относительной, если не полной независимостью и волей.


Мы даже не даем себе труда вспомнить, что лишь малая доля нашей физической активности, функционирования нашего организма каким-либо образом реагирует на инициативы наших личных желаний.


Как возникает эта ситуация?

Она возникает в результате расщепления ума, называемого «двойственностью», при котором феноменальный аспект ноуменальности – то есть чисто безличная феноменальность – делится на отрицательное и утвердительное, и появляются «объекты», требующие «субъекта», «другие», требующие «себя», и все они в своем кажущемся существовании полностью зависимы от своих противоположностей.


Но ум, будучи поверхностно расщеплен в процессе феноменализации, остается целостным как ноумен, и только в процессе проявления или только для проявления ему требуется разделиться на иллюзорного видящего и иллюзорное видимое, познающего и познаваемое, которые тем не менее не могут быть разделены, не могут быть двумя, поскольку, разделяясь в функционировании, ум остается целостным в потенциальности.


Вся феноменальность, таким образом, объективна, это просто образы в уме, и эти образы зависят от разделения на видящего, или познающего, и на видимое, или познаваемое, то есть то, что видится наблюдателю, чье существование возникает для того, чтобы эти образы могли проявиться.

Из этого следует, что

во всей этой феноменальности нет никаких «сущностей», поскольку ни иллюзорный познающий, ни явленное познаваемое не являются сущностями сами по себе, то есть не имеют собственной природы, независимости или волеизъявления.


Отсюда также следует, что потенциальность «восприятия», посредством которого осознается все проявление, на санскрите называемая «праджня», есть непосредственное выражение ноуменальности.

В высшей степени безличная и, как и феномены, свободная от сущностей, «она» тем не менее есть и неизбежно должна быть тем, что мы есть, и всем, что мы есть.

В процессе концептуализации «ее» в виде праджни «она» концептуализирует «саму себя» с помощью уже известного нам двойственного процесса расщепления на концептуализатора и концепцию, или познающего и познаваемое.

И в поиске того, что мы есть,
то, чего мы ищем, и есть ищущий: ищущий есть искомое, а искомое есть ищущий, и это – как говорил нам простыми словами Падмасамбхава – то, что мы есть.

Нет никакой сущности, вовлеченной во что-либо, а пространство-время здесь представляется некой концептуальной структурой, сопровождающей события, что бы они могли получить необходимую протяженность, благодаря которой они могут казаться происходящими.

Тут требуется полное отрицание, поскольку лишь Путь Отрицания устраняет действительность всех феноменов и само существование сущности, но если попробовать утвердительное изложение, это и будут те элементы, из которых, по-видимому, состоит этот образ.

27 Когда хвост ловит котенка

Где ноумен?
Пытался когда-нибудь увидеть свой затылок?

Не так!
Пытался когда-нибудь понять, где именно болит «животик»?

Не так!
Когда-нибудь думал о неясной туманности, плывущей где-то неизвестно где?

Не так!
Как с тобой трудно! Что ты предлагаешь?

Слишком большой, чтобы его можно было увидеть.
Не так!

Почему?
Не большой и не маленький.

Тогда пусть будет вездесущий?
Вездесущий – значит везде, а он нигде.

Как это?
«Где» предполагает пространство, а это концепция.

Тогда – вечный.
«Вечный» предполагает длительность во времени, а это концепция.

Если он не во времени и не в пространстве, он должен быть здесь и сейчас.
Не так!

Ну почему же?
Чтобы было некое «здесь» или «там», «сейчас» или «тогда», должно быть что-то, что может быть здесь или там, сейчас или тогда.

А это не что-то?
Наконец-то!

Значит, поскольку это не что-то, у него не может быть ни «где», ни «когда» и вообще никаких характеристик или качеств.
Это утверждение так далеко от истины, что дальше некуда.

Черт подери! Ты совершенно невозможен! Что ты имеешь в виду?
Чье это утверждение?

Мое.
Такой сущности нет нигде и никогда.

Ну тогда его сделал ноумен.
Верно, но, вероятно, не непосредственно?

В смысле через меня?
Через то, что ты есть как феноменальный аспект ноумена.

