Вэй У Вэй

31. Говорят, это просто

Это звучит странно — и случается так редко! — но термин «феномены» означает именно то, что в нём заложено этимологически.

Каждая вещь, любое вообразимое нечто, воспринимаемое нашими органами чувств и сознаваемое нашим умом (интерпретирующим воспринимаемое органами чувств), — это буквально «явление», то есть видимость в сознании, интерпретируемая как событие, растянутое в пространстве и длительности и объективированное в мире, внешнем по отношению к тому, что его воспринимает.

И в то же время то, что его воспринимает, предполагает, что оно — субъект восприятия и, как таковой, — сущность, отдельная от воспринимаемого.


Пока эти взаимные допущения сохраняются, связанное с ними предположение о «связанности» и болезненные ощущения, сопровождающие это предположение, неизбежно останутся нетронутыми.


Поэтому избавление от этой предполагаемой «связанности» может быть достигнуто только через понимание ложности этих допущений, ответственных за иллюзорную связанность, поскольку и «допущения», и «связанность» — лишь видимости, то есть чисто феноменальны.


«Явление» — это в точности то, что означает это слово, то есть нечто, что «является, кажется», а не «что–то, что есть».

Если понять это — и насколько это должно быть очевидным, если сами термины говорят именно это! — психологические элементы чисто психологической связанности отпадают,

и остаётся только вызванная этой «связанностью» психологическая обусловленность, а она, как и любая обусловленность,

исчезнет в результате процесса разобусловливания, состоящего в утверждении концепции «видимости» (феноменальности) вместо концепции «реальности».


Исчезновение того, что воспринимается как «реальное» и «отдельное», как событий, растянутых в пространстве и времени, неизбежно влечёт исчезновение предполагаемой воспринимающей сущности,

и оба они затем видятся как феномены, или видимости, в сознании.


Когда эта настройка происходит, субъект и объект больше не существуют как таковые, и не остаётся никакой сущности, которую можно было бы представить «несвободной».

Это значит — конец связанности.

И правда, как же это просто!


Замечание:

«Тогда кто я?» Если бы кто–то мог сказать это тебе, то сказанное неизбежно оказалось бы бессмыслицей, поскольку являлось бы просто ещё одним объектом, таким же феноменальным, как и все остальные.

Однажды ты спонтанно узнаешь, кто ты: наставники имеют в виду именно это, когда часто повторяют: «Ты узнаешь о себе, тёплая вода или холодная», — или

ты просто будешь этим знанием.

32. Исчезновение субъекта

Причина, почему неведение и знание — одно и то же, в том, что все объекты — это объективизации.

Просветление и неведение тоже одинаковы, потому что оба — объективные концепции.


Тот, кто потерял своё объективное «я», лишился и своего субъективного «я», и нашёл свою необъективность, которая есть отсутствие как субъекта, так и объекта.


Объекты не «пусты» и не «не пусты», не потому что они не являются тем или этим, а потому что

сами по себе они вообще не какая бы то ни было «вещь», но только собственный источник.


Таким образом, причина для понимания пустоты объектов — это устранение их субъекта, невозможное до тех пор, пока объекты воспринимаются как реальные, и поскольку одно неотделимо от другого, у них нет независимого существования.

Так что феноменально они являются одной концепцией, имеющей двойной аспект, а её источник — ноумен.


Поскольку субъект не может быть устранён напрямую посредством себя самого, осознание его объектов как видимостей приводит лишь к невидимости его самого как предполагаемого объекта, функционирующего как их субъект.

33. Давайте это обсудим!

Качество «пустоты» или «не-пустоты» объекта не оказывает непосредственного воздействия на эффективность процедуры, подразумеваемой использованием этих терминов, поскольку они указывают лишь на несуществование объекта как такового:

объект не может быть ни «пустым», ни «непустым», ни каким бы то ни было ещё, потому что

там вообще нет ничего, чтобы быть чем–то или иметь какие–то качества.


Утверждать, что объект пуст, — значит подменять доказательство спорными допущениями, поскольку в этом случае есть объект, который может обладать или не обладать этим качеством.


Такое понимание — шаг к дальнейшему пониманию, что

видимый объект находится в своём источнике, а не в его проявленной видимости.


Индийская аналогия с глиной и глиняным кувшином, созданным гончаром, как и китайская аналогия с золотом и золотым изображением льва, отлитым золотых дел мастером, также несовершенны и даже ошибочны, потому что в них тоже содержится старая

тщетная попытка представить в объективных образах и концепциях ЭТО,

чья полная характеристика — это не-характеристика,

чьё единственное бытие — небытие,

чьё исключительное объективное существование лежит в абсолютном отсутствии как объективности, так и необъективности.


Единственная цель этого утверждения, как и всех аналогий, —

отбросить ум назад, прочь от объективирования, и вернуть его к его истинному центру,

а именно к абсолютной необъективности, из которой возникает вся объективность.


Параллельно это описание концепции объекта как вещи–в–себе, или как объективной реальности, психологически служит той же цели:

если объект устраняется как таковой, субъект этого объекта — непосредственный субъект, раскрывающий его концептуальность, — также автоматически исчезает.


Это неизбежно, потому что феноменальный субъект и феноменальный объект неразделимы,

это два аспекта единого функционирования, неспособные существовать отдельно ни в какой момент и ни при каких обстоятельствах.


