Вэй У Вэй

24. Здесь и там

- Грустно! Бедный старый фазан! — вздохнул кролик. — У него был такой замечательный хвост!
- Что с ним такого случилось, что тебе стало грустно? — спросила сова.


- Его застрелил один из тех двуногих.
- Грустно для тебя или для него?


- Грустно для него, но мне тоже жаль! — объяснил кролик.
- Грустно для тебя и глупо. Не для него.


- Почему не для нас обоих? — спросил кролик удивленно.
- Какая может быть разница между «жизнью» и «смертью»?


- Ну, — сказал кролик, — «жизнь» — это когда ты живешь, так сказать, а «смерть» — это, ну, когда ты мертв!

- Не вижу разницы, — заявила сова. — Феномен — это образ в уме, а психические образы — лишь видимость, очевидно, как в обиходном, так и в истинном смысле, и не важно, воспринимаются они во сне, галлюцинациях или так называемой «повседневной жизни».


- Да, конечно, но у него был такой замечательный хвост! — вздохнул кролик. — Разве он тебе не нравился?
- И что, если нравился? — настаивала сова. — Любой «ты» — это психический образ, как и мой, а все объективированное — не Я.


- Как скажешь, но я думаю, что для тебя это все равно имеет значение! — настаивал кролик.
-Это всего лишь сентиментальность в относительности, — проухала сова. — Разве может иметь значение, какими кажутся эти образы — «живыми» или «мертвыми»?


- Сентиментально, конечно, может! — упорствовал кролик.
- Это часть жизни-сновидения, — заключила сова. — К тому же, и это главное, Я не могу умереть, а может только то-что-яе-есть-Я.


- А тогда ты можешь жить, или жить может только то-что-не-есть-ты? — спросил кролик.
- «Жизнь» — это просто психические представления, растянутые в «пространстве» и «времени», — терпеливо объяснила сова. — Я не могу ни «жить», ни «умереть».


- Тогда что ты можешь делать? — спросил кролик смело.
- Ничего, — ответила сова, — как и нет ничего, что может быть «сделано». Я ЕСТЬ.


- Звучит безрадостно! — заметил кролик удрученно.
- И это тоже относительно, по контрасту с его противоположностью, — настаивала сова. — Абсолютно, противоположности и противоречия не имеют смысла, и потому не существуют с истинной точки зрения.


- Это звучит еще безрадостнее! — отважился кролик.
- Относительное не может судить Абсолютное, — объяснила сова коротко, — потому что Абсолютное — это все, что есть относительное, когда оно перестает быть относительным.


- Значит, это не безрадостно? — спросил кролик.
- Это вообще не что-то. Если бы это было чем-то, оно было бы не абсолютным, а относительным! — заметила сова.


- Даже если это и не безрадостно, это звучит немного одиноко, — задумчиво пробормотал кролик.
- Одиноко! — проухала сова, хлопая огромными крыльями. — Кооо-мууу-чеее-мууу-гдеее? Мы все ЗДЕСЬ: это то, что все мы ЕСТЬ!


- Тогда где это? — спросил кролик.
- Это там, где ты ЕСТЬ, все, что ты ЕСТЬ, и ничто, кроме того, что ты ЕСТЬ, — сказала сова, устремляя на кролика взгляд своих пронзительных глаз. — Как ты можешь «жить» или «умереть», если ты ЕСТЬ как Я?

25. «Чистые сердцем»


- Смотри, кто идет! — воскликнул кролик, широко раскрыв глаза. — Открой глаза!
- Это излишне, — ответила сова. — Я прекрасно вижу и с закрытыми глазами.


- Ну и кто это? — спросил кролик.
- Это единорог, — ответила сова бесстрастно.


- Чертовски любопытно, кто же это такой?
- «Черт» здесь не к месту, — пробормотала сова, — это боголюбивое животное.


- Надежное? — спросил кролик.
- Относительно, — ответила сова, — в основном надежное. Соответствует форме, где бы ни встретился.


- И он понимает, как устроены вещи? — спросил кролик с сомнением.
- Понимает, — ответила сова, — по крайней мере основы, но сейчас его не понимают.


- Он говорит разумно? — спросил кролик.
- А кто-нибудь говорит разумно? — ответила сова. — Для тебя — вероятно, нет: учитывая, что он думает о твоем понимании.


- Тогда лучше ты веди разговор, — скромно заключил кролик.
- Возможно, он предпочтет говорить с тобой о Боге, — заметила сова.


- А ты не можешь говорить о Боге? — спросил кролик.
- Говорить? Конечно, могу, — ответила сова, — но на самом деле мне нечего сказать о том, что Я есть.


- Почему это? — спросил кролик.
- Потому что об этом невозможно что-либо сказать, — заключила сова.


- Да пребудет с тобой Бог! — сказал единорог, кланяясь кролику. — И с тобой! — подняв рог к сове.


- И с тобой, — ответил кролик вежливо.
- Я с вами, — ответила сова.


- Ах, да, — сказал единорог, слегка растерявшись, — да, совершенно верно. Бог есть любовь, — заявил он, — а мы Его дети.


- Я рад, — сказал кролик, — любовь приносит покой и утешение!
- Любовь — это концепция, — заявила сова, — поэтому «Бог» также должен быть концепцией, если Он «любовь» — хотя чем бы «Бог» ни был, это непостижимо.


- Это действительно так, — согласился единорог, вежливо взмахнув рогом.


- Кроме того, «любовь» — это всего лишь противоположность «ненависти», — сказала сова, — и к тому же полный вздор. Пожалуйста, используй слова правильно.


- Конечно, конечно, — сказал единорог добродушно. — Это просто обычай называть это «любовью». Какое слово предпочла бы ты?


- Единственность, — сказала сова, — не точно — ни одно слово не может быть достаточно точным в относительности — зато не сбивает с толку.
- Несомненно, — сказал единорог, — если таково твое предпочтение: Бог есть Единственность.


- У меня нет предпочтений, — ответила сова, — но «единственность» по крайней мере имеет смысл.
- Воистину какое-то древнее Писание гласило: «Единственное доказательство Его существования — это Единение с Ним», — согласился единорог.


- Это «Упанишады», если я не ошибаюсь? — предположила сова.
- Несомненно, несомненно, — сказал единорог, — или, как сказал один христианский мудрец: «Бог ближе ко мне, чем я сам».


- Я действительно ближе, — согласилась сова.
- Так давайте помолимся, — предложил единорог. — Вы согласны?


- Да, конечно, — сказал кролик, — что может быть лучше? Можно, я попрошу свежего молодого клевера, хотя еще не сезон?
- Ну, — сказал единорог с сомнением, — мы можем попробовать!


- Молитва — это не прошение, — оборвала их сова, — молитва — это единение!


- Совершенно, совершенно верно, — согласился единорог. — Ты абсолютно права!
- Жаль! — разочарованно вздохнул кролик. — Тогда давайте помолимся о единении.


- Единение — это не «вещь», о которой можно молиться, — объяснила сова. — Молитва, подлинная молитва и ЕСТЬ единение.


- Да, воистину, — согласился единорог, — так и есть. В конце концов, Небесное Царство находится внутри, не так ли? Сам Господь сказал это!


- Как истинно, как утешительно! — сказал кролик.
- То, что Он имел в виду, истинно, — заметила сова, — но не то, как это истолковывают.


- Почему? — спросил кролик.
- Нет никакого «вовне», которое содержало бы в себе «внутри», — объяснила сова. — «Внутри» — это то, что есть «Небесное царство», а не то, где оно есть. Это все, что Он сказал и что Он имел в виду. Если Он говорил, то чтобы мы могли понять правильно, а не неправильно.


