Но что же, собственно, представляло собой это упомянутое алхимическое Великое Делание? Каковы его технические детали? Попытаемся набросать самую грубую схему. Хотя даже утончённейшая схема не способна вместить и описать то, что по определению никаким вмещениям и описаниям не подлежит. Итак, всё начинается с первоматерии. Алхимик должен найти вещество, которое разлагается на составляющие: Сульфур (Философская Сера) и Меркурий (Философская Ртуть). Казалось бы, чего проще. Взял серу, взял ртуть — и пошло-поехало. Но в том-то и дело, что философские они, а вовсе не обычные. Существуют десятки, если не сотни, предположений, чем же на самом деле являлись эти «сера» и «ртуть». Однако лиха беда начала. Тут ещё появляется Ртуть Философов, вроде бы то же самое, что Философская Ртуть, но вроде бы и нет. Некоторые авторы называют её Философским Азотом, Солью или, наконец, используют латинскую анаграмму VITRIOLVM, расшифровывающуюся так: «Visita Interiora Terrae Rectificandoqve Invenies Occultvm Lapidem Veram Medicinam» («Посети тайныя земли и, очищая, изобрети тайный Камень, истинное Лекарство»). Вообще, читая алхимические тексты, постоянно натыкаешься на то, что всё здесь «двоится». Как тут не вспомнить эзотерика от политики — современного французского писателя Жана Парвулеску? «Всё, что приближается к сущности, раздваивается». И действительно, никогда нельзя быть уверенным не только в том, что здесь означает конкретное выражение, но и адекватно ли оно самому себе. Однако вернёмся к Великому Деланию. Философская Ртуть особым образом очищается, а затем соединяется с Философской Серой — смешивается и помещается в герметично закупоренный сосуд — Философское Яйцо, колбу с чрезвычайно длинным горлышком. Затем этот сосуд заключается в атаноре — алхимической печи, после чего происходит варка. Но помимо явного огня есть также и тайный, о нём пишут почти все адепты. Однако одни из них отождествляют его с витриолом («Солью»), а другие указывают на то, что это просто сам принцип соединения Философской Серы и Философской Ртути. Но так это или эдак, под воздействием огня явного начинается процесс, именуемый сублимацией (возгонкой). Вещество в Философском Яйце поднимается в виде «тумана» и выпадает «дождём». Если всё сделано правильно, наступает первая основная стадия Великого Делания — Работа-в-Чёрном, символизируемая вороном. Вещество чернеет и «гниёт», это смерть двух, ведущая к рождению одного — «двуполого вещества», андрогина, или, точнее, REBIS'a (что буквально значит «двойная вещь»). Теперь это не два вещества, но «плоть едина». Вслед за вороном приходит гусь (лебедь), иначе говоря, наступает Работа-в-Белом, убеление вещества, увенчивающееся получением Малого Магистерия — тяжёлого серого порошка с металлическим отливом. Этот Малый Магистерий позволяет получать из любых «основных» металлов (золото, ртуть, железо, свинец, олово, медь) — серебро. Но Великое Делание на этом не останавливается. На смену гуся приходит феникс (петух) — Работа-в-Красном. Её результатом является Алый Лев или Великий Магистерий — тяжёлый, шафранного цвета порошок. Добавляя его в расплавленный металл, предварительно облепив пчелиным воском, можно получать золото. Но для алхимиков это не было самоцелью. Важнее будет сказать, что при растворении порошка в спирте получали так называемую панацею — лекарство, избавляющее от любых болезней и продлевающее жизнь сколь угодно долго. И по преданию, некоторые из великих алхимиков прошлого до сих пор живы. Разумеется, таковым алхимическое Великое Делание предстаёт лишь при самом первом приближении, соотносящимся с самим процессом, к примеру, в той же степени, в какой выражение «тягота, смута, переворот» соотносится с реальной историей России. Алхимия — наука крайне сложная, её терминологический вокабулярий неоднозначен, узус «гуляет», всё «плывёт» и перетекает из одного в другое. Поэтому здесь всегда всё будет «и так, и не так».
