Помни о смерти

Кабир о смерти

Традиция «Грантхавали»

12.5. Жизнь коротка, а люди превратили ее в огромную арену для представлений. В конце концов все уйдут из этого мира — раджа, бедняк султан.

12.6. Наступят такой день, когда со всем придется расстаться. О раджа, царица, правитель! Почему сейчас не заботитесь о будущем?

12.9. Не возносись, глядя на свое красивое тело. Ты скоро расстанешься с ним, как змея со старой кожей.

12.10. Не возносись, глядя на свой высокий дом. Скоро будешь лежать в земле, а сверху вырастет трава.

12.11. Не гордись собой и своим телом, Даже тому, кто сегодня восседает на боевом коне, под царским опахалом, впереди уготована яма в земле.

12.12. не возносись, ведь смерть уже схватила тебя за волосы. Неизвестно, где умрешь — в родном доме или на чужбине.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

12.20. собрав щепотку праха, завязали в узелок — вот так выглядит наше тело. Но зрелище это — ненадолго: в конце концов прах снова станет прахом.

12.56. Моя мать — чужая, отец — чужой, я тоже чужой среди них. Мы встретились случайно в лодке, плывущей по реке мирского бытия.

12.57. Здесь — чужой дом, там — наш собственный дом. Сюда мы пришли на базар, чтобы заняться торговлей. Продав плоды своих дел, мы уходим безвозвратно.

41.1. Если человек живет, словно мертвый, отказавшись от всех мирских желаний, И служит своему Господину, то Хари оберегает своего слугу от страданий.

41.2. Моя душа умерла, а тело мое ослабло. Тогда Хари последовал за мною, взывая: «Кабир»,«Кабир».

41.3. умерев при жизни, остался презренный людьми на кладбище — никто не понял моей тайны. Только Хари нежно призвал меня, словно корова, любящая своего теленка.

41.4. Если сжигаю фальшивый дом, то спасаю дом истинный, если сохраняю фальшивый дом, то теряю дом, истинный. Я увидел удивительное — тот, кто умер при жизни, победил смерть.

41.5. Смерть за смертью — так вымервесь мир, но никто не знает, как умирать. умирать надо так, чтобы не пришлось умирать снова.

41.6. Умер лекарь, умер больной, умер весь мир. Не умер лишь одинКабир, опорой которому служит Рама.

41.7. Моя душа умерла, умерли все привязанности, прошла корысть, все исчезло. Был йог, но слился с Всевышним, и от асаны его осталась лишь горстка пепла.

(асана — (букв.«сидение»,«пребывание») — практика хатха-йоги разработала целую систему поз, способствующие установлению контроля над чувствами и сосредоточению.)

41.8. Смерть лучше, чем жизнь в мире сансары, для тех, кто знает, как умирать. Кто умирает до своей смерти, тот становится бессмертным в век Кали.

46.1. О человек, поддельное счастье ты принимаешь за истинное, радуясь этому в душе. На самом деле весь мир для смерти — что жареные зерна; одни у нее во рту, другие пока в подоле
.

46.2. Сегодня ночью или завтра она застанет нас; в дороге. Человек — воробей, смерть — сокол, который неожиданно нападает.

46.3. Смерть стоит у твоего изголовья. Проснись, о любимый друг! Почему без любви к Раме спишь спокойно?

46.4. Весь мир погружен в сон, только одному святому не спится, Потому что он понимает, что смерть стоит у изголовья, словно жених у ворот невесты.

46.5. Сегодня говорит: «завтра буду почитать Хари». Завтра опять говорит: «завтра». Так, откладывая со дня на день, упустил благоприятное время (т. е. человеческое рождение).

46.6. не заметил, как прошло мгновение в хлопотах о завтрашнем дне. Смерть внезапно нагрянет, как сокол на куропатку.

46.7. человек, как птичка, клевал кусочек за кусочком — так промелькнули мгновение за мгновением. Душа еще не освободилась от забот, а Яма уже пришел и ударил в барабан.

46.8. Я один против двух, между ними нет разницы: Если спасусь от Ямы, все равно старость настигнет меня.

46.9. Один за другим ушли любимые друзья. О душа, теперь и твоя очередь приближается с каждым днем.

46.10. Стоящее в лесу дерево, загоревшись, взывает: «Да не окажусь я во власти кузнеца, который сожжет меня второй раз».

(Аллегория: «дерево» — тело,«загоревшееся» — чувствующее близость смерти,«кузнец» — Яма (бог смерти), «сожжет второй раз» — заставит родиться вновь и следовательно, вновь умереть.)

46.11. Что взошло, закатится; что расцвело, завянет. Что построено, разрушится; что пришло, уйдет
.

46.12. Что надето, порвется; имя, которое дали, уйдет. О Кабир, пойми ту истину, которую изрек истинный гуру.

46.13. Душа взывает к сознанию: почему живешь без страха, оставшись без Рамы? Знай, ведь это тело — пузырь на воде, который очень скоро лопнет.

46.14. Пузырь на воде — такова наша жизнь.Однажды мы исчезнем, как звезды на рассвете.

46.15. Кабир; этот мир — пустое. Иногда бывает горьким, иногда — сладким. Тот, кто вчера восседал на троне во дворце, сегодня виден горящим на поляне сожжения.

46.16. Каждый день женщина в своем дворце скрывает свое лицо, страшась смотреть на масан, а сегодня ее сожгли на нем у всех на глазах.

(женщина в своем дворце скрывает свое лицо — в дома знатных хинду молодой женщине разрешилось находиться рядом с мужчиной, накинув на лицо вуаль или край сари.)

(масан — возвышенное место, предназначенное для сожжения трупов; кладбище.)

46.17. Только вчера женщина блистала своей красотой, словно пламя светильника. А сегодня лебедь отправился в путешествие, и люди сказали: «Вынеси этот мусор из дома».

(Образ лебедя — символ освобожденной от мирских страстей души человека.)

(Как только душа покидает тело, семья умершего спешит вынести труп за пределы дома, так как считается, что его присутствие оскверняет домочадцев и привлекает злых духов.)

46.18. Храм высок, высока башня, двери его разрисованы, Но без имени Рамы Яма даст подзатыльник.

46.19. к чему гордиться, если смерть, схватив тебя за волосы, Неизвестно куда швырнет — уничтожит в своем доме или на чужбине.

46.20. инструмент не играет, порвались все струны. Что может поделать бедный инструмент, если ушел музыкант?

(Под инструментом подразумевается тело; под струнами —чувственное восприятие; под музыкантом — душа.)

46.21. Кузнец ушел, а кузнечный горн продолжает пылать. Наковальня и кузнечный молот остались ненужными.

(«Кузнец» — символ души; «кузнечный горн» — тело;«наковальня и кузнечный молот» — чувственные восприятия.)

46.22. Странник шагал по дороге, взвалив на спину мешок, А впереди его ждала смерть — все в жизни иллюзорно.

46.23. Человек пришелв этот мир издалека и сегодня же отправляется в далекий путь. Он остановился на полпути, чтобы насладиться жизнью, но смерть уже стоит на обочине дороги.

46.24. Никогда не произносил имя Рамы, а тут пришла старость. Что успеешь вытащить, когда двери храма уже закрыты?

46.25. Годы прошли, силы иссякли, даже цвет волос и кожи изменился. Разрушенного не восстановить, как ни раскаивайся.

46.26. Годы прошли, силы иссякли, а ты накопил множество дурных дел. Выпустил Хари из своих рук, а день смерти уже пришел.

46.27. Возлюби Хари, не думай о дурном. Как привязанное к двери животное не знает, сколько ему еще осталось жить, Так и ты не знаешь, когда смерть придет за тобой.

46.28. Я построил дом в ядовитом лесу, а вокруг меня змеи. Страх охватывает мою душу, и поэтому яне сплю по ночам.

(в ядовитом лесу — т.е. в мире бытия .)

46.29. Счастье — это Рама, все остальное — несчастье. Боги, люди, святые, демоны — все попали в сети смеющейся смерти
.

46.30. Тело бренно, душа неустойчива, а человек беззаботно хлопочет о своем, не поминая имя Рамы. Но чем беззаботней живет человек, тем сильнее смеется смерть.

46.31. Плакальщики умерли; умерли те, кто разжигал костер. Ушел тот, кто оплакивал их, кого теперь позовешь?

46.32. Те, кто дал нам жизнь, умерли, и мы тоже собираемся в путь. И те, кто нам встретится впереди, тоже уже увязывают поклажу.

Отрывок из лекции Карлоса Кастанеды,
посвященной осознанию Смерти.

«Если вы хотите познать себя, узнайте о вашей личной смерти. Это не может быть предметом сделки, это — единственная вещь, хозяином которой вы действительно являетесь. Все остальное может потерпеть неудачу, но не смерть, вы можете видеть это как факт. Учитесь, как использовать это, чтобы произвести настоящие перемены в ваших жизнях».

…Все, что отвлекает от Бога, — это диавол, все, что является наслаждением, — обман, все, что называется миром, — смерть...

Если не смиришь себя в монастыре и не успокоишься в уединении, то знай, что у тебя есть шанс закончить свою жизнь в темнице ада. Самое лучшее правило для того, чтобы спастись от этого кошмара — всегда помнить о неминуемой смерти. Самый большой твой враг — глупая вера в то, что эта жизнь будет нескончаема. Если ты сможешь овладеть постоянным памятованием о смерти, все добродетели соберутся в твоем сердце сами собой. Но если ты закроешь уши и совесть от такого совета, бесы продолжат глумиться над тобой.

Когда ты утвердишься в этих здравых понятиях чтобы одолеть свои страсти, Христос дарует тебе Свою помощь, все Святые вознесут о тебе молитвы, а Ангелы окружат тебя необоримой стеной. Все это познаешь сам, когда память о смерти укоренится в тебе. Непобежденные страсти в твоем сердце подобны жгучему опаляющему пламени. Угаси его совершенно прохладной живой водой благодати, не оставляя ему никакой возможности вспыхнуть снова. Если ты постиг это, то такое постижение и будет истинным твоим Спасением во Христе Иисусе...

...Разве можно быть таким самоуверенным, если все достоинства твоего ума дарованы тебе Богом и в один день могут быть взяты у тебя и переданы другому? Если все теории и системы могут рухнуть в один день, как можно за них держаться? Избери благодать, стяжи ее и она будет хранить тебя от губительного дыхания времени, ибо в ней хранит себя сама вечность.

Разве можно быть таким самодовольным и надутым тщеславием, словно воздушный шарик, если смерть может унести твою жизнь, подобно свирепому ветру, схватив тебя за горло в постели или на работе, в дороге или на отдыхе? Разве можно кичиться своим богатством, которого можно лишиться в один миг, или своим горделивым умом, который может подвести тебя в самый неожиданный момент?..

