Письма из Шри Раманашрама

1 мая 1948

(43) Концентрация и отсутствие желаний

Сегодня утром, будучи занятой переплетением книг, я пошла в Ашрам немного позже обычного. Было около девяти часов.

К этому времени какой-то посетитель из Махараштры, прибывший сюда вчера, начал задавать вопросы, на каждый из которых Бхагаван отвечал очень красноречиво.

Слова, наполненные нектаром, казалось, исходили из него, словно быстрый поток вод Ганги. Один из преданных переводил их на английский. Я чувствовала сожаление, что задержалась с приходом, спешно вошла в Холл и села.

В это время обсуждался вопрос о концентрации ума на объекте (абхьяса) и отсутствие желаний (вайрагья).

Бхагаван объяснял нижеследующим образом:

Тихо-тихо да успокоится он стойко обузданным разумом (буддхи); установив сердце в А т м а н е, ни о чём да не помышляет. Гита, VI: 25

Куда бы ни ускользал шаткий, нестойкий манас, обуздав, его надо приводить к воле А т м а н а отовсюду. Гита, VI: 26

Несмотря на всё это поучение, сомнения Арджуны рассеяны не были, и поэтому он спросил дальше:

Ибо манас подвижен, Кришна, беспокоен, силён, упорен: его удержать, полагаю, очень трудно, как ветер. Гита, VI: 34

Отвечая на это, Кришна сказал:

Несомненно, о мощный, манас трудно укротим, шаток. Упражнениями, однако, и бесстрастием он обуздывается, о, сын Кунти. Гита, VI: 35

Так сказал Господь Кришна. Следовательно, весьма необходимо, чтобы садхак непрерывно практиковал и обладал отсутствием желаний.


Один из задававших вопросы спросил:

“Во второй главе Гиты утверждается, что практика медитации, дхьяны, вместе с путём исследования является наилучшей, но в двенадцатой главе формулируется, что наилучшим является путь преданности. Как совместить эти два утверждения?”

Бхагаван ответил: “Садхака сначала попросили практиковать медитацию на пути джняны [шлока 8 главы XII]. Он этого выполнить не мог. Следующей рекомендацией была йога [шлока 9 главы XII] , затем карма-йога [шлока 10 главы XII] и, в конечном счёте, бхакти [шлока 11 главы XII].

Таким образом, учение давалось одно за другим, чтобы человек мог следовать тому пути, который подходит ему больше всего. В конце концов, каким бы ни был путь, Цель — одна.

Идея Господа Кришны состояла в том, чтобы каждый путь был бы лёгким, отвечающим духовному развитию каждого человека”.

2 мая 1948

(44) Величие человека

После описания тебе сути вчерашней дискуссии о практике медитации и отсутствия желаний я хотела дать тебе номера цитировавшихся в ней глав и шлок, но не смогла легко определить их местонахождение в Гите. Поэтому я подумала, что лучше всего было бы спросить об этом самого Бхагавана.

Я пошла в Ашрам днём, около 14-30. Людей там было немного. Я дала Бхагавану свой экземпляр Гиты.

Бхагаван не только соизволил указать на упомянутые шлоки, но снова объяснил мне их смысл.

При этом пришла группа из Андхра-Прадеш и села. Один из них спросил: “Свами, каков легчайший путь достижения мокши?”

Бхагаван с улыбкой ответил:
“Это как раз то, что я сейчас объясняю. Как только ум сбивается с пути, его следует поворачивать внутрь, дабы он становился твёрдо пребывающим в мысли об А т м а н е, Истинном Я. Это единственный путь”.


Другой преданный спросил:
“Чтобы делать это, повторение имени Рамы является полезным, не так ли?”

“Конечно, это полезно, — ответил Бхагаван. — Что может быть лучше? Повторение имени Рамы имеет необычайную силу”.

Глядя на меня, он сказал:
«Вы знаете историю Намдэва. Говорят, что он обратился к одному преданному: “Если ты хочешь постичь силу имени Рамы, ты должен сначала узнать, чем является твоё собственное имя (собственное имя означает истинную природу человека, Сварупу), кем ты являешься и как был рождён.

Если ты не знаешь своего собственного происхождения, ты не узнаешь своего имени”.

Эти слова присутствуют в абхангах Намдэва, написанных на языке маратхи. Кто-то написал Адхьятма Рамаяну очень детально на языке малаялам.

В той книге говорилось, что когда Анджанея искал Ситу, он сел перед Раваной на высокий помост и бесстрашно сказал ему:

“О, Равана, я даю тебе духовное наставление для достижения Освобождения. Пожалуйста, слушай меня внимательно.

Несомненно, что Атма очищается интенсивной преданностью Хари, который всегда пребывает в лотосе Сердца. Эго уничтожается, и тогда все грехи становятся уничтоженными.

После этого, в должном месте, появляется знание трансцендентального Я. С чистым умом и с Блаженством, порождаемым твёрдым знанием Себя, две буквы: Ра и Ма, которые подобны мантрам, будут сами повторяться внутри тебя автоматически.

Что ещё требуется для человека, имеющего это знание, каким бы маленьким оно ни являлось?

Следовательно, почитай лотос стоп Вишну, удаляющего все мирские страхи, который дорог всем преданным и который ярко сияет светом миллионов солнц. Отбрось невежество своего ума”.

Это [обращение Анджанеи к Раване] упоминалось в двух или трёх санскритских шлоках Адхьятмы Рамаяны, но не так детально как в тексте на малаялам. Является ли обычной сила имени Рамы?»

«Но ещё одна вещь. Необходимо знать метод повторения имени, метод джапы. Обо всех видах джапы говорится: “пранаяме винийогаха”; это означает, что сначала следует контролировать дыхание, а затем уже выполнять джапу.

Другими словами, ум должен контролироваться.

Самбандар является преданным Шивы.
В одном из своих стихов он объяснил способ выполнения джапы имени Господа Шивы. Его смысл в том, что следует закрыть навадвары (девять отверстий человеческого тела, т. е. два глаза, два уха, две ноздри, рот, задний проход и детородный орган), запереть их и опечатать их; иначе ум убежит.

После того, как эти девять дверей опечатаны, выполняйте джапу имени Господа Шивы. Если, контролем чувств, ум может быть сдержан, т. е. погружён, тогда то, что остаётся, есть Атма.

Человек медитирует на своём Я, и джапа становится его собственным Я».


«Это состояние и называется “аджапа”?» — спросил кто-то.

«Повторяемое внутренне — это “аджапа”, но как может то, которое повторяется ртом, быть “аджапой”?»


Преданный: “Будет ли возможно всем людям во все времена выполнять джапу подобным образом?”

Бхагаван: “Нет, такой возможности не будет. Вот почему древние сказали, что вам следует определённое время выполнять джапу, петь некоторое время, читать, писать, таким образом поворачивая ум к благим делам и предохраняя его от возвращения к плохим привычкам.

Гита также говорит, что следует останавливать блуждание ума практикой и отсутствием желаний. Джапа работает в этом направлении.

При выполнении джапы ум должен постепенно становиться однонаправленным. Именно для обретения этой однонаправленности ума все остальные практики предписаны для садханы”.

Сдерживание ума достигается упражнениями и бесстрастием. Патанджали, Йога-сутры

19 мая 1948

(45) Значение Дакшинамурти

Вчера был вторник, я встала очень рано и отправилась вокруг Горы. Возвратившись домой и закончив домашнюю работу, я пошла в Ашрам в 7-30 утра.

Как только я поднялась после того, как простёрлась перед Бхагаваном, он спросил: “Почему вы так быстро возвратились после прадакшины?”

“Я вернулась в семь часов утра, но немного задержалась дома”, — ответила я.

“Действительно? А в какое время вы начали?”, — спросил Бхагаван.

“Ночью, в 3-30”, — сказала я.

“Так рано? А кто ещё был с вами?” — поинтересовался Бхагаван.

“Никого. Я шла одна. Страха я совершенно не чувствовала”, — ответила я.

“Всё правильно. Чего бояться? Когда мы ходили вокруг Горы, мы большей частью делали это только по ночам”, — произнёс Бхагаван.


Один из преданных сказал: «Кажется, что однажды, когда Вы шли вокруг Горы, какой-то преданный попросил Вас объяснить смысл “Дакшинамурти стотры”, и ко времени завершения Вами объяснений только по одной шлоке уже наступил рассвет».

Бхагаван: “Да, естественно; если кто-то хочет объяснений, то объяснять нужно многое.

Когда я жил на Горе, Паланисвами попросил меня, и я в стихах выразил смысл тех шлок. Я собирался написать также и комментарий, но тем временем книга [с тамильским переводом “Дакшинамурти стотры”] была послана в печать.

Позднее один из преданных прислал человека, срочно запрашивая материал для представления [этой стотры]. И на этом всё кончилось”.

“Поэтому лишь это нам суждено было получить”, — сказал тот преданный.


“Сегодня, при обходе Горы, я заметила в Храме Аруначалы изваяние Дакшинамурти с фигуркой какого-то демона под ногами и заинтересовалась, почему она находилась там.

Ту же самую вещь я наблюдала в статуе Дакшинамурти рядом с дорогой здесь, а также в храме Аммана [храм Матери (Парвати) в Великом Храме Аруначалы]. В чём смысл этого демона?” — спросила я.

“Сказано, что эта фигурка представляет магически созданного демона по имени Мойилакан, которого аскеты1, жившие в лесу Дарука, швырнули в Шиву, а Шива стал топтать его, убил и сел на него. В конце концов, Дакшинамурти является одной из пяти форм Шивы.

