Страх смерти

Страх смерти является базовой функцией человека и главной составляющей, на которой зиждутся все принципы работы ума. Давайте рассмотрим пристальнее этот процесс.

Причина страха смерти кроется в бессознательном и реализуется известным явлением в виде инстинкта самосохранения, задача которого обеспечить максимальную безопасность индивидуума. Итак, человек боится смерти, боится даже думать о ней, всеми силами ограждая себя от мыслей об этом. Причём игра ума происходит часто и так: ну что ж, я всё равно когда-нибудь умру, так зачем об этом думать?

Как же так, ведь человек венец природы, высшее существо?

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

По сути, мы просто высшие животные с развитым интеллектом, с возможностью думать и создавать более сложные ассоциативные цепочки и только. Мы всё так же боимся смерти, темноты, одиночества, высоты, боли – то есть боимся умереть.… Стоит ли этого бояться? Как избавиться от страха смерти?

От него невозможно «избавиться», тем или иным способом можно проработать навык действовать, невзирая на страх или приглушить влияние этого чувства.

Только лишь рост уровня осознанности является единственным методом работы со страхом.

Постоянная работа над собой, постоянное ежесекундное развитие своего осознания, приведёт к освобождению от страха смерти.

Техническая сторона вопроса: наше сознание отождествлено с физическим телом и человек иллюзорно воспринимает, осознаёт себя как тело. МНЕ больно, Я хочу спать, Я боюсь, Я устал, а ведь все эти признаки относятся к категории физической функции. Как сознание может бояться смерти, ведь только тело умирает, тело чувствует усталость, боль, хочет спать. Кстати, а вы знаете, что можно вообще не спать? Точнее, физическое тело будет в состоянии сна, а сознание будет всё осознавать и способно на активные и полностью контролируемые действия.

Из-за нашего иллюзорного восприятия, состояния бессознательного, мы «верим», что мы есть тело, мы «забыли» о своей духовной сущности и поэтому мы продолжаем бояться, эго заменяет нам дух, со всеми вытекающими последствиями. И эго говорит, что всё это ерунда и нет ничего выше текущего состояния сознания, человек – высшее существо! Ты уже обладаешь сознанием и некуда развиваться, и это сон человека, неосознанность более высших состояний, например, состояния самосознания, которым человек на данный момент не обладает, а только думает, что обладает.

Мы не осознаём 95% своего Я. Причина, по которой мы думаем, что осознаём себя на 100%, есть способность человека вспоминать и проводить ассоциации предыдущих мгновений. Таким образом, весь процесс «осознавания» сводится к банальному вспоминанию того, что случилось, что я думал, чувствовал, что делал и как реагировал долю секунды назад. Да, мы вообще не осознаём, мы лишь вспоминаем и анализируем.

Что же всё-таки делать с самим страхом смерти?

Не боритесь со страхом – это бесполезно, используйте его!

Да-да, именно его использование даст хорошие результаты во всех жизненных направлениях. Во-первых, усиление чувства страха позволяет его лучше осознать и в дальнейшем освободиться от него. Во-вторых, страх – это чуть ли не единственное искреннее то, что даёт нам возможность действовать с полной отдачей в каком-либо процессе. Боитесь высоты – используйте этот страх, чтобы тренироваться в этом направлении, нужно бегать – представляйте, что ваше тело становится всё толще и более обрюзгшим, боитесь боли – причиняйте себе мышечную боль, которая появляется после хорошей физической тренировки.

Хочу результат, а лень – найдите тот страх, который связан с отсутствием результата, с бездеятельностью в данном направлении, с тем, что будет, если вы не достигнете этого результата и усиливайте этот страх. Это очень хорошо подстёгивает в движении к цели, и вопрос лени отпадает сам собой. На самом деле, страх смерти нам не враг, а друг, самый эффективный помощник в достижении любой цели.

Мысль о смерти – единственное, что способно закалить наш дух.
Дон Хуан

Ссылка

Поистине, страх смерти не зависит ни от какого знания: ведь животное испытывает этот страх, хотя оно и не знает о смерти. Все, что рождается, уже приносит его с собою на землю. Но страх смерти, говорят априори, не что иное, как оборотная сторона воли к жизни, которую представляем все мы.

Оттого всякому животному одинаково прирождена как забота о самосохранении, так и страх гибели; именно последний, а не простое стремление избежать страданий, оказывается в той боязливой осмотрительности, с какою животное старается оградить себя, а еще более свое потомство, - от всякого, кто только может быть ему опасен.

Почему животное убегает, дрожит и хочет скрыться? Потому что оно - всецело воля к жизни, а в качестве такой подвержено смерти и желает выиграть время. Таков же точно по своей природе и человек. Величайшее из зол, худшее из всего, что только может грозить ему, это смерть, величайший страх - это страх смерти.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Ничто столь неодолимо не побуждает нас к живейшему участию, как если другой подвергается смертельной опасности; нет ничего ужаснее, чем смертная казнь.

Раскрывающаяся во всем этом безграничная привязанность к жизни ни в каком случае не могла возникнуть из познания и размышлений: напротив, для последних она скорее представляется нелепой, потому что с объективной ценностью жизни дело обстоит весьма скверно и во всяком случае остается под большим сомнением, следует ли жизнь предпочитать небытию; можно сказать даже так, что если бы предоставить свободу слова опыту и рассуждению, то небытие, наверное, взяло бы верх.

Постучитесь в гробы и спросите у мертвецов, не хотят ли они воскреснуть, - и они отрицательно покачают головами. К этому же сводится и мнение Сократа, высказанное в "Апологии Платона"; и даже бодрый и жизнерадостный Вольтер не мог не сказать: "мы любим жизнь, но и небытие имеет свою хорошую сторону"; а в другом месте: "я не знаю, что представляет собою жизнь вечная; но эта жизнь - скверная шутка".

Да и кроме того, жизнь, во всяком случае, должна скоро кончиться, так что те немногие годы, которые нам еще, быть может, суждено прожить, совершенно исчезают перед бесконечностью того времени, когда нас уже больше не будет.

Вот почему при свете мысли даже смешным кажется проявлять такую заботливость об этой капле времени, приходить в такой трепет, когда собственная или чужая жизнь подвергается опасности, и сочинять трагедию, весь ужас которой имеет свой нерв только в страхе смерти.

Таким образом, могучая привязанность к жизни, о которой мы говорили, неразумна и слепа; она объясняется только тем, что все наше внутреннее существо уже само по себе есть воля к жизни и жизнь поэтому должна казаться нам высшим благом, как она ни горестна, кратковременна и ненадежна; объясняется эта привязанность еще и тем, что эта воля,, сама по себе и в своем изначальном виде, бессознательна и слепа.

Что же касается познания, то оно не только не служит источником этой привязанности к жизни, но даже наоборот" раскрывает перед нами ничтожество последней и этим побеждает страх смерти. Когда оно, познание, берет верх человек спокойно и мужественно идет навстречу смерти, то это прославляют как великий и благородный подвиг: мы празднуем тогда славное торжество познания над слепою волей к жизни, - волей, которая составляет все-таки ядро нашего собственного существа.

С другой стороны, мы презираем такого человека, в котором познание в этой борьбе изнемогает, который во что бы то ни стало цепляется за жизнь, из последних сил упирается против надвигающейся смерти и встречает ее с отчаянием, а между тем в нем сказывается только изначальная сущность нашего я и природы.

И кстати, невольно возникает вопрос: каким образом безграничная любовь к жизни и стремление во что бы то ни стало сохранить ее возможно дольше, - каким образом это стремление могло бы казаться презренным, низким и, в глазах последователей всякой религии, не достойным ее, если бы жизнь была подарком благих богов, который мы приняли со всею признательностью? И в таком случае можно ли было бы считать великим и благородным презрение к жизни?

Артур Шопенгауэр

Страх смерти

Когда речь заходит о страхе смерти, мы нередко сталкиваемся с заявлениями такого рода: "Я смерти не боюсь". Человек, утверждающий подобные вещи, очень часто бывает совершенно искренен и не надо обвинять его в легкомыслии или браваде. Обычно мы имеем дело просто с неточным пониманием сути этого выражения, с представлением о смерти как физическом факте — агонии тела и последующем провале в небытие (во всяком случае, для атеистически воспитанного сознания).

Только внимательно рассмотрев всю объемную психологическую подоплеку смерти как явления бытия, мы начинаем понимать, что страх смерти есть один из важнейших детерминаторов человеческого поведения. Будучи фактом для обычного сознания неизбежным, смерть редко становится предметом серьезных раздумий или насущной озабоченности — какой резон страшиться того, что неминуемо произойдет рано или поздно, независимо от нашего отношения и степени нашей осмысленности этого?

Так рассуждает почти всякий, и страх смерти совершенно естественным образом уходит в подсознательное, скрывается за целым комплексом защитных механизмов и реакций, уходит так глубоко, что личность искренне погружается в утешительную иллюзию: страх смерти побежден, для меня он больше не существует.

У интеллектуалов такое заблуждение приобретает особенно рафинированный вид — познакомившись с идеями объективного идеализма и целым рядом подобных в этом отношении философских доктрин, а иногда восприняв умозрительно религиозные учения, где смерть всегда есть особо важный момент, рассматриваемый с пристальным вниманием, они находят там для себя приемлемые, успокоительные воззрения (творческие натуры, кроме того, могут создать свои собственные) и выстраивают в уме миф о смерти и миф о себе.

Каким же образом происходит разоблачение страха смерти? Во-первых, следует показать, что страх смерти — вовсе не игрушка, а одно из важнейших препятствий на пути духовного знания, а для этого его надо извлечь из подсознательного и раскрыть все многообразие масок, надеваемых этим чувством, когда оно доминирует во внутреннем мире человека. Мы рассмотрим лишь важнейшие деформации страха смерти в сознании человека:

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

1) Первейшей и наиболее явной маской страха смерти является страх одиночества.

Их связь в подсознательном настолько очевидна, что нет нужды останавливаться здесь подробно. Достаточно сказать, что общаясь с себе подобными, мы так или иначе делимся с ними своим внутренним бытием, делая его как бы шире, и радуемся призрачному своему продолжению, отдавая другим часть своей энергии и получая соответственно от них — данный процесс носит обоюдный характер. Особое выражение страх одиночества получает в желании иметь детей, так как здесь обмен энергиями имеет исключительно сильный характер.


2) Привязанность и любовь — непосредственный и логический результат страха одиночества.

Встречая личность наиболее подходящую нам в эмоциональном и психологическом плане (особенно в тех случаях, когда поиск был долгим и трудным), человек испытывает чувство чуть ли не экстатическое, — ярче всего это бывает в юности, когда социальные связи не устоялись, а уверенность в своих силах невысока, безудержная благодарность легко превращается в привязанность или дружбу (если личность одного с ним пола), либо в любовь (если личность противоположного пола). С такой точки зрения смерть и любовь действительно тесно связаны друг с другом, и психоанализ, достаточно много раскрывший в этой области, здесь как нигде близок к истине — если оставить в стороне мифические спекуляции вокруг либидо и танатоса.


3) Влечение к чувственным удовольствиям и впечатлениям, прежде всего, имеет весьма косвенное отношение к физиологическим потребностям организма.

То, что чувственность, хотя и является результатом в первую очередь органической конституции физического существа, у человека служит главным образом средством защиты от страха смерти, легко подтверждается обычным наблюдением: интенсивность чувственности часто сильно изменяется в сторону уменьшения, когда индивид находит другой предмет для сосредоточенного внимания, если тот с успехом может исполнять ту же роль (творчество, наука, бизнес и т. п.). То же касается и впечатлений — зрелища и путешествия превращаются в манию, если другие виды активности по какой либо причине оказываются неудовлетворительными.


4) К иной группе метаморфоз страха смерти относится страх потери времени.

Спешка и нетерпение, широко распространенные в современном обществе, обязаны своим возникновением глубоко скрываемому в подсознательном страху конца, страху перед ограниченностью существа во времени.


5) Отсюда рождается страсть к деятельности.

Погружение в активность, которую нам не следует недооценивать, ибо она есть причина всего масштабного прогресса человечества, есть, тем не менее, все тот же страх смерти, который здесь, как и во многих других случаях, исполняет роль движущего импульса, порой весьма плодотворного, но имеющего источник пагубный и разрушительный.


6) Воля к славе и борьба за лидерство — наиболее отвлеченные к этом ряду.


Они естественным образом вырастают из страсти к деятельности и влечения к чувственным удовольствиям (впечатлениям), которые мы уже упоминали. При вдумчивом анализе здесь легко найти и желание расширить себя на более долговечные явления (история, искусство и т. д.), и желание повысить собственную значимость, чтобы личная смерть индивидуума стала серьезным событием для продолжающих жить — еще одна защитная конструкция перед лицом страха смерти.


7) Влечение к сексуальной активности, которое фрейдистская школа ставит во главу угла всей своей психологической доктрины, есть лишь наиболее универсальное средство в раду всех защитных конструкций.

Потому оно и может показаться центральным или основополагающим. Ибо оно черпает силы изо всех приведенных выше явлений начиная со страха одиночества и заканчивая борьбой за лидерство. Конечно, следует помнить, что мы отвлекаемся здесь от чисто физиологической стороны дела, так как сексуальность в чистом виде есть продукт биологической эволюции вида, и только в мифологии человеческого сознания приобретает эту специфическую защитную функцию.


Мы не перечислили все проявления страха смерти, но сказанного уже достаточно для того, чтобы понять простую истину: всякое сознание, не видоизмененное при помощи специальной дисциплины, несет в себе страх смерти, даже когда всячески его отрицает. Перед тем, как обратиться непосредственно к дисциплине, цель которой — устранение страха смерти, надо отметить следующее: страх смерти понуждает личность к действию, и потому в данной структуре мира выполняет исключительно важную роль. Ординарное сознание, лишенное этого движителя, обречено на апатию, полное оскудение, психологический распад и бесцельное прозябание. Вот почему по мере исчезновения страх смерти в дисциплине дона Хуана заменяется другими, более адекватными ее целям стимулами.

Книга «Тайна Карлоса Кастанеды» Алексей Ксендзюк

Продолжение...

Из далекой и непостижимой силы, внушающей только смиренный ужас, смерть в учении дона Хуана превращается в равноправного партнера, противника, с которым можно вступить в поединок и даже победить его. Более того, как основной побудитель к действию, смерть оказывается совершенно необходимой идеей в жизни воина. Она не является более просто неизбежным горем, она способствует продвижению воина по пути, и вызывает, таким образом, не столько страх, сколько признательное уважение. И наоборот — идея бессмертия, полюбившаяся религиозным учениям и дающая ложное чувство безопасности, по дону Хуану, — вредное и губительное представление.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

"Идея смерти является колоссально важной в жизни магов, продолжал дон Хуан. — Я привел тебе неисчислимые аргументы относительно смерти, чтобы убедить тебя в том, что знание о постоянно угрожающем нам неизбежном конце и является тем, что дает нам трезвость. Самой дорогостоящей ошибкой обычных людей является потакание ощущению, что мы бессмертны, как будто если мы не будем размышлять о собственной смерти, то сможем избежать ее.

<… > Без ясного взгляда на смерть нет ни порядка, ни трезвости ума, ни красоты. Маги борются за достижение очень важного понимания…: у них нет ни малейшей уверенности, что их жизнь продлится дольше этого мгновения. <…>

— Да, — продолжал он, — мысль о смерти — это единственное, что может придать магу мужество. Странно, правда? Она дает магу мужество быть искусным без самомнения, но самое главное — она дает ему мужество быть безжалостным без чувства собственной важности." (VIII, 110–111)

Действительно, странно. Благая весть о спасении бессмертной души, выходит, нужна только тем, кто ищет на этой земле убежища, кто бежит в страхе от смерти и спасается сладкими грезами о всеблагом Господе, чьею Силою он будет избавлен от небытия. Устранение страха смерти через ее отрицание (что достаточно популярно как в мировых религиях, так и в ряде мистических школ всех направлений), по дону Хуану, — просто глупость. Во-первых, это обманчивая мечта, во-вторых — красивая обертка, скрывающая горькую пилюлю нашего человеческого бессилия. Смерть как решающий факт существования должен быть почтительно признан, и только так достигается подлинное бесстрашие, высокий покой перед лицом надвигающейся бездны. Быть может, такая позиция для большинства людей просто невыносима.

"Когда воина начинают одолевать сомнения и страхи, он думает о своей смерти.
— Это еще труднее, дон Хуан. Для большинства людей смерть — это что-то неясное и далекое. Мы никогда всерьез не думаем о ней.
— Почему?
— А зачем?
— Зачем? Потому что идея смерти — единственное, что способно закалить наш дух." (II, 220)

Собственно говоря, это известный психологический факт, чем меньше мы думаем о смерти, тем больше боимся ее. Именно страх заставляет нас не думать о смерти, считать ее "чем-то неясным и далеким", хоть подсознательно мы знаем, что это неправда. Смерть — штука достаточно близкая и предельно конкретная в своих ужасных симптомах. Но как превратить эту идею в определенное, постоянное, более того — позитивное чувство? Непостижимость любого волевого акта останавливает нас и погружает в недоумение.

