«Исследование Вечного»

Однажды Нисаргадатта Махарадж в полном недоумении спросил меня, почему человек, известный своими научными достижениями, во время беседы в то утро задал вопрос, который ясно показывал отсутствие понимания того, что он сам считал достаточно простым и ясным утверждением.

Я рискнул высказать как будто удовлетворившее его мнение, что научный ум порождает своеобразные схемы мышления, которые препятствуют пониманию предмета, не основывающегося на чисто научном и диалектическом подходе к жизни и ее проблемам.

Большинство знаний, преподаваемых в наших школах и колледжах, с довольно давних пор почти полностью основываются на том, что можно было бы назвать общепринятыми нормами, которые можно представить определенными специальными символами и обозначениями, разграничивающими черное и белое и уменьшающими серую область почти до абсолютного минимума.

То, о чем говорил Махарадж, почти целиком относилось к серой области!

С аналогичной трудностью, по-видимому, сталкивалось старшее поколение физиков-теоретиков при попытке ясного понимания принципов субатомной физики, в то время как новое, более молодое поколение физиков, чувствовало себя в новой физике как рыба в воде.

Еще одно очень реальное затруднение состоит в том, что в общении настолько неизбежно употребление переходного глагола, что оно стало общей структурой языка.

В самом деле, употребление пассивного залога вызывает определенное подозрение, что нечто намеренно скрывают. И в результате, человек обычно ожидает, что у глагола «знать» есть субъект, который знает, и объект, который он знает.

И тогда получается, что эта условная сущность – если это не личное местоимение, вроде «я», «ты» или «он», то, по крайней мере, неопределенное местоимение «некто» (англ. «one» – пер.) – мешает пониманию чего-то как чистого знания.

И большинству людей бывает крайне трудно понять утверждение Махараджа, что хотя с виду он говорит с посетителем, в действительности это «процесс разговора сознания с сознанием».

Иными словами, правило «субъект – глагол – объект» препятствует ясному восприятию того факта, что наш феноменальный мир – это скорее собрание процессов, нежели собрание сущностей, и что вещи (в том числе, человеческие существа) в действительности представляют собой события.

Опять же, мы сразу понимаем, например, тот факт, что солнце светит на различные объекты в мире, но то, что именно процесс свечения (и что свечение – это сама природа солнца, а не намеренное действие) более важен из этих двух (солнца и его свечения), понять не так легко.

Затем, есть еще большая трудность, связанная с традиционными ролями, которые приходится выполнять каждому человеку в процессе совместной жизни в обществе, помимо того факта, что такая коллективная жизнь неизбежно включает в себя огромное количества обусловливания, касающегося закона и порядка, этики, поведения и т. д.

Трудность действует на каждом этапе в такой степени, что человеку почти невозможно жить без личной идентификации в той или иной роли – мужа или жены, отца или матери, служащего или рабочего – помимо ролей, зависящих от разнообразных увлечений.

В результате мы так привыкли – так сильно приучены – думать с позиции индивидуального, что становится почти невозможно даже думать в терминах, не включающих в себя индивида как отдельную сущность с независимым выбором действия.

Когда Нисаргадатта Махарадж был серьезно болен раком и не мог проводить свои обычные беседы два раза в день, он все равно пытался говорить, но ограничивал вопросы теми, которые действительно волновали спрашивающего, приводя его в своего рода мысленный ступор.

В то время один постоянный посетитель с большой неохотой задал такой вопрос:
«Я понимаю, по крайней мере, интеллектуально, основу того вечного состояния, к которому мы все стремимся, но если то состояние означает уничтожение индивидуальности, то как мне знать, что каким бы совершенным ни было то состояние, я сам не выбрал бы, если бы мог, продолжать оставаться в существующем состоянии?»

Этот вопрос в высшей степени интеллигентного человека показывает глубину обусловливания, касающегося индивидуальной сущности, хотя суть вопроса – это отдельное дело.

Суть в том, что эта индивидуальная сущность, которая кажется такой очевидной, такой конкретной, такой вещественной, в действительности представляет собой всего лишь понятие, условность, предположение на основе определенных избранных воспоминаний за определенный период времени.

В действительности, эта на вид конкретная сущность изменяется не только в зависимости от того, как ее видят и оценивают другие люди, но и по мере того, как продолжают изменяться впечатления этой отдельной сущности о самой себе!

Значение идентификации человека двояко: во-первых, у разных людей имеются разные впечатления, основанные на прошлых событиях, и воспоминания, оставленные в мозгу этими событиями в качестве реакций на них; и во-вторых, эти события, а также относящиеся к ним реакции и воспоминания – это не все события, а только их выборка, определяемая на основании стандартов, которые носят не абсолютный, а относительный характер.

Иными словами, условности неизбежно должны основываться на определенных знаках, символах и измерениях, в результате чего общепринятое знание не может не быть системой абстракций, в которой объекты и события неизбежно должны сводиться к их общим, смутным очертаниям.

Поразительный, но логичный факт состоит в том, что индивидуальная сущность, таким образом, оказывается не только «метафизической видимостью в сознании», но в действительности и в повседневном практическом опыте, краткой выдержкой из общих принципов, основанной на определенных избранных впечатлениях, касающихся определенных избранных событий.

И именно с точки зрения подобной индивидуальной сущности происходит поиск знания.

Поэтому неудивительно, что знание, не основывающееся на абстракциях, в котором индивидуальная сущность становится не только ненужной, но действительной помехой, нелегко поддается пониманию.

Нельзя отрицать, что абстракция безусловно необходима для общения между людьми; слово «дерево» вызывает сравнительно поддающуюся передаче основу для обмена информацией между двумя сторонами; в ином случае, каждый раз, когда кто-либо говорил бы о том, что известно как дерево, потребовалось бы целое подробное описание!

Но суть дела в том, что хотя абстракции и условные знаки и символы необходимы для осмысления событий, поочередно попадающих «в круг света», такого рода метод не только неадекватен, но и вводит в заблуждение, когда речь идет о вселенной, в которой события происходят не только все вместе, но и в одно время с невероятной быстротой.

В таких обстоятельствах для того, чтобы было возможно хоть какое то понимание, потребовался бы мощный прожекторный луч с очень широкой периферией.

Попытка понимания работы вселенной с позиции линейного мышления и словесных понятий немного похожа на попытку увидеть огромную фреску Микеланджело с помощью одного тусклого луча миниатюрного фонарика!

Работа человеческого тела кажется студенту-медику пугающе сложной, поскольку, используя такой вид мышления, он пытается понимать ее по частям, кусочек за кусочком, в то время как для опытного врача или хирурга она выглядит сравнительно просто, так как он использует периферический тип понимания – его опыт превратил фонарик в мощный прожектор.

Именно это происходит в случае выдающегося художника, спортсмена или специалиста в любой области: он забывает предшествующее научение, которое он с огромными усилиями и настойчивостью приобрел, используя свой ограниченный вид абстрактного, линейного мышления, и позволяет вступать в работу периферийному видению спонтанного и интуитивного ума.

На самом деле, успешность специалиста зависит от того, в какой степени он удерживает центральное, сознательное мышление на заднем плане и позволяет преобладать общему интуитивному бессознательному мышлению.

Именно это имел в виду Нисаргадатта Махарадж, когда неоднократно побуждал своих слушателей забыть слова и позволить заключенному в них глубочайшему смыслу проникнуть в само их существо – тому виду смысла, который утратил бы всю свою значимость при любой попытке его передачи кому-то еще (или даже себе как индивиду) посредством мышления и вербализации.

И именно это он также имел в виду, когда говорил, что любые усилия будут не только ненужными, но и мешающими, и что необходимо только позволять без помех укореняться интуитивному пониманию, чтобы оно могло расцветать и цвести.

Знание реальности не может появиться в результате «неуклюжих вычислений теологии, метафизики и логического вывода», которые служат лишь помехами, о которых говорил Махарадж.

Рассказывают об ученике даосского Учителя Лао-цзы, который пал к его ногам и с ликованием заявил: «Учитель, благодаря вам, я достиг». Лао-цзы с великим сочувствием поднял его и сказал: «Если ты достиг, значит несомненно, что ты не достиг». Ученик был разочарован, но поскольку он глубоко верил в Учителя, то продолжал свои повседневные дела.

Затем, однажды он снова пришел к Лао-цзы и очень почтительно, но прозаично объявил, что учитель был абсолютно прав. Лао-цзы несколько мгновений смотрел ему прямо в глаза, затем тепло обнял его и спросил, что случилось.

Ученик объяснил: «Когда мне было сказано, что я не достиг, я знал, что уже сделал все, что мог; больше не было ничего, что бы я мог сделать. Поэтому я РАССЛАБИЛСЯ и выкинул все из головы. И тогда я испытал невероятное и совершенное чувство полной свободы, и последний барьер рухнул: больше не было «меня», чтобы делать какие-либо усилия или чего-либо достигать. ОНО пришло».

Размышляя о природе понимания, которое имел в виду Нисаргадатта Махардж, заявляя, что само понимание – это все, мы должны ясно понимать, что может содержать в себе такое понимание.

Основное содержание понимания – это Реальность, или Истина, или Бог или любое другое имя, которым можно называть ТО.

Самую основу этого понимания составляет то, что можно назвать «недвойственностью» в том смысле, что поскольку То-Что-Есть – это все, что есть, все существующее феноменально может быть только его объективным проявлением.

Любая чувственно воспринимаемая вещь или объект – это видимость или явление в сознании, и в этом смысле (каким бы поразительным это ни казалось), человеческие существа, подобно всем чувственно воспринимаемым объектам, тоже представляют собой видимости в сознании, доступные восприятию друг друга.

Тогда, если То-Что-Есть – это все, что может быть, то все человеческие существа очевидно и неизбежно тоже должны быть ТЕМ, наряду со всеми феноменами и сознанием.

Иными словами, будучи проявлены, мы представляем собой феномен или видимость в сознании.

В непроявленном виде мы можем быть только ноуменом, или сознанием (или его содержанием – Умом).

Ноумен и феномен кажутся отдельными, поскольку одно обладает видимостью, а другое – нет. Но они не отдельны – как могут субстанция и ее форма, золото и золотое украшение быть отдельными как таковые, кроме как с точки зрения видимости, которая у одного есть, а у другого нет?

Феномен – это объективный аспект субъективного ноумена – ноумен может быть явным только как феномен; и в таком проявлении ум неизбежно должен разделяться на наблюдателя и наблюдаемое.

Таким образом, наблюдатель и наблюдаемое – это двойственные аспекты проявляющегося сознания, когда сознание в покое пробуждается к действию (поскольку такова его природа), так что может происходить проявление.

И в знании – в ПОНИМАНИИ – того, что наблюдатель не может существовать отдельно от наблюдаемого, разделенный ум восстанавливает свою цельность и святость.

Таков принцип недвойственности в двойственности проявления.

По существу, это означает, что

все люди, все чувствующие существа, хотя и будучи видимостями в проявлении, до проявления представляют собой бесконечное вневременное «Я»;

что хотя «Я» феноменально отсутствую (поскольку мое феноменальное присутствие имеет место посредством чувственно воспринимаемого объекта), то, что «Я» есть ноуменально (то, чем являемся мы все) – это ПРИСУТСТВИЕ, Это-Здесь-Сейчас, все неизвестное, из которого возникает все известное, феноменально – ничто пустоты, но ноуменально – полнота потенциального пленума (непустого пространства – пер.).

«Я» проявляюсь в объективной феноменальности через механизм дуалистической полярности, разделения моего Ума на взаимосвязанные противоположности – посредством субъекта и объекта, наблюдателя и наблюдаемого, мужского и женского, положительного и отрицательного – без которых невозможно было бы постигать феноменальную вселенную.

Таким образом, «Я» проявляюсь как совокупность всех объектов, и хотя каждый объект кажется функционирующим в качестве субъекта всех других чувственно воспринимаемых объектов, лишь «Я» представляю собой субъективность.

Очень важно понимать взаимосвязь между феноменальной вселенной и чувствующими существами.

Чувствующие существа прямо не связаны с появлением вселенной, но любопытный факт состоит в том, что видимая вселенная возникает не из-за чувствующих существ, но и не вполне независимо от них.

Чувствующие существа – в той же мере видимость, как и вселенная, и на самом деле, они возникают совместно и одновременно.

По видимому, замешательство, или трудность, возникает из-за того, что чувствующие существа, как неоднократно указывал Нисаргадатта Махарадж, имеют двоякую значимость – подобно всем объектам во вселенной они доступны чувственному восприятию, и в то же время, именно их чувствительность дает им возможность воспринимать и познавать другие объекты (включая других чувствующих существ) с помощью их познавательных способностей.

Иначе говоря, если проявление (видимость саму по себе) считать статическим аспектом, то динамический аспект – восприятие и познание проявленных объектов – был бы представлен чувствительностью;

то есть познавательные способности могут интерпретировать проявленные объекты и события, но не являются причиной их появления.

Фактически, это означает, что чувствующие существа, сами будучи частью проявленной вселенной, образуют действующий элемент в ее функционировании.

Именно отсутствие ясного понимания этого положения дел вызывает конфликт и несчастье человеческих существ.

По сути дела, это означает, что двойственность, представляющую собой полярный феномен, на практике трактуют как дуализм, где обе противоположности подвергаются безвозвратному разделению. А разделенность означает конфликт и несчастье.

Действительно, разделение основывается на измерении в том смысле, что эта область (владения, отношения или чего угодно другого) определяется как моя, а та другая область – как не моя.

Именно эта разделенность именуется Майей, от которой желают освобождения.

Считается, что санскритский корень слова «Майя» – матр (измерять, формировать, строить или планировать); от него же происходят такие слова, как метр и матрица.

Процесс разделения, по существу, основан на делении или разъединении тем или иным способом. Так, санскритское слово двайта или английское слово «двойственность» происходят от санскритского корня два.

Поэтому когда говорят, что мир объектов и событий, феноменальный мир – это Майя, из этого не следует, что феноменальный мир представляет собой отдельный мир, который полностью исчезает при просветлении, поскольку это означало бы уничтожение чего-то, что было отличным от Брахмана.

Но поскольку Брахман – это единственная Реальность, все другое может быть только двойственным аспектом Брахмана, а не чем-то, имеющим независимую природу.

На самом деле, словом Майя обозначается несовершенное восприятие проявленного мира в терминах классификации, модификации, измерения – все это просто понятия, считающиеся необходимыми для линейного понимания функционирования проявленного мира, но не обладающие никакой реальностью.

Иными словами, полнота, Брахман, неизмерима и не определена. Но в ней действует ограничивающий принцип.

Это ограничивающее начало – Майя – предполагает скрытие целого и рассмотрение секций или частей.

В терминологии веданты эти аспекты именуются, соответственно, аварана (сокрытие) и викшепа (рассмотрение).

Вся суть идеи недвойственности заключается в том, что непроявленный ноумен и проявленный феномен нераздельны и не подлежат соединению;

они представляют собой полярные, взаимосвязанные противоположности двойственности, которые, при наложении друг на друга, исчезают в том, что феноменально было бы пустотой ничто, но в действительности является полнотой потенциального.