Объясняя скрытое от непосвящённых, можно сказать, что тот демон является эгоизмом (аханкара) или чем-то подобным”, — ответил Бхагаван.


“Не существует формы (рупа) для эгоизма, почему же тогда говорится подобное?” — спросила я.

Бхагаван: «Даже Дакшинамурти не означает только форму. В “Дакшинамурти стотре” он является бесформенностью, описанной различными способами. Все они означают только бесформенность.

Точно так же, как была изобретена бесформенность, были даны и описания формы».


Один из присутствовавших подхватил разговор и спросил: “Сказано, что Вальмики [мудрец, которому приписывается авторство Рамаяны] получил своё имя, так как вышел из муравейника (санскр. вальмика), а Вьяса [создавший, согласно традиции, Махабхарату, пураны и философию веданты] получил своё имя, поскольку привёл Веды к их нынешней форме (санскр. вьяса — устроитель). Почему же мудрец Васиштха получил такое имя?”

Бхагаван: «“Васишта” [на санскрите1] означает человека, который знает, чтó является самым лучшим».


Преданный: «Каков смысл слов “пасьян сарвам тавакритититая сататам”, которые встречаются в конце пятой шлоки “Аруначала Панчаратнам” (Пять драгоценностей Аруначале)?»

Бхагаван: «Они означают “ви`дение всего как Твоей формы”».


Преданный: “Я всё-таки не способен понять это. Могу ли я попросить Вас передать мне смысл всей этой шлоки?”

Бхагаван: «Хорошо! Сейчас слушайте.
“Твайярпита манаса” означает “с умом, подчинённым Тебе”. “Пасьян сарвам тавакритититая сататам” означает “ви`дение всего всегда как Твою форму”; “твам” означает “сам”; “бхаджате ананья притья” означает “почитает Тебя с искренней преданностью”; “саха” означает “он”; “джаятйаруначала твайи сукхе магнах” означает “утрачивает себя в Твоём блаженстве, о, Аруначала!” и, таким образом, достигает цели в своих усилиях.

Таков полный смысл этой шлоки.
Когда ум становится погружённым в А т м а н, всё имеет форму А т м а н а. Так как, повсюду, собственное Я почитателя охватывает всё, он почитает своё собственное Я».

Ниже даётся полная шлока:

Тот, кто посвящает свой ум Тебе и, видя Тебя, всегда созерцает Вселенную как Твой образ, тот, кто всегда прославляет Тебя и любит Тебя только как А т м а н а, тот является знатоком, не имеющим соперника, и — будучи единым с Тобой, о Аруначала! — он утрачивает себя в Твоём блаженстве.

Аруначала Панчаратна (Пять драгоценностей Аруначале)1, стих 5


1 Они практиковали обряды ради достижения сверхъестественных сил. Этими же средствами они надеялись достичь конечного Освобождения. В этом они заблуждались, ибо (см. [5; 8, с. 129]) действия могли дать результат только в действии, но не в его устранении; обряды могут дать силы, но не Покой Освобождения, который лежит за пределами обрядов, сил и всех форм действия. Шива, чтобы объяснить им их ошибку, появился перед ними в образе странствующего садху.

5 июня 1948

(46) Служение

1 июня 1948 года, в день проведения Маха Пуджи в Храме Матери, я пошла в Ашрам в 14-00. Бхагаван только что вернулся из коровника и сидел на диване. Людей в Холле было немного. Я смиренно приветствовала Бхагавана и села.

Вошёл служитель Венкатаратнам. Увидев его, Бхагаван начал смеяться и, глядя на меня, сказал: “Вы знаете, что он сегодня сделал? Он выполнил весьма похвальную службу для Свами — бесподобную службу!”

Уже около недели, как Венкатаратнаму поручено замещать Раджагопалана, следить за библиотекой и выполнять личное служение Бхагавану. Я думала, что он мог допустить какую-то ошибку, а потому спросила озабоченно: “Что случилось? Что он сделал?”

“Почему вы меня спрашиваете, что он сделал? Спросите его самого”, — ответил Бхагаван.

Когда я взглянула на Венкатаратнама, то увидела, что он стоит безмолвно, с опущенной головой. Через некоторое время Бхагаван сам рассказал о случившемся таким образом:

“Сегодня в полдень, после обеда, когда я поднялся, собираясь идти в сторону коровника, несколько людей около конторы Ашрама стояли на моём пути, и поэтому мои служители пытались расчистить мне дорогу.

Не желая беспокоить этих людей, я решил пойти на Гору со стороны нашей бесплатной аптеки и начал двигаться в ту сторону. Дорога была усеяна использованными листами-тарелками. Я хотел как-то пройти между ними, но этот парень Венкатаратнам поспешно начал поднимать эти тарелки и отбрасывать их в сторону.

После этого всё чистое пространство рядом с этими тарелками стало осквернённым и грязным. Как мне было идти? Должен ли я был выискивать чистое место, а затем осторожно ступать на него, или ждать, пока всё там уберут и почистят? Но возможно ли это быстро сделать? Здесь нужна детская ловкость и смышлёность!”

Я тоже засмеялась и спросила Бхагавана, как он, в конце концов, вышел из положения.

Бхагаван: “Я должен был идти и поэтому пошёл. Что ещё оставалось делать? Но этим дело не закончилось. Пока Венкатаратнам забирал листы-тарелки с одной стороны, Субраманьям начал вытаскивать с другой стороны все эти листы-тарелки, лежащие около ступенек, ведущих к Горе.

Он оказался более разумным, чем тот парень! Прекратят ли они делать всё это, если им просто сказать об этом? Нет, их единственная мысль состояла в том, чтобы немедленно удалить грязные листы-тарелки, находящиеся на пути Бхагавана, и они ни на секунду не задумывались о том, что, таская туда-сюда эти листы, они загрязняют пространство вокруг. Вот как они выполняли служение.

Я прошёл весь путь по загрязнённой земле, а затем должен был помыть ноги и дорожную палку перед тем, как войти в Холл. Можно и не считать, что было загрязнение, это вообще не имеет значения; но эти люди всё это делали, полагая, что загрязнение имелось, и их единственной целью было просто избежать его”.

“Да, так. Люди Запада могут и не считать случившееся загрязнением, но они знали, что это так, только подумать о своих действиях не приходило им в голову”, — сказала я.

Бхагаван после этого заметил: “Да, именно так. Однажды какой-то европеец пришёл сюда и принимал пищу вместе с остальными. После этого он вытер руки носовым платком, положил его в карман и сидел в столовой, пока я не поднялся.

В те дни все обычно сами убирали за собой использованные листы-тарелки и выбрасывали за пределы столовой, а потому, поскольку все листы к тому времени были выброшены, то место в целом являлось загрязнённым.

Как только я закончил еду и поднялся, он тоже встал и пошёл туда. Люди начали возмущаться, но что он мог знать о загрязнении? Действительно. Он не мог понять поведения людей, но я рассказал ему об этом по-английски.

Что из этого следует? Для понимания нашего отношения к этому он должен был знать, что места, куда были удалены листы-тарелки, рассматривались нами как загрязнённые. Не зная этого, он отправился туда.

Впоследствии я рассказывал нашим людям, что он совсем не сознавал того факта, что мы считаем те места загрязнёнными, и, следовательно, с его стороны вины нет.

Действительно, в странах Запада такой практики нет. Поэтому они не считают подобное загрязнением. Если вы об этом не знаете, то всё правильно. Вина возникает только в том случае, если вы знаете, что это ошибочность.

Разве те два человека сегодня делали своё дело, не зная, что оно являлось загрязнением? Они знали, но поступали так из преданности к Бхагавану. Это действительно служение!”

Бхагаван сказал это и засмеялся.

“Кто мог действительно безошибочно служить Бхагавану?” — заметила я.

Бхагаван тогда сказал: «Это не имеет значения. Я расскажу вам о другом. Они беспокоят людей, находящихся около конторы Ашрама, которые беседуют между собой, стоя или в удобных сидячих позах, говоря: “Подходит Бхагаван, дайте ему дорогу, вставайте”.

Зачем беспокоить их, если я могу легко пойти другим путём? Разве в этом состоит служение Бхагавану? Мы должны просто выполнять свою работу. Разве возможно держать всё в чистоте? Каждый действует так в том или в другом.

Они говорят: “Бхагаван хочет это, Бхагаван хочет то”, а потому создают беспокойства и неудобства всем остальным. А что Бхагаван хочет? Создание затруднений для других — это всё, что Бхагаван хочет, не так ли?

И всё делается от моего имени. Добавляя к этому, они говорят: “Мы всё делаем, чтобы угодить Бхагавану; мы служим ему”. О! Какое внимание и какое служение!»

15 июня 1948

(47) Воплощение сострадания

Поскольку лето уже установилось, Бхагаван начал пребывать только в Юбилейном Холле. В полдень, когда стоит жара, служители сдвигают диван к северу, где имеется лёгкая беседка с цветами с каждой стороны, а на развешанные вокруг ширмы из ароматной травы брызгается вода.

Сегодня я пришла туда около двух часов дня. Бхагаван сидел с тканью, покрывающей его тело и голову. Рядом никого не было, кроме Кришнасвами. Он стоял за Бхагаваном с разбрызгивателем в руке, котором, был наполнен, видимо, розовой водой. Он открыл привинченный колпачок. Розовая вода заструилась из разбрызгивателя на Бхагавана, словно лёгкий дождик, и Бхагаван растирал своё тело с очевидным удовольствием.