"Дон Хуан всегда говорил, что единственным средством, сдерживающим отчаяние, является осознание смерти как ключа к магической схеме существования. Он утверждал, что осознание нашей смерти является единственной вещью, которая даст нам силу вынести тяжесть и боль нашей жизни и боязни неизвестного. Но он никогда не говорил мне, как вывести это осознают на передний план. Каждый раз, когда я просил его об этом, он настаивал, что единственно важным фактором является волевой акт, — иначе говоря, я должен принять решение сделать это осознание свидетелем своих действий. " (V, 516)

Значительную помощь в совершении подобного волевого акта может оказать максимальное приближение факта смерти к чувственному его переживанию. Например, Мирра Ришар, духовная сподвижница Шри Ауробиндо (известная среди последователей под именит "Мать"), сказала по этому поведу: "Одно из самых сильных средств для преодоления страха — решительно обратиться лицом к тому, чего вы боитесь. Вы оказываетесь лицом к лицу с опасностью и больше не боитесь ее. Страх исчезает. Этот способ рекомендуется с йогической точки зрения, с точки зрения дисциплины. В древних обрядах инициации, особенно в Египте, чтобы практиковать оккультизм, как я рассказывала вам в прошлый раз, необходимо было полностью избавиться от страха смерти. Один из методов, который практиковали в те времена, заключался в том, что неофита укладывали в саркофаг на несколько дней, словно он умер. Разумеется, его не оставляли умирать от жажды или удушья, он просто лежал там, как мертвый. Считалось, что это избавит от всех страхов." (Мать. Собрание сочинений, т. 6, с. 50.)

Проблески этого важного понимания довольно часто посещали Карлоса, так что он зря расстраивается, думая, что не получил от дона Хуана достаточных инструкций. Понимание превращается в чувство всякий раз, когда смерть действительно кажется нам близкой и неизбежной. Даже простенькая песенка может в подобной ситуации вызвать подлинное переживание, как это случилось с Кастанедой, которого дон Хуан и дон Хенаро привели на ужасающее рандеву с древними видящими:

"Услышав, как они (дон Хуан и дон Хенаро — А. К.) распевают слова, которые я всегда считал сентиментальной дешевкой, я вдруг подумал, что постиг дух воина. Дон Хуан намертво вбил в меня формулу: воин всегда живет бок о бок со смертью. Воин знает, что смерть — всегда рядом, и из этого знания черпает мужество для встречи с чем угодно. Смерть — худшее из всего, что может с нами случиться. Но поскольку смерть — наша судьба, и она неизбежна, мы — свободны. Тому, кто все потерял, нечего бояться. Я подошел к дону Хуану и Хенаро и обнял их, чтобы выразить бесконечную благодарность и восхищение." (VII, 462)

Продолжение...

И Чогьям Трунгпа пишет о том же: "трусость — это попытка прожить жизнь так, как если бы смерть совсем не существовала."

С точки зрения психологии можно утверждать, что страх смерти — источник большей части всех видов страха, знакомых человеку. Рефлексивная природа нашего ума на этой почве создает любопытную разновидность потакания себе — страх страха. Таким образом, даже когда мы не испытываем страха самого по себе, нас преследует ожидание страха, которое уже есть страх, и выбраться из этого порочного круга нет никакой возможности. Страх постоянен и вездесущ.

"Мы предпочитаем прятаться в джунглях и пещерах своей личности. Когда мы таким образом прячемся от мира, мы чувствуем себя в безопасности. Мы можем полагать, что успокоили свой страх, но на самом деле мы заставили себя онеметь от страха… Мы так опасаемся собственного страха, что омертвляем свое сердце.

Путь трусости состоит в том, чтобы прочно заключить себя в кокон, в котором мы увековечиваем свои привычные стереотипы. Когда мы постоянно воссоздаем основные стереотипы поведения и мышления, у нас никогда не возникнет желание вырваться на свежий воздух, встать на новую почву." (Чогьям Трунгпа. "Шамбала: священный путь воина.")

Как видите, страх, кроме всего, является мощной фиксирующей силой. Если вспомнить, что обязательным условием сдвига точки сборки является возникновение новых привычек (т. е. изменение всех стереотипов поведения и мышления), то станет ясно, почему страх парализует всякое движение по пути воина. Нагуаль открывается только в моменты абсолютного бесстрашия, что есть, по сути, готовность умереть в любой момент без трепета и сожаления о себе.

"Скажем так, основным правилом для тебя должна быть готовность к смерти, когда ты приходишь встречаться со мной, — сказал он. — Если ты приходишь сюда, готовый умереть, то не будет никаких ловушек, неприятных сюрпризов и ненужных поступков. Все должно мягко укладываться на свое место, потому что ты не ожидаешь ничего." (IV, 157)

Более того, готовность к смерти в дисциплине дона Хуана настолько абсолютна, что переходит в качественно новое состояние, когда воин уже считает себя мертвым.
"Видишь ли, воин рассматривает себя как бы уже мертвым, поэтому ему нечего терять. Самое худшее с ним уже случилось, поэтому он ясен и спокоен." (IV, 32)

Продолжение...

Не правда ли, очень яркая и доступная иллюстрация к абстрактной концепции анатмана (отсутствие "я"), провозглашенной буддизмом? Сила учения дона Хуана как раз и заключается в этой удивительной конкретности подхода, когда безо всяких теоретических рассуждений само чувство непосредственно поражает сознание и тем самым интенсивно трансформирует его.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

"Символическая смерть" мага, о которой дон Хуан как-то рассказал Кастанеде, вспоминая годы своего ученичества в молодости, есть не что иное как жизненная реализация вышеприведенной метафоры. Если хоть раз столкнулся с полным крушением всех надежд и всякого смысла эгоистического существования, то можешь "рассматривать себя мертвым" с достаточным основанием, опираясь на реально пережитый опыт.

Конечно, на самом деле все не так просто. Эго обладает удивительной живучестью и «воскресает» при малейшей возможности, потому проблема воина состоит прежде всего в концентрации внимания на достигнутом чувстве, в постоянном укреплении и стабилизации его. Всякая жизненная ситуация должна служить напоминанием об этом важном опыте, и с этой целью дон Хуан вводит идею «смерти-советчицы».

Уже на ранних этапах обучения он предлагает Кастанеде прочно усвоить новый стереотип поведения и мышления в отношении к смерти. Простой, но эффективный прием заключается в визуализации смерти как тени, неотступно сопровождающей человека немного позади его левого плеча.
(III, 483)

Смерть-советчица — очень сильный и неожиданный образ. Принятый всерьез, он может радикально изменить весь строй жизни человеческого существа. Например, дон Хуан утверждает, что смерть-советчица помогает воину пробудить волю, т. е. способность непосредственно манипулировать энергетическими потоками, исходящими из его тела: "Когда воин достиг терпения, он на пути к своей воле. Он знает, как ждать. Его смерть сидит рядом с ним на его циновке. Они друзья. Смерть загадочным образом советует ему, как варьировать обстоятельства и как жить стратегически. И воин ждет. Я бы сказал, что воин учится без всякой спешки, потому что знает, что ждет свою волю." (II, 325)

Каким же образом смерть помогает воину добиться своего? В первую очередь, благодаря тому, что отсутствие страха смерти способствует развитию таких важных качеств, как терпение и отрешенность.

"Только мысль о смерти может дать человеку отрешенность, достаточную для того, чтобы принуждать себя к чему бы то ни было, равно как и для того, чтобы ни от чего не отказываться…
<Воин> должен полностью понимать, что он сам целиком отвечает за свой выбор и что если он однажды сделал его, то у него нет больше времени для сожалений или упреков в свой адрес." (II, 324)

Здесь выявляется психологическая основа для того особого отношения к собственным действиям, что дон Хуан называет принятием ответственности за свои поступки. Он постоянно требует от Кастанеды именно такого отношения к жизни — отношения, не допускающего истощающих колебаний или сомнений.

Любопытно, что подобная позиция одновременно исключает и оборотную сторону страха — надежду. Мы нечасто отдаем себе отчет, как тесно связаны между собой эти два психологических феномена.

Чогьям Трунгпа в уже цитированной нами книге разъясняет:
"Чтобы преодолеть страх, необходимо также избавиться от надежды. Когда вы надеетесь на что-то и ваша надежда не сбывается, вы испытываете разочарование и шок. Если же надежда сбывается, вы приходите в возбуждение — успех окрыляет вас. Вы как бы постоянно катаетесь на "американских горках" — то вверх, то вниз. Неистовый воин никогда не испытывает ни малейшего сомнения в самом себе, поэтому ему не на что надеяться и нечего бояться. Сказано, что неистовый воин никогда не попадает в ловушку надежды, благодаря чему достигает бесстрашия."

Глубокие метаморфозы личности, о которых здесь шла речь, могут вызвать у читателя неприятное чувство. Как-то слишком далеко заходит дон Хуан в своем требовании исключить из жизни целую область человеческих эмоций и переживаний. Что-то холодное и мертвенное мерещится в образе воина, победившего страх смерти. К сожалению, путь нелегок, и в нем действительно встречаются этапы, малопривлекательные для обычного человека. Даже надежда, которая, как известно, "умирает последней", здесь мертва с самого начала. Это путь. Он жесток, но прекрасен.

Мастер дзэн-буддизма Сэкисо Кэйсе, хорошо знающий все перипетии подобной дисциплины, описал путь кратко, но ярко. Быть может, его слова послужат для вас проводником в безупречный мир воина:

"Оставьте все ваши страстные стремления. Забудьте детские забавы. Превратитесь в куски безупречной глины. Пусть вашей единственной мыслью будет вечность. Станьте подобием холодного и безжизненного пепла или старого подлампадника над заброшенной могилой…

Обладая простой верой в это, упражняйте, соответственно, свое тело и ум, превращая их в лишенные жизни куски камня или дерева. Когда будет достигнуто состояние полной неподвижности и бессознательности, все признаки жизни исчезнут, но вместе с ними исчезнут также и все ограничения. Никакая мысль не будет беспокоить ваше сознание. И вдруг — о чудо! — совершенно неожиданно вас озарит божественный свет. Это можно сравнить с лучом света в кромешной мгле или сокровищем, найденным бедняком… Все станет так легко и свободно. Все ваше существо лишится всяких ограничений. Вы почувствуете себя свободным, легким и прозрачным. Ваш просветленный взор проникнет в самую природу вещей, которые отныне станут для вас подобием множества сказочных цветов, воздушных и неосязаемых. Так проявляется наше простое «я», наша истинная первозданная природа, во всей своей удивительной прекрасной наготе."

Откуда в нас страх смерти? Мы боимся смерти не из-за самой смерти — ведь она нам неизвестна. Как можно бояться того, с чем вы еще не сталкивались? Как можно бояться того, что вам неизвестно? Чтобы бояться чего-то, вы должны, по крайней мере, это знать. Так что на самом деле вы боитесь не смерти; ваш страх — нечто другое.

На самом деле вы никогда не жили — вот что вызывает страх смерти.


Страх появляется из-за того, что вы еще не жили, поэтому и боитесь: «Я еще не жил, и если придет смерть, то что же тогда? Не испытав удовлетворения от жизни, совсем не пожив, я уже умру». Страх смерти появляется только у тех, кто недостаточно жив. Если вы живы, вы радушно примете смерть. В этом случае никакого страха нет. Вы познали жизнь, теперь хотели бы познать и смерть. Но мы так боимся жизни, что не познаем ее, не входим в нее глубоко. Это и порождает страх смерти.

Техника Медитации Ошо “Вхождение в Смерть”

Смерть - внешняя, но глубоко личная для каждого воспринимающего существа сила, конечным результатом воздействия которой на существо становится распад его энергетической формы, вследствие чего этот пучок единых ощущений втягивается и погружается в темное море осознания и становится развоплощенным сознанием, а осознавание существа прекращается и жизнь его превращается в ничто.

Прекращение осознания – это уничтожение точки сборки, разрушение структурированного восприятия (тоналя), а, значит, исчезновение субъекта сознания и растворение его в великих эманациях Орла.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Природа смерти

Согласно описанию магов cмерть воспринимающего существа становится возможной по причине того, что это команда Орла. В момент рождения любое существо автоматически намеренно соглашается с этой командой. Такой порядок вещей для любого существа возможно изменить только с помощью сдвига точки сборки путем задействования этим существом своего намерения.

Осуществляется эта команда Орла с помощью опрокидывающего аспекта накатывающей силы, стремящегося расколоть энергококон каждое мгновение чему препятствует кольцевой аспект этой же силы.

Не будет большой ошибкой сказать, что причина смерти в рождении. Ведь данная при рождении энергетическая форма, этот удерживаемый в единстве силой жизни конгломерат энергетических волокон, принципиально не способна бесконечно выдерживать натиск накатывающей силы.

По мере того, как сила жизни существа расходуется (видящие это наблюдают как потускнение некой свечи внутри светящегося энергококона существа) его просвет все больше расширяется (у далекого от смерти существа он закрыт), и, ожидающая этого момента смерть, подступает все ближе, пока не прикасается к нему.


Прикосновение смерти и вызывает раскол энергококона, через просвет которого опрокидыватель врывается внутрь и разрывает его на отдельные волокна, которые возвращаются туда, откуда и пришли - в нагваль.

Важно понимать, что смерть это не констатация факта прекращения осознавания (возможна смерть, т.е. потеря энергетической формы и без потери осознания), а реальная сила которая этому способствует, присутствие которой возможно видеть. И эта сила охотится.

То, каким образом она предстает перед видящим глубоко личное дело, целиком и полностью зависящее от его предпочтений и темперамента. Например, видящие, которым свойственна склонность к мистике и легко с людьми, видят ее как человекоподобную личность с пустыми глазами. Но, в принципе, она может быть всем чем угодно: от животного и растения до песка и камня или кольца листьев.

Это неопределенное присутствие сопровождает любое воспринимающее существо в течении всей его жизни. У человека смерть располагается на расстоянии вытянутой руки сзади слева. Если очень быстро оглянуться назад, то (имея достаточной количество личной силы) увидеть смерть за левым плечом как некое темное пятно может каждый. Свою смерть. Смерти как абстракции в реальной вселенной не существует.

Когда человек близок к смерти, то маги видят за его спиной не небольшое темное пятно, а тень, размерами и формой точно повторяющей человека, которому она принадлежит.

После распада энергетической формы воспринимающего существа смерть остается на том месте, где умерло существо, навсегда. Животные могут ее видеть и потому никогда не попадаются в ловушки на тех местах где уже кто-то умер. Обычный человек же хоть и не может ее видеть, тем не менее тоже способен ощущать гиблые места.

После смерти

По мнению магов в самой смерти (распаде энергетической формы) нет ничего страшного - настоящий ужас начинается после умирания.

Они видели, что Орел наделяющий сознанием все существа так, чтобы они могли жить и обогащать сознание, пожирает это самое обогащенное сознание после того, как воспринимающие существа лишаются его в момент смерти.

После смерти сознание воспринимающих существ как мотылек света воспаряет к клюву Орла под действием громадной силы притяжения, подобно тому как магнит притягивает железо, чтобы быть поглощенным.

Для древних видящих это было доказательством того, что осознающие существа живут только для того, чтобы обогатить свое сознание, а потом стать пищей Орла, который после смерти неизмеримой силой, вытянет из них каждую искру сознания, которая накопилась в их телах. Новые видящие более прагматичны, и склонны говорить только о существовании этой силы, не заморачиваясь романтичными образами.

Еще одним наблюдением магов было то, что сразу после смерти сознание обретает целостность и входит в третье внимание, но только на мгновение — в виде процесса очистки перед тем, как Орел проглотит его. В это мгновение возможно видеть и саму смерть, и человеческую матрицу и многое другое...

Поэтому маги и задались вопросом: если мы умираем целостными то почему бы такими не жить сразу? Ответом на этот вопрос стало открытие, что в смерти человека есть скрытая возможность выбора.


Смерть в жизни обычного человека

Для обычного человека смерть означает прекращения их осознания и конец их организмов. В восприятии умирающего человека она имеет две стадии:

1. Происходит поверхностное затмение сознания, наполнение его хаосом и бессмысленностью. Переживается легкость, заставляющая чувствовать полное счастье и спокойствие. Эта стадия непродолжительна и довольно быстро проходит.

2. На второй стадии человек входит в область силы в которой и происходит встреча со смертью. Здесь человек опять становится самим собой, целостным сознанием. Опять же ненадолго - смерть разбивает его со спокойной яростью за один или несколько ударов.

