ШАНКАРА

II. О, невежда!
Оставь жажду обладать богатством.
Воспитай в уме, свободном от страстей, мысли о Реальности.
Чем бы ты ни обладал (как наградой за прошлое), довольствуйся этим и успокой ум.
(Преклоняйся перед Говиндой, преклоняйся перед Говиндой...)

Личность, обращённая вовне, отдаляется от Реальности, запутываясь в ограниченных переживаниях удовольствий, и ищет своего удовлетворения во внешнем мире.

Жажда обладать, приобретать, накапливать и наслаждаться — единственная движущая сила, уводящая человека от его внутреннего равновесия в бурные сферы вожделения и алчности.

Так человек вовлекается в страдания сансары, хотя на самом деле он — наследник бесконечного мира и совершенства.

Тот, кто страдает от собственного невежества, называется невеждой (мудха).

Шанкара бьёт прямо в точку всей проблемы жизненных страданий, призывая человека оставить «жажду обладать богатством».

Здесь термин «богатство (дханам)» следует понимать в самом широком смысле. Он включает в себя все мирские объекты обладания, которыми владелец тщетно чувствует временное удовлетворение.

Само по себе богатство невинно; философия не против богатства. Здесь не говорится: «Отрекись от богатства», — но лишь неутолимая жажда (тришна) к богатству должна быть оставлена.

«Желание богатства» — это отношение, которое индивидуум сохраняет в уме к объектам мира, полагая, что они, возможно, дадут ему счастье. Внешние объекты не следует осуждать, но отношение человека к ним должно быть разумным и чистым.

Когда ум таким образом очищен от страстей, умом, свободным от желаний (ви-тришна), следует размышлять о Реальности.

Если ум отвлечь от его нынешних занятий, он становится пустым — а природа не терпит пустоты. Если ум отвлечь от объектов своего интереса, он набирает бесконечный импульс, и если он не найдёт для себя творческого поля для применения, он неизбежно снова рассеется на другой набор объектов.

Очисти ум от вожделения к объектам, жадности к обладанию, алчности к богатству и направь тот же ум в область созерцания Истинного, Постоянного, Вечного.

Практичный человек мира, услышав этот совет философа, задаёт уместный вопрос: «Если за обладанием не нужно гнаться, если богатство не нужно приобретать, как же нам жить?»

Если философ непрактичен, человек мира обладает достаточным здравым смыслом, чтобы отбросить эту философию и пойти своим путём радостного удовлетворения.

Ни один честный философ не может позволить себе проповедовать что-то непрактичное и невозможное.

Шанкара здесь указывает, как мы должны жить в мире. Его совет нам — жить радостно, в довольстве и удовлетворении тем, что мы получаем как результат наших действий.

Человеческому воображению нет предела. Человек, давший ему волю, никогда не остановится ни на одной мыслимой точке. Желания множатся, чем больше мы их удовлетворяем. Чем больше удовлетворяются желания, тем сильнее становится голод и тем глубже вгрызается в наш покой чувство трагической неудовлетворённости.

Человек ищет удовлетворения в жизни, но богатство может купить для нас лишь удовлетворение чувств. Временно, без сомнения, страсть в нас кажется исполненной, но вскоре жажда (тришна) возвращается в наше сердце, чтобы преследовать нас ещё безжалостнее, и притом с беспощадной тиранией.

Обрести чувство довольства и жить тем, что мы приобретаем честным трудом, не подпитывая свою алчность, — вот, кажется, единственный способ обрести истинное счастье и внутренний мир.

Только в такой душе возможны высшее созерцание и последующее открытие новых измерений Духовной Реальности.

Желание богатства унижает человека. Привязанность приносит бесконечные заботы. Есть напряжение в приобретении. Есть борьба за то, чтобы разумно сохранить приобретённое. Есть боль, когда теряешь то, что с трудом приобрёл. Есть тревога сохранить то, что уже имеешь: это игра одних лишь беспокойных страданий.

В Катха-упанишаде юноша Начикета в своём ответе учителю, Владыке Смерти (Яме), прекрасно выразил эту мысль: «Человек никогда не бывает удовлетворён одними лишь своими владениями».

Также Шанкара в «Вивекачудамани» цитирует знаменитое изречение Брихадараньяка-упанишады и говорит, что «Бессмертное и Нетленное никогда нельзя надеяться обрести через обладание богатством».

Что нам нужно оставить в жизни, так это лишь наше чувство алчности, и с этим отречением приходит истинное наслаждение внешним миром. Это ясное обещание мы читаем в Ишавасья-упанишаде: «Отрекись — и наслаждайся, не желай чужого богатства».

III. Видя пышную грудь юных дев и их пуп, не поддавайся ослепляющему заблуждению. Это всего лишь видоизменённая плоть и жир. Так размышляй в уме снова и снова.
(Преклоняйся перед Говиндой, преклоняйся перед Говиндой...)

В предыдущей строфе истинному искателю советуют оставить всякую алчность к мирскому богатству, а здесь его призывают оставить сладострастные вожделения к женщине.

Со времён Упанишад и до наших дней мы находим у всех учителей это постоянное предостережение против богатства (каньчана) и женщины (камини).

Но ни то, ни другое не является оскорблением; это констатация научной истины. Все разумные живые существа испытывают эти два непреодолимых побуждения: «обладать большим» (богатство) и «наслаждаться» (женщина).

Все живые организмы в мире движутся к одной Великой Гавани, ища покоя и гармонии. Всех их всегда инстинктивно подгоняют два определённых побуждения: (а) избежать боли и (б) достичь счастья.

Именно чтобы покончить со всеми тревогами и чувством незащищённости, человек гонится за «богатством»; для него обладание — это баррикада против его врага — «страха».

Против осаждающих войск жизненных неопределённостей человек строит вокруг себя воображаемые крепости из денег и имущества. Даже миллионер не находит настоящего счастья, потому что хочет ещё больше!

Когда он чувствует себя относительно немного защищённым от страхов, он всё сильнее ощущает другое побуждение — стремление к счастью. Под влиянием этого побуждения человек легко поддаётся непреодолимым чарам плоти и устремляется к женской груди.

Это утверждение о естественном влечении мужчины к женщине следует понимать так, что оно включает и столь же естественное влечение женщины к мужчине. В обоих случаях единственным конечным пунктом, куда они приходят рука об руку, является страдание!

Биологически природа создала мужчину и женщину с естественным влечением к прелестям противоположного пола. Это природное побуждение нужно контролировать, дисциплинировать, очищать и возвышать. Достичь этого способен лишь разумный интеллект.

Животное не может; действовать согласно своим инстинктам и порывам — его привилегия.

Слава человека в том, что он может своим разумным интеллектом обуздать и контролировать поток своих инстинктов к плотским удовольствиям и перенаправить их, возвысившись в итоге до чего-то более благородного и божественного.

Искателям на ранних этапах практики это может показаться трудным, так как это идёт против самой природы их плоти. Человеческое тело может искать своё удовлетворение лишь в области чувственных объектов. Интеллект же всегда устремляется к видениям высших возможностей.

Для достижения этих видений, с помощью тренированного ума, интеллект начинает обуздывать страстный поток плоти и таким образом направлять всю личность в более плодотворное русло духовного возвышения. Со временем он переживает более божественное раскрытие внутри.

Эта техника обращения вспять процесса инстинкта, чтобы направить его в русло разумного созерцания, называется в Йога-шастре пратипакша-бхавана (выработка противоположного отношения).

Во всех священных текстах мы встречаем множество наставлений, основанных на этой технике.

Здесь Шанкара даёт нам линию размышления, которая может стать действенным противоядием от причудливой цены, которую тело приписывает объектам чувств.

Мягкая, манящая грудь вашей возлюбленной, если её научно проанализировать и мысленно увидеть в её реальности, предстанет состоящей лишь из отталкивающих плоти и жира, упакованных в чешуйчатую кожу!

Если эти составные части предстанут перед вашим мысленным взором, ум духовно тотчас отступит от отвратительного безобразия всей этой картины.

С помощью практики этой пратипакша-бхаваны мы можем переучить свой ум, чтобы он не увлекался своим воображаемым образом счастья, заключённым в бренной мягкости наполненного нечистотами тела.