Увидев меня входящей, он сказал: “Смотрите! Они выполняют мне абхишеку (разбрызгивая святую воду)”.

Сказав это, Бхагаван покрыл лицо тканью и произнёс: “Они покрывают меня этой мокрой тканью. У них вокруг развешаны травяные ширмы, на которые разбрызгивается вода. Сейчас здесь так же прохладно, как в Утакаманде [один из самых популярных горных курортов Индии, расположенный в Тамилнаде]”.

Я подошла немного ближе к дивану и ощутила прохладу.

“После жаркой погоды снаружи он мне кажется очень прохладным”, — сказала я и вернулась на обычное место.

Бхагаван какое-то время что-то припоминал, а потом, охваченный воспоминаниями о прошлом, начал рассказывать:

«Когда я жил в пещере Вирупакша, мы летом обычно, из-за отсутствия в ней воды, переходили в Манговую пещеру. В полдень некоторые женщины из низких каст обычно приходили в Манговую пещеру за водой, с тяжёлым грузом травы на головах и очень усталые.

Бедные люди, они отправлялись из своих домов рано утром, съев немного каши, затем поднимались на Гору и собирали траву, тяжелые связки которой потом грузили себе на голову. Как только они приходили в пещеру, они сбрасывали эти связки, сгибали спины и говорили: “Свами, Свами, вылейте полный сосуд воды на наши спины”.

Я обычно стоял на веранде, а когда выливал на них воду по их просьбе, они, бывало, с чувством громадного облегчения говорили: “О, как это приятно!” Затем, держа чашку обеими руками, они пили воду до полного удовлетворения, мыли лица, немного отдыхали в тени деревьев, а затем уходили.

Единственно они могли переживать счастье от всего этого. Только когда человек переживает гнетущую атмосферу жары, он чувствует облегчение от самой прохлады воды».

“Бхагаван сам лил на них воду?” — спросила я.

“Да, — ответил Бхагаван. — Я знал, когда они собираются придти, и обычно ждал с готовой водой. Что им оставалось делать? Им нельзя было прикасаться к воде в Мулайпал Тиртаме (священном водоёме), а больше нигде воды не было. Жара стояла непереносимая.

У них не было возможности поесть, пока они не продадут траву и не достанут немного денег. Дома у них дети. Им нужно быстро вернуться домой и присматривать за ними. Что же им было делать, бедняжкам!

Они постоянно приходили в пещеру, надеясь, что Свами поддержит их силы водой. В это время мы ничего съестного не готовили. Если в какой-нибудь день мы стряпали, мы при готовке выливали в рис большое количество воды, вынимали готовую кашу, помещали её в горшок, обильно смешивали с ней воду и добавляли соль.

Если имелся сухой имбирь, я, бывало, примешивал также и его. Ко времени их прихода вода для каши была вполне прохладной. Когда полный стакан такой воды выливался им в руки, они обычно выпивали её, словно нектар, и уходили.
Только они могли оценить вкус той каши и счастье питья той воды”.

Наполненный эмоцией, он замолчал.
Я тоже была не в состоянии говорить некоторое время, а потому сидела, просто глядя на это воплощение сострадания.

Через какое-то время я сказала:
“Этот случай в биографии Бхагавана не упоминается. Почему?”

“Да, он не упомянут. Я не думаю, что он заслуживает упоминания”, — произнёс Бхагаван.

“Как много случаев, подобных этому, должны были произойти и остаться незаписанными!” — воскликнула я.

Бхагаван просто кивнул головой.

20 июня 1948

(48) Корова Лакшми достигает Освобождения

В моём давнем письме к тебе под названием “Почитание коровы” [от 17 января 1946 года] я описала величие Лакшми, царицы коров, и то внимание, с которым Бхагаван относится к ней.

Этой царице, как и своей собственной матери, Бхагаван в пятницу, 18-го числа этого месяца, дал видеха мукти (Освобождение после смерти).

В то утро, когда я пришла в Ашрам, мне сказали, что Лакшми серьёзно больна и, вероятно, сегодняшний день не переживёт. Поэтому я сразу пошла в коровник, даже предварительно не повидав Бхагавана.

Помещение, построенное для телят, было свободным, вычищенным, и Лакшми предоставили соломенную постель, на которую она могла прилечь.

Поскольку это была пятница, её, как обычно, украсили куркумной пастой, поставив на лоб ярко красную метку и повязав гирлянду цветов вокруг шеи и рогов.

Венкатаратнам сидел рядом, обмахивая её. Лакшми лежала со своим величественным взглядом, распространяющим славу вокруг. Она напомнила мне Камадхену [божественная корова, исполняющая все желания], идущую в Кайлас, чтобы выполнить абхишеку, свящённое омовение в молоке, великому Господу Шиве.

Когда я пошла к Бхагавану, простёрлась перед ним и потом встала, он посмотрел на меня божественным взглядом. Приняв это как некоторое предписание, я сказала, что хотела бы пойти и оставаться с Лакшми. Он, соглашаясь, кивнул головой, и я сразу же пошла в коровник.

Венкатаратнам дал мне веер и оставил меня. Сидя там, я начала повторять Рамана Двадасакшари (Рамана-мантру из двенадцати букв), Аштоттару (108 имён Раманы) и тому подобное, а Лакшми производила впечатление внимательно их слушающей.

Когда Бхагаван пришёл в коровник в 9-45 утра, он, как обычно, пришёл увидеть Лакшми. Бхагаван сел на сено рядом с ней, поднял её голову обеими руками и, проводя одной рукой над лицом и горлом, поместил затем левую руку ей на голову и начал давить пальцами правой руки на горло в направлении сердца.

После давления подобным образом в течение четверти часа он сказал, обращаясь к Лакшми: “Что ты скажешь, мать? Хочешь ли ты, чтобы я остался здесь с тобой один? Я мог бы остаться, но что делать? Все люди могли бы находиться вокруг тебя, как в случае с моей матерью. Но зачем? Должен ли я уйти?”

Лакшми оставалась спокойной, лишённой всех уз этого мира и болей тела, словно она находилась в самадхи. Бхагаван сидел, не желая двигаться, с сердцем, исполненным сострадания. Я была потрясена этим зрелищем и самопроизвольно воскликнула: “О! Мать Алагамма имела величайшее счастье! Такое имеет сейчас Лакшми!”

Бхагаван взглянул на меня с улыбкой. Вошёл Субраманьям и сказал: “Доктор, кажется, не придёт до 10-30 утра, ибо прямой опасности для Лакшми нет”.

“Всё правильно. Поэтому доктор сейчас не придёт. Принесли ли вы лекарство для укола?” — спросил Бхагаван.

Повернувшись к Лакшми и мягко поглаживая рукой её голову и шею, он произнёс: “Что ты скажешь? Могу ли я уйти?”

Суббулакшми ответила: “Она будет чувствовать себя счастливой, если Бхагаван останется рядом с ней”.

“Это так, но что делать?” Промолвив это и глядя Лакшми в глаза, Бхагаван сказал: “Что мне делать? Могу ли я уйти? Не скажешь ли ты мне?” Лакшми гордо смотрела на него.

Мы не знаем, какой ответ Бхагаван получил, но он поднялся и стал выходить, говоря: “Смотрите, чтобы мухи не попадали к ней в рот”.

Я заверила его, что мы позаботимся о Лакшми, и Бхагаван покинул коровник очень неохотно. Несмотря на божественное прикосновение Бхагавана, физическое дыхание Лакшми стало слабеть, а движения тела становились все более незаметными.

Когда в 10-30 пришёл доктор и сделал укол, Лакшми уже не реагировала, как если бы тело ей не уже принадлежало. Предсмертной агонии не было. Её взгляд был спокоен и ясен.

Доктор перевернул её в позу [быка] Нанди, положил какое-то лекарство на нарывы и вышел, проинструктировав нас, как поддерживать её голову.

Поскольку уже было 11-30, Венкатаратнам возвратился после еды. Он попросил меня подержать её голову, сказав, что хочет принести ещё немного сена. Её язык коснулся меня, его холод был ледяным; жизнь Лакшми достигла стоп Шри Раманы и слилась с Ним.

Десятью минутами позднее Бхагаван вошёл в коровник, говоря: “Всё уже кончено?”, и сел на корточки рядом с ней, взял её морду обеими руками, словно она была маленьким ребёнком, поднял её и произнёс: “О, Лакшми, Лакшми”, а затем, для нас, сдерживая слёзы, сказал: “Благодаря ей наша семья (т. е. Ашрам) выросла до такой степени”.

Когда все восхваляли Лакшми, Бхагаван спросил: “Я полагаю, что доктор её сильно не беспокоил, не так ли? Как закончилась её жизнь?”

Мы рассказали ему всё, что случилось. “Всё правильно. Вы обратили на это внимание? Её правое ухо сейчас наверху. До вчерашнего дня она лежала на другом боку. Из-за нарыва она повернулась на этот бок. Правое ухо и должно было подняться.

Смотрите, если человек умирает в Бенаресе, то люди говорят, что Господь Шива будет шептать ему в правое ухо. У Лакшми тоже её правое ухо поднято”, — сказал Бхагаван и показал всем присутствующим то ухо.

К этому времени уже собралась толпа. Через четверть часа Бхагаван поднялся и произнёс: “[Строитель] Рамакришна за десять дней говорил, что для Лакшми должна быть построена хорошая могила с надгробием (Самадхи”. После этого Бхагаван ушёл в Холл.