Так что когда это понимание прилагается ко всем объектам и вообще ко всем феноменам, субъект всегда исчезает,

и именно исчезновение субъективной иллюзии, а не её объективной копии, имеет решающее значение.


Субъективная иллюзия, основанная на отдельной индивидуальности, эго, или воле, действующая посредством предполагаемого волеизъявления,
не может быть устранена напрямую, поскольку это бы означало «посредством себя самой».


Такой путь отрицания — единственно возможное средство уничтожения псевдосубъекта псевдообъектов,

то есть единственный фактор, препятствующий нашему знанию того, что мы есть, и, таким образом,

мешающий нам «быть» этим (хотя мы есть это) и мешающий нам «проживать» это в нашем феноменальном проявлении.


Есть все основания предполагать и считать, что когда это понимание становится спонтанным (то есть когда мы можем напрямую, бессознательно и совершенно ненамеренно воспринимать таким образом — то есть прямым восприятием, предшествующим имени–форме, предваряющим временную интерпретацию через процесс объективирования «вращающегося» субъекта–объекта), мы освобождаемся от нашей видимой ограниченности, потому как это просто видимость.


Это спонтанное прямое восприятие — именно то, что наставники имели в виду, когда говорили об Одной Истинной Мысли, Мысли Абсолюта, или,

словами великого Шэньхуя (668–760), последователя Хуйнэна:

«Безмолвное отождествление с небытием — это то же, что описывается как внезапное просветление».

И также то, что описывается как

«когда единая мысль соответствует [истине], у тебя мгновенно проявляется мудрость Будды».

(«Мудрость» здесь, как и везде, т. е. праджня, означает «субъективность», или необъективное понимание, как говорил Ханыпань).


Это «единая мысль», о которой идёт речь, и в этом причина, почему

устранение объективной реальности объектов считается главным методом понимания.


Замечание:

Про просветление настоятеля Мина, вызванное шестым патриархом Хуйнэном, Фэн Юлань сказал:

«Сила вопроса патриарха уничтожила и субъект, и объект. Когда человек как субъект и его объект устраняется, тогда он становится одним с „небытием“, и это описывается как безмолвное отождествление с небытием.

Под этим понимается, что человек не только знает, что небытие есть, но он фактически отождествлён с небытием».

34. Необъектные отношения

Портрет себя

Необъектные отношения с собой означают не думать о себе как об объекте — любом объекте, физическом или ментальном.

Знать, что у себя самого нет абсолютно никаких объективных качеств, вообще ничего объективного, что отсутствуют малейшие следы объективности, — значит, конечно же, знать, что есть ты.

А это, в метафизических терминах, — просто само отсутствие, само отсутствие отсутствия, абсолютное отсутствие какой бы то ни было объективной черты, природы, или качества,

то есть отсутствие самой идеи отсутствия как присутствия воспринимаемого и сознаваемого.




Портрет тебя

Необъектные отношения с другими, со всеми феноменами — воспринимающими или невоспринимающими, — означают перестать рассматривать их как свои объекты.

Мы знаем, что как объекты они могут быть только видимостями в сознании — то есть они лишены собственной природы или качеств (как феномены).


Это понимание представляет собой лишь устранение непонимания — того, что технически называют «неведением».

Мы знаем также, что наши объективные (видимые) «я» равным образом

лишены природы и качеств, так что и предполагаемый субъект, и его предполагаемый объект сразу воспринимаются как видимости.


Тогда мы осознаём, что

то, чем мы все являемся, на самом деле ничем не отличается, и это есть «единость».


В этом нет никакой «любви», поскольку любовь — это выражение отделённости, и эта незрелая форма возбудимости, называемая «эмоциями», замещается чистой эффективностью, тем, что, возможно, называют каруной и что ближе всего определяется словом «радость».


Тогда мы не «любим» других: мы «есть» другие и наши феноменальные отношения с «ними» становятся простыми, прямыми и спонтанными.

Это открытость, природа которой — радость.

35. «Где же, где?..»

I

Почему то-что-я-есть не внутри и не снаружи? Потому что я пытаюсь смотреть из «моей» собственной головы.

Это повсеместная нескончаемая ошибка.

«Моя» собственная голова не тот центр, из которого можно определить что–либо, кроме феноменального расстояния, и центр того-что-я-есть не там.

А где? Он вообще не где–то «там»: он в каждом «здесь», а каждое «здесь» находится в каждом «там».

«Моя» феноменальная голова не находится вне того-что-я-есть, потому что у того-что-я-есть нет никакого «вне», не находится она и внутри, так как у того-что-я-есть нет никакого «внутри».

Феноменально центр того-что-я-есть находится в каждом «где», а ноуменально — «нигде», потому что «везде» и «нигде» абсолютно тождественны.


Когда я воспринимаю непосредственно, «моя» голова — лишь тщательная концептуальная интерпретация со стороны разделённого ума, объективирующего как субъект–объект, и затем эта концепция возвращается к своему источнику и берёт «мою голову» с собой.

Когда, до концептуальной интерпретации, я воспринимаю непосредственно,

умозрительный субъект этого умозрительного объекта также должен отсутствовать.


А если нет объективной «головы», не остаётся и никакого «меня», чтобы не иметь этот устранённый объект.


