Вэй У Вэй

V. Суть «Сутры Сердца» — III
Пустотность Себя и Другого

«Сутра Сердца» — это одновременно и описание и демонстрация видения бодхисаттвы Бодхисаттвой Авалокитешварой, данное им по просьбе Будды.


Если бы видение бодхисаттвы воспринимало объект как таковой (как существующий объективно), у этого объекта был бы субъект, то есть тогда у видения бодхисаттвы был бы и объект, и субъект, и бодхисаттва с таким видением уже не был бы «бодхисаттвой».


Поэтому в видении бодхисаттвы не может быть ни субъекта, ни объекта, ни видящего, ни видимого, а лишь само видение, просто видение, которое есть невидение — поскольку бодхисаттва не отделён от того, что он видит.


Отсюда следует, что видение формы, которая есть объект, есть видение пустоты, поскольку проявленное есть пустота,

а пустотность здесь всегда подразумевает пустотность всего объективного, и именно этим и является бодхисаттва.


Отсюда также следует, что видение пустотности — это видение формы или проявления,

поскольку пустотность, которая есть отсутствие чего–либо видимого, когда смотрение смотрит на смотрение,

не существует как таковое, а лишь как видимость (феноменальность), когда объективируется как форма или проявление.


Видение формы неотделимо от видения пустоты, и наоборот; чем бы ни было видение формы, то же есть видение пустоты, и наоборот.


Теперь становится очевидным, что чувственное восприятие, функциональные совокупности (скандхи) и догмы (элементы доктрин) не могут иметь объективного существования в пустотности.


Они также не являются ни субъектами, ни объектами, ни функцией, ни результатом этой функции, но лишь самим функционированием.


И, наконец, само «функционирование» есть пустота, и пустотность есть «функционирование».

Таково видение бодхисаттвы, которое есть суть «Сутры Сердца».


Это также можно выразить более техническим языком, говоря, что

объекты являются собственным субъектом, а субъект как таковой есть каждый из его объектов —

поскольку ни один из них не может по отдельности быть тем, что они есть совместно,

и учитывая, что в субъекте ни один объект не может существовать как таковой, и ни объект, ни субъект не могут существовать объективно.


Такое бодхисаттвическое видение одинаково для всех чувствующих существ: мы должны сознавать именно таким образом, что

есть сознавание как таковое в тотальном отсутствии объективного сознающего и любого сознаваемого объекта.

Действуя так, мы не существуем, и это то, что мы есть.


Пустотность себя и другого — это ли то, чем является ум?

Увы, нет: пустотность себя, другого, а также ума — таков ответ.



Замечание:

Отсутствие объекта влечёт за собой отсутствие его субъекта, но «пустота» объекта оставляет субъект этого объекта незатронутым.

Следовательно, «опустошение» объекта бесполезно, поскольку необходимо именно отсутствие субъекта.

Именно сам ум должен быть «опустошён» как от объекта, так и от субъекта. Тогда не останется и «ума».

VI. Суть «Сутры Сердца» — IV

Воспринимание — I


Восприятие Бодхисаттвы прямо и непосредственно,

то есть предшествует вмешательству интерпретации со стороны того, что известно как шестое и седьмое сознания:
шестое «чувство» (Смано–виджняна), которое координирует остальные пять,
и интеллектуальное сознание (манас).


Поскольку эти «сознания» — классификаторы, лабораторный аппарат, изобретённый в Древней Индии для аналитических целей, нам требуется ссылаться на них и использовать их именно в таком ключе, а не как нечто объективно существующее.


Восприятие бодхисаттвы предшествует интерпретации со стороны вообще каких–либо способностей, поэтому,

будучи воспринятыми, объекты ещё не являются объектами:

будучи истолкованными как это или то, они всё ещё пусты (лишены черты объективности).


Говоря кратко,

они не отделены от пустоты, не превращены концептуализацией в «другие» как внешние феномены.


Даже если нормальный процесс объективизации должен быть завершён, чтобы бодхисаттва сознавал объект в его совокупности логических умозаключений,

он также воспринимает его как то, чем он был, есть и будет всегда, что, будучи безвременным и непротяжённым в пространстве, зовётся «пустотой».


Это функционирование называется «праджня» и указывает на нашу необъективную «природу».



Замечание:

Это разделение «ума» на воспринимающего и воспринимаемое вызывает к видимому существованию объекты и их субъект в созданных представлениями пространстве и длительности.


Неразделённый «ум» называется (объективно) «пустотой»,

а его разделённое и облечённое во внешнюю форму состояние сродни природе фантазии, лишённой каких–либо качеств, не относящихся к царству мысли.

Он обоснован только в воссоединении двойственности, то есть видимые объекты есть их собственный субъект, а субъект есть его видимые объекты,

где видимое существование последних обусловлено расщеплением на «воспринимаемое» и «воспринимающего».


Бодхисаттва имеет отношение лишь к чистому переживанию, поскольку он представляет «ум» до его разделения и облечения во внешнюю форму.

Воспринимание — II

Воспринимаемые объекты — это облечение во внешнюю форму воспринимающего субъекта, где субъект сам объективирован,

причём объективный аспект субъекта в качестве субъекта есть субъективный аспект объекта.


Они никоим образом не отличаются друг от друга — чем является один, тем и второй,

они не «одно», создающее множественность, и не множественность, возникающая из «одного».


Субъект — не «что–то» как субъект, иначе субъект был бы объектом.


Не будучи «чем–то», субъект не может иметь никаких свойств: субъект может иметь форму, цвет, очертания, размер или пространственные характеристики только как объект, и только как субъект может объект знать отсутствие подобных свойств.


Составить концепцию из субъекта и объекта как двух частей целого — значит придумать два объекта!

Всё, отличное от того, что ты есть (и что я есть), — неизбежно объект.

Поэтому субъектом всегда должно быть Я, и Я должно быть всем, что для меня является объектом, так чтобы каждый из моих объектов был тем, что Я есть.


Что это за «то-что-Я-есть»? Это великая и обманчивая тайна, которую нам так трудно постичь именно потому, что мы автоматически отождествляем субъект с объектом, который другие называют «нашим» личным именем.


Если бы мы могли по–настоящему осознать, что

субъект также и всегда является объектом, а объект также и всегда — субъектом, мы бы смогли глубоко понять, что ни тот ни другой не могут существовать независимо друг от друга.


Это снова представляет собой видение бодхисаттвы, в котором нет ни видящего, ни чего–либо видимого, а лишь функционирование, производящее различные эффекты в том, что мы знаем как сознание.


И это, несомненно, свобода, поскольку любая связанность — это ограничение, являющееся следствием отождествления с мнимым объектом, который не может существовать как таковой.

Нет никакой иной свободы.

Это освобождение от всего, что не есть радость.

Всё, что мы есть, — это то целое, которое проявляется через «функционирование».