Книга, замечательную гравюру на меди из которой мы избрали для украшения фронтисписа, называется Лествица Мудрецов(l'Escalier des Sages). Автор ея — Барант Сандерс ван Гельпен (Barent Coendras van Helpen)[6]. Учёный муж изображает Юпитера, дающего советы сыну, стоящему впереди двух его братьев, хозяев двойного царства, которому служит алхимия, царства, включающего в себя воды на поверхности земли и подземный огонь. Плутон держит на поводке трёхглавого Цербера, а Нептун воздымает десницею своей трезубец; в ладони его левой руки — рыба-прилипала (lа rémore); он (Нептун) одобрительно указывает пальцем на Меркурия. На заднем плане — извергающий пламя и дым вулкан, и море, чьи волны бьют об обрывистый берег. Всё это призвано напомнить нам о двух стихиях, меж коими свершается упорный человеческий труд, и о роковом пути, который надлежит пройти человечеству. Поверх гравюры заглавными буквами написано латинское слово ALCHIMIA, АЛХИМИЯ, а внизу — побуквенное истолкование его практического значения: Ars Laboriosa Convertens Humiditate Ignea Metalla In . Труднейшее искусство превращения, посредством огненной влаги, металлов в меркурия. I. Алхимия. Фронтиспис. Совет Богов на герметическом Олимпе. Laboriosa! Определение это вкупе со словом ВЕЛИКОЕ указывает на великое тщание и усилие, которые требует ни с чем на земле не сравнимое ДЕЛАНИЕ.
Именно в неподвижном движении или движущейся неподвижности мы обнаруживаем божественное согласие двойственностей, сколь противоположных, столь и плодотворных именно в своей противоположности: Наука — Мудрость, Философия — Религия, Дух — Материя, Рассудок — Интуиция; осуществить этот великий сплав может только огонь, всё и всяческая устрояющий, огонь тайный или, ещё точнее, стихийный (élémentaire). Посвятительная картина (tableau initiatique), в своём роде единственная, фотографию с которой, сделанную Пьером Оливье, последним директором Национальной Школы Изящных Искусств в Алжире и котороя принадлежит его зятю, указывает погружение в печь (enfournement) caput mortuum, мёртвой головы, очищающее философского человека и делающее его истинным философом огня (philosophe par le feu) — philosophus per ignem[9].
A чёрный, белый E, I красный, U зелёный, O голубой — цвета причудливой загадки. (перевод Вл. Микушевича) Поэт умеет по складам читать самое само Слово (Verbe); это его Крест, Богом данный (croix de par Dieu); ср. «И Слово бе к Богу и Слово бе Бог», Ин, 1:1 — перев.); крест чудесной науки, имя коей он именует в третьей строке первого терцета. Мы настаиваем именно на таком написании слова Крест — croix, creux — написании прошлого века, сохранённом для нас словарями. Основа всякого ведения — язык, и именно он с лёгкостью указывает на соответствующее обозначение тигля (creuset, старофранцузский crucible или croiset) в древней спагирии. Однако загадка букв, в том числе гласных, всё же остаётся непроницаемой, поскольку никто, кроме Робера Кантерса (Rober Kanters) внимательно не разглядывал само имя существительное алхимия (alchimie), блистающее всеми буквами и указывающее на источник трансцендентной абстракции. Два катрена и два терцета Римбо буквально дышат наукой Гермеса и несут, сохраняя верность духу символизма, высший смысл Слова, подлинное свидетельство о котором К.-Г. Юнг обнаруживает в рисунках своих пациентов, как свидетельства всеобщего бессознательного. Мандалы, получаемые во сне или, наоборот, при бдении — будь то в здравом уме или в состоянии помрачения — лишний раз доказывают, что алхимия основывается на соединении противоположных начал, иначе говоря, индивидуации. Таков смысл двух терминов знаменитого психолога, совпадающих с опытом первоначального и цельного восприятия (acception primitive) жителей Индии или средневековых схоластов. В том же, что касается области эстетики, выслушаем поэта-философа Филеаса Лебесга (Philéas Lebesgue), чьи суждения во многом проливают свет на загадку гениальных озарений. «Первоначальной стихией Искусства являются ощущения. Они таковы — зрительное, слуховое, обонятельное и осязательное. Цвета, звуки, формы и запахи соответствуют определённым колебаниям (vibrations), и множественные их взаимные аналогиии оказываются областью неустанных исследований; переходы их от одного к другому образуют серии таинственных аккордов»[10]. Какой же глубокий резонанс у нас нашли эти строки мудреца из Ла Нёвилль-Вольта (La Neuville-Vault), ведь он, как мы уже отмечали ранее, за год до Эйнштейна сформулировал основной для алхимии закон соотношения времени и материи, из которого вытекает всё, что есть в профанической, но всё же изумительной и опасной теории относительности!