В этот момент я есть — но нет никакого момента и никакого «где», чтобы этот момент мог там не возникнуть, и никакого «я», чтобы быть.


Замечание:

Эти несколько строк уводят дальше, чем их простое выражение — мысль Раманы Махарши из его последней поэмы. Я не знаю, это ли он хотел нам передать?

II

Достаточно ли просто спросить «Кто?». Или надо ещё спросить «Где?» и «Когда?».

Нам кажется, что с устранением «Кто?» останется плотная объективная вселенная, завершённая во всех отношениях, кроме видимого провала наших драгоценных «я».


Но на самом деле всё совсем не так!

Желательно понять, что

жизненное пространство каждого драгоценного «я» разделяет судьбу его субъекта, какова бы она ни была,

поскольку всё, что ощущается и познаётся органами чувств с его объективным возникновением, феноменально неотделимо от этого.


Также длительность, выдуманная, чтобы все элементы или события могли развиваться в восприятии, больше не будет иметь видимого существования в отсутствие таких элементов или событий и средства их выражения.


Отсюда следует, что

пока есть объективный «Кто?», будет и объективное «Где?», и также объективное «Когда?», но в отсутствие одного из них остальные также будут отсутствовать.


Но поскольку феноменальный «Кто?», как и феноменальная вселенная, не исчезает как видимость вследствие постижения, что все феномены — лишь видимости, отождествление с объектом разрушается, и

последующее освобождение — это освобождение не только от «Кто?», но также от «Где?» и от «Когда?».


Предполагаемый феноменальный «субъект» перестаёт верить в невозможное и узнаёт наконец, чем он всегда был и чем всегда была феноменальная вселенная, не знающая ни «Кто?», ни «Где?», ни «Когда?».


Но спектакль продолжается, как и феноменальный «субъект», каким бы пробуждённым он ни был.


Для него «Кто?» «Где?» и «Когда?» — ничего не значащие термины, хотя он продолжает использовать их, как это делают другие, —

«другие», настолько же бессмысленные в их собственном понимании «смысла», как и то, Кем они могут «быть», Где они могут «быть», или Когда они могут «быть».


И его единственная мотивация — стремление привести их к тому же пониманию нереальности того, что они принимают за реальное, и реальности того, что они считают выдумкой.

36. Quod erat demonstrandum

("Что и требовалось доказать" - лат.)


Никто не верит, что он не существует,
Никто никогда не верил и никогда не поверит, что он не существует.

Почему так?

Потому что нет никакой сущности, чтобы верить, что она не существует.

Именно это имеется в виду, когда говорят, что она не существует и не не существует.


Тогда что же она такое?

Она есть отсутствие того, что не есть она,
То есть всего, чем она может себя помыслить.

37. Я-Я: Эта вселенная, которая есть мы


Когда субъект смотрит, субъект видит объект.

Когда субъект видится смотрящим на объект,

Субъект становится объектом и перестаёт быть субъектом.


Когда субъект смотрит на самого себя, он уже ничего не видит, поскольку видеть нечего, так как субъект, не будучи объектом как субъект, не может быть видим.


Это «зеркало пустоты» — отсутствие чего–либо видимого, чего–либо, что может быть увидено, то есть субъекта.

Но это не «зеркало», и не «пустота», и не что бы то ни было ещё.

Это даже не «это».


Это трансцендентность субъекта и объекта — то есть чистая естьность.

Это то, что есть — полное отсутствие, которое есть присутствие всего, что кажется существующим.

Может, и можно сказать это лучше, но добавить больше нечего.


Замечание: «Я-Я» — термин, используемый Шри Раманой Махарши для обозначения абсолютного Я.

«Зеркало пустоты» — сияющее зеркало, отражающее феноменальную вселенную, проявляющее всё и не удерживающее ничего.

38. Пока…

Пока мы верим, что то-что-мы-есть объективно,

Пока мы думаем, что в нас может быть что–то объективное,

Пока мы не признаем смехотворность идеи, что в том, что мы есть, может быть хоть что–то объективное,

Пока мы говорим слово «я», считая, что я может быть какой–то сущностью,

Пока это не неуязвимое-Я, не неприкасаемое-Я, не неназываемое-Я, не немыслимое-Я, то есть не непосредственное действование,

Мы ограниченны.


Потому что ограниченность — это просто отождествление с феноменальным объектом, и потому что отождествление и есть та самая идея, что то-что-мы-есть — объект, психический или соматический.


Избавленные от этой обусловленной идеи нашего личного объективного существования,

Мы — СВОБОДНЫ.



Замечание:

Недостаточно думать о том-что-не-есть-мы — необходимо не думать о том-что-не-есть-мы.

Нужно, чтобы то, чем мы вообще можем быть, действовало непосредственно.

Прямое действие, как и прямое восприятие, предшествует разграничивающему мышлению и не подвержено «волеизъявлению».

39. Практика? Чего? Кем?

«Озарение» — это чистая субъективность, феноменально субъективное состояние:

как может проявление видимости влиять на свой источник?


Феномены не могут воздействовать на ноумен, поскольку само воздействие феноменально.

Тень не может воздействовать на то, что её отбрасывает, поскольку видимость не может влиять на свой источник.