Все интеллектуально знают, что смерть может наступить в любой момент.Тем не менее, люди ведут себя как бессмертные существа,проживающие свои жизни так,как если бы смерть никогда не коснулась их, у которых всегда полно времени на делание мелочных дел из перечня их щитов. Фактически единственно реальная вещь в мире - смерть, в восприятии обычного человека , в повседневности, не играет для него практически никакой роли.

Главным следствием из этого чувства собственной бессмертности является то, что поступки и решения обычного человека могут быть изменены, или их возможно подвергать сомнению и сожалеть о них.

Использование смерти на пути воина

Практичные маги увидев, что кроме жизни и смерти ничего реального нет, приняли идею смерти как руководство к действию для любого, кто захотел стать воином.

Согласно этой идее неминуемой смерти, в каждое действие человека, вступившего на путь воина, входит борьба за выживание и уверенность в том, что смерть его постоянный спутник.

Вступивший на путь магии очень скоро начинает понимать, что щиты обычного мира не работают перед лицом реального знания, и что нужно приспосабливаться к новому образу жизни, если хочет выжить. Ведь просвет у воина приоткрывается и делает его более доступным смерти чем обычно, когда щиты закрывают эту щель.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Только при таком взгляде на мир, когда центральной силой знания является смерть, у адепта учения действительно развивается и становится более эффективной его воля.

Дело в том, что только волю воин способен противопоставить смерти. Маги видели, что смерть входит в человека через просвет, через место где сосредоточена воля, и что, упражняя волю, возможно в момент распада энерговолокон в туман непоколебимой волей собрать их обратно в человека. Воля способна вернуть человека к жизни, но научиться управлять ею, дождаться ее парадоксальным образом помогает сама смерть.

Маги выделили два аспекта влияния смерти на человека, помогающие ему быть максимально эффективным на пути воина, и не скатиться в мелочность и хаос повседневности :

1. Смерть как постоянный попутчик, незаменимый партнер и свидетель всего происходящего с человеком.

2. Смерть как самый надежный советчик, друг.

По мнению магов смерть неизменная добавка к долгу верить. Без осознания смерти все обычно, тривиально, никакой силы и мистики. Только потому, что смерть подкарауливает нас, мир является неизмеримой загадкой полной чудес.

Интеллектуально внушить ученику, что смерть всегда рядом на расстоянии вытянутой руки довольно просто, но требуется сделать смерть свидетелем всего происходящего с учеником. Точно так же как, например, ЧСВ и жалость к себе являются свидетелем всего происходящего у обычного человека. Но соглашаться мало - нужно действовать согласно этому.

Постоянное ощущение смерти за спиной достигается различными способами, но главное вообще понять о чем идет речь. Использование ли растений силы или удар нагваля позволит увидеть свою смерть, первым шагом всегда будет этот опыт, от которого и начинает плясать адепт.

Ощущается обычно смерть как озноб, возможны спазмы в районе живота.

Ну а путь магии, на котором и так постоянно встречаешься с возможностью полного уничтожения, отлично помогает закрепить остроту осознания своей смерти. Становится понятным, что без этого осознания отсутствует необходимая потенция и концентрация, которая и преобразует его времяпровождение на Земле в волшебную силу.

Как только реальность неотвратимой близости собственной смерти становится непрерывным фактом, приходит время к следующему шагу - восприятию смерти как советчика.

Каждый раз, когда идущий по пути воина испытывает беспокойство или ему кажется что все идет не так как надо, ему нужно повернуться назад и налево и спросить совета у своей смерти - и тогда, если смерть сделает знак или появится ощущение ее присутствия, необъятное количество мелочей сваливается с него как камень с плеч.

Два этих фактора и определяют максимальную эффективность воина. Если ощущение присутствия смерти можно описать как некое определенно вдохновляющее на поступки настроение, то ощущение советчика под рукой сродни направляющей силе учителя, укрощающей дух и темперамент адепта и не дающей сбиться с пути и погрязнуть, например, в индульгировании.

Следствия из осознания смерти как советчика и свидетеля:

1. Отрешенность, ничто не более важно чем другое (в том числе и смерть).
Дело в том, что фиксация на своей смерти обычно приводит к зацикленности на самом себе и снижением эффективности своих действий. О смерти не нужно заботиться, важно сфокусироваться на своей связи со смертью без сожалений, без печали или горевания. Отрешенность позволяет осуществить это и обрести молчаливую страсть к жизни, не позволяя прилипнуть, привязаться к чему бы то ни было (даже к себе). Только мысль о смерти подгоняет человека и делает его отрешенным.

2. Поступки и решения наполняются силой, становятся ею и отличаются своей завершенностью.
Воин, знающий, что он не имеет никакой возможности отбиться от своей смерти, может поддерживать себя только силой своих решений и поступков. Воин становится мастером выбора. Его решения окончательны просто потому, что его смерть не дает ему времени ни к чему привязаться. Он идет до конца и до конца ответственен за свои решения и поступки. Без сомнений и сожалений. Перед лицом смерти-охотника не больших и маленьких решений - все они одинаково важны.
Существует особое всепоглощающее счастье в том, чтобы действовать с полным сознанием того, что этот поступок вполне может быть твоим самым последним поступком на земле.

3. Обретение терпения. Воин ждет волю.
Осознающий каждую секунду свою смерть, отрешенный и наполненный силой своих решений воин достигает терпения. Он не сожалеет ни о чем, не считает что то более важным чем другое и молча страждет всем вещам в жизни.

4. Жизнь - как вызов.
Согласно описанию магов смерть - единственный достойный оппонент, которого мы имеем и даже описали смерть как то, что посылает нам вызов. Все люди рождены, чтобы принять этот вызов посредством соей жизни. Метафорически жизнь - это арена, на которой два соперника: человек и его смерть.

Почему так трудно практически овладеть смертью и практически овладеть свободой? И почему, по какой причине мы так страшимся смерти, что вообще боимся смотреть ей в лицо? Где-то в глубине души мы понимаем, что не сможем вечно отводить взгляд от смерти. Мы знаем, говоря словами Миларепы, что "тот предмет, что мы называем "труп" и который приводит нас в такой ужас, на самом деле живет с нами здесь и сейчас". Чем дольше мы стараемся не смотреть в лицо смерти, чем больше мы ее игнорируем, тем больше накапливается страха и неуверенности, тем сильнее они преследуют нас. И чем сильнее мы стараемся убежать от этого страха, тем чудовищнее он становится.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Почему же мы живем в таком ужасе перед смертью? Потому что мы инстинктивно желаем жить и продолжать жить, а смерть является жестоким концом всего, что нам знакомо. Мы чувствуем, что с ее приходом мы будем вовлечены во что-то совершенно нам неизвестное или станем совершенно иным. Мы представляем себя, потерянных и растерявшихся, в чрезвычайно незнакомом окружении. Воображение рисует нам тревожное пробуждение в одиночестве, в чужой стране, без знания языка, без денег, без паспорта, без друзей, без понятия к кому обратиться.

Вероятно, глубинная причина нашего страха смерти лежит в незнании того, кем мы являемся. Человек верит, что у него есть личная и уникальная индивидуальность; но при исследовании ее станет очевидным ее полная зависимость от бесконечного множества подкрепляющих ее предметов и понятий: имя, "биография", партнеры, семья, дом, работа, друзья, кредитные карточки... Именно такие хрупкие и преходящие вещи являются нашей опорой и дают нам уверенность. И когда человек лишается всего того, кем действительно он мыслит себя?

Без привычных опор перед ним предстает совершенно чужое существо, тот, с которым он все время жил, но никогда по-настоящему не знал. Возможно, поэтому мы стараемся заполнять каждый момент шумом и деятельностью, даже скучной или банальной, лишь бы никогда не оставаться в тишине наедине с этим чужаком?

И разве это не указывает на трагичность нашего образа жизни? Мы живем под маской принятой нами индивидуальности, в невротическом сказочном мире, не более реальном, чем Фальшивая Черепаха нз "Алисы в стране чудес". Загипнотизированные увлекательным процессом строительства, мы возвели здания своих жизней на песке. Этот мир может казаться нам поразительно достоверным, пока смерть не разрушит его иллюзию и не вытеснит нас из укрытия, где мы прятались. Что тогда случится с теми, у которых не будет никакого понятия о более глубокой реальности?

Когда мы умираем, то оставляем все, прежде всего тело, которое мы так ценили, на которое так слепо полагались, так старались сохранить его живым. Но на наши умы мы можем полагаться не больше, чем на тела. Понаблюдайте за своим умом в течение нескольких минут. Вы увидите, что он постоянно скачет с одного предмета на другой, туда и сюда, как блоха. Вы увидите, что мысли возникают без какого-либо повода, без какой-либо связи. Хаос каждого момента сметает нас и уносит с собой; мы – жертвы изменчивости нашего ума. Если это – единственное состояние сознания, которое нам знакомо, то тогда полагаться на наш ум в момент смерти – абсурдный риск...