Таким образом, Шанкара уже в первых строфах «Бхаджа Говиндам» исцеляет ученика от двух его самых мощных очарований — жажды богатства и инстинктивного голода плоти.

Когда эти два устранения из личности,
у неё не останется топлива, чтобы выбросить её на внешние поля её очарований.

Это не может произойти сразу; но даже если и произойдёт, это нельзя будет легко сохранить.

Мы прожили миллионы жизней в низших сферах эволюции, и каждый из нас накопил этот мощный инстинкт самосохранения: сохранения индивида и рода. Подняться над ними — уже достижение само по себе, и для этого неизбежна повторяющаяся (варам варам) практика. Ту же мысль мы встречаем и в «Вивекачудамани».

Объекты мира существуют и играют с нами свои шутки; но видим ли мы их когда-нибудь такими, какие они есть?

Каждый имеет свойство набрасывать покров своих причудливых фантазий, чтобы украсить объекты своими личными умственными симпатиями и антипатиями.

Таким образом, мы видим не мир, как он есть, а взираем на мир, заляпанный нашим собственным умственным содержимым.

Благодаря внимательному наблюдению, усердному исследованию и научному анализу мы можем удалить неестественную окраску, которую набросили на окружающие нас объекты, и увидеть их в их первозданной красоте и естественной форме.

В сгущающихся сумерках пыльного вечера мы можем неправильно понять то, что видим вдали; но, приблизившись к объектам с пытливым умом, мы осознаем их истинную ценность и научимся отбрасывать их как бесполезное.

Деньги и женщина сами по себе не представляют угрозы для человека, но в наших ложных представлениях мы приписываем им обоим смехотворно раздутую ценность и, стремясь ради них, растрачиваем свои силы впустую.

Именно эта галлюцинация в человеке и последующее иллюзорное очарование миром, которое он лелеет, изгоняют его из его собственного внутреннего Царства Радости.

IV. Капля воды, дрожащая на лепестке лотоса, имеет крайне ненадёжное существование; так же и жизнь всегда непостоянна. Пойми, самый этот мир охвачен болезнями и тщеславием и изъеден муками.
(Преклоняйся перед Говиндой, преклоняйся перед Говиндой...)

Предыдущие две строфы помогали ученику верно оценить место денег и женщины в полноценной деятельной жизни. Они не должны служить коварными скалами, о которые разбивается и гибнет корабль жизни.

В этой строфе Ачарья Шанкара помогает нам осознать, сколь мимолётно и исполнено болезненных несовершенств это ненадёжное существование воплощённого существа.

Используя всё богатство средств, доступное великому поэту, Шанкара видит человеческую жизнь столь же непостоянной, как мельчайшая частица воды, дрожащая на кончике лепестка лотоса.

Сама жизнь ненадёжна, и даже в течение этого непостоянного существования она истощается болезнями и тщеславием, терзаемая сотнями разных безгласных мук!

В первой половине строфы он изображает смертность индивидуального существования. Во второй половине — исполненную страданий природу самого мира. Это классический пример пратипакша-бхаваны (выработки противоположного отношения) как к индивидуальной, так и ко всей жизни в целом.

Поскольку жизнь столь ненадёжна, а мир, по сути, есть не что иное, как страдание, общий смысл стиха в том, что нельзя терять время. Смерть редко объявляет о своём визите, и без предупреждения она входит в города и деревни, квартиры и поля. Она не щадит ни человека, ни место, которое посещает. Поэтому стремись прямо сейчас. «Сейчас» и «здесь» — вот в чём срочность, стоящая за этой строфой.

Здесь нам вспоминается возглас Будды на ту же тему, с очень похожим чувством безотлагательности: «Всё есть страдание, всё преходяще, преходяще».

Хотя я уже указал на красоту поэтического образа, в котором Шанкара символизирует крайнюю непостоянность жизни, аналогия капли воды, дрожащей на кончике лотоса, содержит более глубокое ведантическое указание. Это неизбежно, потому что поэт Шанкара был в то же время несравненным учителем Адвайты в мире.

Лотос растёт в воде, существует в воде, вскормлен и питаем водами. В конечном счёте, ему суждено погибнуть в воде. Естественно, цветок есть не что иное, как выражение вод, прорвавшееся в проявленность из-за семени, лежавшего на дне!

Брахман Бесконечный, Единственный без второго, Сам выражает Себя как лотос тонкого тела из-за Своей собственной санкальпы (замысла, воления).

Существующая в Бесконечном Сознании, божественном и всепроникающем, мельчайшая Его частица (Атман), функционирующая в этих инструментах и через них, и есть индивидуальность (джива).

Атман, проявляющийся через лотос-интеллекта, — это неустойчивый, чрезмерно взволнованный индивид (джива), который, покидая и превосходя интеллект, возвращается, чтобы слиться с окружающими водами Сознания.

Ученики философии Адвайты легко узнают в этой картине более широкий намёк, чем просто поэтическое воплощение в прекрасном образе.

Возвращение дрожащей капли обратно в воды озера — это кульминация, на которую указывает Махавакья (Великое Изречение) «ТОТ ТЫ ЕСЬ» (Тат Твам Аси).

V. Пока есть способность зарабатывать и копить — до тех пор все твои иждивенцы привязаны к тебе. Позже, когда ты останешься доживать свой век в дряхлом, немощном теле, никто дома не удостоит тебя даже словом!
(Преклоняйся перед Говиндой, преклоняйся перед Говиндой...)

Как животное, человек по сути своей эгоистичен. Как правило, он не даёт, не надеясь получить что-либо взамен. «Ничто не даётся даром» — таков, кажется, закон, управляющий природой.

Будучи всеобщим законом, этот принцип проявляется даже в отношениях с самыми близкими и дорогими: уважение и почтение в семье оказывается тому, кто зарабатывает и накапливает.

Это наблюдается на всех уровнях отношений — муж и жена, отец и сын, брат и сестра.

Короче говоря, во всех человеческих взаимоотношениях лишь тот, кто способен зарабатывать-и-копить, пользуется должным почтением и обожанием окружающих, которые питают надежду получить свою долю от его сбережений!

Бытует расхожее мнение, что деньги — это уважение и что они могут купить всё. И это действительно так. Но его следствие, которое обычно упускают из виду, довольно болезненно.

Ибо, если деньги — это сила, то сильный человек вчерашнего дня неизбежно становится бессильным человеком сегодняшнего, если его способность зарабатывать неожиданно утрачена!

Если деньги могут купить счастье, то отсутствие денег способно принести лишь горе!

Здесь способность «зарабатывать-и-копить» (витта-арджана-шактих) следует понимать в самом широком смысле, поскольку «богатство (виттам)» включает в своё значение «всё, что может добавить к человеческому счастью».

Эта сила «зарабатывать-и-копить» должна включать в себя все способности, духовные и мирские, повсюду, на всех уровнях общества: способность учёного, политика, учителя, оратора, производителя, художника и т.д.

Будучи тем, чем она является, человеческая жизнь неизбежно приведёт к угасанию способностей и талантов, поскольку возраст подточит все физические и интеллектуальные возможности.

Имея в виду эту фундаментальную истину, Шанкара говорит, что человек может быть популярным и любимым окружающими только до тех пор, пока он способен «зарабатывать-и-копить».

Только тогда другие могут использовать «богатого» или делать его своей добычей. Когда его способности приходят в упадок и он остаётся доживать свой век в дряхлом, немощном теле, все его друзья и иждивенцы покидают его, поскольку он больше не представляет для них никакой пользы.

Таков печальный обычай мира.

Предупреждён — значит вооружён. Зная об этой естественной склонности всех любящих комфорт человеческих сердец, пусть разумный человек зарабатывает, сколько может, раздаёт, насколько способен, и наслаждается — насколько позволяет его заслуженная доля — популярностью, привязанностью, вниманием и даже почтением других.

Но пусть он не принимает это за саму цель жизни. Пусть он обретает внутренний мир и самодостаточность, и пусть он «сбережёт» этот внутренний покой и безмятежность, совершенно независимые от всей шумной толпы вокруг, вечно пытающейся раздуть его тщеславие и подпитывать его самомнение!