...У тебя может быть много родственников, детей и друзей, и все же, умирая, ты встретишь смерть один на один.
Сон нам дан для того, чтобы в нем душа забывала о своем теле, а смерть дана для того, чтобы она помнила о Боге.
Оставь привязанность к телу раньше, чем оно оставит тебя, и обуздай свой ум прежде, чем он убьет тебя. Соединись с вечной Жизнью во Христе до того, как смерть соединится с тобой. В стране смерти не найдешь счастья, в стране вечной Жизни не найдешь смерти.
Хочешь узнать, что такое смерть? Начни размышлять. Хочешь узнать, что такое истинная Жизнь? Начни молиться.
В Спасении есть только один метод — смирение, в смирении нужно только одно — решимость, а в решимости — мужество. Если усвоишь на деле смысл этих слов, то смерти придет конец…

Симеон Афонский.

ШРИ ШАНКАРАЧАРЬЯ:
«МОХА МУДГАРА» или «Уничтожение заблуждения».
(Шанкара обращается к гордому своей ученостью молодому пандиту/грамматисту)

1. Безумец! Оставь свою жажду богатства, изгони из твоего сердца все желания! Довольствуйся только тем, что происходит естественным образом, прекрати всю свою тщетную суету.
2. Кто твоя жена и кто твой сын? Непостижимы пути мира сего… Кто ты? Откуда ты пришел? Подумай об этом, брат мой.
3. Не гордись богатством, друзьями и юностью, — время отнимет у тебя все это за одну секунду. Оставь все то, что полно иллюзий (т.е. материальные желания) и вступи в Обитель Брахмана, высшего Господа.
4. Жизнь в материальном мире ненадежна, — она подобна колеблющейся капле воды на листе лотоса. И единственная возможнось переплыть этот океан сансары — это общение с отреченными (от желаний) и мудрыми людьми (т.е. садху).
5. Ужасно рождение, ужасна смерть, невыносимо мучительно пребывание во чреве матери! Ничтожесто мира сего так очевидно! Какое же удовольствие ты ищешь здесь, в этом бренном мире?
6. День и ночь, утро и вечер, зима и весна приходят и уходят. Время словно играет с людьми, жизнь увядает, но дыхание пустой надежды никогда не прекращается.
7. Тело сморщилось, волосы поседели, рот стал беззубым, палка дрожит в руке, а глупец все не покидает якоря надежды.
8. Ведь самое лучшее — это жить под деревом Храма, спать на земле, одеваться в шкуру, оставить все мирские удовольствия; только отречение от всех мирских желаний способно сделать человека подлинно счастливым.
9. Не заботься о врагах, о друзьях, о родственниках, о знакомых, о незнакомых, о добродетельных, о порочных, и всех прочих. Не теряй умиротворенности ни в войну, ни в мирное время. Всегда сохраняй душевное спокойствие, если желаешь скоро достигнуть высшей Обители Вишну.
10. Восемь великих гор, семь океанов, Брахма, Индра, Сурья и Рудра, ты, я и весь мир — ничто; о чем же горевать?
11. В тебе, во мне, и во всех других пребывает один лишь Господь Вишну; бессмысленно сердиться на меня и на кого-либо еще. Увидь всякое Я в своем высшем Я и оставь все мысли о различиях.
12. Дитя предается играм (в песочнице), юноша влюбляется в прекрасную девушку, старик также поглощен какими-то заботами, — но никто не интересуется тем, как же достичь высшего Брахмана/Вишну.
13. Материальное богатство совершенно бесполезно, так как в нем нет ни капли счастья и истины. Богатые боятся даже своих сыновей, — и так происходит всегда и везде.
14. Пока человек способен зарабатывать деньги, его семья любит его. Но когда его тело от старости становится слабым, никто в доме не заботится о нем.
15. Оставь похоть, гнев, скупость и развлечения; размышляй о себе, кто ты есть на самом деле. Безумцы, лишенные истинного Знания, падают в кипящий ад.
16. В этих шестнадцати стихах содержится (вкратце) все Учение. Тем, кто не понимают этого Учения, сможет ли вообще кто-либо чем-нибудь помочь?

Умертвив ко всем мирским прелестям желание,
преподобный Серафим Саровский всегда пред очами имел память смертную

Схимонах и затворник Марк говорит между прочим о преподобном Серафиме Саровском следующее: «Умертвив ко всем мирским прелестям желание, преподобный всегда пред очами имел память смертную... Он упросил сделать себе дубовый гроб и поставил его в сенях своей кельи, у этого гроба он часто молился, всегда готовясь к исходу из здешней жизни к Жизни Вечной и сидел в келий своей, как во гробе, подобно живому мертвецу». Так относился, братие, преподобный Серафим к смерти! Он не закрывал перед ней своих очей, но смотрел ей прямо в лицо и, зная, что она неизбежна, всегда помышлял о ней и всегда готов был встретить ее. Что же заставляло его поступать так? Неужели одно только осознание того, что смерть неизбежна? Нет, не это одно осознание, а главным образом осознание того, что размышление о смерти и спасительно, и полезно. Но как вы думаете, братие, не ошибался ли преподобный в этом своем осознании? Неужели же размышление о смерти спасительно? И неужели есть от него какая-либо польза? Нет, по нашему мнению, преподобный не ошибался, ибо в том, что размышление о смерти спасительно, убеждают нас слова Священного Писания: «Поминай последняя твоя и во веки не согрешиши» (Сир.7:39).

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Знайте же, что, во-первых, польза от размышления о смерти есть та, что размышление о ней удаляет человека от грехов и вселяет в него ревность к добродетели. Блаженный Исихий Хоривит, живший сначала в небрежении и лености, после одной тяжкой болезни решился исправиться и для утверждения себя в новой жизни положил за правило помышлять о смерти постоянно. Такое помышление не только отвлекло его от грехов, но поставило на высокую степень добродетели. Двенадцать лет он провел безвыходно в своей келье молчальником, вкушал только хлеб и воду и день и ночь плакал о своих грехах. Когда наступил для него час смертный, братия вошли к нему и стали умолять хотя бы перед смертью что-нибудь сказать им в назидание. Убежденный опытом, какую пользу приносит человеку память смертная, Исихий вместо всякого поучения воскликнул: «Простите меня, братие. Кто имеет память смертную, тот никогда не может согрешать». И с этими словами предал дух свой Господу.

И подлинно, братие, стяжавший память смертную не может согрешать! «Поминай последняя твоя и во веки не согрешиши»(Сир.7:39). Вторая польза от размышления о смерти – та, что этим размышлением человек исполняет заповеданное ему словом Божиим, а через это, конечно, угождает Богу. Христос, обращаясь к ученикам, говорит: «Бодрствуйте, потому что не знаете, в который час Господь ваш приидет... будьте готовы, ибо в который час не думаете, приидет Сын Человеческий» (Мф.24:42,44). И Сирах учит: «Помни, что смерть не медлит, и завет ада не открыт тебе»(Сир.14:12). А посему: «Поминай последняя твоя и во веки не согрешиши». Третья польза от размышления о смерти – та, что это размышление приучает человека смотреть на его земную жизнь как на жизнь временную и скоропреходящую, приучает смотреть на ее блага как на тленные и суетные и, наконец, приучает смотреть на тело как на темницу души, из которой душа рано или поздно должна освободиться; по претворении же и изменении нашего тела в духовное и бессмертное душа снова соединится с ним для Вечной Жизни в Боге.

Наконец, четвертая польза от размышления о смерти – та, что память смертная приучает человека не бояться смерти. Кто всегда приуготовляется к смерти, тот сможет достойно умереть. Ибо, как тот, кто всегда находится в готовности сразиться с неприятелем, уже не страшится, так и мы, если готовы будем, то не убоимся смерти, но приход ее встретим с радостью. Итак, от размышления о смерти, подлинно, может быть и на самом деле есть польза немалая. Память смертная, как вы сейчас слышали, удаляет человека от грехов и вселяет в него ревность к добродетели, приучает его смотреть на земные блага как на суетные и скоропреходящие и научает, наконец, не бояться смерти. Следствием же сего, конечно, становится то, что и мы должны чаще размышлять о смерти и память смертную в уме своем иметь. И будем иметь.

Как верующие, будем помышлять о том, что для христианина смерть есть не более чем переход из мрака в свет, из темницы на волю, из страны чужой в страну родную.

Будем помышлять о том, что после смерти «праведникиидут в жизнь вечную» (Мф.25:46), что «праведники воссияют как солнце в Царстве Отца их»(Мф.13:43), что они «узрят лице Его... И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их» (Откр.22:4,5), и что, наконец, для них после смерти наступят такие блага и такие радости, о которых мы и помыслить не можем.

Так, братие, будем помнить о смерти, и поверьте, что помышление о ней и нам принесет великую пользу. Оно вселит в нас ревность к добродетели, подаст нам силы благодушно переносить все трудности настоящей жизни, будет умерять нашу скорбь о смерти родных, близких, друзей и, наконец, научит нас не бояться собственной нашей смерти. Аминь.

Люди не думают о смерти. Человеческая жизнь подобна куче мякины или перышку на горном перевале. Демон Владыка Смерти налетает внезапно, как лавина или ураган. Клеши подобны готовой вспыхнуть соломе. Ваша жизнь стремительно убывает, как тени при заходе солнца.

Все живые существа трех миров обвивают себя ими же порожденной черной змеей гнева. Они пронзают себя рогами ими же порожденного красного быка страсти. Они омрачают себя ими же порожденной непроглядной тьмой неведения. Они приковывают себя к ими же порожденной скале самодовольства. Их рвут ими же порожденные шакалы зависти. Люди не понимают, что не могут избежать пяти опасных ущелий клеш. Они делают всё для того, чтобы испытать сансарные удовольствия только этой жизни.

Эта жизнь пролетает за один краткий миг, сансара же бесконечна. Что вы будете делать в следующей жизни?

К тому же, продолжительность этой жизни неведома: человек не знает, когда наступит смерть, и, как преступник, идущий на казнь, с каждым шагом приближается к смерти.

Все живые существа невечны и должны умереть. Разве вы не слышали о людях, которые уже умерли? Разве вы не видели, как умирал кто-то из родственников? Разве вы не замечаете, как приближается старость? И всё равно вместо того, чтобы практиковать Дхарму, вы забываете о прошлых бедах. Вместо того, чтобы устрашиться будущих несчастий, вы закрываете глаза на страдания низших миров.

Преследуемые мимолетными обстоятельствами, связанные узами двойственных представлений, изнуренные рекой желаний, опутанные сетями сансарного бытия, зажатые в тиски созревания кармы, вы продолжаете цепляться за развлечения и остаетесь беспечны, даже когда до вас доходит весть Дхармы. Разве к таким, как вы, не приходит смерть? Мне жаль всех живых существ, которые думают так!

Падмасамбхава

Память смертная

"Даждь ми, Господи… память смертную".
Из вечерней молитвы свт. Иоанна Златоустого

"Помни последняя твоя и не согрешиши". Св. отцы, Сир. 7, 39.

Умом мы знаем эти истины, но они чаще всего не лежат у нас на сердце и не господствуют над нами. Свою жизнь мы обычно стараемся устроить как можно удобнее и комфортабельнее, а на близких и любимых нами смотрим так, как будто бы мы с ними не должны никогда разлучаться и в этой жизни.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Мы забываем, что мы здесь, на земле, – только «странники и пришельцы» (Евр. 11, 13), любим земные блага и привязываем себя к земле, как тысячами нитей, своими земными пристрастиями и привязанностями.