Это функционирование расщепляет воспринимание на мнимого воспринимающего и мнимое воспринимаемое — два разделения, растянутые во времени, воспринимающую и воспринимаемую части в сознании,

в котором всё феноменальное проявление имеет место, пока эти две части удерживаются будто бы порознь действующей концепцией времени.


Видение бодхисаттвы — это чистое «Я-смотрение», но оно — Целое и не имеет никаких объективных качеств или аспектов.

VII. Суть Сутры сердца — V
Абсурдность ничтойности

Чжу Даоцянь (называемый Фашэнем, 286–374), один из группы монахов, изучавших и проповедовавших «Изначальное Небытие», говорил:

«Что есть небытие? Пустота без формы, из которой, однако, порождаются мириады вещей. Хотя существующее плодовито, сила порождать все вещи — у несуществующего».


При ближайшем рассмотрении обнаружится, что «несуществующее», «пустота», «небытие» и т. д., о которых столько писалось и втолковывалось до и после Фашэня, фактически

представляет собой не что иное, как философскую попытку объективировать субъективность.


Пока это не будет понятно, останется соблазн пытаться помыслить их объективно либо как «немыслимое» аннулирование и ничто, либо как равно «немыслимый» мистический источник и ключ всех вещей — альтернатива, которая кажется противоречащей, но на самом деле таковой не является.


Однако пытаться помыслить их как объекты — значит просто смотреть в неверном направлении,

так как пока привычный механизм попыток объективировать каждое восприятие, превращать всё воспринимаемое в объективную концепцию, не отброшен или не отложен в том смысле, который имеется в виду здесь, сущностное понимание не сможет развиться.


Мы можем непосредственно видеть,
что эти такие привычные «пустоты», описываемые как «несуществование, вакуум, небытие и т. п.», — вовсе не объекты и не могут быть чем–то как объекты, поскольку

они есть то, что есть их воспринимающий, и нельзя увидеть, что они существуют, есть, не существуют, или не есть, поскольку их вообще невозможно увидеть.


На самом деле тут воспринимающий подошёл к той точке в своём исследовании, когда он смотрит на то, что есть он сам.

Он зашёл в тупик в своём анализе и оказался лицом к лицу со своей собственной природой.

Но вместо того чтобы признать её как таковую и осознать, что его пустота — это то, что видит глаз, когда смотрит сам на себя, он продолжает пытаться объективировать то, что не видит и никогда не сможет увидеть, превращая это в объективную концепцию, подобно благовоспитанному и хорошо обученному философу, каковым он обычно и является.


Кажется вероятным, что некоторым это хорошо известно, но, если и так, они по–прежнему упорствуют в убеждении, что нет никакой альтернативы процессу объективизации, которым они и их читатели были обусловлены с младенчества.


Но есть, и всегда была, альтернатива, когда достигнут тупик, Абсолютный Предел концептуализации: просто обернуться назад и пробудиться к истине.

Добравшись до врат, они пытаются взломать их, не осознавая, что они уже находятся с правильной стороны.

Как концепции, эти понятия «небытия», «пустоты», «несуществования» и т. д. тщетны, бесполезны и воистину «пусты»: они лишь указывают на то, что конец пути достигнут и что путешественнику остаётся лишь обернуться назад, чтобы обнаружить, что он уже прибыл в место назначения — домой.

Тогда видно, что искомое есть искатель.

VIII. Видение бодхисаттвы

Тревожащее различие между Ничтойностью и Абсолютом, между «пустотой аннулирования» и «Пустотой Праджни» имеет силу лишь в концептуальной (двойственной) мысли субъект–объект.

Они — пара противоположностей, взаимозависимых взаимодополняющих частей, подобно любой такой паре, как, например, вакуум и наполненность, пустота и полнота, небытие и бытие, непроявленное и проявленное.

Игра такими понятиями на сансарном уровне разделённого ума создаёт прискорбную путаницу, затуманивающую осмысление видения бодхисаттвы, то есть истинное видение.

Они представляют собой извилистую тропу устранения объектов одного за другим, чтобы удалить субъект каждого из них, вместо прямого пути Высшей Колесницы (щрестха–яна), Колесницы Единого (эка–яна), Колесницы Будды (буддана), которая произрастает из самого источника и уничтожает объекты через неопосредованное уничтожение их субъекта.


Рассматриваемые феноменально, эти противоположности всегда должны быть отдельными и растянутыми во времени, поскольку никакие две концепции не могут быть помыслены одновременно, и психологические попытки достичь этого мистического единения — всего лишь бред воображения.


Но в прямом видении бодхисаттвы, доступном каждому чувствующему существу, между ними не может быть различия.

Несуществование объектов, объективная ничтойность, абсолютное отсутствие формы, какой бы то ни было «вещи», воспринимаемой чувственно или интеллектуально, тотальная пустотность и объектное аннулирование — тождественны Абсолюту, Ноумену, источнику и началу всего проявления, поскольку

в чистом Воспринимании не может быть никакой видимой «вещи», раз нет и никакой «вещи» (объекта), которая видит.


Видение, будучи абсолютной таковостью, это-стью, есть-ностью, здесь-ностью, теперь-ностью, нерастянутое в пространстве и длительности, не может знать разницу между двумя концепциями разделённого ума, различающего два противоречащих друг другу умозаключения, таких как проявленное и его источник (называемый непроявленным), бытие и небытие, форма и бесформенность, полнота и пустота.


Такие концепции — просто игра словами, вербальные фокусы, терминологические мистификации, и в действительности, как вы можете наблюдать, в большинстве примеров любой из этих терминов можно употребить в любой из этих концепций, согласно любому понятию, к которому вам захочется приложить концепции «реального» и «нереального».

Например, «бытие» феноменально, а «небытие» ноуменально, или наоборот?

Что вы называете «пустотой», а что «полнотой»? Объекты «пустотны» или «пустотность» — это субъект?
Или каждый является обоими?

Нет никакой разницы, потому что каждый может быть обоими, можно видеть каждый из них и одним и другим, и

оба они — концепции, и ни того ни другого нет в видении бодхисаттвы, поскольку разница между ними — это лишь концептуальное заключение разделённого ума, функционирующего как субъект и объект.


Пустота, подразумевающая ничтойность, и пустота, подразумевающая источник всех феноменов, не различны, потому что каждая - суть видение тотального концептуального отсутствия, которое есть единственное присутствие.

IX. Вездесущность

Всё, чем мы являемся ноуменально, есть божественный ноумен.

Всё, чем мы можем быть феноменально, также есть божественный ноумен.

Чем бы ни был божественный ноумен (или ноуменальная божественность), ноуменально мы есть это.

Чем бы ни был божественный ноумен (или ноуменальная божественность), феноменально мы есть это.

Это так, потому что не существует никакой «вещи», отличной от объективного феномена,

который всегда есть просто видимость, или проявление, ноуменальной божественности.


Ноуменальная божественность — это всякая объективная видимость, и

всё, что не является объективной видимостью, есть не что иное, как ноуменальная божественность.