Эту строфу можно рассматривать как предоставление искателю пратипакша-бхаваны (противопоставления) против суетности жизни.

Посредством такого размышления обуздывай ум, уводя его от этих ложных ценностей и обманчивого чувства безопасности, и направляй его к преданности Высшему. Это можно сделать только «сейчас» и «здесь», пока человек молод и его способности и умственные силы в расцвете.

Без сомнения, пусть все юноши стремятся к успеху в жизни. Пусть они стараются, борются и отважно идут вперёд. Пусть каждый зарабатывает, копит, даёт и таким образом служит как можно большему числу людей вокруг, в своём сообществе и нации.

Но всё это следует считать лишь хобби; главным занятием жизни должно быть искусство самоочищения, мастерство стремления к Совершенству.

Подлинное достижение должно быть обретено в собственном внутреннем созерцании, так чтобы задолго до того, как мир отвергнет тебя, ты сам смог отвергнуть мир деятельности и удалиться в более богатый мир безмятежного созерцания и более глубокого самопознания.

VI. Пока в теле пребывает дыхание (жизнь), до тех пор в доме о тебе заботятся и справляются о твоём благополучии. Как только дыхание (жизнь) покидает тело, оно разлагается, и даже жена страшится того самого тела.
(Преклоняйся перед Говиндой, преклоняйся перед Говиндой...)

Чувство отрешённости от слепой привязанности к миру и от объектов пустых наслаждений абсолютно необходимо, чтобы обратить ум к поиску Истинно Высшего через созерцание.

В некоторых текстах эта идея слегка переусердствована, как в буддизме, что, без сомнения, опасно, поскольку лишает жизни энергии и притупляет в искателе самый энтузиазм жить и стремиться.

Размышления о жизни не должны приводить ученика на дно какой-нибудь тёмной ямы безжизненного пессимизма. В то же время он не должен быть слепо оптимистичен в отношении мирских достижений и хрупких суетностей жизни.

Учителя Веданты очень и очень осторожны.

Пытаясь отговорить человека от чрезмерного погружения в полностью обращённую вовне жизнь, они горячо увещевают всех жить в служении людям и развивать в себе здоровую обращённость внутрь.

Риши, несомненно, с идеальной научной отрешённостью наблюдали жизнь такой, какова она есть, и с беспощадной честностью изображали её во всей сокрушительной реалистичности — только чтобы помочь ученику полностью это осознать.

Это приводит лишь к здоровому оптимизму, и когда старые ценности ученика рушатся, учителя Веданты очень стараются заменить их набором более здоровых и устойчивых ценностей позитивной жизни.

Западные критики, не понимая смысла таких строф, обычно порицают их, потому что поспешно заключают, что философы на Востоке изображают жизнь мрачной и унылой и тем самым пытаются отвратить человека от всех стимулов жить и развиваться.

Короче говоря, тратить всю свою жизнь на простое почитание тела, на заработок, чтобы это тщетное почитание стало более изощрённым, — это одно из отвратительных интеллектуальных невежеств, в которое человечество легко погружается.

Ибо, если тело есть алтарь для поклонения, оно может не оставаться там вечно, поскольку дни упадка и старости недалеки даже для сегодняшних молодых тел.

Потеть и трудиться, бороться и добывать, кормить и плодиться, одевать и укрывать тело — всё это само по себе необходимо, но тратить всю жизнь лишь на это — преступная растрата человеческих способностей. Ибо вскоре оно состарится, станет немощным и, в конце концов, умрёт.

Жить в теле и для тела — это культ ракшасов, культ Вирочаны.

Вирочана, царь демонов, даже достигнув стоп Владыки Знания, смог понять из Его наставлений лишь следующее: «Тело и есть Атман, Я, Вечное. Поклоняться ему — величайшая из всех религий».

Здесь, в строфе, открывается линия размышления, и размышлять в этом направлении — значит покончить с привязанностью к телу и сокрушить все тщетные суетности в человеке.

По крайней мере, тело животного имеет некоторую ценность, когда оно мертво; человеческое тело, когда оно умерло, имеет лишь ценность обузы. Именно чтобы содержать и откармливать такой свод презренной скверны, зарабатывают и копят богатство, перерезают многие глотки, предаются низменным порокам и ведут жестокие войны!

«Даже самый близкий и дорогой, твой собственный спутник жизни, — указывает Шанкара, — страшится и боится тела своего возлюбленного мужа, как только из него утекла жизнь».

Размышлять об этом значительном факте жизни — значит вырабатывать здоровое пренебрежение и выгодный дух отрешённости от телесных суетностей.

Без сомнения, о теле нужно заботиться, ибо оно служит нам. Содержи его в чистоте и красоте, корми, одевай, мой — точно так же, как мы обслуживаем все другие инструменты, которыми пользуемся в мире.

Служи телу — но всегда с твёрдым и непоколебимым пониманием, что это лишь инструмент, с помощью которого мы можем завоевать более обширные поля.

Он не останется с нами навсегда и не будет служить с одинаковой эффективностью всё время. Он погибнет, и должен погибнуть.

С этим правильным знанием жить в теле — это самая здоровая жизнь, в которой можно ожидать минимума страданий.




VII. Пока человек в детстве, он привязан к играм; пока в юности — привязан к подруге (страсти); пока в старости — привязан к тревогам (мукам)... И всё же никто, увы, к Высшему Брахману не привязан!
(Преклоняйся перед Говиндой, преклоняйся перед Говиндой...)

Воистину, жизнь коротка.
Долог путь паломничества.
Высоко над облаками, скрытые ими, возносятся вершины совершенства, которые предстоит покорить.

И всё же разумный интеллект — столь мощный механизм, что способен вознести человека чистого сердца на высочайшие уровни несравненной божественности за очень короткое время, если только он для этого доступен. Увы! Он не доступен.

Он позволяет себе привязаться к проходящим чарам плоти в мире. Ослеплённый страстями, он находит очарование в золоте, ценность в низменных вещах, сладость в самых горьких муках жизни.

Одурманенный вожделением, опьянённый страстями, пошатывающийся глупец сбивается с главной дороги в тернистые заросли, и там, израненный и истекающий кровью, быстро утомившись, падает в бездонные пропасти смерти.

Когда учитель осознаёт это всеобщее человеческое заблуждение, он чувствует мучительное отчаяние, и его песней становится стих, который мы обсуждаем.

Следуя хронологии автобиографии человека, Ачарья говорит, что детские дни человека растрачены в привязанности к игрушкам и играм, естественным для этого возраста.

Когда он подрастает, юношеские силы рассеиваются в страсти к возлюбленной и в сладострастных утехах.

Когда возраст настигает его и заставляет опираться на посох, седины на его голове скрывают мысли, отягощённые тревогами и страхами.

На всём протяжении жизненного пути глупец ползал по поверхности, привязанный к тому или иному, никогда не получая возможности и не находя времени, чтобы привязаться к Высшему.

Игра, страсть и мука — вот три общие границы в жизни каждого бездумного человека. Никто из рождённых не может бороться с течением времени или с законом роста.

Дни мяча и куклы должны уступить место временам страсти и женщины, а затем, на закате жизни, он прибывает, чтобы жить своими заботами и тревогами о себе и зависящих от нём людях.

Как ни странно — у него никогда не было досуга, чтобы предаться Тому, Кто является Единственным Защитником всех, Вседающим Хранителем во все времена.

Эту крайнюю степень привязанности к миру следует разумно оставить, чтобы жизнь обрела цель, миссию или хотя бы смысл.

Эта обращённость вовне естественна для всех живых существ. Но в человеке она непростительна.

Другие существа живут, как предписано их инстинктами. Человек обладает свободой разумно оценивать даже свои собственные склонности, темпераменты и тенденции и отвергать их, если они оказываются глупыми и опасными.

Именно в этом особом аспекте человек — «венец творения». Будучи правильно использован, он может возвысить себя до величайшего совершенства.

В окружающем нас мире мы видим, что человек никогда не бездействует, но всегда активен.