В чем по существу состоит драма смерти тела, драма перехода от этой жизни к другой? Только в неподготовленности нашей души, в наличии в ней земных пристрастий и суетных потребностей, которые не могут более удовлетворяться в бесплотном мире. Последнее и является источником мучения в том мире.

Все святые и подвижники благочестия искали этой памяти и старались пользоваться всеми средствами, чтобы укрепить ее в себе.

Память о смерти, как и все другие добродетели, есть Божий дар душе, и усвоение ее есть великое приобретение для христианина. Насколько важна для нас память о смерти, говорят следующие слова прп. Исихия Иерусалимского:

«При непрестанной памяти о смерти в нас рождаются отложение всех забот и сует, хранение ума, непрестанная молитва, бесстрастие телесное и омерзение ко греху».

А прп. Исаак Сириянин пишет:

«Первая мысль, которая по Божию человеколюбию западает в человека и руководствует душу к жизни, есть западающая в сердце мысль об исходе сего естества. За этим помыслом естественно следует презрение к миру, и так начинается в человеке всякое доброе движение, ведущее его к жизни. И если человек эту сказанную нами мысль не угасит в себе житейскими связями и суесловием, но будет возращать ее в безмолвии и пребудет в ней созерцанием и займется ею, то она поведет человека к глубокому созерцанию, которого никто не в состоянии изобразить словом».

О том же пишет и о. Александр Ельчанинов:

«Многое облегчилось бы для нас в жизни, многое стало бы на свое место, если бы мы почаще представляли себе всю мимолетность нашей жизни, полную возможность для нас смерти хоть сегодня. Тогда сами собой ушли бы все мелкие горести и многие пустяки, нас занимающие, и большее место заняли бы вещи первостепенные. Как мы жалки в нашей успокоенности этой жизнью. Хрупкий островок нашего «нормального» существования будет без остатка размыт в загробных мирах. Нельзя жить истинной и достойной жизнью здесь, не готовясь к смерти, не имея постоянно в душе мысли о смерти – о жизни вечной».

Схиархимандрит Софроний так пишет о развитии в душе памяти о смерти:

«Начинается смертная память с переживания краткости нашего земного существования; то ослабляясь, она по временам переходит в глубокое ощущение всего земного тленным и преходящим, изменяя тем самым отношение человека ко всему в мире; все, что не пребывает вечно, обесценивается в сознании, и появляется чувство бессмысленности всех стяжаний на земле».

Каждый день, читая вечернее молитвенное правило, мы просим у Бога: «Даждь ми память смертную…» Но действительно ли мы ищем эту память и не стараемся ли мы бегать от напоминаний о смерти? Не смотрят ли некоторые как на большую неприятность, когда им приходится иметь дело с покойниками – участвовать в похоронах родных и знакомых?

Христианину необходимо изменить подобное отношение к покойникам и не только не бегать от напоминаний о смерти, но искать памяти о ней, как делали все истинные христиане. Епископ Игнатий (Брянчанинов) перечисляет для этого такие средства:

«Полезно возбуждать в себе воспоминание о смерти посещением кладбища, посещением болящих, присутствием при кончине и погребении ближних, частым рассматриванием и обновлением в памяти различных современных смертей, слышанных и виденных нами».

Способствует памяти о смерти и постоянная личная молитва об умерших наших близких и знакомых и присутствие на церковных богослужениях, посвященных молитве об умерших, – заупокойных всенощных, литургиях и родительских субботах, на панихидах и при отпевании усопших.

Помня о возможности каждодневной внезапной смерти, мы будем тогда, в согласии с советом святых отцов, проводить каждый день, как последний день нашей жизни, в страхе перед Богом и в служении ближним.

Обычно же человек гонит от себя мысль о физической смерти и, в сущности, почти каждый день живет так, как будто бы ему одному из всех людей было даровано физическое бессмертие. На пути жизни духа человек должен прежде всего окончательно преодолеть эту иллюзию и уметь всегда смотреть правде в глаза и верить лишь в бессмертие души. Чтобы оторваться душою от мира, полезно также приводить себе на память истину, что «мир во зле лежит» (1Ин. 5, 19) и исполнен обольщением, массовым безбожием, страстями и пороками, насилиями и неправдой, обманом, ложью, лицемерием, суетой.

Но не только о близости своей смерти должны мы думать: мы должны предполагать, что и наши ближние и друзья могут быть взяты смертью сегодня же или что мы видимся с ними последний раз в жизни.

Если мы это почувствуем сердцем, то мы будем относиться к ним всегда с неизменной любовью, лаской, нежностью, а когда надо – с терпением.

И не помнит ли каждый из нас о случаях в своей жизни, когда он был невнимателен и пренебрежителен к людям, которые затем внезапно ушли с земли? Такие случаи черствости сердца непоправимы и вспоминаются всегда с горьким сожалением.

Поэтому при сношениях с людьми – безразлично, близкими или дальними – надо всегда думать, что мы говорим с ними в последний раз, служим им перед самой их смертью и что следующая наша встреча будет уже пред Престолом Всевышнего Судии. И как важно, какова была у нас последняя встреча, под впечатлением которой наш ближний будет свидетельствовать о нашем к нему отношении.

Приобретению смертной памяти поможет нам и размягчение нашего сердца. Об этом так пишет старец Силуан со Старого Афона:

«Когда душа помнит смерть, то приходит в смирение, и вся предается воле Божией, и желает быть со всеми в мире и всех любить. И если душа будет постоянно говорить: «Пришел мой конец», – и будет готова к смерти, то уже не будет бояться смерти, но придет в смиренную молитву покаяния, и от покаянного духа очистится ум и уже не прельстится миром, а душа будет всех любить и слезы проливать за людей. Кто помнит смерть, тот бывает послушлив, воздержан; через это сохраняется в душе мир и приходит благодать Святого Духа».

Мы знаем также, что многие из святых и подвижников благочестия имели в конце жизни около себя приготовленный для себя гроб. А некоторые из них и спали в этом гробе. Так укрепляли они в себе память смертную.

Смерть, по существу, есть наказание за грех, и как наказание не может быть не страшной. О моменте разлучения души с телом Господь говорит как о «вкушении смерти» (Мф. 16, 28; Мк. 9, 1; Лк. 9, 27), указывая этим особые и неизвестные для нас переживания в это время. Поэтому смерть – великое и страшное таинство.

К часу смертному святые и праведники готовились как к самому важнейшему и решающему моменту жизни для человеческой души. И если человек чувствует, что в нем еще силен грех, что над ним еще имеет власть темная сила, он не может не бояться смерти.

В литературе есть указание, что у одного старца память смертная была настолько развита, что он, когда отворялась дверь его келии, смотрел, не входит ли к нему ангел смерти.

Бывают, однако, случаи, когда память смерти сопровождается такими чувствами, которые не полезны душе.

Об этом так пишет игумения Арсения:

«Хорошо иметь память о смерти, но с разумом – когда она служит к отречению, к умилению, к сокрушению духа, к смирению. Если же она производит уныние, то и самая память смерти будет вести не ко спасению, а к погибели. Во время уныния полезнее иметь память милости Божией, Его благодати, Его дарований, туне нам посылаемых, – спасения, даруемого нам Им обстоятельствами жизни и самими нашими падениями. Все хорошо в свое время, а не вовремя и самое хорошее может послужить во вред».

Профессор Николай Евграфович Пестов

Когда я читаю историю и сказания о минувших веках, о деяниях царей, о мудрецах, разгадывающих притчи, о тех, чьи имена остались в памяти потомков, то мне хочется, закрыв книгу, спросить: «Где они теперь?». Но на этот вопрос каменные уста сфинкса времени могут ответить только одно: «Они были, они вышли из небытия, прожили годы земной жизни, как проходит свой путь путник, и ушли отсюда через темные ворота смерти». Сколько раз после их смерти солнце начертило на небе, словно огненным циркулем, свои годовые круги! Эти люди жили, любили и ненавидели, боролись, побеждали и терпели поражение, проявляли великодушие и мстили; души их кипели страстями, как молодое, неперебродившее вино; в уме они составляли планы, в мечтах, как на крыльях, облетали всю землю, их сердца рвались к богатству и почестям, которыми человек никогда не может насытиться. Но все это оказалось игрой ребенка, который собирает в горсти песок и снова высыпает его на землю, складывает из кубиков дома и снова разрушает их. Приходит к ребенку смерть, как его наставник, и говорит: «Уже вечер, пора кончать игру, идем со мной домой».

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Невозможно остановить движение солнца, невозможно преградить путь звездам, которые, как перелетные птицы, летят с востока на запад. Невозможно остановить время и преградить путь к смерти. Человек редко вспоминает о вечности, редко поднимает глаза к синей бездне неба. Он похож на волчок, крутящийся под ударами бича, который держит в руках демон; этот бич – его ненасытные страсти. Что он хочет от этой жизни, что он может унести с собой, что он принес на землю – он не думает об этом. Страсти заставляют волчок крутиться и описывать на земле круги, как бы плясать на месте. От последнего удара бича он падает и замирает. Даже великие мудрецы древности и цари, деяния которых прославляют народы, больше думали о земном, чем о небесном. В редкие минуты они поднимались душой над временным, но «притяжение земли» – тяжесть забот, суеты и, главное, их собственных страстей – тянуло их вниз, словно у души опускались крылья и ей вновь приходилось ползать по земле.

Когда мы раскрываем карты древнего мира, то читаем в них названия городов, от которых остались одни лишь развалины; а нередко они уже исчезли с лица земли совершенно, без следа. Их поглотила земля, их уничтожило время. Мы видим на картах границы уже давно не существующих стран и государств. Когда-то они занимали огромные пространства, точно гигантское пятно, растекались по карте. Затем дробились на части и исчезали, чтобы дать место другим странам и народам. Время ломало границы великих держав и сжигало их, словно изгородь из хвороста.

История упоминает о народах, происхождения и причин исчезновения которых мы не знаем. Эти народы похожи на ручейки, начала которых мы не видели; исчезли эти «ручейки» в песках или влились в русло мировой народной «реки», образовав вместе с другими племенами и народами новые этносы, – на этот счет можно лишь строить предположения. До нас дошли только имена, уцелевшие, как бы спасшиеся в ковчеге истории, остальные поглощены «всемирным потопом» забвения бесследно. Поэтому прошлое для нас – неразгаданная тайна.

Мы – тайна для себя самих. Одно лишь нам известно: что мы умрем, уйдем отсюда, оставив здесь свое тело, как человек, уезжающий в дальнюю страну, оставляет до возвращения свой пустой дом. Тело наше будет покоиться в могиле, а солнце – всё так же всходить на востоке и совершать свое шествие к западу, как по некоему небесному мосту. Очи звезд всё так же будут смотреть на землю, но уже не увидят нас.

…Но когда я раскрываю страницы патериков и жития святых, то чувствую другое: с этих страниц струится тихий свет вечности. Эти люди победили время, они сделали его ступенями лестницы, по которым взошли ввысь, к небесам. Герои истории – были, а святые – не были, а есть. Для них не существует ни «расстояния» времени, ни похожей на непроницаемую стену преграды смерти. Они, будучи во времени, жили в вечности, дышали ею в молитве, они были озарены благодатью – небесным пламенем, сияющим во тьме. Воистину: кто забыл о Боге, тот еще при жизни был мертв. Но кто всегда с Богом, тот и по смерти жив.