В недрах чёрного цвета, который Римбо поставил впереди всех остальных, зарождается троецветие (la trilogie colorée) чёрного, белого и красного, о котором говорят все классики прекраснейших времён средневековья; кроме того, из недр чёрного восходит в призматической последовательности вся восходящая хроматическая гамма, в точности соответствующая музыкальной. Это явление может физически созерцать всякий добившийся успеха работник (opérateur), как это произошло с Генрихом Кунратом, вкусившим всеми четырьмя чувствами всеобщего зелёного льва (lion vert universel) — leo viridis catholicon — то есть Золото, но не вульгарное, а Философское — AURUM non vulgi, sed PHILOSOPHORUM: «Я видел его своими глазами, я осязал его своими руками, я вкушал его своим языком, я обонял его своими ноздрями; о сколь дивен Бог в делах Своих![12]». Посвятительная картина (погружение в печь) Краткое и насильственное Делание по извлечению соли из мочи (метафорически) «молодых холерных больных», не без некоторой опасности сублимированной глубины caput mortuum. Сам по себе чёрный цвет составлен из трёх простых — синего, жёлтого, красного — и из трёх составных — фиолетового, зелёного, оранжевого; потому при окончании Великого Делания все они рождаются из чёрного в тёмной и стекловидной массе философского яйца: «Только чёрный цвет есть истинный цвет, все же остальные из него происходят, почему мудрые и подарили Аргусу сто совершенно чёрных глаз, однако по смерти его Юнона перенесла эти глаза на хвост павлина, и они заиграли бесчисленными оттенками, и всё это дабы указать, что все цвета происходят из чёрного»[13].
Monuments de la vie privée des douze Cesars, d'après une suite de pierres gravées sous leur regne. A Caprées, chez Sabellus, 1780. V. Rosarii Coitus (editio prima) Совокупление минералов или проникновение живой и огненной серы в пассивного меркурия.
Фулканелли утверждал, что, согласно древнейшей греческой версии, заголовок [Atalanta Fugiens, (неистово) Убегающая Аталанта] означает неистовую (fouguluse) любовную игру Гиппомена с его молодой женой в полном соответствии с первой фазой Великого Делания, во время которой сухое жадно впитывает свою влагу (le sec pompe avidement son humide).