Майя – это то, что заставляет людей не принимать или забывать принцип полярности (составляющий основу двойственности, без которой не было бы возможно проявление), и превращает двойственность взаимосвязанных противоположностей в бедствие дуализма и эго.

Этот принцип полярности противоречит самой основе западного мышления и стремлениям полностью избавиться от зла и сделать этот мир раем, чтобы жить в нем.

Подобное мышление игнорирует основной факт жизни – что «зло» есть только потому, что есть «добро», и что сама идея рая была бы нелепой при отсутствии ада.

С другой стороны, индуистская мысль рассматривает мир как игру Бога (Лила) просто потому, что мысль приходится облекать в своего рода поэтическую мифологию – иначе это означало бы попытку создания позитивной и основанной на фактах схемы для размещения в ней той Реальности, которая может лишь интуитивно постигаться как бесконечная, вневременная единственность.

Если признать, что Реальность неизбежно должна быть недвойственной (поскольку если мы этого не сделаем, получим бесконечную регрессию субъекта и объекта, основанную на неминуемом вопросе ребенка: «Кто создал Бога?»), тогда нельзя не признать, что

проявленная вселенная, неотъемлемую часть которой составляют человеческие существа, – это только аспект (а не отдельное творение) непроявленной реальности.

Далее, также, если именно эта реальность имманентна во всех чувствующих существах, то нельзя не признать, что одно и то же сознание находится и в святом, и в грешнике,

что добро и зло, удовольствие и боль – это не только неразделимые основные элементы игры жизни, которую индуисты называют Лилой Бога, но и что для того, чтобы игра могла продолжаться, каждая сторона жизни – как светлая, так и темная – должна время от времени брать верх.

Иначе говоря, «зло» как таковое не может представлять проблему, так как концептуальный феноменальный мир – это относительный мир взаимосвязанных противоположностей.

Проблема зла и, в действительности, все проблемы, возникают только потому, что этот основной факт жизни игнорируется, и люди живут в дуализме (в отличие от двойственности взаимосвязанных противоположностей), отдельными в дихотомии «себя» и «другого», в нескончаемом поиске счастья и вечно меняющейся идеи «добра», наряду с полным изгнанием страдания и несчастья и родственного им понятия зла.

Может ли такой поиск закончиться чем-либо, кроме разочарования?

Даосское стихотворение, считающееся одним из самых древних, начинается так:

Совершенное понимание не составляет труда для тех,
У кого нет предвзятых мнений.
Когда нет ни влечения, ни отвержения,
Все ясно и несомненно.
Крошечное различение,
И Небо и Земля разделяются!
Если ты стремишься постичь Истину,
Не заботься о «правильном» и «неправильном».
Конфликт между «правильным» и «неправильным» –
Это болезнь ума.

Выражая эту идею словами Лао-цзы:
«Когда все признают добродетель добром, уже есть зло».

Видеть это – значит понимать, что поиски добра без зла, поиски красоты без уродства подобны видению звезд без космоса или печатных строк в книге без белого фона, попыткам удержать воду в решете, попыткам избегать левого, упорно поворачивая направо и, в результате, ходить по кругу.

Вопреки простейшей логике этого принципа полярности – или, возможно, из-за нее! – мы склонны сразу его полностью игнорировать, поскольку наше обусловливание ясно говорит нам, что если мы не продолжим постоянные попытки улучшать все, включая самих себя, то единственным возможным концом будет сползание обратно к ленивому хаосу: если «я» не приложу достаточные и успешные усилия, то меня обгонят «другие».

Поразительно, что мы игнорируем наш действительный опыт, доказывающий противоположное – что, например, все больший и больший успех, все большее и большее количество денег, все лучшие и лучшие автомобили и технические новинки, все большая и большая роскошь в качественном и количественном смысле не принесли нам чувства полного успеха или полного удовлетворения.

Получается, что мы держим тигра за хвост. Есть ли на самом деле выбор?

Наше обычное мышление и основанный на нем образ жизни заставляют нас придерживаться точки зрения, что есть лишь две альтернативы – либо стремиться к добру и красоте, либо погрязать в зле и уродстве.

Однако в действительности никакого выбора нет, поскольку и то, и другое – неразделимые элементы жизни.

Человеческую ситуацию можно описать как «блохи на горячей сковороде»: блоха, которая падает, должна подпрыгивать, а блоха, которая подпрыгивает, должна падать!

Это не фатализм, основанный на разочаровании: неизбежность двойственности взаимосвязанных противоположностей – это то, что существует.

Двойственность субъекта и объекта (в действительности, феноменальных объектов, наделенных чувствительностью, чтобы воспринимать друг друга с помощью познавательных способностей) ничуть не отличается от любой другой пары взаимосвязанных противоположностей.

Принятие этого механизма двойственности в качестве самой основы проявления кажется трудным из-за того, что наше мышление в течение долгого времени формировалось на общепринятой линейной основе, которая не дает нам видеть вещи и события такими, какие они есть на самом деле.

Так не может быть и речи о том, чтобы избавиться от необходимости носить одежду или есть пищу – голод и пища навек неразделимы; жара и пот – не причина и следствие; мы потеем не потому, что жарко; жара и потение вместе формируют одно событие.

Человеческий опыт происходит не из-за внешнего события, а представляет собой проявление в сознании, реакцию внешнего стимула в психосоматическом аппарате.

Распространенная дзенская иллюстрация для объяснения человеческого опыта – это отражение луны в воде: ни луна, ни вода не имеют отношения к этому феномену, и здесь нет никакой причинно-следственной связи.

В отсутствие одного или другого нет никакого отражения; кроме того, в то время как вода отражает красоту луны, отражение луны демонстрирует чистоту воды.

Действительная проблема, как говорил Нисаргадатта Махарадж, состоит в том, что почти все проблемы создаются из-за того, что мы думаем, мы концептуализируем, мы придумываем символы и образы, в том числе, образы самих себя.

В определенных обстоятельствах мы чувствуем себя скованно и неудобно не потому, что во внешнем мире содержатся объекты, так или иначе способные это вызывать, но лишь потому, что

образы себя (и других), которые мы создаем в это время, вступают в противоречие с теми, что мы уже построили на основе прошлого опыта.

И парадокс заключается в том, что никакой образ не может иметь никакой сущности.

Если концептуализация прекращается – или, по крайней мере, ясно распознается как таковая – не может не происходить удивительное изменение, причем без всякого специального «действия», кроме самого понимания:

«эго» и персональное «я» видятся как просто концепция, основывающееся на отборе впечатлений в течение промежутка времени и, в результате, дихотомия между субъектом и объектом исцеляется.

Тогда отношение между знающим и знаемым, между переживающим и самим переживанием, становится не отношением непримиримой противоположности, а отношением полярной взаимности, поскольку не может быть одного без другого.

Тогда имеет место не только интеллектуальное понимание, но и интуитивное постижение мира как «сети драгоценных камней», каждый из которых содержит отражения всех других, фантастической взаимосвязанной гармонии, чье существование не могло бы иметь никакой внешней причины.

Наряду с этим глубоко ощущается, что наши действия, которые мы привычно считали произвольными, на самом деле непроизвольны, и что

воля – это не что иное, как бесполезное и временное препятствие для таких непроизвольных действий вселенной.

Так, когда человек голоден и у него бурчит в желудке, это напоминание о том, что пора есть. Когда человек садится есть, его голод утоляется, и если в этот момент он не начинает концептуализировать, то осознает лай собак и пение птиц.

Такие моменты заставляют человека интуитивно чувствовать: «это все, что есть», а все остальное – бремя, которое мы создаем своим представлением о цели в жизни, о необходимости чего-то добиваться.

Такие моменты заставляют нас осознавать относительность времени и движения, поскольку тогда нет никакого «меня», плывущего в потоке времени и постоянно борющегося, чтобы противиться течению событий;

есть только «Я» на берегу, наблюдающее события, которые движутся в потоке сознания.

Понимание, которое таким образом превосходит интеллектуальное разумение, способствует осознанию того, что поиски иллюзорного «хорошего и прекрасного» (в противоположность плохому и безобразному) по существу означают погоню за иллюзорным будущим с целью продления человеческой жизни, поскольку ничто не может быть более относительным, чем временность и длительность.

Длительность (время), наряду с пространством, представляет собой всего лишь понятие, обеспечивающее систему отсчета, в которой можно наблюдать и измерять проявленный феномен.

И именно это понятие измерения создает Майю, но коль скоро ложное видится как ложное, Майя лишается своей власти дурачить и порабощать человеческое существо.

Субъективное чувство насекомого, живущего лишь несколько часов или дней, не отличается от чувства животного, которое живет несколько столетий.

Несмотря на постоянное увеличение ожидаемой продолжительности жизни людей почти по всему миру, субъективное чувство человека в момент смерти никак не изменяется.

Суть в том, что человек волей-неволей должен жить в настоящий момент, и если он возводит в культ улучшение условий в будущем, то не живет ни в явном настоящем, ни в иллюзорном будущем.

Все дело в том, что время – это только понятие, будущее движется в прошлое, не оставляя «времени» для настоящего.

Когда ясно понимается относительность времени как идеи измерения, остается только настоящий момент, представляющий собой вечность.

Когда я, бывало, переводил беседы Нисаргадатты Махараджа с маратхи на английский, было заведено, что в конце утренней сессии мы с моим другом Муларпаттаном вывозили Махараджа на прогулку на машине (примерно в полдень).

Короткий промежуток после беседы был временем, когда Махарадж мог расслабиться (полуденная жара его не беспокоила) и, возможно, обсудить один или два момента, имеющих отношение к прошедшей беседе.

Однажды в такое время, в очень непринужденном настроении, он внезапно посмотрел на меня и спросил: «В чем суть „понимания“, о котором я всегда говорю?»

Я выпалил: «Не пытаться понять постижение, так как от подобного старания не будет ничего, кроме вони затхлого понимания».

Махарадж направил на меня свой пронзительный взгляд, возможно, чтобы убедиться, что я не стараюсь быть умным, а потом одарил меня широкой теплой улыбкой.

Как бы сказал Махарадж, нет ничего проще Истины, того-что-есть, но она должна восприниматься прямо, непосредственно, без помощи концептуальных символов, которые ограничивают и обманывают восприятие.

Он неоднократно призывал посетителей помнить, что понимание, которое можно выразить словами, это не понимание, поскольку саму основу вербализации составляет разделение между субъектом («мной»), который вербализует, и тем, что вербализуется: вербализация – это действие разделенного ума.

Что же в точности представляет собой это истинное понимание, и как оно может достигаться?

Прямой ответ на этот вопрос состоит в том, что все предлагаемое в качестве ответа все равно будет концепцией, и что истинного понимания нельзя «достичь» – его можно лишь принять, когда оно возникает спонтанно!

Это может показаться безвыходной ситуацией, но это не так.

Нужно видеть, что все исходящее от Гуру или духовного проводника следует принимать по принципу шипа, который используют для того, чтобы удалить занозу, а потом выбрасывают.

Любой совет или наставление, касающееся истинного знания, должны рассматриваться просто как намек или указатель на Истину, чтобы такая позиция вызывала состояние ума, по-разному называемое пустым умом, или не-умом, или постящимся умом, в котором может спонтанно прорастать истинное понимание.

Когда это происходит, не могут возникать никакие сомнения, и это понимание имеет ту же природу, что и понимание я есть – что я жив, что я существую, и что я не нуждаюсь ни в чьем подтверждении того, что я жив и присутствую.

Важно ясно видеть различие между истинным пониманием в цельном уме и концептуальным пониманием в разделенном уме.

Цельный ум, или чистый ум не испорчен разделением между «мной» и «другим», и поэтому мысль, порождаемая в цельном уме, тоже чиста, в то время как мысль, порождаемая в разделенном уме, сперва окрашена разделением между «мной» и «другим», а затем испорчена желанием «меня» победить в соревновании с «другим».

Все это выглядит грандиозной шуткой, когда имеет место «Великое Пробуждение», полное осознание того, что жизнь – это сон наяву, а все феноменальное проявление вселенной (включая всех «меня» и «тебя») – просто иллюзорная структура, отраженная в сознании и познаваемая сознанием.

Иллюзорное разделение ума – содержания сознания – возникает вследствие попытки сознания быть как самим собой, так и индивидуальным психосоматическим аппаратом, с которым оно отождествилось.

Это разделение между его реальной субъективностью и псевдо-субъективностью эго, возникающего из такого отождествления, разделение между тем-что-мы-есть и тем, чем мы себя считаем.

Иллюзия кончается и разделение исчезает, когда имеется осознание этого факта, и ум перестает действовать с позиции концептуального «меня» (в противоположность «другому»), постоянно стараясь контролировать, выбирать, судить.

Такое осознание способствует пониманию того, что холодный блеск луны не обусловлен какой-либо специальной внешней обработкой, что голубые горы имеют такой цвет не потому, что их так покрасили, что трава растет сама и ее не нужно тянуть вверх, что наши физические органы работают сами, без сознательного управления.

Суть всякого спонтанного действия, являющегося подлинным результатом чистого понимания (в котором полностью отсутствует «я» в качестве понимающего) состоит в естественной искренности.

Не часто отдают себе отчет в том, что
в спонтанном и естественном действии не может быть ни малейшего следа намерения или планирования.

Более того, спонтанности и естественности нельзя «достигнуть» ни старанием, ни старанием не стараться!

Как говорится в стихотворении из «Дзенрина»: «Ты не можешь найти ответ, думая, ты не можешь искать его, не думая».

Это снова может показаться невозможным тупиком, но на самом деле это не так.

Усилие (или усилие не делать усилия) основывается на желании или воле, которая сама представляет собой аспект «я-концепции», или эго.

Именно разделенный ум видит кажущийся тупик как тупик, в то время как спонтанность синонимична отсутствию разделенного ума.

Спонтанность может возникать только при отказе от разделенного ума и доверии к действию цельного ума.

Это не значит, что мы должны отказываться от своего работающего ума в повседневной жизни, но мы не должны полагаться только на него, исключая цельный ум.

Из повседневного опыта известно, что когда наш «сознательный» ум не способен дать решение проблемы, оно приходит к нам, когда мы «откладываем проблему на завтра», предоставляя работать над ней «бессознательному» уму.

Следует осознавать ограничения сознательного ума, чтобы не заставлять себя быть чрезмерно осторожными и не осознавать только иллюзорного «себя»;

мы вольны доверять той высшей силе, которая заставляет траву расти, а наши конечности и органы работать «самостоятельно».

В ином случае, беспокойство и смущение будут убивать ту минимальную восприимчивость, столь необходимую для того, чтобы появлялись решения.

Как сказал Рамана Махарши:
«Думать – это не нормальная функция человека».

То есть концептуализация, сочинение образов в уме, сравнение вещей и суждение о них в соответствии с кратким обзором воспоминаний и размышлений, основанных на символах и понятиях – все это может становиться парализующей силой, если заходит дальше определенного предела.