Не существует отдельных частей ноуменальной божественности, поскольку

ноуменальная божественность — это необъективность, которая, будучи субъективным источником концептуализации, не может быть её объектом.

Поэтому ноуменальная божественность не ограничена концептуальными рамками, такими как пространство–время.

Без пространства и времени не может быть ни одного (целого), ни частей.

Может быть лишь вездесущность.



Замечание:

Разве это не объясняет «Сутру Сердца», поведанную бодхисаттвой и рассказывающую о видении бодхисаттвы?

И разве «Сутра Сердца» не содержит в себе объяснение всего, что должно быть понято?

Часть четвёртая

Нет ни творения, ни разрушения,
Ни судьбы, ни свободы воли,
Ни пути, ни достижения.
Это окончательная истина.

Шри Рамана Махарши


Так было до того, как он это сказал, так есть сейчас, и так будет всегда, потому что времени нет.



43. Разоблачение двойственности

Концепция противоположностей — следствие концепции времени: это результат феноменального расширения событий в контексте длительности, как, например, до и после, быстро и медленно, рано и поздно.


Это также следствие концепции пространства: результат феноменального расширения в нём, как, например, лево и право, верх и низ, длинное и короткое.


Из концепции пространства–времени возникают взаимозависимые противоположности, такие как субъект и объект, утверждение и отрицание, инь и ян, меняющиеся во времени и разделённые в пространстве.


Ни один из элементов любой пары противоположностей или дополнений не имеет какого бы то ни было существования, кроме концептуального, и их анализ возвращает их к источнику.


При наложении элементы каждой пары концепций устраняют друг друга, и результат феноменально пуст, а ноуменально — это небытие, или непроявленность, то есть тотальное отсутствие феномена и тотальное присутствие ноумена.


Таково разоблачение двойственности.



Замечание:

Важно помнить, что иногда отрицание — например, небытие — используется не как противоположность утверждения, а чтобы указать на равнодействующую взаимного отрицания обоих — ни одно, ни другое, — также называемое двойным отрицанием. В этом случае оно означает ноуменальность.

Это и есть глубинный смысл «Алмазной сутры» и «Сутры Сердца», «Познания ума» Падмасамбхавы, ядро доктрины Хуйнэна и Шэньхуя, а также краткая суть самой Великой Колесницы.

Нам требуется «понимание», не только чтобы вплести его в имеющуюся объективную структуру, но чтобы стать им субъективно.

Это субъективное присвоение включает смещение центра, немедленным результатом которого становится видение бодхисаттвы, или праджня — видение,

чьей основной характеристикой является прекращение автоматической толковательной объективизации и замещение её прямой ненамеренной апперцепцией.

44. Тени

То, что называется «отождествлением», есть результат обусловленности,

когда тень принимается за то, что её отбрасывает, за источник тени, то есть за всё, чем они оба являются — вместе или в видимой разделённости в пространственном измерении.


Наверное, можно даже сказать, что

не только тень принимается за то, что её отбрасывает, но и что отбрасывающее её — если вообще осознаётся — принимается за тень.


Но тень не наделена собственной жизнью, у неё нет своей природы, характера, отличительной черты.

Всё, что она собой представляет, лежит в её источнике, чьим феноменальным отражением она и является, —

искажённым, неполным, ограниченным двумя измерениями, безостановочно меняющимся и совершенно лишённым сущности, — абстракция, «видимость», иллюзорно отделённая от своего источника.


Однако все действия тени, любое её воспринимаемое проявление не совершается источником,

а есть объективированное отображение некоего движения этого источника.


Подобным же образом чувствующие феномены лишены сущностного измерения их источника, это лишь видимости, иллюзорно отделённые от своей основы — то есть ноумена, которым они и являются.




45. Ви́дение, ви́дение, ви́дение…

— Зачем смотреть наружу? Там можно увидеть лишь объекты! Обернись и посмотри внутрь.

— Тогда я увижу субъекта?

— В этом случае ты смотрел бы на объект. Объект таков, в каком направлении на него ни смотри.

— Я не увижу себя?

— Нельзя увидеть то, чего нет!

— Тогда что я увижу?

— Возможно, ты увидишь отсутствие себя, которое и есть то, что смотрит. Оно было названо «пустотой».


Бумеранг

Каждый раз, видя объект, ты созерцаешь субъект этого объекта в его объективном проявлении.

Каждый объект — зеркало, отражающее смотрящего.

46. Иллюзия просветления

Если у тебя есть базовое понимание, что первичная природа Будды — это природа всех чувствующих существ, тогда ты поймёшь, что

всякий, кто полагает, что некое действие может привести к «просветлению», поворачивается к истине спиной:

он думает, что есть «он», который может «просветлеть», в то время как «просветление» — это название состояния, в котором вообще нет обособленного индивида и которое присуще вообще всем чувствующим существам,

это название того, чем они являются, но что недоступно понимаю тех, кто считает себя обособленными индивидами.


Вот почему только действие недеяния, практика непрактики, немотивированное ненамеренное функционирование может привести к этому пониманию или пробуждению, и почему любое деяние, практика или намеренная стратегия — непреодолимый барьер к такому пробуждению.


Ошибка зависит от глубоко укоренившейся ложной веры в само существование индивидуального существа.

Это становится более очевидным, если сказать, что ни один феномен не может стать просветлённым, поскольку просветление нефеноменально: это ноумен.

Нефеноменальное в чувствующем существе, описанное выше как «первичная природа Будды», не нуждается ни в каком «просветлении», поскольку это оно и есть.



Замечание:

«Действие», требующее «усилия», подразумевает «намерение», которое есть волеизъявление — то есть функциональный аспект «я»-концепции.

Нетрудно осознать, что такое «действие» не может привести к пробуждению от отождествления с «я»-концепцией!

«Пробуждение» — это пробуждение к неизменному просветлённому состоянию.

«Немотивированное ненамеренное функционирование», упомянутое во втором абзаце, как постоянный способ «проживаемости», есть скорее результат пробуждения, а не ведущий к нему «метод» или «практика».

Это также сам Путь, способ жизни в контексте Дао.

47. Говоря грамматически

С практической точки зрения одна из главных помех к пониманию послания наставников лежит просто в частях речи, используемых для передачи их учения.

Говоря кратко, существительные используются там, где значение можно передать только глаголами.

Нельзя во всём винить современных переводчиков, хотя по большому счёту ошибки возникают из–за недостатка понимания всех промежуточных звеньев.

Будда говорил на магахи, а его учение было записано много лет спустя на пали и санскрите. Очень немногие из наших авторитетов оставили письменные источники, и то, что после них осталось, прошло через множество рук, прежде чем попало к нам.

Индийская махаяна вышла из Индии много веков назад, но до нас дошла после развития и практики в Китае, а в китайском письме части речи практически отсутствуют.

И вдобавок современные языки, особенно французский с его картезианской традицией, глубоко укоренены в объективных формах, поэтому бывает трудно, а иногда невозможно, выразить мысль кроме как в чисто объективной манере.