Согьял Ринпоче
КНИГА ЖИЗНИ
И ПРАКТИКИ УМИРАНИЯ

ПСИХОЛОГИЯ СТРАХА СМЕРТИ

Задача автора этой статьи - познакомить читающего со страхом смерти. Именно это затаенное и глубинное чувство тревоги, таящееся в душевных недрах, делает человека человеком. Человек начинает жить подлинной жизнью, лишь осознанно принимая неотвратимость смерти. Свободно и достойно отказавшись от сопротивления, он обретает возможность жить в реальном мире. Мы же проследим, как люди отказываются от себя, как они стараются убежать от реальности, но и увидим, как можно, приняв этот страх, обуздать его, сделать своим союзником. Мы убедимся в том, что именно преодоление, а не отрицание страха смерти открывает перспективу осмысленной, полноценной жизни. Чувство страха знакомо всем. Несмотря на это, природа тревоги и страха остается загадкой для психологов. Одни видят суть тревоги в беспомощности, другие описывают внутренний разлад, возникающий при угрозе безопасности, третьи отмечают дезинтеграцию личности при столкновении с противоречием. Так когда же человек боится? Прежде всего пугает неизвестность. Между нашим состоянием сейчас и тем, что с нами случится через минуту, существует разрыв; этот промежуток заполнен неопределенностью. Человек боится того, что его ожидает. Поэтому у некоторых людей возникает тяга к "уверенности в завтрашнем дне". Иногда все общество начинает тосковать по определенности и тогда начинаются разговоры о необходимости "сильной руки", что приводит к диктатуре под тем или иным обличием. Возможен и другой вид страха. Это так называемая тревога отделения: ребенок боится оторваться от матери, любящий боится потерять объект своего чувства, каждый боится быть выброшенным из мира, где все привычно и знакомо.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Противоположностью боязливости является решительность. Если мы решаемся мыслить последовательно и смело, мы приходим к выводу о том, что обречены на незнание того, что с нами произойдет. Что нас ждет впереди? Сбудутся ли наши желания? Произойдут ли перемены? Какими они будут? И как вообще сложится наша жизнь? На эти вопросы у нас нет ответов. Что нам известно о будущем? Оказывается, с полной определенностью мы можем знать только одно - все мы когда-нибудь умрем. Завтра или через несколько десятков лет, но это обязательно произойдет. И здесь наблюдается парадоксальность нашего восприятия мира. Страх рождается от неизвестности. Нам ничего неизвестно о нашей судьбе, кроме достоверного факта конца нашего земного существования. И эта абсолютная неизбежность вызывает в нас сильнейшее чувство тревоги, настолько сильное, что мы не можем его вынести. Мы предпочитаем неведение. Как можно ощущать себя, зная, что рано или поздно тебя не будет? Как жить, творить и действовать в мире, зная, что все закончится для тебя? Как общаться с людьми, зная, что каждый из них раньше или позже будет закопан в землю? Действительно, наука, культура, идеология не дадут нам ответов. Человек остается со смертью один на один. Ничто не спасает его, даже "глубокомысленные" рассуждения, типа "когда ты есть - смерти нет, когда смерть наступила - тебя уже нет". Не помогает, потому что в самой сердцевине человеческого существа саднящая рана - я умру. Одна современная духовная писательница заметила: "Смерть бьет человеческое существо в самую сокровенную его сердцевину так унизительно, так ужасающе радикально, что его спонтанной реакцией может быть только бегство (в мучение или презрение), которое 'спускает с цепи' всякое зло. Смерть ужасна. Она --злейший враг. Несмотря на все научные объяснения, смерть остается непостижимой. Внезапно предстающая жуткая картина собственной смерти со всей ее неизбежностью вызывает шок. В самой глубине личности открывается незаживающая язва. В первую очередь страх относится к собственной смерти. Смерть в газетах и по телевизору стала привычной. Подтверждается старая поговорка - 'Смерть одного - трагедия, смерть ста тысяч - статистика'. Может быть, так происходит потому, что к нашей способности сопереживать предъявляются слишком высокие требования".
Некоторые люди пытаются обмануть смерть. Одну старушку преследовал навязчивый страх, что она умрет во сне. Последние четыре года жизни она провела сидя на стуле и так умерла в свои 89 лет. Людовик XIV, король Франции, в последние годы жизни запретил придворным упоминать о смерти в его присутствии. Из-за того, что он жил слишком близко к кладбищу, он построил новый роскошный дворец в Версале. Туристы теперь любуются его великолепием, но смерть к королю все-таки пришла.
Осмысливая феномен тревоги, выдающийся мыслитель С. Кьеркегор приходил к выводу, что тревога начинается с момента ощущения себя человеческой личностью - "у зверей и ангелов тревоги нет". У животных существуют инстинктивные страхи. У человека аналогичную функцию выполняет своеобразное сужение сферы сознания. Большинство людей осознает только то, с чем они сталкиваются в своей "малой" жизни. Один школьный учитель сказал: "Ребята, если вы задумаетесь о бесконечности или вечности - вам гарантировано сумасшествие". Но вечные вопросы бытия все равно остаются. Человек может решить, чтобы быть нормальным, не думать о проблемах жизни и смерти. Что же, неужели нормальность - это отрицание реальности? Итак, знанием своей смертности человек отличается от животного. Это знание - тяжелая, подчас невыносимая ноша. Умом человек, конечно, понимает, что когда-нибудь умрет, но в то же время... не знает этого. Вернее, хочет не знать. Он убегает от знания. Цивилизация помогает ему в этом. Общество вырабатывает нормы приличия. Разговоры о смерти неприличны. Существует стремление скрыть смерть от детей. Прослеживается тенденция изолировать смерть в стенах больниц и моргов, расположить места упокоения усопших подальше от городов. Помимо санитарных, играют роль соображения дистанциировать живущих от их умерших близких, чтобы ничто не напоминало о них. В некоторых кантонах Швейцарии похоронным автобусам запрещено появляться на улицах в дневные часы, чтобы мысли о смерти не смущали граждан.
Есть и другая крайность - десакрализация смерти. Особенно ярко это видно на примере так называемого "черного юмора", сюда же относятся эвфемизмы типа перекинулся, дал дуба. Но и здесь за натужными остротами проступает леденящий страх. Тогда применяется другой образ защиты. Выработан набор приличествующих случаю фраз - "Бог дал, Бог взял" или "Все там будем". Ритуал соболезнования достаточно формален и сводится к произнесению банальностей, за которыми не стоит внутренней солидаризации. Нередки случаи, когда поминальная трапеза, начавшись положенными словами, завершается как праздничное застолье, сопровождаемое... пением под предлогом того, что покойник-де не хотел бы, чтобы мы грустили.
Единственное место, где естественно и спокойно говорят о смерти - это храм. Для многих путь в Церковь начинается с размышления о смерти. Для других значение религии ограничивается "отпеванием и поминанием" мертвых. Действительно, самые простые формы религиозности представляют собой культы, связанные с похоронами и почитанием предков. Среди примет нашего времени - подчеркнутая религиозность в среде уголовников. Их похороны обставлены с необыкновенной торжественностью и большими жертвами "на помин души". Священники иногда объясняют "набожность" бандитов тем, что они постоянно балансируют между жизнью и смертью. Однако это - не подлинное осознание своей смертности, а легкомысленная, грешная игра с собственной жизнью. Еще один новый обычай - непременное посещение кладбищ в Пасхальные дни. Некоторые священники видят в этом регресс христианского сознания в современном обществе.
Итак, мир бежит от смерти. В этом беге молодежь впереди. Неслучайно молодые недолюбливают пожилых. Родителям даются презрительные клички: предки, черепа. Кому охота общаться со стариками? Иногда проговариваются: Хорошо бы их всех изолировать. Откуда такая неприязнь? Уж не от страха ли стать похожими на них, не потому ли, что они напоминают о неминуемом? Мы свидетели небывалого в истории ускорения времени. Без преувеличения, каждый день ставятся рекорды достижения новых скоростей в передвижении, в производстве, в технологическом прогрессе. ЭВМ, занимавшие несколько десятилетий назад большие залы, модифицированы в микропроцессоры, новые поколения которых все быстрее сменяют друг друга. Техника становится все более точной, удобной и быстрой. Но в погоне за комфортом и качеством внешней жизни мы что-то теряем, и нам, самодовольным и упоенным всемогуществом, придется за это расплачиваться.
Тургеневский Базаров говаривал: Природа не храм, а мастерская. И реальный Иван Мичурин не ждал милостей от природы. А мы, их потомки и продолжатели, стоим перед экологической катастрофой. Надо отдать себе отчет - отношение к миру стало функциональным, иными словами, нажми на кнопку - получишь результат, как поет группа "Технология". Благоговейное созерцание бытия сменилось принципом "справиться с проблемой"; и уже нет грехов - есть проблемы, нет покаяния - есть решение проблем. Даже смерть порой становится не трагедией, не таинством, а проблемой.
Искусство становится технологичным. Живописцев все больше теснят дизайнеры и оформители. Появилась престижная профессия с механическим названием "модель". В современной музыке одной из важнейших характеристик становится число ударов в минуту - чем быстрее ритм, тем выше ценятся определенные музыкальные произведения, под которые "так здорово балдеть".
В последнее десятилетие одним из наиболее употребительных видов наркотических средств стали так называемые "ускорители", к числу которых относится известный препарат "экстази". Его действие проявляется высвобождением огромного количества энергии с последующим истощением всех ресурсов организма. Только благодаря этому наркотику возможно танцевать 8 часов подряд, не испытывая усталости, при этом время воспринимается как протекающее необыкновенно быстро. Интересно, что побочным действием препарата является подавление аппетита. Почему мы упоминаем об этом? Состояние современного общества удивительно напоминает действие "экстази": происходит бессмысленное механическое ускорение с полным притуплением чувства духовного голода. Истощенный духовно человек продолжает дергаться в погоне за "кайфом" от самого движения. Он не может вырваться из ритма, потому что если он остановится, ему придется задать себе страшный вопрос о смысле жизни и смерти.
Для большинства из нас смерти не существует в том же смысле, как Антарктиды - каждый знает, что она есть, но не имеет к нему никакого отношения. Знание о том, что человек умрет, оттесняется далеко на периферию сознания, а иногда - в область бессознательного. Так происходит потому, что включаются механизмы психологической защиты. Когда знание становится невыносимым, человек от него отказывается, - отказывается от единственного достоверного знания о себе. Он покупает мираж комфортного существования в современном мире ценой собственного невежества. Выдающийся философ М. Хайдеггер писал: "Смерть вызывает тревогу, потому что затрагивает самую суть нашего бытия. Но благодаря этому происходит глубинное осознавание себя. Смерть делает нас личностями". Итак, мы отказываемся доверять себе, своим убеждениям, своим чувствам. Отрекаясь от страха смерти, мы предаем самих себя. Мы отбрасываем свое богоподобие, предпочитая уподобляться бессловесным тварям.
Становясь старше, формирующаяся личность совершает компенсаторное противопоставление себя старшим. Как правило, реакция оппозиции выражается в декларации своей принадлежности к определенному течению молодежной субкультуры. Конфликт "отцов и детей", известный издавна, принимает лишь различные формы выражения. Чаще всего протест осуществляется на поверхностном уровне - прическа, одежда, манеры. Прослеживаемый дальше, он распространяется на сферу культуры - музыка, живопись, поэзия. Наиболее глубокое размежевание может произойти на ценностном, мировоззренческом уровне. Так появляются идеологические движения. Идеология как система ценностей "земного" мира может быть необыкновенно увлекательной.
Рассмотрим некоторые молодежные мифы. К безусловному добру апеллирует культ хиппи. Здесь - безграничное принятие и абсолютная вседозволенность. Однако от подлинной духовной христианской любви идеология хиппи отличается отвержением любой ответственности. Все совершается под влиянием настроения. Насколько легко тебя приняли, столь же легко от тебя отвернутся. Даже твоя смерть пройдет незамеченной - ведь никто не плачет об увядшем растении.
В ореоле романтического насилия предстает образ рокера - байкера. Это воин на ревущем мощном мотоцикле. Мифологически он рыцарь, утверждающий справедливость ударом руки, закованной в железо. Он утрированно мужественен и верен закону стаи "ночных волков". Страх смерти здесь презирается, о разбившихся лихих наездниках слагаются легенды. Смерть здесь привлекательна и романтична, а жизнь имеет смысл лишь тогда, когда ты подчиняешься неписанным законам чести. Твоя личность значима лишь настолько, насколько ты соответствуешь несложному кодексу поведения: выглядишь круто, ездишь быстро, дерешься жестоко. До глубины твоих переживаний никому нет дела. Восприятие тебя скорее будет зависеть от мощности твоего мотоцикла, чем от того, кто ты есть в глазах Бога.
Пафосом тотального отрицания может привлечь молодых панк-культура. Опьяняющий нигилизм, абсолютное непризнание любых ценностей, кружащее голову развенчивание кумиров - часто на это покупается незрелая личность, воспитывавшаяся в атмосфере педантизма и запретов. Агрессивный эпатаж мещанского благополучия, так называемый "стёб" может внешне напоминать православный духовный феномен юродства. Однако здесь происходит разрушение ради самого процесса, примитив ради примитива. Здесь не может произрасти ничего живого, достойного, творческого. Это сама по себе мертвящая культура, и к смерти у нее отношение соответствующее: "мол, туда и дорога, все равно нет будущего".
В различных формах предстают элитарные движения. Здесь сладостно ощущение собственной исключительности, значимости. Здесь трудно стать своим, принадлежность к этому кругу является основной его ценностью. Здесь деталь наряда или новый жест являются предметом обсуждения. Безудержный снобизм, культ утонченности, аристократическая закрытость. При теснейшей зависимости от условностей здесь совсем нет сострадания и любви. Страх смерти блокируется разработанной системой "приличного" поведения. Отношение равнодушное - лишь бы смерть была "красивой".
Следует упомянуть о распространенном молодежном мифе, отзвуки которого присутствуют во всех субкультурах. Назовем его так - "Хорошо умереть молодым". Речь идет о самоубийстве или более медленном уничтожении себя одурманивающими средствами или анаболиками, наращивающими мускулатуру. Накачивающиеся стероидами, любующиеся собой культуристы-бодибилдеры уверяют, что хотят умереть в расцвете красоты и силы. И здесь тот же скрываемый за мелодраматическими фразами страх смерти. Страх приводит к такому отчаянию перед утратой контроля за своим существованием, что человек прекращает это существование.
В одном из детективных романов есть остроумная фраза: "Некоторые мужчины из боязни стать лысыми всю жизнь бреют голову". Нечто подобное происходит и здесь - не в силах справиться со страхом смерти, человек решает убить себя. Лекарство оказывается горше болезни.
И вот молодость проходит. Личность достигает зрелости, которая подразумевает максимальную свободу с максимальной же ответственностью. Как современный человек использует эти возможности? Теперь на первый план выступает стремление занять свое место в обществе. Становятся значимыми вопросы материальной обеспеченности, престижа и служебного роста. Ключевыми словами становятся добиваться и достигать. Человек отходит от юношеских увлечений, оставляет романтизм и попадает в сети функционального мира. Он озабочен тем, чтобы поудобнее устроиться в этих сетях. У него нет времени остаться наедине с собой, его преследует призрак незавершенного дела, упущенной возможности. В суете повседневности как никогда отдаляются неразрешенные с юности вопросы собственного призвания.
Чтобы понять, какие опасности ждут человека в зрелом возрасте, нам следует немного поразмыслить о самом понятии личности. Существует различие: организм - категория биологическая, индивидуум - социальная, личность - духовная. Слово личность родственно слову лицо. Для нас это важно потому, что в своем бытии в образе личности человек встречается со своим Творцом. В этой встрече личность может обратиться к своему Создателю либо просветленным ликом, либо открытым лицом, либо лживой личиной.
Иногда человек, запутавшись в паутине механизированных отношений, забывает о своем призвании быть личностью. Он выбирает жизнь в качестве организма, заботясь только об удовлетворении своих биологических потребностей, или в качестве индивидуума, будучи только "точкой пересечения" социальных связей. Соответственно этому возможны три смерти человека. Биологическая - прекращение физиологических функций организма. Социальная - непоправимая утрата своего места в обществе; иногда страх перед потерей своей социальной "маски" приводит человека к самоубийству, - допустим, он не может расплатиться с долгами, попал в неблаговидную ситуацию, не может вынести позора. Культивируется миф о благородстве такого рода смерти. Таковы библейский царь Саул и предатель Иуда. Таковы Гитлер и Пуго. Список можно продолжить и он будет длинным. Очень близким к этому является страх ложно понимаемой потери чести. Мы имеем в виду идею дуэли. По учению Церкви здесь двойной грех - покушение на убийство и согласие на самоубийство. Увы, часто ослепленное общество, развлекая себя, подталкивает человека на этот грех. Отсюда недалеко и до духовной смерти. Это сознательный шаг в бездну отвержения себя, мира и Бога, иногда романтизируемое - сколько одареннейших людей оборвали так свой путь - но невыразимо гадкое по своей сути действие. Это равнодушное или презрительное оскорбление Источника жизни. Это капризное отбрасывание в грязь подарка любящего Промысла. Это - плевок в лицо Спасителя, "возлюбившего мир до смерти крестной".
Но Тот, Кто выше нас, не забывает нас. Бог возвращает нас к знанию о том, кто мы есть. Он не навязывает нам Своей воли. Он предлагает нам понять Свой замысел о мире. Понять, насколько мы в силах, насколько хватит нашей решимости. Убежать всегда в нашей власти, и это было и в мировой истории, и в жизни каждого из нас. Бог не насилует никого. Слово Его - Евангелие - переводится как Благая Весть. Поверив Ему, мы услышим только хорошие новости. Но, будучи честными перед самими собой, зададимся вопросом: нужны ли они нам?
Мы можем быть вполне довольны своей жизнью. Есть здоровье, еда, одежда, работа или учеба, друзья, увлечения. У нас все ладится. Мы кажемся себе достаточно умными и привлекательными. Так что же, мы ничего не боимся? Тогда не к нам ли обращена Евангельская притча: "У одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою <...> скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись. Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя <...> Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет" (Лк 12:16-17,19-21). Угрожает ли здесь Иисус Христос? Очевидно, нет, потому что несколькими стихами раньше Он ободряет учеников: "Не пять ли малых птиц продаются за два ассария? и ни одна из них не забыта у Бога. А у вас и волосы на голове все сочтены. Итак не бойтесь: вы дороже многих малых птиц" (Лк 12:6-7). В этом учение Спасителя: не бояться, чувствуя свою зависимость от всемогущего Бога, и не забывать о том, что в Его воле взять нашу жизнь.
Не жестоко ли со стороны Бога отнимать у нас жизнь? Вовсе нет, потому что если мы верим в Него, то верим и в возможность "оставления грехов и жизни вечной". Блаженный Августин писал: "Мы не боимся умирать, потому что имеем доброго Бога".
Область веры отличается от науки, хотя и здесь и там мы имеем дело с истиной. В случае науки - с относительной; правильно (ортодоксально) веруя - с абсолютной. В духовной сфере также есть свои законы, и один из них гласит: истина антиномична, то есть верное утверждение объединяет две исключающие друг друга истины, поднимаясь над ними.
Итак, мы умрем... и не умрем. Умрем потому, что смерть есть принадлежность этого мира. Один из мыслителей писал, что в момент рождения в человека выпускается невидимая стрела, которая настигнет его в час смерти. С первым криком ребенка отмирает часть клеток мозга и этот процесс умирания продолжается всю жизнь. Смерть сопутствует нам в каждом шаге, ждет за каждым поворотом. Смерть - источник вдохновения художников и поэтов. Смерть может быть даже желанной. Для христианина смерть - это не конец, а завершение какого-то этапа, рубеж, а для праведника - рождение в новую реальность.
Да, все-таки мы не умираем. Все в человеке противится сознанию конца. Это мудро устроенное тело, это творчество, вкладываемое в жизнь, эта любовь, которую мы отдаем и получаем, - разве можно представить себе, что это исчезнет бесследно? Даже оказываясь свидетелями смерти, мы отдаем себе отчет, что когда человек умирает, это вовсе не похоже на то, когда заглох мотор автомобиля или погас экран телевизора. Это не механический процесс - происходит какое-то таинство. Мы всегда испытываем боязливо почтительное отношение к телу умершего человека, у нас ощущение, что нечто осталось в нем. Даже те, кто считает себя атеистами, не выбрасывают покойников на помойку. Мы бережно храним память об ушедших, дорожим их изображениями, видим их во сне.
Христианин по примеру "всероссийского пастыря" преподобного Иоанна Кронштадтского, который озаглавил свою книгу дневников и размышлений "Моя жизнь во Христе", призван жить сопричастным Христу. В центре христианства - Крест, символ незаслуженной и одинокой смерти. Наш Спаситель был Человеком. Он пережил внутренние мучения в Гефсиманском саду. У Него был выбор и Он его сделал. Он решил переступить смерть, принимая ее. Но пока Он, по человеческой природе страшась смерти, находится в борениях, ученики спят. Они проснулись такими же, как были, а Он бодрствовал и обрел решимость послушания Отцу. Его смертью и Воскресением был искуплен мир и мы обрели бессмертие.
Нам не следует спать в духовном смысле этого слова. Мы должны быть открыты всему, что ждет нас на пути. Психолог В. Франклпишет о том, что без страдания и смерти жизнь не полна. Во всем необходимо обнаружить смысл; как жить, так и умирать человек должен осмысленно. В беседах митрополита Антония Сурожского есть пронзительные слова: "Неважно, жив ты или мертв, важно, ради чего ты живешь или во имя чего умираешь".
Но в чем же мы можем обнаружить смысл смерти? Во-первых, она смиряет человека. Смирение есть единственная тональность речи для диалога с Богом: творение осознает себя и свою потребность во встрече с Творцом. Чувство смертности подчеркивает бессилие человека спасти самого себя; ведь тот, кто призван к жизни как свободный творец, может опьяняться своими успехами, почувствовать себя неуязвимым победителем, дойти до крайности "убожества гордости", сознательно произнести "Провозглашаю себя Христом", подобно одиозному Секо Асахаре... От этого и предостерегает нас страх встречи с подлинным Христом по окончании нашего пути.
Во-вторых, сознание смерти облагораживает жизнь, не позволяет человеку потерять себя в суете. Он живет в присутствии вечности. Жизнь обретает красоту. Это открывалось в прозрениях на протяжении всей истории человечества. В Вавилонском талмуде описан диалог Александра Македонского с древними иудейскими мудрецами. Завоеватель спросил: Что должен делать человек для того, чтобы жить? - Он должен умертвить себя, - ответили старцы. - Как человеку умертвить себя, - продолжал Александр. - Он должен по-настоящему жить, - загадочно отвечали мудрецы. Присутствие смерти в мире позволяет нам осознать, что жизнь - это Таинство. Издавна известно понятие, которым озаглавил свою песню Дж. Харрисон - "Искусство умирать". По-латыни это звучит "ars moriendi". Это искусство заключается не в том, чтобы время от времени вспоминать о неминуемом конце. Речь идет о том, чтобы конкретно учиться принимать, не отказываясь, дары Промысла. Таким даром может быть огорчение, болезнь, разочарование, неудача, одиночество, крушение надежд. Так, постигая дарственную природу мироздания, человек учится умирать, приобретает опыт. Кто-то сказал: "Тот, кто не умирает до того, как он умрет, пропадет, когда умрет".
Древнее "искусство умирать" получило новое осмысление, когда в 60-х годах нашего века широкий резонанс вызвали описанные психологом Э. Кюблер-Росс "стадии встречи со смертью", наблюдавшиеся ею у терминальных [1] пациентов. Так, человек, поняв, что ему предстоит умереть, переживает первую стадию - отрицание: "Нет, врачи, видимо, ошибаются, речь не обо мне, я не могу признать то, что я в скором времени покину этот мир". Затем наступает вторая стадия - гнев: "Почему я, чем я заслужил это, ведь столько людей более пригодны для того, чтобы умереть. Кто ошибся в моем лечении? Кто сделал так, чтобы мне умереть?!". Вслед за этим приходит стадия выторговывания жизни: "А если я буду соблюдать все предписания, откажусь от вредных привычек, замолю все грехи, буду набожным, буду делать только правильные вещи, может быть, смерть отступит?". Когда заканчивается эта стадия, наступает период депрессии: "Жизнь все равно не имела смысла, какая разница, я или кто-то другой, все беспросветно". И лишь потом наступает заключительная стадия - принятия: "Да, я умру. Смерть предстоит всем. В чем-то моя жизнь была достойной, где-то я падал, но теперь все отступает перед тем, что мне суждено пережить. Я постараюсь сохранить присутствие духа, так, чтобы спокойно принять все, что мне предстоит, и не отягощать страдания моих ближних".
Человек с устоявшимся христианским устроением души не проходит первых четырех стадий. Он изначально принимает смерть. "Для меня жизнь - Христос, и смерть - приобретение <...> Влечет меня и то и другое" (Флп. 1:21, 23) - пишет апостол Павел; для него смерть - неотъемлемая, сознательно принятая принадлежность жизни. Мученики первых веков христианства встречали смерть как награду, как привилегию доказать свою верность Христу. Предания доносят до нас, как они спешили к месту казни. Мученица Фелицата, растерзываемая на арене диким быком, стремилась лишь к тому, чтобы запахнуть тунику, чтобы не смутить толпу нецеломудренностью и чтобы волосы оставались гладко собранными, так как растрепанные по плечам волосы воспринимались в то время как знак траура, а мученица знала, что уходит в свет, в радость, в славу.
Само слово мученик, (греч. martis) означает 'свидетель', то есть человек видевший, до конца убежденный в том, что его смерть исполнена смыслом. Так же достойно покидали на протяжении веков земную жизнь подвижники благочестия. В древней Руси был распространен обычай для престарелых родителей уходить в монастырь и там, принимая схиму, заживо погребать себя для суетного мира. Кажется, весь ужас смерти бессильно отступает перед христианином. "Что ты будешь делать, если умрешь завтра утром?" - спросили у известного проповедника Джона Уэсли. - "Допишу проповедь и, как обычно, лягу спать", - отвечал человек, готовый к смерти в любой момент. "Как необыкновенно хороши предсмертные минуты", - прошептал умирающий русский ученый-богослов, профессор Духовной Академии. Христианская смерть мирна, и даже если она насильственна, в ней нет гнева и злобы. Широко известны строки, записанные дочерью Николая II непосредственно перед казнью: И в час мучительной кончины / Вдохни в сердца Твоих рабов / Нечеловеческие силы / Молиться кротко за врагов.
В-третьих, смерть объединяет нас. Столкнувшись со смертью человека, мы осознаем свою причастность человечеству. В Ветхом Завете о смерти говорятся замечательные слова: приложился к народу своему (см. Быт 25:8,17; 35:29; 49:33 и др.), отправился в путь всей земли (см. Нав 23:14; 3 Цар 2:2). Так в событии смерти человек полностью приобщается к человечеству. Мы прощаем умершего, как бы ни были обижены на него - "о мертвых либо хорошо, либо ничего", - и нередко начинаем выше ценить близких, оставшихся с нами. "Любовь к отеческим гробам" является добродетелью. Первый проблеск религиозного сознания - благоговение - часто просыпается на кладбищах.
Смерть позволяет подвести итоги. Мы говорили, что в христианском сознании смерть - это не конец, а рубеж. Уже упомянутый нами психолог В. Франкл, построивший свою систему психотерапии на поиске человеком смысла жизни, пишет: "В жизни человек всегда в процессе, в становлении. В каждую отдельную минуту о нем можно только сказать, что он 'был', он уже не такой, как мгновение назад. Только в момент смерти он 'есть'. Он есть то, кем он был в этой жизни".
И последнее, основное. Смысл смерти - в ее преодолении. Смерть преодолевается любовью. Философ Габриель Марсель однажды написал: "Сказать человеку - я тебя люблю, значит сказать - ты никогда не умрешь". Сознание смерти, принятие и преодоление этого страха - это призыв любви, призыв следовать за Христом, Который Сам есть Любовь. Христианская любовь - особая любовь. Может быть, вернее сказать, что то, что в мире называется любовью, не совсем совпадает с христианской сутью этого понятия. Признанный духовный авторитет прошлого века святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет в частном письме: "Признаю только ту любовь, которая действует по велениям Евангелия, которая сама - свет. Другой любви не принимаю, не признаю. Любовь, превозносимая миром, сопровождаемая рвением, мечтательная и переменчивая, признаваемая человеками их собственностью - искажение любви. В (истинной) любви не может быть ни мечтательности, ни плотского разгорячения. Мир Христов есть некоторый тонкий духовный хлад; когда он разольется в душе - она пребывает в высоком молчании, в священной мертвости. Такая любовь - свет - она неприступна для греха, всегда пресмыкающегося на земле; она живет на небе, - туда переносит на жительство ум и сердце, соделавшиеся причастниками Божественной Любви".
Итак, мы начали со страха и пришли к любви. Это не случайно. В Ветхом Завете мы читаем "Начало премудрости - страх Господень". А в конце Нового Завета, в послании Иоанна Богослова есть слова, которые вдохновляют каждого христианина: "В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви" (1 Ин 4:18). Постараемся же принять неизбежность смерти; в неизбежности увидим тайну, в тайне - надежду на Божию милость; в уповании на Бога - доверие Его милосердию, так просто выраженное словами святителя Афанасия Александрийского: "Бог стал Человеком для того, чтобы человек стал богом".
БЕЛОРУСОВ С.