Если захотите взять, то это ваше: Спойлер (Наведите указатель мыши на Спойлер, чтобы раскрыть содержимое) Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер Ребис Валерия Седова Выходя из тени, мрак становится, чистим белым светом; И то, что было вечным, пребудет во всем извечно; Покой и движение, все в Едином; Соитие принципа, что и есть благо; Растворение в созидании, слияние ради Начала; Так Солнце становится Королем – желтея, и погружается в Луну, Чаша поглощает Эликсир; Королева обнимая Солнце теряет плоти смысл, и так Извечный храм Воды принимает Единое тело, но в нем две головы… Окутавшись пеленою страсти, Купол Небесный и Недра Земные принимают душу, Что Разделенная плотью Солнца и Луны. Во тьме сливаясь воедино, сочится красный Дух, плоти омывая Так рождается свеченье, окутано оно цветами лилий, Тысячеглазые отблески светил сверкают воедино Король и Королева обвившись телом и духом порождают Жизнь. Единый Телом и Душою Ребис, сверкающий ребенок, возлюбленное Дитя, Как древний Уроборос он сам себе начало и конец, Он дух Короля и Королевы, Венценосный принцип Двух Небес. В европейской алхимии Ребис- название вещества, из которого должен бать приготовлен философский камень. По мнению многих алхимиков, ребис непременно содержит в себе «женское» и «мужское» начала, называемые«серой» и «Меркурием»; поэтому его символом служит гермафродит или андрогин. Относительно химического состава ребиса существуют лишь очень туманные намеки: известно, что он должен быть произведен из «серы» и «меркурия» (которые отнюдь не тождественны одноименным химическим элементам, но добываются из некоего первовещества, имеющегося в изобилии и повсеместно), путем операции, которая называется «философским (или химическим) браком». Далее его следует лишь растворить и сгустить; и эта простейшая операция должна дать искомый результат. Ребис это Философский камень герметиков и алхимиков. Символизирует поиск единства, андрогинность, единство противоположностей, целостность, а также просветление и обретение центра. Это единство Солнца и Луны, мужского и женского, царя и царицы, серы и ртути, возникающее после смерти (nigredo) как родящий камень (petra genetrix) с совершенством гермафродита. Ребис – это уравновешенная тройственность, он одновременно является как Марсом – мужчиной, Венерой – женщиной (как любящие супруги в счастливом браке являются единой плотью), так и их ребенком, совокупленном в себе самом со своими родителями. (RE-BIS – лат., повторение двойного, то есть повторение совокупленных Марса и Венеры). Коагуляция – это одновременно и зачатие, и преобразование супругов, следствие которого – превращение самих родителей, то есть Венеры и Марса, в их собственное дитя – в Ребиса. Семантика образа Ребиса восходит к космогоническим представлениям о неразделенности земли (женское) и неба (мужское), о Первичном Хаосе, о Золотом веке в человеческой истории, когда, если воспользоваться библейским выражением, люди еще не знали греха и пребывали в единстве со средой. Иными словами, андрогин - равновесие противоположных принципов мироздания, активного и пассивного, anima и animus. В оккультной традиции андрогин - символ гармонии человеческой души, а также мудрости и бессмертия. В астрологии и алхимии двуполым признается Меркурий; сама буква М обладает андрогинной природой и толкуется как первоначальное состояние воды, то есть как Первичный Хаос (2 Аркан, "квантовая суперпозиция"). Алхимия также знает двуглавого Ребиса - олицетворение Великого Делания как единения мужских и женских признаков и качеств. Мужская и женская головы Ребиса - эмблема совместной работы. Это единство Солнца и Луны, мужского и женского, царя и царицы, серы и ртути, возникающее после смерти. «Сера» и «Меркурий», составляющие начала активное и пассивное, были символизированы мужчиной и женщиной, обыкновенно королем и королевой. Таким образом они изображены во II-м томе соч. «L'Artis Auriferae». Под символом короля и королевы они представлены в «Двенадцати Ключах» Василия Валентина. Соединение короля и королевы составляло философский брак. «Знай, сын мой, что наше делание есть философский брак, где должны участвовать начала мужское и женское» (Ph. Rouillac. Abrege du Grand-Oeuvre). Собственно говоря, после этого брака, или союза, материя принимает название ребис, символизирующее двуполое тело. Этот химический гермафродит весьма часто встречается в герметических трактатах: в начале «De Alchimia opuscula complura», в «Viatorium spagyricum», в немецком переводе соч. «Crede Mihi de Northon» и т. д. В рукописных герметических трактатах король одет в красное, а королева в белое, так как «сера» — красная, а «Меркурий» — белый. «Это наш двойной «меркурий», эта материя снаружи бела, а внутри красна» («Texte d'Alchimie»). Алхимический аспект гермафродита заключается в том, что первичный элемент сера (которая сжигается) и ртуть (Меркурий), которая испаряется, объединяются в Меркурия философов и воплощаются в гермафродите. В алхимии Гермафродит (Меркурий) изображается двухголовым существом, часто с подписью: Rebis – двойная вещь. Он содержит два первоэлемента – серу и ртуть. Интересны переклички с Янусом, в изображении которого давались