Но суть послания наставников заключается именно в том, что

объективируемое не является истиной как таковое, и то, что мы есть, можно понять, только перестав «осознавать» таким образом.


Пока существительные используются для выражения какого–то учения, это учение будет иметь дело с объектами как таковыми, физическими или ментальными, но

суть учения может быть передана только посредством глагольных форм и глаголов, поскольку учение имеет дело с функционированием, а не с чем–либо номинальным, которое функционирует или приводит к функционированию, что является чистым умозаключением.

Это относится к каждому аспекту учения. Например, Время и Пространство — это не «вещи»: в образе существительных мы воспринимаем их совершенно неправильно, поскольку они могут быть максимум прилагательными — в зависимости от функционирования, использующего их как концепции.

А «скандхи», или чувства, различные концептуализированные виды или степени сознания, являются функционированием и могут быть выражены только глаголами, или, в подчинённом положении, наречиями. Согласно учению, как объекты они не существуют.


И даже в этом случае выражение будет неточным, поскольку очевидно, что любая истина, включая саму истину, не может быть выражена, на неё можно только намекнуть или указать, потому что концептуально никакой истины не существует.

Важный факт заключается в том, что использование существительных указывает в прямо противоположном направлении от того, что может стать указателем, и, тем самым, сводит на нет представление учения, делая из него бессмыслицу,

а использование глаголов и отглагольных частей речи допускает предположение и указание настолько прямое, насколько это вообще возможно.

При использовании существительных непонимание неизбежно, и в лучшем случае читатели убедят себя, что уловили технически невозможное слияние противоречий в терминах,

а при использовании глаголов необъектное постижение немедленно становится возможным.

48. Чей ум?

В следующий раз, когда кто–то будет говорить о «его» или «вашем» уме, давайте спросим, кто в принципе может обладать таким предметом!

Хуанбо в девятом веке в Китае и Шри Рамана Махарши одиннадцатью столетиями спустя оба ответили одними и тем же словами, каждый на своём языке, посетителю, пользующемуся такими понятиями, — их слова, ироничные и полные юмора, были следующими: «А сколько у тебя умов?»


В пещере Дуньхуан был найден манускрипт некоторых высказываний Бодхидхармы, записанных его учениками.

Одно из них звучит так:
«Что такое ум Будды?»,

и ответ Бодхидхармы:

«Это твой единственный ум.

Когда ты постигаешь его субъективно, он может быть назван Таковостью. Когда ты постигаешь его неизменность, он может быть назван Дхармакайей.

Это не вещь, поэтому он может быть назван Освобождением. Его действие неощутимо, не затронуто объектами, поэтому он может быть назван чистым Дао.

Не будучи рождённым, он никогда не умрёт, поэтому его можно назвать Нирваной».



Это не «твой» ум, конечно же: «ты» — всё, чем ты можешь быть, — являешься им.


Кем бы ни был Бодхидхарма — простым монахом шри–ланкийской школы или кем–то ещё, где бы он ни жил, если жил вообще, разве приписываемые ему слова не раскрывают саму суть?



Замечание:

Мы все непрерывно сталкиваемся с его объективированным отражением в феноменальной жизни,

но его необъективная природа — это у-нянь, которая не может быть объективирована как сознание.

49. В технических терминах — II

Кажущаяся загадка

Феномены как феномены не могут быть источником феноменов, и, тем не менее, поскольку они не могут быть чем–либо кроме как собственным ноуменом, в абсолютном смысле они неотделимы от своего источника.


Поэтому как объекты мы можем быть лишь видимостью, но как объекты мы не являемся субъектом нашей видимости.

Тем не менее, поскольку как объекты мы не можем быть чем–либо кроме как собственным субъектом, в абсолютном смысле мы неотделимы от своего субъекта.


Этот субъективный ноумен, однако, всегда трансцендентен, лишён объективного существования и потому не может рассматриваться даже как «одно».


Вот почему

феноменально, как говорится, «нас нет» — то есть мы лишь видимость, а ноуменально «нас нет» как объектов, поскольку ноуменально мы — субъект и, как таковой, не существуем как объекты.


Поэтому говорят, что

мы «ни есть, ни нет», потому что никогда не могло быть никаких «нас», кроме как объективных видимостей, и то-что-мы-есть, — это отсутствие обеих концепций.


Как это становится просто и очевидно, когда выражается в терминах, к которым мы привыкли!




Я есть — но нет никакого «я»


Пока мы верим, что мы — объект, идея «я» всегда будет присутствовать.

Но когда мы осознаём, что то, что мы есть, не может быть объектом, идея «я» неизбежно исчезает.

Потому что идея «я» сама является концептуальным объектом, а ничто объектное не может быть тем, что мы есть.




Определение необъектных отношений

Нет ни объектного себя, ни объектного другого, есть лишь это взаимное отсутствие, которым мы ноуменально являемся.

Там, где нет концепции разделения, не может быть никакой эмоциональности.

Нет и отношений, только целостность.

И «целостность» сходна с «исцелением» и «непорочностью», и в ней есть чистая радость неэмоциональности.

50. Говоря ещё проще

Всякая воспринимаемая «вещь» — продукт ума.

Как «вещи» мы являемся этим,
И как нечто отличное от «вещей» мы также являемся этим.

Каждое проявление, таким образом, — продукт ума.

Чем бы мы ни были в проявленном — это продукт ума.

Чем бы мы ни были в том, что отлично от проявленного, — это сам ум.

Поскольку ум проявляется лишь в проявленном,
Сам он — непроявленное.

Это то, что мы есть, когда отличны от проявленного.

Таким образом, мы, чувствующие существа, есть сам ум проявляющийся,

И, объективно, ум, проявляющийся как «вещи».

Ноумен, как определяет термин, есть ум.

Феномен, как определяет термин, есть видимость.

В непроявленном мы ноумен,
В проявленном мы видимость (феномен).

Они не отделены, не более отделены, чем вещество и его форма.

Их различие в видимости, которая есть у одного и отсутствует у другого.

Почему так?

Потому что в проявлении ум разделяется на наблюдателя и наблюдаемое.

Наблюдаемое — видимость,

Его наблюдатель — противоположность видимости,

Двойственные аспекты проявляющегося ума.

Знание того, что наблюдаемое не существует
Отдельно от наблюдателя,

Знание того, что наблюдатель не существует
Отдельно от наблюдаемого,

Восстанавливает единство разделённого ума.

Тогда нет другого и, следовательно, не может быть себя.

Тогда нет себя и, следовательно, не может быть другого.

Без протяжённости в пространстве, без длительности во времени,

В целостном уме,
Нет существ, чтобы страдать, испытывать боль или удовольствие,
Ненавидеть или любить.

Исчез вместе с эго бич волеизъявления,

Ум как концепция отсутствует абсолютно,
Чистая ноуменальность, некому её осознать,

Ничем не сдерживаемые и сияющие — это всё, что мы есть.