Да, полагаю, я и есть то.
Отнюдь нет! Только «ты» есть то.

В смысле…
Как «Я» ты есть ноумен, но только феномен может быть «тем».

Ясно, ясно… Но почему мое утверждение было неверным?
Потому что, поскольку каждый феномен является видимым аспектом ноумена, у тебя как у феномена есть и «где», и «когда», и характеристики, и качества.

Значит, я сам есть ноумен?
Определенно нет!

О боже! Но почему?
Как некий «я», ты – чистый обман, не очень изящный образец чрезмерного воображения! В крайнем случае – просто молва.


Спасибо, старина, но я отнесусь к этому добродушно, поскольку ты, скорее всего, не имел в виду ничего плохого. Я хочу добраться до сути. У ноумена есть свойства в его объективном аспекте феноменов или видимости?

Нет такой вещи, как ноумен. Это просто технический термин для обозначения «ума» в его абстрактном значении. Ноумен доступен познанию лишь в форме феноменов.


То есть свойства и так далее феноменов – это в абсолютном смысле свойства и так далее ноумена?
Строго говоря – нет, но в виде концепции это условно можно считать подпоркой, помогающей перелезть через забор.

Тогда что?
Ноумен – это только Я, произнесенное всяким и каждым воспринимающим существом, поскольку восприятие этого иллюзорного существа и есть Я, которое это произносит или делает это «произнесение» возможным.

А феномен, который фактически произносит это?
Идентичен любому другому или даже потенциальному феномену, который когда-либо был, есть или может быть.

То есть все феномены – лишь видимость ноумена.
Таково, по крайней мере, мое понимание.

И – что еще важнее – ноумен есть то единственное, что проявляется в виде феноменов?
Чем еще он может быть? Ведь «он» как таковой – всего лишь концепция.

В смысле «он» не имеет действительного существования?
Ни действительного, ни фактического. «Он» – это всего лишь «Я», кто бы это ни произносил.

И «Я» не «существую»?
Разумеется, нет. Где и когда может «Я» «существовать»? Только «ты» существуешь.

Тем не менее ноумен, проявленный или видимый как «феномены», вездесущ в таком виде?
Ты овеществляешь его как некую «вещь», которая все это делает.

Что тогда я могу сказать?
«Я, „ноуменальность“, проявляюсь или вижусь как „феноменальность“, и Я, по-видимому, вездесущ в таком виде».
Ни ноуменальность, ни феноменальность не существуют как таковые, но ЕСТЬ лишь в своем взаимном отрицании, и это – реализация в качестве Я.

Тем не менее каждый объект, воспринимаемый моими органами чувств, то есть вообще всякое явление, есть лишь моя собственная ноуменальность, выраженная как разнообразие феноменов?
Есть лишь ноуменальность, которая есть то, что ты есть…

И Я есть то, что я воспринимаю и сознаю, и все, что я воспринимаю и сознаю, – это то, что Я есть?
Верно. Продолжай.

Продолжать? Разве этого не достаточно?
Конечно же, нет.

Тогда что?
То, что я есть, – не есть и не не-есть, и я не есть и не не- есть как Я.

Где Я – отсутствие концепций «есть» и «нет»?
И дальше слова уже не могут зайти.

Значит, больше сказать ничего нельзя?
Ответом Вималакирти была тишина, когда четверо бодхисаттв пытались ответить на вопрос, как они вошли в дхарма-врата разотождествления через постижение тождественности противоположностей – искатель и искомое, я и другой и так далее, среди которых обсуждаемая нами – наиважнейшая.

То есть понимание мирянина оказалось яснее, чем у четверых бодхисаттв, включая Манджушри?
Так и есть, именно так и есть. Возможно, его понимание было глубже, хотя я склонен сомневаться, что эта идея, так нас занимающая, была задумана как кульминация этой истории!

28 Единственная свобода

Пока есть некое «я», которое думает и чувствует, как бы оно ни возникало, такое «я» – объект, и он несвободен, поскольку все без исключения объекты связанны.