В любом случае, если нужно прийти к решению в более или менее важном вопросе, было бы невозможно принять во внимание все наши воспоминания и весь опыт, и это неизбежно должна быть «интуитивная догадка».

И у этой «догадки» больше шансов быть верной, если ум не довел себя до ступора, пытаясь вспомнить все, но достаточно расслаблен, чтобы доверять своей спонтанности, основывающейся на бессознательной записи его памяти и размышления.

На самом деле в таких обстоятельствах нет никакого разделения между мыслью и действием, которые доверяют друг другу.

Значит, в действительности происходит следующее: действие имеет место спонтанно и естественно, без того, чтобы ум одновременно старался проверять, соответствует ли действие его собственному представлению о том, что лучше всего для «меня».

Иными словами, когда мудрые осуждают «думание», то осуждению подвергается именно этот вид мышления, который ограничивает и подавляет спонтанное действие.

Тот же принцип применим к «чувству» по отношению к «действию», и именно в этом смысле джняни описывается в «Йоге-Васиштхе» как махабхоги (сверх-наслаждающийся).

Одно из неправильных представлений о джняни состоит в том, что его считают стоиком, невосприимчивым к удовольствию или боли.

Мудрец Васиштха в «Йоге-Васиштхе» ясно дает понять, что джняни не только получает удовольствие от всего, что встречается ему на пути, но наслаждается этим намного более полно, чем обычный человек.

Причина очевидна: в своем наслаждении он не размышляет о самом наслаждении; его не интересует наслаждение чувством наслаждения, и потому наслаждение не разбавляется никаким мышлением или концептуализированием.

Иначе говоря, джняни и есть наслаждение (ноуменальная функция наслаждения), а не концептуальная сущность, испытывающая наслаждение; поэтому он – махабхоги.

Спонтанность может возникать только когда ум, представляющий собой содержание сознания, осознает абсурдность своих попыток постичь сознание.

Лишь когда ум молчит и дуалистическое мышление прекращается, может возникать ноуменальное мышление, и понимание может переводиться в спонтанное действие.

Важность этого момента в том, что как только сознание отождествилось с индивидуальным телом в качестве отдельной сущности, прочно устанавливается образ эго.

После этого любое усилие расслабиться или «отпустить себя» – это только отрицательный аспект привычного усилия воли и контроля.

В этом причина тупика; если я стараюсь держаться, это плохо, если я пытаюсь отпуститься, это все равно плохо или даже хуже!

Ответ заключен в самом тупике:
и положительная, и отрицательная мысль спонтанны в том смысле, что ни та, ни другая не являются результатом предварительного намерения.

И в этом понимании того, что
эго – причина обоих мыслей – само представляет собой спонтанное возникновение в сознании, просто движение в сознании без всякой субстанции, тупик исчезает – эго попадается в собственный капкан.

Понимание – это все, любое усилие – препятствие. Понимание спонтанно и ноуменально, даже понимание того, что принудительное действие тоже спонтанно.

Тогда эго уничтожает себя, поскольку оно разоблачается как иллюзия, каковой оно и является.

Это понимание способствует пониманию того, что действия – это не действия эго, а действия «таковости» индивидуального психосоматического аппарата, основанной на генах этого аппарата и на полученном им обусловливании.

На этом этапе может возникать сомнение: Если это так, то это означает, что любой мог бы делать все, что его тянет делать.

Да, конечно, но тогда, если понимание является глубоким и ясным, это же отношение в той же мере будет применимо к «другим», как и ко «мне»,

и не должно быть никаких жалоб относительно вреда, причиняемого «мне» такими действиями «других».

В действительности, истинное понимание не включало бы в себя какое-либо различие между «мной» и «другим», поскольку само содержание такого понимания предполагало бы осознание иллюзорности обоих и того, что только событие имеет какое-то значение в качестве части всей совокупности функционирования, а индивидуальный «деятель» представляет собой бесполезный фактор.

По существу это значит, что человек начинает принимать жизнь, как она происходит в мире, который кажется утратившим все свои прежние границы и барьеры, так что в действительности

нет никакой нужды избегать ложных мыслей или стремиться к истинным –
все мышление спонтанно и лишено всякой субстанции, как временное движение в сознании;

его не нужно принимать или отвергать, а можно просто игнорировать, чтобы оно исчезало так же спонтанно, как и появлялось.

Не так давно я убедился в способности ребенка легко видеть вещи такими, какие они есть, поскольку обусловливание еще не стало достаточно прочным.

У моей невестки Гиты есть пятилетняя дочка – необычайно живая малышка, полная неугомонной энергии и веселья. Однажды вечером, после особенно беспокойного дня, мать помыла ее и велела ей помолиться Богу и попросить Его сделать ее хорошей девочкой.

Девочка без всяких возражений села и довольно долго тихо сидела с закрытыми глазами. Позднее тем вечером, во время ужина, Гита спросила дочку, что же она просила у Бога.

Девочка ответила: «Я молилась Богу и просила Его сделать меня хорошей девочкой, чтобы я не изводила учителя в классе и не заставляла мамочку все время сердиться. Я не просила заставить меня усерднее делать уроки, поскольку я и так стараюсь и получаю хорошие отметки по всем предметам».

Когда Гита это услышала, у нее на глазах заблестели сдерживаемые слезы удивления и радости от правильности молитвы ребенка. Однако следующие два дня ничем не отличались от предыдущих, и измученная мать спросила дочку, почему та продолжает быть скверной девчонкой.

Ответ девочки был совершенно непосредственным: «Мамочка, ты просила меня молиться Богу, и я молилась. Если он не ответил на молитву, это несомненно значит, что либо Он ничего не может с этим поделать, либо он хочет, чтобы я была такой, какая есть».

Потом она занялась своими делами. Мать была поражена, но у нее хватило здравого смысла промолчать.

Когда Гита рассказала мне об этом инциденте, я сразу подумал о Нисаргадатте Махарадже – как невероятно обрадован он был бы историей ребенка, который продемонстрировал удивительное понимание того, что значит быть естественным без всякого старания быть естественным.

Таким образом, понимание – как Махарадж использовал и понимал этот термин – по-видимому, оказывается не неизменной идеей или понятием, а своего рода потоком, текучим процессом природы, который свободно орошает жизнь, соединяя мысль и действие.

Это не столько ученое знание веданты, сколько интуитивная апперцепция Дао, о которой Чжуан-цзы говорил: «Его можно обрести, но не увидеть». Его можно чувствовать, но не мыслить, интуитивно постигать, но не категоризировать, прозревать, но не объяснять».

Когда Махарадж говорил, что понимание – это все, и далее добавлял, что больше никаких усилий, как таковых, не требуется, он, очевидно, понимал это в том смысле, что не требуется никаких усилий, чтобы дышать, чтобы переваривать съеденную пищу, в том смысле, в каком мастера искусства самозащиты способны защищаться от нескольких человек (которые вполне могут выбиться из сил из-за своих напряженных усилий), не проявляя никакой усталости.

То, что не требуется никаких усилий, очевидно означает, что не требуется никаких намеренных сознательных усилий, – это все равно, что течь с потоком или катиться по ветру.

Иллюстрацией этого принципа может служить то, что буря вырывает с корнем могучие деревья, в то время как незаметная трава продолжает качаться, как обычно.

Нисаргадатта Махарадж неоднократно подчеркивал тот факт, что такое совершенное понимание трудно, если вообще возможно, определить или объяснить, так как мы сами и есть это понимание, которое «подобно мечу, который режет, но не может резать сам себя, подобно глазу, который видит, но не может видеть сам себя».

Современная наука ясно продемонстрировала, что мы изменяем поведение атомной частицы сами фактом ее наблюдения, и что сам факт нашего наблюдения галактик делает их более далекими от нас.

Непреодолимым препятствием для объективного познания служит наше собственное субъективное присутствие, которое представляет собой феноменальное отсутствие.

Как может постижение постигать то, что само постигает? Мы не можем не признавать, что совершенное понимание – это источник и поле нашего собственного субъективного бытия, которое можно интуитивно чувствовать, но не наблюдать объективно.

Это понимание представляет собой наше интуитивное знание своей универсальности, того, что мы суть основа, поле, в котором появляется все множество форм и опыта.

Именно сознание – я есть – служит общей основой для всякого чувствующего существа, дающей ему интуитивное чувство бытия, о котором мы не можем иметь объективного знания и, следовательно, не можем строить его механическую или линейную схему.

В действительности, происходит так, что мы игнорируем поле, подоплеку, и сосредоточиваем свое узкое видение, подобное лучу фонаря, на феноменальных объектах, событиях и переживаниях, в то время как

единственный способ, каким может случаться понимание – это выключить фонарь и позволить вступить в дело широкому прожекторному видению молчащего, постящегося ума, чтобы само собой могло случаться живое осознание того-что-мы-есть.

Тогда совершенное понимание, широкое прожекторное видение всей вселенной, показывает ее как гармонию замысловатых узоров, «сеть драгоценных камней, каждый из которых отражает все другие».

Только узкое видение видит каждый узор в отдельности, друг за другом, и приходит к выводу, что вселенная полна конфликтов.

Действительно, биологический мир, несомненно, представляет собой «общество взаимного поедания», в котором один вид становится пищей для другого, но такова часть плана вселенского разума, так должно быть, чтобы биологическое равновесие не было нарушено перенаселением и самоудушением.

На самом деле, именно ограниченное узкое видение придает этому совершенно нормальному универсальному феномену оттенок ужаса, в то время как широкая перспектива совершенного понимания видела бы вещи такими как они есть, что рождение и смерть – это, в действительности, всего лишь соединение и разложение, появление и последующее исчезновение феноменальных объектов в проявлении.

Именно применительно к этому совершенному пониманию, представляющему собой всю тотальность функционирования проявленной вселенной, Чжуан-цзы описывает «человека совершенной добродетели» по контрасту со средним человеком, живущим свою жизнь (которую с таким энтузиазмом пытается продлить наука) в постоянной надежде на лучшее будущее и в постоянном страхе неминуемой смерти:

«Человек совершенной добродетели в покое не имеет мыслей, в действии не имеет страха. Он не признает ни правильного, ни неправильного, ни хорошего, ни плохого.

В четырех морях, когда все процветают, это его отдых. Люди цепляются за него, как дети, потерявшие своих матерей, они сплачиваются вокруг него, как заблудившиеся путники.

У него есть богатство, но он не знает, откуда оно приходит. Он имеет более чем достаточно еды и питья, но не знает, кто их предоставляет…

(как это удивительно точно подходит для описания Нисаргадатты Махараджа!).

В век совершенной добродетели люди не нуждаются в том, чтобы их ценили – способности не бросаются в глаза.

Правители – всего лишь маяки, в то время как люди свободны как лани.

Они справедливы, не зная о долге перед своими ближними. Они любят друг друга, не зная о милосердии. Они верны, не зная о верности. Они честны, не зная о честности. Они действуют свободно во всем, не признавая обязательств ни перед кем. Поэтому их деяния не оставляют следа; их дела не передаются потомкам».

Важный момент в этом повествовании состоит в том, что действия «человека совершенной добродетели» – джняни – не носят преднамеренный характер, потому что их от него ожидают,

а представляют собой его «таковость», возникающую из совершенного понимания, и, следовательно, являются спонтанными и не продуманными заранее, будучи неотъемлемой частью самого этого понимания.

Поэтому понимание и действия не отдельны друг от друга и не должны быть отдельными.

Еще один – возможно более важный момент – это то, что очевидные добродетели справедливости, милосердия, верности, честности, сострадания и т. д. не культивируются намеренно с целью получения некой заслуги (материальной или иной), а представляют собой естественное следствие самого понимания.

Понимание этого неизбежного вывода, по существу, означает временную отмену нашей диалектической логики и ведет к своего рода онемению ума, поскольку противоречит всему нашему обусловленному мышлению.

Однако понимание такого человека не зависит от его разделенного ума; он интуитивно принимает вселенную как завершенную и полную в каждый момент – здесь и сейчас.

Иными словами, истинное понимание честно принимает человеческие недостатки не только как часть функционирования всей вселенной, но как столь же необходимую часть, как соль необходима для пищи.

Когда осознается, что истинное понимание не проводит различия между правильным и неправильным, верным и неверным, а принимает все как отражение ноуменального бытия, становится ясно, что любое намеренное стремление что-либо «улучшать» было бы внутренним противоречием.

Как сказал бы Махарадж, «любое намеренное усилие – это все равно, что бить в барабан, чтобы найти беглеца» или, как сказал бы даосский мудрец, «приделать змее ноги».

Иначе говоря, основа понимания – это принятие широкого разнообразия в множестве проявления, понимание бесплодности попыток разглаживания всех различий в единую концепцию того, что мыслится как верное или правильное, осознание того, как глупо пытаться укладывать мир на Прокрустово ложе линейных правил, вытягивая человека, если он слишком короток для длины ложа, или отрезая часть ног, если он слишком рослый!

Истинное понимание способствует вере в совершенную гармонию в работе вселенной, невзирая на видимость хороших и плохих аспектов, вере в нормальный процесс жизни, представляющий собой постоянные изменения и преобразования, включая рождение и смерть.

Еще раз процитируем Чжуан-цзы:

«Откуда мне знать, что любовь к жизни – не заблуждение? Откуда мне знать, что тот, кто боится смерти, не подобен человеку, который в молодости был вдали от дома и потому не имеет намерения возвращаться?.. Откуда мне знать, что мертвые не будут сожалеть о своей прошлой жажде жизни?»

Интересно подумать, что если бы можно было заснять на пленку историю цивилизаций, а также геологических и биологических формаций за последние 5000 лет и быстро прокрутить ее, наподобие ускоренного фильма Чарли Чаплина, то мы увидели бы только что-то вроде кристаллов, образующихся и растворяющихся с невероятной быстротой, и это не имело бы вообще никакого отношения к тому, что люди считали жизнью в течение тех 5000 лет!

В действительности, все зависит от точки зрения, и восприятие того, что «вещи» не имеют реальности, что «я» и «вещи» – это один и тот же процесс жизни, что не восприятие этого – тоже часть этого же процесса и, наконец, что с этим ничего нельзя сделать или не сделать!

Все сущее – это «поток и мириады его изгибов/волн, пузырей, брызг, водоворотов и воронок» – и это и есть мы.

Какова была бы реакция на это? Что это «звучит» чудесно, но.… И эта позиция – тоже часть того-что-есть. Как это может быть? Как это может не быть?

То-что-есть – это все, ничто происходящее не может быть вне этого.

Именно в этом смысле Нисаргадатта Махарадж утверждал, что

понимание – это все: будь центром вселенной, и вселенная исчезнет; будь одним из многих чувствующих существ – и ты в аду.

Думай с точки зрения Целого, и никакие проблемы не смогут возникнуть. Думай с точки зрения индивида, и проблемы не прекратятся.

Когда Махарадж утверждал, что понимание – это все, он также обычно объяснял, что когда возникает совершенное понимание, ему сопутствует осознание того, что не может быть никакой отдельной сущности, чтобы осуществлять какое бы то ни было произвольное действие: оно включает в себя понимание того, что индивид – это просто феноменальная видимость в сознании, и как таковой не может иметь никакого независимого или автономного существования, а потому представления об индивидуальной сущности, обладающей каким-либо выбором решения и действия просто нелепы.