два лица, глядящие в разные стороны и соединенные по линии челюсти. Это являло собой идею как единства противоположностей так и всецелостности. Соединение этих двух противоположных принципов является целью как алхимического процесса, так и человеческого развития. Гермафродит изображается в короне совершенства, а фактически в двух коронах, увенчивающих две соприкасающиеся головы короля и королевы, глядящие в разные стороны. Король держит в своей руке Хрисаор – магический золотой меч, символизирующий высшую духовную решимость; королева – трехзубчатую корону. Гермафродит стоит на драконе – змее с птичьими ногами, что символизирует господство над силами земли, воздуха и моря. Четыре головы дракона символизируют четыре элемента: землю, огонь, воздух, воду . Кольца змеи оплетают две головы, изображенные у ног гермафродита, на которых можно прочитать символы серы и ртути (Меркурия). Также изображается химическая свадьба, главным содержанием которой является соединение мужского и женского принципов материи в лице короля и королевы. Гермафродит обозначает процесс алхимической трансмутации, или «Великой Работы», называемый «хвостом павлина», или «жемчужиной», когда чернота покрывается цветами радуги, за которым следует процесс побеления, или albedo. Здесь два принципа materia prima появляются в новом обличье как «красный король» (сера мудрости), возникающий из «белой королевы» (ртути – Меркурия, или белой розы). Король и королева объединяются в огне любви, и от их союза возникает совершенство – философский камень, катализатор, способный к трансмутации основных металлов в золото – это является ключом к просветлению. Главной мотивировкой алхимика для участия в Великой Работе, является стремление, изучив природу и ее процессы, «использовать эти знания для достижения Создателя». Китайский алхимический текст «Секреты золотого цветка» говорит нам, как во время медитации физическая энергия может быть собрана и сконцентрирована в нижней части тела, в «месте силы», где образуется необычайное тепло, и «кипящая точка» символически перемещается вверх, «как летящий снег к вершине Творчества». Алхимики называют «Золотой Цветок», знак китайской мистики, «сапфирно-голубым цветком Гермафродита»[2]. Алхимческий меркурий,Ребис или ртуть — в алхимической теории Великого Делания мистическое вещество, один из двух элементов, необходимых для синтеза ребиса — вещества, из которого приготовляется философский камень,— и самого Философского камня — вещества, обладающего способностью совершенствовать все прочие вещества. В некоторых алхимических трактатах утверждалось, что всякое вещество состоит из серы и меркурия, т.е. мужского и женского начал,— смешанных в различных пропорциях. Очевидно, что меркурий и сера выступали не как материальные элементы, а как группы противоположных свойств одного и того же вещества. Однако столь отвлеченная метафизическая теория была непонятна большинству алхимиков, которые в качестве меркурия чаще всего использовали обыкновенную ртуть, выделенную из металлических руд. В алхимии ртуть выступает как двойственный металл. С одной стороны, это низшее существо, а с другой — «дитя философов». Алхимики переняли у гностиков идею меркурия как оплодотворяющего логоса, рассеянного в универсуме, отождествив его с принципами подвижности и превращения [2]. Неограниченные способности меркурия к преобразованию стали символом главной устремленности алхимии — превращения материи в высшие формы существования. Кроме того, меркурию приписывались неограниченные способности к постижению неизведанного. В трудах европейских алхимиков меркурий отождествлялся с женским началом, белым цветом и «белым золотом», азотом, водой и молоком, холодом, сыростью и летучесть, королевой и супругой, стеклом, луной и т.п. Меркурий обычно интерпретировался как лунно-солнечный гермафродит, стоящий на сфере Хаоса. В нем выделялись два противоположных принципа: сера — красный, мужской, солнечный, с горячей энергией — и меркурий — белый, лунный, с холодной энергией, которые содержатся в первоматерии. Гермафродит является одним из важнейших алхимических символов, знаком алхимической работы, имеющей дело с соединением противоположностей. Также известен образ меркурия в женском обличье в виде Мировой души в ее негативном аспекте, связанном с луной как источником изменений и трансформаций. Такое восприятие соответствовало в алхимическом процессе стадии ртути — лунного и женского начал— наступающей после стадии первоматерии, за которой следует стадия серы — мужское или солнечное состояние, завершающееся стадией ляписа — абсолютным синтезом У гностиков считался оплодотворяющим логосом, рассеянным в универсуме. Олицетворял энергию произнесенного слова. Алхимики восприняли эту идею гностиков, отождествив Меркурия с принципами подвижности и превращения. Меркурий - архетип самопревращения. Он является - земным и небесным богом. Двойственная природа Меркурия определяется его близостью к мужской планете - Солнцу. Подобно греческой Гекате (персонификации греховной стороны женского начала и Луны), известной в римской мифологии как Тривия, богиня трех дорог, он часто изображался трехликим. Соответствует ноте ми в семитоновой гамме.