- Я не понимаю, — пробормотал кролик нерешительно.
- Господь говорил не о твоем драгоценном «внутри», мой дорогой зайка, — объяснила сова. — Он указывал на то, что Небесное Царство — это само «внутреннее»!


- Верно, верно, — согласился единорог вежливо. — Какой ты прекрасный толкователь!


- Небесное Царство звучит замечательно, — вмешался кролик, — но как быть с Земным Царством? Разве мы не имеем к нему более непосредственное отношение?


- Кажется, я припоминаю, — сказала сова, — что людей предостерегали от мыслей о том, что я пришла, чтобы сеять мир на Земле, а не меч!
- Еще как! — заметил кролик, уныло опуская уши.


- Но Он также сказал: «Сам я Ничего не могу сделать»! — заметил единорог.
Невероятно очевидное утверждение, — сказала сова. — Что может сделать какой-то феномен сам по себе? Полная банальность!
- Но ведь это мы сами все так запутали! — возразил единорог.


- Нет никаких «нас», — сказала сова сухо, — которые могли бы что-то сделать или не сделать!
- Это так, конечно же, — признал единорог, — но Господь также сказал: «Прежде чем был Авраам — Я ЕСТЬ».


- Очевидно, — заявила сова, — как утверждал один христианский святой: «Слово "Я" выражает чистую сущность Бога».
- Он также-сказал: «Я есть ТО-ЧТО-Я-ЕСТЬ»! — прибавила сова после небольшой паузы. — Были ли когда-либо сказаны слова более великие, чем эти?


- Безусловно, нет, — тепло согласился единорог. — Я думаю, что мы все согласны, что религия — величайшая из вещей, не так ли?
- Она делает нас такими счастливыми! — проговорил кролик, вздыхая печально. — Разве мы не должны поблагодарить Бога?


- «Благословенны чистые сердцем — они увидят Бога»! — процитировал единорог. — Разве это относится не к нам?


- Спасибо, — заключила сова, официально кланяясь, — так и будет, так и было бы сейчас, если бы ваши «сердца» были «чистыми».


- А как «сердце» может быть нечистым? — поинтересовался кролик, почесывая одно ухо.
- «Сердце» в основных языках, — ответила сова, — обычно означает то, что сейчас мы называем «умом».


- А наш ум нечист? — продолжил кролик, опуская глаза.
- Слово «чистота» означает «без примесей», или целостность, и ничего более, — объяснила сова терпеливо, — но вы расщепленные, и потому «нечистые».


- И поэтому я не могу увидеть Бога? — пробормотал кролик в задумчивости.
- «Видеть Бога» означает «быть Богом, с целостным умом», — настаивала сова, — так что «целостные умом будут Богом и так будут благословенны», как было замечательно сказано. Также слово «целостный» является синонимом слова «священный» — наш друг, вероятно, предпочтет это слово.


- Именно так, — подтвердил единорог, — это священно.


- То есть, ты имеешь в виду?.. — задумался кролик.
- Такой, как Бог, — проухала сова, расправляя свои огромные крылья, — и только Бог ЦЕЛОСТЕН.

26. Метрически

- Дружественные создания, эти боголюбивые животные. С ними совсем не трудно! — заметил кролик.
- Эмоциональный, аффективный подход, долгий и трудный, — объяснила сова. — Только особенно одаренные могут отойти от своего воображаемого «я», несмотря на эмоции.


- Почему? — спросил кролик.
- Искать Бога там, где Бог не является Богом, — это объективность, — резко ответила сова. — Позитивный путь беспределен!


- Так какой путь самый лучший? — поинтересовался кролик.
- Нет «самого лучшего» пути, — ответила сова, — только кружной или прямой!


- А какой самый прямой? — не отступал кролик.
- Зависит от обусловленности, — ответила сова, — только обусловленность может помешать.


- Значит, если обусловленность подходящая?.. — настаивал кролик.
- Метрика, полагаю, — ответила сова.


- А это что такое? — спросил кролик удивленно.
- Я есть включающее измерение, — заухала сова, — под прямым углом ко всем остальным и к каждому. Что может быть очевиднее?


- А я? — робко поинтересовался кролик.
- Все «ты» созданы из трех моих вспомогательных направлений измерения: длины, ширины и высоты, которые составляют объем, растянутый в пространстве-времени, — ответила сова, — то есть феноменальную Вселенную, состоящую из моего восприятия.


- Неужели? — воскликнул кролик, подпрыгнув от удивления. — Как любопытно!
- Скорее очевидно, — ухнула сова. — Чем же еще «ты» можешь быть?


- Но откуда они измеряются? — пробормотал кролик.
- Отсюда, конечно же, — объяснила сова, — всегда отсюда, из Здесь и Сейчас — из вездесущего Центра.


- А где этот вездесущий Центр, и чего он центр? — спросил кролик.
- Везде, — терпеливо объяснила сова, — нет никакого «где», где бы его не было.


- Как это? — спросил кролик, почесывая ухо.
- А так, разумеется, — продолжала сова, — нет такого «где», где бы он мог быть, и нет никакой «вещи», центром которой он мог бы быть.


- И почему так?
- Потому что центром Бесконечности должно быть вездесущее Здесь, а центром Безвременности — вечное Сейчас. У Вселенной столько центров, сколько чувствующих существ, воспринимающих Это.


- Но ведь все это только измерения, — возразил кролик, — которые создают формы и кажущиеся «вещи». Что в них есть, что приводит их в действие?
- Я, конечно же, — фыркнула сова, — Я. Что же еще может быть или делать что-либо?


- А где во всем этом я? — спросил кролик.
- Почему ты спрашиваешь меня? — возразила сова. — В любом случае, кто спрашивает?


- Я, конечно! — воскликнул кролик с легким негодованием.
- Совершенно верно! — ответила сова. — Именно так.


- Но я сказал «я», а не «ты», — уточнил кролик, пожевывая одуванчик.
- Как Я и сказала, — оборвала его сова, щелкнув клювом. — Я, кто бы ни говорил это.


- Но почему? — заинтригованно спросил кролик.
- Потому что, — ответила сова торжественно, — как всегда, во всех возможных обстоятельствах и везде, Вопрощающий и есть Ответ!


- В таком случае я... я тоже Ответ? — пробормотал кролик, широко раскрыв глаза и роняя одуванчик.
- Как я и сказала, — повторила сова устало, закрывая глаза и отворачивая голову. — Уже поздно. Доброе утро!

27. Субъективная реинтеграция


- Добрый вечер! — вежливо поздоровался кролик.
- Му-у, — ответила корова, пережевывая большой пучок травы.


- Здесь такая мягкая трава вокруг, — добавил кролик, — надеюсь, вам нравится.
- Му-у, — согласилась корова, даже не взглянув на него.


-Можно задать вам вопрос? — робко спросил кролик. — Я давно ждал этой возможности.
-Му-у, — равнодушно согласилась корова.


- Боюсь, что это несколько личный вопрос, но... в общем... вы просветленная?
- Му-у, — ответила корова утвердительно.


- А как это случилось, если вы не возражаете против моих вопросов?
- Му-у, — ответила корова с сомнением, тряся головой и звеня колокольчиком.


- Моя знакомая сова, там наверху, говорит, что вы, коровы, часто бываете просветленными, — объяснил кролик.
- Му-у, — ответила корова с прежним равнодушием.


- Если бы она бодрствовала, мы могли бы спросить у нее, но в это время дня она спит.
- Я всегда бодрствую, — фыркнула сова. — Я закрываю глаза, потому что сияю слишком сильно в дневное время.