Это может вести только к одному выводу – что всякое действие, строго говоря, спонтанно.

Этот вывод демонстрируется в жизни тем фактом, что очень многие события не соответствуют заранее задуманным планам.

Есть также факт жизни (который весьма часто полностью игнорируют), что большинство действий в живом организме происходят полностью без сознательного управления.

Различие между человеком понимания и обычным человеком состоит в том, что первый доверяет интуитивному широкому видению, тогда как второй предпочитает использовать свое ограниченное узкое видение, которое, как он думает, он может направлять куда захочет.

Вся суть, однако, в том, что в полноте функционирования спонтанное действие будет происходить независимо от концептуальной воли или намерения.

Действительно, когда такие действия случаются, индивид бывает озадачен и не может объяснить, почему он явно делал что-то, чего он не только не планировал, но и что почти полностью противоречит его природе и темпераменту.

Интересный случай в связи со спонтанным действием рассказала мне моя замужняя дочь Джайя, которая живет в Бангалоре – столице штата Карнатака в южной Индии.

Он касался ее подруги, которая всецело верила в силу и эффективность практики повторения Вишнусахасранама (тысячи имен Господа Вишну).

Это случилось однажды вечером. Ее муж, как обычно, вернулся из клуба и отдыхал в своем любимом кресле с газетой в ожидании ужина. Когда зазвонил звонок, она пошла и открыла дверь, и была захвачена врасплох двумя мужчинами, которые ворвались внутрь и захлопнули за собой дверь.

У одного из них в руке был страшный нож, и он шепотом предостерег ее, чтобы она не поднимала шума и не кричала. Они вошли в гостиную, и пока мужчина с ножом караулил ее испуганного мужа, другой тихо обошел другие комнаты, чтобы убедиться, что в доме больше никого нет.

Затем ее попросили пройти в соседнюю комнату и тихо сидеть там в темноте. Видя, что противиться бесполезно, она пошла в другую комнату, в большей степени озадаченная, чем испуганная, так как ей все время казалось, что происходит что-то неправильное: как с ней могло случиться такое, когда она регулярно повторяет Вишнусахасранам?

Потом она услышала страшный рев своего мужа, и поспешив обратно в гостиную увидела, что ее муж, более разгневанный, чем когда либо на ее памяти, ударил человека с ножом по лицу тяжелым стулом и громко поносил их обоих за насилие.

Видя этот Рудраватар (гневный аспект Шивы), оба мужчины бросились вон из дома, а ее муж погнался за ними, все еще держа над головой стул.

Это действие воспитанного человека было не только совершенно спонтанным и неожиданным, но и полностью не соответствующим его характеру, поскольку обычно он был очень мирным человеком, отнюдь не спортсменом или энтузиастом физической культуры, и самым энергичным из его занятий была игра в бридж в клубе.

В то время как среднему человеку спонтанная деятельность может казаться необычной и вызывающей удивление, для человека понимания это нормальный процесс.

Другим кажется, что любые действия джняни становятся успешными, и они ошибочно приписывают это его «способностям» (сиддхи).

В действительности, его успешность обусловлена, главным образом, чувством уверенности, которое возникает благодаря отсутствию тревоги, подрывающей веру человека в свои силы.

В то же самое время, он к тому же полностью способен делать то, что естественно получается в существующих обстоятельствах, с полным равнодушием к условностям, последствиям или приличиям.

Именно по этой причине он обычно бывает загадкой для большинства людей: его действия непредсказуемы именно потому, что они естественны и спонтанны!

Как понимание переводится в действие в повседневной жизни?

Ответ таков: осознавая жизнь, но не думая о ней, постоянно, но без усилий, так что это «осознавание» продолжает функционировать, даже когда есть мысли.

Истинное понимание включает в себя осознание того, что подобно облакам, скитающимся по небу, мысли, проплывающие в уме, не имеют ни дома, ни корней.

Коль скоро сознание видится как основа всего феноменального (включая чувствующих существ и их мысли и действия), различение прекращается, поскольку никакая вещь не может обладать сколько-либо независимым существованием.

Тогда добродетели и пороки видятся не как противоположности, а как полярные эквиваленты, которые отрицают друг друга при взаимоналожении.

Всякое действие становится спонтанным, будучи работой потенциальности как латентной силы, которая проявляется в удивительном плодоношении растений, в формировании глаз и ушей, в циркуляции крови и образовании нервных сетей.

Такая сила или энергия порождается без всякого сознательного руководства, это естественная и спонтанная сила, лишь один аспект которой представляет электричество (никто по-настоящему не знает его природы, хотя его действие общеизвестно).

Вот во что переводится истинное понимание – в спонтанную и естественную деятельность в практических делах повседневной жизни.

Эту чудесную естественную силу потенциальности (не имеющую никакого отношения к сиддхам) прекрасно описывает Лао-цзы:

Высшая добродетель не (намеренно) добродетельна,
и потому это добродетель.
Низшая добродетель держится за свою добродетельность,
и потому это не добродетель.
Высшая добродетель не использует силу,
но ничто не остается не сделанным.
Низшая добродетель использует силу,
но ничего не достигает.

Потенциальность тонет в обычности и безымянности и потому часто не замечается, как в случае Нисаргадатты Махараджа.

Эта та же сила или энергия, что обнаруживает гениальность в различных людях в разных областях деятельности, которую невозможно объяснить в земных терминах, с помощью последовательного линейного метода, выражаемого словами.

Единственное, как ее можно описать (но не объяснить), это посредством некоторых намеков, как делает Лао-цзы:

Когда утрачивается великое Дао, появляются (понятия) человечности и справедливости.
Когда приходят знание и умствование, возникает великое заблуждение.
Когда разлаживаются семейные отношения, появляются (понятия) хороших родителей и почтительных детей.
Когда в стране наступает беспорядок и смута, появляются (идеи о) верноподданных министрах.

Когда действие спонтанно и совершается без малейшего колебания, для мысли нет места, поскольку мысль, в полном смысле слова, возникает из неудачи, неспособности выживания.

Любопытный факт – шансы на выживание выше всего, когда нет чрезмерного желания выжить (это видно по множеству успешных действий в ситуации «сделай или умри»), поскольку тем, кто не мучает себя своими опасениями, доступна особая сила потенциальности.

Однако еще более любопытно то, что тревога включает в себя положительное усилие перестать беспокоиться.

Вот здесь действительно вступает в свои права истинное понимание: всякое проявление воли, положительное или отрицательное – это бремя, по той простой причине, что волевое беспокойство в любом случае исходит от ложного, не существующего индивидуального эго.

Истинное понимание отважно принимает все, что приносит жизнь, без всякого сопротивления или отступления, предоставляя уму свободу думать все, что ему хочется, в том числе свободу беспокоиться.

Так, говоря о смерти своего учителя Лао-цзы, Чжуан-цзы заявляет:

«Учитель пришел потому, что для этого пришло время. Он ушел потому, что следовал естественному течению».

Как часто говорил Нисаргадатта Махарадж:

«На переживаемое реагирует только психосоматический аппарат, а он может реагировать только в соответствии с тем, как он создавался (т. е. в соответствии со своими генами) и формировался."

Более того, разные организмы тела-ума будут реагировать по-разному, и одно и то же тело-ум может реагировать по-разному в разных обстоятельствах.

Так зачем беспокоиться?

Иначе говоря, чувствам, эмоциям и мыслям должно быть позволено действовать естественным образом, поскольку любая попытка их контролировать может привести только к ухудшению расстройства.

Как говорит Господь Кришна в «Бхагавадгите»:

«Человек, который един с Божественным и понимает Истину, верит, что вообще ничего не делает, ибо в видении, слышании, осязании, обонянии, вкушении, хождении, сне, дыхании, говорении, испускании, усвоении, открывании и закрывании глаз он считает, что объектами чувств занимаются только чувства».

Любое изменение в мыслях, эмоциях, аппетите может происходить только через посредство истинного понимания, и мышечное усилие, направленное на управление ими, неизбежно будет бесполезным, в значительной степени потому, что нервная система – это, по существу, электрическая схема, а не мышца.

Одно из самых смелых заявлений по этому вопросу принадлежит китайскому мудрецу Янчжу:

«Позволяй уху слышать то, что оно хочет слышать, глазу – видеть то, что он жаждет видеть, носу – обонять то, что ему нравится обонять, устам – то, что они хотят говорить, позволяй телу иметь всякое удобство, которого оно требует, позволяй уму делать, что ему угодно…

Телу для его удобства нужны тепло и хорошая пища. Мешая ему их получать, ты ограничиваешь то, что естественно и необходимо для человека. Ум хочет свободы блуждать где ему угодно, и если у него нет этой свободы, то ограничивается и расстраивается сама природа человека».

Конечно, следует помнить, что этот совет дается искателям знания, которые могут ошибочно увлекаться дисциплинарными практиками, что оказалось бы препятствием.

Нисаргадатта Махарадж тоже неоднократно предостерегал своих слушателей, чтобы они не пытались контролировать свои мысли, эмоции и инстинктивные потребности.

«То, что должно уходить, – говорил он, – должно отпадать само собой. Любая попытка контролировать мысли или инстинктивные потребности, будет только укреплять их, а вместе с ними и эго.

Все, что вас интересует, – все, что вы есть, – это безличное понимание. Пусть это понимание действует посредством простого свидетельствования без суждения».


Последний вопрос: Какова основа, на которой спонтанность действует столь эффективно?

Если ответить одним словом, то это смирение, но не в том смысле, в каком обычно используется это понятие.

То, что обычно называют «смирением», на самом деле оказывается перевернутой или отрицательной гордыней, тогда как единственный смысл подлинного смирения – это полное отсутствие любой сущности, испытывающей или не испытывающей гордыню.

То, что мы интерпретируем как страдание, на самом деле – отрицательная форма счастья, и точно так же, счастье – это положительная форма страдания, и они оба представляют собой, соответственно, отрицательный и положительный аспекты того, что мы понимаем как опыт.

Аналогичным образом, смирение – это отрицательная форма гордыни, а гордыня – положительная форма смирения, поскольку они представляют собой, в сущности, одно и то же и отличаются только интерпретацией.

Под истинным смирением подразумевается отсутствие эго-сущности, переживающей то или другое.

Итак, последовательность ясна:

глубокое и ясное понимание (не интеллектуальное уразумение на линейном уровне) того-что-есть ведет к подлинному смирению и уничтожению эго-сущности; отсутствие эго-сущности ведет к отсутствию сознательного усилия, что, в сущности, означает естественное и спонтанное действие.

Это спонтанное действие отражает тот факт, что человеческий разум – это не что-то внешнее, встроенное в чувствующее существо, а действительно неотъемлемый аспект всего организма проявленной вселенной, который поддерживает функциональный порядок в динамическом равновесии благодаря действию сознания, представляющего собой основу всего феноменального проявления.

Это равновесие поддерживается посредством механизма полярности между кажущимися противоположностями;

поэтому конфликт, основывающийся на абсолютных непримиримых противоположностях добра и зла, субъекта и объекта, «меня» и «другого» неизбежно был бы не только поверхностным и временно значимым, но и в своей основе неприемлемым для основной культуры.

На самом деле это сводится к тому, что весь этот феноменальный спектакль – Лила – не имеет никакой реальной цели, и что действительно бесполезно искать цели в жизни в открытом соперничестве против кого бы то ни было.

Большинство «успешных» людей охотно признавали бы это в глубине души, но многолетнее обусловливание так сильно, что большинство человеческих существ, в особенности на Западе, не осмелились бы принять это и признаться в этом.

И, разумеется, как только представляется цель, спонтанность сразу уничтожается, и власть захватывает «я»-сознание эго-сущности.

С этого момента видение сосредоточивается только на цели, таким образом упуская все стоящее в жизни.

На самом деле «целеустремленная» жизнь упускает цель жизни, состоящую в том, чтобы наслаждаться единственностью в двойственности и множественности жизни.

Когда истинное понимание вызывает подлинное смирение и избавляется от эго-сущности, возникает чувство полной свободы, и затем приходит прожекторный свет истинного видения, который не упускает ничего и наслаждается всем.

Тогда спонтанное действие, не вступающее в конфликт с естественным ходом событий, дает человеку понимания возможность полностью воспринимать мир своими чувствами.

Он относится к этому легко, он расслаблен и свободен от напряжения, поскольку безразличен к результатам, и без всяких запретов в полной мере наслаждается игрой жизни.

Интересно видеть, как понимание – и сопутствующее ему спонтанное действие – относятся к добродетелям, культивировать которые побуждает человека почти всякая организованная религия.

Возьмем случай феномена гнева, который, без сомнения, болезненно знаком любому человеку, и который, как принято считать, следует сдерживать.

С точки зрения напряжения, спорно, кто более подвержен его разрушительному действию – тот, кто свободно дает выход своему гневу и избавляется от него, или тот, кто приучен к необходимости сдерживать свой гнев и обнаруживает, что всякое усилие, направленное на его сдерживание, только загоняет напряжение внутрь, пока оно очень скоро не взрывается сердечным приступом или чем-то подобным.

Когда средний человек сердится, он думает примерно так: «Я сержусь, а мне не следует сердиться». Такие мысли исходят от эго, «меня», и гнев возникает потому, что «другой» говорит или делает что-то, что эго считает противоречащим его интересам.

Иначе говоря, этот тип мышления происходит в разделенном уме, и пока существует разделение между «мной» и «другим», неизбежно должны иметь место гнев и сходные феномены.

С другой стороны, что происходит, когда имеется понимание?

Пока существует тело как психосоматический аппарат, оно неизбежно должно разными способами и в разной степени реагировать через посредство чувств на внешние стимулы.

Когда человек понимания сердится (можно допустить, что таких ситуаций было бы значительно меньше, чем в случае обычного человека), он не говорит себе: «Я сержусь», и не пытается оправдывать свой гнев.

Человек понимания просто свидетельствует феномен гнева и не пытается его оправдывать; он не вовлекается в феномен гнева в качестве «себя» против «другого».

В этом случае гнев больше не получает топлива, чтобы продолжать тлеть, и потому, естественно, должен уничтожать сам себя – и такое уничтожение также свидетельствуется.

Иными словами, когда есть понимание, случайное возникновение гнева как спонтанной реакции на внешний стимул почти сразу сопровождается его уничтожением.

Как говорил Нисаргадатта Махарадж, «мысли – желания – эмоции действительно возникают, но за них не цепляются».

Сходную картину можно видеть в том, что касается «достижения» добродетелей, наподобие терпимости или сочувствия.

Едва ли существует религия, в заповедях которой эти добродетели не занимают почетного места, и такие заповеди непрерывно повторялись на протяжении последних двух тысяч или более лет, без малейшего улучшения человеческой природы или поведения – скорее наоборот, ситуация становилась только хуже, и теперь почти каждый человек опасается за само выживание человечества!