Ссылка

"Сейчас ученые говорят нам, что вся вселенная представляет собой изменение, деятельность, процесс – целостность потока, лежащую в основе всего:
Каждое субатомное взаимодействие состоит из аннигиляции исходных частиц и создания новых субатомных частиц. Субатомный мир является постоянным танцем творения и аннигиляции, перехода массы в энергию и энергии – в массу. Неустойчивые формы мгновенно возникают и исчезают, создавая нескончаемую, вечно сотворяемую вновь реальность.

Что наша жизнь, как не этот танец неустойчивых форм? Разве не меняется все постоянно: листья на деревьях в парке, освещение в вашей комнате во время чтения этих строк, времена года, погода, время дня, люди, идущие мимо вас по улице? А как вы сами? Разве все, что мы делали в прошлом, сейчас не кажется сном? Друзья, с которыми мы росли, места, где мы бывали в детстве, те взгляды и мнения, которых мы когда-то придерживались и отстаивали с такой страстью: все это мы оставили позади. Сейчас, в этот момент, реальным является то, что вы читаете эту книгу. И даже эта страница скоро станет всего лишь воспоминанием.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Клетки нашего тела умирают, нейроны нашего мозга деградируют, даже выражение лица постоянно меняется у нас в зависимости от настроения. То, что мы называем своим основным характером, это не более, чем "поток ума". Сегодня нам хорошо, потому что дела идут хорошо; завтра мы чувствуем себя совершенно иначе. Куда делось это хорошее ощущение? Обстоятельства изменились, и новые влияния овладели нами; мы преходящи, эти влияния преходящи, и нигде нет ничего прочного или продолжительного, на что мы могли бы указать.

Что может быть более непредсказуемо, чем наши мысли и эмоции: вы представляете то, что подумаете или почувствуете в следующее мгновение? Фактически наш ум столь же пуст, непостоянен и неустойчив, как сновидение. Посмотрите на мысль: она приходит, остается на некоторое время – и исчезает. Прошлое – это прошлое, будущее еще не возникло, и даже мысль в настоящем, пока мы ее размышляем, становится прошлым.

Единственное, что у нас действительно есть, – это сейчас, настоящий момент.

Иногда после изложения учения об этом ко мне кто-нибудь подходит и говорит: "Все это очевидно! Я всегда это знал. Вы мне скажите что-нибудь новое".


И я спрашиваю его: "Вы действительно поняли и осознали истину, что все преходяще? Вы настолько слили ее с каждой вашей мыслью, каждым дыханием и движением, что ваша жизнь преобразилась? Задайте себе следующие два вопроса: Я действительно в каждый момент помню, что умираю я, все остальные и все остальное, и поэтому отношусь ко всем существам с состраданием? Стало ли мое понимание смерти, преходящести всего столь глубоким и столь эффективным, что я каждую секунду посвящаю достижению просветления?

Если вы можете на оба эти вопроса ответить "да", то тогда вы действительно поняли, что все преходяще".

Согьял Ринпоче

Осознание смерти как союзника

Каждый, кто исследовал природу своих страхов, знает, что любой страх – это отражение страха смерти. Смерть обычно воспринимается, как нечто враждебное. При таком подходе, ни о каком "советчике" речи не идет. Кто же с врагом советуется? Смерть необходимо с помощью усилий сделать своим другом и наставником. Это начало пути воина. Без этого любые, даже самые прекрасные техники и практики остаются развлечением для "бессмертного" существа. Факт осознания собственной смерти лучше никогда не считать окончательно завершенным. В памятовании о смерти всегда есть место для совершенствования. И только смерть определит, как далеко можно продвинуться в этом направлении.

На начальном этапе этой практики необходимо осознать три пункта:

1. "Я смертен, я умру".
При всей своей банальности, это – задача та еще. Многие люди в ответ на напоминание о своей смерти скажут "знаю-знаю" и тут же забудут об этом. Они подобны балаганным актерам, механически твердящим заученную роль – в их словах о смерти нет ни осознания смысла этих слов, ни Силы. Поэтому нужно честно признаться, что помнить о смерти тяжело. Нужно признать свой страх. Нужно сдаться тому направлению, откуда эти страхи приходят. Нужно двигаться прямо туда. Мысль о смерти даст эту "путеводную нить".

2. "Я могу умереть в любую секунду. Например, в эту".
Как говорил мессир Воланд: "Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!". Мало осознать, что умрешь "когда-нибудь". Это может произойти прямо сейчас. И в мире нет Силы, которая может гарантировать кому бы то ни было, что его жизнь продлиться хотя бы одну минуту. Относительная безопасность существования и поддающийся оценке промежуток жизни – это такая же иллюзия, как и иллюзия бессмертия. Каждую минуту на этой планете умирает две сотни людей, и большинство из них незадолго до смерти считало, что они еще поживут. Среди них есть молодые, абсолютно здоровые, погибшие в результате несчастных случаев, а то и вовсе без причины. Смерть просто касается человека, а то, что обычный человек назовет причиной смерти, возникает после этого прикосновения…

3. "После смерти ничего нет".
Все, во что люди верят о послесмертии – ложь, хотя бы потому, что придумано в этом мире. Никакие идеи не могут скользнуть за грань смерти. Здесь остается все – тело и ум, душа и энергия, точка сборки, огонь изнутри, любая другая концепция, в которую человек верит. Даже если кто-то видел рай и ад, или переживал свои прошлые жизни – что с того? Это лишь то, что человек видел в тот момент и всё… Всё остальное – лишь его выводы, которыми он себя успокоил. Нет рая и ада, нет реинкарнации, нет третьего внимания, нет ни Бога, ни Орла – это все ложь! После смерти нет ничего. Все верования и концепции обычного человека – это лишь попытки успокоить себя и не знать правды. Правда проста – после смерти нет ничего из того, что ты знаешь.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Если осознать все вышеперечисленное даже на поверхностном уровне, внутри происходит перелом. Приходит знание об одиночестве. Ведь даже близнецы рождаются каждый сам по себе. И даже если несколько человек умирают рядом – каждый делает это сам. Человек приходит в этот мир один и уходит из него один и никто не может ему в этом помочь...

Этот этап, при всей своей псевдомрачности, очень веселый. Тот, кто достиг этой стоянки, легко отвечает на "великие вопросы", над которым бьются "лучшие умы человечества" и узнает, почему лишь немногие могут дать вразумительный ответ на такие простые вопросы.

Возьмем для примера следующие темы: "смысл жизни" и "чем человек отличается от животного".

Цель у выпушенной стрелы одна – мишень, цель в жизни тоже одна – смерть. И не стоит мечтать о том, что стрела может пролететь мимо мишени – поверьте, этот лучник не промахивается. Человек всегда спешит к своей цели. А если человек спешит, то неважно, куда он спешит – за деньгами или к просветлению. Механизм одинаков в обоих случаях: если есть цель, то хочется скорее попасть туда. А попав туда, человек ставит новую цель. И такой ускоренный бег по жизни ведет… куда? Жизнь любого человека заканчивается чем? И если внимательно посмотреть на то, что и зачем делают люди, то несложно заметить смысл жизни обычного человека: любой ценой забыть о том, что он может умереть в любую секунду и продолжать свой "забег бессмертного" от цели к цели.

А чем же человек должен отличаться от животного? Есть лишь одно отличие – человек может помнить о том, что он умрет. Человек способен к отождествлению. Животное, видя чужую смерть, не осознает неизбежность своей смерти, а человек может сделать такой вывод. Это подарок нам, человеческим существам, бонус для духовного развития. Таким образом, забывать о собственной смерти означает терять человеческий облик, уподобляться животному. Отсутствие знания о своей смерти – это то, что унижает человека как личность и когда-нибудь унизит человечество, как вид...

После первичного осознания факта своей смертности наступает этап знакомства со смертью. Необходимо начать регулярно думать о ней. Как же правильно думать о смерти? Так, чтобы это не превращалось в паранойю или не вызывало меланхолию? Необходимо регулярно запускать мысль о смерти и внимательно осознавать все ощущения в теле. Ни в коем случае не бороться с этими ощущениями. Если страшно – пусть будет страшно. Если есть напряжение – пусть будет. Пусть будет все, что есть. Это нужно прожить, принять. Но не бороться с этим и не индульгировать в этом. Ведь перед смертью любой человек, скорее всего, с радостью проживет любое событие, любой миг своей жизни – лишь бы пожить подольше. А ведь можно принять это сейчас, пока есть время. Ведь время пока есть. Нужно быть отрешенным свидетелем, но не подавлять эти ощущения, чувствовать их тотально, но не потакать им. Любым ощущением можно наслаждаться, если помнить, что смерть пока не коснулась, но может быть, уже сейчас коснётся…

Это необходимо практиковать постоянно, каждый раз, когда об этом вспоминаешь. Со временем частота этого самовспоминания увеличится. Кроме того, могут измениться эмоции, возникающие при мысли о смерти. Эта мысль начнет наполнять отрешенностью, огромной силой, или чувством ни с чем не сравнимого торжества. Ведь настоящий воин, подлинный мистик знает, что он умрет. И именно в этом знании он черпает мужество, достаточное для того чтобы встретить внутри или снаружи все, что угодно. Именно в мысли о смерти он черпает мужество, необходимое для встречи со своей смертью.

Когда контакт со знанием о своей смертности возвращает отрешенность, можно переходить к практическому применению этого ощущения. Ниже будут обозначены лишь несколько областей из огромного поля возможностей:

Контакты: Если тяжелы те или иные ситуации в общении, необходимо просто осознать собственную смертность, Посмотреть в глаза собеседнику и осознать, что он точно так же смертен. Смерть уравнивает всех. Все равны. Все умрут. Никто не лучше и не хуже, чем кто-либо другой. Это помогает на переговорах с людьми, обладающими большой властью в социуме или в общении с теми, кого ставишь "ниже" своей важной персоны.

Трезвость: Мысль о смерти трезвит. Если человек болен, не выспался, влип в бестолковые дела, ему нужно просто вспомнить о смерти, принять происходящее и мгновенно отбросить это. Просто уйти из этого. Осознав, что на это нет времени. Помня о смерти, можно убрать любую свою неадекватность, включая сильнейшее наркотическое опьянение.

Сила: В глаза человека, который перед боем помнит о смерти, боятся смотреть все, кроме тех, кто помнит о смерти - а с теми, кто помнит о смерти, воину делить нечего…. Из жизни естественным образом исчезают все проблемы с милицией, хулиганами, агрессивными собаками и прочим, что обычный человек воспринимает, как проблему, а воин – как вызов.

Любовь: Каждый раз, когда есть обиды или злость на любимых, нужно просто осознать собственную смертность. Если это Любовь – тогда, даже не закончив свои обвинения, начинаешь благодарить своих любимых за то, что они дали возможность пережить радость общения с ними. Ведь, может быть, эта встреча – последняя. На брань нет времени – есть время только благодарить и прощаться. Кстати, при таком подходе ни зависимости, ни ревности не возникает – есть только Любовь.

Осознанность: Очень легко осознавать любое действие и быть медитативным, если знать, что эта медитация может оказаться последней. Исчезает стремление к цели, ведь цель – смерть, так зачем торопиться? Каждая мысль о смерти приводит в пресловутое "здесь и сейчас". Исчезает "болезнь ложных усилий".

Память: В моменты озарений и самадхи, осознанных снов и выходов во второе внимание весь этот опыт никуда не теряется. Вспоминая о смерти и отдавая себе команду запомнить полученное переживание, можно впоследствии восстановить его в обычном состоянии сознания. Как бы "привязать" к мысли о смерти и "протащить" в этот мир.