Всё видимое действие и, таким образом, вся практика неизбежно проистекает из ноумена. Так кто тогда практикует?


Только ноумен «практикует», а феномены «практикуются».

Для чего?

Но практикующий и практикуемое — одно, объективно разделённые как то, чем они не являются, как видимости, но ноуменально единые как то, что они есть.

Практикующего нет, и практиковать нечего.

40. Кстати, о Боге…

I

— Что такое Бог?

— Что за вопрос! Как такой объект вообще может быть?

— Вера в Бога повсеместна.

— Разумеется. Но Бог не может быть объектом.

— Тогда чем?

— Бог — это Субъект, Абсолютный субъект всех объектов.

— Включая нас самих?

— Субъект субъекта — это объект, которым мы считаем себя.

— Значит, как субъекты мы — объекты?

— Концептуально — да.

«Мы» действуем как субъекты, а думаем о себе неизменно как об объектах, вертимся, как монета — то «орёл», то «решка» — но во всём, что мы есть или могли бы быть субъективно, мы — то, чем является Божественная природа.

— И что же это?

— Просто отсутствие того, чем мы себя считаем, или присутствие того, что мы есть.

— А это…?

— Наше полное объективное отсутствие, то есть субъективное присутствие Бога.


Замечание:

Это не предполагает исчезновения объективной феноменальности как таковой,

это означает лишь исчезновение отождествления с объективным феноменом, который считается тем, что мы есть.

Но мы не то: мы это, а это — не «что–то», поэтому мы вообще не «что».

II

— Ты говоришь, что Бог не объект! Почему?

— Как объект, Бог — один из сотни объективных богов. Разве не так?

— Это неочевидно. Ведь все другие — идолы.

— Если Бог концептуализирован, Он — просто бог. Любая концепция Бога — это идол. Любая молитва или подношение объекту, материальное или концептуальное, — это молитва или подношение идолу.

— Это оскорбительно, это святотатство!

— Оскорбление и святотатство находятся в уме, в котором и возникают эти понятия. Я просто обращаю ваше внимание на очевидное.

— Разве не бывает намеренного святотатства?

— Невозможно оскорбить объект, идола. Можно только зародить понятие оскорбления в умах поклоняющихся этому объекту, идолу.

— Хотя Бог как таковой изображается редко, члены некоторых христианских церквей понимают, что образ божества или святого, хотя и является объектом молитв и подношений, для них не идол. Это только символ. Что смешного?

— Шекспир говорил, что роза будет пахнуть розой, как её ни назови.

Нас сейчас волнует не искренность веры, какой бы невинной она ни была, а метафизическое постижение.

— Тогда что такое святотатство?

— Каждое и всякое действие, совершённое не в присутствии Бога.
Это подразумевается в Евангелиях и утверждается в «Бхагавад–гите».

— Присутствие Бога означает для меня присутствие объекта, идола!

— Увы, я боялся, что так может быть!

Под присутствием Бога подразумевается отсутствие присутствия «я» — или просто неотъемлемая божественная природа.

41. Слухи — II

Практика медитации изображается тремя известными обезьянами, закрывающими глаза, уши и рот, чтобы избежать феноменального мира.

Практика немедитации — перестать быть видящим, слышащим или говорящим, в то время как глаза, уши и рот выполняют свою функцию в повседневной жизни



Ты

Если время — четвёртое измерение пространства, временная проекция Субъекта выливается в логически выведенную сущность как объект.

--

Чтобы ответить на любой вопрос о том, что ты такое, ум должен разделиться на субъект и объект, но тогда ответ уже не будет истинным или полным.

--

Когда озарение испаряется в словах,
Только резонанс остаётся.

---

Может показаться, что учителя критиковали реальность объектов, но на самом деле они указывали на видение объектов.

То же относилось к объективным образам (объектам в уме):
отрицая их, они хотели вызвать вспышку понимания их концептуальной природы и осознание источника всей концептуализации.

----

Ноуменально нет никакой сущности, чтобы быть ограниченной,
Феноменально нет никакой сущности, чтобы быть свободной.

---

В чань нет ничего теоретического:
это непосредственное, а не опосредованное понимание.

---

Я есть то, что Бог есть.

Эта кажущаяся загадка так непонятна только потому, что истина ищется объектом.

---

Унижения нет, есть только степени гордости.

---

У меня нет никаких умственных процессов, годных для использования, и никакого Пути, чтобы следовать.

Хуйхай

--

Не применять видимую функцию воли есть Дао.





Практика


Многие буддисты пытаются пробудить снящиеся персонажи вместо самого сновидящего.

Когда сновидящий пробуждается, снящиеся персонажи исчезают, поскольку их проявление оканчивается.

Поэтому нет никаких «других», лишь персонажи сна.

Должен пробудиться сновидящий каждого сна, видящий сон отождествления, чьи персонажи сновидения исчезают.

Это отождествлённый сновидящий,
а не безличный сновидящий всего мироздания.

---

Просветлённое состояние — это состояние небытия и неотождествлённости.

---

Отождествлённый человек принимает участие, неотождествлённый — наблюдает, не вмешиваясь.

Часть третья


Суть Сутры Сердца –
Не природа объектов,
А видение их,
То есть то, что они есть.