Хотя современная ситуация, несомненно, наиболее трагична – учитывая постоянную угрозу ядерной катастрофы – на самом деле она не лишена и определенного комического элемента.

Каждое «я» болезненно обеспокоено ситуацией, но продолжает яростно соперничать за малейшую материальную выгоду (действительно ли она ему нужна или нет) против каждого «другого»!

Есть одна история, иллюстрирующая современное состояние мира.

На одной утренней службе армейский капеллан объявил: «Этим утром я буду читать проповедь о злоупотреблении военными словом „чёрт“».

Затем он стал очень подробно обсуждать абсурдность и скудость общения с использованием таких повседневных выражений, как «Убирайся ко всем чертям!», или «Какого черта тебе надо?» или «Где тебя черти носили?»

Он объяснял, как легко освободиться от этой отвратительной привычки, лишь немного постаравшись использовать более конкретные слова вместо абстрактного «чёрт».

Это была хорошая проповедь. Стоя у двери после молитвы и провожая выходивших верующих, капеллан получил от старшего офицера такую искреннюю похвалу: «Капеллан, это была чертовски хорошая проповедь. Я надеюсь, ребята ее надолго запомнят».

Как неоднократно напоминал своим посетителям Нисаргадатта Махарадж, когда имеется понимание, понятия терпимости и сочувствия принимают совершенно другой оборот: они теряют свой аспект принуждения, свойственный предписаниям, и вместо этого становятся естественными следствиями самого понимания.

Терпимость и сочувствие естественным образом вписываются в мораль и поведение человека понимания, поскольку понимание существенно способствует осознанию того, что человек, по сути, – только часть всего феноменального проявления, что чувствительность, которой наделен человек (и которая заставляет его считать себя отдельным от остального мира) – только механизм природы для восприятия феноменальной вселенной, и потому отдельность «меня» от «другого», составляющая эго, будучи полностью иллюзорной, не имеет неотъемлемой собственной природы.

Другими словами, понимание предполагает уничтожение разделения между «мной» и «другим», являющегося первопричиной всякой нетерпимости и конфликта.

Поэтому добродетели, которые принято считать чем-то, что следует сознательно культивировать с целью обретения некой – материальной или иной – заслуги в этом мире или в загробной жизни, в действительности представляют собой естественное следствие самого понимания, и как таковые не имеют для человека понимания никакой особой ценности.

В том, что касается человека понимания, добродетели представляют собой просто одну часть пары взаимосвязанных противоположностей; принимая понятие любой добродетели, человек не может отвергать ее взаимосвязанную противоположность.

Сама суть понимания состоит в том, что невозможно отвергать что бы то ни было в феноменальном проявлении. «Кто» будет отвергать что?

Этот «кто» сам составляет часть совокупного проявления, а совокупность феноменального проявления – это объективное выражение субъективного ноумена.

Поэтому суть истинного понимания – безусловное и добровольное приятие всего разнообразия в проявлении и его функционировании.

Кто принимает? Разумеется, «Я», не «я»: субъективное ноуменальное «Я», чьим объективным выражением является феноменальное проявление и все, что в нем есть, хорошее и прекрасное наряду с плохим и безобразным, «Я», которое утратило свое временное феноменальное отклонение «я».

Иными словами, «кто» не имеет отношения к делу, поскольку понимание, включающее в себя приятие «того-что-есть» – это и есть безличное субъективное «Я».

17. Заключение

Нисаргадатта Махарадж так мало ссылался в своих беседах на традиционные священные тексты, что постоянные посетители различных Гуру сразу замечали этот факт, который некоторые из них ставили ему в вину.

Есть много таких людей, которые сделали своей привычкой посещать как можно больше Учителей, и они имеют обыкновение упоминать об этом с некоторой гордостью.

На самом деле, я припоминаю одного посетителя из захолустья, который рассказал Махараджу, что тот – восемьдесят шестой святой человек, которого он посетил.

Махарадж, обладавший живым чувством юмора, выслушал его не только серьезно, но и с выражением восхищения, что, несомненно, доставило посетителю большое удовольствие. Думаю, Махараджа это тоже немало повеселило.

Некоторые такие посетители, удовлетворенные даршаном (лицезрением) Махараджа, обычно ограничивались одним визитом и потом отправлялись к какому-нибудь другому Учителю, следующему в их списке.

Некоторые другие хотели, в дополнение к даршану, послушать беседу или рассуждения Махараджа. Эти знали все стандартные слова, разнообразные формулы во многих традиционных текстах, и считали Махараджа бесполезным, так как он не демонстрировал знакомства с этими текстами и способности их свободно цитировать.

Они не осознавали, что слова Махараджа основывались на его собственном опыте, а не на учености. Возможно, именно по этой причине Махарадж обычно принимал в своей маленькой комнатке наверху лишь сравнительно немногих посетителей, и это были те, кто интуитивно чувствовали величие Махараджа и могли инстинктивно вытеснять на задний план свое возможное знакомство со священными текстами, чтобы иметь возможность непосредственно усваивать учение Махараджа.

Реальная опасность чрезмерного знакомства с ключевыми словами, фразами и формулами состоит в тенденции без разбора запоминать и повторять такие формулы, считая это самоцелью.

Сколько псевдо-ученых, псевдо-святых и псевдо-гуру гордятся своей способностью цитировать по памяти всю «Бхагавадгиту».

Опасно то, что действительное значение, стоящее за этими ключевыми словами и фразами, легко может не только вытесняться на задний план, но и полностью игнорироваться.

Это так же опасно, как считать формулу E=MC2 полной Теорией Относительности. На самом деле, можно было бы легко представить себе рождение этих формул в далеком прошлом после серии просвещенных бесед, диалогов и дискуссий с одаренными от природы искателями, когда ученики почтительнейше просили древнего просветленного мудреца кратко изложить суть всего учения в одной фразе или формуле, которая могла бы вновь мгновенно разжечь радостную искру просветления или, по крайней мере, опустошать ум, делая его ничем не занятым.

Так могла возникнуть красивая санскритская формула «Тат Твам Аси» – Ты Есть То.

Но очень часто бывает так, что то, что должно было стать наивысшим венчающим триумфом чрезвычайно глубокого урока мистицизма – махавакья – теперь трактуется как исходное положение, без существенного объема необходимой предшествующей подготовки.

Поэтому результатом становится поверхностное знакомство с мистическим учением, которое плодит «своего рода благочестивую невосприимчивость, оцепенение духа, внутреннюю глухоту к смыслу священных слов».

Несомненно, что именно для того чтобы препятствовать такого рода «внутренней глухоте к смыслу священных слов», Нисаргадатта Махарадж предпочитал основывать свои беседы на собственном опыте, а не на словах какого-то другого просветленного существа прошлых эпох, и строить их на само-подтвержденном опыте собственного непосредственного осознания, а не на древних шрути или вдохновенных писаниях.

Учение Махараджа в основном касалось единой Божественной Реальности, лежащей в основе всего проявления, без которой не было бы возможно вообще никакое проявление, не говоря уже о его восприятии и познании – то есть универсального сознания или, как его называли китайские философы, Ума.

Действительно, как обычно говорил Махарадж, сознание – это и проявление проявленного, и его познавание.

Иначе говоря, сознание – это все, что есть, а проявленное и все в нем – это видимость в сознании. Люди – и все чувствующие существа – в действительности только видимости, составляющие часть того проявления, и помимо этого не обладают никаким автономным или независимым существованием. Такова Истина, нравится она людям или нет, принимают они ее или нет.

На самом деле, апперцепция этой истины – это и есть все просветление, которого можно ожидать.

Конечно, это должно быть не просто интеллектуальным пониманием, а апперцепцией, полной неизмеримой глубины и абсолютной убежденности.

Самое существенное, что подобная апперцепция может иметь место только в уме (содержании сознания), который не занят страхами и надеждами «я», касающимися феноменального мира, и, следовательно, находится в незанятом или «постящемся» состоянии и потому способен вмещать такое восприятие.

Такой ничем не занятый или постящийся ум (то есть не только не глупый, но крайне острый и живой ум) суфийский поэт Джалаладдин Руми описывал с помощью научной метафоры как ум, снабженный духовной «астролябией Божественных тайн».

Обычный материалистический ум интересует только движущийся, изменчивый процесс становления, в то время как То-Что-Есть – это вечное состояние бытия.

Индивидуальное «я» может заниматься только процессом становления; только когда уничтожается индивидуальное «я», состояние бытия может постигаться и реализовываться в ноуменальном измерении.

Другой основной момент, касающийся апперцепции Божественной Основы – это то, что это состояние, будучи в своей основе неизменным, не может «обретаться» или «достигаться».

Все, что необходимо – это устранение состояния становления или изменения, наложившегося на вечное состояние.

Этот процесс – если его можно так называть – представляет собой не процесс создания или достижения чего-либо посредством положительного усилия, а подлинно отрицательный процесс устранения – посредством отрицающего усилия глубокого понимания – затуманивания или покрова (майи), наложившегося на первоначальное состояние.

Нисаргадатта Махарадж никогда не уставал повторять: «Понимание – это все».

Как сказал Майстер Экхарт:

«Знающий и знаемое суть одно. Простые люди воображают, что они будут способны видеть Бога, как если бы он стоял там, а они здесь. Это не так. Бог и я – мы едины в знании».


Бесплодность положительных усилий для постижения реальности прекрасно выражена у Юнцзя Даши:

Только когда охотишься за Этим, ты Его упускаешь,
Ты не можешь ухватить Это, но потом не можешь избавиться от Него;
И пока ты не можешь ни того, ни другого, Оно идет Своим собственным путем.

Ты хранишь молчание, и Оно говорит;
ты говоришь, и Оно безмолвствует.
Великие врата Сострадания широко открыты, к Этому нет никаких препятствий.


Как, бывало, говорил Нисаргадатта Махарадж, ненужная тайна, касающаяся сущностной природы вещей, годами создавалась теми, у кого не было подлинного постижения Истины. Те, кто понял, говорят, как все поистине просто.

Единственное условие – это то, что знание должно желаться с огромной силой.

Махарадж, бывало, смеялся над иронией всего этого.

Ты не можешь видеть Это, ты не можешь чувствовать Это, потому что на самом деле не хочешь.

Ты не хочешь, потому что ты или слишком занят, наслаждаясь многими «хорошими» сторонами жизни, или слишком занят, жалея себя из-за горя и несчастья, которые причиняют тебе многие плохие стороны жизни.

Если бы ты только сидел безмятежно и безмолвно – сказал бы Махарадж – то не мог бы этого не чувствовать. Без Этого – сознания – ты был бы трупом.

Даже когда сознание временно отсутствует – как в глубоком сне – ты не осознаешь ни мир, ни что-либо в нем.

На самом деле, ты и есть сознание, если ты хочешь видеть Реальность как единственность.

Если бы ты хотел видеть Реальность как Бога, отдельного от тебя самого как индивида, ты бы все равно видел сознание как никогда не бывающее отдельным от тебя.

Святой Тукарам пел в одной из своих бессмертных абханг:

«Куда бы я ни шел, ты всегда со мной
(как друг, философ и проводник)».

Более того, как Махарадж напоминал своим посетителям, сознание работает постоянно, руководя тонкими физиологическими способностями в осуществлении непрекращающихся процессов дыхания, усвоения и т. д.

Что, как не сознание, может заставлять незначительное семя развиваться в полностью сформированный зародыш или могучее дерево?

На самом деле, если кто-либо говорил о «своем» сознании, Махарадж смеялся и напоминал этому человеку о могучей силе обусловленности, заставляющей людей говорить о «своем» сознании, когда в действительности именно сознание владеет множеством чувствующих существ в качестве своего многообразного физического механизма – «Десяти Тысяч Вещей», как говорят даосы, – посредством которого оно функционирует и управляет миром и остальным проявлением.

Махарадж постоянно советовал своим посетителям продолжать вести свои повседневные дела как обычно, за исключением того, что у них должно войти в привычку помнить: весь этот спектакль – сознание, все феноменальное проявление – видимость в сознании.

Все функционирование проявления –
это сознание, воспринимаемое и познаваемое сознанием посредством психосоматических механизмов, известных как люди и другие чувствующие существа.

Тот, кто глубоко постиг это факт, неизбежно будет видеть все функционирование этой вселенной как Лилу (божественную игру) с некоторым чувством изумления и огромной терпимостью.

Такой человек неизбежно увидит, что

сознание или (во фразе Экхарта) Бог, создатель и вечный воссоздатель мира, «воплощается и развоплощается» в полноте феноменального функционирования;

что Божественная Основа, в которой укоренена многоликая, ограниченная временем психика – это, как говорил Махарадж, действительно простая вещь, то есть не-вещь, простое вневременное осознавание, которое мы можем называть сознанием;

и что мы действительно представляем собой ту полноту ноуменальности, что тождественна ноуменальности, в которой она проявилась – Абсолютной Единственности.

Все, что необходимо – это отрицать и уничтожать то разделение, которое заслонило нашу ноуменальность нашим отождествлением с отдельной сущностью в качестве «я» в противопоставление «другому».

В определенной степени, простая истина делается загадочной из-за ограничений слова и языка.

Язык подобен одиночному лучу света, который приходится использовать для освещения огромной сцены, и тогда всю сцену становится почти невозможно охватить, если ее можно показывать только небольшими кусочками.

Поэтому учителя много раз утверждали, что Реальность можно истинно постичь только посредством мгновенного озарения, подобного молнии.

В том, что художник представляет себе как законченную скульптуру, обычный человек может увидеть только кусок камня. Только удаляя ненужную часть камня, скульптор создает окончательный образ.

В крайне уместном и красивом отрывке V в., автор, известный под именем Дионисий Ареопагит, объясняет ситуацию следующим образом:

«… ибо это чем-то похоже на искусство тех, кто высекает из камня полный жизни образ, убирая вокруг него все, что мешает ясно видеть скрытую форму, открывая ее скрытую красоту исключительно путем удаления лишнего. Ибо я полагаю более подходящим славить Его посредством убавления, а не прибавления, поскольку приписывая Ему атрибуты, мы идем от всеобщего к частному; но восходя от частного к всеобщему, мы убираем от Него вещи, чтобы мы могли непосредственно знать непознаваемое, которое сокрыто внутри и за всеми (чувственно) познаваемыми вещами».

Человеческие языки эволюционировали и развивались с одной целью – иметь дело со вселенной, какой она предстает человеческому здравому смыслу, с миром, который состоит из бесчисленных событий, касающихся множества отдельных индивидов и вещей, рассеянных по большой площади, как это видится согласно человеческому интеллекту, основанному на ограничениях пространства-времени.

Но имея дело с чем-то, что не только не имеет длительности, но и полностью не связано с понятиями пространства-времени, языки, основанные на семантике пространства-времени на традиционном уровне, оказываются полностью негодными.

Даже на уровне субатомной физики традиционный лексикон математики оказывается настолько неадекватным, что пришлось разрабатывать почти полностью новую лексику, которую, по-видимому, способны понимать только современные ученые.

В самом деле, некоторые из утверждений современных физиков-теоретиков заставляют задумываться, относятся ли они к физике или к метафизике.