Игровые площадки и поля, беседки любви и мир романтики, больничные койки и лазареты — вот обычные поля его достижений и неустанной деятельности! Всё это время жизнь неуклонно утекает, и у него нет времени подумать о Нём, Высшем!

Катха-упанишада указывает, что сам Творец создал органы чувств человека обращёнными вовне, и поэтому он живёт, как правило, на уровне чувств и может ощущать чувство удовлетворения лишь в чувственных удовольствиях.

«Лишь некоторые редкие, — говорят славные риши Катхи, — желая постичь Высшее, отвращаются от занятий чувств и ищут Неизменного и Нетленного».

Привязаться к Господу — значит научиться отходить от обычных полей, исполненных страданий — мимолётных приобретений и потрясающих потерь.

Обратиться к Богу — значит привязать себя к Нему, и этой привязанностью любой искренний искатель может достичь действенной отрешённости от вечно меняющихся царств объектов.

VIII. Кто твоя жена? Кто твой сын? В высшей степени удивительна эта сансара. Чьим ты являешься? Откуда ты пришёл? О брат, поразмысли над этой Истиной.
(Преклоняйся перед Говиндой, преклоняйся перед Говиндой...)

Нельзя отрицать тот факт, что институт дома, узы семейных отношений и т.д. оказывают благотворное влияние на людей и, безусловно, могут освободить человека от его эгоцентричного себялюбия. И всё же они сами по себе, даже в лучшем случае, весьма ограничены. Они никогда не могут быть целью сами по себе.

Мужчина и женщина, живущие вместе во взаимной любви и уважении как пара и вырастающие до достойного положения отца и матери, многому могут научиться друг у друга.

Оба хорошо наставляются своим взаимным общением, если живут в истинном духе совместности. Но, по обыкновению, в своём невежестве они впадают в такое нездоровое состояние привязанности друг к другу, что само лекарство становится ядом.

Согласно индийским шастрам, мужчина и женщина в браке должны, несомненно, жить в духе совместности, но Ачарьи настаивают: «Пусть между ними будет пространство» — пусть не будет цепкой привязанности друг к другу, которая нездорова для обоих.

Семья — это поле испытания и проверки, где личности могут вырасти в более здоровые индивидуальности, — но сама по себе она не является конечным пунктом назначения. Живи жизнью с отрешённостью дома: это лишь школа жизни. Не принимай её за главное поле жизненных достижений.

Если все философские утверждения не могут быть практически прожиты, сама философия становится утопическим идеализмом, проповедуемым поэтом-мечтателем, и потому не может влиять на жизнь или культуру.

Жить в привязанности и погружаться в семейную трясину кажется естественным для мужчины и женщины. Ум принимается за это так же охотно, как утка за воду. Поэтому философия должна предписать технику, с помощью которой можно достичь необходимого состояния отрешённости. Эта техника описана здесь.

Разумное исследование — единственное противоядие от заблуждений иллюзии.

Здесь указывается метод исследования, которому следует следовать. Ачарья Шанкара просит нас исследовать: Кто твоя жена? Кто твой сын? При анализе мы обнаружим, что возлюбленная жена была простой дочерью своего отца, пока в браке ты не был связан с ней.

Жизнь столь непостоянна, что никто не может предвидеть, кому суждено уйти первым, и если тебе выпадет уйти раньше неё, она снова будет жить вдовой.

Таким образом, в жизни мужчина и женщина рождаются независимо, и каждый должен умереть и уйти один.

В паломничестве от рождения к смерти, в путешествии от жизни к смерти, на определённом перекрёстке каждый встретил другого и затем путешествовал вместе, несомненно, служа друг другу, — как это делают все добросердечные путники. Соратничество заканчивается, когда достигнута цель.

Благодаря этому анализу человек осознаёт правильное отношение, которое следует сохранять в поддержании здоровых отношений с миром.

То же и с сыном. Когда ты анализируешь свои истинные отношения, ты увидишь, что сын стал твоим лишь после своего рождения.

До этого он был зародышем. До этого он был лишь семенем в твоих чреслах, и оно само произошло из пищи, которую ты усвоил. Пища произошла от земли. Таким образом, ком земли в своих различных проявлениях стал плодом, пищей, семенем, зародышем и ребёнком, и поэтому сам ребёнок есть не что иное, как следствие конечной причины — грязи.

Если ты анализируешь себя как отца, ты тоже не что иное, как продукт «комка грязи» другого времени и места. Один ком грязи привязывается к другому комку грязи! Как странно! Как сильна иллюзия — майя!

Эмпирическая жизнь, сансара, очаровательна лишь для бездумных. Размышляй о ней разумно.

Исследуй: «Чьим я являюсь? Какому Божественному Началу обязано само моё существование своим продолжением? Откуда мы все пришли, чтобы играть этот преходящий спектакль на поле этого мира? Куда мы идём? Однажды уйдя отсюда, каково наше назначение?»

Если, таким образом, есть источник, из которого мы пришли, и назначение, к которому мы идём, какой тогда в точности должна быть наша обязанность «сейчас» и «здесь»?

Каково должно быть наше отношение к вещам и существам и бесконечным событиям, которые толпятся вокруг нас и проходят через наше существование «здесь»?

О брат (бхратах), пожалуйста, поразмысли!

Шанкара теперь говорит не как учитель, наставляющий ученика, а как старший брат говорил бы с заблудшим младшим братом.

Однако следует отметить, что есть несколько других вариантов прочтения. Вместо «брат (бхратах)» есть вариант, означающий «безумец (бхрантах)».

Это также вполне уместно в контексте строфы, потому что безумец — это тот, кто поступает не так, как должен.

Ослеплённый глупец в своей крайней привязанности к вещам внешнего мира, живя и проявляя неспособность правильно мыслить и поступать, также является безумцем в жизни.




IX. Через общение с благими возникает непривязанность; через непривязанность возникает свобода от заблуждения; когда есть свобода от заблуждения, есть Недвойственная Реальность; при переживании Недвойственной Реальности наступает состояние «освобождения при жизни».
(Преклоняйся перед Говиндой, преклоняйся перед Говиндой...)

Из всего сказанного до сих пор совершенно ясно, что жизнь в мире, зарабатывание и накопление сами по себе не являются истинной выгодой.

Жить в привязанности — определённо, малополезная программа существования. Растрачивать свою жизнь на вожделение и страсти плоти — значит распылять все свои способности.

Через пратипакша-бхавану мы должны стараться отойти от всего этого и использовать сохранённую таким образом энергию для поиска и служения Говинде.

Легко понять логику этой философии, но не всегда так легко принять её принципы, и, действительно, почти невозможно внезапно начать жить согласно её предписанному образу жизни.

Эта трудность знакома всем ученикам философии, повсюду, во все времена. Все истинные философы должны понимать эту логическую трудность ученика и предоставлять ему различные практические методы, с помощью которых бедный искатель в его нынешней слабой духовной силе может быть поддержан на «пути». Иначе сама философия стала бы непрактичной утопией.

Ачарья Шанкара говорит прямо со своими преданными во все времена. Это не стиль провозглашений Риши, когда вдохновенный провидец, закрыв глаза, гремел и бушевал, задыхаясь от слов о своей Бесконечной Радости Невозможного, которое он сделал возможным.

Эти пугающие заповеди, изливающиеся из мягко текущих сердец мирных учителей, составляют Упанишады.

Шанкара, комментатор, служащий миссионером в стране с определённой целью достижения культурного возрождения, никогда, кажется, не забывает о качестве и уровне интеллекта своих слушателей.

В рассматриваемой строфе Шанкара даёт простую «лестницу прогресса», взбираясь по которой осторожно, искатель может комфортно достичь высших вершин совершенства.

Несмотря на наше понимание логики философии, обсуждённой до сих пор, факт остаётся фактом: мы проживаем каждый час своего существования среди искушений жизни, где главными очарованиями являются богатство и женщина.

Искусственно я могу построить интеллектуальный барьер против своих страстей и вожделения. И таким образом я могу сдерживать их на какое-то время. Но объектов очарования так много, а их чары так сильны, что могучее колдовство чувственного мира слишком непреодолимо для отдельного искателя, чтобы сражаться с ним.