18 июня 1948

(49) Похороны коровы Лакшми

Думая всё время сегодня о Лакшми, мы принимали нашу обычную пищу и выполняли все обычные дела. Когда в 14-30 я пришла в коровник, Бхагаван уже был там. Мы увидели тело Лакшми. На её лице не было видно никаких признаков смерти.

Мы возвратились обратно в Холл и сели. Бхагаван до вечера рассказывал нам истории о Лакшми и давал инструкции людям, которые занимались приготовлениями к похоронам.

“То же самое было и в случае Матери.
До проведения абхишеки (омовения тела святой водой) сияние лица не блекло. Тело можно было с трудом увидеть под гирляндами и камфарой, которую люди время от времени бросали на него.

Повсюду исполнялись бхаджаны, музыка на надасваре [духовой инструмент с двойной тростью] и тому подобное. Мы принесли тело поздним вечером и положили его под священным деревом, собираясь похоронить перед восходом где-то около священного водоёма Пали.

Там возникла, однако, некоторая задержка в доставке кирпичей и гашёной извести для постройки могилы. Тем временем собралось множество людей и началась большая церемония.

На десятый день даже были открыты новые лавки. Просто смотрите, что всё это произойдёт сейчас”.


Всё выслушав и полагая, что Бхагаван придаёт чрезмерную важность похоронам Лакшми, один из преданных, Говиндараджула Суббарао, сказал:

“Мы видим здесь много случаев, когда животные достигают Освобождения чаще, чем человеческие существа. Бхагаван несколько раз говорил нам, что они приходят сюда, чтобы отработать остаток своей кармы. Похоже, что Бхагаван о них лучше заботится, чем мы”.

Бхагаван заметил: “Возможно ли говорить так во всех случаях? Разве кто-нибудь проводит все эти приготовления обдуманно?

И разве у нас имеются деньги для всего этого? Когда приходит нужное время, люди самопроизвольно берутся за работу и всё, что нужно, приходит само собой.

Необходимая работа выполняется мгновенно. Садашива Аияр прибыл сюда позавчера; возможно, он прибыл специально для этой цели. Он во всех деталях знает процесс возведения могилы с надгробием.

Садашива Аияр сейчас на своём рабочем месте и раздаёт всем указания. Он говорит, что уедет завтра. Это особый случай; что мы можем делать?

Если бы она была обычным животным, мясник утащил бы её прочь. Для этого животного (Лакшми) планируется в ближайшем будущем воздвигнуть на камне могилу с надгробием, равную могиле какого-либо Махатмы”.

“Взгляните на этого белого павлина; сколько павлинов приходят и уходят? Они отличаются от этого. Этот расхаживает смиренно и свободно общается со всеми. Где Барода и где Аруначала? Он родился в Бароде и прибыл сюда. Кто его ждал?” — добавил Бхагаван.

По направлению к тропе на Гору, около бесплатной аптеки, много лет назад были сооружены могилы для оленя, вороны и собаки [заслуживших этого]. Сейчас справа от них выкопали яму, и началась работа по строительству могилы для Лакшми.

Всё было готово к шести часам вечера. Собрались большие толпы людей. Некоторые из них сидели даже на стене ограждения.

Сарвадхикари привёз тело Лакшми в деревянной телеге. Бхагаван пришёл и сел в кресло. Тело Лакшми разместили напротив него. Преданные принесли воду в горшках и разбрызгивали её над телом Лакшми.

После этого абхишека была выполнена с молоком, творогом, гхи, сахаром и розовой водой. Курился фимиам, тело Лакшми покрыли шёлковым одеянием, на лицо нанесли куркумовый порошок и киноварь, а потом всё тело покрыли гирляндами цветов.

Были предложены сахарные леденцы, производились круговые движения лампад света, арати. Лицо Лакшми, украшенное таким образом, сияло красотой и обаянием.

Около семи часов вечера преданные опустили тело Лакшми в могилу с криками: “Хара Хара Махадэв”.

Бхагаван был явно взволнован. После того, как Бхагаван коснулся святых листьев, Сарвадхикари бросил их на Лакшми. Затем преданные осыпали её куркумом и порошком киновари, камфарой, священным пеплом, сандаловой пастой, цветами и солью, и, в конечном счёте, могилу полностью забросали землёй.

После завершения похорон Бхагаван возвратился в Холл. Тогда раздали прасад. Всё событие закончилось, словно какой-то свадебный праздник.

Коровы Лакшми больше в коровнике нет. Она освободилась от телесных оков и погружена сейчас в блестящий А т м а н Шри Раманы.

В ранние утренние часы Бхагаван написал на тамильском языке финальную эпитафию для Лакшми. По нашей просьбе он написал её также на телугу и малаялам.

Вот стих на телугу: Венба: шри сарвадхари самватсара джайештакхья масасита двадасим бхаргава васараму тарака висакха сахитамм аву Лакшмигати черу динамани чеппу.

В пятницу, пятого Ани, в год Сарвадхари, На двенадцатый день ущербной луны, Находящейся в созвездии Вишакша, Корова Лакшми достигла мукти.

24 июля 1948

(50) История коровы Лакшми

Вчера, в четыре часа дня, какой-то тамильский юноша вошёл в Холл. Увидев его, один из преданных сказал, что тот юноша был внуком человека, подарившего корову Лакшми ашраму.

“Я понимаю, — сказал Бхагаван. — Знает ли он, что Лакшми умерла?” Тот юноша произнёс: “Я только что узнал об этом, Свами. Когда я пошёл в коровник, чтобы увидеть Лакшми, мне сказали это. Я пришёл сюда, повидав её могилу”.

Отвечая на вопросы, юноша сказал:
“Я живу в деревне Каннамангалам. Она находится примерно в шестидесяти километрах отсюда. Мой дед Аруначалам Пиллаи хотел подарить Бхагавану хорошую молочную корову и поэтому, в 1926 году, привёл сюда Лакшми вместе с её матерью.

Лакшми тогда было около шести месяцев. Я тоже пришёл вместе с ними. Я был тогда очень юным. С тех пор я всегда навещаю Лакшми, когда прибываю в это место по делам. Сейчас я узнал эту грустную новость”.

После его ухода Бхагаван рассказал нам следующую историю:

«Вы знаете, что произошло, когда они прибыли сюда с коровой и телёнком. “Зачем нам всё это?” — спросил я.

Аруначалам Пиллаи ответил, сказав: “Длительное время я думал о том, чтобы подарить Бхагавану корову. Сейчас я имею возможность сделать это. Я привёл её, после многих хлопот с транспортировкой на судне и по железной дороге. Пожалуйста, берегите её, Свами”.

Я ответил: “Вы выполнили свой долг, подарив её нам, но кто здесь будет присматривать за ней? Пожалуйста, держите её у себя, своими собственными силами”.

Владелец коровы ответил: “Я не уведу её, даже если Вы перережете мне горло”».

«Услышав это, Раманатха Брахмачари возбудился и сказал с большим жаром, что сам будет присматривать за этой коровой.

“Хорошо. Повесьте её себе на шею”, — сказал я. Так как телёнок прибыл к нам в пятницу, мы назвали его Лакшми.

Раманатха как-то заботился о корове и телёнке два или три месяца. Лакшми была очень игривой, прыгавшей, когда ей нравится, и при этом она портила все растения, которые мы выращивали.

Если кто-нибудь упрекал её, она обычно приходила ко мне для защиты. Я, бывало, говорил ашрамитам, что если им так хочется, они могут установить ограду для защиты своих растений. Бедный парень! Раманатха не мог примириться со всеми этими беспокойствами, исходящими от других ашрамитов, а потому передал — на некоторых условиях — корову и её телёнка держателю крупного рогатого скота в городе. Я не помню его имени».

Какой-то преданный заметил: “Его зовут Пасупати. Он родом из Каннадага. Мать Лакшми умерла через короткое время. Была договорённость, что если Лакшми родит телёнка самца, то его передадут Ашраму, а если у неё будет телёнок женского пола, то Пасупати оставит его себе”.

Бхагаван сказал: “Может быть и так. Примерно через год после этого он пришёл сюда с Лакшми и её телёнком для купания в день какого-то затмения. Сначала он повидал меня, потом искупался в пруду Пали вместе с коровой и её телёнком, а затем они вместе пошли домой.

В это время Лакшми увидела этот Ашрам целиком. Бережно вспоминая тот маршрут, она начала приходить сюда ежедневно. Она обычно приходила утром, а уходила вечером. Лакшми часто лежала рядом с моим диваном. Она настаивала на том, чтобы я сам давал ей фрукты. Она не хотела брать ничего, кроме бананов, растущих на Горе”.

Кто-то сказал: “Каждый вечер, перед уходом, она обычно, кажется, обходила вокруг Холла?”

Бхагаван ответил: “Это было самым важным. Тогда у нас не было звонка [призывающего на еду] в столовом зале. Мы не знаем, как ей удавалось это, но ежедневно, точно в назначенное для еды время, она обычно приходила и становилась передо мной.

Мы часто смотрели на часы и обнаруживали, что как раз наступило время приёма пищи. Её приход являлся для нас сигналом. Она возвращалась ежедневно в город большей частью неохотно”.

При дальнейших расспросах я узнала, что Лакшми ушла из города постоянно жить в Ашраме в 1930 году, что у неё к тому времени было три телёнка — все самцы — и что, как об этом заранее договорились, все эти телята были отданы Ашраму.

При третьей беременности она однажды вечером не хотела покидать Бхагавана и идти домой — подобно Нандини — корове, принадлежащей мудрецу Васиштхе — она проливала слёзы и лежала близко к дивану.