Даже если мне удастся освободить мое «я» от страха, желания, беспокойства любого рода, это освобожденное «я» все еще остается каким-то «я», и не важно, освободилось ли оно от какого бы то ни было бремени, ибо его продолжающееся существование как свободного или несвободного центра само по себе связанно.

Страх, желание, беспокойство – это проявления псевдосущности, которая является причиной связанности.

Следовательно, должна быть ликвидирована именно эта псевдосущность, а не ее проявления.

Сущность всегда связанна, поскольку сущность – это объект субъекта, которым она прикидывается, а любой такой объект субъекта связан кажущейся причинностью.

Вот почему Учители так часто утверждали, что нет разницы между «просветлением» и «неведением», ибо в обоих состояниях сохраняется концептуальная сущность, которая становится либо одним, либо другим, переживает либо одно, либо другое состояние.

Все, что можно сказать о мнимой сущности, или «я», или каком-то «центре», ничем не отличается от противоположного, поскольку они оба – позитивный или негативный аспекты умозаключения, интерпретации, которые кажутся «существующими», но являются лишь концепциями в уме.

Они оба, чем бы они ни были, не есть и не не-есть, так как именно предположение обусловливает сущность, которая в свою очередь тоже является предположением, так что обусловленность, или ее противоположность, или ее отсутствие есть концепция, приложенная к другой концепции.

Это тень того, что само по себе тень, а то, что ее отбрасывает, лежит в области ноуменального.

Лишь в «ноуменальности» может быть отсутствие связанности, ибо ноуменально не может быть никакой сущности, чтобы быть связанной.

Следовательно, только ноуменальное проживание может быть свободно.

29 Что мы такое?

I

Мы – то, что я называю «целостным умом», то есть ноумен.

Проявление того, что мы есть, – это процесс объективизации, вызывающий разделение на два элемента: воспринимающий субъект и воспринимаемый объект.

Это известно как «дуализм», или «двойственность», и все феномены, воспринимаемые органами чувств, двойственны, поскольку связаны и с сознающим и с сознаваемым.

Очевидно, что без этих двух категорий ничто не может иметь феноменального существования, и также очевидно, что ни сознающий, ни сознаваемое не могут существовать независимо, потому как оба существуют лишь в функции другого.

Таким образом, ум, который есть мы, является обоими своими объектами, сознающим и сознаваемым, и все познающее и познаваемое существует только в уме, в котором происходит этот процесс и который есть мы.

Сознающий – это то, что мы называем «субъектом», а сознаваемое – то, что мы называем «объектом», и сознающий субъект объекта рассматривает свою субъективную функцию как создание сущности, которую он объективирует как «я», то есть себя самого.

Это овеществление способствует возникновению разделения, посредством которого овеществленный сознающий в целях сравнения и суждения своих объектов воображает противоположные концепции, такие как хорошее и плохое, великое и малое, легкое и тяжелое, с помощью которых он может эти объекты различать.

Это дальнейшее приложение принципа двойственности, от которого всецело зависит феноменальное проявление, и все объяснения – это приложение данного принципа и процесса.

Сам механизм феноменального проявления зависит в первую очередь от создания иллюзорной структуры объектов, состоящей из того, что мы знаем как «пространство», где объекты получают протяженность и таким образом становятся видимыми, и того, что мы знаем как «время», в котором они обретают длительность, без которой их видимость не может быть воспринята.

Протяженность или видимое проявление всех феноменальных событий зависит от этих двух взаимосвязанных факторов, вместе известных как «пространство-время».

Такова схема этого механизма, благодаря которому так называемая феноменальная вселенная проявляется и эволюционирует сквозь обширные периоды чисто гипотетического «времени» в чисто гипотетическом «пространстве».

Таково также то, что мы есть, поскольку нет ничего иного, кроме того, что мы есть и что я называю ноуменом, или целостным умом.

II

Наше НЕСЧАСТЬЕ, или так называемая «связанность», все наше страдание, наше «изгнание» из райского сада – результат исключительно отождествления того, что мы есть, с субъектом, или сознающим элементом нашего разделения на субъект и объект.

Овеществление этого субъекта приводит к выдумыванию гипотетически независимого и обособленного индивидуума, который проявляет личную волю для собственного удовольствия.