Архимандрит Рафаил (Карелин)

Готовиться к смерти мы должны всю жизнь, но особенно важно не потерять те драгоценные дни, часы и минуты, когда человек, прощаясь с землей, уходит в вечность. «В чем застану, в том буду судить», – говорит Господь. «День смерти больше, чем день рождения» – так сказал преподобный Марк Фраческий34 монаху, который должен был похоронить его. День смерти, в сущности, и является днем рождения в ту жизнь, которой нет конца. Он является итогом, заключением, экзаменом и потому – приговором над человеком.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Почему Господь ублажает плачущих35? Плач – это разрушение земных иллюзий. Зная жестокость и окамененность нашего сердца, Господь посылает нам болезни, как предвозвестников смерти. Человек видит, как разрушается его тело, с которым он себя отождествил, похоти которого заглушили голос духа. Он видит свое тело бессильным, разлагающимся заживо, как будто его пожирают невидимые черви; тело, источающее нечистоту и смрад, истощенное, изборожденное морщинами; тело, которое должно превратиться в труп; тело, в котором он искал наслаждения, обратившееся теперь в какой-то сгусток боли. Даже само общение с больными – уже напоминание о смерти: жизнь человека, прикованного к одру болезни, представляется подобной хрупкому стеклу, которое может сломаться от одного неожиданного удара. Бинты, пропитанные гноем, запах разлагающейся крови – все это словно образ греха, разъедающего человеческую душу, того страшного недуга, той раны, исцелить которую может лишь Божественная благодать.

Больница похожа на тюрьму. В тюрьме человека удерживают засовы и решетки, а здесь он прикован к постели болезнью, словно цепями. Болезнь дает драгоценную возможность для покаяния, она отрезвляет человека, она показывает ничтожность наших страстей, от «великолепия» которых остались только темные пятна в душе, она открывает нам всю ложь человеческой гордыни, она, как колокол в храме, зовет человека к Богу. Но опять-таки и это драгоценное время, которое может стать решающим для человека в вечности, стремится отнять демон, причем под видом добра. Самые близкие люди стараются сделать все, чтобы смерть застала больного врасплох. Они скрывают от него, что болезнь смертельна или опасна, они лгут, что он скоро поправится, они тешат его несбыточными надеждами, они уверены, что даже намек о смерти отравит последние дни умирающего. Еще можно было бы понять, если бы это делали неверующие люди, для которых рождение – случайность, а смерть – неизбежность; но так поступают многие христиане, не понимая, что они становятся предателями спасения человека, духовными убийцами того, кого они любят.

...Современный человек всеми силами избегает вспоминать о смерти. Многие боятся посещать кладбища, присутствовать на похоронах, даже видеть гроб близкого человека. Психиатры внушают своим пациентам не думать о смерти, чтобы избежать фобий и неврозов. Если сравнить память о смерти с отдаленными раскатами грома, то люди готовы заткнуть уши воском, чтобы не слышать их; если сравнить с блеском молнии, озаряющей ночь, то люди готовы носить на глазах повязку, чтобы жить в темноте.

Человека всегда сопровождают два невидимых спутника: Ангел-хранитель и демон. Демон влечет его к греху через похоти, Ангел-хранитель удерживает от греха, напоминая о смерти. Некоторые люди считают, что память о смерти может парализовать волю человека, сделать его не способным к труду, лишить цели в жизни, погрузить в состояние постоянного уныния, в то, что называется прострацией. Но это не так. Уныние есть следствие разочарований или неисполненных желаний. Память же о смерти, напротив, заставляет человека дорожить временем, помогает понять, что его истинная цель лежит за чертой земной жизни. Она разрушает не жизнь, а иллюзию жизни, она само время подчиняет вечности. Память о смерти дает мужество в испытаниях, утешение в скорбях, так как для христиан сама смерть озарена светом воскресения.

Архимандрит Рафаил (Карелин)

На воротах одного из средневековых городов на медной доске была выгравирована надпись: «Путник, ты можешь узнать имена всех живущих в городе, а имена умерших знает только Бог». Что мы знаем о своих предках? Возможно, несколько имен по восходящей линии, возможно, до прадеда или его отца, а дальше все теряется в какой-то непроницаемой тьме. Так и наши имена будут помнить лишь несколько поколений, а затем они сотрутся из памяти людей, как ребенок стирает с доски буквы, написанные мелом. Может быть, какое-то время еще будет напоминать о нас отмеченная камнем с надписью могила, но затем и она придет в забвение, сровняется с землей. На месте, где она находилась, будут построены новые здания или проложены дороги, а остатки несгнивших костей, смешанные с землей, окажутся выброшенными вместе со строительным мусором.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Перед нами – бездна вечности, позади – бездна небытия; каждый день приближает нас к могиле. В этом мире мы живем словно в темнице, над нами произнесен смертный приговор. В любой миг смерть, как тюремный страж, может без стука войти в двери и повести узника – нас – на место казни.

Наша жизнь похожа на узкую, заросшую колючим кустарником и изрытую рытвинами дорогу. Мы сами не понимаем, как очутились на ней; нам дано повеление идти, финал этой дороги – могила. Время, как зверь в погоне за добычей, гонит нас вперед, не давая ни на час остановиться для передышки.

Или же время подобно реке, поток которой не останавливается ни днем, ни ночью; что ни делает человек, поток реки все стремится вперед от истоков к устью; работает ли он, спит, развлекается или сидит за трапезой, время бесшумно продолжает свое течение.

Солнце, звезды, бесчисленные мириады далеких светил, похожие на острова в космическом океане, – все они подчинены времени, все они имеют свое начало и свой конец. Когда-то в детстве день казался долгим, а солнце – медленно совершающим свой путь от востока к западу, точно огромный огненный глаз не хотел оторвать своего взора от земли. Но с каждым годом дни как будто становятся короче, словно убыстряется течение времени, словно само мелькание дней и ночей перед глазами человека, как кадры в кинохронике, говорит ему: «Спеши, времени осталось мало, а время – это плата, за которую покупается вечность».

Или время похоже на ледяной скат: человеку не за что ухватиться, не на что опереться, он скользит вниз, а под ногами – пропасть. Наша земля – кладбище, по которому мы ходим, тела мертвых превращаются в прах, и этот прах присутствует в новых формах жизни. Но мы ли эти тела, которые закопали в могилу? Человек родился с одним телом, а умер – с другим: само тело наше непрестанно изменяется, а значит, то, что мы считаем телом, – поток вещества, принявший под действием неизвестных нам сил определенную форму. Как река проходит по руслу, которое остается все тем же самым, хотя каждое мгновение меняется вода в нем, так и наше тело: оно берет извне и отдает, отторгая от себя. В чем же сущность его единства? В самой душе человека. Душа покидает тело, и оно превращается в труп. Значит, видимое умирает, а сущность жизни – в невидимом. Видимое – смертно, невидимое – бессмертно. А между тем мы все чаще отождествляем себя с видимым.

В скандинавских сказаниях есть рассказ о непобедимом витязе, с которым никто не мог сравниться силой и отвагой. Однажды ночью этот витязь видит странный сон. Широкая арена для состязаний, он выходит и вызывает на бой любого противника, который пожелал бы вступить с ним в борьбу. Витязь заранее уверен в своей победе. Трижды он вызывает соперников на бой, и вдруг… навстречу ему выходит сгорбленная старуха. С удивлением смотрит на нее витязь, но неожиданно она схватывает его своими цепкими руками, и он чувствует, что силы покидают его и он становится беспомощным, как младенец. Затем старуха поднимает его над землей и медленно душит.

Он просыпается в тревоге и недоумении:

– Что означает этот сон?

Никто не мог разгадать его, и только один мудрец-отшельник сказал:

– Ты считал себя непобедимым, но есть соперник, который сильнее тебя. Это – время, его еще никто не победил. Оно сделает тебя слабым, подобно младенцу, оно задушит тебя в своих костлявых объятиях. Этот сон послан тебе для того, чтобы ты не гордился своей силой. Придет старость, когда силы оставят тебя, а затем – смерть.

Человек боится вспоминать о смерти, и в этом – одна из причин его грехопадений. Он пьет из чаши, в которую брошен яд, и не хочет ничего знать об этом яде. Пройди по улицам города: много ли ты найдешь домов, где бы никогда не оплакивали умершего, много ли найдешь дворов, из ворот которых не выносили бы гроба? Человек думал, что он чем-то владеет, но, оказалось, все, что он имел, было дано ему только взаймы.

Наша жизнь похожа на плывущие по небу облака. Они меняют свою форму: становятся похожими то на снежные горы, то на сказочных чудовищ, то на царские дворцы, а затем снова превращаются в бесформенные тени, в клубы тумана, тающие в небе, словно льдины весной.

Наша жизнь похожа на сновидение, а смерть – на пробуждение. Проснулся человек, и все, что было во сне, осталось во власти минувшей ночи. То, что он считал жизнью, на самом деле было умиранием, а то, что он считал смертью, оказалось жизнью. Он считал жизнью исполнение похотей и страстей своего тела, но они бесследно прошли, как порыв бури. Пять чувств были лишь пятью щелями в темнице, сквозь которые он различал одни неясные тени, но смерть закрыла их, как закрывают ставни в доме, а само тело оказалось трупом, который он носил на себе.

Человек считал образом смерти могилу, в которую закопают его тело, сама могила представлялась ему бездонной черной ямой, где он исчезнет, растворившись в земле, как дождевая капля в океане, исчезнет в черной космической ночи, где исчезает сознание, где остается только не имеющая ни конца, ни края пустота. Но могила оказалась не концом его бытия, не дверью в подземелье, которую наглухо заперли на ключ и заложили камнями, а рождением в новую жизнь. То, что представлялось ему на земле главной целью: власть, богатство, наслаждения, – все это оказалось темным негативом бытия. Видимое, исчезнув, стало невидимым. Невидимое стало единственно реальным.

То, что мир называет красотой, на самом деле – мимолетные тени, которые исчезают с рассветом; брызги, сверкающие на солнце; похожие на маленькие звездочки снежинки, которые, падая на землю, обращаются в грязь. Мы любуемся цветами, но они скоро превращаются в прах, подобный пеплу. Наши взоры ласкает зеленая листва деревьев, но осенью она желтеет, падает с веток, как ветхая одежда, лежит на дорогах, словно куча мусора, и ветер развеивает ее по полю или собирает у забора, точно сугробы снега.

Люди говорят: «Какое прекрасное лицо!». Сколько песен и стихов было сложено для возвеличения земной красоты, а во что превратилась эта красота – в смердящий гной!42 Где глаза, которые сравнивали когда-то с бирюзой или агатом, с цветом моря или небесной голубизной? Они превратились в сукровицу и слизь и вытекли из глазниц, подобно последним слезам.