СУТРА СЕРДЦА

42. О «Сутре Сердца»

Раздел I

Считается, что Хридая, обычно называемая «Сутрой Сердца», — суть доктрины Праджняпарамиты.

Её важность осознаётся настолько хорошо, что её ежедневно перечитывают в монастырях — практика, не всегда приводящая к пониманию.

Данное изложение основано на трёх основных источниках — санскритском, китайском и тибетском, но это не прямой перевод.

Изложение некоторых технических терминов дано в Замечаниях, но значение слов в целом определялось санскритом или китайским. Оно не претендует на что–либо кроме возможного прояснения ключевого смысла сутры, значение которого затуманено объективной и, таким образом, непригодной терминологией.


Само название сомнительно и должно быть пересмотрено.

На Востоке сердце рассматривалось как средоточие того, что мы считаем умом, а для нас сердце — символ средоточия чувств.

Поэтому перевод слова «хридая» или «синь» как сердца вводит в заблуждение.


Это уже всем понятно, так что современные переводчики в основном переводят эти слова как «ум».

Но переводчики неохотно отходят от академических традиций, даже если осознают их несоответствие.

Возможно, иногда они пренебрегают своим долгом передавать истину — насколько это возможно — в угоду своей репутации учёных?


С названием дела обстоят несколько иначе, потому что слово «сердце» для нас также символ жизненного центра, а термину «праджняпарамита» дан перевод «совершенство мудрости», так что вся фраза «сердце совершенства мудрости» составляет очень привлекательное название, от которого не так–то просто отказаться.


Я уже высказал своё мнение о слове «сердце» (хридая, синь), а теперь сделаю пару замечаний о «праджняпарамите».

Разговорное и общелитературное значение слова «праджня» во всех формах и сочетаниях связано со знанием и пониманием и может переводиться как «мудрость», а «парамита» означает «пересекать» и иногда «окончательное достижение» или «совершенство».

Поэтому, как и следовало ожидать, перевод «совершенство мудрости» безупречен с академической точки зрения.

Но в буддизме эти слова использовались в чисто символическом смысле, зависящем от контекста, эпохи и даже конкретного места, и этот смысл — который можно было бы назвать жаргоном — редко, если вообще когда–либо, совпадал с разговорным и общелитературным значением.


Китайцы поступили совершенно правильно, оставив эти слова в оригинале, преобразовав их фонетически в баньжо иболоми, а мы такие педанты, что пытаемся переводить их, не имея подходящего слова, передающего их значение.


Парамиту ещё можно переводить, так как она несёт значение «трансцендентный», приемлемое в большинстве контекстов, но «мудрость», будучи слишком общим словом, даже не намекает на техническое значение праджни.


Во–первых, праджня, как функциональный аспект дхъяны, не может быть такой абстрактной, пассивной или объективной «вещью», как «мудрость».

Её можно обозначить как активный принцип, функционирование дхъяны, где дхъяна — статический аспект праджни.

Отсюда, кстати, можно заметить, что дхъяна, в техническом смысле, не имеет никакого отношения к «медитации», разве что в этимологическом значении этого слова, — она может означать что угодно, но не это.


Во–вторых, нам ясно говорят, что означает праджня, хотя это не требуется тем, кто понял писания и учение наставников династии Тан.

Ханьшань, просветлённый мудрец, в комментарии к «Алмазной сутре» сообщает, что под «праджней» Будда подразумевал «субъективность».

Это не означает, что всякий раз, когда в тексте встречается слово «праджня», оно может переводиться как «субъективность», это просто значит, что как бы ни использовался этот термин, у него всегда будет субъективный подтекст.


Другими словами, он никогда, если использовать его правильно, не будет указывать на что–либо объективное или поддающееся объективизации, физически или концептуально.


Как уже говорилось, у этого термина множество различных оттенков смыслов, совокупность которых не может передать ни одно слово в английском или французском языке, а из–за объективной природы языка его иногда можно обнаружить в двойственном контексте с целью указать на функцию ума или явно объективное качество.


Наставники редко были настроены филологически — их скорее интересовало перенаправление умов их монахов в сторону, отличную от их, а также нашей обусловленности.

И иногда они указывали в сторону некоторого понимания, будто бы утверждая противоположное.

Я не знаю степень аутентичности доступных санскритских текстов, которых, как говорят, существует около двадцати.

У тибетского текста есть значительные отличия, но не в сути.

Используемый китайский текст — это перевод знаменитого монаха Сюаньцзана (596–664). Оригинал был привезён им из Индии с множеством других сутр, хотя считается, что он был знаком с этой сутрой до поездки, поскольку использовал её в пути.


Я не знаю, сколько ошибок внесли переписчики. В ней есть места, отличающиеся от всех остальных версий.

Было пять китайских переводов, третий выполнен Кумарадживой, пятый — Сюаньцзаном.


Хридая может также рассматриваться скорее не как краткое изложение объёмной «Праджняпарамита–сутры»,

а как оригинальный живой ответ на все писания, все доктрины, методы, практики, догмы — фактически на все экклезиастицизмы религиозного буддизма.


В нескольких дюжинах слов, в рамках традиционного изложения, все основные буддийские учения отвергаются без долгих рассуждений, не иконоборчески, а насколько возможно мягко, простым перечислением субъективных элементов индивидуальной личности,

затем их объектов и в конце самих «святых доктрин», и указанием для тех, кто способен увидеть, на то, что всё, абсолютно всё — просто видимость (чисто феноменально) и не может никоим образом существовать само по себе.