Чтобы подкрепить усилия ученика на ранних этапах поиска и дать ему больше мужества и силы, Шанкара советует ему иметь в изобилии «общество благих» (сатсанг).

В результате практики «пратипакша-бхаваны» ученик, несомненно, сохраняет внутри себя общество благих мыслей. Это защищает его от накатывающих волн страстей внутри. Но чтобы бороться с ордами искушений в повседневном мире, ему нужна крепость вокруг себя, которую он черпает из своего общения с благими людьми.

«Общество», которое мы выбираем, очень важно. Мирские искатели небрежно выбирают друзей и неразборчивы в выборе своего окружения.

Велика вероятность, что он, несмотря на свои знания и решимость, будет увлечён дурным обществом мощными волнами слепых страстей.

Быть в «обществе благих» — значит быть с теми, кто предан Господу и сам является искателем Высшего. В таком собрании создаётся сила, которая, сплотившись, возводит мощную крепость против магии внешнего мира.

В результате влияния «благого общества» человеческий ум постепенно развивает способность отстраняться от чувственных полей притяжения и таким образом открывает в себе секрет непривязанности (ниссангатвам).

Когда чувство привязанности вымывается из внутреннего существа, заблуждение (моха) и все обманчивые ложные ценности, которые мы приписываем миру, не могут более оставаться.

Это всегда ум придаёт ценность объектам, и после этого инертные объекты мира становятся способными очаровывать этот ум.

Когда ум начинает видеть вещи такими, какие они есть, — потому что ум освободил себя от своих собственных наслоений васан (подсознательных впечатлений), — этот ум улавливает проблеск Недвойственной Реальности.

Когда этот опыт становится всё более и более утверждённым в человеке, эта личность становится осознавшим Бога святым, «освобождённым при жизни» (дживанмукта).

Строфа напоминает нам о «лестнице падения», которую описывает «Гита».

Бегло просмотрев содержание этих двух строф, совершенно очевидно, что «Гита» показывает «лестницу нисходящего падения», тогда как Шанкара показывает «лестницу восходящего подъёма».

Существует также другой вариант прочтения строфы, где вместо «Недвойственной Реальности» (нишчала-таттвам) стоит «непоколебимость» (нишчалитатвам).

Когда заблуждение ума стирается,
ум обретает «непоколебимость» в медитации, и с этой непоколебимостью в медитации переживание высшего и последующее состояние «освобождения при жизни» (дживанмукти) достигается легко.

X. Когда возраст (юность) прошёл, где вожделение и его игра? Когда вода иссякла, где озеро? Когда богатство истощилось, где свита? Когда Истина реализована, где сансара?
(Преклоняйся перед Говиндой, преклоняйся перед Говиндой...)

В своих афористичных высказываниях Шанкара доходчиво объясняет ученику, что где иссякла причина, там не могут продолжаться следствия.

Когда возраст и его юность прошли, где вожделение и его игра? Ослепляющая страсть безумного вожделения может оставаться с человеком лишь до тех пор, пока кожа упруга, мускулы крепки, кровь бурлит и человек молод и полон сил.

Вожделение проистекает лишь из юности. Когда причина устранена, следствия не могут оставаться сами по себе.

Когда воды высохли, озеро не может более существовать. Высохшее озеро или водоём может выражаться лишь как ложе; только когда есть воды, они могут проявлять себя как озеро или водоём и служить миру как таковые.

Пока воды желания играют в уме, страстный юноша энергично стремится их удовлетворить. Но когда эти желания однажды иссякнут, как может человек действия стремиться приобретать и домогаться?

Когда богатство истощилось, где родственники, иждивенцы, сторонники — короче, вся свита? Они следуют за человеком лишь до тех пор, пока он может заботиться о них и они могут извлекать из него выгоду. Когда способность человека иссякла, свита также исчезает. А богатство — ненадёжное владение.

Никто не может сказать, когда и как оно очаровывает человека, или когда оно без сожаления, бесстыдно ввергнет его в нищету и голод и уйдёт в другом направлении, к другому человеку!

На этих трёх примерах ясно, что когда причина отсутствует, отсутствует и следствие.

Перенося эту аналогию в субъективные сферы духовного совершенства, Шанкара задаёт вопрос: «Когда Истина реализована, где сансара?»

Неведение в отношении столба даёт нам иллюзорное видение призрака и последовавшие за этим страхи. При непостижении Реальности начинаются заблуждения, и они поставляют полчища страданий для ослеплённого.

Из-за испарений васан (подсознательных впечатлений), называемых «неведением» (авидья), Совершенство не переживается, и поэтому человек, восставая против собственного чувства несовершенства, желает, планирует, трудится и стремится приобрести и обладать внешним миром, посредством которого он надеется обрести более полное удовлетворение в жизни.

Через процесс, объяснённый в предыдущей строфе, когда васаны устранены, то есть когда «неведение» Реальности прекращено, все заблуждения также должны прекратиться.

Обманчивое чувство индивидуальности, возникающее из мифа ума и его объектов-сновидений, составляет «страдальца» среди конечных объектов.

Когда васаны однажды прекратились, причина устранена, и, следовательно, следствия не могут существовать сами по себе. Когда Истина реализована, где эмпирическое явление конечных объектов и их безграничные тирании?

Вот в чём причина нашей обусловленности во внутренней жизни, которая, в свою очередь, создала хаос эго и его бессмысленных достижений и безумных блужданий индивидуальности.

Когда внутреннее состояние, обусловленное васанами, изменено, эго устранено, то там, где нет эго, мир «воспринимаемый, чувствуемый и мыслимый» должен неизбежно отступить в небытие.

Поскольку феноменальная игра очарований стирается, приходит переживание Бесконечного Сознания, чтобы раскрыться как состояние Истины, и при этом переживании индивидуальность заканчивается, а Универсальное Сознание становится самой природой медитирующего.

«Познавший Брахман становится Брахманом», и для этого нет иного пути, кроме того, что обсуждался в предыдущей строфе.



XI. Не гордись своим имуществом, своими людьми (подчинёнными), своей юностью. Время мгновенно расхищает всё это. Отбросив всё это, познав их иллюзорную природу, осознай состояние Брахмана и войди в него.
(Преклоняйся перед Говиндой, преклоняйся перед Говиндой...)

Ложные суетности и пустое тщеславие привязывают человека к колесу жизненных страданий — сансары.

Эмпирический процесс изменений и последующие потрясения затрагивают человека лишь тогда, когда он сохраняет отношение себя к миру объектов, чувств и мыслей через своё тело, ум и интеллект.

Тем самым он создаёт ложное отношение к вещам и существам вокруг как к «моим людям», «моим вещам», «моим радостям», «моим идеям» и т.д.

Эти ложные суетности выталкивают человека из самого себя, чтобы он страдал от бурь конечности и потоков перемен. Всё это в действительности является неизбежным содержанием объективного мира.

Богатство, социальные связи и положение в семье, юность и её сила — вот шаткие столпы, на которых построена платформа чувственных наслаждений. Эта драма страсти и вожделения может закончиться лишь полным распылением и истощением личности. Всё это уже обсуждалось и ясно показано в предыдущих стихах.

Богатство никогда не постоянно. Оно также никогда не может оставаться верным — оно должно переходить из рук в руки, посещая всех; юность не может длиться долго.

Отношения в этом мире, социальный статус, популярность и власть — всё это обозначается термином «люди» (джана). Все они целиком зависят от прихоти момента, настроения часа.

Этот мир иллюзорных видимостей является полем занятий лишь для обманчивого эго, которое возникает из собственного отождествления себя с воспринимающим-чувствующим-мыслящим в себе.

Ищи Познающего всего этого, Принцип, который освещает все переживания — Сакши-Чайтанья — в самой сердцевине собственного существа.

Осознай, что это Сознание (Айам Атма), председательствующее над всеми нашими внутренними переживаниями, есть Вездесущее Бесконечное Сознание (Брахман).

XII. День и ночь, рассвет и закат, зима и весна приходят и уходят вновь и вновь. Время забавляется, а жизнь утекает. И всё же человек не оставляет порывы желаний.
(Преклоняйся перед Говиндой, преклоняйся перед Говиндой...)