Среди сочинений, составляющих Ars aurifera, порой очень небольших по объёму, нет, однако, ни одного, в котором не говорилось бы об обязательном плодотворном гниении (putréfaction), идеально проявляющемся как чёрный цвет, лежащий у истоков всякой философской операции и абсолютно для нас необходимый. Сокрытая тьма, чернота, чернь (sublime noirceur), божественная альфа, безжалостно отвергаемая недостойными, надевшими маску оккультизма в самом унизительном смысле этого слова, сектантами, слугами лжи и искателями мелких выгод, жадными до своей доли разрываемого на куски наследства закланного старика… А — чёрный полог мух, которым в полдень сладки Миазмы трупные и воздух воспалённый, Заливы млечной мглы. Настойчиво указываем: необходимое для всякого порождения гниение не может совершиться без предварительного распада (разложения, dissolution), которое всегда сопровождается тьмой, сумерками, гиперболически именовавшимися древними как чернь чернее чёрной черни (un noir plus noir que le noir même) — nigrum nigrius nigro. При этом признаками смерти и тления всегда являются не только цвет траура, но ещё и заразные миазмы, которые точнее всех описывал «древнейший философ Артефий»: «И в этом гниении и разложении тела появляются три знака, а именно чёрный цвет, распад тела на части с их разделением, и зловонный запах, подобный исходящему из гробниц»[17]. Впрочем, не далеко от этого и чёрное руно, треугольной формы, тонкое, но сокрывающее под собою омерзительную клоаку ночной тьмы и ужасных испарений.
Всякий, кто желает действительно внимательно изучить рукопись знаменитого сонета, заметит: в среднем стихе первого терцета Римбо написал pâtes (массы, тесто), а не pâtis (пастбище, выгон, в русском переводе — нивы — перев.), слово, возникающее в сознании читателя как по смыслу, так и по правописанию. Вмешательство инобытийных сил в поэтическое вдохновение налицо. Философские пастбища или нивы (pâtis) действительно представляют собою массу (pâte), очень похожую на драгоценное стекло, в глубинах которого, подобно духам (esprits) возникают и исчезают, окрашивая все и вся, цвета (teintures). Когда эта многолетняя и многотрудная стадия Великого Делания уже позади, виски мастера действительно озаряются взращёнными зёрнами бесконечного и незаходимого покоя. Воистину, мирно разглаженные морщины алхимика это уже успех труда и знамение наступающей зрелой старости, достигнутой тяжкими испытаниями, добродетелью, постоянством и непрестанным учением. Искомая цель уже не столь уж далека для того, кто обрёл мирное пастбище-ниву, на которой резвятся животные, описанные Сендивогием в седьмой главе Трактата о Сере. Вместе с двумя маленькими пастухами они составляют зодиакальное трио весны, ещё недавно столь благоприятной для Великого Делания, а ныне лишённой созидательных свойств экспансией научного прогресса. Равновесие температур, порядок времён года, всё нарушено, всё лишено изначальных свойств плодотворного чередования. Артур Римбо. Гласные А черный, белый Е, I красный, U зелёный, O голубой — цвета причудливой загадки. А — чёрный полог мух, которым в полдень сладки Миазмы трупные и воздух воспалённый. Заливы млечной мглы, E, белые палатки, Льды, белые цари, сад, небом окроплённый; I — пламень пурпура, вкус яростно-солёный — Вкус крови на губах, как после жаркой схватки. U — трепетная гладь, божественное море, Покой бескрайних нив, покой в усталом взоре Алхимика, чей лоб морщины бороздят. O — резкий Горный Горн, сигнал миров нетленных, Молчанье Ангелов, безмолвие Вселенных; O — лучезарнейшей Омеги вечный Взгляд!