Бхагаван был явно затронут и, мягко погладив её рукой по голове, спросил: “В чём дело? Ты говоришь, что не хочешь уходить и хочешь оставаться здесь одна? Что я должен делать?”

Затем, глядя на других, он сказал: “Смотрите, Лакшми плачет, говоря, что не может уходить. Она беременна и способна родить в любой момент. Она должна пройти большое расстояние, а утром снова прийти сюда. Она не может не придти сюда. Что ей делать?”

Наконец, Бхагаван как-то упросил её и отправил домой. В ту же самую ночь она родила. Примерно в то же самое время Пасупати имел какие-то домашние трудности. Неспособный нести ношу этой Лакшми со всеми её причудами, он привёл её с тремя телятами и представил их Бхагавану.

Лакшми лежала у ног Бхагавана и не желала подниматься. Положив правую руку ей на голову и надавив ею, он спросил, не хотела бы она оставаться в Ашраме постоянно; она закрыла глаза и лежала спокойно, как в трансе.

Заметив это, Бхагаван указал остальным, что она ведёт себя так, как если бы сняла с себя ответственность за своих телят, поскольку они были переданы под попечение Бхагавана.


Когда я описала эту историю Бхагавану, он подтвердил её. “Да, — сказал он, — дело было так. После того, как Мать пришла, чтобы оставаться со мной, началось регулярное стряпанье и принятие пищи, а после прихода Лакшми появился крупный рогатый скот и завелось молочное хозяйство.

В последующие три или четыре года Лакшми на день Джаянти преподносила нам каждый год телёнка. Впоследствии эта практика прекратилась. Всего она рожала девять раз.

После того, как Лакшми пришла сюда для постоянного пребывания, преданные приводили сюда коров из различных мест и оставляли их здесь. Поэтому вырос большой коровник.

Сначала коров привязывали здесь и там под соломенным навесом. Когда Салем Сундарам Четти (судья) прибыл сюда, он решил построить гошалу (коровник) и установил благоприятное время для закладки каменного фундамента.

За полчаса до назначенного времени, когда всё было подготовлено, Лакшми освободилась от своей привязи и прибежала ко мне, словно хотела рассказать о построенном для неё доме и о том, что мне следует быть там. Когда я поднялся, она повела меня к тому месту.

Она делала то же самое также и при церемонии согревания её дома. Она почему-то обычно понимала всё. Её уход — это действительно большое горе!”

25 июля 1948

(51) Бедная старая женщина

Сегодня, в три часа дня, когда в присутствии Бхагавана снова говорили о Лакшми, один из преданных сказал: “Представляется, что Аруначалам Пиллаи купил Лакшми в Гудияттаме, а не в Каннамангаламе.

Услышав это, Бхагаван сказал: “Это был город, где тоже жила Кираи Патти”.

Тот преданный спросил:
“Когда точно она появилась там?”

С улыбкой Бхагаван начал рассказывать нам её историю:

«Я сам не знаю. Ещё когда я находился в Храме Аруначалешвары, она жила на Горе и посещала меня время от времени. Но она начала часто приходить ко мне только после того, как я перешёл в пещеру Вирупакша.

Она тогда жила в мандапе Гуха Намашивайя. В то время этот мандап не содержался так хорошо, как сейчас. У него была только деревянная дверь и деревянная ного горшка.

Она сначала грела в нём воду для мытья, а затем готовила в нём овощи и пищу. У неё имелся лишь один горшок для всего, что ей было нужно. Она обычно выходила перед восходом солнца, бродила по Горе и приносила какие-то особые листья, полезные для приготовления овощей.

Она готовила их со вкусом, приносила мне около пригоршни и убеждала поесть. Кираи Патти никогда не переставала делать это, ни разу не пропустила.

Иногда я помогал ей стряпать, отправляясь к ней и нарезая у неё овощи. Она мне очень доверяла. Она обычно ходила в город ежедневно, чтобы приобрести рис, муку, приправу кэрри [из куркумового корня, чеснока и разных пряностей] и тому подобное, выпрашивая всё это в различных домах и хранилищах, а затем складывала всё в большой глиняный кувшин с широким горлом.

Однажды она как-то приготовила кашу из муки с приправой, принесла её с овощами и сказала: “Свами, Свами, вчера одна добрая женщина дала мне немного муки. Я приготовила кашу, Свами”.

Она думала, что я ничего не знаю. Когда её в мандапе Гуха Намашивайя не было, я, бывало, заходил туда и находил какие-то продукты в том горшке. Но тогда она абсолютно мне доверяла. Она не позволяла больше никому заходить в этот мандап.

Когда ей не удавалось достать каких-либо овощей, она обычно сидела там в унынии. В таких случаях я взбирался на дерево тамаринда, срывал несколько молодых листиков и отдавал ей. Кираи Патти, таким образом, как-то ежедневно поддерживала меня пищей.

Она никогда не делала чего-либо по своему вкусу. Она приносила разные приправы, приговаривая: “Свами любит это”. Кираи Патти была очень преданной и заботливой женщиной. Даже в возрасте восьмидесяти лет она продолжала бродить по Горе повсюду. Она жила там, на Горе, ещё до того, как я прибыл туда».

“Боялась ли она чего-нибудь?” — спросила я.

Бхагаван сказал: «Нет. Чего она должна была бояться? Вы знаете, что однажды произошло?

Я отправился в Скандашрам и оставался там до ночи. Паланисвами находился в пещере Вирупакша.

В полночь, когда какой-то вор пробрался к ней и пытался уйти с награбленными вещами, она проснулась и закричала: “Кто это?”

Вор закрыл ей рот рукой, но она как-то ухитрилась прокричать изо всех сил: “О, Аннамалай! Здесь вор! Вор!” Её голос был слышан даже в Скандашраме, где я находился. Я закричал в ответ: “Здесь я! Я иду! Кто это?”

После этого я быстро помчался туда. Минуя пещеру Вирупакша, я спросил об этом Паланисвами и он ответил: “Я слышал некий крик из пещеры старухи, но подумал, что это какое-то её бормотание”.

В пещере Мангового дерева и в пещере Джатасвами также находились люди, но никто, по-видимому, её криков не услышал».

“Крики были услышаны тем, кто должен был их услышать, и Аруначала Сам ответил на её зов”, — сказала я.

Кивнув головой в знак согласия, Бхагаван произнёс: «Услышав мой крик, вор убежал. Мы вдвоём с Паланисвами пришли к ней, спросили, где вор, и, поскольку никого уже не было, засмеялись, сказав, что всё это было лишь игрой воображения.

Она сказала: “Нет, Свами. Когда он уносил вещи, я стала звать на помощь, и поэтому он закрыл мне рот руками. Я все же как-то сумела крикнуть изо всех сил. Возможно, поэтому Вы и сказали в ответ, что сейчас придёте. Он услышал это и убежал”.

Света у неё не было, и мы зажгли лучину для растопки, осмотрели помещение и обнаружили тот горшок с остатками пищи вокруг него; тогда нам стало ясно, что грабёж действительно был».

Я сказала: “У неё была глубокая вера в Бога. Её рождение не было обычным, оно имело цель”.

Бхагаван просто кивнул головой и остался в тишине.

Когда Ганджендра [царь слонов, который в прошлой жизни был человеком] обратился с мольбой к Господу Вишну [будучи схвачен крокодилом], тот услышал её в Вайкунтхе и сразу бросился освобождать Гаджендру от страдания [Господь Вишну вытащил царя слонов вместе с крокодилом из воды, а затем отсёк крокодилу голову].

Точно так же Бхагаван бросился спасать своего преданного. Смотри, какая забота о преданных!

27 июля 1948

(52) Вера

Сегодня в восемь часов утра один из пылких преданных принёс тамильскую записную книжку, исписанную Бхагаваном, и дал её ему.

Бхагаван показал стихи, которые ему требовались, перевернул несколько страниц, показал ещё несколько стихотворений и объяснил их смысл.

Я его слов не слышала и поэтому посмотрела на него вопросительно. Заметив это, Бхагаван сказал громко: «Некоторое время тому назад Муруганар написал два стихотворения на тамильском языке, восхваляющих Вишну. Одно — относящееся к телу, а другое — относящееся к произнесённому ртом слову.

Суть тех стихов такова:

“1. Свами, Вы явились в образе вепря [третья аватара Вишну], подняли затопленную землю и спасли людей. Как могу я, один из обитателей этой земли, подходящим образом похвалить Вас за то великое благо, которое Вы оказали мне?”

“2. Этот мир был единым великим океаном (Экарнава), когда божества взмолились, чтобы Вы спасли их. Тогда Вы приняли форму лебедя и когда обоими крыльями обмахивали воду, та раскрылась и земля появилась из неё. Как я могу достойно восхвалить Вас за то, что Вы для нас сделали?”

В этом — смысл. После написания тех двух стихов, он стал убеждать меня сочинить третий стих, имеющий отношение к уму.

Я не мог ему отказать и лишь поэтому сочинил стихотворение, смысл которого таков:

“О Свами, чтобы облегчить ношу Земли, Вы приняли воплощение Кришны и своими поучениями, изложенными в Гите — ‘когда бы ни происходило ослабление дхармы’, ‘для спасения благочестивых’ — заверили нас, что хотели бы иметь несколько других воплощений. Кто я, чтобы восхвалять такого Господа и его различные формы?”

Эти слова похвалы или “Кто я?” имеют несколько смыслов и могут толковаться различными способами разными людьми.

Я написал это стихотворение о Вишну главным образом по настоянию Муруганара.