Земная жизнь – бессмыслица, когда ее делают самоцелью. Если хотят выжать из нее, как из гроздей винограда вино, напиток наслаждения, то она превращается в горькую чашу полыни. Страсть – мед, смешанный с ядом. Счастье на земле – тень, которую нельзя догнать: человек бежит за собственной тенью, а она убегает от него. Но если смотреть на жизнь как на путь к вечности, тогда она открывается душе как великий дар, тогда ее темные глубины озаряются светом, тогда человек понимает, зачем он живет, почему страдает, во имя чего борется. Тогда все становится на свои места, и человек сознает, что жизнь дана ему для того, чтобы приобрести навечно образ Божий или образ сатаны.

Все видимое уничтожается временем; трагизм смерти пронизывает все существующее, словно судороги боли сотрясают вселенную, но для христиан за ширью этого бурного моря открываются берега земли обетованной.

Архимандрит Рафаил (Карелин)

Прозрение наступает обычно в момент смерти. До этого последнего мгновения человек уверен, что этот земной мир – его. Но вот он видит, как все исчезает, все покидает его, все оказывается призраком, сновидением, и он остается лишь с тем, что сумел стяжать в своем сердце. Потому-то и страшна так для демона память человека о смертном часе. Демон старается усыпить человека, заставить его забыть, что все на земле проходит, вовлечь его в круговорот мирских дел. И чаще всего это ему удается: в этом сне, в этом круговороте незаметно, час за часом, день за днем, год за годом проходит вся жизнь, и человек пробуждается только у самого края своей могилы и слышит хохот демона, который так ловко и так страшно обманул его. Все, к чему был привязан человек, все, что он любил, все, что он стяжал, – все тает и исчезает, как ночные тени на рассвете. Человек понимает, что безумно растратил, как бы убил самое ценное, что дал ему Бог, – время для спасения.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Поэтому первое аскетическое правило – помнить о смерти. Апостол Павел пишет: не упивайтесь вином, от которого бывает распутство46, то есть блуд. Богатство и наслаждения этого мира – то же вино, которое не дает истинной радости, хотя и опьяняет человека; и в этом вине также есть блуд: душа – невеста Христова, – прилепляясь к чуждому ей материальному и земному, изменяет Богу и блудит с миром.

Господь сказал: где богатство ваше, там сердце ваше47. Сердце, которое своими страстями привязано к миру, закрыто для Бога. Мир опьяняет человека, а память о смерти отрезвляет его. Она все расставляет по своим местам. Большинство людей, по внушению демона, старается не думать о смерти, стремится забыть о ней, как будто ее нет. Видя вокруг себя картины смерти, даже находясь у самого гроба своих близких, люди, несмотря ни на что, продолжают думать, что смерть обойдет их стороной, что все умирают, а они не умрут. Люди вытеснили память о смерти из своего сознания и живут так, будто земля – их вечный дом.

Поэтому, когда пробуждаешься, думай, что, быть может, этот день для тебя последний. Когда встаешь с постели, помышляй, сколько людей умерло в эту ночь; когда идешь по дороге, приводи себе на память, что вся наша жизнь – это тоже дорога, от рождения до могилы, и каждый день – шаг, приближающий нас к смерти. Когда садишься за трапезу, вспоминай, что сам станешь пищей червей. Когда чувствуешь в сердце черный огонь похоти, представляй, что будет с человеком, к которому ты питаешь вожделение, через несколько дней после его смерти, как это тело, соблазняющее тебя сейчас, начнет источать невыносимый смрад. А что представляет собой мертвец в могиле? Наверное, самое отвратительное – это вид разлагающегося трупа, который превращается в сукровицу и гниет. Вот, оказывается, к чему ты питал вожделение…

Если в сердце твоем вспыхнет багряное пламя гнева и ненависти, вспомни, что и ты, и твой враг будете лежать рядом, в одной земле, и тогда уже нечего будет вам делить, нечему будет завидовать. Когда душа предстанет пред вечной правдой Божией, то все земное покажется ничтожным. Чему завидовать, если время и смерть отнимут все?

Когда человек ложится спать, то пусть он помышляет, что постель его – гроб, сон – смерть, ночная тьма – мрак могилы, и молится, чтобы Господь помиловал его, если эта ночь станет для него последней. Когда нашу душу влекут к себе и пленяют мирские утехи и развлечения, то вспомним, что, быть может, Ангел смерти уже послан, чтобы взять нас с собой. В чем застанет нас этот незваный и нежданный гость?

Память о смерти вначале кажется страшной, но когда человек привыкнет к ней, то он чувствует, что она освобождает его от рабства этому миру, от оков страстей, от гнетущих помыслов, которые, как ноша, давят на него. Он начинает любить память о смерти, она представляется ему целомудренной подругой, верным другом, всегда готовым утешить в скорби. А самое главное, память о смерти учит человека, что истинный смысл дарованной ему жизни не в кружении в земной суете, а в приготовлении к вечности.

Поэтому память о смерти – это путеводитель к Богу. Приобретается она через понуждение себя, усилием воли. Первоначально нужно уделять хотя бы несколько минут в продолжение дня, чтобы размышлять о том, что вся земля – огромная могила, в которую ушли бессчетные поколения; мы попираем эти могилы, но скоро и нас покроет земля. Мы должны просить Господа, чтобы Он дал нам память о смерти как дар благодати. Произнося же слова молитвы, должны помышлять, что, быть может, эта молитва будет в нашей жизни последней.

Даже в природе ищи для себя напоминание о смерти. Видишь заходящее солнце, увядающий цветок, птицу, улетающую вдаль, – помни, что подобно сему проходит и жизнь человека. Скажи неверующему о смерти – он обидится или огорчится: для него смерть – тупик, черная яма, конец всех надежд, переход из бытия в небытие. А для христианина смерть – завершение земного пути, экзамен за всю прожитую им жизнь и раскрытие того, что он стяжал в течение ее в своем сердце.

Поэтому память смертная для христианина – это могучее оружие в борьбе с демоном, который хочет, чтобы человек мыслил себя лишь частицей видимого мира, горстью земного праха. Здесь, на земле, мы похожи на людей, которые плывут в лодке по течению реки. Река – это время, которое бесшумно течет день и ночь, и в поток этот нельзя войти дважды. Рано или поздно лодка достигнет устья реки, которая вливается в океан – в вечность. Там, в вечности, время свое существование прекращает. Если бы люди, в том числе и мы сами, помнили, что все на земле проходит, все рожденное умирает, то, наверное, меньше было бы зла в этом мире, чище была бы человеческая душа, яснее видели бы мы истинную цель и смысл нашей жизни.

Архимандрит Рафаил (Карелин)

Кому-то может показаться, что память о смерти – это навязчивый бред, болезненная фобия или извращенное чувство (вроде мазохизма или некрофилии), одержимые которым в самом представлении картин смерти находят для себя некое непонятное наслаждение. Некоторые могут подумать, что память о смерти – это какой-то интеллектуальный аналог самоубийства. Но на самом деле память о смерти – это переход от иллюзий к реальности, от которой мы трусливо убегаем, самую мысль о которой гоним прочь от себя.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Человек живет в страшном заблуждении: он думает, что эта земная жизнь будет длиться для него бесконечно. Если ему указать на это заблуждение, он может пытаться опровергать подобное обвинение в свой адрес, может говорить, что, разумеется, умом понимает, что всему когда-нибудь приходит конец, но пусть он посмотрит на свое сердце. Сердце не согласно с этим, оно борется с умом, оно говорит, что человек не умирает, и мысль о смерти вытесняется из сознания человека. И на самом деле в этом свидетельстве сердца есть доля истины. Человек действительно не умирает, так как перед ним открывается иной мир – бесконечное загробное бытие. Но ошибка его в том, что он переносит это чувство вечности на мир земной, преходящий, тленный. Для него исчезает истинная вечность. Она заменяется иллюзорным отрицанием собственной смерти здесь, на земле, и поэтому, забыв о смерти, человек перестает заботиться о вечности, он цепляется за то, что не может удержать, – за проходящие мгновения, за то, что появляется и исчезает во времени, за то, что он должен оставить по исходе из этой земной жизни.

Поэтому можно опять сказать, что память о смерти действительно все расставляет по своим местам. Человек благодаря ей начинает смотреть на земную жизнь не как на самоцель, а как на путь: все, что он видит и имеет, не его, а как бы дано взаймы на время; смерть же – перекресток дорог, одна из которых ведет в вечноблаженную жизнь, другая – в бытие, подобное вечной смерти, бытие без Бога. Эта-то вечная потеря Бога и есть настоящая смерть, о которой чаще всего даже не помышляют живущие на земле.

Человек безумно, страстно влюблен в эту жизнь, он ищет в физическом и материальном то, чего вещество ему дать не может, а именно – счастья. Никакие внешние обстоятельства не могут сделать человека счастливым, и он напрасно хочет найти счастье вовне, когда оно внутри него. Он ищет радости в видимом и осязаемом, а радость – в невидимом и духовном.

Говорят, что если сесть верхом на осла и держать перед его мордой пучок травы, то осел будет бежать, думая схватить еду, находящуюся перед его носом. И сколько он будет бежать, столько пучок травы будет удаляться от него, но он будет продолжать свой бег, не понимая, что обманут. Так и нам диавол внушает, что смысл нашего бытия заключается в чем-то внешнем: дескать, приобретя деньги и имущество, мы станем вдруг счастливыми и, окружив себя вожделенными удобствами и вещами, будем блаженствовать и все проблемы сами собой разрешатся, все заботы отпадут.

И человек бежит, точно ослик, за призрачным счастьем, которое убегает от него, подобно его собственной тени. Затем наступает старость; это пора, когда у человека неожиданно открываются душевные очи, он видит иной мир, к переходу в который не готов, в который он должен войти, будучи совершенно нищим. Он понимает, что был обманут демоном, что страсти ослепили его ум, что мысль, будто в материальном и вещественном можно найти счастье, – великая ложь. Он понимает, что видимое, тленное заслонило собой вечное, но – уже поздно.

Поэтому, чтобы не совершить такой страшной ошибки, не отдать всех сил своей души временному и тленному, необходима память о смерти. Наша безумная привязанность к этому миру, погружение в него, отождествление с ним самих себя является болезнью души, каким-то ужасным извращением, именно некрофилией, которую человек считает жизнью. Наши страсти не хотят памяти о смерти, они сопротивляются ей, поэтому нужно внедрять ее в сознание усилием воли.

Память о смерти не подавляет души, а, напротив, дает ей чувство свободы. Она не убивает любви к людям, а одухотворяет ее: ведь очень часто мы называем любовью то, что вовсе не любовь, но лишь пристрастие к красоте человеческого тела, по сути, просто похоть. Порой в действительности нас привлекают в человеке его бесстыдство и развращенность, в которых мы находим как бы «созвучие» своим собственным страстям. Иногда любовью кажется слепая и случайная влюбчивость, которая может быстро пройти, превратиться в равнодушие или даже в ненависть.

Между тем именно память о смерти помогает нам увидеть в человеке главное – образ и подобие Божие, понять, что то, с чем мы обычно отождествляем человека, его тело, – лишь тленная оболочка, что нет в нем на самом деле ничего прекрасного, так как оно отравлено грехом и обречено на смерть. Тело может быть воистину прекрасным только после Всеобщего воскресения из мертвых, у праведника, когда оно станет подобным его чистой душе. А здесь, влюбляясь в человеческое тело, мы влюбляемся в грязь – так ребенок, которому покупают красивую куклу, играет с ней, не зная, что внутри она набита опилками или тряпьем. Память же о смерти как бы вскрывает для нас природу этого мира, пораженную грехом.