51. Конец иллюзии

Воспринимать моток верёвки как змею — это иллюзия;

Перестать воспринимать змею — значит воспринимать моток верёвки тем, чем он является.

Воспринимать моток верёвки как моток верёвки — всё ещё иллюзия.

Перестать воспринимать моток верёвки как моток верёвки — значит воспринимать предполагаемый моток верёвки, чем бы ни был предполагаемый моток верёвки.

Чем бы ни был предполагаемый моток верёвки, он свободен [пуст] от концепции мотка верёвки,

Потому что пустота — это воспринимание самого воспринимания,

Поскольку воспринимающий восприятия змеи и восприятия верёвки должен уйти со своими объектами,

оставляя лишь воспринимание — то есть то, что есть, или таковость.




Тождественность

Пустота, которая есть ничто (не форма), которое есть ноумен, который есть субъект, который есть я,

И множественность, которая есть видимость (форма), которая есть феномен, который есть объект, который есть другой, —

Неотделимы и являются аспектами друг друга, взаимозависимыми противоположностями.


Обоюдно противоречивы как концепции разделённого ума, но в их источнике в целостном уме, предшествующем концептуальной двойственности, в отсутствие объективной интерпретации, —
Их тождественность абсолютна.


Мы должны увидеть и понять, что

их объективная интерпретация как противоположностей — иллюзия,

а их абсолютная тождественность — конец иллюзии, то есть пробуждение от иллюзии.


Когда становится ясно, что

объект всегда, неизбежно является своим субъектом,

— а чем ещё он может быть? —

что другой всегда должен быть собой, феномен — ноуменом, видимость — бесформенностью (своим необъектным источником),

а множественность — пустотой Абсолюта,

эта тождественность концептуальных противоположностей становится очевидной.


Вот почему иллюзия и конец иллюзии (иногда называемые Неведением и Просветлением) — одно и то же, и если воспринимаются именно так, значит, воспринимает «просветлённый» ум (целостный ум).

Учитывая вышесказанное, воспринимаемое есть воспринимающий, — и точка.

52. Давайте сделаем это

Без разделения на ноумен и феномен, достигается высшее сознание и создаётся правильное понимание среди чувствующих существ.

Это называется методом опоры на феноменальные вещи для прояснения истины.

Фацзан, 643–712, из «Золотого Льва»


Фацзан был основателем школы хуаянь, основанной на «Аватамсака–сутре», с философской точки зрения самой развитой формы буддизма и, возможно, завершающей учение школы вэйши, основанной знаменитым монахом Сюаньцзаном (596–664), который совершил путешествие в Индию и с которым они вместе работали какое–то время.

Обе школы существуют и по сей день. Школу хуаянь иногда называют «Школой цветочной гирлянды», называемой в Японии кэгон. Школа вэйши называется «Школой чистого сознания» и, философски, «Школой только сознания».

Совет разумен, и источник его безупречен.

***

Без ноумена нет феномена, и нет ноумена без феномена.
Без объекта нет субъекта, и нет объекта без субъекта.
Вне «многих» нет отдельного «одного», и нет «многих» вне «одного».
Это аспект того же учения, но воистину он говорит сам за себя.


***


Когда мы достигаем просветления, иллюзорное становится реальным, и никакой другой реальности не остаётся.

Фацзан, «Хуаянь хуань юань гуань» («Созерцание возвращения к истоку цветочной гирлянды»)


***

До Пробуждения я-и-другие по–разному ощущаются, бытие-и-небытие по–разному воспринимаются;

после Пробуждения вещи и я одинаково забываются (исчезают), бытие и небытие видятся одним и тем же образом.

Тождественность бытия и небытия, себя и других, ведёт к просветлению.

Се Линьюнь, также известный как Се Юнцзя, 385–433, «Разговоры об Основах»


Здесь Се Юнцзя приводит и обсуждает слова великого Даошэна (360–434), основателя чань–цзун в Китае примерно за три поколения до Бодхидхармы.

Даошэн с группой монахов, среди которых наиболее известны Сэнчжао (374–414), чья «Книга Чжао» была переведена Вальтером Либенталем и который, как и Даошэн, был учеником Кумарадживы, и Се Юнцзя (385–433), разработали учение, впоследствии получившее известность как чань (в Японии — дзэн).


Они придали ему такое совершенство простоты выражения, что никто из последующих наставников не смог с ними в этом сравняться.

Следует отметить, что учение подчёркивает с самого начала, что весь вопрос в воспринимании — либо целостным умом пробуждённого, либо посредством разделённого ума отождествлённого.

Это опять есть Видение Бодхисаттвы, выражаемое в чём–то ещё.

Вещи, факты, объекты, выраженные как существительные, просто не существуют, всё является функционированием, и на истину можно указать (насколько это вообще возможно), лишь используя глагольные формы речи для описания того, что обычно переводится нами как существительные, например бессмысленная «мудрость» и множество других вводящих в заблуждение терминов.


***


«Здесь мы находим соединение даосских и буддийских концепций. То, что мы называем „воздаянием“, рождается в деятельности ума.

Наша цель, таким образом, — реагировать на внешние ситуации без вмешательства ума, поскольку это позволяет сохранять физическую активность, однако исключает ментальную деятельность.

Это путь для преодоления цикла перерождений, поскольку тогда наши действия не влекут никакого воздаяния».

Это спонтанное реагирование без намеренных действий.

Выше приведён комментарий Фэн Юланя на «Объяснение воздаяния» Хуйюаня (334–416, основателя «Школы Чистой Земли»), содержащего учение утерянного труда Даошэна по этому вопросу.


Под «воздаянием» имелось в виду то же, что сейчас называют «кармой».


Даосские вкрапления в китайский буддизм очень ценны. Насколько мне известно, на Западе никогда не было ни человека Дао, раскрывшего это учение на европейском языке, ни переводчика, обладающего полным пониманием, поэтому о так называемом «даосизме» написано больше бреда, чем о любой другой «религии» на земле.


Однако оно абсолютно в своей величайшей простоте и, на мой взгляд, не уступает в сути ни одному из последующих учений.

Даосизм можно назвать религией вне религии и основой того, что может быть названо истиной в любом метафизическом учении.

Его сохранность в высших сферах буддизма, от которого он неотделим, — по–прежнему самая доступная форма даосизма и самый важный элемент буддизма.


В приведённой выше цитате можно оспорить слово «цель».

Лучше было бы сказать:

«Наше понимание, таким образом, должно реагировать на внешние ситуации без вмешательства».


Замечание: В двух вышеприведённых цитатах я оставил сбивающее с толку слово «просветление».

Поскольку, однако, это безвременная природа всех воспринимающих существ, его нельзя достичь, нельзя привести к нему или добиться его каким–либо иным способом, но переводчики будут использовать этот термин, несмотря на бесконечные напоминания великих наставников о его истинном значении.


Фраза в каждом случае должна быть «достичь или привести, к Пробуждению», или «пробуждению к просветлению».