День угасает, чтобы завершиться ночью. Ночь умирает, лишь чтобы расцвести следующим днём. Рассвет набирает силу и жар, становясь полднем, но вскоре ослабевает, превращаясь в мягкие сумерки.

На колесе событий месяцы неумолимо скользят, и в своём тихом, неслышном шествии неудержимые потоки времени накатывают волнами лет, сметая всё перед своей безжалостной мощью.

Погружённая в молчание собственного изумления, старость незаметно соскальзывает в свою грязную могилу.

Время движется вперёд. То, что было будущим, становится настоящим, а само откатывается, чтобы присоединиться к бесконечному океану прошлого.

Время никогда не останавливается — ни при каких условиях, ни для какого человека! Оно вечно в пути!

Человек, собирая воспоминания из своего собственного «прошлого», возводит баррикады в своём «настоящем», воспламеняет их своими волнениями в повседневной жизни, а поднимающиеся из его груди чады затуманивают его видение, насыщая жизнь тревогами о «будущем».

Так мы растрачиваем себя в бесконечных манёврах, и в неудержимом шествии времени все наши надежды и планы терпят поражение и разгром.

Юное мужественное сердце духовного дитяти Начикеты осознаёт этот нелепый тамашу, когда утешает своего старого отца Ваджашравасу, напоминая ему, что «рождённое должно умереть и погибнуть, чтобы вновь родиться» — ничто не вечно.

Позже тот же духовный герой, беседуя лицом к лицу со своим учителем, Владыкой Смерти (Ямой) на его же пороге, с величайшим презрением отверг дары, которые Яма предложил ему, и вновь мы слышим ту же истину, выраженную в энергичных словах отрока: «Даже самая долгая жизнь, которую ты можешь дать, — всего лишь безделица; оставь себе танцы и музыку».

Жизнь во власти Времени... Не осознавая этого, человек желает наслаждаться чувственными объектами, бесконечно стремится, потеет и трудится, чтобы приобретать, владеть и преумножать — надеясь, тратя...

И смерть отнимает у него всё...
Он вынужден оставить всё здесь — и с мучительной ношей васан (подсознательных впечатлений), обретённых в его исполненной желаний эгоистичной жизни, жалкое существо уходит. Как печально! Воистину, как трагично!

Объекты сверкают иллюзорной красотой и поют свои песни растления лишь потому, что наш собственный ум делает их столь очаровательными — подобно объектам пламенных радостей в наших снах! Этот ослепительный блеск радости в них скрывает Высшую Реальность.

«Золотой диск покрывает сияющий лик Истины», — провозглашает Ишавасья-упанишада, и поэтому ученик Упанишады не смог постичь того, что провозгласил учитель: «Всё, что здесь присутствует, облечено Ишей».

Чувственные страсти ослепляют человека, не давая ему увидеть его собственное истинное состояние Совершенства.

Желание мимолётного, обманчивого золотого оленя какое-то время казалось для Ситы сильнее, чем её бесконечная любовь к Раме, её божественному возлюбленному. Это — игра иллюзии, майя во всей её мощи.

Жизнь неуклонно утекает, но желание, подпитываемое чувственными удовольствиями, лишь усиливается от них. Тело ветшает и становится немощным; у него больше нет сил наслаждаться, но человек жаждет чувственных наслаждений ещё сильнее.

Смерть ползёт позади; болезни и упадок сопутствуют ей. Ведомый заботами и тревогами, эта скорбная процессия достигает края могилы... И всё же человек жаждет радостей от исполненных страданий объектов.

Будь мудр. Откажись от желаний. Ищи всеудовлетворяющую Реальность, что лежит за мысленным спектаклем перемен и скорби. Лишь Бесконечное способно удовлетворить тебя. Ищи Его умом, отрешённым от лихорадки всех страстей.




XIII. О, рассеянный! К чему заботы о жене, богатстве и прочем? Разве нет для тебя Того, Кто предопределяет (управляет, повелевает)? В трёх мирах лишь общение с благими может служить лодкой для пересечения моря перемен (рождения и смерти).
(Преклоняйся перед Говиндой, преклоняйся перед Говиндой...)

«К чему заботы о жене или богатстве?» Существует иной вариант: «К чему мысленно расточать себя на устах своей дамы?»

Беспокоиться о чём-либо в жизни не имеет смысла. Беспокоиться — значит растрачивать свои умственные силы, и когда ум однажды охвачен чувственными мыслями о какой-либо проблеме, истощённый ум уже не обладает оставшейся в нём жизненной силой, с которой он мог бы эффективно встретить свой вызов.

Беспокойство истощает; оно высасывает всю жидкую динамику, которой обладает личность и с которой она лишь может уверенно встретить битву жизни.

Человек терпит неудачу не потому, что мир достаточно силён, чтобы сломить его, а всегда лишь потому, что человек становится слабее и, таким образом, мир событий относительно становится могущественнее. Помни: «слабый должен погибнуть» — таков закон природы.

Расточать себя в чувственных мыслях, как указано в строфе, воистину неблагочестиво, и делать это по отношению к своему спутнику жизни — действительно самоуничижительная, преступная низость.

Жена — нечто большее, чем просто чувственное удобство. Считать её лишь собственностью для твоего удовольствия и чувственного удовлетворения — значит низвергать институт дома и святость материнства в ней.

Такие унижающие, принижающие деградационные мыслительные потоки, когда они возникают в сердце искателя, должны быть обузданы, и человек должен возвысить свои мысли сознательным памятованием о Господе.

Вся строфа обращена к чувственному человеку, и Ачарья здесь называет его «величайшим среди глупцов, постоянно расточающих себя в сладострастных мыслях» (ватула).

Но, впав в эту ложную колею мышления и выработав привычку опустошать жизненную силу своей личности через такой умственный изъян, каково же теперь средство выйти из этой самоподдерживающейся привычки?

Постоянное и непрерывное «общение с благими людьми», которые сами хорошо образованы, обладают самообладанием, люди с видением и миссией, — единственное известное средство.

Вначале, благодаря такому непрерывному общению, ум постепенно примет новые каналы мышления и в конечном счёте забудет старые привычки мысли. Только это и может быть единственным средством.

Это «соприкосновение» разовьёт в нас здоровое отношение к вещам, которое, в свою очередь, даст новую цель и направление нашей мыслительной жизни. Когда качество и ткань мыслей изменятся к лучшему,

Искатель обнаружит в себе новое вдохновение, бьющее изнутри и подталкивающее его к большим усилиям на более плодотворных поприщах.

Эта новая жизнь в свежей атмосфере здоровых мыслей будет день ото дня поощрять его стремиться к Высшему и даст ему более ясную картину цели жизни. Он развивает пару умственных антенн, чрезвычайно чувствительных к ощущению своего пути, средств достижения собственной цели: эффект радара.

Физическое самообладание (дама) порождает умственный покой (шама), который создаёт удовлетворяющую внутреннюю радость (сантоша) духовного сердца.

Лишь с таким внутренним инструментом искреннее самоизучение (свадхьяя) и размышление (вичара) могут быть предприняты с уверенностью в достойной пользе.

Фактически, следовательно, самое раннее приготовление для вступления на этот жизненный путь — это «соприкосновение с благими (саджжана-сангати)».

Это «общение с благими» полезно не только на начальных этапах духовного поиска, но и благотворно на последующих стадиях саморазвития и внутреннего роста искателя.

«Благое общество (сат-санг) с духовными учителями и соучениками» будет помогать нам на всём протяжении нашего паломничества.

Поэтому саджжана-сангати метафорически используется здесь как «лодка (наука) для пересечения океана ограничений» (бхава-арнава).

Лодка полезна не только при отплытии от одного берега, но до тех пор, пока мы благополучно не прибудем к месту назначения, на протяжении всего путешествия лодка — это то, что удерживает нас на плаву в море.

Когда каждая волна обрушивается на неё, лодка поглощает прямые удары и передаёт путешественнику лишь лёгкое покачивание, возможно. На гребне волны, на восходящем склоне волн, везде, на всём протяжении пути, лодка сохраняет нас сухими, в безопасности и в относительном комфорте.