Он сочинил стих, относящийся к телу, и стих, относящийся к произнесённому слову, сказав, что только Бхагавану следует сочинить стих, касающийся ума. Что же было делать?»


Я спросила: “Кто ещё мог бы написать стих, относящийся к уму?”

Глядя на человека, сидевшего напротив, Бхагаван сказал: «Смотрите, этот Кришнасвами Аияр написал комментарий к Бхагавад Гите, приложил изображение Кришны на лицевую сторону рукописи и требовал от меня, чтобы я написал что-нибудь внизу.

Тогда я написал на тамильском языке стихотворение “Колесница Партхи”, а затем превратил его в шлоку на санскрите:

В качестве возничего Партхи (Арджуны), Господь дал ему это божественное Учение. Пусть Он, кто есть воплощённое сострадание и кто устранил горе Арджуны, защитит нас!»

“Оно найдено в драгоценном ожерелье Бхагавад-Гиты. Здесь только две строки, написанные мной в похвалу Вишну, и я должен был написать их при указанных выше обстоятельствах”.

29 июля 1948

(53) Подходящее для всех поучение

Когда Бхагаван выходил сегодня утром в четверть десятого, он слегка споткнулся. Служители не решились прикоснуться к нему, давая ему возможность самому восстановить равновесие, так как знали, что ему это не понравится.

Один давний преданный, оказавшийся рядом, попытался поддержать его. Бхагаван невозмутимо сказал:

“Вы все пытаетесь удержать меня от падения, но на самом деле толкаете. Хватит. Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы не упасть самим”.

Эти слова наполнены глубоким смыслом. Хотя может показаться, что Бхагаван сказал нечто банальное, в тех словах заключалась великая истина, и поэтому я тотчас же записала их.

Тем временем Бхагаван возвратился и сел на своё обычное место. Как раз перед этим некий раздражённый молодой человек вошёл в Холл.

После некоторых попыток заговорить он произнёс: “Свами, в моём уме созрел вопрос. Можете ли Вы сказать, в чём он состоит? Или Вы хотите, чтобы я сам задал его?”

Бхагаван сказал: “Ого! Всё дело в этом, не так ли? Жаль. Я такими силами не располагаю. Будучи одарённой личностью, вы, может быть, и способны читать мысли других. А откуда мне взять такие силы?”

Тот молодой человек собирался ответить:
“В чём тогда состоит Ваше величие, если Вы не можете сделать этого?”, но другие присутствующие остановили его.

Видя такое, я подошла и села ближе к Бхагавану.

Глядя на меня, Бхагаван произнёс: “Смотрите, этот молодой человек спрашивает меня, не могу ли я узнать, что за вопрос имеется в его уме! До сих пор никто не спрашивал у меня подобного. Таким образом, это означает, что он меня испытывает.

Цель человека, приходящего сюда, известна даже при его входе. Поза, в которой он сидит, сама по себе открывает цель его посещения. Вместо попытки испытать меня, почему бы ему не испытать себя и не найти, кем он является? Разве это не было бы гораздо лучше?”


Посетитель, которому довелось сидеть рядом с тем молодым человеком, продолжил тему разговора и сказал:

“Свами, Вы говорите, что нахождение Себя есть величайшая цель жизни. Но хороша ли для этого нама джапа (повторение имени Господа)? Можем ли мы достичь мокши таким образом?”

Бхагаван ответил: “Да, она хороша. Она сама приведёт вас должным образом к Цели. Повторение Имени должно удалить все чуждые вещи. Тогда всё чуждое исчезает и остаётся единственно Имя. То, которое остаётся, есть Истинное Я, или Бог, или Высочайшее Бытие.

Нама джапа означает, что мы даём какое-то имя Богу и называем ЕГО этим именем. Вы даёте Ему то имя, которое вам нравится больше всего”.


Тот преданный спросил: “Проявит ли Ишвара Себя, если дать Ему некоторое имя и молить Его появиться в определённой форме?”

Бхагаван: “Да. ОН ответит на ваш призыв, каким бы именем вы Его ни назвали, и появится, в какой бы форме вы ни почитали Его.

Как только Он проявляется Сам, вы что-то спрашиваете. ОН гарантирует благодеяние и исчезает, но вы остаётесь там, где находились”.


Я сказала: “Я полагаю, что Бхагаван поступит так же, если мы просим его о некоторых материальных выгодах”.

Не обращая никакого внимания на то, что я сказала, и уклоняясь от этого вопроса, Бхагаван промолвил:

«Вот почему Бог опасается проявлять Себя. Если Он приходит, преданные будут просить Его отдать все Свои силы и удалиться.

Они не только скажут: “Отдай всё нам”, но они также скажут: “Не отдавай их кому-либо ещё”. Это страх. Вот почему Бог медлит с приходом к Своим преданным».


Другой преданный: “Та же самая вещь происходит и с Махатмами?”

Бхагаван: «В этом нет сомнений. Если к людям проявлена любая мягкость, они начинают проявлять власть над Махатмами.

Они скажут им: “Вам дóлжно делать так, как вас просят”. Они также скажут: “Больше никому не следует приходить сюда”. И так далее».

Преданный: “Сказано, что Махатма смотрит на всё с одинаковой добротой. Почему тогда Махатмы заботливо встречают только некоторых, одним отвечают, а другим нет, когда их спрашивают, на некоторых кричат и выражают безразличие к остальным?”

Бхагаван: “Да. Все дети для отца одинаковы. Он желает добра им всем. Поэтому он относится к ним с любовью или гневом согласно их склонностям и таким образом воспитывает их.

Спокойные дети остаются в стороне от страхов и не просят ничего. Их следует обхаживать с любовью и нежностью, давая всё, что они хотят.

Те, кто смел, просят и получают всё желаемое. Праздношатающимся следует объявить выговор и содержать в местах, которые им подходят.

Бестолковыми дóлжно пренебрегать, оставляя им самим заботиться о себе. Таким же образом и Махатмы должны быть любящими или строгими в соответствии с качествами своих почитателей”.

26 августа 1948

(54) Любовь животных

Сегодня в три часа дня, когда мы обсуждали что-то в присутствии Бхагавана, какой-то чужестранец пришёл в Ашрам с корзиной, наполненной фруктами.

Похоже, что по дороге в Холл к нему подбежала какая-то обезьяна, схватила несколько плодов и убежала. Услышав шум снаружи, и поняв, что случилось, Бхагаван, смеясь, сказал, что обезьяна унесла свою порцию плодов, так как опасалась, что в противном случае мы бы ей их не дали. Мы все рассмеялись.

Во время этого происшествия ещё одна обезьяна, самка, с ребёнком на груди, подошла к той корзине с фруктами. Люди, стоящие около корзины, закричали, отгоняя её прочь.

Бхагаван промолвил: “Это же мать с ребёнком. Почему бы ей не дать что-то и отпустить?” Но он говорил недостаточно громко, а потому обезьяна испугалась, убежала и спряталась на дереве.

Бхагаван, полный сожаления и доброты, сказал: “Разве это справедливо? Мы называем себя санньясинами, но когда приходит настоящий санньяси, мы его прогоняем, не давая ему ничего. Какая несправедливость!

Мы сами хотим питаться в течение многих лет и жить. Мы храним требуемое в каком-то месте, закрываем его, а ключи держим при себе.

Разве эта обезьяна имеет дом? Может ли она отложить что-нибудь на завтрашний день? Она ест то, что может получить, и спит на дереве, которое ей доступно. Она носит дитя ниже живота, куда бы ни пошла, до тех пор, пока ребёнок не научится двигаться самостоятельно; тогда она предоставляет ребёнка самому себе.

Кто есть подлинный санньяси, эта обезьяна или мы? Вот почему самец обезьяны всегда берёт свою долю на пути сам. Если бы это был самец, он сделал бы всё безнаказанно. Но это самка. Что она может сделать?”


Сказав так, Бхагаван начал ласково звать ту обезьяну. Обезьяна подошла со стороны кушетки и встала там. Всем своим видом выражая любовь, Бхагаван дал ей все плоды, которые она хотела, и та убежала.

Немного позднее пришёл белый павлин, во всем своём величии. Бхагаван, глядя на него, сказал мне: “Смотрите, их уши не видимы. В обычном месте для ушей находятся большие дыры. Они покрыты перьями в форме веера”.

Я ответила: “Правда? Раньше я ничего об этом не знала”.

После этого Бхагаван заметил:
“Я наблюдал это, живя на Горе. Тогда вместе с нами жили два павлина. Самка всегда спала у меня на коленях, и я разглядывал её, когда она таким образом отдыхала. Павлин же никогда так близко ко мне не подходил. Он обычно где-то блуждал.

Самка никогда не покидала меня, но всегда сидела рядом со мной или спала на коленях. Она вела себя со мной очень бесцеремонно. Павлин обычно звал её, чтобы она сопровождала его на прогулке, но подобно маленькому ребёнку, она никогда не хотела оставить меня и уйти”.

Я сказала: “Маленькие девочки всегда больше привязаны к Бхагавану, и Бхагаван тоже выражает им бо`льшую любовь”.

Бхагаван: “Однажды какой-то человек увёл её силой. Она больше не возвращалась. Я не знаю, что случилось. Самец, однако, испустил своё дыхание на моих коленях. После этого мы там устроили ему могилу”.

“Счастливец!” — воскликнула я. “Да, да”, — сказал Бхагаван и снова замолчал.

10 сентября 1948

(55) Что такое счастье?

В своё время врач Ашрама посоветовал Бхагавану питаться пшеницей, а не рисом, ибо это обеспечит ему лучшее питание. Четыре или пять дней тому назад он многозначительно заявил, что это надо сделать немедленно.