- У нас гость, — произнес кролик, — моя жвачная знакомая, и требуется твое присутствие.
- Коровы — священные девочки, — ответила сова, — а я всегда присутствую, как никакая вещь. Моя внешность — лишь то, что воспринимается органами чувств любого чувствующего существа. Я, в действительности, всегда присутствую как мое отсутствие.


- Вы слышите? — спросил кролик корову. — Она всегда, на самом деле, бодрствует в каком-то смысле и тепло вас приветствует.
- Му-у, — сказала корова, захватывая ртом другую порцию свежей травы и глядя вверх.


- Она признала, что она просветленная, — объяснил кролик, — но, кажется, она не уверена, как это произошло и когда.
- Это не произошло, — фыркнула сова, — и нет никакого «где», в котором это могло произойти.


- Но почему? — спросил кролик изумленно.
- Только реальная сущность может быть просветленной, — указала сова, — а таких не бывает. Разве не таков твой опыт? — спросила она корову.


- Му-у, — согласилась та, радостно жуя.


- Но как такое может быть? — спросил кролик.
- Один знаменитый индийский мудрец нашего времени говорил каждому, что то, что они сомнительно называют «реализацией», уже существует и что никакие попытки не приведут к обретению этого, поскольку это не есть что-то, что может быть обретено.


- И ему верили? — спросил кролик.
- Очевидно, нет, — отметила сова. — Мне говорили, что ежегодно каждое заинтересованное феноменальное двуногое пишет, читает или говорит об этом, «медитирует» и практикует черт знает что, чтобы достичь этого.


- Звучит довольно глупо! — смело сказал кролик. — Вы думаете так же? — спросил он корову.
- Му-у, — ответила корова, кивая головой и позванивая колокольчиком.


- Только двуногие делают это, — указала сова. — Тот же индийский мудрец говорил, что «реализация», или «освобождение», как они это иногда называют, — это «избавление себя от иллюзии того, что ты не свободен».


- И даже это их не убедило? — спросил кролик.
- Быть убежденными — не то, чего они хотят, — объяснила сова, — поскольку это лишит их их драгоценных «я».


- Может быть, они с большей готовностью послушали бы древних мудрецов? — продположил кролик.
- Древний китайский мудрец говорил, что «не будучи связанным, нет нужды искать освобождения». Разве можно выразить это более просто и сильно?


- Едва ли, — согласился кролик задумчиво. — Вы согласны? — спросил он корову.
- Му-у, — промычала корова утвердительно, слизывая большую порцию травы.


- Другой китайский мудрец, один из величайших, утверждал, что «внезапно пробудиться к тому факту, что твой ум есть Будда, что нет ничего, что могло бы быть достигнуто, и нет никакого действия, которое можно было бы совершить, — вот что такое Высший Путь, вот что значит быть как Будда», — добавила сова.
- Определенно так! — сказал кролик. — Но как быть с так называемым «освобождением»?


- Это то же самое, — проухала сова. — В любом случае, как говорил другой древний мудрец: «"Освобождение" — это просто освобождение от представления о том, что есть кто-то, кто может быть свободен!»
- Так что, в конце концов, они ищут? — спросил кролик в раздумье.


- Для разнообразия, ты скажи нам, а мы уточним у твоей знакомой, — предложила сова любезно.
- Ладно, — сказал кролик, обхватывая голову лапами. — Может быть, так: когда феномен осознает, что он есть, он «пробуждается», «освобождается», или «просветляется»?


- Му-у, — возразила корова, громко звеня колокольчиком.


- Простите, если я не прав, — пробормотал кролик подавленно.
- Неплохо для зайки, — сказала сова добродушно, — но ни один феномен не способен на это!


- Простите! — повторил кролик смиренно. — И что?
- То, чем феномен является нефеноменально, осознает то-что-он-есть как феномен, — объяснила сова. — Спроси свою знакомую.


- Му-у! — ответила корова, кивая головой и позвякивая колокольчиком, а затем отвернулась и слизнула еще одну большую порцию сочной травы.

28. Диатермия [глубокое прогревание]

- Какой-то странный запах сегодня вечером, — сказал кролик, — горячий и сернистый. Что бы это могло быть?
- Сера, очевидно, — ответила сова, — должно быть, это дракон.


- Там наверху это, может, нормально, — сказал кролик, — но здесь внизу опасно!
- Вовсе нет, — ответила сова, — это западные предрассудки. Драконы самые дружелюбные животные, об этом известно всем восточным людям. Собери несколько фиалок! Драконы — славные малые.


- Тебе лучше знать, — согласился кролик с некоторым сомнением, — но по мне слишком горячо.


- Доброе утро! — сказала сова. — Рада тебя видеть. Как поживаешь?
- Неплохо! — ответил дракон. — С гостеприимством здесь не очень. Кажется, люди на Западе боятся меня, хотя я всегда стараюсь оказать им услугу, когда это в моих силах.


- Я знаю, — посочувствовала ему сова, — холодные типы избегают... сердечности.
- Ничего не поделаешь, — вздохнул дракон, — мое сердце теплое, что я могу сделать?


- Воздержись от экспансивности, — посоветовала сова. — Держи свои чувства при себе: такова Северная Конвенция. Но здесь тебе всегда рады.


- Да... рады, — добавил кролик, сдерживая кашель.


- Я буду стараться, — сказал дракон печально, — но рыцари в доспехах нападают на меня с копьями, будто я враг!
- Ужасно! И к тому же глупо, — посочувствовала сова. — Они даже не осознают, что убивая «Дьявола», они также убивают «Бога».


- Как это? — спросил кролик удивленно.
- Взаимозависимые концепции, — ответила сова. — Как может одно быть чем-то без другого? Совершенно бессмысленно.


- И что? — спросил кролик.
- Или оба или ни одно из двух, — заявила сова. — Относительная чушь! Трудно заставить таких парней осознать истину.


- Бедные парни думают, что я дух того, что они называют «злом», — дьявол, фактически, — потому что я сердечный, или, как они говорят, «горячий». Но я должен попытаться, — объяснил дракон, — это смысл моего существования.


- Я уверен, что вы часто добиваетесь успеха, — успокоил его кролик, срывая горсть тимьяна.
- На Востоке — да, — согласился дракон, — множество людей могут видеть сквозь чепуху относительности.


- Но разве «добро» и «зло» — это одно и то же? — спросил кролик удивленно.
- В их отсутствии, конечно, — заметила сова.


- Так приятно найти здесь тех, кто понимает, — вздохнул дракон, сжигая дотла своим дыханием дикий розовый куст.


- А что есть их отсутствие? — спросил кролик.
- Отсутствие любой относительной псевдосущности, которая могла бы вообразить себе разницу, — объяснил дракон.


- Их псевдосущность, — вмешалась сова, — это вечное препятствие, которое держит их в псевдосвязанности.


- И как мы избавляем себя от нее? — спросил кролик, укрываясь за бревном.
- «Мы» — никак, — объяснила сова. — Нет никаких «мы», которые «избавляют», и никаких «себя», которые могут «избавиться» от чего бы то ни было.


- Тогда кто это делает? — спросил кролик в растерянности.
- Я, — заявила сова. — Спроси нашего друга.


- Совершенно верно, как ты сказала, это делаю Я, — согласился дракон, извлекая свою «жемчужину» и поджигая кучку сухих листьев.


- Но... но, — пробормотал кролик, отпрыгивая за спину дракона, — все, что мы говорим, говорим «мы»!
- В этом-то и проблема, — объяснила сова сквозь дым, — всегда остается какое-то «мы», которое думает.