Ответ предельно очевиден, такова «истина чань» (как и любой другой доктрины или не — доктрины, стремящейся её прояснить).


Возможно, кто–то почувствовал, что люди, способные постичь Великую Колесницу, впустую тратили свои жизни, вдаваясь в тонкости логики и философии, усердно отрывая листики артишока, отрубая отрастающие вновь головы гидры, вместо того чтобы прямо направиться в сердце вопроса, и составил эту восхитительную короткую «сутру», раскрывающую хридаю.


Лейтмотив всего текста — отвлечь от бесконечного объективирования, от обусловленной концептуализации и особенно от иллюзорного волеизъявления, из–за которого они воображают, что живут и действуют.


А отвлекаясь от того, чем они не являются, они могут неожиданно осознать безграничность того, что они есть.

Раздел 2

Но тем, у кого нет учителей, а имеются только книги, послание сутры редко открывается, будучи выраженным так, как есть, намеренно или ненамеренно, в объективной терминологии, отвлекающей ум от сияющего из её Сердца послания.


Чтобы понять его, нам требуется учитывать, что от начала и до конца это — описание способа видения бодхисаттвы и что разговор о сутре — это пример бодхисаттвического видения.


Авалокитешвара, говоривший по приказанию Будды, раскрывает для нас восприятие бодхисаттвы.

Он не сообщает нам, как обычно предполагается, каковы функции скандх или воспринимаемого с их помощью (как считается) феноменального мира. Он не говорит нам также и о пустоте объектов как таковых.


Он говорит нам, что они такое — раскрывая и в то же время показывая своим примером, что

хорошо известное тотальное отсутствие бытия или собственной природы всего объективного — это просто отсутствие с точки зрения объективности и что такое объективное отсутствие само является умом бодхисаттвы и тем, что он есть.


Таким образом, каждая строчка выражает не объективную концепцию, а воспринимание или сознавание — всё, чем когда–либо была, есть и будет какая бы то ни было вещь.


Это чистое праджня–видение, непосредственное, выходящее за пределы концептуализации — функциональный аспект того, что называется Дхьяной.


Это наиболее явно демонстрируется в китайском тексте, где Авалокитешвара говорит:

«Шарипутра, пустота [объективного бытия] всех вещей никогда не создавалась и никогда не будет разрушена, в ней нет ни частей, ни целого, она не совершенна и не несовершенна».


Это «Пустота Праджни», - сама Праджня, и это ключ ко всей сутре.

Это беглое, но точное описание чистого необъективного видения, трансцендентной субъективности совершенного бодхисаттвы.


Если считать шуньяту чистой «пустотой», технически названной «Пустотой Уничтожения», а не отсутствием объективного существования, являющего собой ум бодхисаттвы, то биение сердца «Сутры Сердца» никогда не будет услышано.



Замечание:

Термины, используемые в китайском буддизме, иногда сильно отличаются по смыслу от их индийского оригинала.

Буддизм распространялся в Китае в основном посредством технических терминов и концепций даосизма, что, учитывая совершенно разный философский подход Индии и Китая, привело к значительным различиям в интерпретации.

Поэтому относительно корректный перевод сутры с санскрита может оказаться неточным или даже неправильным переводом той же сутры, как её понимают и используют в Китае.

Вот примеры терминов, к которым это относится: самадхи, саньмэй, возможно, праджня, дхьяна и несколько других, и ещё пример более распространённой концепции, выраженной словом «шуньята» и его китайским эквивалентом «кун», который в китайской махаяне имеет ещё позитивный аспект у-нянь.

Фактически, даже если мы достаточно хорошо знаем индийский буддизм махаяны, нас интересует также его развитие в Китае как чань, в Японии как дзэн, и все другие школы, составляющие Великую Колесницу, потому что в Китае это живая традиция, которую можно изучать.

В частности, Великую Колесницу следует рассматривать как, по сути, китайское творение, со всем уважением к вдохновившему её индийскому оригиналу, — она настолько впитала китайскую философию и метафизику, что нельзя надеяться понять и интерпретировать её на основе одного лишь перевода с санскрита.

I. Передача сутры божественного внутренне видящего Ума, трансцендентного знанию


"Так я слышал:

Победитель иллюзии [одно из имён Будды] находился на Горе Коршуна в окружении великого собрания монахов и бодхисаттв.
Пробудившись из состояния самадхи, в которое он был погружён, и поприветствовав благородного бодхисаттву Авалокитешвару, он задал ему такой вопрос:

«Каково должно быть понимание сына или дочери из благородной семьи [здесь имеется в виду бодхисаттва] в результате праджняпарамиты?» [Внутреннее видение, трансцендентное феноменальному знанию, или более литературно, «субъективность этого берега».]

Авалокитешвара ответил:

Понимание бодхисаттвы таково:

Праджня–видение бодхисаттвы
Пять скандх [пять совокупностей, или «групп привязанности», составляющих личность.] будут [сознаваться как] небытие.

Проявление будет [сознаваться как] небытие, а небытие будет сознаваться как Проявленное.

Проявление будет сознаваться как неотделимое от небытия, а небытие — как неотделимое от Проявленного [одно понимание не может существовать без другого].