Ашрамские власти пришли к Бхагавану и попросили разрешения приготовить пшеничные лепёшки, зажаренные в топлёном масле (гхи). Бхагаван возразил, сказав, что эти пшеничные лепёшки потребуют большого количества гхи, и нет необходимости тратить на них так много денег.

Ему ответили, что нет нужды беспокоиться о расходах и, поскольку врач говорит об их полезности для здоровья Бхагавана, лепёшки должны быть приготовлены.

Бхагаван сказал: “Пожалуйста, не делайте этого. Если этот врач говорит, что пшеница хороша, то другой врач скажет, что она не полезна для здоровья Бхагавана. Он тоже прекрасный врач. Разве нам не следует получить также и его разрешение? Разве мы в таких вопросах независимы? Сначала спросите того врача”.

Когда мы разузнали, кем был тот врач, и как было дело, то выяснилось, что он был никем иным, как нашим Субраманья Мудалияром, кладовщиком. Кажется, некоторое время тому назад пшеницу подавали вместе с другими зернами. Так как никто не был приучен к пшеничной пище, её отдельно не готовили. Поэтому пшеницу и рис ежедневно готовили и раздавали в равных пропорциях всем посетителям столовой.

Бхагаван, однако, настаивал, чтобы ему подавали только пшеницу, и ел её ежедневно. Тот преданный, кладовщик, думая, что пшеница будет порождать чрезмерное тепло в теле Бхагавана и вредить его здоровью, попросил Бхагавана пшеницу не есть, но эта просьба успеха не имела. Поэтому он прекратил снабжать столовую пшеницей и держал её только для кули.

Когда врачи стали расспрашивать кладовщика по этому поводу и опровергли его утверждение о том, что пшеница не полезна для здоровья Бхагавана, он пытался от прямого ответа ускользнуть.

Он заявил, что пшеница, предназначенная для использования в столовой, была источена червями, и что если бы это стало известно Бхагавану, то Бхагаван настоял бы на том, чтобы есть её самому; и поэтому у него не было другого выхода, как держать её только для кули.

Бхагаван узнал об этом после возвращения из коровника и с некоторой горечью сказал: “Ох! Вот оно что! Какую замечательную услугу он нам оказал! Мы все должны вкушать пищу хорошую, а пищу, приготовленную из повреждённой пшеницы, следует отдавать бедным кули! Я полагаю, они думают, что Бхагаван будет доволен, когда узнает об этом. Таким образом, сделано благородное дело и всё это из-за их преданности Бхагавану.

Какой был бы великий позор, если бы пища, не подходящая нам, передавалась кули в нашем присутствии? Вот как каждый человек здесь себя ведёт. Довольно всей этой бессмыслицы. Я не хочу лепёшек или чего-либо в этом роде. Отдайте их кули. Если они едят их, разве это не то же самое, что мы едим их?”


Другой преданный, продолжая разговор, сказал: “Наше единственное беспокойство состоит в том, чтобы тело Бхагавана было здоровым”.

Бхагаван: “Да, это верно. Но в чём состоит здоровье и в чём состоит счастье? Разве счастье заключается только в еде? Возьмем случай какого-нибудь махараджи.

Ежедневно для него готовят богатую и очень вкусную пищу. Тем не менее, он слабеет, страдает от несварения желудка. У него нет вкуса к пище. Он не может переварить то, что ест, и страдает от желудочных болей. Он не может спать, даже имея прекрасную лёгкую походную кровать, приятные шёлковые занавески и мягкие постельные принадлежности. Какая польза от них? Его всегда что-то беспокоит.

Любой кули счастливее этого царя. Он ест или пьёт всё, что в состоянии себе позволить, и крепко спит без всяких забот. Поскольку он работает в поте лица своего, у него появляется первоклассный аппетит. При таком аппетите он наслаждается пищей, словно нектаром, даже если ест только кашу.

Он ничего не откладывает на завтрашний день и поэтому не беспокоится о надежном хранении своих пожитков. Он удобно лежит под тем или иным деревом и наслаждается глубоким сном”.


Тот преданный сказал: “Но тогда он не думает, что является счастливым человеком”.

Бхагаван: “Беда с этим миром. Человек, спящий под деревом, видит дворцы и большие особняки и сожалеет о том, что их нет у него. Но он на самом деле является человеком счастливым.

Однажды я видел здесь одного кули. До полудня он тяжело трудился, выкапывая землю и разбрасывая её на дорогу. Он обливался потом и очень устал. Он проголодался. Он помыл ноги, руки и лицо в пруду, сел на какую-то плиту и открыл горшок с едой. Там был рис с приправой. Он взял три полные горсти этого риса и проглотил их с очевидным удовольствием. Ничего не оставил. Он вымыл горшок, выпил немного воды и задремал под деревом, используя свою руку как подушку.

Я тогда почувствовал, что он был действительно счастливым человеком. Если человек ест просто, чтобы жить, всё, что он ест, даёт силу. Вы становитесь слабым только тогда, когда живёте, чтобы есть”.


Преданный: “То, что Бхагаван сказал, правильно, но махараджа сожалеет о том, что не стал императором, а император — о том, что не стал Господом богов; у них не будет чувства, что кули счастливее. Или это не так?”

Бхагаван: “Нет. Они не будут иметь того чувства; оно является иллюзией. Если они имеют чувство истины, то станут душами, осознавшими себя. Поскольку я пережил оба из них, я знаю цену того счастья.

По правде говоря, я не имею сейчас счастья пережитого мной в пещере Вирупакша, когда я ел, только если кто-нибудь мне что-то приносил, и спал на земляной платформе, даже без всякой подстилки — при всей этой роскошной пище, которой питаюсь теперь. Эта хижина, эта кровать и эти подушки — все они являются бременем”.

11 сентября 1948

(56) Где находится Свами?

После того как Бхагаван вчера рассказал нам, что сейчас не имеет того счастья, которым наслаждался, когда спал на земляной платформе, некоторые преданные пошли в Скандашрам, получив разрешение Бхагавана, а на обратном пути видели пещеру Вирупакша.

Возвратившись в Ашрам, они спросили Бхагавана, является ли земляная платформа, упомянутая вчера, той же, что имеется там сейчас на веранде, и правда ли, что Бхагаван сам соорудил ту платформу.

Бхагаван: “Да, это так. Мы все считали, что посетителям было бы удобнее сидеть на ней. Поэтому я построил её из камней и ила. Только некоторое время спустя она была зацементирована”.

Я спросила: “Это факт, что при постройке той платформы кто-то приходил и спрашивал Бхагавана, где находится Свами, а Бхагаван отослал его, сказав, что Свами ушёл куда-то?”

Бхагаван промолвил: “Откуда вы узнали об этом?” и засмеялся.

Я ответила, что знаю со слов Эчаммы.

Вслед за тем Бхагаван поведал нам об этом происшествии следующее:

«Да. Это факт. Однажды утром я приготовил камни и ил, чтобы заняться постройкой платформы. Какой-то незнакомец подошёл и спросил меня: “Где находится Свами?” Кроме меня, там больше никого не было. Поэтому я ответил: “Свами только что ушёл куда-то”. Он снова спросил: “Когда он вернётся?” Я сказал: “Не знаю”.

Поскольку он решил, что Свами, возможно, возвратится нескоро, он начал спускаться с Горы. По пути он встретил поднимающуюся Эчамму, которая спросила его, почему он спускается. Когда он упомянул о случившемся, она предложила сопровождать его, сказав, что хотела бы показать ему Свами.

Придя, Эчамма поставила внутри пещеры сосуд с пищей, принесённый ею, простёрлась передо мной. Затем поднялась и сказала тому незнакомцу: “Это он. Он и есть Свами”.

Тот удивился, а после того, как простёрся передо мной, обратился к Эчамме:

“Он действительно нужный мне Свами? Когда я недавно приходил сюда, он строил платформу. Не зная, кем он был, я спросил его: ‘Где находится Свами?’, а он ответил: ‘Свами ушёл куда-то’. Я поверил ему и поэтому пошел обратно”.

Эчамма после этого начала упрекать меня за то, что я ввёл его в заблуждение. Тогда я сказал: “Ого! Значит, вы хотите, чтобы я повесил себе на шею дощечку с надписью: ‘Я — Свами’?”»


Преданный: “Кажется, Вы таким способом вводили людей в заблуждение даже после своего прибытия сюда?”

Бхагаван: «Да. Это верно. Тогда здесь не было многих построек. Имелся только этот Холл, в котором все мы сейчас сидим. Даже он изначально строился как кухня с дымовой трубой.

Наши Шанмугам Пиллаи, отец Гопала Пиллая, и несколько других преданных настаивали на том, что должен быть Холл, в котором Бхагаван может сидеть, и говорили, что со строительством кухни можно подождать.

Дымовую трубу, которая уже была построена, соответственно демонтировали, а здание переделали.

Между этим Холлом и храмом Матери находился соломенный навес для кухни, а рядом с ним, около чёрного дерева ним, располагалась кладовая. Она тоже имела соломенный навес. Мы ежедневно вставали рано утром и резали овощи.

Однажды, когда я резал овощи, держа открытой дверь в кладовую, а все остальные разошлись по всяким делам, два или три человека, которые совершали обход Горы, зашли в Холл, а потом, найдя кушетку пустой, заглянули в кладовую. Они были людьми часто посещавшими Ашрам. Что мне оставалось делать?