- Ты абсолютно права! — согласился дракон, гоняясь за своей «жемчужиной» вокруг дерева. — Пока есть «мы», которое думает, все сказанное будет чепухой.


- Но почему так? — спросил кролик, отпрыгивая подальше.
- Потому что мысль относительна, а истина абсолютна, — объяснила сова коротко.


- Но что же делать? — прошептал кролик, задыхаясь от дыма, и впился в лист зеленого шалфея.
- Нет ничего, что можно было бы «делать», — ответила сова, пощелкивая клювом, — есть только действие, которое делаю Я.


- Но как я могу делать это? — спросил кролик между приступами кашля.
- Скажи ему, друг мой, — сказала сова дракону. — Он хороший зайка и иногда понимает. Твое прогревание может проникнуть глубоко.


- Ты сам только что сказал это, дорогой зайка, — сказал ему дракон, — «Я делаю это» — это и есть действие.


- Но ведь «я» спрашивало: «.Как я могу это сделать?», — возразил кролик.
- Совершенно верно! Если ты чувствуешь, что за твоими словами все еще стоит «какое-то я», знай, что «змея по-прежнему в поленнице», — указал дракон.


- Так что же мне делать? — спросил кролик в растерянности.
- Пусть оно выгорит дотла! — просто сказал дракон.


- Но кто сделает это? — удивился кролик.
- Я, — сказал дракон, — это моя функция, моя Великая Функция.


- И когда ты сделаешь это для меня?.. — поинтересовался кролик.
- Ты сделаешь это как Я, — объяснил дракон.


- Но как это может быть сделано? — спросил удивленно кролик.
- Я есть все деяние, — заявил дракон. — Я просто делаю это — и объективная фантазия исчезает.


- Спасибо тебе, большое спасибо, — закашлялся кролик, — я сделаю это! — и нырнул в норку.


- Он поймет, — сказал дракон, вращая свою «жемчужину». — С твоей помощью он поймет, кто он есть.


- Твое присутствие было очень... зажигательным, — сказала сова вежливо. — Оно согрело ему сердце — настоящий зной: даже я чувствую тепло в твоем присутствии.


- Ну что ты, — ответил дракон. — Для меня удовольствие приносить тепло в жизни людей Запада! — добавил он, уносясь вслед за своей «жемчужиной» в темнеющую даль, как шаровая молния в небесах.

29. Бессмертие

- Сегодня вечером ты слишком поздно! — сказал кролик. — Полная луна уже взошла.
- Я не могу опоздать, — ответила сова, — «время» — это то-что-Я-есть.


- Относительно, конечно же? — заметил кролик.
- Абсолютное «время» называется «Бессмертием», — объяснила сова, — и это то-что-Я-есть.


- Так вот почему ты не можешь опоздать! — согласился кролик. — Но феноменально?..
- Феноменально, Я должна интегрировать мою ноуменальность, — ответила сова.


- Ты ведь не имеешь в виду, что покидаешь меня? — сказал кролик, роняя в отчаянии одуванчик.
- Покидаю тебя, зайка? — заухала сова. — Куда, по-твоему, Я могу уйти?


- Не имею ни малейшего представления, — ответил кролик с облегчением, — но жизнь без тебя стала бы очень печальной.
- Спасибо, дорогой зайка, — сказала сова, — но, видишь ли, мое феноменальное исчезновение не может на самом деле разделить «нас».


- А тебе обязательно надо исчезать? — в смятении спросил кролик.
- Исчезнет то, что соответствует твоему «ты», но Я не могу исчезнуть!


- Но как это? — спросил кролик, почесывая ухо.
- Я никогда не появлялась, как Я могу исчезнуть? — ответила сова мягко.


- Но, феноменально... — засомневался кролик.
- Ничто феноменальное не может случиться с тем-что-Я-есть, — сказала сова сонно, — поскольку то-что-Я-есть не существует относительно.


- Но как феномен?.. — снова пробормотал кролик.
- То-что-Я-есть является всем, что появляется и исчезает, и растянуто в пространстве и времени, — объяснила сова, — а Я осознаю что-Я-есть.


- Тогда что ты есть как Я? — спросил кролик растерянно.
- У меня нет личного существования как Я, — продолжила сова, — поскольку существование конечно, а Я нет.


- Ты бесконечна как «Я»?.. Да, да, — задумался кролик, — но тем не менее ты существуешь?
- Существование объективно, — сказала сова, — поэтому Я не могу им быть.


- Ты не объективна как «Я»... — повторил кролик.
- Существование относительно, — добавила сова, — а Я абсолютна.


- И не относительна... — продолжал бормотать кролик. — Тогда чем ты можешь быть? Кто ты как «Я»?
- Как может существовать какое-то «Я», кроме Я? — прокричала сова, расправляя свои огромные крылья... — Я, кто есть все и ничто... Я, кто не может даже быть Я! — закончила она неистово.


- Тогда где ты есть как «Я»? — спросил кролик, восторженно подняв уши.
- В безмолвии ума — Я ЕСТЬ! — заключила сова с силой и, расправив крылья, медленно взлетела с ветки.


Огромные крылья захлопали в воздухе, и она величественно закружила над деревьями на фоне полной луны.
Затаив дыхание, кролик наблюдал со смесью благоговения и ужаса, как она поднималась все выше и выше в небо, пока не стала крошечной Точкой над головой.

Вдруг она сложила крылья, и черная тень понеслась вниз, глухо ударилась о землю и осталась лежать комком дрожащих перьев у ног кролика.

Он долго не мог прийти в себя. А затем в лесу раздался пронзительный хохот, и сознание вернулось к нему.


- С твоего позволения, дорогой кролик, — сказала гиена, — теперь это мое дело, а не твое!
- Оставь кесарю кесарево... —пробормотал кролик, оборачиваясь к гиене, — то, что принадлежит Богу, — мое.


- И что же это? — спросила гиена, несколько растерянно.
- Если хочешь это знать, — ответил кролик, пронзительно глядя ей в глаза, — сначала узнай, что ты есть то, что Я ЕСТЬ.

В память

(процитировано, с разрешения, из Главы 79 «Посмертных Осколков»)

Я не подвержен пространству, и потому не знаю никакого «где»,
Я не подвержен времени, и потому не знаю никакого «когда»,
Пространство-время есть то, что Я есть, и ничто конечное не относится ко мне.

Будучи нигде, Я везде, будучи везде, Я нигде,
Поскольку Я не нигде и не везде,
Ни внутри, ни снаружи ни всего, ни ничего,
Ни вверху, ни внизу, ни до, ни после, с любой стороны всего и ничего.

Я не принадлежу тому, что воспринимаемо или познаваемо,
Поскольку восприятие и познание — это то, что Я есть,
Я ни за пределами того и этого, ни внутри, ни снаружи,
Потому что это тоже Я.

Я не растянут в пространстве, Я не длюсь во времени;
Все это мои проявления, все это концептуальные образы того, что есть Я,
Поскольку мое отсутствие, мое абсолютное отсутствие делает концепции постижимыми.

Я вездесущий, и как отсутствие и как присутствие,
Поскольку как Я,
Я не присутствую и не отсутствую.
Я не могу быть познан умом,
Так как Я и есть познавание, и даже «ум» является моим объектом.


КОНЕЦ

Это самая глубокая книга Вэй У Вэя, раскрывающая все аспекты понимания того, что такое «мы», «я», время, пространство, ум, мысли, Бог, любовь, жизнь, смерть и другие явления Бытия.