Но на самом деле мы не являемся ни сознающим субъектом, ни сознаваемым объектом, которые, как говорилось выше, всецело взаимозависимы и неотделимы друг от друга в уме.

Так что ни тот ни другой не могут ни при каких обстоятельствах иметь или проявлять личную волю или независимость, поскольку ни один из них не может быть обособленной сущностью.

Именно это иллюзорное овеществление приносит «связанность» и все страдания, поскольку «связанность» – это связанность концепции.

Однако поскольку эта концепция – всего лишь концепция, нет никакой сущности, чтобы быть связанной, и по факту ничего подобного нет, не было и быть не может.

То, что мы есть, – целостный ум, или ноумен, объектно проявленный как тотальность феноменов, – не имеет объективного существования, кроме своего проявления.

И вследствие отсутствия объективного существования то, что мы есть, не может быть объектом ограничения или освобождения, поэтому наше зависящее от этого страдание и «связанность» могут иметь лишь концептуальную основу.

Будучи чисто концептуальными, то есть результатом обусловленности, мы можем избавиться от этой обусловленности лишь через понимание или Этого-что-мы-есть, или Того-что-не-есть-мы.

Первым мы никогда не переставали быть – ни в нашем ноуменальном аспекте, то есть аспекте целостного ума, ни в нашем феноменальном аспекте, то есть аспекте расщепленного ума.

Вторым же, то есть воображаемыми феноменальными сущностями, мы вообще никогда не были и не будем.

Следовательно, глубинное понимание может быть получено либо через постижение того, что мы есть, либо через осознание того, чем мы не являемся, – посредством любого или обоих видов познавания.

Однако вряд ли это имеет какое-то значение, так как любой тип понимания может прийти только из функционирования того, что мы есть, но никак не из функционирования того, что не есть мы, ведь такое функционирование – это всего лишь злоупотребление нашим собственным функционированием.

В действительности искомое, которое есть мы, видится как искатель, который есть мы, нашедший есть найденное, а найденное может быть только тем, что мы есть, так как мы не можем быть ничем иным.

То, чего мы ищем, не может быть ничем иным, кроме как тем, что ищет само себя, но именно по этой причине оно в принципе не может быть найдено – поскольку находить нечего.

То, что мы есть, по определению полностью лишено какого бы то ни было элемента объективности. То, что мы есть, – это «смотрение», «искание», «делание», это Всевидящее Око, которое никогда не сможет увидеть само себя.

30 Внутреннее бытие

Ноуменальность присутствует везде и всегда, где и когда присутствует феноменальность, поскольку ни одно, ни другое не может существовать независимо.

Каждый феномен в каждый момент есть ноумен, то есть центр – центр бесконечности и вечности.

И поскольку бесконечность и вечность по определению не имеют пределов, этот центр также должен быть везде и всегда.

Только лишь в этом смысле каждый феномен может быть Я, и в этом ограниченном смысле каждый воспринимающий феномен всегда есть Я в каждом акте восприятия, где бы и когда бы он ни происходил.

Следовательно, любая воспринимающая видимость может сказать: «Я», хотя как видимость она не может быть Я.

Таким образом, ноуменально именно Я осуществляет такое действие, где бы и когда бы оно ни осуществлялось и какой бы воспринимающий феномен ни казался осуществляющим его.

Но ни (объективный) исполнитель этого действия, ни само (объективное) действие не могут быть Я, поскольку они – всего лишь феноменальная двойствен- ность.

Это непросто выразить, и, возможно, это непросто понять, но прозрение этого есть прозрение того, что мы есть.

Прозрения, однако, не достаточно, хотя его выражение достигает предела функционирования слов, ведь слова, будучи подверженными двойственности, не могут трансформировать прозрение во внутреннее бытие, то есть в разотождествление.

31 Кубический корень нуля

I

Множество статей и книг на разных европейских языках было написано о дальнейших измерениях, помимо трех, доступных нашему аппарату восприятия.

Насколько мне известно, все они касаются исключительно так называемого поиска N-ного измерения, а высшая математика с помощью символов может использовать эти гипотетические измерения для собственных теоретических целей.