***

Обобщение Фэн Юланем учения чань заслуживает внимания, поскольку его познания всеобъемлющи, он превосходит всех ныне существующих китайских философов и обладает выдающимся метафизическим видением.

Указав, что существуют различные интерпретации понятия «у», переводимого как «небытие», одно из которых подразумевает отсутствие, а другое — сознание, из которого возникает всё, он предполагает, что Сэнчжао принял первое значение, а Даошэн — второе, что впоследствии привело к двум течениям, выраженным как «не ум, не Будда» (или «ни ум, ни Будда») и «быть умом, быть Буддой» (или «и ум, и Будда»).


Я, однако, указывал, что оба течения одинаковы, и, надеюсь, достаточно объяснил, почему они должны быть одинаковы в видении бодхисаттвы.

Затем он заканчивает так: «Все чаньцы, однако, независимо от выбранного течения, выделяют пять главных пунктов:

1. Высшая Истина, или Первый Принцип, невыразима.
2. Духовное развитие нельзя развить.
3. В последнем прибежище нечего обретать.
4. В буддийском учении нет ничего особенного.
5. В том, чтобы носить воду и колоть дрова, лежит чудо Дао» (т. е. проживание без волеизъявления).

53. Видя проще

Разумеется, неоспоримо, что феномен (видимость, объект) не может совершать действия сам по себе, как независимая сущность.

В Китае это проиллюстрировал Чжуан–цзы в истории о свинье, которая умерла, кормя своим молоком поросят: поросята покинули её, потому что их матери больше не было.

В Европе, даже в те времена, то же понимание выражается словом animus, которое «анимирует» (оживляет) феноменальный аспект чувствующих существ, и это создаёт основу большинства религиозных верований.

Но если на Западе «анимус» рассматривался как нечто личное для каждого феноменального объекта, как его сущность,

то на востоке «анимус» называли «сердцем», «умом» или «сознанием»,

и в буддизме и веданте его рассматривали как безличное и универсальное, «ум Будды», «праджня», «атман» и т. д.


Когда безличный «ум» проявляется, объективируя себя как субъект и объект, он отождествляется с каждым чувствующим объектом, и так возникает концепция «я» в человеческих существах,

а феноменальный мир, каким мы его знаем и в каком живём, кажется «реальным».


Это, между прочим, единственная «реальность» (вещь–ность), которую мы вообще способны знать,

и использовать термин «реальное» (вещь) для того, что таковым не является, для чисто субъективного, — издевательство над языком.


В этом процессе персонализации «ума» и принятия его за «я» мы превращаем его, то есть субъект, в объект,

хотя «я» на самом деле никак не может им быть, поскольку в «я» нет ничего объективного, по сути оно — непосредственное выражение субъективности.


Такая объективизация чистой субъективности, называние её «мной» или «умом», и есть то, что представляет собой «несвободу».

Именно эта концепция, названная «я»-концепцией, или эго, или личностью, и есть то, что нас связывает, от чего мы все страдаем и от чего ищем «освобождения».


Нам должно быть очевидно, как пытались втолковать нам Будда и сотня других пробуждённых мудрецов, что

мы есть этот «оживляющий», «анимирующий» ум как таковой,

то есть ноумен, а не феноменальный объект, который он наделяет способностью ощущать.


Это не означает, однако, что феноменальный объект не существует вообще ни в каком виде, но что его существование лишь кажется, что и определяет термин «феномен».


Таким образом, это только видимость в сознании, объективизация, лишённая собственной природы, полностью зависящая от объективирующего её ума, который и есть её единственная природа, — как в случае с существом из сновидения.


Именно это так терпеливо объяснял нам Будда в «Алмазной сутре» и многие другие после него.


Этот безличный универсальный ум, или сознание, и есть наша истинная природа.

Это всё, абсолютно всё, что мы есть, и он лишён какого бы то ни было «я».


Это довольно легко понять, и всё было бы действительно просто, если бы это и была окончательная истина, но это не так по очевидной причине:

объективный «ум» может существовать как вещь-в-себе не более, чем «я» или любой другой объект.


То, чем он является, однако, полностью лишено каких бы то ни было объективных качеств, и потому его нельзя представить, осмыслить или соотнести с чем–либо, поскольку любой подобный процесс сделает его объектом субъекта, каковым он по определению быть не может.


Не может, поскольку этот «ум» — непроявленный источник проявленного, в процессе которого он разделяется на субъект и объект.

И прежде этого разделения не может быть никакого субъекта, воспринимающего объект, и никакого объекта, воспринимаемого субъектом.


В самом деле, как учили такие мудрецы, как Падмасамбхава, то, что пытается постичь и назвать этот непроявленный источник проявления, и есть этот «целостный ум»,

то есть «оживляющее» или «праджническое» функционирование, которое само является поиском, так что искомое и есть искатель.


Понять это глубоко — значит пробудиться к тому, что называется «просветлением».

Это разумное представление, таким образом, как и любая доктрина, — просто лишённая действительности концепция, теоретически воображённая структура, символическая диаграмма, придуманная, чтобы помочь нам понять нечто непосредственное, что невозможно превратить в знание.


Тем не менее это абсолютное «нечто», которое не является «чем–то», и есть то, чем является вселенная и мы сами.


Психологическая «я-концепция» не существует сама по себе, не является «чем–то» и никак не может быть причиной «несвободы».

Никакой несвободы вообще не может быть, это только идея, понятие.

Нет никакого освобождения, поскольку нет «вещи», от которой надо освобождаться.

Если видеть всю концептуальную структуру как есть, она не выдержит и рухнет, и вместе с ней вся эта чушь о несвободе и просветлении.

Это называется Пробуждением, пробуждением к естественному состоянию каждого чувствующего существа.


Шри Рамана Махарши учил именно этому, когда говорил, что «просветление» — это лишь избавление от концепции, что ты не «просветлённый».


Махарши практически цитировал мудреца династии Тан Хуйхая, известного как Великая Жемчужина, когда тот утверждал, что

Освобождение — это освобождение от концепции «освобождения».

Он также практически цитировал Хуанбо, о котором вряд ли вообще когда–либо слышал, когда они использовали одни и те же полные юмора слова, отвечая на вопрос кого–то о «его» уме — оба в ответ спросили: «А сколько у тебя умов?»

Сколько было умов у тех двух молодых людей? Конечно, ни одного. Не только не два, но и не один.

И сами они не были «умом», поскольку не может быть такой вещи, как «ум», чтобы они могли ею быть.


Ни у «них», ни у «ума» никогда не могло никакого объективного бытия, поскольку никакого подобного бытия никогда не было и никогда не будет.



Всё это, как и любое «то», о котором когда–либо думали, — «то», которое есть самое чистое объективное местоимение, — это суть гигантской фантасмагории объективности.

Мы тратим свои жизни на её возведение и затем отчаянно ищем в ней какую–то «истину», которой там и в помине не было.