Сочетание бескомпромиссной манеры изложения и тонкого чувства языка Вэй У Вэя придает тексту ясность и четкость, а его изящное владение словом позволяет получать от прочтения книги истинное наслаждение.



Предисловие
ко второму английскому изданию

....Однажды один мой друг протянул мне книгу Вэй У Вэя и спросил, знаю ли я что-нибудь о ней. Он сказал, что ничего не понял и хотел, чтобы я прочитал ее и рассказал, о чем речь. Оглядываясь назад на тот момент, я понимаю, что это не было случайностью.

Той ночью я прочел всю книгу от корки до корки. Две вещи были очевидны.

Во-первых, я абсолютно ничего не понял, и, во-вторых, я знал без тени сомнения, что получил нечто очень ценное.

Неосознанно я точно знал, о чем эта книга, – от этого волосы у меня на руках встали дыбом и сердце колотилось без всякой видимой причины. На сознательном уровне мне было позволено, из-за привычки к отрицанию, ухватить лишь каждое девятое слово, и то в лучшем случае.

Стиль книги был слишком сложным, иногда даже немного педантичным и «оксфордским», но тайное послание выпустило огненный шквал поиска, не прекращающегося и по сей день.

Это было двадцать пять лет назад.
С тех пор я прочел все книги Вэй У Вэя.
Я люблю их все, как собственных детей. Каждая – неповторимая жемчужина. Я также прочел все, что кто-либо говорил или думал о них.

Сейчас мне ясно, что он оказал очень глубокое воздействие на многих ищущих, включая великого и чудесного Балсекара....

Д-р Грегори Такер

Предисловие

К любой книге о мэтаноэзисе

Читатель, который убежден, что может достичь какого-то удовлетворительного понимания себя и своего места в окружающей его вселенной, – посредством такого себя, которого он привык рассматривать как независимого индивидуума, – лишь теряет время, читая эту книгу.

Ему придется быть готовым отложить такую точку зрения и обнаружить, что
как таковой он обладает лишь кажущимся воспринимающим существованием, не имеющим абсолютно никакого значения, учитывая очевидный факт, что сам он как «реальность» и как «индивидуальное я» вообще не существует.

Среди неисчислимых – по причине исторической неизвестности – человеческих существ, пришедших к пониманию, что они – эта невообразимая необъятность, а никак не их незначительное «проявление» (как феноменов), есть несколько тысяч, о которых сохранились какие-то записи, и лишь несколько сотен из них оставили нам свидетельства своего пробужденного понимания.

Грандиозное и тотальное понимание того, что есть мы, воспринимающие существа, все вместе и каждый из нас, люди, животные и растения, – это единственный предмет данной книги.

В ее основе – рассказы пришедших к пониманию того, кто они такие, о том, что они обнаружили и как нашли это, ведь мы тоже можем обнаружить это такими же путями.

Это происходит в результате понимания, что то, чем мы кажемся, – лишь ускользающая тень, искаженное фрагментарное отражение того, что все мы есть, когда больше не считаем себя этой феноменальной видимостью.

Почему это шутка?

Потому что мы – всегда основа, и никогда, даже на секунду, не становимся мимолетной искаженной тенью.

Комичность еще и в том, что хотя по сути это просто и очевидно, для объяснений был создан несметный ряд структур – религиозных и философских.

И в этих психических конструкциях мужчины и женщины зачастую проводят целую жизнь, тщательно формируя преданную, чувствительную, а также интеллектуальную личность, которая скорее препятствует, нежели способствует окончательному пониманию.

Ведь окончательное понимание не имеет отношения к преданности, чувствительности или интеллектуальности, оно трансцендентно каждому из этих качеств и является отказом от всех трех.

С интеллектуальной точки зрения некоторая степень понимания не так уж редка и сложна, по крайней мере, говоря относительно, но лишь крошечная доля имеющих это интеллектуальное понимание достигает тотальности самого понимания, которое в абсолютном смысле и является тем, что они есть.

Причина в том, что они не могут принять абсолютное уничтожение того, что, благодаря обусловленности, привыкли считать собой.

Не могут принять, что это – лишь феномен, кажимость, полностью лишенная собственной основы и какой бы то ни было самостоятельности, снящийся фантом, подобный персонажу сновидения, тень, отражение, а вовсе не сущность.

Они усердно практикуют, следуя разным техникам и методам – религиозным и мирским, они даже посвящают этому целые жизни или то, что остается от этих жизней.

Но все тщетно, пока они цепляются за иллюзию, что они – сущности, движущиеся к какой-то цели.

Им удается осознать пустоту и иллюзорность объективных вещей, выполняя все требования школ и учителей, но пока остаются сами «они», которые делают это или даже намеренно не делают это, что бы они ни делали, какими бы неэгоистичными и «святыми» ни были их деяния, они ничего не достигнут, пока не осознают, что их объекты пусты и иллюзорны только потому, что «они» сами пусты и иллюзорны.

Их страдание и отчаяние неизбежно, но это к делу не относится, поскольку «они» в принципе не могут ничего достичь по собственной воле, как бы ни старались что-то делать или не делать.

И почти всегда, кроме исключительных случаев, настолько исключительных, что их ни в коем случае нельзя исключать,

они работают над объектами, над феноменами, над другими тенями в уме, вместо того чтобы осознать свое собственное тотальное несуществование как самостоятельных сущностей.

Такое осознание вмиг разорвало бы нескончаемую феноменальную цепь концептуализации и открыло ноуменальность, необъятность которой и есть то, что они есть.

Слова тут не помогут, поскольку слова не могут это описать. Слова как таковые – всецело продукт феноменальности и ограничены пределами феноменального. Слова могут лишь подвести к этому, очистить поверхностное непонимание и указать в нужном направлении, то есть прочь от всего, что представляют собой они сами.

Но эта начальная очистка, это общее понимание, этот последний указатель абсолютно необходимы. Это все, что мы можем предложить друг другу здесь на Западе, где нет квалифицированных учителей, чтобы наши глаза открылись и увидели ту иллюзию, которую мы привыкли считать «собой».

Однако слова, даже тщательно отобранные, отфильтрованные, отшлифованные, не могут – по самой своей природе – исполнить свою ограниченную роль, пока их читатель соотносит их с «собой», пытается использовать их для «себя» и видит иллюзорность всего во Вселенной, кроме себя самого.

Слова пропадают зря, если в основе каждого вызванного ими озарения и понимания не лежит полная нереальность себя, тотальное отсутствие себя как того, что он привык считать собой, чем он кажется самому себе и другим фигурам сновидения.

Без этого, поверьте, не обойтись: без этого аналитического понимания, этой глубокой и абсолютной убежденности, этой сияюще ясной и предельно очевидной апперцепции слова не смогут передать тот тонкий смысл, который в них сокрыт.

Однако они могли бы помочь «ему» достичь глубокого внутреннего видения своего полного отсутствия как какой бы то ни было «вещи», объекта, кроме как видимости.

В каком-то смысле он должен сделать это, несмотря на слова, поскольку слова редко указывают на ноуменальность, не неся при этом в себе поверхностного и бесполезного смысла, будучи интерпретируемыми в феноменальном контексте.

Все, что может сделать книга, подобная этой, – дать психологический, и потому концептуальный, материал, редко попадающийся на современном языке.

А читатель может прийти к ясному пониманию учения великих пробужденных Учителей, чьи слова в исчезнувшем контексте и языке часто теряют смысл в результате ошибок передачи и отсутствия метафизического понимания у ревностных и эрудированных переводчиков.