О чем мы заботимся больше – о душе или о теле? Удивительно, но даже верующие люди больше заботятся о теле, отдают ему больше времени, чем молитве, более думают о его здоровье, чем о состоянии своей души. Мы забываем самую очевидную истину: что тело тленно, а дух бессмертен. Мы не хотим примириться с мыслью, что наше тело стареет, ветшает и настанет время, когда оно превратится в труп. Тело полностью заслонило от нас душу, в удовлетворении его похотей мы думаем найти радость, поэтому нам необходимо помнить, что представляет оно из себя реально.

Та, что сегодня кажется нам красавицей, по прошествии каких-то немногих, в сущности, лет превратится в немощную, уродливую старуху. Тот, кто ныне полон здоровья и сил, от какой-нибудь случайной болезни может сгнить заживо; а если он доживет до ста лет, то станет бессилен, как ребенок. Тот, кто собрал имущество и деньги, умирая, окажется последним бедняком, ибо, оставляя этот мир, не сможет взять с собой ни гроша. Более того, бедняка могут искренно оплакивать, а у одра богатого разгораются страсти: каждый из родственников хочет захватить лучшую часть имущества, каждый в душе ропщет на умирающего, что тот не оставил ему все. И обычно какая-то мрачная атмосфера вражды и ненависти сгущается у одра умирающего богача.

Архимандрит Рафаил (Карелин)

Человек, привязанный к вещам и деньгам, вряд ли может каяться перед смертью искренно, от всей души. Страсти, которые, как паразиты, жили в его сердце, находили в нем для себя постоянную пищу, особенно восстают на него перед смертью. В прежние времена люди нередко заранее заказывали себе гроб и ставили его где-нибудь в углу своего дома, чтобы самый вид гроба напоминал им о неизбежном конце. Некоторые аскеты спали в гробу, точно в постели; многие имели в своей келии череп и кости кого-то из почивших, чтобы не забыть, какими станут некогда и они сами; другие намеренно помещали в своем жилище изображение смерти в различных ее видах.

В средние века существовали такие специальные картины: «Пляска смерти», «Смерть на пиру» и тому подобное. Что изображалось на них? Смерть в виде скелета над колыбелью младенца; смерть во время карнавала, выбирающая себе пару для танца; смерть, сопровождающая новобрачных в их опочивальню; смерть во дворце; смерть в хижине бедняков; смерть на поле боя, захватывающая в свои руки целые охапки мертвых тел; смерть во время чумы, наступающая своей пятОй на города и деревни и превращающая их в кладбища; смерть, подобно страннику, входящая в дом; смерть, рыщущая, как зверь, от которого не укрыться.

Про одного древнего царя рассказывали, что у него был такой обычай: после пира во дворце слуга приносил последнее блюдо, накрытое покровом, под которым лежал человеческий череп; слуга снимал покров, поднимал блюдо и громко говорил: «Царь, помни, что и ты смертен».

Архимандрит Рафаил (Карелин)

Мы питаем страсть к человеческому телу, мы хотим найти в нем источник каких-то неведомых наслаждений. Но что представляет собой наше тело – не первоначально, как творение Божие, а в состоянии той страшной деградации, которая последовала за грехопадением праотца? Из чего и как образуется оно? – Из каких-то капель, во время страстного помрачения ума. Что заключает оно в себе, уже сформировавшись? – Кости, кровь и слизь, обтянутые кожей. Если рассмотреть эту кожу через увеличительное стекло, то мы увидим ее в рытвинах и гнойничках, покрытую порами, из которых выделяются жир для ее смазки и ядовитая жидкость с растворенными в ней отбросами, называемая потом. Нос, который кажется нам красивым, как нос античной статуи, есть система очищения и согрева воздуха, в которой железы выделяют слизь. А рот? Что такое рот, где зубы исполняют роль жерновов, размалывающих пищу, которая затем смачивается слюной? Во рту сгнивают остатки пищи, рот человека представляет собой как бы рассадник болезней; содержимое рта – слюна, и плевок ею считается у всех народов знаком презрения.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

А что находится во внутренностях человека, что происходит с принятой пищей? Если бы мы видели это своими глазами, то какое отвращение ощутили бы! Мы не уничижаем и не хулим создание Божие: тело – это инструмент души; но мы говорим о пристрастии к телу – к своему и к телам других людей. Мы говорим, что в теле и через тело нельзя найти счастье и истинную радость, что не в телесных отправлениях заключается смысл человеческой жизни, что мы из служанки сделали госпожу, из орудия души – какой-то кумир. Все наши страсти и вожделения – это состояние опьянения, через которое мы вступаем в мир иллюзий. Поэтому-то после удовлетворения страсти и наступает так часто какое-то подобие отрезвления и вместе с ним – чувство духовной потери.

Страсть создает себе идола, плененный страстью теряет ощущение реальности в восприятии ее предмета – другого человека, начинает приписывать этому человеку несвойственные ему совершенства. Поэтому можно сказать, что страсть всегда слепа, всегда обманывает. Будучи слепой сама, она ослепляет ум, и оба слепца попадают в одну яму51.

У человека есть некое стремление к красоте как воспоминание о несказанно прекрасном потерянном Рае; но мы ищем красоту в том мире, где все превращается в прах. Нередко красивую женщину в каком-то безумии называют «ангелом». «Гений чистой красоты», – сказал один из наших известнейших поэтов52. Однако эта красавица источает душевный и телесный смрад: та, что кажется небесным существом, каждый день опорожняет свой желудок. Во что превращается человек после смерти? – В черную бесформенную массу, которая, как тесто на дрожжах, колышется, кишит червями. Открой же своим мысленным взором могилу и влюбляйся в такую красавицу или красавца.

А что будет с тобой самим, когда душа со страданием и муками будет покидать больное, одряхлевшее тело, когда она будет смотреть на него со стороны, как смотрят на грязную одежду, которую человек наконец скинул с себя? Представь, как твои глаза вытекают из орбит, как кожа и мясо слезают с твоего лица, как обнажаются зубы в какой-то дикой улыбке, как твоя голова превращается в череп с клочками волос, похожими на клочки шерсти, как твой мозг, будто согретый студень, вытекает из ушей и ноздрей, как твое сердце, где когда-то гнездились страсти, которое то разжигала похоть, то словно рвал на части гнев, превратилось в скользкий серый комок, как черви едят твою плоть, как отпадают от рук пальцы – сустав за суставом, как тело, взятое из земли, опять превращается в землю.

Неужели это тело должно стать центром нашей жизни, вокруг которого беспрерывно вращаются наши мысли, желания, планы, который служит предметом нашего воображения, наших фантазий? Мы не хулим тело, но говорим, что часто из-за него человек теряет душу, из-за него душа покрывается пятнами греха и становится такой же темной и смрадной, как тело в гробу.

Время и смерть – родные братья. Время отнимает у нас все, что имеем, только мы забываем об этом, мы боимся взглянуть в глаза правде: она слишком страшна для нас. Время – смертный приговор, вынесенный человеку, а жизнь не более чем отсрочка приговора. Человек рождается уже как бы с петлей на шее: промелькнут картины жизни, подобно кадрам киноленты, и смерть, словно неумолимый палач, затянет петлю.

Видя красивые здания, спросим себя: «Кто будет жить в них спустя несколько десятков лет?». Должно быть, совсем другие люди – так новые посетители гостиницы занимают освободившиеся номера. А что будет через сто лет с самими этими зданиями? На их месте будут стоять другие или же среди сорной травы можно будет увидеть лишь груды кирпича и камня – все, что останется к тому времени от их великолепия.

Мы не можем остановить мгновение, соединив его с помыслом о земном: оно оказывается потерянным для нас, как след в пыли, как капля, упавшая в море. Но мы можем сделать другое: соединить это мгновение со словами молитвы, с именем Иисуса Христа – тогда мы приобретем его, тогда оно превратится в драгоценный камень и станет нашим бессмертным сокровищем, тогда оно, как небесный цветок, распустит свои благоухающие лепестки, тогда само время станет ступенью духовной лестницы, ведущей ввысь. Время исчезает бесследно, но когда человек останавливает его молитвой53, оно превращается в невидимый свет и остается в его душе. Только в молитве человек может увидеть отблески той красоты, которая потеряна для мира, испытать – хотя бы в какой-то мере – чувство той радости, которую Господь обещает дать нам в вечности. Однако большинство людей бессмысленно и напрасно ищет эту радость в не имеющей в себе жизни материи. Поэтому память о смерти вырывает душу из плена, освобождает от того, что ей чуждо, но вовсе не оставляет ее пустой, а, напротив, указывает, где истинная жизнь и истинная радость.

Есть один рассказ о том, как человек продал душу диаволу, и тот дал ему сундук, наполненный золотом; но прошло время, и когда открыли сундук, то оказалось, что в нем – разбитые черепки, мусор и разные гадости. Диавол посмеялся над человеком, поверившим ему. Мир так же смеется над людьми, которые ему верят: он обещает им золото, а дает комки грязи; обещает напоить вином наслаждений, а вместо того наполняет рот гнилью. Поэтому мудр тот, кто живет в этом мире, но не дружит с ним; кто дает своему телу то, что ему нужно, но не власть над собой; кто обратил дни и годы в дорогу к вечности; кто видит истинный смысл жизни – за ее пределами; кто предпочитает невидимое видимому; кто порабощает плоть и кровь, чтобы принять Дух.

Архимандрит Рафаил (Карелин)

Почему нам нужно думать о смерти, гниении, грязи и пороках? Неужели нельзя сразу обратить свою душу к Богу и видеть мир в другом свете: ведь святые смотрели на людей, даже грешных, как на Ангелов, а о некоторых подвижниках говорится, что они забыли, что вообще существует зло? Почему же мы должны копаться в мусорной яме? Потому что любовь к Богу – дар Божественной благодати, и, чтобы воспринять благодать, надо дать ей место в своем сердце, а все наше сердце занято земным, словно вражеским войском, завоевавшим страну и установившим в ней свой диктат.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Весь трагизм заключается в том, что мы безумно привязаны к этой жизни, отдали ей свою душу, наполнили образами ее свою память. А самая большая ложь – непрестанное искание счастья не внутри, но вне себя, в обладании предметами этого мира, в ситуациях и обстоятельствах жизни. Мы влюблены в то, что принадлежит смерти, и потому вводим смерть в свою душу,– вот почему нам необходимо увидеть изнанку того, чему мы так страстно преданы: чтобы, хотя бы с болью, но оторвать свое сердце от мира и обратить его к Богу. Конечно, здесь есть своя опасность: отождествить мир со злом, забыть о тех отблесках Божественного света, которые можно усмотреть и в мире, и в душе человека; но обычно даже красоту мира мы воспринимаем поверхностно, материально, похотливо и потому – извращенно. Чтобы увидеть и понять красоту мира, нужно иметь открытыми душевные очи, ибо истинная красота, как бы приоткрывающая тайну будущего преображения, недоступна для очей телесных.