Вся эта обширная конструкция — просто фантазия, сон, как говорил нам Будда (или тот, кто писал от его имени) в «Алмазной сутре», и

истина, которую сон изображает, или искажает, чьим отражением или отклонением является, — это сновидящий источник того, что есть всё.


Этот источник не имеет имени, потому что имя определяет феномен, но никакого феноменального сновидящего нет, есть лишь функционирование, называемое сновидением.


Шри Бхагаван называл это «Я-Я»: если это надо как–то назвать, никакая другая номинальная форма не может подойти ближе и быть более ясным указателем, чем этот термин.


Вся объективизация концептуальна,
вся концептуальность есть умозаключение, и любое умозаключение лишено истины, как вакуум лишён воздуха.


Более того, истины нет, никогда не было и никогда не будет; нет ни «таковости», ни «естьности», никакого другого отрицания или утверждения.


Есть только абсолютное отсутствие познаваемого, которое есть абсолютное присутствие немыслимого и непознаваемого, которое одновременно ни есть, ни нет.

Как говорят умозаключения,

это — безмерное сияющее великолепие, неограниченное понятиями времени и пространства, и абсолютно запредельное тусклому отражённому восприятию преходящего и конечного воображения.

54. Совершенная тождественность

Без санскритских или китайских технических терминов

I

«Позитивное» не позитивно без «негативного», и «негативное» не негативно без «позитивного».

Поэтому они могут быть лишь половинками единого целого, двумя концептуальными аспектами единого целого, которое как целое нельзя осмыслить, потому что именно оно пытается осмыслять.


«Бытие» не может быть без «небытия»,
а «небытие» не может не быть без «бытия».

Таким образом, они могут быть лишь двумя концептуальными аспектами

единого целого, которое как таковое не может быть осмыслено и в котором нет ни бытия, ни небытия как объективного существования.



«Видимость» (форма) не может быть видима без «пустоты» (отсутствия видимости), а «пустота» не может быть отсутствием видимости без «видимости».

Поэтому они должны быть двумя концептуальными аспектами объективно непостижимого — в таком случае их тождественность абсолютна в необъективности.



«Субъект» не существует концептуально отдельно от «объекта», как и «объект» без «субъекта».

Они также двойные вращающиеся аспекты непостижимого, в котором они неизбежно воссоединяются во взаимном отрицании.



Где нет ни позитивного ни негативного, ни бытия ни небытия, ни видимости ни пустоты, ни субъекта ни объекта, там должна быть тождественность.


Но тождественность не может воспринимать саму себя, а она и есть мы.



Вот почему только тот, кто не знает, может говорить, а тот, кто знает, говорить не может, —

потому что то-что-он-есть не может быть объектом того-что-он-есть и не может быть воспринято или описано.



Позитивное и негативное, бытие и небытие, видимость и пустота, субъект и объект

могут быть осознаны нами, потому что,
будучи отождествлённым с «нами»,
ум разделён на «осознающий субъект» и «осознаваемый объект».


Но когда ум отождествлён с тем, чтО они есть, мы являемся их тотальным объективным отсутствием, — а это и считается чистым неразделённым умом.



«Пространство» — статичная трёхмерная концепция, активным продолжением которой является «время», чьё функционирование составляет дальнейшее направление размерности.


Пространство не может осознаваться без времени (длительности), а время без пространства (протяжённости).

Это два концептуальных аспекта непостижимого единого, получившего название «пространство–время», их тождественность абсолютна в неконцептуальности.


Без них феномены не могут иметь видимость, и только с пространством–временем, как их ноуменальным источником, можно утверждать, что феномены существуют.


«Феномены» не могут быть таковыми без «ноумена», как и «ноумен» без «феноменов».

Таким образом, концептуально они также два аспекта неконцептуальности.


Феномены не являются вещами-в-себе (лишены собственной природы), однако

они есть всё, а ноумен является источником всего, однако он не есть что–то.


Таким образом,

оба есть всё, и ни один не является чем–то:

вечно разделённые как концепции, они всегда неразделимы неосмысленно, неконцептуально, и эта тождественность есть фундаментальное понимание.


Это и есть то, что представляет собой вселенная, насколько её природу вообще можно передать словами.

Вселенная непознаваема, потому что то, что она есть, — это то, что мы есть, а то, что мы есть, — это то, что есть вселенная,

то есть тотальное отсутствие в области познания, которое, не будучи познанным, неизбежно превращается в тотальное присутствие.



"Обсуждая вместе ноумен и феномен, достигаешь высшего сознания и создаёшь правильное понимание среди чувствующих существ."

Фацзан, 642–712, основатель буддийской школы хуаянь, следующей «Аватамсака–сутре»

II

Мы не можем использовать ум, чтобы превзойти ум, поэтому ноумен (то есть абстракция ума) представляет собой предел возможности познания.

«Ноумен» есть тотальная потенциальность.

Если он функционирует, в этом функционировании он должен быть субъективным и, в силу этого, неизбежно объективным.


То есть субъект объективирует себя и кажется самому себе объектом, проявляясь феноменально «внутри» себя.


Он смотрит на себя и воспринимает вселенную, которая в таком случае кажется находящейся вне себя, поскольку объективизация — это процесс кажущегося выведения вовне.

Таким образом, феноменальная вселенная — объективный аспект ноумена.


Этот процесс определяет видимость пространства и длительности, без которых объекты не могут иметь необходимую протяжённость, а без такой протяжённости не может возникнуть познание.


Следовательно, феномены — не что–то, спроецированное ноуменом,

они есть видимость ноумена, или ноумен, который представляется объективным и видимым.


Это функционирование и есть то, что представляют собой чувствующие существа, а та протяжённость в пространстве–времени — это то, что мы называем проявлением.


В той видимости, как и у всех феноменов, для которых наша видимость является одним из аспектов, у нас нет собственной природы,

но в этом функционировании (которое есть наша природа) ноуменальность и феноменальность — одно.


Вот почему, будучи проявленными таким образом, мы не являемся таковыми (феноменально) и вот почему

мы есть как феноменальная ноуменальность (или ноуменальная феноменальность).


Таким образом, в том, что мы есть, нет двойственности, но только видимое независимое функционирование, которое есть проявление непроявленного.


В том, что мы есть, нет никакой сущности, поскольку «сущность» — феноменальная концепция, а всякий феноменальный объект, материальный или концептуальный, лишён природы (не есть).


Когда независимое функционирование, то есть всё, что мы есть в проявленном, больше не функционирует, то есть когда оно больше не распространяет себя в видимом пространственно–временном континууме, то-что-мы-есть остаётся полностью интегрированным в ноуменальности.


Ноуменальность как таковую нельзя определить. Нельзя даже сказать есть или не есть то, что названо «ноуменальностью».

Она непознаваема, потому что полностью лишена качества объективности, как «отражаемость», и потому, что это именно то, что мы есть, и абсолютно всё, что мы есть, будь то непроявленное или видимое проявление.


Пусть последнее слово останется за Хуанбо:

«Нет разницы между чувствующими существами и буддами, или между сансарой и нирваной, или между иллюзией и бодхи. Когда все формы отброшены, это и есть Будда».