Проблема семантики в отношении ноумена и его объективного выражения в качестве феноменального проявления, несомненно, очень реальна.

Отсюда неизбежные парадоксы и отступления в текстах, посвященных этому вопросу, возможно, заставившие одного редактора заметить, что автору книги* «приходится искать поддержки в отступлениях, которые на время отвлекают внимание читателя от основной посылки».

Отсюда и трудность непосредственного понимания Божественной Основы, которую один даосский мастер выразил так:

«Знание – это ложное понимание; незнание – это слепое невежество».

Отсюда также и ее описание как «ее можно достичь, но не видеть».

Короче говоря, все это эквивалентно тому, что единственный способ понимать Реальность – это быть Реальностью, а это все равно, что сказать: «Ты Ее не поймешь, пока Ее у тебя не будет».

Когда имеешь дело с предметом Божественной Основы, или Истины, или Бога (или всего, чего угодно), под лавиной слов и эмоций часто оказывается похоронен вопрос, исходящий от искреннего человека:

«Мне вполне достаточно вести мою жизнь так, как я всегда это делал, законопослушным образом и с разумным отношением к большинству вещей и понятий. Иными словами, я обычный грешный человек. Почему меня должна волновать окончательная Реальность?»

Если ответить, что знание Бога – это главная и наивысшая цель в жизни, то снова со всей искренностью будет задан вопрос: «Почему?».

Вопрос следует встречать с равной искренностью.

В действительности, суть в том, что личная индивидуальность – личность, или «я», – для всех практических целей вправе считать, что она вольна отождествляться с почти бесконечным числом объектов: едой, питьем, сексом, богатством, властью, славой; с женой и детьми, друзьями, родственниками; с увлечениями, коллекциями, клубами; с профессией, политикой, амбициями; болями, болезнями, надеждами, страхами или различными сочетаниями этих вещей.

Почему обычному порядочному человеку следует интересоваться Богом или Реальностью?

Ответ, что жизнь нелегка, и что череда болезней или неудач заставит его думать о Боге – это не правдивый ответ, поскольку он означал бы лишь своего рода духовный шантаж.

Учение Нисаргадатты Махараджа чрезвычайно просто. Его ответ на этот вопрос был бы простым и прямым:

«Вы совершенно правы – на самом деле, вам нет никакой нужды интересоваться религией, Богом, Реальностью или чем угодно еще».

Этот ответ основывался бы на определенных непреложных фактах или истинах:

(а) Индивидуальная сущность просто не существует, и потому не может иметь никаких реальных проблем, кроме тех, что мог бы придумывать ум;

(б) когда в тотальности феноменального функционирования есть необходимость в том, чтобы тот или иной психосоматический аппарат мыслил в терминах Бога или Реальности, именно сознание будет естественным образом транслировать эту необходимость в соответствующий мысленный паттерн;

(в) поскольку нет такой вещи, как индивидуальное «я» или сущность с автономным или независимым существованием, нелепо даже говорить об индивидуальном «я», стремящемся к единению с Реальностью;

(г) существует только сознание, функционирующее в полноте посредством механизма многочисленных чувствующих существ;

и все события – «хорошие», «плохие» или «нейтральные» с точки зрения воображаемого эго или разделенного ума – составляют часть тотальности функционирования в соответствии с его нуждами для поддержания равновесия феноменального проявления (пока оно, в конце концов, не сливается в абсолютный ноумен, в котором оно первоначально возникло, когда ноуменальное сознание внезапно осознало себя (я есть) и спонтанно и одновременно вызвало феноменальное проявление).

Иными словами, индивидуальная сущность или эго – это чисто воображаемое создание, которое возникло, когда универсальное сознание отождествилось с индивидуальным психосоматическим механизмом.

Именно универсальное сознание, энергия, имманентная во всех чувствующих существах и всем, что феноменально проявлено, действительно функционирует в полноте проявления.

И мысли того или иного «индивида» будут обращаться к Богу или Реальности, только когда полнота почувствует такую потребность – ни мгновением раньше или позже.

Эта часть учения Нисаргадатты Махараджа – что индивид, будучи просто фикцией, не имеет никакой возможности независимо действовать по собственной инициативе – представляет собой чистейшую адвайту, и в целом слишком глубока, чтобы быть приемлемой для многих людей, поскольку для них воля и свобода выбора составляют саму основу жизни.

Видеть в индивидах просто персонажи сновидения для большинства людей означало бы лишиться самой основы своего существования и быть брошенными в невообразимую пропасть абсолютной, непроницаемой тьмы.

Даже тем, кто неподдельно и искренне интересуются Божественной Основой как бесформенной Реальностью, оказывается крайне трудно полностью освободиться от своей отождествленности с индивидуальным «я», и они предпочитают думать о нем как о чем-то, что в конце концов сольется с Абсолютной Реальностью, благодаря личным усилиям.

Они не могут оспаривать и не оспаривают неизбежную логику, стоящую за иллюзорностью индивидуального эго, но они просто не могут «отпуститься».

Однако, как только они освобождаются от своей тождественности с индивидуальным эго или сущностью, единственным, с чем они могли бы отождествляться, было бы универсальное сознание, которым мы все, в действительности, являемся.

Но это «освобождение» – именно то, на что они не способны.

И это легко понять, поскольку предполагается, что «отпускаться», уничтожать себя, должно само эго (с которым они отождествились). А это невозможно.

Именно по этой причине Нисаргадатта Махарадж беспрестанно повторял, что только глубокое понимание, глубокая убежденность – апперцепция – может вызывать мгновенное преобразование, или метаноэзис;

это понимание не относится к измерению пространственно-временного интеллекта, который представляет собой просто разделенный ум, возникающий, когда сознание отождествляется с каждым индивидуальным телом-умом для специфической цели восприятия проявленного в качестве воспринимающего, который воспринимает воспринимаемый объект.

Апперцепция принадлежит к совершенно иному измерению вне времени и пространства – измерению цельного ума универсального сознания, и такое понимание, будучи вневременным, происходит мгновенно и спонтанно – и в это мгновение вечности уничтожается индивидуальное эго.

О том, насколько трудно даже интеллектуально понять эту концепцию мгновенного просветления, в котором не может играть никакой роли фиктивное эго, можно судить по манере понимания – или непонимания – данного предмета даже известным и, предположительно, искренним автором, пишущим на эту тему.

Касаясь «метаноэзиса», он описывает его как внезапное потрясение или полный перелом в сознании и говорит, что это реализация состояния «не-ума», свободного от «интеллектуальной привязанности к идее эго».

Пока все нормально – воображаемый индивид отсутствует. Но затем – какая незадача! – автор говорит, что это состояние «не-ума» существует как бы на острие ножа между беспечностью обычного материалистического человека и напряженным сверх-рвением фанатика, жаждущего спасения.

Чтобы «достичь» его – продолжает он – следует двигаться осторожно, а чтобы «поддерживать» его, необходимо сочетать огромную решимость с полным подчинением побуждениям духа.

Таким образом, он описывает то, что в действительности представляет собой происходящее, – как предписанный процесс «осознанного» разграничения между личным «я» и Я, являющимся Брахманом, между индивидуальным эго и универсальным Умом.

Вполне можно было бы поинтересоваться, «кто» должен производить это осознанное разграничение между эго и Брахманом.

В этом разница между интеллектуальным философом и Нисаргадаттой Махараджем, который говорил на основании непосредственного переживания.

Философ понимает – и говорит – с точки зрения индивидуального понимания чего-либо с целью достижения чего-либо.

Джняни говорит с точки зрения понимания как такового – на самом деле, говорит именно само понимание.

Экхарт, будучи мистиком (а не только философом) говорит об этом так:

«Человек должен стать по-настоящему нищим и таким же свободным от собственной тварной воли, каким он был при рождении. И я говорю вам по вечной Истине, что до тех пор, пока ты желаешь исполнять волю Бога и имеешь стремление к вечности и Богу, ты не по-настоящему нищ. Лишь тот поистине духовно нищ, кто ни к чему не стремится, ничего не знает, ничего не желает».


А вот слова Хуанбо:

«Ум (сознание) есть не что иное, как Будда, а Будда – не что иное, как чувствующее существо. Когда Ум принимает форму чувствующего существа, он не претерпевает никакого уменьшения. Когда он стал Буддой, он ничего к себе не прибавил».

Если исходить из перспективы полноты феноменального функционирования, то не может возникнуть никаких затруднений, но когда все рассматривается с точки зрения воображаемого индивида, затруднения никогда не прекратятся.

Это обусловлено тем, что индивидуальная сущность не имеет автономного или независимого существования и потому не может обладать никакой волей или свободой выбора, даже если эго считает, что оно ей обладает.

С приходом апперцепции эго разоблачается как пустой миф, каковым оно и является, и само это разоблачение сразу его уничтожает.

Если просветление – это происшествие в полноте функционирования, а не что-то достигаемое иллюзорной сущностью, а индивидуальный психосоматический механизм – это просто инструмент для такого происшествия, то в каких обстоятельствах происходит просветление?

Хотя – как, бывало, говорил Нисаргадатта Махарадж, просветление могло бы происходить где угодно в любое время, Полнота или Природа не связана никакими законами или правилами пространственно-временной двойственности –

можно видеть, что где бы ни произошло просветление, для него уже была подготовлена почва, хотя в некоторых случаях этот факт может быть неочевидным.

Просветление может происходить с любым типом психосоматического аппарата.

Даже если наше обусловливание все время требует, чтобы индивид постоянно совершенствовался, чтобы достичь определенного концептуального идеала, остается фактом, что каждое человеческое существо обладает более или менее специфической физической конституцией в сочетании со специфическим темпераментом – которые не могут существенно меняться в ту или другую сторону – по шкале, идущей горизонтально от гения до идиота (даже между родными братьями), от святого до развратника, от неодолимой силы до съеживающейся покорности, от открытой общительности до человеконенавистнической антипатии.

Хотя никакая система классификации никогда не может быть совершенно точной, можно разработать систему классификации, основанную на определенном критерии.

Так, существует зодиакальная система астрологии, основанная на двенадцати знаках и девяти планетах, в соответствии с которой предполагается, что индивид должен иметь те или иные физические и психические характеристики, а также особенности темперамента.

Любая система классификации признает неизбежность определенного перекрывания характеристик между классами (помимо возможности необъяснимых исключений), но, тем не менее, со временем классификация все же получает общее признание просто в силу того, что система в общем и целом удовлетворяет той цели, для которой она разрабатывалась.

Существует медицинская классификация аюрведы, основанная на склонности того или иного типа тела к болезням, связанным с кислотностью, воспалением суставов или слизью (питта, вата, капха).

Затем, в «Бхагавадгите» есть классификация путей к спасению – поклонение личностному Богу или божественному воплощению (бхакти), действие без привязанности к результату (карма) и самопознание (джняна).

Весьма интересно, что доктор Уильям Шелдон и его сотрудники много лет назад создали всестороннюю и детальную систему классификации, которая удивительно точно согласуется с описанными в «Бхагавадгите» тремя путями, которыми может происходить просветление.

Классификация д-ра Шелдона основана на том факте, что каждый индивид представляет собой смесь в различных пропорциях трех физических и трех связанных с ними психологических элементов – эндоморфии, мизоморфии и эктоморфии.

У большинства людей эти три элемента довольно равномерно представлены, создавая в целом сложный характер, но остается фактом, что хотя случаи проявления крайне доминантных характеристик любого одного компонента могут быть относительно редкими, тем не менее, именно существование этих разрозненных случаев дало возможность создания классификации.

В самом деле, термин дхарма, столь эффективно используемый в «Бхагавадгите» для обозначения кардинальной характеристики, врожденной природы одного чувствующего существа, четко отличающей его от другого, считается основой самого его бытия, смыслом его активной жизни.

В этой мере, дхарма индивида, в разумных пределах, дает основание и причину того образа жизни, которого от него ожидают.

Тем самым, она одновременно дает объяснение и оправдание его поступков – а также для сотрудничества в ровной работе социальной системы.

Действительно, общественная репутация группы или сообщества людей вполне может зависеть от преобладания того или иного компонента в этой классификации.


Согласно классификации д-ра Шелдона,

(а) основная характеристика высокой эндоморфности – мягкая округлость,

(б) у высокого мезоморфа крупные кости с крепкими, сильными мышцами, в то время как

(в) высокий эктоморф сравнительно стройнее, с небольшими костями и слабыми мышцами.

Эндоморфной физической конституции, строящейся вокруг пищеварительного тракта, соответствует темперамент, базирующийся на любви к еде, комфорту и роскоши, который д-р Шелдон называет висцеротоническим темпераментом.

Ему присущи неразборчивая экстравертность и эмоциональность, которые делают представителя этого класса склонным добиваться любви не только от ближайших членов семьи, но и от всего мира и, конечно, он маниакальный влюбленный, который любит весь мир и встречает любого искренней открытой улыбкой.

Эти характеристики становятся преувеличенными, когда висцеротоник ожидает взаимности, если он болен или в беде.


Мезоморфная конституция коррелирует с соматотоническим темпераментом, характеризуемым сильной любовью к физической активности и неугомонностью, агрессивной и почти неконтролируемой жаждой власти, необычайной способностью терпеть боль, сочетающейся с порой шокирующей бесчувственностью, которая доходит до бессердечности по отношению к чувствам других, сильным инстинктом соперничества в сочетании с необычайной физической смелостью и отвагой. Соматотоник предпочитает переносить свои боли и страдания в одиночестве.

Темперамент, связанный с эктоморфной физической конституцией, именуется церебротоническим.

Он характеризуется чрезмерной восприимчивостью в сочетании с чрезмерной живостью мозга.

Типичный церебротоник – невероятный интроверт, больше интересующийся тем, что скрыто за видимой сценой, нежели самой сценой, больше интересующийся сокровенной сутью, чем очевидным, не интересующийся господством и властью над другими, и потому не участвующий в соперничестве.

Церебротоник вполне доволен, если ему позволяют мирно жить своей жизнью. Отличительной особенностью церебротоника является то, что, при отсутствии чрезмерного интереса к еде и напиткам, он может быть крайне сексуальным и очень ревнивым.


Логический вывод анализа этой классификации таков: в то время как висцеротонический эндоморф и соматотонический мезоморф по-своему хорошо приспособлены к миру, в котором они живут – каждый будет естественно стремиться «создавать» свой собственный социальный мир, – церебротонический эктоморф, как правило, не слишком хорошо приспособлен к окружающим его людям и вещам, по той очевидной причине, что присущая ему любовь к одиночеству не дает ему активно и сознательно создавать собственный социальный мир.

Иными словами, в то время как висцеротоник идет своим весёлым путем в своем бесшабашном мире, а соматотоник силой пробивает себе путь в мире соперничества – оба считаются нормальными и обычными гражданами в своих соответствующих мирах, – именно церебротоник часто достигает невероятных высот и неизмеримых глубин в своем уединенном мире воображения и исследования.