Эта книга посвящена каждому читателю, чтобы он мог использовать ее наилучшим образом – то есть никогда не забывать, что любая ссылка на «него самого», любое местоимение или существительное, неизбежное для передачи значения слов, на самом деле не имеет отношения к некоему гипотетическому независимому индивидууму, если это не указывается специально, а относится к феномену, чья видимость в объективности может быть названа и описана, но чья ноуменальность – это все, что он есть.


P. S. Еще раз: каждый читатель, занятый «саморазвитием», «самоулучшением», «самообнулением», любой работой «за» или «против» той сущности, которой он является субъективно или объективно, лишь потеряет «свое» время, читая эту книгу, а также потеряет «мое» время, потраченное на ее написание.

Если, конечно, он не придет в процессе чтения к осознанию, что читающий вовсе не является сущностью, что читатель, чтение и прочитанное есть ЭТО, ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС, которое, не являясь ни сущностью, ни не-сущностью, есть искомое, которое есть искание, искатель, который есть искомое.

Часть I

Тождественность

Лишь с полным смирением и абсолютной неподвижностью ума мы можем узнать, что мы такое на самом деле.


1 Метаноэзис

I

Любой вопрос касается только твоего смотрения или не-смотрения, делания или неделания, знания или незнания.

Он никогда не относится к самой вещи (объекту), которая рассматривается, делается или «знается», никогда не касается ее бытия или небытия.

Пока ты что-то делаешь, не имеет никакого значения, является ли это деланием или неделанием – поскольку и то и другое делается тобой.

Паравритти, метаноэзис, «разворот на 180 градусов» – это не поворот, произведенный твоим «деланием или неделанием», разворотом от утверждения к отрицанию, он вообще не делается «тобой».

Он также не делается никакой другой «сущностью». Он вообще не делается.

Это безвременное непрекращающееся праджническое функционирование нашего дхьянического небытия, которое становится феноменально присутствующим, когда нет ни делания, ни неделания, то есть когда «ум постится».

Дело не в объекте, который есть или не-есть, но в сознающем эту вещь (которая либо есть, либо не-есть), который одновременно не есть и не не-есть как сознающий.

Все смотрение, делание и познавание – это один и тот же процесс поиска «я» (смотрящего, делающего, познающего) как объекта. Почему?

Потому что некий ты (я) смотрит и так далее, и также потому что каждый объект в конечном счете есть Я.

Поиск «я» как объекта – это поиск, который представляет собой все поиски всех объектов. Таким образом, не-поиск «я» как объекта – это не-поиск какого бы то ни было объекта.
Но не есть и не не-есть именно смотрящий, а не объект.

Всегда, всегда, в любом случае и контексте. Поэтому только когда ты (я) прекращаешь смотреть, может присутствовать полное отсутствие смотрящего тебя (я), а это – «разворот на 180 градусов».

Кто смотрит?

Пока смотрит некий «кто», объекты видятся только как объекты, и пока этот смотрящий «кто» смотрит, он не может поменяться на КТО? который одновременно не есть и не не-есть.

Лишь в отсутствие как смотрения, так и не-смотрения может быть присутствие смотрения, которое одновременно не есть и не не-есть.

И это присутствие есть ты (я).

Разве не таков смысл Алмазной сутры и Сутры сердца?




II

Все еще непонятно?

Посмотрим на это так:

Никакой объект как таковой не бывает хорошим или не хорошим; это свойства, при познавании которых расщепленным умом возникает разделение на познающего и познаваемую вещь.

Но никакого познающего никогда не было, как и никакой познаваемой вещи, объекта или качества этого объекта,

это лишь расщепленные аспекты праджнического функционирования, которые мы называем познаванием.

Как только кого-то вытаскивают, выталкивают или выманивают из представления о том, что объекты как таковые с их свойствами являются такими, какими мы их воспринимаем органами чувств и интеллектуально интерпретируем,

и этот кто-то постигает, что их объективное существование, так же как и наше, всецело воображаемо, то несомненно ведь он может понять, что все, что они есть, – это их источник?

Немного сложнее понять, что их
источник как таковой, субъективно, – это все, что они есть даже объективно.

И тогда лишь остается осознать, что
то, что мы ищем, есть то, что ищет.

2 Тождественность двойственности и недвойственности

Мудрец не проводит различия между двойственностью и недвойственностью (адвайтой), поскольку он не сознает их как разное.

Объективная божественная природа и субъективная божественная природа идентичны.

Такое я, которое смиренно молится Богу, и такое я, которое, перестав быть личностным, стало Богом, в основе своей не различаются, таким образом, смиренно молиться Богу и безлично быть Богом – по существу одно и то же.

Быть собой безлично – то же самое, что «самому» безлично быть «кем-то другим».

Соответственно, окончательное понимание Мудреца таково:

Я – больше не «я»; то, что не есть «я», есть все, и это и есть божественная природа.


Замечание:

Это также объясняет три степени понимания в буддизме:

(1) когда горы и реки сознаются как таковые: субъект видит объект;

(2) когда горы и реки больше не сознаются горами и реками: объект видится лишь как субъект; и

(3) когда горы и реки снова сознаются как горы и реки: субъект и объект видятся нераздельными.

Вот почему «путь» часто описывают как различение между объектом и субъектом: то есть объекты во временности перестают сознаваться как объекты.

3 Что такое ум?

I

Воспринимаемая органами чувств вселенная является, таким образом, объективным аспектом ума. Никакого другого объективного аспекта ума нет.

Другими словами, объективно он не существует как «ум».

Принимая во внимание, что объективно ум есть не что иное, как воспринимаемая органами чувств вселенная, субъективно он не может быть также и ничем другим.

Поскольку то, что он есть, субъективно, не может быть никакой «вещью», он не может быть ничем иным, кроме того, чем он является в объективизации.

Поскольку не может быть никакой «вещи», которой ум мог бы быть, он неизбежно должен быть тем, что мы есть и что также воспринимает проявленную вселенную.

Следовательно, поскольку и объективно, и субъективно проявленная вселенная есть «ум» и наоборот, то проявленная вселенная является тем, что мы есть как объективно, так и субъективно.

И здесь абсолютно нет никакого места для двойственности:

объективность растворяется в субъективности, а существование субъективности не сознаваемо, кроме как в объективности.


Это выражается в прозрении того, что Апперцепция – это то, что мы есть, и то, что мы есть, – это Апперцепция [ощущение, уже воспринятое сознанием].

Это, без сомнения, можно рассматривать как функциональный аспект сущностного бытия, или праджни как функционального аспекта дхьяны.

Ведь именно поэтому, не так ли, Таковость Такова?



II

Семнадцать простых слов

Все воспринимаемое – это просто то, что называется «умом», а то, что называется «умом», – это просто восприятие всего.

Кто сделал это?
Нет никакого чертика из табакерки, нигде!

Так о чем тогда остается писать?


Замечание:

(1) Два очень простых небольших утверждения, скорее даже очевидных?

Но давайте не будем обманываться их простотой. Возможно, если заглянуть в них достаточно глубоко, может заняться рассвет?


Замечание:

(2) Хуанбо на эту тему по своему обыкновению повторяет:

«Поэтому говорят:

“Воспринимать явление – значит воспринимать Природу Вселенной, поскольку явление и Ум – одно и то же”».


«Тот, кто в своей узколобой попытке достичь состояния Будды ненавидит чувственный мир, тот тем самым поносит всех Будд во Вселенной».


«Мой совет вам: избавьтесь от всех ваших прошлых представлений об изучении Ума или его восприятии».