55. Заметки о причинности

Лишь объективное может быть несвободно.

Только объективное может зависеть от закона причинности, может быть следствием причины или может испытывать следствие причин.

Причинно–следственный процесс зависит от времени (длительности) и неизбежно феноменален, таким образом, всякий феномен должен зависеть от временной причинности.

Поскольку то, что зависит от причинности, является результатом различных причин, в этот процесс не может вмешаться никакой элемент волеизъявления, так что

не может существовать никакой сущности, способной проявлять «свободу воли».


С другой стороны, необъективность не может зависеть от причинности и, поскольку она не феноменальна, не может быть несвободной или вообще испытывать какие–либо переживания.


Более того, необъективное не может быть сущностью (то есть объективной концепцией), поэтому не может быть и никакого проявления волеизъявления и не может быть никакой «воли» — свободной или несвободной.


Волеизъявление (действия «воли»), таким образом, всегда иллюзорно, оно

может быть лишь кажущимся вмешательством в работу причинности, никоим образом ничего не меняющим.


Таким образом, «цель» и «намерение» со стороны воображаемой сущности могут привести лишь к чувству удовлетворения или разочарования, если соответствуют или противоречат следствию причинности, и такое разочарование или удовлетворение может быть только психологическим феноменом.

Это и есть смысл ю-вэй и у-вэй.


Первое предполагает попытку намеренного действия со стороны псевдосущности, каковым самоотождествлённые чувствующие существа считают каждое своё действие, за исключением тех, которым они никак не могут приписать свой контроль, как, например, кровообращение или пищеварение.


Второе, у-вэй, предполагает любое действие, которое «ими» предпринимается, как результат предшествующих во «времени» причин, при этом любая попытка намеренного вмешательства в такое действие рассматривается как отсутствие какой бы то ни было попытки вмешательства.


Ю-вэй по традиции обозначает феноменальное, или «ложное» действие, у-вэй — нефеноменальное, или «истинное» действие.

Например, чувствующие существа едят, потому что питание необходимо как следствие физиологических причин, или засыпают, потому что сон необходим по схожей причине, независимо от того, желают они этого или нет.

Это желание или намерение — психологический феномен, который не может оказывать никакого воздействия, если только не находится в согласии с предшествующими причинами.


Однако можно подвергнуть сомнению то, что понятие причины предполагает предшествование во времени, поскольку нет никакого адекватного основания предполагать, что причины, хотя и зависят от фактора времени, должны предшествовать следствиям.

Значит, можно допустить, что следствия могут предшествовать некоторым своим причинам, которые таким образом будут последствиями во «времени» (в будущем) по отношению к моменту, когда происходят вызванные ими события.

Хотя это и возможно, это не повлияет на видимую работу причинности.


Освобождение от всего того, что объективно, не оставляет объекта, который освобождается или от которого освобождаются.

Не остаётся вообще никакой «вещи», физической или психической.

Потому в том, что называется необъективностью, не может быть никакой сущности, и, следовательно, ни волеизъявления, ни причинности, поскольку не может быть никакой вещи, вызванной причинами, и все эти понятия становятся просто феноменальными концепциями.

Чистое освобождение от объективности — это чистое функционирование праджни.

56. К Шиле

[Sile (Шиле) — ирландский вариант женского имени Sheila (Шила), происходит от латинского Cecilia (Сесилия), что означает «слепая». — Прим. перев.]

I

Когда букашка видит, это я смотрю,
Когда соловей поёт, это я пою,
Когда лев рычит, это я рычу.
Но когда я ищу себя, я не вижу ничего — потому что видеть нечего.

Шиле тоже не может меня увидеть, потому что когда она пытается меня увидеть, это я смотрю, и она ничего не может сделать, поскольку только я могу что–то делать.

Букашка может сказать то же самое, и Шиле тоже, потому что нас не трое, не двое и не один.

Я — и море, и звёзды, и ветер, и дождь,
Я — всё, что имеет форму, поскольку форма — это моё видение всего.
Я — каждый звук, поскольку звук — моё слышание всего,
Я — все вкусы, каждый запах, всё, к чему можно прикоснуться,
Поскольку то, что воспринимаемо, есть моё восприятие этого,
И все ощущения мои.

У них нет другого существования, как нет и у меня — поскольку я есть то, что они есть, и они есть то, что я есть.
Я есть то, что есть вселенная, и вселенная есть то, что я есть.
И нет никакого другого, и даже никакого одного вообще.
Гате, гате, парагате, парасамгате,
Бодхи!
Сваха!



II

Хотя такие проявления, как ураганы и торнадо, наводнения и цунами разрушительны по своей природе, может показаться, что о недружелюбных феноменах забыли упомянуть выше.


Феноменально разрушительные аспекты чистого функционирования можно представить следующим образом:

Кошка играет с мышкой и ест её, лев убивает антилопу и пожирает её.
Охотник стреляет в фазана и съедает его на обед, каннибал готовит миссионера и пирует.
Солдат сбрасывает атомную бомбу и уничтожает десять тысяч живых существ.


С точки зрения злодеев, происходящее с кошкой, львом, охотником, каннибалом и солдатом оценивается как «добро».
С точки зрения жертв, происходящее с мышкой, антилопой, фазаном, миссионером и бомбардируемыми оценивается как «зло».


Для каждого каждое деяние кажется его деянием или его переживанием, но никто не может совершать никаких деяний или испытывать какие–то переживания, поскольку никакой феноменальный объект сам по себе не имеет независимого существования.

И судей нет.

Только я есть функционирование, проявляемое таким образом, —
и все чувствующие существа с полным правом могут повторить эти семь слов.



Между этими видимыми действиями невозможно разделение, потому что действие должно быть предпринято деятелем, а поскольку ноуменально я не сущность, нет и никакой сущности, которая могла бы совершать действия.


Функциональный аспект ноуменальности, будучи лишённым качеств, не имеет отличительного свойства, которое можно было бы приложить к феноменальному проявлению.


И ответственность — это психологическая концепция, основанная на воображаемой независимости волеизъявления.


Радость и печаль, удовольствие и боль — эмоциональные феномены, которые, как кажется, ощущаются объектами во всех стадиях сна, например, в ночных кошмарах или в «сновидении в бодрствовании» обычной жизни, а

чистое функционирование ноуменальности лишено различий и неуязвимо.


«Глаз видит, но не смотрит», — как указал Чжуан–цзы более двадцати столетий назад.

«Ты» видишь, но смотрю Я.

Кажется, что чувствующие объекты переживают и действуют, но всё это функционирование ноуменально.


Нет никакого деятеля, нигде и никогда, как говорил Лотосорождённый (Падмасамбхава), и никакого деяния, поскольку как искомое есть искатель искомого, так и содеянное есть деятель деяния, а такового не существует.

Я есть искание, которое есть и искомое, и искатель, и я есть делание, которое есть и деятель, и деяние.