Учитывая необычно большое число гениев почти во всех областях среди церебротоников, вполне можно допустить, что Природа так или иначе позаботилась о выживании этого чрезмерно эволюционировавшего и не слишком жизнеспособного, сравнительно редкого человеческого существа.

Этот анализ легко и без помех согласуется с тремя путями спасения в соответствии с индуистской традицией.

Естественная склонность висцеротоника к внешнему выражению своих эмоций почти автоматически заставила бы его идти по пути поклонения личностному Богу (бхакти) с присущим ему компонентом доброжелательности, сопровождаемой милосердием и состраданием по отношению ко всем чувствующим существам.

Путь действия (карма), очевидно, подошел бы соматотонику, чье изобилие физической стойкости и энергии заставляет его все время быть «в гуще дел».

Точно так же, путь Знания (джняна) был бы явно предназначен для интровертного церебротоника.

Исходя из поразительно широкого спектра случаев, когда просветление происходило в разных частях мира в разные времена истории человечества, ясно, что Природа или Полнота не ограничивает явление просветления никаким отдельным типом человеческого существа.

Конечно, следует помнить, что среди миллионов человеческих существ упомянутые три типа редко встречаются в чистом виде. В том, что касается определенных основных характеристик, среднего или нормального человека, наверное, можно было бы отнести к тому или другому типу, но, в общем и целом, оказалось бы, что на эти характеристики в значительной степени накладываются характеристики двух других типов.

На самом деле, три пути к спасению сами носят чисто концептуальный характер и редко бывают настолько исключительными, чтобы оставаться в стороне от двух других.

В действительности, подходить к Богу ограниченным образом – значит способствовать искаженному представлению о Полноте и Реальности, это означало бы рассмотрение вопроса чисто с точки зрения индивида, а не с точки зрения феноменального функционирования в целом.


Действительный вопрос таков:

есть ли что-то общее в различных случаях просветления, происходивших в широком спектре человеческой личности – в основном, висцеротонической, соматотонической или церебротонической – со значительным наложением разнообразных оттенков других двух типов.

Именно мышление в этом направлении, возможно, даст нам понимание события, именуемого просветлением, которое преобразует человеческое существо из феноменальности в ноуменальность.

Общее, несомненно, есть, и более того, это общее настолько очевидно, что не заметить его может только духовно слепой.

Общим для всех трех типов и бесчисленных сочетаний характеристик каждого из них является уничтожение «меня» или «самости» в противопоставление «другим».

По словам одного патриарха дзен:

«Одно во всем, все в одном – если только это осознается, больше нечего беспокоиться о том, чтобы быть совершенным».

Нисаргадатта Махарадж, бывало, говорил:

«Как только тайна, которая вовсе не тайна, раскрывается, как только осознается открытый секрет, что все сущее – это Единственность – проявленная или не проявленная, – „я“ возвращается к источнику и остается там, где он было всегда без какого-либо „другого“».

Уничтожения «меня» или «самости» невозможно «достичь».

Это обусловлено тем, что тот, кто хочет «достичь» – не кто иной, как «я», или «самость», или «эго», или ум, а ум не может уничтожить ум.

Ум – создание времени и пространства,
и только тот вид понимания, который не принадлежит времени, способен уничтожить связанный со временем ум или эго.

Это – для церебротоника.
У жизнерадостного висцеротоника и неугомонно деятельного соматотоника, ум может уничтожаться до состояния не-ума, только когда эмоциональная энергия одного и физическая энергия другого направляются в сферы, где «я» находится под запретом.

Это может происходить, только когда эмоциональные энергии направляются не на чувственные удовольствия для «меня», а на воплощение источника всех «я»;

это может происходить только когда физические энергии направляются не на личный успех для «меня» по сравнению с «другими», а на безупречность действия, как такового, независимо от результатов.

До тех пор пока поклонение верующего ориентировано на цель, а работа работающего ориентирована на результат, это будет препятствовать просветлению.

Просветление может иметь место, только когда поклонение верующего чисто и свободно от всякой заранее обдуманной цели, только когда работник делает свою работу, не думая о личном вознаграждении, и его работа становится поклонением.

Сходным образом, просветление может случиться, лишь когда понимание освобождается от «того, кто понимает» и «того, что понимается».

Иными словами, просветление может приходить только при отказе от самого намерения, воли, желания достижения чего-либо личного посредством личных усилий.

Препятствием для совершенных результатов всегда бывает вторжение «я».

Этот факт неоднократно подтверждался в истории человечества самыми успешными людьми в любой области жизни – служении, искусстве, бизнесе и даже сражении.

На самом деле, под «вдохновенным» произведением в любой области подразумевается достижение, в котором отсутствовало «я».

Совершенство – это единственность, и оно не может иметь места, когда есть разделенность, конфликт, страхи и тревога, то есть когда присутствует «я».

Однако мы столь сильно обусловлены идеей личных усилий для достижения личных результатов, что мысль о работе, не мотивируемой результатами, для нас просто не приемлема.

Истина, однако, в том, что все события предопределены. Эта истина для нас неприемлема и вызывает такое сомнение: любое усилие – результат мысли, а мысль носит личный характер.

Так как могут мысль, усилие и связанный с ними результат быть безличными и предопределенными?

Ответ удивительно прост.

Как, бывало, спрашивал Нисаргадатта Махарадж: «Откуда приходит мысль, предваряющая то или иное действие?»

Верно, что мысль основывается на памяти, но вопрос вот в чем:
почему из сотен мыслей, которые могли бы возникнуть в определенный момент времени, должна была возникнуть именно данная мысль, которая дает начало данному действию?

Очевидно, что та конкретная мысль или цепочка мыслей могла появиться только в сознании, и все функционирование в феноменальном проявлении происходит именно во всеобщем сознании.

Иначе говоря, разве трудно представить, что когда в соответствии со всем функционированием должно произойти некое – важное или неважное – событие, всеобщее сознание направляет индивидуальному сознанию в отдельном психосоматическом аппарате определенный мысленный паттерн, который приведет к определенному событию или событиям, предусмотренным в совокупности функционирования?

Достаточно представить себе только одну сцену в 1944 г., когда вся Европа была под пятой мощной нацистской военной машины, и Адольф Гитлер стоял на берегу Кале, глядя вдаль на белые скалы Дувра и одну маленькую страну, еще не побежденную немецкой армией, пытаясь решить, вторгаться или не вторгаться в Англию.

Все его генералы, без исключения, предсказывали, что одна мощная атака может поставить Англию на колени в течение недели. Но, разумеется, Гитлер, в конце концов решил не нападать.

Что вызвало в его уме мысленный паттерн, который привел к решению, стоившему ему не только собственной жизни, но и самой ошеломительной победы в истории Европы, казавшейся столь близкой и неизбежной? Судьба? Бог? Всеобщее сознание, в котором происходит все феноменальное проявление и его функционирование?

Будь то с точки зрения религиозного поклонения, или знания, или чего угодно еще, основная идея только одна:

индивидуальная сущность, «я», «самость» – это просто понятие, а не что-то, обладающее автономным существованием и независимым выбором решения и действия.

Непреложный факт состоит в том, что нет никакого человеческого существа как такового, которое может действовать самостоятельно, что бы оно само не думало на сей счет.

Эта идея может казаться слишком революционной, чтобы быть приемлемой.

Но на самом деле она не более революционна, чем была идея неподвижного солнца и вращающейся вокруг него земли (вместе с другими планетами) в те времена, когда люди твердо верили – ведь они могли видеть это собственными глазами! – что в течение дня солнце движется с востока на запад.

Поскольку люди были бы шокированы революционной идеей Коперника, он был вынужден ждать несколько лет, опасаясь преследований со стороны церкви, прежде чем осмелился выдвинуть свою доказанную теорию, но, в конце концов, истину пришлось принять.

И, несмотря на революционную идею, люди оставались людьми, и жизнь шла как прежде. Факт неподвижного положения солнца постепенно получал признание в качестве истинного, но в просторечии люди продолжали говорить, что солнце восходит на востоке и садится на западе.

Нисаргадатта Махарадж обычно предупреждал своих посетителей, что его учение сочтут революционным даже те, кто интересуются недвойственностью, и потому его не следует обсуждать с кем попало.

Если бы сотне людей сказали, что у них не больше независимой воли, чем у персонажа сновидения, по меньшей мере девяносто из них посмеялись бы над «глупой» идеей, девять могли бы восхититься ее оригинальностью, и, возможно, только один человек воспринял бы ее серьезно и глубоко.

Но факт остается фактом, верит в него человек или нет. Солнце оставалось бы неподвижным, и планеты вращались бы вокруг него независимо от того, верили бы в это или нет.

Но в случае более значимой идеи иллюзорности индивидуальной сущности, результат зависит от понимания и принятия этой идеи.

Немедленной реакцией того, кто принял эту идею, было бы чувство полной утраты отождествления, и сразу возникал бы вопрос: как ему жить в будущем, если он принял принцип не-воли.

Махарадж не считал подобный вопрос несообразным, и если посетитель его задавал, то Махарадж со смехом отвечал: «Ты можешь делать все, что угодно».

Очевидно, что Махарадж хотел сказать своим ответом: «Ты можешь делать все, что, как ты думаешь, ты делаешь».

Сам вопрос свидетельствует об отсутствии глубокого понимания принципа не-воли. У этой проблемы два аспекта.

Во-первых, то, что действительно происходит, произошло бы в любом случае, независимо от того, считает ли человек решение и действие (и вину) своими собственными – в таком случае он продолжает думать так, будто обладает независимым выбором как индивид и, следовательно, на самом деле не понял принцип.

Во-вторых, он считает, что, будучи не деятелем, а просто инструментом Всеобщности, он мог бы делать все, что обычно не счел бы этичным.

Это снова означает, что он по-настоящему не понял принцип.

Этот второй аспект хорошо показал Джон Эвергард: Предоставь самому себе человека, который нашел жизненный Принцип внутри себя, и пусть он пренебрегает внешним, если может.

Это все равно что сказать человеку, нежно любящему свою жену: «Ты волен бить ее, ранить или убить, если хочешь».

Действительное значение принципа не-воли состоит в том, что человек, который по настоящему понял этот принцип, больше не «действует» – будь то положительно, делая что-либо, или отрицательно, переставая делать что-либо.

Чжуан-цзы так описывает поступки подобных людей:

«Они справедливы без знания долга перед своими ближними, они любят друг друга, не сознавая любви, они верны, не сознавая верности, они честны, не сознавая честности, они действуют свободно во всем, не признавая обязательств ни перед кем».

Короче говоря, в действительно происходит вот что: поняв принцип во всей глубине, они по-настоящему «освобождаются» от своего индивидуального «я» и просто свидетельствуют действия, происходящие вслед за их пониманием.

Иными словами, они позволяют руководить дхарме своей индивидуальной психики с теми видоизменениями, которые могло произвести понимание.

В этом вся суть.

Такие видоизменения могут принимать форму не только сглаживания резких граней индивидуальности в рамках ее собственного типа, но даже наложения определенных характерных черт, присущих совершенно другому типу.

Так, базовая общительность висцеротоника может сглаживаться, превращаясь в настоящую доброту, милосердие (не в смысле благотворительности, а в первоначальном смысле высшей формы любви) и общую доброжелательность;

сходным образом, агрессивная жажда власти, присущая типичному соматотонику, может смягчаться, превращаясь в способность работать без привязанности к результатам для общего блага общества;

а в случае церебротоника, рассудок, скорее всего, смягчался бы любовью и интуитивной восприимчивостью.

Еще важнее то, что тот или иной индивидуальный тип, хотя и продолжая функционировать с присущими ему основными характеристиками, в результате понимания может так щедро дополняться характеристиками двух других типов, что границы между тремя типами вполне могут оказываться чрезвычайно размытыми.

Основная цель анализа – ясно осознавать, что настоящее понимание не-воли заталкивает «меня» в такие далекие уголки психики, что возникает необычайное чувство свободы:

когда исчезает тождественность с отдельным индивидом, ее место занимает тождественность с универсальным сознанием.

Конечным результатом понимания принципа не-воли становятся веселое приятие всех событий как «воли Божьей» и легкая жизнь, освобожденная от всех аффективных привязанностей, в «состоянии, к которому Богу было угодно нас призвать», чтобы жить, исполняя свою роль в этом спектакле-сновидении, именуемом жизнь, не принимая ничего слишком серьезно, в определенной мере забавляясь явной абсурдностью всего этого.

Нисаргадатта Махарадж был эпизодом в функционировании Всеобщности. Те, кого к нему влекло – одних по их собственной кажущейся воле, других в силу неподвластных им обстоятельств, – составляли часть события, которым был Нисаргадатта Махарадж.

То, какую «пользу» получал каждый кажущийся индивид от своего общения с Махараджем, будучи частью процесса эволюции, зависело от того, насколько в каждом случае была подготовлена почва для получения такой пользы.

Понимание, или апперцепция того, что есть – природы или таковости вещей, будучи ноуменальным, с необходимостью должно быть спонтанным и внезапным, в то время как его воздействие на индивидуальный механизм, если таковое имело место, в силу своей принадлежности к измерению пространственно-временной относительности, было бы не мгновенным, а постепенным, проявляясь в течение некоторого времени, в зависимости от дхармы (природного типа) каждого психосоматического аппарата.

Бесполезно искать причину и смысл в событиях жизни.

Это может привести только к увязанию в терниях пространственно-временной двойственности, которые даже Эйнштейна заставляли восклицать:

«Я не могу допустить, что Бог играет в кости со вселенной».

Нильс Бор предложил необходимое объяснение:

нам только кажется, что Бог играет в кости со вселенной, потому что у нас нет полной информации, которой обладает Бог!

Только апперцепция (природы вселенной и ее источника) способна давать ноуменальное понимание для видения Божьего плана в целом – но тогда не было бы никакого «кого-то», кому это было бы интересно!

Философ сетует на то, что современный человек полностью забыл божественный элемент, заключенный в Природе, или нисарге, и вел себя по отношению к ней как самонадеянный завоеватель и тиран, как если бы сам человек не был частью природного проявления в целом.

Намерения могли быть благими, в отличие от их результатов: он пытался превращать сухие прерии в пшеничные поля, а в действительности получал пустыни;

он намеревался сделать каждого не только грамотным, но и образованным, чтобы думать самостоятельно, выпуская огромное количество книг – но это, в конечном счете, привело не только к уничтожению лесов для производства необходимого количества бумаги, но и к использованию этой бумаги для выпуска массовой литературы, развращающей юные умы;

он намеревался использовать невообразимые изобретения и открытия для получения гигантской энергии и достижения замечательных технологических усовершенствований, чтобы облегчить жизнь «простых людей», но преуспел лишь в том, что поставил само человечество на грань уничтожения.

Со своей стороны, простой человек во всем обвиняет ученых и международные промышленные корпорации, и искренне надеется, что они исправятся, пока не будет слишком поздно.

Порой, когда кто-нибудь из посетителей упоминал об этой неприятной ситуации, Нисаргадатта Махарадж смеялся – и иногда смеялся настолько от души, что посетитель был поражен, – а потом просил его или ее взглянуть на эту же ситуацию в ретроспективе.