«Ни при каких условиях не проводите различия между Абсолютом и воспринимаемым миром».

4 Что такое Ум?

III

«Любитель шампанского»

Этот бокал шампанского…

Я вижу его цвет, я слышу его пузырьки, я вдыхаю букет его аромата, я смакую его вкус, я чувствую его прохладу и бесформенность, и я знаю его качество. Фактически я полностью познаю его.

Что я познал? Шампанское.

Но что это такое?

Концепция, концепция шампанского.
Чем оно может быть, помимо его познавания? Чем еще оно может быть?

Если бы оно было чем-то другим, как узнать, что это что-то другое и что это вообще такое? Только через познание. Можно ли узнать что-то каким-то другим способом?

Тогда что познало его? Его познала неопределимая концепция под названием «ум».

Что это за неопределимая концепция? Будучи концепцией, она также является познанием – «познанием», познающим «познание»?

Является ли это тем, что познает?
Чем еще оно может быть?

Если бы оно было чем-то другим, откуда мне знать, что это что-то другое и что это такое?

Что еще может быть, чтобы знать это или что угодно вообще?

Значит,

«ум» – это познающий, и познаваемое – тоже «ум». Они есть «это» – и то, что познает, и то, что познается.

Где во всем этом я?
Я должен быть и этим и тем, и субъектом и объектом!

Очевидно и неизбежно, я должен быть этим «умом», который кажется познающим, а также тем шампанским, которое кажется познаваемым, – познающим и познаваемым, обоими и ни одним из них, всем и ничем.

«Я» – любитель шампанского!



Замечание:

– О чем ты говоришь?
Это вино, произведенное из винограда, декстрозы и фруктозы, преобразуемых ферментами в алкоголь, кислоту, двуокись углерода и т. д. и т. п.

– Неужели? И откуда ты это знаешь? Память? А что такое память? Концепции. Результат познавания, называемый «знанием».

«Познавание», познающее «познавание».

5 У каждой психики есть своя соматика [тело]

Да, воистину, и у каждой соматики есть своя психика. Не бывает одного без другого.

Прелестная пара феноменальных противоположностей, очень симпатичная пара концепций, все еще не познанных в совершенстве, в частности, эта юная леди.

В остальном такая же, как все другие взаимозависимые и взаимодополняющие составляющие.

Но есть в них одна странность, довольно исключительная: они воспринимаются как одно и называются «я», тогда как, подобно всем остальным, они тождественны лишь в своем взаимном отрицании.

Вот что в них не так.





6 Сближение I

Профессору Вальтеру Либенталю


Праджня

Праджня – это Свет, ищущий тьму и никогда не находящий ее, поскольку там, где Свет, тьма исчезает, так как тьма есть отсутствие присутствия Света.


Праджня – это Знание, ищущее неведение и никогда не находящее его, поскольку там, где Знание, неведение исчезает, так как неведение есть отсутствие присутствия Знания.


Праджня – это Функционирование, ищущее покоя и никогда не находящее его, поскольку там, где Функционирование, покой исчезает, так как покой есть отсутствие присутствия Функционирования.


Праджня – это Субъект, ищущий объект, ищущий все искомое и никогда не находящий его, поскольку там, где есть Ищущий Субъект, искомый объект исчезает, так как искомый объект есть отсутствие присутствия Ищущего Субъекта.

7 Сближение II

Обнаружение ищущего

Когда Свет ищет Тьму,
Он находит лишь понимание, что «найденное» —
Это отсутствие того, кто искал.

Ищущий может найти лишь свое собственное отсутствие,
Поскольку то, что ищет, – это единственное, что может быть найдено.

Следовательно, вопрос «Кто я?» – это Свет,
Ищущий Тьму «меня»
И обнаруживший, что нет никакого «Кто?»,
Но есть лишь отсутствие присутствия того- что- спрашивает.


Замечание:

Почему Свет ищет Тьму? Потому что во Вселенной больше нет ничего, что он не нашел.




II

В покое – чистая потенциальность,
Функционируя, она ищет себя как другого,
Чтобы обнаружить, что отсутствие другого
Есть отсутствие, которое и есть она.

Поскольку всякое «я» есть другой
И всякий другой есть «я»;
И во всей Вселенной
Не бывает ничего другого, кроме «я».

Не найдя никакого «я», отличного от другого,
Ищущий должен обнаружить, что никакой другой не отличен от «я»,

Так что в отсутствие и «я» и другого
Возможен совершенный покой
Присутствия абсолютного отсутствия.

8 Сближение III

Отождествление

Бывает ли иной-чем-«я»,
Который никогда не имел никакого «я», не нуждался в нем и не знал его?

Бывает ли «я»,
Которое никогда не имело никакого «другого», не нуждалось в нем и не знало его?

Ища себя,
Что может найти «я», кроме как другого?

Ища другого,
Что может найти «я», кроме как себя?

Ведь другой есть отсутствие себя,
А «я» есть отсутствие другого.

9 Когда ум постится…

В форме дискурса

«Я» и «другой» – две пустые концепции, обе полностью лишены правдоподобия и обретают какой-то смысл только в своей обоюдной зависимости как явления в уме.

Нет ни «я», ни иного-чем-«я». Они не существуют, кроме как феномены.

Они есть то, что они есть, когда они не являются чем-то.

Будучи вымыслом как объекты, они представляют собой ум, познающий их внутри себя, и это познавание их – само есть их феноменальное бытие.


Проводить между ними различие – абсурдно,

отождествляться с одним из них и считать другого независимым – глупо,

требовать одного и отказываться от другого – бестолковая чушь отождествления,

поскольку они есть то, что я есть, а то, что я есть, – это то, что всё есть.


«То» не отлично от «этого», а «это» не отлично от обоих, поскольку каждое – это познавание обоих, и таково то, что я есть.


«Я» и «другой» – это образы, простирающиеся в концептуальном пространстве и концептуальном времени (длительности) и таким образом доступные восприятию как феномены, и их бытие лежит в их взаимозависимом постижении.

Для мудреца разделение на «я» и иное-чем-«я» – это просто детское «давайте представим», когда дети в кого-то играют.

10 Постигая тождественность всех противоположностей
Диалектически.

Главы 10–14

Так же как через взаимное наложение позитива и негатива в фотографической пленке противоположные элементы света и тени дополняют друг друга, вызывая взаимную аннигиляцию, так происходит и со всеми взаимозависимыми частями, позитивными и негативными концепциями, иногда называемыми противоположностями или дополнениями.

Не важно, создаем ли мы концепции сансары и нирваны, объекта и субъекта, феномена и ноумена, «я» и «другого», присутствия и отсутствия – все они представляют собой аспекты разделения ума в процессе концептуализации, называемом двойственностью.

Отсутствие этого процесса – недвойственность, или адвайта,
при которой ум не затронут концептуализированием, – есть возвращение к целостному уму, называемому «истиной чань».

Это предполагает разотождествление с феноменальным объектом, или психосоматикой, и живописно называется «просветлением», или освобождением от мнимой связанности, возникающей в результате этого отождествления.

Такое отождествление влечет за собой концептуальное расщепление цельного праджнического осознавания на псевдосубъект, познающий псевдообъект, и этот процесс приводит к кажущемуся состоянию связанности.

Субъективный элемент здесь всегда отрицателен, а объективный всегда утвердителен: нирвана, ноумен, я, отсутствие – отрицательны, а сансара, феномен, другой, присутствие – утвердительны.

И в каждом случае их слияние выливается во взаимное опровержение, упраздняющее одного и другого и оставляющее ситуацию, опустошенную от всех концептуальных элементов, кроме самой пустоты.