«Постоянное общение с мудрыми» становится, таким образом, защитной броней для внутреннего снаряжения, которое является единственным вооружением, с которым искателю предстоит в одиночку бороться с грозными врагами — его собственными ложными ценностями и приобретёнными привычками чувственной жизни.

Это двенадцатая строфа, которой завершается букет «12 стихов-цветов» (Двадаша-Манджарика-Стотра).

Это двенадцать строф, непосредственно данных Ачарьей Шанкарой, хотя, по правде говоря, мы не можем утверждать это с абсолютной определённостью, поскольку в различных публикациях находим, что строфы меняются местами.

В некоторых публикациях эта подборка из 1–12 строф завершается стихом, описывающим автора и обстоятельства, при которых была составлена эта поэма.

Следующие четырнадцать стихов вместе образуют сопутствующий букет «14 стихов-цветов», называемый Чатурдаша-Манджарика-Стотра.

Каждый из них, согласно традиции, приписывается одному из четырнадцати последователей Шанкары, сопровождавших его в тот день в Бенаресе.

XIV. Один аскет с дреддами, другой с бритой головой, третий с вырванными волосок за волоском, иной, щеголяющий в охряных одеждах, — это глупцы, которые, видя, не видят. Поистине, эти различные маскировки и наряды — лишь ради утробы их.
(Преклоняйся перед Говиндой,преклоняйся перед Говиндой…)

Нам говорят, что Каин, второй сын единственного в то время отца человечества, Адама, положил начало убийству и уничтожению жизни на поверхности сотворённого мира.

Когда мир был впервые создан, согласно христианской мифологии, искусство убийства ввёл именно Каин, ибо он никогда не желал трудиться.

С минимумом усилий он хотел добывать пищу и обнаружил, что с наименьшими затратами труда может получить многое, чтобы наполнить свою утробу, если будет прятаться за скалами и коварно убивать любое животное, чтобы съесть его! Минимальный труд и максимальный комфорт — опасная философия эгоизма, положившая начало разрушению цивилизации.

Где бы ни существовала эта философия, человек неизбежно погружается в аморальные, неэтичные, некультурные, варварские пути.

Будучи детьми и внуками этого великого первопредка, этот человеческий инстинкт к безделью остался верен роду и наблюдается даже в наше время. На всех уровнях общества и во всех сферах деятельности во все периоды истории находилось множество бездельников и притворщиков.

Эпоха Шанкары также не была исключением, и даже махатмы и санньяси не находились полностью выше этого закона. Должно быть, во времена самого Ачарьи, если и не в таком количестве, как сейчас, то по крайней мере несколько человек забрели в санньясу как беглецы от жизни, ища и находя более лёгкое существование в обмане поколений и игре на доверчивости людей.

Такие жизненные уклонения скорее заслуживают жалости, чем осуждения. Но когда подобные личности оказываются на важных стратегических постах в обществе — в качестве политиков, правителей или священнослужителей, — они становятся для общества гораздо опаснее, чем если бы они проживали свою жизнь в ограниченной частной сфере, будь то дом или даже определённый круг общения.

С ними у нас нет иного выбора, кроме как терпеть их так же благородно, как мы терпим великие природные бедствия — наводнения, метели или извержения вулканов!

Таким образом, автор этого стиха оглядывается вокруг и видит к своему величайшему изумлению, что обманщики и самообманщики часто носят самую что ни на есть униформу высшего призвания в жизни — санньясы.

Некоторые образцы этих обманщиков лишь намечены в этой строфе: «один с дреддами, другой с бритой головой, третий кропотливо вырвал свои волосы один за другим, иной — в эффектных охряных одеждах».

Они не осознают цели, ради которой надели эти одежды, и не стремятся в правильном направлении. Возможно, каждый из них принимает священное одеяние с искренними намерениями и определёнными устремлениями, но увы — со временем, на пути они забывают саму цель, ради которой принесли в жертву свою семейную жизнь и свои обязанности в обществе как отдельные граждане. Эти различные маскировки служат им не для философских поисков Истины, а лишь для наполнения своей утробы.

Если это было правдой во времена Шанкары, то сегодня, когда пустых животов стало больше и они пустеют чаще, логика жизни такова, что больше людей должно принимать различные виды маскировок ради удовлетворения собственного голода.

Таким образом, руководствуясь инстинктом самосохранения и жаждой власти и богатства, такие ложные люди существуют в каждой сфере жизни даже сегодня — ложные лидеры, ложные полицейские, ложные художники и ложные проповедники — неискренние личности, притворяющиеся своим внешним видом и поведением тем, кем они на самом деле не являются.

Ложь, действительно, является столь же яркой человеческой способностью, сколь честность — одним из героических совершенств человека.

Обман с помощью дреддов, охряных одежд и тому подобного универсален и принадлежит всем временам: волк в овечьей шкуре — не новость. Однако в других сферах жизни подобные обманы не столь опасны, как на пути духовности. Они есть повсюду, во всех областях — политической, экономической, научной и даже духовной.

Классический пример — сластолюбивый царь Ланки, приближающийся к обители Рамы с самыми низменными намерениями похитить Ситу, будучи облачённым в то время в одеяние санньяси!

Даже такой мошенник, надевая священное одеяние, должен осознавать славу санньясы хотя бы в те моменты, когда множество верных индусов простираются у его стоп! Кроме того, он постоянно читает об этом. Ему по необходимости приходится говорить о величии Цели.

Таким образом, интеллектуально он должен «знать», что это благороднейший образ жизни («он видит»), и всё же, кажется, не может жить в соответствии с ним («но он не видит»).

Тогда зачем он оставил дом, отрастил дредды или обрил голову и так далее? Всё, что мы можем сказать, — это то, что такие низкие, презренные, ничтожные черви среди человечества являются угрозой для общества, и в своей неспособности зарабатывать и жить достойно, служа обществу, они избрали эту хорошо оплачиваемую профессию обмана! Это лишь «ради утробы» (удара-нимиттам).

Для незащищённого ума шёпот низших страстей внезапно становится более насущным, чем призыв высших устремлений. Жажда наслаждения заставляет человека соскользнуть с его собственных высоких жизненных ценностей и с пути дисциплины.

Эта строфа традиционно приписывается Падмападе, знаменитому ученику Шанкары.



XV. Тело износилось. Голова поседела.
Во рту не осталось зубов. Старец передвигается, опираясь на посох. И даже тогда он не оставляет вороха своих желаний.
(Преклоняйся перед Говиндой, преклоняйся перед Говиндой...)

То, что сила желания наслаждаться чувственными объектами неодолима и бесконечна, показано в этой строфе.

Если индивидуум молод, здоров и полон сил, переполнен энергией, то чувственные страсти вполне естественны, и если не совсем непростительны, то, по крайней мере, до некоторой степени понятны. Мы вполне можем понять, как мир охотится на него.

Но это не всё. Автор так прекрасно, несколькими художественными штрихами своего пера, рисует картину ветхой физической формы, шатающейся от старости!

В изношенном теле, с поседевшими волосами и беззубым ртом старец движется, опираясь на свою палку.

Теоретически можно предположить, что он истощил все страсти и больше не чувствует ни голода, ни жажды к плоти и удовольствиям; но так бывает очень редко!

Ворох его желаний даже тогда не покидает его. Напротив, он преследует его ещё больше, потому что ум жаждет, интеллект планирует, а увы, тело не может исполнить!

Это подобно страданиям человека, отбывающего тюремный срок, где он вспоминает свой дом, сладкие радости в журчащем смехе своих бойких детей дома; и всё же он не может достичь их, потому что физически это стало невозможным.

Таким образом, страдая от большей тирании невыразимых желаний, которые постоянно бушуют в нём внутри, старик проживает мучительную жизнь невообразимых страданий.

Этим утверждением автор указывает, что единственный путь к миру — это контролировать желания даже в молодости, чтобы это стало привычкой.

Таким образом, по крайней мере, когда юность ушла, старик может жить в покое своё время уединения в безмятежности и внутренней радости.