Вызвал ли эту ситуацию ум одного человека, или тут замешано множество «специалистов» в разных областях? Сколько умов или воль вызвали все это?

Неужели вы действительно верите, что божественная основа, имманентная во всем проявлении, полностью передала бы свое функционирование относительно слабому разделенному уму человека?

Махарадж объяснял, что величественный Божественный Замысел действует посредством основных начал, и что человек – всего лишь незначительный инструмент в этом Замысле.

В любом случае, что такое человек?

В каждый момент он представляет собой лишь часть человеческого тела, которую он может видеть, плюс сложный узел мыслей и чувств (которые непрерывно меняются от момента к моменту) –

иными словами, пространство, содержащее все эти вещи, без всякой уверенности в какой-либо длительности.

Вот что такое человек даже с его собственной «точки зрения здравого смысла».

Внешне, человек как объект представляет собой конгломерат клеток, молекул, атомов и частиц.

Человеческое тело содержит в себе миллиарды полуавтономных существ, именуемых клетками, каждая из которых яростно соперничает с другими за имеющееся питание ради собственного выживания, игнорируя все другие и стойко следуя собственной характерной схеме поведения (дхарме) – и, тем не менее, ухитряясь поддерживать существо более высокого порядка – человека.

На самом деле, это лишь картина промежуточного уровня, и мы могли бы пойти глубже.

Можно сказать, что действительный прогресс начинается, когда атомы, как единичные организмы, объединяются молекулами более высокого уровня, которые сами управляются каждой клеткой – а клетки объединяет весь аппарат, именуемый человеком.

Но зачем останавливаться на организме человека?

Несомненно, процесс должен продолжаться вверх, достигая кульминации во всей вселенной, как предельном целом,

и затем идти дальше к имманентной Божественной Основе всего проявления – всеобщему сознанию, одному Уму, одной Воле: Да исполнится воля Твоя (Всеобщность функционирования).

То, что есть, – это неизбежное совершенство, Истина, представляющая собой действительную природу человека.

Человек забывает свою действительную природу, то, что есть, и пытается достигать того, что, как он думает, «должно быть», становясь несчастным.

Все, что может сделать человек, – это забыть свою индивидуальную отделенность и свидетельствовать функционирование Всеобщности, как во сне.

И, на самом деле, даже это не в его руках как индивида, а становится частью всего функционирования, которое, по иронии судьбы, представляет собой его собственное объективное выражение, не как индивидуального объекта «я», а как Абсолютного Субъекта, того, что Рамана Махарши называл

«Я-Я» – пульсирующего бесформенного бытия, или присутствия.

Приложение

Обучение на практике

(Воспроизводится (с соответствующими незначительными изменениями) по статье, представленной на конференцию ICR по образованию, проходившую в Бомбее 27–30 декабря 1984 г., с любезного разрешения Председателя оргкомитета д-ра М.Л. Дхавейла).

Я пишу эту статью в свой шестьдесят седьмой день рождения – и вдруг меня с огромной силой поражает тот факт, что

«Я» не чувствую ни малейшего изменения с течением времени. Я был тем же самым «Я» пятьдесят лет назад или пятьсот лет назад или даже до того, как было ВРЕМЯ, и я буду тем же самым через пятьдесят лет или пятьсот лет или даже после того, как ВРЕМЯ перестанет быть.

Это не игра слов, это самое что ни на есть твердое убеждение: «Я» остаюсь неизменным, а время проходит.

Есть ли хоть один выдающийся урок, который я усвоил на практике за эти шестьдесят с лишним лет? Да, это то, что в то время как я думал, что именно я как сущность живу моей жизнью, в действительности «мной жили» как бесконечно малой – однако крайне значимой – частью функционирования всего вселенского проявления.

И я сейчас мыслю не с точки зрения какой-либо концептуальной отцовской фигуры, вроде Господа Бога с его раем и адом. Я мыслю безусловно и чисто на основе собственного опыта.

Недавно мне подарили небольшой томик проф. С.Е.М. Джода, изданный много лет назад, под названием «Смысл жизни».

Когда я читал название книги, мне в голову сразу пришла мысль, что смысл жизни в том, что в жизни нет никакого смысла, кроме того, чтобы жить ее как игру сновидения, над которой у человека, в действительности, нет никакой власти.

Когда я рождался, у меня не было выбора; думаю, что когда придет смерть, у меня тоже не будет никакого выбора – я не смогу сказать смерти «приходи через пару дней, а то у меня еще остались кое-какие неоконченные дела».

Однако в промежутке между двумя феноменами рождения и смерти я считаю себя хозяином своей судьбы.

Я прочитал много книг о силе позитивного мышления, позволял себе быть обманутым «чудесами силы воли и управления умом», и все же обнаружил, что на каждом этапе моей жизни почти каждое значимое событие содержало огромный элемент «случайности» или «совпадения».

Если что-то оказывается успешным, мы считаем это результатом своих сосредоточенных усилий, в противном случае мы сваливаем это на невезение или на недостаток соответствующего «влияния в правильных сферах».

Ничто в жизни не кажется устойчивым.
Я вспоминаю, что еще в начале жизни моя мать, которая много и жадно читала, обычно говорила мне, что моя склонность есть помалу и довольно часто – плохая привычка, и что врачи в один голос заявляли – желудку следует давать адекватный отдых между ограниченным числом приемов пищи.

Я попробовал эту систему и обнаружил, что она мне не подходит – она делала меня определенно нездоровым, – и потому я вернулся к своему вредному режиму питания и был вполне бодрым и здоровым.

Много лет спустя медицинское мнение изменилось на противоположное – в пользу более частых приемов меньших количеств пищи, поскольку это избавляло желудок от напряжения, связанного с перевариванием обильной пищи.

Потом мне говорили, что я плохо и рано кончу, если буду продолжать регулярно принимать аспирин от головных болей из-за наследственной мигрени.

Хотя я пробовал практически все имевшиеся системы медицины – и, по совести говоря, в течение довольно длительных периодов времени – мне не удалось отказаться от аспирина, и я по-прежнему продолжал ежедневно подолгу работать в офисе.

И насколько я знаю, теперь, в последние несколько лет, регулярный прием аспирина назначают при определенных болезнях сердца. Так или иначе, но, по крайней мере, в моем собственном случае, аспирин позволил мне жить и работать более сорока лет без каких-либо видимых серьезных пагубных последствий. И так случилось, что мою мигрень, в конце концов, вылечили манипуляции остеопата!

Чему меня научил этот эпизод в моей жизни? Тому, что каждый из нас, возможно, в определенной степени отличается от любого другого человека.

Каждый отпечаток пальца отличается от любого другого отпечатка пальца, и каждый лист одного и того же растения в том или ином отношении отличается от любого другого листа.

Я научился восхищаться чудом, зовущимся природой, которая обеспечивает такое многообразие в том, что в действительности представляет собой единственность – единственность во вселенной, о которой нам с незапамятных времен говорили мистики, и которую недавно доказали в своих лабораториях субатомные физики.

Я научился никогда не забывать, что я – неотъемлемая часть проявленной вселенной и всегда должен мыслить на этой основе, и в то же время, как отдельный индивид в множественности вселенной, я не должен принимать ничего, рекомендуемого всем, без тщательного рассмотрения того, подходит ли это рекомендуемое мне как индивиду.

Это относится ко всем областям человеческого существования – разумеется, с учетом законов страны и основных правил вежливости в обществе.

Жизнь: кто управляет?

В школьные годы у меня было два случая, которые прочно закрепились в моей памяти, и потому я бы предположил, что они оказали определенное влияние на мое мышление и поведение.

(а) Это было в последнем классе школы во время урока истории. У нас был великолепный учитель, который любил свое дело. Он рассказывал о двухсотлетнем периоде индийской истории, не заглядывая в учебник или свои записи. По сути дела, он предлагал нам широкий взгляд на историческую эпоху.

И в определенный момент мне пришла в голову мысль: единственное, что доказывает история – это то, что в жизни нет ничего стабильного, что на самом деле она – преходящий спектакль, и что самое мудрое в жизни – считать ее таковым.

Тогда, в 1932 году, в Индии было британское правление, и казалось, что оно будет продолжаться всегда, но прошло всего лишь 15 лет, как британцы ушли, и Индия стала независимой.

Чему меня научил этот случай в школе? Возможно тому, как глупо ожидать, что нечто в жизни – будь то счастье или что-то еще – будет продолжаться сколько-либо долго.

Возможно тому, как глупо ожидать вообще чего бы то ни было в качестве заслуженной награды за наши действия. Возможно тому, как прав был Драйден, когда сказал, что «все человеческое подвержено распаду, и когда судьба зовет, монархи должны подчиняться».


(б) Еще один случай касается урока физиологии, когда учитель объяснял, что глаз подобен объективу фотоаппарата, и что объект создает изображение на сетчатке глаза точно так же, как объектив фотоаппарата на пленке.

В этот момент мой ум отвлекся; учитель случайно это заметил, подошел к моему столу и попросил меня повторить то, что он только что объяснил.

На самом деле, именно потому, что я так внимательно его слушал, у меня возник вопрос, так что мне не составило труда повторить то, что он говорил.

Он был весьма удивлен, но спросил, почему я сидел с отсутствующим видом, глядя в пустоту. Мой вопрос состоял в следующем: фотограф, чтобы сохранить изображение на пленке, нажимает на «спуск» фотоаппарата – а кто «щелкает», чтобы запечатлеть картинку на сетчатке глаза?

На какое-то мгновение учитель был ошарашен, но быстро пришел в себя и сказал, чтобы я не задавал таких глупых вопросов.

И я уверен, что не будь я более или менее хорошим учеником, в тот день моему уху могло бы крепко достаться!

В действительности, я не думал, что это глупый вопрос; я хотел сказать, что глаз – это такая же часть тела, как объектив – часть фотоаппарата.

Для того чтобы сохранять изображение на пленке, фотоаппарату требуется вмешательство внешнего фактора – человека либо автоматического механизма.

Изображение объекта, несомненно, возникало бы и в глазу мертвого человека, но оно бы не регистрировалось в мозгу; следовательно, должно быть нечто, отличающее мертвого человека от живого.


Этот вопрос прояснился лишь много лет спустя, когда я встретил само-реализованного джняни. Он объяснил мне, что тело как таковое – это просто психосоматический аппарат, который сознание превращает в чувствующее существо.

Когда в теле отсутствует сознание – или постоянно, вследствие смерти, или временно, как в глубоком сне или под наркозом – для этого психосоматического аппарата вселенная не существует.

Чему меня научил тот случай на уроке физиологии?

Несомненно, тому, что мы тратим слишком много времени, изучая вещи, которые имеют только внешнюю или видимую значимость, в то же время пренебрегая их действительным значением, что мы заняты изучением верхушки айсберга, оставляя без внимания огромную массу внизу.



Жизнь: плавание без усилий

После сдачи экзамена на степень бакалавра гуманитарных наук в Бомбее, я отправился в Лондон, чтобы поступить в Лондонскую Школу Экономики.

Там был вступительный экзамен, где я должен был представить письменную работу по экономике, для которой не было никакой специальной учебной программы.

Так что, в действительности, мне не нужно было ничего учить или зубрить, кроме как бегло просмотреть книгу по данному предмету.

Когда раздали вопросы, я обнаружил, что у меня есть довольно большой выбор, и выбрал общие темы, где можно было применять принципы экономики, и не требовалось слишком много конкретной информации.

Кроме того, ответы имели бы форму мнения, к которому приходят путем логического и рационального применения экономических принципов.

Так или иначе, я писал свои ответы в спокойном состоянии ума, возможно потому, что пришел к выводу – экзамен предназначался в большей степени для отсева наименее подготовленных, нежели для оценки уровня каждого из кандидатов.

Вдобавок я узнал, что для тех, кто, подобно мне, хотел пройти курс с целью получения степени бакалавра коммерции, предварительно получив степень бакалавра гуманитарных наук, и, следовательно, не прослушав курса бухгалтерского дела, обычной стандартной оценкой было «частичное освобождение» от занятий первого года обучения (предшествующего курсу для получения степени бакалавра коммерции), чтобы студент мог продолжать обучение после успешной сдачи работы по бухгалтерскому делу на следующем экзамене.

Когда были готовы результаты, я должен был встретиться с неким профессором Плантом, чтобы узнать свою оценку. Я явился к профессору и назвал свое имя; он сверился со списком и объявил: «полное освобождение».

Я был ошарашен и подумал, что произошла какая-то ошибка. Я объяснил, что получил в Индии степень бакалавра гуманитарных наук, а не коммерции.

Он снова просмотрел свой список и повторил: «полное освобождение». Он протянул мне руку, и мы обменялись рукопожатием. Я вышел из его кабинета потрясенный и рассказал своим друзьям, что мне дали «полное освобождение» Они не поверили, и говорили, что со временем эта ошибка, вероятно, будет исправлена.

Но никакого исправления не последовало, и я, наверное, единственный в мире бакалавр коммерции, никогда не сдававший экзамена по бухгалтерскому делу!

Разумеется, позднее я все же изучал бухгалтерское дело, но не для сдачи какого-либо экзамена, необходимого для получения степени бакалавра коммерции.

Впоследствии я узнал, что моя работа на вступительном экзамене была признана столь выдающейся, что комиссия рекомендовала полное освобождение.

Чему научил меня этот инцидент? Прежде всего тому, что иногда можно быть в исключительной «форме», когда человек не способен делать что-либо неправильно или совершать ошибку; в такие моменты оказываешься в полной гармонии с пульсом вселенной, тело и ум работают без всякого напряжения, нет ни единой мысли (не говоря уже о тревоге) в отношении того, что могло бы случиться; есть только Чистая Радость самой деятельности.

Нечто похожее происходило, когда я однажды играл в гольф с клубным профессионалом. Это был первый день моего отпуска, и я оставил все свои заботы в офисе.

Когда я стоял у первой метки, у меня было совершенно фантастическое ощущение, что я нахожусь на пике своего физического состояния. Разумеется, я совершенно не думал о том, выиграю я или проиграю – опозорюсь или потеряю деньги.

Когда мы вернулись в помещение клуба, это была моя лучшая игра в жизни, и профи не нужно было говорить мне, что ему пришлось играть в полную силу, чтобы не ударить лицом в грязь и не проиграть!

Позднее, вспоминая игру, я обнаружил, что в тот день научился очень многому.

Во-первых, что лучшие результаты случаются (не «достигаются») при наличии сосредоточенности на самой работе, то есть на том, что делается, будь то удары по мячу, или подготовка отчета, или что угодно еще;

- что сосредоточенность не означает напряженности;

- что, напротив, сосредоточенность означает абсолютное расслабление;

- что расслабление имеет место при отсутствии мешающих мыслей о результатах предпринимаемых усилий;

- что на самом деле, при наличии настоящего сосредоточения и расслабления, то, что достигается, оказывается естественным и не требующим усилий, подобно победному достижению чемпиона или специалиста в любой области;

- и что такое не требующее усилий достижение означает переживание радости от самих усилий, независимо от того, увенчаются ли они успехом.