Все чего-то ищут, но эти рьяные искатели так ничего и не нашли. Как ни странно, это им кажется необычным.

Однако объяснение очевидно и доступно всем.

Что такое измерения? Это измерение отсюда туда. Они могут быть представлены объективно, например, линия, проведенная от А до Б, представляет длину.

Затем под прямым углом к ней может быть проведена линия от А до Б1, которая представляет ширину и вместе с предыдущей линией составляет плоскую поверхность.

Затем можно провести еще одну линию, также под прямым углом, от А до Б2, которая представляет высоту.

Все эти три измерения составляют так называемый объем, который мы еще называем «пространством».

Но все эти измерения идут от А, поскольку А – центр, из которого производятся все измерения.

И что такое А? А – это измеритель, А – это то, что измеряет, А – это центр вселенной, А – это то, чем мы себя считаем, кем бы и где бы мы ни были.

И поскольку А измеряет, А пытается измерить само себя. Вот почему нельзя ничего найти.

Нет такого термина или определения, которое адекватно описало бы дальнейшее измерение, и причина та же – там нет ничего объективного, что можно было бы измерить, так как объективность определяется лишь тремя измерениями.

И не нашли еще лучшего описательного указателя на это дальнейшее измерение, чем указатель Иисуса – то есть просто слово «внутри».

Внутри чего? В том-то и вопрос. Есть ли что-то, внутри чего можно произвести дальнейшие измерения?

Искомое не находится ни за пределами запредельного, ни внутри внутреннего, поскольку это концепции; это просто чистое здесь и сейчас.

Понятно это или нет, именно в этом, несомненно, заключается глубинный смысл гипотетического определения, гласящего, что «время есть четвертое измерение пространства», которое в целом нашло признание среди передовых физиков.

С позиции метафизики мы знаем, как было объяснено ранее, что то, что мы считаем «временем», есть аспект того, чем мы сами представляемся, поскольку без длительности феномены не могут быть восприняты.

Но множить и просчитывать чисто математические сферы невообразимых измерений – значит заниматься исключительно абстрактными вычислениями, не имеющими никакого практического приложения:

любое измерение за пределами трех доступных нашим чувствам достаточно просто называть N-ным измерением.


Поскольку три доступных нам измерения описывают видимую вселенную, это наши объективные измерения, и никакие другие измерения не могут быть таковыми, раз наш сенсорный аппарат не может воспринять дальнейшие измерения, которые могут быть объективированы.

Из этого неизбежно вытекает, что

N-ное измерение должно быть для нас необъектным, то есть таким, каковы мы ноуменально.

Кратко говоря, оно указывает на ноуменальность.


«Царствие небесное» – поэтическое определение, само по себе являющееся концептуальной объективизацией, но определения и не могут быть иными.

А то, на что оно указывает в абсолютном смысле, есть наша абсолютная ноуменальность.


Искатели искали то, что искало, и они не обнаружили ничего, кроме математических формул, потому что только математические формулы и можно обнаружить, то есть максимально абстрактную степень концептуализации.


Они искали и, несомненно, продолжают искать вселенную вне вселенной, то есть то, что есть они сами.

Во фразе Хуанбо ум используется для поиска ума, и ум не может найти ум, так же как глаз не может увидеть сам себя.

Ноумен не может познать ноумен иначе чем через феномены, а в них познавать нечего.


Мы есть N-ное измерение, которое, таким образом, неотделимо от нас и не может быть описано, поскольку описание – это объективизация.

Будучи необъективностью, оно не может объективировать себя, поскольку это не вещь, чтобы быть овеществленной.

Каждый центр безвременной бесконечности, который в проявленном – везде и всегда, может объективировать феноменальное, но никогда не сможет объективировать свою ноуменальность, то есть все, что он есть.

II

Присутствие

Феномены и пространство-время неразделимы, их проявление взаимозависимо.

Ноумен – это беспространственность и безвременность, само отсутствие всех концепций, нуждающихся в протяженности.

Тогда пространство-время рассматривается как открытые врата к метафизическому пониманию.