Желания растут в уме по мере старения тела, а истощённое тело становится всё более дряхлым. Способность к наслаждению покидает тело, но ум, выработавший привычки к безнравственности, жестоко преследует истощённое тело.

В этой строфе прекрасно показана картина стареющего юноши.

Последовательность строк в строфе — это сама последовательность, в которой возраст проявляется в человеке.

Сначала тело стареет; затем появляется седина; затем зубы начинают выпадать и, наконец, позвоночник больше не имеет сил удерживать тело прямо, и он прибегает к помощи посоха, чтобы держаться вертикально. ТоОпираясь на посох, он мучительно тащится на дрожащих ногах — поистине печальное и жалостное зрелище.

И всё же человек не может избавиться от своего тяжёлого груза желаний! Они, кажется, умножаются по мере того, как тело приближается к могиле. Это — майя, это — моха.

Строфа приписывается Шри Тотакачарье.

XVI. Впереди — огонь, позади — солнце, поздней ночью он сидит, поджав колени к подбородку; он принимает подаяние в свою сложенную ладонь и живёт под сенью какого-либо дерева, и всё же петля желаний не оставляет его!
(Преклоняйся перед Говиндой, преклоняйся перед Говиндой...)

В предыдущей строфе домохозяин, страдающий от гонений собственных желаний, был исчерпывающе изображён и выставлен на посмешище всех мыслящих людей. Неужели странствующий монах каким-либо образом избавлен от подобных субъективных самоистязаний?

Тирания желания универсально; это закон природы. Как и все научные законы, он также универсален и не считается ни с какой личностью. Реакции желания никого не щадят.

Чтобы донести эту идею, здесь приводится образ истинного аскета. Человек может не иметь никаких изысканных удобств жизни и, отрёкшись от всего, включая даже минимальные жизненные потребности, может жить без одежды, без крова и почти без пищи.

Даже такой человек, чтобы бороться с непогодой, может в пасмурные зимние дни греться у огня. А в ясные и светлые дневные часы он может греться на солнце.

Когда ночью огонь угасает, он может свернуться калачиком, прижав подбородок к собственным коленям, и провести остаток холодной ночи.

Он может не держать при себе никакого имущества — даже чаши для подаяния. Он может принимать то, что даётся ему, в собственную ладонь. Для убежища он может выбрать любое придорожное дерево.

Таким образом, человек может отказаться даже от самых насущных потребностей жизни и, с чисто практической точки зрения, выглядеть настоящим человеком отречения, и всё же, говорит автор стиха, мы обнаруживаем, что «путы желания никогда не покидают его» (тадапи на мунчати аша-пашах).

Указывая таким образом на факт жизни, этот стих с презрением высмеивает всех псевдо-санньяси. Одна лишь аскеза, сколь бы впечатляющей она ни была, сама по себе недостаточна.

Отречение от объектов мира — не есть истинное отречение. Отказаться от своих желаний к ним — вот истинная жертва, и чтобы иссушить это желание, мы должны очистить свою личность от её содержимого — жажды.

Без сомнения, самоотречение на уровне чувств — это средство, но цель — полное устранение даже самой жажды наслаждения.

Шанкара в «Атмабодхе» очень ярко описывает, что духовный ученик должен отказаться от «всех своих цепких привязанностей к радости, возникающей от внешних объектов».

Самоотречение, даже когда оно истинно, не может принести настоящих плодов, если оно не сопровождается высокой умственной чистотой.

Истории в Пуранах о ракшасах, совершающих тапас, служат примерами, иллюстрирующими эту точку зрения. В результате всех своих тапасьй ракшасы в конечном счёте получили лишь самоуничтожение, навлечённое на них их собственным потворством.

Гитачарья называет таких людей, которые столь явно практикуют аскезу, но на деле мысленно расточают себя в чувственном саморазложении, лицемерами. Теперь ясно, что одного лишь физического самоотречения недостаточно. Должно быть устранение желаний из ума, без которого всякая аскеза есть умственное самоистязание.

Через аскезу жизненные силы, которые иначе были бы потрачены на потворство, можно сохранить. Но без перенаправления их на творческое самораскрытие самоотречение становится губительным подавлением.

Перенаправление энергии, обнаруженной в нас в результате нашего самоотречения, на путь позитивного развития и духовного раскрытия называется сублимацией наших инстинктов. Подавление бесполезно; нет большей пользы, чем сублимация.

Эта строфа приписывается Шри Хастамалаке.




XVII. Кто-то может отправиться в паломничество туда, где Ганга встречается с океаном, — место, называемое Гангасагара, или соблюдать обеты, или раздавать милостыню. Но если он лишён прямого переживания Истины (Джняны), согласно всем школам мысли, он не обретёт освобождения даже за сто жизней.
(Преклоняйся перед Говиндой, преклоняйся перед Говиндой...)

После того как Хастамалака упомянул и подверг критике бесполезность неразумной тапасьи отшельников, Шри Субодха в этой строфе развивает ту же самую идею, содержащуюся в предыдущей строфе.

А как насчёт тапасьи в жизни преданных домохозяев? Искатели истинной цели религии действительно отправляются в паломничества, соблюдают обеты и творят милостыню.

Все эти занятия — прекрасные упражнения для развития здорового отношения к жизни и для помощи на пути изучения и созерцания. Но, как правило, домохозяева путают эти средства с самой целью. Эта ошибочная концепция высмеивается поэтом.

Без знания Бесконечной Реальности освобождение от нашего чувства ограниченности невозможно.

В Упанишадах мы также часто находим эту идею, что свободу от рабства жизни нельзя обрести, пока человек не переживёт Бесконечное Единство Жизни.

Здесь, следуя путём древних учителей, Шри Субодха говорит, что это единодушный вывод, к которому пришли все школы мысли в Веданте: освобождение от страданий жизни не может быть достигнуто без непосредственного переживания Единой Бесконечности.

Ачарья уверен и утверждает с ударением, что одной лишь практикой этих благородных упражнений невозможно достичь своей цели «даже за сто жизней» (джанма-шатена).

В тексте фраза «Гангасагара» может означать место, где Ганга встречается с Бенгальским заливом, называемое в Индии «Гангасагар».

Это также может означать Гангу и Сагару: то есть паломничества в Каши, где течёт Ганга, и в Рамешварам, где омовение в Сагаре (Сету) — важнейший элемент.

Паломничества в Каши и Рамешварам принесут много ярких переживаний человеку, совершающему их с верой, преданностью и искренностью, особенно если они предпринимаются пешком, как это делали в прошлом.

Обучение интеллекта удержанию высших идеалов, тренировка ума в послушании воле, оттачивание самой воли и обучение её лёгкому управлению собой — вот достижения, обретаемые практикой обетов.

Благодаря твёрдой решимости и личной воле, когда человек предписывает, чего его органы чувств не будут иметь в течение определённого периода времени — некоторые из вещей, которые они всегда любили больше всего, — вот всё содержание «обета»!

И когда это предпринимается в духе посвящения Господу и весь ум обращён к Господу, это становится очень эффективной психологической тренировкой по переплавке ума — и становится «религиозным обетом»!

Однако, как бы ни было прекрасно и тщательно приготовлено твоё кушанье, пока эта пища не станет единой с тобой, страдания голода не могут прекратиться.

Паломничества, обеты и милостыня — всё это упражнения для подготовки ума искателя к великому пути медитации.

Через медитацию, пока Высшее не будет непосредственно постигнуто (Джняна), полная свобода (мукти) от естественных человеческих слабостей не может быть обретена — даже за сто жизней (джанма-шатена).

Старые учителя Веданты говорили нам: «Змея-на-верёвке, увиденная по твоему невежеству, не может исчезнуть от мантры Гаруды»; «ни могут, — добавляли они, — призраки, которых ты надумал на столбе, убежать от звона колокольчика».

Пробуждение — единственное средство от всех страданий сна. Пробудись, о, ограниченное эго, и приди к постижению своей собственной Бесконечной Природы, в которой нет ни материи, ни духа. «То Ты Есть» (Тат Твам Аси).

Считается, что эта строфа была написана Шри Субодхой.