Воспринимание будет сознаваться как небытие, а небытие будет сознаваться как Воспринимание.

Воспринимание будет сознаваться как неотделимое от небытия, а небытие как неотделимое от Воспринимания.

Также мышление, воля и сознание будут сознаваться так, что каждое будет пониматься как небытие, а небытие — как каждое.


Чтобы оценить приведённый выше отрывок, необходимо понять, что

видение бодхисаттвы — это субъективное внутреннее видение, то есть праджня, или динамический аспект дхъяны,

и что речь идёт не о пустоте и даже не об отсутствии скандх как объективных способностей, а о субъективности видения бодхисаттвы,

в котором эти концептуальные объекты не существуют как таковые, но субъективно тождественны тому, что называется «пустотой праджни», которую можно определить как небытие, рассматривающее само себя.


Вкратце, скандхи не имеют никакого объективного бытия, они — субъективное функционирование праджни, проиллюстрированное в данном здесь учении.


Фактически «пустота» не находится ни в каком объекте, а только, и всецело, в сознавании его.


Объектов никогда не было, чтобы они могли быть «опустошены», и никто не может опустошить (или наполнить) или как–то ещё изменить то, что не имеет настоящего существования.


С другой стороны, чем бы объекты ни считались, это лежит в их источнике — то есть в ноуменальном праджническом уме,

без чьего динамического действия их феноменальная видимость не могла бы возникнуть.



"Шарипутра [один из главных учеников Будды.], видение небытия (пустоты всей объективности), не сотворено и неуничтожимо, не смешано и не чисто, не ограниченно и не безгранично.

Поэтому, Шарипутра, в видении бодхисаттвы не может быть [такой вещи, как] Проявленное или Восприятие, Концепция, Воля или Сознание [пять скандх, обычно рассматриваемых как объективные способности, но здесь имеются в виду сами по себе (овеществлённые). Буквально: а) форма, б) восприятие (формы), в) концептуализация (формы) г) действие (прилагаемое к форме), д) познание (концепции формы). — Прим. автора].

Не может быть [такой вещи, как] глаз или ухо, нос или язык, тело или ум.

Не может быть такой вещи, как форма или звук, запах или вкус, прикосновение или концепция.

Не может быть такой вещи, как объект видения, слышания, обоняния, вкуса, осязания или думания.

В видении бодхисаттвы не может быть такой вещи, как неведение или отсутствие неведения; угасание и смерть или отсутствие угасания и смерти; страдание, начало или конец страдания; «Путь»; знание, достижение или недостижение объекта."




Этот раздел не утверждает, что эти объекты, материальные или концептуальные, не кажутся существующими феноменально, ни даже что они существуют лишь как видимость, а только что

никакие события, феномены, объективные «вещи» не присутствуют как таковые в субъективном видении бодхисаттвы.


Говоря коротко,

любая вообразимая вещь может казаться существующей феноменально,

но ноуменально,

в том, что в философии можно описать как чистый субъективный ум, который метафизически можно обозначить лишь отрицанием как необъективность,

нет, не было и не будет никакой вещи, и это и есть праджня–видение бодхисаттвы.


В последнем разделе это указывается прямо.


"Поэтому, Шарипутра, благодаря отсутствию Волеизъявления и наполненности праджняпарамитой (субъективным внутренним видением),

бодхисаттвы не связаны толковательным мыслительным процессом, поэтому не испытывают страха, свободны от иллюзий и пребывают в нирване."



Если первый раздел опровергает воспринимание «существования» феноменального субъекта, отрицая «существование» каждой из его способностей,

второй раздел опровергает воспринимание «существования» всех феноменальных объектов этого субъекта, как психических, так и соматических, включая концепции дхату (восемнадцати чувств), нидана (связи в цепи воплощений), «Четыре Благородные Истины» и т. д., раскрывая их необъектное происхождение и источник во всей его предполагаемой ноуменальной величественности.


В третьем разделе Авалокитешвара указывает, в очень экономных выражениях, что это за видение и откуда оно берётся.


В индийских писаниях подобная немногословность встречается так редко, что можно упустить полный смысл каждой фразы.

При детальном рассмотрении становится ясно, что слово «волеизъявление» покрывает всю эгоцентричную активность, отсутствие которой вызывается праджняпарамитой,

подразумевающей особенно здесь

выход за пределы концептуального мышления посредством прямого восприятия, предшествующего концептуализации, в отсутствие которой ноуменальная жизнь бодхисаттвы в совершенной свободе, как описано, — неизбежное следствие.



"Так, посредством «Праджняпарамиты» (так называемой мантры) все Будды, прошлые, настоящие и будущие, полностью пробуждены к ануттара–самьяк–самбодхи (полному и совершенному просветлению).
Поэтому мы знаем, что

«Праджняпарамита» — великая духовная формула, несравненная мантра, неизбежно кладущая конец всему страданию.

Затем он произнёс истинную формулу (активизацию) — праджняпарамиту:
«Гате, Гате Парагате, Парасамгате, Бодхи СВАХА!» "



Замечание:

В отношении этой мантры название «Праджняпарамита», вероятно, подразумевает просто «формулу субъективной трансцендентности».