Моя голова была целиком покрыта простынёй, и когда я резал овощи, моего лица не было видно. “Почтенный, Свами сейчас на кушетке нет. Где он?” — спросили они меня. Я ответил, сказав, что он только что ушёл и скоро вернётся. Они не стали ждать и ушли, поскольку у них оставалось мало времени на обход Горы.

Кто-то из присутствовавших обратил внимание на случившееся и спросил, почему я ввёл их в заблуждение. “А что мне ещё оставалось делать? — ответил я. — Мне следовало сказать им, что Свами стоит перед ними?” Такие случаи происходили довольно часто».


Когда я упомянула об этом преданному, который давным-давно находится в Ашраме, он ответил:

“Случалось не только это. Вы знаете, что здесь часто бывал свами по имени Дандапани. Он был человек полный, с большим животом, и носил набедренную повязку цвета охры. Он имел гулкий и звонкий голос.

Бхагаван поэтому часто говорил, что было бы хорошо держать его у входа в Ашрам при празднике Картикай Дипам, чтобы люди, приходившие толпами, принимали его за Свами, простирались перед ним и шли дальше, не беспокоя Бхагавана. Бхагаван всегда стремился избегать публичности”.

20 сентября 1948

(57) Астрология

Несколько дней тому назад сюда прибыл некий астролог. На следующее утро, примерно в десять часов, он задал Бхагавану несколько вопросов по астрологии и получил подходящие ответы.

Ниже я даю короткую выдержку из их разговора:

Собеседник: “Свами! Согласно астрологической науке можно предсказывать грядущие события, учитывая влияние звёзд. Это правда?”

Бхагаван: “Пока у вас есть эгоистическое чувство, всё это правда. Когда эгоизм уничтожен, всё это неверно”.


Собеседник: “Значит, астрология не истинна в отношении тех, чей эгоизм уничтожен?”

Бхагаван: “Кто останется, чтобы заявить об этом? Ви`дение возможно, только тогда, когда есть тот, кто видит. Те, чей эгоизм разрушен, в действительности не видят, даже если они кажутся видящими. Это окно открыто. Даже при этом здесь должен быть кто-то, чтобы видеть. Разве окно видит что-нибудь?”


Собеседник: “Как тело сможет продолжать действовать изо дня в день, если того эго не будет?”

Бхагаван: “Да. Именно так. Тело является для нас неким домом. Этот дом будет должным образом содержаться, только если вы пребываете в нём. Поэтому мы должны осознать, что содержим дом пригодным для жилья лишь до тех пор, пока находимся в нём, и не должны никогда оставлять знание, что этот дом Истинным Я не является.

Когда об этом забывают, приходит к власти чувство эго, и начинаются волнения. Поэтому всё в мире кажется реальным, и разрушение этого чувства является разрушением ЭГО.

Когда эго разрушено, ничто (в этом мире) реальным не является. Что должно случиться, случится; а что не должно случиться, не случится”.


Собеседник: “Вы говорите, что тó, что должно случиться, случится, а что не должно случиться, не случится. Если это так, то почему следует говорить, что необходимо выполнять добрые дела?”

Бхагаван: “Если сделано что-то доброе, оно имеет результатом счастье. Поэтому люди говорят, что должны делаться добрые дела”.


Собеседник: “Да. Вот почему старцы говорят, что горе является состоянием побочным”.

Бхагаван: “Именно так. Горе является побочным. Только счастье является естественным. Каждое живое существо жаждет счастья, потому что его естественное состояние является воплощением счастья.

Все садханы (духовные усилия) предназначены для преодоления побочного горя; когда головная боль приходит случайно, вы должны избавиться от неё с помощью лекарства.

Если это постоянное нездоровье тела, привязанное к нему от рождения до смерти, то почему вам следует пытаться избавиться от него? Так же как нарывы и другие болезни тела исцеляются лечением у доктора, горести, являющиеся результатом различных трудностей, могут быть преодолены садханой, специально назначаемой для них.

Это тело само есть болезнь. Коренная её причина — неведение. Если для этого неведения назначено лекарство, именуемое джняной, все присущие ему болезни исчезнут сразу”.


Собеседник: “Возможно ли получить немедленные результаты посредством садханы?”

Бхагаван: “Некоторые пожинают немедленные результаты, а некоторые этого не делают. Всё зависит от интенсивности или иных сторон садханы. Если добрые дела или злые дела выполнены с большой интенсивностью, то результаты проявят себя сразу; в противном случае результаты будут неторопливыми. Эти результаты, однако, обязательно последуют. Избежать их невозможно”.

30 сентября 1948

(58) Жизнь на Горе

Недавно Бхагаван сам изменил стихи [тамильского перевода] Атма Бодхи, изначально написанные в поэтическом размере венба, написав их заново в поэтическом размере каливенба. Поскольку сейчас их напечатали в форме книги, она стала темой частых обсуждений в присутствии Бхагавана.

Вчера днём Бхагаван сам сказал, обращаясь к преданному, сидящему поблизости от него:

“Смотрите. Когда мы жили в пещере Вирупакша, я написал по просьбе Паланисвами в этой маленькой записной книжке шрифтом малаялам значительную порцию шлок Шанкары и его наставлений.

Эта Атма Бодха тоже имеется в той записной книжке, но в то время я не чувствовал склонности писать на неё комментарий. С перерывами, но эти шлоки часто приходили мне на ум.

Вы знаете, что однажды случилось. Мы все отправились на вершину Аруначалы, со всеми вещами, необходимыми для приготовления пищи в любое удобное для нас время. Мы тогда жили в пещере Вирупакша. Паланисвами остался надзирать за пещерой.

К тому времени, когда мы достигли Семи Ручьёв [неподалёку от вершины Аруначалы], было уже довольно жарко. Поэтому мы искупались, а потом решили заняться приготовлением пищи.

Мы вынули кулинарные сосуды и продукты, такие как горох, бобы, чечевица, соль и гхи, устроили очаг, а потом обнаружили, что не взяли с собой самую важную вещь, именуемую спичками.

Наша пещера была слишком далеко, чтобы идти туда за ними. Кроме того, было очень жарко, и все были страшно голодны. Некоторые пытались получить огонь, ударяя одним куском кремня о другой, но безуспешно. Другие пытались тереть один кусок дерева о другой, как они делают при жертвоприношениях для создания жертвенного огня, но тоже без успеха.

Тут мне пришла на ум вторая строфа Атма Бодхи, а именно:

2. Из всех средств достижения Освобождения только знание является прямым средством — столь же существенным, как огонь для приготовления пищи; без него Освобождение не может быть достигнуто.

Я прочёл её вслух и объяснил её смысл, чтобы привести их в хорошее настроение”.


Другой преданный сказал:
“Мы не знаем смысла этой шлоки”.

Бхагаван ответил с улыбкой:
“Вы хотите узнать её смысл? Она подразумевает, что так же как вы не можете приготовить любой из имеющихся у вас продуктов, если не имеете огня, вы также не можете достичь Освобождения, мокшу, если не имеете джняны”.


“Что произошло потом?” — спросил кто-то.

Бхагаван рассказал:
«Кто-то догадался послать сообщение через одного из местных жителей, косивших траву, который возвращался домой с грузом травы на голове.

Паланисвами послал спичечный коробок с одним из дровосеков, поднимавшихся на Гору. Потом мы зажгли огонь, приготовили пищу и поели.

Вы знаете, как готовилась пища? Рис, горох, бобы и овощи были все положены в один сосуд и варились вместе, а затем добавили немного соли. Таким способом было приготовлено блюдо, именуемое китчади (всякая всячина).

Мы все договорились об этом заранее. После еды мы немного отдохнули, а потом отправились к вершине.

Для того, чтобы помочь спутникам понять указанную выше вторую строфу Атма Бодхи, я в течение всего нашего подъёма продолжал объяснять им её полный смысл.

При достижении вершины я сказал им:
“Вы видите, сколько трудностей вам пришлось пережить, чтобы прибыть сюда. Мы поднимались в гору, немного взбирались, затем поели, смешав разные продукты, прежде чем взбираться дальше. Для приготовления пищи у нас не было огня, и поэтому мы оказались в затруднении.

Подобным образом, у вас может быть всё для обучения и учёности, но без понимания не может быть полного созревания мудрости.

Для достижения высочайшего состояния все мирские вещи должны быть хорошо перемешаны с этим огнём джняны и проглочены”.

После этого мы возвратились обратно к пещере ещё до того, как стемнело. В те дни мы никогда не считали трудным или скучным отправиться к вершине; поэтому мы поднимались на неё, когда бы нам этого ни хотелось. Когда я вспоминаю об этом сейчас, то начинаю сомневаться, а ходил ли я когда-нибудь к вершине».


“Это правда, что Эчамма и другие обычно сопровождали Вас?” — спросила я.

“Да. Даже старая женщина, Мудалияр Патти, бывало, ходила с нами. Они обе непременно приносили мне пищу каждый день. Они не слушались меня. Даже если я куда-нибудь уходил, просто чтобы не встречаться с ними, они обычно, так или иначе, находили меня”, — ответил Бхагаван.

Я заметила: “Мы в течение нескольких дней жалуемся на боль в ногах даже после одного подъема к Скандашраму. Просто замечательно, как эти старые женщины ухитряются ежедневно подниматься в Скандашрам с узлом на голове, а иногда также и в другие места, когда Бхагавану случается быть там. Их огромное желание упасть к стопам Бхагавана, возможно, даёт им требуемую силу”.

Одобрительно кивнув и улыбнувшись, Бхагаван погрузился в безмолвие.