Поэтому нам необходимо отвергнуть свою привязанность к тому в этом мире, что тлеет и гибнет, и с помощью благодати Божией воскресить в душе любовь к миру как прекрасному творению Божию и любовь к человеку, за которого распялся Христос. Мы должны отвергнуть мир тленный, чтобы освободить душу для Бога, чтобы пристрастие к миру не стояло, точно медная стена, между душой и вечностью, и затем принять мир в свете Божественной благодати. Поэтому, если нас спросят, зачем мы думаем о смерти, зачем представляем человеческое тело в гробу, мы должны ответить: «Затем, чтобы обуздать свою похоть, укротить свои страсти, чтобы не быть беспрерывно прельщаемыми внешним и преходящим».

Страх смерти отрезвляет нас, как холод – пьяницу, который валяется под забором. Человек, приучившись помнить о смерти, познает, что его страсти и похоти не природа, а болезнь души. Он начинает бороться с грехом: вначале воздерживается от внешних, грубых грехов, а затем, по мере приобщения благодати Божией, переносит борьбу внутрь своего сердца. Тогда, в свете благодати, он начинает видеть мир на фоне вечности, словно пронизанной лучами Божественной любви. Чем больше он обуздывает страсти, чем чище становится его сердце, тем больше перед ним открывается другая сторона мира: не ужас смерти, не смрад греха, не всепоглощающее время, а предназначение мира и человека – быть престолом Божества. В наличном состоянии57 человека он видит уже не столько грех и порок, сколько залог его будущего возрождения: когда в самом подвижнике проявляется образ Божий, тогда и в других он видит этот образ, тогда каждый человек воспринимается им как богоподобное существо58.

Иногда нас спрашивают: «Почему вы так много говорите о диаволе? Разве нельзя забыть о нем и думать о Боге?». Дело в том, что мы постоянно находимся в состоянии войны с диаволом, непрестанно ощущаем его удары; а во время войны приходится думать о тактике врага, об оружии, которым он владеет. Мы говорим о грязи греха, потому что в нашей душе есть тайное стремление к греху; мы точно не видим, что грязь – это грязь, она всё представляется нам как некая сказочная красота.

Нам нужно помнить о болоте, поросшем сверху травой и цветами, чтобы не попасть в него,– это первая ступень. Вторая ступень – видеть лучи благодати в этом мире, помнить о его первозданной красоте и будущем преображении, смотреть на человека не как на предмет нашей страсти – похоти или ненависти,– а как на явление вечности. Человек похож на золотую монету, брошенную в пыль. Невежда не заметит золота, а взор ювелира угадает драгоценный металл и под слоем грязи. Так благодать показывает душе человека другую, невидимую, вечную духовную красоту образа Божия.

Чтобы пожелать достигнуть рая, необходимо сначала осознать, что мы в аду, необходимо сначала увидеть ад в своей душе, чтобы избавиться от него, чтобы погасить его черный огонь. Этот путь называется покаянием. Без видения своих грехов покаяние невозможно; без покаяния невозможно приобщение благодати; без благодати – приближение к Богу. Чтобы бороться со страстями, пороками и грехами, нужно помнить, к чему они ведут нас. На первой ступени человек борется с похотью, представляя картины смерти и разложения; на второй он представляет предмет возникшей страсти в виде стройного дерева или цветка и говорит себе: «Разве должен я иметь к цветку похоть? Разве не должен, взирая на красоту, созданную Богом, помышлять о том, что высшая красота – это Господь, Создатель мира? Если творение красиво, то как же прекрасен должен быть Творец!».

На второй ступени, когда в сердце нашем вспыхнет ненависть или обида, мы должны думать, что Господь распялся и за того человека, который вызвал у нас гнев, и простить его. Мы должны помнить, что Ангел-хранитель сопровождает его, и хотя бы даже сам человек не нуждался в нашем прощении, но Ангел-хранитель благословит нас и помолится о нас, если в сердце своем мы пожелаем этому человеку спасения и добра.

Чтобы освободиться от чревоугодия, нужно на первой ступени представлять, во что еда превратится во чреве, и что само тело наше станет пищей червей, а на второй приводить себе на память, что тучность тела препятствует ясности мысли, что воздержание помогает молитве, что пост дает возможность благодати действовать в душе и теле человека.

Для борьбы со сребролюбием на первой ступени надо вспоминать, что богатство – ненадежный друг: или оно оставит нас при жизни, или мы оставим его в час смерти. А на второй ступени надо помнить, что истинное, нетленное богатство – благодать Духа Святаго, которая нищего делает царем и без которой царь по смерти становится нищим.

Первая ступень – ступень страха. Вторая – ступень надежды, а третья – ступень любви к Богу, которая достигается долгими и тяжелыми трудами, послушанием, самоотвержением и непрестанной молитвой...

Архимандрит Рафаил (Карелин)

...Один из святых сказал: «Я все сжег, чтобы снова воссоздать». Поэтому размышление о смерти, о том, что все превращается в тлен и гной, мысленное посещение кладбищ и моргов – это вовсе не некрофилия, а именно желание все разрушить, чтобы снова воссоздать. Время обманывает нас, поэтому мы должны спросить его: «А что будет потом? Что ты сделаешь с тем, что в твоей власти? Ты обещаешь блага и наслаждения, но лжешь. И даже если на земле действительно есть счастье, то оно не больше, чем ужин перед казнью. Яства, которые ты предлагаешь, словно пропитаны желчью: они становятся горькими уже во рту».

Сколько было городов, от которых не осталось даже развалин; сколько кладбищ, на которых возникли поселения! Где блистательные полководцы, где могущественные цари? Ветер времени сдул их, как пыль, с лица земли. Если бы можно было представить историю земли в ускоренном виде, как на ленте кинохроники, то мы увидели бы всю землю, с ее царствами и городами, как море, на котором волны вздымаются и падают вниз, исчезая в пучине. Сколько бы ни прошло лет, веков, тысячелетий, все это – не более чем мгновение.

Все, что существует, должно разрушиться, к чему же нам прилепиться своей бессмертной душой? Святые отцы говорили, что после молитвы, как, впрочем, и до нее, несколько минут надо посвящать размышлению о смерти. Оружие безбожного мира – похоть, заслоняющая от нас вечность, похоть как влюбленность в вещество. Оружие нашей веры – память о смерти, которая укрощает похоть и открывает душе вечность, ее истинную жизнь, духовный мир, с которым она одной природы. Нам надо увидеть грязь, чтобы смыть ее. Убирая дом, хорошая хозяйка выискивает пыль по всем углам, но разве свидетельствует это о ее любви к пыли?

Архимандрит Рафаил (Карелин)

Вначале память о смерти бывает тяжела и даже мучительна, но затем, когда под ее воздействием страсти смиряются, как дикие звери под хлыстом укротителя, человек чувствует уже не тяжесть и муку, а облегчение. Он как бы пробуждается от сна, его ум, освобождаясь от гнета страстей, становится более ясным и чистым. Его душа, уже не привязанная с такой силой к земному, как раньше, постепенно начинает ощущать свободу. Его сердце начинает жаждать чистоты, почему один из святых отцов и сказал, что память о смерти чиста и целомудренна, хотя картины смерти ужасны.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Надо сказать, что по мере очищения человека изменяется сам характер размышлений о смерти, страх сменяется надеждой, и сквозь мрак могилы душа прозревает свет воскресения. Преподобный Иоанн Лествичник пишет: «Некоторые говорят, что молитва лучше, нежели память о смерти, я же воспеваю два существа в одном лице»73.

Мы говорили о том, что человеческое тело, будучи создано Богом, как дивный инструмент для души, после грехопадения подверглось деформации, оказалось во власти тления и смерти, стало, с одной стороны, помощником души, с другой – ее соперником. В человеческом теле, в его устройстве, в целесообразности его как физического организма отражена премудрость Божия и сохранены остатки прежней красоты. Но в то же время тело представляет собой какой-то смердящий гнойник.

Из капли слизи возникает плод, постепенно преобразуясь в человека. У ребенка тельце слабое и хрупкое; человеческое дитя беспомощнее, чем детеныш любого животного. Как только человек взрослеет, в теле пробуждаются страсти. Чаще всего тело порабощает душу, и человек всецело отождествляет себя с ним. Душа настолько покорна телу, что современный человек считает, что ее как таковой нет, что она только функция тела – функция мозговых клеток и волокон.

Затем с годами тело дряхлеет, ветшает, как изношенная одежда. Наступает старость, и тело отказывается служить человеку, становится для него тяжким бременем. А нередко и еще в молодости оно может быть поражено тяжелыми болезнями и являет тогда собой жалкое зрелище. Болезнь как бы снимает какой-то внутренний фильтр, и яд сочится из всех пор тела: она обнаруживает то зловоние, которое заключено в нем.

В порабощенной телом душе живут страсти, но она не может удовлетворить их так, как желалось бы, в полной мере. Поэтому люди порочные обычно становятся в старости злыми и раздражительными, они словно хотят отомстить миру за свое бессилие. Старость – подведение итогов человеческой жизни, урожай, который хозяин снимает осенью со своего поля, – и чаще всего в снопах оказывается не пшеница, а плевелы.

Наконец приходит неизбежная для всех людей смерть, и тот, кто был привязан к миру и собственному телу, видит, что он обманут, что демон зло посмеялся над ним. Для всецело привязанных к миру людей это – окончательное поражение. Таким людям трудно бывает поверить, что смерть действительно придет и к ним, трудно заставить себя посмотреть ей в глаза, представить, что их тело обратится в прах; поэтому-то они и напрягают все силы, чтобы обмануть самих себя. И, по сути говоря, все человеческое искусство, литература, поэзия – тот же обман, золотая парча, наброшенная на труп.

Нет ничего более знакомого, чем смерть, и нет ничего более таинственного и неведомого, нежели она. Фауст продал душу диаволу, чтобы тот остановил мгновение, остановил время, дал ему бессмертие на земле, и диавол обманул его. Так же и теперь человек забывает о том, что время – поток, стремящийся из бездны бытия в бездну смерти. Он находится в этом потоке, который с неудержимой силой несет его к могиле. Никто и ничто не может остановить этот поток. Даже если бы человек мог овладеть всем миром, то он все равно был бы бессилен возвратить назад хотя бы одну уже прошедшую минуту. Если человек забыл о вечности, в которой начинается истинная жизнь, и все силы отдал своему земному существованию, если человек забыл о смерти, то он самоубийца: он потерял Бога, а на земле бессмертия нет, – жернова смерти перемелют его.

Если человек жил лишь земными впечатлениями, чувственными страстями, если его ум вращался, точно белка в колесе, лишь в кругу земных забот, то душа его, оземленная и слепая, не сможет воспринять свет вечности, поэтому после смерти она погрузится в метафизическую тьму. Мы говорили о тленности нашего тела, о том, что труп в могиле представляет собой прообраз ада. А что стало после грехопадения с душой? И душа наша – подобный телу гнойник. Как в трупе – черви, так в нашей душе гнездятся страсти. Уже в душе ребенка таится неосознанный им грех; даже больше того: человеческая душа с рождения человека несет в себе последствия первородного греха, и они влияют на формирование человека как организма и как индивида.