VIII. Два символа рукописи Гобино де Монлуизана. РАСТВОРЯЙ И СГУЩАЙ Два дракона, один из которых бескрыл, суть два противоположных естества (natures), неподвижное (fixe) и летучее (volatile); справа — особый символ первоматерии, окружённый четверословным надписанием веления Заратустры: Знать, мочь, дерзать, скрывать.
На переднем плане — алхимик, погружённый в сон, лежит на огромной скале (roche), служащей ему изголовьем, возле каменной полости, из которой быстрым потоком к ногам его истекает ручей-водопад. На лествице Философов — scala philosophorum — направленной в ночное небо, усеянное звёздами и озарённое лунным серпом в его последней четверти, стоят два ангела, трубящие в горние горны, очень похожие на трубы церковной иконографии. Небесные посланцы, один выше, другой ниже, указывают на два пути к обретению Великого Камня — первый, долгий и подробно описанный — влажный путь — и второй, тайный и краткий — сухой путь. Всё это тождественно молчанию Ангелов, безмолвию Вселенных — бездонной тьме киммерийской ночи. Некоторые Мастера, в частности Фулканелли, строго разделяли два пути физического восхождения к Философскому Камню. Мы уже упоминали, что первый путь влажный, совершается с приведением философских реагентов в жидкое состояние, с использованием умеренных температур и стеклянной посуды, а второй, сухой, требует помещения тугоплавкой и огнеупорной чаши в пылающую печь, пещь огненну. При совершении этого полного действа вместо цветовых явлений наблюдаются странные скрипы и свисты.
Крайняя полоса видимого солнечного спектра — фиолетовая, в которой Римбо увидел не только омегу, но и оттенок радужной оболочки глаз возлюбленной: О, лучезарнейшей Омеги вечный взгляд! («Лучезарнейший» как превосходная степень спектра и есть, по сути, фиолетовый и даже невидимый ультрафиолетовый — перев.). Для возлюбленной поэта пройти O означает замкнуть магический круг, соединить голубизну меркурия с краснотою серы дабы химические вибрации обрели видимость для обычного зрения. Если мы тщательно изучим окружающие нас атмосферные состояния, то несомненно обнаружим, что ультрафиолетовое излучение особенно активно в ясные росистые ночи в определённые периоды года, когда само естество как бы становится вместилищем воды мудрецов, которая являет крайне высокую преломляемость. В такие ночи чистый и прозрачный небосвод не препятствует воздействию ионосферы. Это научное словообразование вовсе не случайно совпадает с греческим ϊονου, ionou — фиалка, йони, голубка и σφαῖρα — сфера, круг, завершение, Омега. Так высвечивается тайный, хотя внешне не всегда заметный смысл: круг фиолетовой сущности (sphère de la violette).
Среди скрепляющих сонет гласных, выражающих последование цветов делания Мудрецов, белый E — второй, после изначально-чёрного. Таков незыблемый закон неизменного Естества. Двойственность чёрного и белого выражается в алхимических трактатах двумя повелениями: Solve et coagula; растворяй и сгущай. XI. Потолок в Отель-Лальман (l'Hôtel Lallemant) (фрагмент) Жан Лальман, несомненно, бывший адептом герметической науки, среди прочих знаков расположил на потолке своей домашней часовни-лаборатории заглавное E по числу своих эмблем — обозначение очищения (purification) или «убеления» (albification), при котором капиллярная белизна (blancheur саpillaire) может быть обретена только посредством воздействия огня.