В состоянии контакта со своим советчиком необходимо исследовать все области своей жизни на предмет безупречности. Ведь абсолютно все, что делает мистик, должно быть соотнесено с мыслью о собственной смерти. Только так можно чего-то достичь на Пути. Только так можно

Ссылка

Страх смерти (эссе)

Мы во вселенной давно. Собраны из атомов и элементов. Представляем собою конструкции. Имеем органы чувств и манипуляций. Размножаемся и обстраиваемся.
Нас атакуют болезни и бедствия. Мы выживаем и сопротивляемся. Мы соперничаем друг с другом. Мы хотим комфорта и уюта. Мы хотим есть вкусное и спать в тепле. И… всё бы это хорошо.
Но у нас есть масштабная проблема.
Это сознание.
Гигантская вселенная Сознания. Бескрайний океан Сознания.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Сознание преследует вас, даже когда вы опускаетесь до скотского состояния.

Сознание пронизывает ваше тело, ваши клетки, ваш мозг.
Сознание преследует вас и ночью. Оно врывается волнами снов.
И даже когда вы больны или пьяны, сознание извергается из вас бредом.
А коммунисты ещё утверждали, что первична материя. Вот почему коммунистическое учение от тупых и для тупых. Выбрасывается очевидное – приоритет Сознания, и назначается первичной материя – временное скопление частичек в океане Сознания, которое играет этими скоплениями в виде людей, планет и звёзд - изнутри и извне. Так играет, что коммунисты типа Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Владимира Ульянова и Иосифа Джугашвили этого не замечают и не признают. Они даже не могут понять, что элементы и атомы, которые они называют материей - есть "загустевшие" частички Сознания.

Отчего же так?
Оттого, что Сознание – это невероятных масштабов проблема.
Проблема личностная и мучительная.
Каждый является частью Сознания, качеством его и определённым свойством.
То есть – люди ограничены до ужаса.
Каждый может выглядеть, как уникум, и многих от этого распирает гордость. Но уникум – это самое печальное состояние, мягко говоря, смешное. Маленький блестящий обломочек от величайшей горы.
Кто-то смиряется с таким жребием, и даже находит в своей уникальности выгоды и удовлетворения, становится профи узкой и редкой специальности (теперь возвели в почёт узкий профессионализм – и каждый зубник раздувается оттого, что умеет мастерски ковыряться в зубе, а лётчики теряют чувство самоиронии)… С профи стало невозможно душевно общаться. В лучшем случае – это матёрые снобы, а в худшем – это напичканные мелкими профи-хитростями ходячие машины.

Но общество, цивилизация и институты продолжают восхвалять профессионализм, говоря, что всем нужно качество… Ну да, если ради этого качества миллионы должны стать роботами.
А роботом быть не так мучительно и страшно, как быть человеком Сознания.
Потому что на Пути Осознавания расставлено множество ям и ловушек, да и сам этот Путь ведёт в неведомое Ничто. Оно уже ничто и ещё к тому же неведомое.
Этот Путь подобен самоуничтожению, самоизгнанию, самозабвению…
И, как ни странно, именно высшие степени и категории Сознания и порождают страх смерти в каждом человеке.
Страх смерти – это хлыст, которым народы принуждаемы к ежедневной активности.
Этот страх разлит всюду, каждая клетка пронизана стремлением избежать гибели и разрушения.

Но, если у животных есть стремление к самосохранению и выживанию, а страх присутствует, как адекватная реакция на угрозу для жизни, то люди по преимуществу наполнены болезненным саднящим и именно ужасным чувством страха перед смертью. И если они привыкают к чужой смерти, то к мыслям о собственной они не могут привыкнуть. Они стараются не впускать эти мысли, они их и не впускают, но нерешённая проблема висит над головами таких людей, как нечто чёрное, давящее, безмолвное и мучительное. И, чтобы избавиться от страха, люди предпочитают быть роботами и иметь мелкие интересы и находить в работах и бизнесах убежище от страха смерти.

Страх смерти заставил людей создавать семью, род, общество, государства и империи.
Искандер Великий – этот мальчишка бежал от страха смерти и пытался его преодолеть, присвоив территории – когда у тебя гигантская империя, то ты начинаешь чувствовать и себя бессмертным.
Все завоеватели территорий заложники страха смерти.

Когда у тебя есть папа с мамой, много братьев и сестёр, когда у тебя есть коллектив, когда ты член какого-то общественного образования, когда у тебя есть должность и звание – тогда не так страшно, тогда можно забыться от страха смерти. Когда ты отожествляешься с родом, с фамилией, с гильдией, с национальностью – ты как бы становишься не таким уж и смертным. И когда ты умираешь, то на могиле появляется надпись: "Джон Иванович Зильберштейн – полковник военно-воздушных сил". То есть – Джон умер, как и умер его отец Иван, как может погаснуть и род Зильберштейнов, но вот военно-воздушные силы… они будут, покуда стоит государство… и ты, как бы, продолжаешь жить. Глупость? Но вы мало ходили по кладбищам.

А регалии? Лауреатства, медали и ордена, упоминания о премиях и должностях. Правители ежемесячно вешают знаки отличия и поощрения. Народные артисты! На кладбищах скоро все будут народными. Ты умер, а народ тебя помнит, ты как бы и не умер.

Эти фразы: "память о тебе будет вечна", "вечная память" – на могилах бандитов и добропорядочных граждан эти рефрены. Кто кого собрался помнить вечно? Вы понимаете, что такое – вечно?!

От страха смерти всё искажается.

Вот и в Интернете на многих авторских сайтах, как на могилах – перечисление наград и премий, званий и должностей. Дескать, вы имеете дело не с простым смертным, а с фигурой – выходящей за рамки обычного… Но эффект получается обратный - могильный.

Государство. Самая громадная крепость против страха смерти. Ещё большая линия обороны - нация. Рабочие пчёлы и трутни умирают, а государство и нация стоят. Улей живёт, пока есть идея-матка, пока несутся формы-яйца, пока есть принцип распределения пищи по сотам. И как порядочный гражданин ты по обычаям предков должен идти на национальные торжества, принимать участие в национальных обрядах - и тебе хорошеет – ты почти избавился от страха смерти. Ты ячейка-сота бессмертного организма – который силён и процветает. Только ты не задаёшься – для чего он процветает?! Зачем эта нация и ты в ней, как элементик и робот?

Именно из-за страха смерти люди предают, изменяют, подличают, убивают, воруют, лгут и лизоблюдствуют. Липкий и мерзкий страх смерти может навсегда запятнать вашу душу, после чего вам уже невозможно быть чистым человеком, и вы будете преследовать чистых и стремиться запятнать их, чтобы якобы приобщить к вашему "бесценному опыту" и "правде жизни", чтобы кто-то не был бы чище вас и не был бы запятнан. Отсюда возникает круговая порука, отсюда появляются сообщества и партии – сбиться в кучи, чтобы по одной фразе, по шуточке и анекдоту узнавать своих – чтобы не оставаться один на один со своими страхами и грешками.

Страх смерти легко пронаблюдать на похоронах. Вы видели – какие лица у мужчин? А как могут заголосить женщины – до истерики – когда они теряют сознание и ничего не осознают - от ужаса (Вы скажите, что они переживают потерю? Но неужели все так эгоистичны?).

А кремлёвские похороны, с этой траурной музыкой, когда ходили под звуки оркестра к могилам и усиливали ужас всей нации? Страх смерти, словно зловонный смрад, пропитывал всю эту людоедскую страну. И народы поедали водку, чтобы потерять последние проблески сознания. Мало кто осмеливался осознавать, вставать на Путь Осознавания, страна и партия пропивали коммунистические идеи, а непьющие лидеры тупо стояли на доктрине, дабы сохранить остатки хоть какого-то разума.

Из-за страха смерти люди создают значимые вещи, полезные обществу. Возводят по принуждению дамбы и плотины, строят каналы, целые города, осваивают целину и прокладывают магистрали. Страх смерти – великий погонщик – он заставляет людей размножаться, веселиться и присовокуплять частную собственность. И мало какие народы воздают хвалу смерти и празднуют за её здравие. А ведь это самое главное явление в природе и самое значимое событие для всякого. Вы родились, чтобы умереть. И кто знает – умираете ли вы, чтобы родиться?

Ужас и горе овладевают вами, когда вы видите перед собой недвижимое тело дорогого и любимого вам существа… При мысли о том, что уже никогда-никогда это существо, этот человек, не будут общаться с вами, двигаться и отзываться на ваши слова и эмоции… при этой мысли вам самим легче умереть, чем продолжать жить дальше.

А смерти от несчастных случаев, от болезней, от катастроф?.. Смерти детей вообще не укладываются в головах у бедных родителей…Тогда даже верующие могут отказаться от бога. Тогда может прийти ожесточение, и обида распространяется на весь мир.

А кто-то, наоборот, от ударов смерти и потерь приходит в церковь и становится религиозен, находя утешение в проповедях о том, что бог так испытывает тебя, что он забирает лучших в лучший мир, что умершие дети становятся ангелами, что нужно положиться на волю Господа, ибо он за всех всё решит и, в конечном счёте, приведёт всех к справедливости.

Страх смерти стимулирует вас заниматься сексом, развратничать и блудить.

Наркоман и пьяница будто бы пасуют перед жизнью, будто бы бояться жизни и её проблем. На самом деле они хорошо осведомлены, что они смертны. Они не видят смысла в кратковременной жизни и не хотят тратить усилия на улучшение её. Даже если пьяница делает карьеру, то его подталкивают к лидерству такие же пьяницы и такое же пьяное окружение, или те, кто хотят использовать его порок для своей выгоды.

Страх смерти приписывают страху перед неведомым, из-за неведения.

Но причина парадоксальнее – страх смерти может существовать только при наличии сознания. Сознание – это знание. Страх неведомого смешивается со страхом перед известным, знаемым.
Как так?

Получается следующее: человек знает, что он умрёт, что есть смерть и она не за горами – она всюду. Человек знает, что он лично умрёт, что умрут все. Человек знает, что его тело ждёт та или иная участь – оно либо будет съедено червями, либо мумифицируется, либо сгорит и истлеет. Не правда ли, не такие уж большие секреты? Человек всё это знает и тем отличается от животных, и отсюда у него страх. Он страшится от знания. От осознания. От ведения.
А чего же такого он не знает в вопросе смерти?
Он не знает участи своего сознания. Это могут называть "личностным "я" или "душой".
Но я полагаю, что честнее и прямее называть это "личным сознанием".
Человек не может смириться с утратой своего "я"-сознания. Он не знает – было ли его "я"-сознание до его рождения и будет ли оно после его смерти. Вот чего он по настоящему не знает, не ведает и страшится. Чужие смерти лишь усиливают это неведение и угнетают его разум. И именно это неведение унижает и насилует сознание человека. Нет ничего насильственнее и унизительнее – чем иметь мощную силу познания, громадный интеллект, силу духа, пытливый ум – и оставаться погруженным в неведение относительно будущего всей этой осознающей мощи.

Ведь в то время, когда ум, разум, мозг, интеллект, опыт человека становятся всё более отточенными и выдающимися, ему на самом пике сознания придётся уйти и утратить весь свой багаж – происходит словно насмешка, словно издевательство над всеми его стараниями и трудами, над всем его сложным и выдающимся существованием…

А если мы рассмотрим проблему ещё более непредвзято, то мы признаем (внимание!), что человек-осознающий знает и ведает, что с ним будет после смерти. Ведает!

А человек, встающий на Путь Осознавания, вообще знает, на что идёт и куда идёт! Об этом всегда знает его сущность – "я"-сознание, и зачастую об этом знает и его повседневный разум.

И у такого человека присутствует не страх смерти, а проблемы и муки, связанные с вычленением из родовой массы. Такой человек становится не-человеком – и в этом его страхи. Но и человеческие переживания ему не чужды. Преображающийся человек испытывает переживания за всех соплеменников и, в том числе, чужой страх смерти может переживать как свой собственный. Он всегда помнит о смерти, и не старается избавиться от этой памяти, не старается вытеснить эти мысли.

На самом деле всё ещё проще. Каждый рождается с целью осознания. Каждый рождается для Пути Осознавания. Но как только человек старается уйти с этого Пути, он становится банальным, он закрывает для себя Двери Преображения, он становится смертным, потому что вытесняет память о смерти. Это знали древние, и они поучали посвящаемых: "помни о смерти!"

Реакцией на смерть проверяются люди раз за разом. Каждая смерть несёт шанс встать на Путь Осознавания, и смерть становится приглашающим жестом. А так как осознавание может происходить лишь через приобщение к формам творчества, то вас призывают переоценить всю историю человечества и сделать свои выводы… Теперь вы представляете – чего на самом деле вы боитесь? Вы боитесь Пути Осознавания, невероятных усилий, жертв и потерь на этом Пути.
Вы не призываетесь стать профессионалом, вы призываетесь своёй сущностью – оценить и взвесить весь мир, приобщиться к его творению, стать свободным через творческие усилия, через познание основ и смыслов, через красоту самосозидания, через сотворчество с божествами.

А вы начинаете изменять своей сущности, вы окутываете себя тьмой, мраком, вязните в меркантильных интересах и становитесь банальным роботом. Вы становитесь добровольным рабом неведения – и вы теряете память, и первобытные страхи смерти жгут и леденят вас из обволакивающей ваш скудный ум тьмы. И вы уже не способны избавиться от липкой паутины мрака. Океан Сознания вам неведом, вы становитесь песчинкой в его материальных слоях. Это буквально.

Вы – отвердевшая песчинка сознания. Вот теперь о чём начинает плакать ваше "я"-сознание при виде смерти и от страха перед ней! Оно знает о своём несвободном будущем! О вашем будущем. Следом за этим скорбите и вы, вы оплакиваете при встрече со смертью себя и вашу участь. Вы оплакиваете свет, который вы утратили. Вы плачете от обволакивающего ваш разум мрака. По-сути, вы боитесь не смерти – а самого себя в неведении, в отказе, в рабстве, в своей трусости и банальном проживании.

Проблема остаётся. Вы представитель Сознания. Вы со-знаёте, вы со-знаете, вы знаете всё в состоянии "со" – то есть в соотношении и в связи с кем-то и с чем-то. В со-дружестве, в со-творчестве с иными представителями Сознания. Но есть расхожая истина – " с кем поведёшься, от того и наберёшься". Вот вы и набираетесь.

И вас учат не знать и не стремиться узнать.

Почему? Потому что в другом случае вы не будете бояться смерти. А кому это нужно, какому обществу, каким кланам, каким нациям? Вы же выйдете из подчинения, вы не будете продаваться за похлёбку и комфорт, вы не будете угодливы и подхалимны, вы не станете исполнять глупые приказы. Вы легко будете идти на смерть – потому что она станет дверьми в ваше новое рождение – просто шагом в рождение и обретением истинного Сознания.
Потому что когда у вас будет выбор между жизнью и смертью, а на кону будут стоять ваше кредо и ваша совесть, вы легко выберете смерть – и это будет даже практичный выбор, "выгодный" выбор – ибо вы обретёте новый уровень свободы, который не доступен тем, кто вас убьёт. Недоступный и для понимания.

Проблема Сознания остаётся. Вам предстоит выбросить на помойку самого себя. А как вы это сделаете? Хотя это просто, но вы не можете – вы же так дорожите телом и его интимностями. Как вам выбросить на помойку всё то, к чему вас нацелили общество и семья? Карьера, телесные наслаждения, наркотики всех видов… – поэтому вы и выбираете незнание и страх смерти.

Страх смерти помогает вам бежать в благосостояние и повторять привычные наслаждения, даже когда они становятся пресными. Если вы бомж, страх смерти гонит вас на помойки, чтобы найти там пропитание и заработок на выпивку. Если вы нефтяной магнат, страх смерти заставляет заводить вас любовниц, от которых вас давно тошнит, одевать галстуки и общаться с сильными мира, которых вы презираете.

Теперь вы можете немного понять смерть Лермонтова. Он стреляет в сторону, а ему стреляют в грудь. Ему 27 лет. В художественной литературе он первый и лучший. Ему покровительствует сама царица – она поклонница его стихов. Она без ума от его стихов.

У него нет страха смерти. У него впереди множество дел, замыслов, он на пике своего таланта. Лев Толстой говорил: "Будь жив Лермонтов, не нужны бы были ни Тургенев, ни Достоевский, ни я, ни кто-нибудь другой." И это правда.

И каждый из вас говорит: вот я должен закончить свои дела, а потом я стану совсем смелым и не буду бояться смерти… Ха-ха, у вас находятся дела важнее, чем свобода вашего "я"-сознания, чем освобождение вашей души из тисков рабства?

Вы говорите: я постою чуток на коленях, попригибаюсь малёхо, подниму детей, завершу труды, а потом и всех пошлю подальше… Нет, отпад и отказ происходят в момент выбора прогиба. Вы выбираете смерть при жизни. То есть вы выбираете несвободу.

Но, конечно же, нельзя от всех требовать бесстрашия. Да и кто требует?
Люди проверяются быстро и простыми ситуациями. Только зачем же скулить о незнании, о том, что вы несчастны среди подобных, о том, что вы смертны и вокруг вас смерть, что вам страшно и одиноко...