Оно привносит необъективное видение, которое есть Праджня, посредством которого ставший бодхисаттвой живёт неопосредованно, без вмешательства волеизъявления.

Комментарий к этой знаменитой мантре

«Гате, Гате Парагате, Парасамгате, Бодхи СВАХА!» "


Очень немногие, если таковые есть вообще, по–настоящему понимают действие и потенциал индийских мантр. Я добавил эти строки на случай, если они принесут какую–то пользу.


Мантра не предназначена для того, чтобы стать предметом концептуальной интерпретации, поэтому ей не требуется дословный перевод.

Это не доступное изложение сути учения, а скрытое — и главным образом относящееся к слуху — средство для апперцепции того, чем мы являемся с позиции универсума.


Указующий смысл этих слов можно было бы передать примерно так

«О Бодхи! (тотальное субъективное осознание или просветление) Добро пожаловать, добро пожаловать, воистину жалует добро — абсолютная „Единственность“!»


Смысл, обычно приписываемый этим шести словам, — о «Бодхи», уходящем всё дальше и дальше, в конце концов оказывающемся за пределами запредельного и затем «восславляемого», — не несёт в себе ничего значимого.

Альтернативная интерпретация об эго-я, говорящего, куда–то уходящего и восхваляющего «Бодхи», кажется не менее бессмысленной.

«Гате» — как «приходить» или «уходить» — вызывает сомнения в любом контексте, потому как

к «кому» или к «чему» можно было бы «прийти» в этой квинтэссенции чистой доктрины не-доктрины и «куда» или за пределы «чего» — «уйти»?


В буквальном переводе вместо «перемещения и прибытия» санскритские слова могут нести смысл «осуществления», например:

«Завершено, завершено, полностью завершено, неразделимо объединено! Бодхи, Сваха!»

Перевести последнее восклицание совершенно невозможно.

III. Суть Сутры Сердца — I

Один китайский наставник сказал мне:

«Все сутры направлены на то, чтобы научить людей „опустошиться“. Вы не сможете понять, как „опустошиться“, если вы не поняли „Сутру Сердца“».


«Опустошиться» — это китайский способ сказать:

«Видеть необъективно, что все вещи, — как объекты, так и субъект, — не имеют абсолютно никакой собственной природы»,

или

«Избавить „видение“ от субъекта и объектов, чтобы ум оставался в своей непреходящей чистоте».



Позвольте сформулировать это иначе:

Вопрос не в том, чем вещи являются или не являются, как обычно понимается суть этой сутры, а в том,

как вещи воспринимаются бодхисаттвой (который видит так, как и должен видеть).


Цель этой сутры, как становится очевидно из анализа, побудить людей видеть правильно, а не спорить о видимых объектах.


Видение и только видение имеет значение: пустота или непустота самих объектов второстепенна, поскольку она в любом случае зависит исключительно от видения их.


До сих пор интерпретации «Сутры Сердца» были озабочены почти исключительно тем,

чем объекты являются или не являются, но очевидно, что цель сутры не в этом и что такой подход только затуманивает её истинный смысл.


Причина такого непонимания лежит в имеющихся версиях текста, выраженных в терминах объективности, где используются существительные вместо глагольных частей речи — то ли намеренно, то ли по недосмотру переводчиков.


Вкратце:

основная мысль «Сутры Сердца» — не природа объектов как таковых, а видение их — то есть то, чем они являются, и единственная природа, которой они обладают.

IV. Суть «Сутры Сердца» — II

По–видимому, мало кто осознаёт, что кажущееся намеренным противоречие между первым и вторым абзацами «Сутры Сердца» на самом деле никакое не противоречие.

Объективные противоречия невозможно разрешить в объективности, поскольку никакие две концепции не могут быть одновременными, раз они растянуты во времени.

Они не объединятся и за миллион кальп, и никакие психические или духовные гимнастики, интуитивные прозрения или что бы то ни было ещё не смогут примирить их в виде феноменов.


Интуитивное прозрение может лишь раскрыть очевидное — что в необъективности нет никаких противоречий.


Форма и пустота (формы) никогда не смогут быть одним как объекты, но воспринимание формы и пустоты действительно может быть тем же самым,

поскольку это само воспринимание, а не то, что кажется воспринятым,

которое есть то же самое, и это воспринимание подлинно, в то время как воспринятое — лишь видимость,

одно — ноумен, другое — феномены.


Все объекты есть их воспринимание, а их воспринимание — это то, что они есть.


Отсюда следует, что

воспринимание объектов не отделено от них, и сами объекты не отделены от воспринимания их.

Потому никакие объекты не существуют как объекты, будь то как феномены или в ноумене.


«Сутра Сердца» преподносит это как видение бодхисаттвы, и такова суть учения сутры.


Всё ли нам понятно?

Называемое «пустотой» — не объект, а функционирование. Оно пусто, поскольку видение не может увидеть видение.


Проявление (форма) — не объект, а функционирование.

Оно проявляется как объективирование.


Таким образом,

«опустошить» — значит воспринимать необъективно,

это пустотное видение: ничто, видимое как таковое невидящим как таковым.


Всё есть просто видение: нет чего–то видимого. И нет иного видящего, кроме видения видимого.


Учения — это также пути видения, а не видимых вещей, это не описания абсолютных истин, поскольку таковые вообще не могут существовать.