Пока присутствует концепция пространства-времени, возможно лишь феноменальное понимание, так как только феноменальное понимание распространяется в пространстве и длительности.

Отсутствие концепции пространства-времени оставляет вездесущую ноуменальность (всеохватывающую и вечную), поскольку больше нет пространства или длительности, в которых может распространяться хоть что-то объективное.

Это устранение, раз-воплощение пространства-времени, оставляет нас полностью тем, что мы есть.

Великая Шутка, таким образом, рассматривается как осознание, что наша гипотетическая «связанность» – это наша зависимость от концепции пространства-времени, ответственной за иллюзию, порождающую концепцию «связанности».


Замечание:

Феноменально мы не можем познать настоящее, поскольку оно должно быть в «прошлом», чтобы наши органы чувств могли завершить процесс его записи, оставляя, таким образом, лишь гипотетическое прошлое и будущее.

Ноуменально же нет даже понятия «прошлого» или «будущего», но лишь настоящее, которому неведомо ни «время», ни «пространство».

III

Пробудиться – значит проснуться к тому, что Здесь

Почему это шутка

Дальнейшее, или N-ное измерение, указывающее на то, где мы есть, то есть Здесь и Сейчас, также недоступно чувственному восприятию и концептуализации – пяти чувствам и шестой – концептуализации.

Причина этого не вызывает сомнений, она воистину очевидна: это просто, потому что пребывание Здесь и Сейчас – это центр, из которого возникает процесс внешнего проявления, и субъект не может объективировать себя как субъекта. Поэтому он может быть познан лишь при полном отсутствии концептуализации.

Вот почему отсутствие деятельности мышления, элементом которой является волевое усилие, считается ключевым условием того, что было живописно названо пробуждением к «просветлению» или, более точно, «разотождествлением».

Волевое усилие, или волеизъявление, будучи прямым выражением субъективного, или связанного с эго аспекта ментальности, устраняет всякую возможность такого прозрения, ибо это внешнее смотрение психосубъекта, который на самом деле является объектом и как таковой чисто концептуален.

Но поскольку мы, очевидно, «проживаемся», или «снимся» – если вам так больше нравится, – из нашего общего центра в дальнейшем, или N-ном, измерении, то именно из этого измерения, из нашего ноуменального центра и происходят все непосредственные, спонтанные и неизбежные действия, то есть «божья воля», а никак не из феноменального псевдоцентра эго-субъекта концептуализированных объектов, способного производить лишь видимости.

Все отчеты о непосредственном опыте тех, кто нашел свой путь назад – если можно так выразиться – к своему вечному центру, называемому нирваной, дхармакайей, бхутататхатой, умом Будды, истинной природой, Я, Дао, царствием небесным или как-то еще, подтверждают,

что ноуменальный источник, или истинный центр каждого и всякого воспринимающего существа, есть это свободное от трех измерений пустотное Я, из которого возникает все феноменальное.

Можно обожествлять его, если хочется, и называть его «божественным» в противоположность «человеческому», «небесным» в противоположность «земному», но то, чем он является, не требует преданности или какого-то эмоционального настроя, который лишь скроет его так же хорошо, как и интеллектуальный поиск.

Он не может быть «найден», поскольку то, что он есть, где он есть и когда он есть, – это в точности то, чем, где и когда является искатель, который ищет.



Замечание:

Желательно вспомнить, что «пространство» – это концепция, которая наделяет внешние объекты протяженностью, делающей их видимость «твердой», то есть воспринимаемой трехмерно в виде объектов в пространственном отношении к другим объектам, а «время» – их равно необходимое развертывание в длительности.

Таким образом, время – это развертывание пространства в длительности и, следовательно, дальнейшее измерение. Стало быть, пространство-время как единая концепция использует четыре измерения: три пространственных и одно временное.

Итак, пространство-время – это аспект того, чем мы феноменально представляемся, поскольку оно всегда сопровождает наше проявление.

«Измерения» – это пространственная размерность, то есть концептуальный анализ концепции (пространства или пространства-времени), а дальнейшее, или N-ное, измерение, которое само по себе не более чем концептуальный анализ того, чем мы кажемся, есть то, что ведет нас прямо и неизбежно к ноуменальному источнику нашей кажимости, и, таким образом, это – то, что мы есть, и все, что мы есть.