Вы это выбрали.
Вы выбрали и незнание, беспамятство.
За что купили – за то и продавайте.

Игорь Галеев

КНИГА

Мысль о переплетенности жизни и смерти столь же стара, как письменная история. Всему на свете приходит конец – это одна из наиболее самоочевидных жизненных истин, так же как и то, что мы боимся этого конца и тем не менее должны жить с сознанием его неизбежности и своего страха перед ним. Стоики говорили, что смерть – самое важное событие жизни. Научиться хорошо жить – это значит научиться хорошо умирать, и наоборот, уметь хорошо умирать значит уметь хорошо жить. Известны слова Цицерона: "Смысл занятий философией – подготовка к смерти" и Сенеки: "Только тот человек воистину наслаждается жизнью, кто согласен и готов оставить ее". Ту же мысль выразил св. Августин: "Только перед лицом смерти по-настоящему рождается человек".

Невозможно оставить смерть умирающим. Биологическая граница между жизнью и смертью относительно четка, но психологически они переходят друг в друга. Смерть – это факт жизни; нам достаточно минуты размышления, чтобы понять: смерть – не просто последний момент жизни. "Уже рождаясь, мы находимся в процессе умирания; и в начале присутствует конец" (Манилий). Монтень в своем глубочайшем эссе о смерти вопрошает: "Почему вы боитесь своего последнего дня? Он приближает вас к смерти не больше, чем любой другой день вашей жизни. Не последний шаг создает усталость: он лишь обнаруживает ее".

Ужас смерти является настолько сильным и всеобъемлющим, что на отрицание смерти расходуется значительная доля нашей жизненной энергии. Преодоление смерти – фундаментальный мотив человеческих переживаний, начиная от глубоко личностных внутренних событий, защит, мотиваций, снов и кошмаров вплоть до самых массовых макросоциальных феноменов, включая наши памятники, теологии, идеологии, кладбища со "спящими" на них мертвецами, бальзамирование, стремление в космос и, по сути, весь строй нашей жизни заполнение времени, пристрастие к развлечениям, твердокаменная вера в миф о прогрессе, гонка за успехом, томление по долгой славе.

Тревога смерти: определение

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Прежде всего я хотел бы исследовать значение понятия "тревога смерти". Я буду использовать как синонимы несколько выражений: "тревога смерти", "страх смерти", "ужас смерти", "страх конца". Философы говорят о сознавании "мимолетности бытия" (Ясперс), об ужасе "не-бытия" (Кьеркегор), о "невозможности дальнейшей возможности" (Хайдеггер), об онтологической тревоге (Тиллих). Многие из этих формулировок имеют свои нюансы смысла: люди переживают страх смерти очень по-разному. Можем ли мы быть более точными? Чего именно мы боимся в смерти?

Исследователи, занимавшиеся этим вопросом, выдвинули гипотезу о том, что страх смерти составлен из нескольких отдельных страхов. Так, например, Джеймс Диггори и Дорен Ротман опросили большую выборку (N=563) из общей популяции, предлагая проранжировать по значимости несколько событий, сопутствующих смерти. Список распространенных страхов, связанных со смертью, если их расположить в порядке уменьшения частоты, выглядит так:

1. Моя смерть причинит горе моим родным и друзьям.
2. Всем моим планам и начинаниям придет конец.
3. Процесс умирания может быть мучительным.
4. Я уже не смогу ничего ощущать.
5. Я уже не смогу заботиться о тех, кто зависит от меня.
6. Я боюсь того, что со мной будет, если окажется, что есть жизнь после смерти.
7. Я боюсь того, что будет с моим телом после смерти.

Некоторые из этих страхов, видимо, не имеют прямого отношения к личной смерти. Страх боли, несомненно, лежит по эту сторону смерти; страх посмертной жизни лишает смерть ее смысла как конечного события; страх за других – это, разумеется, не страх, связанный с собой. Страх личного исчезновения – вот что должно составлять суть беспокойства: "Моим планам и начинаниям придет конец" и "Я уже не смогу ничего ощущать".

Жак Хорон в своем обзоре основных философских взглядов на смерть приходит к аналогичной картине. Он различает три типа страхов смерти:
1) страх того, что наступит после смерти;
2) страх самого "события" умирания;
3) страх прекращения бытия.

Первые два из них, как указывает Роберт Кастенбаум, – это страхи того, что связано со смертью. Третий, страх "прекращения бытия" (уничтожения, исчезновения, аннигиляции), ближе к собственно страху смерти, и именно о нем я говорю в этих главах.

Первым, кто четко разграничил страх и тревогу (ужас), был Кьеркегор; он противопоставил предметному страху, страху чего-либо, страх ничто: как он сам путано выразился, "ничто, с которым у индивида нет ничего общего". Мы испытываем ужас (или тревогу) в связи с перспективой потерять себя и стать ничем. Эта тревога не может быть локализована. Говоря словами Ролло Мэя, "она атакует нас со всех сторон одновременно".

Страху, который нельзя ни понять, ни локализовать, противостоять невозможно, и от этого он становится еще страшнее: он порождает чувство беспомощности, неизменно вызывающее дальнейшую тревогу. (Фрейд считал тревогу реакцией на беспомощность: он писал, что это "сигнал об опасности" и что индивид "ожидает наступления ситуации беспомощности").

Как мы можем бороться с тревогой? Смещая ее от ничто к нечто. Именно это Кьеркегор имел в виду, когда писал, что "ничто, являющееся объектом ужаса, так или иначе, становится все более чем-то". И это же имел в виду Ролло Мэй, утверждая, что "тревога стремится стать страхом". После того как нам удалось трансформировать страх ничто в страх чего-либо, мы можем начать защищаться – избегать объекта страха, искать союзников против него, создавать магические ритуалы для его умиротворения или планировать систематическую кампанию для обезвреживания.

ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОСТЬ

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Глубокая иррациональная вера в нашу собственную исключительность никем не описана с такой силой и выразительностью, как Львом Толстым, который устами Ивана Ильича говорит:

"В глубине души Иван Ильич знал, что он умирает, но он не только не привык к этому, но просто не понимал, никак не мог понять этого.
Тот пример силлогизма, которому он учился в логике Кизеветера: Кай – человек, люди смертны, поэтому Кай смертен, казался ему во всю его жизнь правильным только по отношению к Каю, но никак не к нему. То был Кай-человек, вообще человек, и это было совершенно справедливо, но он был не Кай и не вообще человек, а он всегда был совсем, совсем особенное от всех других существо, он был Ваня с мамá, с папá, с Митей и Володей, с игрушками, кучером, с няней, потом с Катенькой, со всеми радостями, горестями, восторгами детства, юности, молодости. Разве для Кая был тот запах кожаного полосками мячика, который так любил Ваня? Разве Кай целовал так руку матери и разве для Кая так шуршал шелк складок платья матери? Разве он бунтовал за пирожки в правоведении? Разве Кай так был влюблен? Разве Кай так мог вести заседание?
И Кай точно смертен, и ему правильно умирать, но мне, Ване, Ивану Ильичу, со всеми моими чувствами, мыслями, мне это другое дело. И не может быть, чтобы мне следовало умирать. Это было бы слишком ужасно".
​

Каждый из нас знает, что по отношению к конечным данностям существования ничем не отличается от остальных. На сознательном уровне никто этого не отрицает. Однако в самой глубине души мы, подобно Ивану Ильичу, верим, что другие, конечно, смертны, но уж никак не мы.


Иногда эта вера прорывается в сознание, заставая нас врасплох, и тогда мы изумляемся собственной иррациональности. Например, недавно я посетил своего офтальмолога, жалуясь на то, что мои очки помогают мне уже не так хорошо, как прежде Он обследовал мои глаза и спросил возраст. Я сказал. "Сорок восемь" и получил ответ "Да, как по расписанию" Откуда-то из глубины меня поднялась и зашипела мысль. "Какое еще расписание? Для кого расписание? Расписание может быть для тебя или других, но определенно не для меня".

Когда человек узнает, что болен серьезной болезнью, например раком, его первой реакцией обычно становится некоторая форма отрицания. Отрицание – это попытка справиться с тревогой, вызванной угрозой жизни, но оно также является функцией нашей глубокой веры в свою исключительность. Для воссоздания воображаемого мира, который остается с нами всю жизнь, необходима большая психологическая работа.

Когда защита по-настоящему подорвана, когда человек по-настоящему осознает. "Боже мой, я ведь и вправду умру", и понимает, что жизнь обойдется с ним так же грубо, как с другими, – он чувствует себя потерянным и, неким странным образом, преданным.


Принятие личной смерти означает конфронтацию и с рядом других неприятных истин, каждая из которых порождает свое силовое поле тревоги:
- мое существование ограничено во времени;
- моя жизнь действительно подойдет к концу;
- мир будет существовать и без меня;
- я– лишь один человек из многих, не более и не менее, вся моя жизнь была связана с опорой на ложные гарантии;
- и наконец – определенные, совершенно непреложные параметры существования находятся вне моей власти. Собственно говоря, то, чего я хочу, "здесь совершенно ни при чем".

Когда индивид открывает для себя, что его персональная исключительность – миф, он испытывает гнев и чувствует, что жизнь его предала. Несомненно, именно это ощущение предательства имел в виду Роберт Фрост, когда писал. "Прости мне, Господь, мои маленькие шутки над Тобой. И я прощу Тебе твою великую шутку надо мной".

ДВА ВИДА ОДИНОЧЕСТВА

Мы, люди, рождены для того, чтобы вступать в контакт с другими. Как бы мы ни взглянули на человеческое общество — с исторически-эволюционной точки зрения или с точки зрения отдельной личности, — мы обязательно заметим, что человек всегда находится в межличностном контексте, то есть связан с другими людьми.

Однако в смерти человек всегда одинок, одинок более, чем когда-либо в жизни. Смерть не только отделяет нас от других, но и обрекает на вторую, более пугающую форму одиночества — на отделение от самого мира.

Существуют два вида одиночества — повседневное и экзистенциальное.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Первое носит межличностный характер, это боль от изолированности от других людей. Это одиночество, нередко связанное со страхом близких отношений или с боязнью быть отвергнутым, нелюбимым, испытать чувство стыда, знакомо каждому из нас.

Одиночество многократно усиливает страх смерти. В нашей культуре смерть слишком часто замалчивается. Если в доме есть умирающий, друзья и члены семьи обычно отдаляются от него, потому что не знают, что ему сказать. Они боятся расстроить его. Кроме того, они боятся приближаться к умирающему из страха заглянуть в глаза собственной смерти. Момент приближения смерти вселял ужас даже в греческих богов.

Такая изоляция имеет два следствия: с одной стороны, здоровые пытаются избежать общения с умирающими, а сами умирающие не стремятся к этому общению. Они погружаются в молчание, чтобы не вовлекать своих любимых в мрачные и безнадежные глубины своего мира. Примерно то же чувствует и человек, здоровый физически, но страдающий страхом смерти.

В этой изоляции, без сомнения, гнездится страх. Сто лет тому назад Вильям Джеймс писал:
Если бы было физически возможно освободить человека от общества и сделать его совершенно незаметным для других его членов — не было бы в мире наказания более изощренного.

Вторая форма одиночества — экзистенциальная изоляция — носит более глубокий характер и рождается из непреодолимой пропасти между личностями. Она возникает не только из-за того, что мы в одиночестве входим в жизнь и в одиночестве же ее покидаем, но и из-за того, что на самом деле каждый из нас существует в собственном мирке, законы которого знаем только мы сами.

В XVIII веке Иммануил Кант опроверг распространенное предположение о том, что все мы сосуществуем в завершенном, хорошо выстроенном мире. Сегодня уже известно, что благодаря деятельности неврологического аппарата каждый человек самостоятельно выстраивает собственную реальность. Иными словами, у нас есть ряд врожденных мыслительных категорий (например, количество, качество, причина и следствие), которые приходят в соприкосновение с данными органов чувств и позволяют нам автоматически и бессознательно создавать наш неповторимый мир.

Таким образом, экзистенциальное одиночество связано с потерей не только биологической жизни, но и целого мира — богатого, продуманного до деталей. Этот мир не существует более нигде — лишь в нашем сознании. Мои собственные трогательные воспоминания: как я зарывался лицом в мамину каракулевую шубу и вдыхал чуть затхлый, едва уловимый запах камфоры; как я переглядывался с девчонками на День Святого Валентина (сколько манящих возможностей было в тех взглядах!); как я играл в шахматы с отцом и в карты с дядей и тетей — мы раскладывали их на столике с красной кожаной обивкой и с изогнутыми ножками слоновой кости; или как мы с моим кузеном пускали фейерверки, когда нам было по двадцать… Все эти воспоминания — а их больше, чем звезд на небе, — доступны лишь мне одному. Когда я умру, исчезнут и они — все и каждое, навеки.

Каждый из нас испытывал ту или иную форму межличностной изоляции (повседневное чувство одиночества) на разных этапах жизненного цикла. Однако экзистенциальное одиночество редко посещает молодых людей: обычно человек узнает эту муку, становясь старше и приближаясь к смерти. В такие моменты мы осознаем, что наш мир исчезнет, и то, что никто не сможет сопровождать нас в безрадостном путешествии к смерти. Вспомните изречение древнего монаха: «По этой одинокой долине ты должен пройти сам».

История и мифология изобилует попытками человека облегчить одиночество умирания. Вспомните договоренности о совместном совершении самоубийства, или приказы правителей живьем закапывать вместе с ними их рабов, или индийскую практику сати, которая требует, чтобы вдову сжигали в погребальном костре ее мужа. Подумайте об идеях воскрешения и воссоединения на небесах, вспомните уверенность Сократа, что он проведет вечность в приятных беседах с другими великими мыслителями. Вспомните обычаи китайских крестьян: если умирает холостой мужчина, могильщики дают его родителям труп женщины, и те хоронят их рядом как пару. Одно такое захоронение недавно обнаружили в ущелье на Лёссовом плато.

Ялом Ирвин "Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти"

Ялом Ирвин "Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти"

ГЛАВА 3. ПРОБУЖДАЮЩЕЕ ПЕРЕЖИВАНИЕ

Один из самых известных героев мировой литературы — Эбенезер Скрудж, нелюдимый, скупой старик из повести Чарльза Диккенса «Гимн Рождеству». Однако в романе с ним произошла удивительная метаморфоза. Его ледяное спокойствие вдруг растаяло, и он превратился в щедрого, добросердечного человека, всегда готового помочь ближнему.

Что же произошло? Что вызвало эту метаморфозу? Не его совесть, и не сердечность святочных поздравлений. На самом деле он испытал на себе экзистенциальную шоковую терапию, или, как я буду называть ее далее, пробуждающее переживание. Скруджа посетил Призрак Будущего и устроил ему хороший сеанс шоковой терапии, предложив заглянуть в будущее. Скрудж видит собственную смерть, наблюдает, как незнакомые люди дерутся за его вещи, даже за простыни, и слышит, как легко и непринужденно обсуждают его смерть. Затем Призрак Будущего ведет Скруджа на церковный двор и показывает его собственные похороны. Скрудж в ужасе смотрит на надгробие, ощупывает свое имя на камне, и в этот момент его личность изменяется. Буквально в следующей сцене Скрудж предстает перед нами новым человеком, способным на сочувствие и сострадание...

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Посмотреть вложение 46369

Строфа четвертая. Последний из Духов

Дух приближался — безмолвно, медленно, сурово. И когда он был совсем близко, такой мрачной таинственностью повеяло от него на Скруджа, что тот упал перед ним на колени.
Черное, похожее на саван одеяние Призрака скрывало его голову, лицо, фигуру — видна была только одна простертая вперед рука. Не будь этой руки, Призрак слился бы с ночью и стал бы неразличим среди окружавшего его мрака.

Благоговейный трепет объял Скруджа, когда эта высокая величавая и таинственная фигура остановилась возле него. Призрак не двигался и не произносил ни слова, а Скрудж испытывал только ужас — больше ничего.
— Дух Будущих Святок, не ты ли почтил меня своим посещением? — спросил, наконец, Скрудж.
Дух ничего не ответил, но рука его указала куда-то вперед.
— Ты намерен открыть мне то, что еще не произошло, но должно произойти в будущем? — продолжал свои вопросы Скрудж. — Не так ли, Дух?
Складки одеяния, ниспадающего с головы Духа, слегка шевельнулись, словно Дух кивнул. Другого ответа Скрудж не получил.

Хотя общество привидений стало уже привычным для Скруджа, однако эта молчаливая фигура внушала ему такой ужас, что колени у него подгибались, и, собравшись следовать за Призраком, он почувствовал, что едва держится на ногах. Должно быть, Призрак заметил его состояние, ибо он приостановился на мгновение, как бы для того, чтобы дать ему возможность прийти в себя.