То же самое происходит, если мы пытаемся концептуализировать противоречащие противоположности, такие как небытие и бытие, непроявленное и проявленное, недеяние и деяние и так далее до бесконечности:

первые отрицательны, их противоположности утвердительны, а их слияние влечет за собой взаимную отмену каждого.


Следует, однако, заметить, что две идеи ни в коем случае не объединяются, поскольку такое психологически невозможно.

Взаимно противоречащие концепции просто отрицают друг друга и, таким образом, упраздняют друг друга в третьей концепции пустоты.

Так что эта целостность возникает из отмены концептуального разделения,
и такая целостность концептуально является пустотой.

Здесь, очевидно, нет никакого «срединного пути», и этот абсурдный дословный перевод вводит в заблуждение и препятствует осознанию процесса, который только что был описан.


Однако все еще остается одна концепция, которая нас связывает, – концепция «пустоты».

Рассмотрим два примера.

Когда присутствие и отсутствие как таковые взаимопоглощаются, больше нет ни присутствия, ни отсутствия, поскольку каждое из них противоречит природе другого и упраздняет его.

Основное отрицание, однако, – это отсутствие возникающего в результате отсутствия. Дальнейшее отрицание, или двойное отсутствие, есть отсутствие (того типа отсутствия, которое есть) отсутствия присутствия. И лишь оно подразумевается термином «Таковость».


Столько великих Учителей уверяли нас, что полное понимание этой изначальной тождественности концептуальных противоположностей, даже одной такой пары, само по себе будет освобождением, поскольку «увидеть» одно – значит «увидеть» все, поэтому нам не следует игнорировать важность этого видения.

Его совершенное постижение, как нам говорят, должно вылиться в неопосредованное разотождествление с псевдо (феноменальным) субъектом псевдо (феноменального) объекта, где оба являются концепциями, лишенными реальности, и чье взаимное устранение обнажает праджническое функционирование, или таковость.



Замечание:

Поскольку для некоторых авторитеты убедительны, сказанное выше оказалось дискурсивным приложением принципа двойного отрицания Шэньхуя, о котором так ясно и настойчиво говорили нам самые известные и хорошо переведенные Учители, такие как Хуанбо и Хуйхай, и которое должно стать изложением на современном языке сути Алмазной сутры и Сутры сердца Праджняпарамиты.

11 Аналитическое. I

Дискурсивный, диалектический или дискриминантный анализ так называемых противоположностей и дополнений может относиться к ним как к объектам, то есть как к существительным, и в каждом случае их взаимное воссоединение психологически будет приводить к возникающей в результате концепции «пустоты».


Все можно сгруппировать и исследовать в рамках единого аспекта Отрицания – Утверждения.

Устранение получающейся в результате концепции «пустоты», однако, может произойти в результате ее отрицания, только когда номинальные двойственности группируются в пару местоименного, или личного, «Я» и личного «ТЫ», поскольку такая проистекающая пустота является именно личной пустотой и ее отрицание должно быть именно отрицанием субъекта, а не только объекта.

Все пары так называемых противоположностей и дополнений можно сгруппировать в пару «Я» и «ТЫ» и рассматривать их ноуменально, а не феноменально, то есть предконцептуально и необъектно.

В двойственном языке выражение такого непосредственного осознавания неизбежно остается слишком двойственным, но в основе своей оно недиалектично, недискриминативно и недискурсивно.

Ввиду этого оно не является диалектически логичным и не может стать таковым, и его постижение возможно только через непосредственное осознавание.

Ноуменальное осознавание означает предконцептуальное осознавание в неделимом источнике феноменальности.

Оно требует отсутствия рационализации и овеществления, это непосредственное осознавание, не спутанное диалектическим вмешательством.


Таким образом, это понимание, осознаваемое непосредственно, может быть засвидетельствовано лишь косвенно и точно не с помощью рассуждений.


Под личным местоимением «Я» сгруппированы все элементы отрицания, к которым это местоимение можно применить, а под личным местоимением «ТЫ» – все элементы утверждения, а именно:





Есть три уровня осознавания:

1. Феноменальное восприятие.
2. Ноуменальное восприятие.
3. Недвойственное осознавание, вне концептуализации.


Феноменальное осознавание состоит из феноменального субъекта, воспринимающего феноменальные объекты.

Ноуменальное осознавание состоит из феноменальности, сознаваемой субъективно.

Недвойственное осознавание постигает феноменальность и ноуменальность как неделимое, что подразумевает растворение всех противоположностей и дополнений и отсутствие концептуализации.

12 Аналитическое. II

По аналогии с фотографией трехмерный объект запечатлевается на двухмерной плоской поверхности, свет и тени меняются местами, а третье измерение представлено ракурсом объектива.

Этот запечатленный негатив затем механически проявляется, и получается двухмерный позитив, представляющий в перспективе трехмерный запечатленный объект.

В случае с чувственным восприятием / концептуализацией сохраняется та же аналогия.

Четырехмерное восприятие переводится в трехмерные концепции, а четвертое измерение представлено течением времени (длительностью), также через негатив, который затем видится как позитив, и в обоих случаях хранится позитив.

Например, аспект Таковости (как нам приходится называть его, поскольку мы неспособны познать что-либо четырехмерное как таковое) переводится в отрицательную концепцию, и тут же появляется его утвердительная противоположность.

Когда этот процесс обращается, позитив прилагается к негативу, они уничтожают друг друга, и феноменальный результат – неизбежная четырехмерная пустота «не это, не то».

Ее нельзя представить, но ноуменально она несет в себе некий утвердительный подтекст, который, однако, не может быть трехмерной концепцией.

Самый известный пример этого процесса – чаньские понятия у син, у нянь, у вэй и тому подобное, то есть ум, мышление, действие и так далее превращаются в свои отрицания: не-ум, не-мышление, недеяние, которые, взаимно отрицая друг друга, подразумевают, то есть прямо указывают, на чистую четырехмерную необъектность, которую нельзя описать никак иначе, нельзя представить или назвать, не превращая при этом опять в утвердительную концепцию.

Таким образом, ее можно описывать, упоминать или указывать на нее лишь в таких терминах, как «ум не-ума», «абсолютная мысль», «действие недеяния» или «действие без волеизъявления», то есть совершенно нелогичных и неприемлемых указателей в пределах нашей ограниченной измерениями силы концептуализации.


Замечание:

Может оказаться полезным помнить, что каждое измерение находится под прямым углом ко всем остальным и что каждое более высокое измерение включает в себя все более низкие.

Поэтому дальнейшее неизвестное измерение, которое невозможно представить из текущего, например четвертое из третьего, можно лишь предположить из «внутри» Иисуса, и нам о нем известно лишь то, что оно включает в себя три используемых нами измерения.

Математики могут символически играть с измерениями как угодно, но то, что они выдают в результате, трудно осознать.

В текущем примере четвертое, включающее все остальные, измерение ноуменально по отношению к трехмерной феноменальности.

Точно так же, без сомнения, наше третье измерение будет ноуменально по отношению к двухмерным существам.

Все базовые измерения производятся отсюда туда – у всех измерений есть точка отсчета.

В абсолютном смысле этой точкой должно быть Я, чем бы это Я ни было.

Таким образом, Я есть точка отсчета всех измерений. И поскольку каждое из них расположено под прямым углом ко всем остальным, Я должно находиться в их общем центре, где бы и чем бы оно ни было.

И последнее.

Поскольку каждая большая поверхность или объем включает в себя все меньшие, Я должно находиться в центре континуума, который все стремятся измерить.