Замечание:

Согласно тем, кто связан с доктринами разнообразных форм буддизма, или последующих Будд, N-ное, или внутреннее, измерение объема есть то, что называют «Пустотой», «Срединным Путем» и «Зависимым Происхождением».

Первое понятие довольно очевидно, но второе в переводе теряет смысл, поскольку это не «путь», и он не расположен в «середине» чего бы то ни было.

Если сохранять слово «путь», то это должен быть «Внутренний» или «Трансцендентный» Путь.

А третье понятие находит свое объяснение в суперобъеме.

32 Неудачная шутка

Связанность – это зависимость, несвобода, ограниченность. От чего, чем?

Разве она – не результат привязанности к гипотетической «воле», то есть выражению личного независимого выбора, со стороны того допущения, посредством которого то, что-Я-есть, отождествляется с тем, что называется «мной»?

Это означает лишь, что Я неправильно использую местоимение «я».

Я его использую, как будто эта объективизация здесь вольна поступать, как «ей» вздумается, где «ей» это вздумается или когда «ей» это вздумается.

Но такой возможности никогда не было и никогда не будет. Такой возможности нет, поскольку объективизация сама не может ничего сделать, так же как никакой механизм не может работать самостоятельно.

Как вообще получилось избежать видения абсурдности этой концепции?

Это стало возможным лишь посредством представления или предположения невидимой, неощутимой, не оставляющей следа «сущности», управляющей механизмом, аналогично водителю в автомобиле, которая обозначает машину и водителя вместе как «я» и «меня», полностью отождествляясь с этим аппаратом.

Неужели так сложно заметить, что эта вымышленная личность в действительности не существует, что эта гипотетическая «сущность» – просто концепция?

Это проявление мнимого выбора и принятия решений, эта последовательность беспрестанных намеренных действий или своеволия, называемого «волеизъявлением», и есть связанность, и вытекающий отсюда конфликт, переживаемый как страдание, основан на гипотетической необходимости действовать, проявляя волеизъявление.

Отказ от этой ерунды должен уничтожить причину связанности, где связанность – это связанность для волеизъявления, выражаемого как «я», в приложении к конкретному феноменальному объекту. Благодаря пониманию несостоятельности этой концепции не остается ничего, что может быть связано, и ничего, что могло бы страдать в качестве «меня».

Ведь Я – то есть то, что Я есть, и все, что Я есть, – не объект.

Само слово «Я» указывает на это. Так что может быть связано, где тут какой-то «я»-объект, чтобы страдать, и откуда взяться конфликту и с чем?

Эта мнимая «сущность», невнятная и безосновательная гипотеза, действует только как «волеизъявление».

ЛЯ как то, что я есть, не обладаю никаким «волеизъявлением», поскольку Я не объект, чтобы им обладать.

Я не действую, нет никакого деятеля, поскольку «деятель» – это концепция в уме, которая не может действовать сама по себе.

То, что Я есть, свободно от малейшего следа объективности.

Снова повторю – ни при каких обстоятельствах Я не явэляюсь какой бы то ни было «сущностью».

То, что Я есть, феноменально выражается как видение, слышание, чувствование, ощущение вкуса и запаха, думание, но нет никакого «я»-объекта, который видит, слышит, чувствует, ощущает вкус и запах или думает.

Как тогда Я могу проявлять «волеизъявление», выбор, решать, соглашаться, отказываться или паясничать в каком-либо феноменальном спектакле?

Объекты «живут» посредством чувств, или «проживаются» через чувства, а Я есть их чувствование.

З Если Я функционирую таким образом, объекты живут так, как и должны, и нет нужды в понятиях связанности, конфликта или страдания, поскольку Я не проявляю и не могу проявлять «волеизъявление», приводящее к ним.

«Мы» – абсурдные шуты, чьи шутки – «хотеть», «желать», «стремиться», «надеяться», «сожалеть»!

Неудивительно, что шуты пользуются славой трагических персонажей!