Но Скруджу от этой передышки стало только хуже. Необъяснимый ужас пронизывал все его существо при мысли о том, что под прикрытием этого черного, мрачного савана взор Призрака неотступно следит за ним, в то время как сам он, сколько бы ни напрягал зрение, не может разглядеть ничего, кроме этой мертвенно-бледной руки и огромной черной бесформенной массы.
— Дух Будущих Святок! — воскликнул Скрудж. — Я страшусь тебя. Ни один из являвшихся мне призраков не пугал меня так, как ты. Но я знаю, что ты хочешь мне добра, а я стремлюсь к добру и надеюсь стать отныне другим человеком и потому готов с сердцем, исполненным благодарности следовать за тобой. Разве ты не хочешь сказать мне что-нибудь?
Призрак ничего не ответил. Рука его по-прежнему была простерта вперед.
— Веди меня! — сказал Скрудж. — Веди! Ночь быстро близится к рассвету, и каждая минута для меня драгоценна — я знаю это. Веди же меня, Призрак!

Привидение двинулось вперед так же безмолвно, как и появилось. Скрудж последовал за ним в тени его одеяния, которое как бы поддерживало его над землей и увлекало за собой.
Они вступили в город — вернее, город, казалось, внезапно сам вырос вокруг них и обступил их со всех сторон. И вот они уже очутились в центре города — на Бирже, в толпе коммерсантов, которые сновали туда и сюда и собирались группами, и поглядывали на часы, и позванивали монетами в кармане, и в раздумье перебирали массивные золотые брелоки, словом, все было, как всегда, — знакомая Скруджу картина.
Дух остановился возле небольшой кучки дельцов. Заметив, что рука Призрака указывает на них, Скрудж приблизился и стал прислушиваться к их разговору.
— Нет, — сказал огромный тучный мужчина с чудовищным тройным подбородком. — Об этом мне ничего не известно. Знаю только, что он умер.
— Когда же это случилось? — спросил кто-то.
— Да как будто прошедшей ночью.
— А что с ним было? — спросил третий, беря изрядную понюшку табаку из огромной табакерки. — Мне казалось, он всех переживет.
— А бог его знает, — промолвил первый и зевнул.
— Что же он сделал со своими деньгами? — спросил краснолицый господин, у которого с самого кончика носа свисал нарост, как у индюка.
— Не слыхал, не знаю, — отвечал человек с тройным подбородком и снова зевнул.
— Оставил их своей фирме, должно быть. Мне он их не оставил. Это-то уж я знаю доподлинно. Шутка была встречена общим смехом.
— Похоже, пышных похорон не будет, — продолжал человек с подбородком. — Пропади я пропадом, если кто-нибудь придет его хоронить. Может, нам собраться компанией и показать пример?
— Что ж, если будут поминки, я не прочь, — отозвался джентльмен с наростом на носу. — За такой труд не грех и покормить.
Снова смех....

...Поначалу Скрудж был несколько удивлен, что Дух может придавать значение такой пустой на первый взгляд беседе, но потом решил, что в словах этих людей заключен какой-то скрытый смысл, и принялся размышлять, что же это такое....

...Черной безмолвной тенью стоял рядом с ним Призрак с простертой вперед рукой. Очнувшись от своих раздумий, Скрудж заметил, что рука Призрака протянута к нему, а Невидимый Взор, — как ему почудилось, — пронизывает его насквозь. Скрудж содрогнулся и почувствовал, что кровь леденеет у него в жилах....

..Когда Скрудж, ведомый Призраком, приблизился к этому человеку, какая-то женщина с объемистым узлом в руках крадучись шмыгнула в лавку. Но едва она переступила порог, как в дверях показалась другая женщина тоже с какой-то поклажей, а следом за ней в лавку вошел мужчина в порыжелой черной паре, и все трое были в равной мере поражены, узнав друг друга. С минуту длилось общее безмолвное изумление, которое разделил и старьевщик, посасывавший свою трубку. Затем трое пришедших разразились смехом.
— Уж будьте покойны, поденщица всегда поспеет первой! — воскликнула та, что опередила остальных. — Ну а прачка уж будет второй, а посыльный гробовщика — третьим. Смотри-ка, старина Джо, какой случай! Ведь не сговариваясь сошлись, видал?...

...Тем временем женщина, которая пришла первой, швырнула свой узел на пол, с нахальным видом плюхнулась на табуретку, уперлась кулаками в колени и вызывающе поглядела на тех, кто пришел после нее.
— Ну, в чем дело? Чего это вы уставились на меня, миссис Дилбер? — сказала она. — Каждый вправе позаботиться о себе. Он-то это умел.
— Что верно, то верно, — сказала прачка. — И никто не умел так, как он.
— А коли так, чего же ты стоишь и таращишь глаза, словно кого-то боишься? Никто же не узнает. Ворон ворону глаз не выклюет.
— Да уж, верно, нет! — сказали в один голос миссис Дилбер и мужчина. — Уж это так.
— Вот и ладно! — вскричала поденщица. — И хватит об этом. Подумаешь, велика беда, если они там недосчитаются двух-трех вещичек вроде этих вот. Покойника от этого не убудет, думается мне.
— И в самом деле, — смеясь, поддакнула миссис Дилбер.
— Ежели этот старый скряга хотел, чтобы все у него осталось в целости-сохранности, когда он отдаст богу душу, — продолжала поденщица, — почему он не жил как все люди? Живи он по-людски, уж, верно, кто-нибудь приглядел бы за ним в его смертный час, и не подох бы он так — один-одинешенек.
— Истинная правда! — сказала миссис Дилбер. — Это ему наказание за грехи.
— Эх, жалко, наказали-то мы его мало, — отвечала та. — Да, кабы можно было побольше его наказать, уж я бы охулки на руку не положила, верьте слову. Ну, ладно, развяжите-ка этот узел, дядюшка Джо, и назовите вашу цену. Говорите начистоту. Я ничего не боюсь — первая покажу свое добро. И этих не боюсь — пусть смотрят. Будто мы и раньше не знали, что каждый из нас прибирает к рукам, что может. Только я в этом греха не вижу. Развязывайте узел, Джо...

...Скрудж в ужасе прислушивался к ее словам. Он смотрел на этих людей, собравшихся вокруг награбленного добра при скудном свете лампы, и испытывал такое негодование и омерзение, словно присутствовал при том, как свора непотребных демонов торгуется из-за трупа.
— Ха-ха-ха! — рассмеялась поденщица, когда старикашка Джо достал фланелевый мешочек, отсчитал несколько монет и разложил их кучками на полу — каждому его долю. — Вот как все вышло! Видали? Пока был жив, он всех от себя отваживал, будто нарочно, чтоб мы могли поживиться на нем, когда он упокоится. Ха-ха-ха!
— Дух! — промолвил Скрудж, дрожа с головы до пят. — Я понял, понял! Участь этого несчастного могла быть и моей участью. Все шло к тому… Боже милостивый, Это еще что?

Он отпрянул в неизъяснимом страхе, ибо все изменилось вокруг и теперь он стоял у изголовья чьей-то кровати, едва не касаясь ее рукой. Стоял возле неприбранной кровати без полога, на которой под рваной простыней лежал кто-то, хотя и безгласный, но возвещавший о своей судьбе леденящим душу языком.
В комнате было темно, слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть, хотя Скрудж, повинуясь какому-то внутреннему побуждению, и озирался по сторонам, стараясь понять, где он находится. Только слабый луч света, проникавший откуда-то извне, падал прямо на кровать, где ограбленный, обездоленный, необмытый, неоплаканный, покинутый всеми — покоился мертвец.

Скрудж взглянул на Духа. Его неподвижная рука указывала на голову покойника. Простыня была так небрежно наброшена на труп, что Скруджу стоило чуть приподнять край — только пальцем пошевелить, — и он увидел бы лицо. Скрудж понимал это, жаждал это сделать, знал, как это легко, но был бессилен откинуть простыню — так же бессилен, как и освободиться от Призрака, стоящего за его спиной.

О Смерть, Смерть, холодная, жестокая, неумолимая Смерть! Воздвигни здесь свой престол и окружи его всеми ужасами, коими ты повелеваешь, ибо здесь твои владения! Но если этот человек был любим и почитаем при жизни, тогда над ним не властна твоя злая сила, и в глазах тех, кто любил его, тебе не удастся исказить ни единой черты его лица! Пусть рука его теперь тяжела и падает бессильно, пусть умолкло сердце и кровь остыла в жилах, — но эта рука была щедра, честна и надежна, это сердце было отважно, нежно и горячо, и в этих жилах текла кровь человека, а не зверя. Рази, Тень, рази! И ты увидишь, как добрые его деяния — семена жизни вечной — восстанут из отверстой раны и переживут того, кто их творил!

Кто произнес эти слова? Никто. Однако они явственно прозвучали в ушах Скруджа, когда он стоял перед покойником. И Скрудж подумал: если бы этот человек мог встать сейчас со своего ложа, что первое ожило бы в его душе? Алчность, жажда наживы, испепеляющие сердце заботы? Да, поистине славную кончину они ему уготовили!
Вот он лежит в темном пустом доме, и нет на всем свете человека — ни мужчины, ни женщины, ни ребенка — никого, кто мог бы сказать: «Этот человек был добр ко мне, и в память того, что как-то раз он сказал мне доброе слово, я теперь позабочусь о нем». Только кошка скребется за дверью, заслышав, как пищат под шестком крысы, пытаясь прогрызть себе лазейку. Что влечет этих тварей в убежище смерти, почему подняли они такую возню? Скрудж боялся об этом даже подумать.

— Дух! — сказал он. — Мне страшно. Верь мне — даже покинув это место, я все равно навсегда сохраню в памяти урок, который я здесь получил. Уйдем отсюда!
Но неподвижная рука по-прежнему указывала на изголовье кровати.
— Я понимаю тебя, — сказал Скрудж. — И я бы сделал это, если б мог. Но я не в силах, Дух. Не в силах!
И снова ему почудилось, что Призрак вперил в него взгляд.
— Если есть в этом городе хоть одна душа, которую эта смерть не оставит равнодушной, — вне себя от муки вскричал Скрудж, — покажи мне ее, Дух, молю тебя!

Черный плащ Призрака распростерся перед ним наподобие крыла, а когда он опустился, глазам Скруджа открылась освещенная солнцем комната, в которой находилась мать с детьми.
Мать, видимо, кого то ждала — с тревогой, с нетерпением. Она ходила из угла в угол, вздрагивая при каждом стуке, поглядывала то на часы, то в окно, бралась за шитье и тотчас его бросала, и видно было, как донимают ее возгласы ребятишек, увлеченных игрой. Наконец раздался долгожданный стук, и она бросилась отворить дверь. Вошел муж. Он был еще молод, но истомленное заботой лицо его говорило о перенесенных невзгодах. Впрочем, сейчас оно хранило какое-то необычное выражение: казалось, он чему-то рад и вместе с тем смущен и тщетно пытается умерить эту радость.
Он сел за стол — обед уже давно ждал его у камина, — и когда жена после довольно длительного молчания нерешительно спросила его, какие новости, этот вопрос окончательно привел его в замешательство.
— Скажи только — хорошие или дурные? — спросила она снова, стараясь прийти ему на помощь.
— Дурные, — последовал ответ.
— Мы разорены?
— Нет, Кэрелайн, есть еще надежда.
— Да ведь это, если он смягчится! — недоумевающе ответила она. — Конечно, если такое чудо возможно, тогда еще не все потеряно.
— Смягчиться уже не в его власти, — отвечал муж. — Он умер.
Если внешность его жены не была обманчива, — то это было кроткое, терпеливое создание. Однако, услыхав слова мужа, она возблагодарила в душе судьбу и, всплеснув руками, открыто выразила свою радость. В следующую секунду она уже устыдилась своего порыва и пожалела о нем, но все же таково было первое движение ее сердца.
— Выходит, эта полупьяная особа сообщила мне истинную правду вчера, когда я пытался проникнуть к нему и получить отсрочку на неделю, — помнишь, я рассказывал тебе. Я-то думал, что это просто отговорка, чтобы отделаться от меня. Но оказывается, он и в самом деле был тяжко болен. Более того — он умирал!
— Кому же должны мы теперь выплачивать долг?
— Не знаю. Во всяком случае, теперь мы успеем как-нибудь обернуться. А если и не успеем, то не может быть, чтобы наследник оказался столь же безжалостным кредитором, как покойный. Это была бы неслыханная неудача. Нет, мы можем сегодня заснуть спокойно, Кэрелайн!
Да, как бы ни пытались они умерить свою радость, у них отлегло от сердца. И у детей, которые, сбившись в кучку возле родителей, молча прислушивались к малопонятным для них речам, личики тоже невольно просветлели. Смерть человека принесла счастье в этот дом — вот что показал Дух Скруджу...

....— В этом дворе, через который мы так поспешно проходим, — сказал Скрудж, — находится моя контора. Я работаю тут уже много лет. Вон она. — Покажи же мне, что ждет меня впереди!
Дух приостановился, но рука его была простерта в другом направлении.
— Этот дом здесь! — воскликнул Скрудж. — Почему же ты указываешь в другую сторону, Дух?
Неумолимый перст не дрогнул.
Скрудж торопливо шагнул к окну своей конторы и заглянул внутрь. Да, это по-прежнему была контора — только не его. Обстановка стала другой, и в кресле сидел не он. А рука Призрака все также указывала куда-то вдаль.
Скрудж снова присоединился к Призраку и, недоумевая — куда же он сам-то мог подеваться? — последовал за ним. Наконец они достигли какой-то чугунной ограды. Прежде чем ступить за эту ограду, Скрудж огляделся по сторонам.

Кладбище. Так вот где, должно быть, покоятся останки несчастного, чье имя предстоит ему, наконец, узнать. Нечего сказать, подходящее для него место упокоения! Тесное — могила к могиле, — сжатое со всех сторон домами, заросшее сорной травой — жирной, впитавшей в себя не жизненные соки, а трупную гниль. Славное местечко!
Призрак остановился среди могил и указал на одну из них. Скрудж, трепеща, шагнул к ней. Ничто не изменилось в обличье Призрака, но Скрудж с ужасом почувствовал, что какой-то новый смысл открывается ему в этой величавой фигуре.
— Прежде чем я ступлю последний шаг к этой могильной плите, на которую ты указуешь, — сказал Скрудж, — ответь мне на один вопрос, Дух. Предстали ли мне призраки того, что будет, или призраки того, что может быть?
Но Дух все также безмолвствовал, а рука его указывала на могилу, у которой он остановился.
— Жизненный путь человека, если неуклонно ему следовать, ведет к предопределенному концу, — произнес Скрудж. — Но если человек сойдет с этого пути, то и конец будет другим. Скажи, ведь так же может измениться и то, что ты показываешь мне сейчас?
Но Призрак по-прежнему был безмолвен и неподвижен.

Дрожь пробрала Скруджа с головы до пят. На коленях он подполз к могиле и, следуя взглядом за указующим перстом Призрака, прочел на заросшей травой каменной плите свое собственное имя: ЭБИНИЗЕР СКРУДЖ.
— Так это был я — тот, кого видели мы на смертном одре? — возопил он, стоя на коленях.
Рука Призрака указала на него и снова на могилу.
— Нет, нет, Дух! О нет!
Рука оставалась неподвижной.
— Дух! — вскричал Скрудж, цепляясь за его подол. — Выслушай меня! Я уже не тот человек, каким был. И я уже не буду таким, каким стал бы, не доведись мне встретиться с тобой. Зачем показываешь ты мне все это если нет для меня спасения!

В первый раз за все время рука Призрака чуть приметно дрогнула.
— Добрый Дух, — продолжал молить его Скрудж, распростершись перед ним на земле. — Ты жалеешь меня, самая твоя природа побуждает тебя к милосердию. Скажи же, что, изменив свою жизнь, я могу еще спастись от участи, которая мне уготована.
Благостная рука затрепетала.
— Я буду чтить рождество в сердце своем и хранить память о нем весь год. Я искуплю свое Прошлое Настоящим и Будущим, и воспоминание о трех Духах всегда будет живо во мне. Я не забуду их памятных уроков, не затворю своего сердца для них. О, скажи, что я могу стереть надпись с этой могильной плиты!
И Скрудж в беспредельной муке схватил руку Призрака. Призрак сделал попытку освободиться, но отчаяние придало Скруджу силы, и он крепко вцепился в руку. Все же Призрак оказался сильнее и оттолкнул Скруджа от себя.
Воздев руки в последней мольбе, Скрудж снова воззвал к Духу, чтобы он изменил его участь, и вдруг заметил, что в обличье Духа произошла перемена. Его капюшон и мантия сморщились, обвисли, весь он съежился и превратился в резную колонку кровати....