Вслед за девственно-белым, сладостным и лёгким E вертикально взмывает красный I, вовсе белому цвету не противоположный, но, напротив, белым пробуждаемый и вновь всё белое пробуждающий. Образы юноши-поэта, что и говорить, очень сильны; он явно далёк от спокойствия и невыразительности, которые таит в себе привычное представление о непорочном зачатии. В этих строках незримо присутствует тайный и изначальный реактив тысячелетней алхимии — пурпур, purpura — огонь огня (feu du feu): πῦρ, πυρός, pur puros, кабалистически читаемое как pur du pur — чистота чистоты. Кровеносно-прекрасная, чистейшая кровь, тождественная пятой сущности (sang quintessience), «созидается в рудных жилах» умным Естеством.
Андрогинат, вещь в этом мире почти невозможная, ибо у людей свершается только в высших точках их бытия, создается алхимиком в металло-минеральном микрокосме в середине процесса Великого Делания, когда минеральный гермафродит оказывается только ступенью на долгом и опасном пути к полному освобождению. «В то же время камень, о коем здесь говорится, мы именуем Ребисом (Rebis), ибо он есть одна вещь, созданная из двух вещей, иначе говоря, тела и духа, солнца и луны, тела очищенного и находящегося в состоянии брожения (fermenté)[30]». XIII. Ребис — две гравюры из Rosaire (Ars aurifera) Философский Андрогин, по-иному именуемый Ребис или Compositum de compositis — Состав составов.
С самого начала мы обязаны указать на универсальную сущность нашей науки, корни которой — в психейных глубинах творения. Внутри всеобщего, клубящегося и тяжёлого хаоса сокрытых зарождений (naissances latentes), о котором неустанно говорили древние авторы, предшествует истление (fumier), без коего невозможно никакое порождение. Это и есть caput mortuum, мёртвая голова, отделяемая при очищении любой глубинной сущности. Блез де Виженер (Blaise de Vigenère)[32] и Наксагор (Naxagoras)[33] были убеждены в том, что долгая предварительная варка необходима. Ведь если правда, к примеру, что обычный свинец — металл мёртвый из-за того, что он утерял свои качества, так как сильный огонь, согласно Василию Валентину, пожирает слабый, то правда и то, что тот же свинец, но питаемый огненной сущностью, постепенно восстанавливает утраченную активность и превращается из инертной химической массы в философски живое тело. Только начав экспериментировать, можно уразуметь, сколь глубокие изменения, даже в самых простых телах, приносит долгое питание их огнём при длительной их плавке. Даже если внешняя и внутренняя структура металла остаётся прежней, в ходе последующих операций очень скоро убеждаешься в том, что химически они сильно изменились. Это самый простой предлагаемый Естеством в соответствии с правилами Великого Делания способ, который значительно облегчает извлечение Меркурия из Сатурна; в этом случае образуется белая маслянистая сущность, очень чистая, жирноватая на ощупь и столь алчущая золота, что драгоценный металл растворяется в ней, «как лёд, погружаемый в горячую воду». Работая таким, к сожалению, не очень рентабельным способом, потратив много времени и денег, при переохлаждении свинца, взятого с обода газовой трубы, свинца, несомненно, изначально не содержащего в себе никакого благородного металла, более сорока лет назад мы получили из «твёрдого зерна», выращенного, выделенного и подвергнутого трансмутации в обычной ртути, великолепный слиток золота весом в сто граммов. * * * Каковы бы ни были результаты опытов, счастливыми или неудачными, алхимик в своём невероятно трудном и трудоёмком поиске должен всегда обладать двумя главными качествами — смирением и внутренней тишиной. Да, труд наш — это вечные переходы от печали к радости, от отчаяния к восторгу, от бури к унынию; но во всяком сомнении следует не отдаваться этим чувствам, не отчаиваться и неустанно повторять: Каюсь во греховном гневе и греховном упоении. Савиньи, апрель 1963.