Ребенок более непосредствен, более открыт, чем мы, но разве в ребенке с самых ранних лет не проявляются похоть и ревность? Иногда жестокость детей удивляет родителей. С возрастом грех раскрывается в человеческой душе: гордость, эгоизм, ложь, тщеславие пронизывают все человеческие взаимоотношения. Если бы можно было какими-нибудь лучами, подобными рентгеновским, просветить наши мысли, то открылась бы страшная картина, какая-то фантасмагория. Человек хочет добиться победы над другими любой ценой. Он лжет, лицемерит, завидует, он желает смерти даже своим близким и друзьям, если они оскорбили его или же стоят на пути к удовлетворению его страстей как преграда. Жена в мыслях сколько раз изменяет своему мужу, муж сколько раз желает, чтобы на месте жены была другая женщина!

Какие только гнусные образы не возникают в уме человека! И это – только внешний слой нашей души, а если бы мы увидели то, что находится глубже, то ужаснулись бы. Там ползают чудовища и змеи, там притаились, словно в норе, скорпионы, там обитают демоны; душа грешника намного безобразнее, чем гниющее тело. Святые плакали всю жизнь о своих грехах. Почему? Потому что видели такие глубины в своей душе, которых не видим мы. Святости сопутствуют трезвость и ясность ума. Подвижники вовсе не были истериками или же людьми, получавшими какое-то болезненное удовлетворение от непрестанного самоуничижения. Нет, напротив. Это были люди твердой воли, которые несли ближним любовь и мир. Но когда в молитвенных прозрениях они созерцали свою душу, то ужасались, насколько грех властвует над человеком.

Преподобный Антоний Великий свидетельствовал о себе, что вся его продолжительная жизнь была продолжительным плачем о грехах. И преподобный авва Пимен говорил братии своей: «Уверяю вас: куда ввергнут сатану, туда ввергнут и меня»74. Так же и преподобный Григорий Синаитписал: «Мы хуже демона, по крайней мере, демон – господин, а мы его рабы»75. Для нас бездна нашей души покрыта мраком, и мы не видим, что творится в ней. Для святых же бездна души озарялась светом благодати, и в этом свете они видели ее, объятую адским пламенем, и потому день и ночь взывали: «Господи, помилуй нас!». У пророка Исаии говорится, что человеческая правда похожа на грязную одежду76. Подобно тому и пророк Давид произнес приговор над всем человечеством:всяк человек ложь77. На земле ложь и измена повсюду. Человек обуреваем страстями, обольщаем демоном. Как можно верить человеку, в том числе и самому себе?

После грехопадения душа изменилась еще больше, чем тело, но в ней остались образ и подобие Божие. У человека осталась возможность при помощи благодати Божией выйти из своего страшного состояния – демоноподобия – и дать место Богу в своей душе, чтобы Он за него победил грех. Христиане любят человека именно как образ Божий. Люди же этого мира любят в другом свои собственные страсти. И такая любовь легко превращается в безразличие и даже в ненависть: ведь если не видеть образа Божия в человеке, то что любить в нем? Кусок тела, которое рано или поздно сгниет? Или душу с ее еще более, чем гниющее тело, гнусными страстями? Поэтому истинная любовь – дар благодати. Она любит в человеке остатки прежней богозданной красоты, свидетельствующие о том, что внутренний рай может быть возвращен человеку. Духовная любовь живет надеждой. В душевном плане она проявляется как сострадание.

Наша слепая привязанность к людям часто становится причиной потери Бога. Один человек делает из другого какого-то идола и поклоняется ему, а внутри идол оказывается обиталищем крыс и мышей. (Так в древности нередко, ломая идола, находили внутри него лишь мышиный помет.) Поэтому нельзя отдавать сердце никому, кроме Бога. Пусть это будут дети, или родители, или супруги, все равно: всяк человек ложь. Если мы в этой жизни создадим себе кумиров, ложных богов, то лишимся истинного Бога. Кумир не может спасти нас; мы увидим свою трагическую ошибку, которая принесет нам много горя и слез – слез разочарования и обиды – или в этой жизни, или после смерти, когда поймем, что наш кумир был слепым и глухим, а в сущности – плодом нашего воображения, обманутые которым, мы обоготворили человека.

Итак, первое – память о смерти, второе – память о первородном грехе. Тот замкнутый круг, в котором проходит наша земная жизнь, надо разорвать, чтобы не оказаться в области вечной смерти, откуда уже не будет исхода.

Архимандрит Рафаил (Карелин)

Кабир

Традиция «Ади Грантх»

Ты пожертвовал истинной верой ради мирских благ, но мир не пошел с тобой.
Заблудший, ты своей собственной рукой порубил себе топором ноги.

Не возносись, глядя на свой высокий дом, — Скоро будешь лежать в земле, а сверху вырастет трава.

Не возносись, не смейся ни над одним бедняком. Сегодня твоя лодка в море — как знать, что будет с ней завтра.

Не возносись, глядя на свое красивое тело. Ты скоро расстанешься с ним, как змея со старой кожей.

Хочешь грабить — грабь, но так, чтобы добычей было имя Рамы. Иначе потом пожалеешь, когда жизнь покинет тебя.

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

Не спеши забыть это наставление: Наслаждение, которое ты вкусил, после не стоит и капли патоки

Ты не размышлял о Раме и потому закоснел в грехах. А ведь тело твое — деревянный горшок, который вторично на огонь не поставишь.

Все десять дней жизни не забывай бить в свои литавры. Наша жизнь словно встреча на лодке у перевозчика через реку — больше встретиться не доведется.

Взяв на голову чужой груз, отправляются в дорогу, Побеспокоились бы о своем грузе — впереди тяжелый путь.

Пусть песком наполнятся рот у того, кто даёт советы другим. Он следит за чужим урожаем, а свой давно проел.

Оставив размышления о Раме, ты вырастил большую семью. Все время был занят мирскими делами, и не осталось у тебя к смертному часу ни брата, ни друга.

Что ты делаешь, спящий? Пробудись, плача от страха и горя! Как может спокойно спать тот, чье жилище — могила?

Что ты делаешь, спящий? Почему, поднявшись, не твердишь имя Мурари? Ведь придет твой день — и заснешь, протянув ноги.

Что ты делаешь, спящий? Поднимись и бодрствуй! Восстанови связь с тем, с кем ты ее разорвал!

Не сходи с дороги совершенных, держись их пути. Глядя на них, очистишь свою душу; общаясь с ними, станешь твердить имя Рамы.

Жил и не чтил Раму, а тут старость пришла. Что успеешь вытащить, когда двери дома в огне?

Человек погряз, в домашних заботах, имя Рамы осталось в горле. Но пришли вдруг от Дхармараджи как раз, когда достиг он вершины довольства.

Если бы человек до конца любил бога так, как при появлении из чрева, то не только один-единственный алмаз, но и кроры драгоценных камней не затмили бы своим сияньем эту любовь.

Мулла, зачем ты лезешь на минарет? Господь — не глухой. Ищи в своем сердце того, ради кого ты издаешь свои крики.

Шейх, если ты лишен смирения, зачем идешь в хадж к Каабе? Где найдет Бога тот, у кого сердце не стойко в вере?

Что ты делаешь, спящий? Пока спишь, терпишь урон. Даже Брахма сдвинулся со своего места, услышав шаги смерти;

Зови: «Кешав», «Кешав», не трать попусту время на сон. Если будешь взывать день и ночь, когда-нибудь, он услышит твой зов.

В тех сердцах нет любви, ни сока любви, кто языком не произносил имя Рамы. Те люди напрасно пришли в этот мир.

Не вкусил любви, а если и вкусил, то не познал ее вкуса. Такой человек, словно гость в пустом доме, — как пришел, так и ушел.

Раньше в прошлых рождениях, накопив дурные деяния, завязал узелок с ядом. Но миллионы дурных деяний исчезнут в одно мгновение, когда придешь в убежище Хари.

Миллионы дурных деяний исчезнут в один миг, едва лишь уста помянут имя Хари. Но добрые дела, накопленные в течение веков, бесполезны без имени Рамы.

Кто на сколько познал Хари, на столько и получил пользы. Росой жажды не утолишь, пока не войдешь в воду.

Этот мир подобен цветку хлопчатника. Не обольщайся его ложью. Немного дано тебе для жизни.
(«цветку хлопчатника» — хлопчатник цветет яркими цветами. Символ соблазна для попугая, не знающего, что внутри нет плода.)

Думай о рождении и смерти, брось презренные дела. По какой дороге тебе следует идти, той дороги и придерживайся.

Без сторожа птицы съели урожай. Но осталась еще часть урожая; если можешь думать о том, как спасти оставшееся, то думай.
(съели урожай — букв. «съели поле». Аллегория: без наставлений истинного гуру («сторожа») земные страсти («птицы») уничтожали в душе человека любовь к Всевышнему («съели урожай»).)

Чисты помыслами, кто работает; не трудясь, не станешь чистым. Но те люди уничтожают себя, которые в мирских делах не размышляют о Боге.

Не позволяй своему телу следовать желаниям, изо дня в день эта болезнь разрушает тебя. Кабир питает любовь к Раме как к единственному спасителю от жара мирских страстей.

Если утратишь родство с миром — обретешь истинную связь с Господом, а сохранишь родственные связи с миром — лишишься Истинного. Обрети, безродный, родство с Рамой, все родство воплощено в Нем.

Не говори «я», «я», «мой», «мой» — это главная причина гибели. «Мой» — оковы на ногах, «мой» — петля на шее.

Весь мир связан, как жертвенное животное, одной цепью: «мой», «твой». Семья, сыновья, жена, подобно сухой траве, горят снова и снова.

Что с того, что читаешь проповеди, если не подтверждаешь их делом? Это похоже на крепость из земляной опоки, которая разрушается на ваших глазах.

Подкрепляй делами слова, которые исходят из твоих уст. Тогда будешь жить рядом с Парабрахмой, и он в один миг проявит к тебе свою милость.

Деревянные четки говорят тебе: «О человек! Почему не перебираешь свою душу, а перебираешь нас?»

Перебирание четок напрасно, если ты не обладаешь бхакти. Сбрив усы и волосы, пошел вместе с мирянами по одной дороге.

О брат! Будь честен по отношению к Господину, и сомнения покинут тебя, Носишь ли ты длинные волосы, или бреешь голову наголо.

Чем тебе навредили волосы, что ты бреешь голову сотни раз? Почему не обрил душу, полную страстей и пороков?

Брей порочную душу, к чему обрил голову? Все, что сделано, сделала твоя душа, а не волосы.

Не приобретай пороков, собирай добродетели, Как пчела собирает нектар с каждого цветка, так и ты ищи в каждом теле Всевышнего.

Почему люди постоянно кричат: «Голоден!», «Голоден!» Неужели тот, кто вылепил этот глиняный горшок и содеял рот, не способен наполнить его?

О человек, признавай Творца! Почему просишь еды? Войдя в храм своего сердца, где обитает Господь, стань беззаботным и засни счастливым сном.

Посей имя Рамы, потому что это семя — плодородное. Ороси поле — и, даже если потом земля засохнет, все равно это зерно даст урожай.

Кабир — ученик Святого, ничтожный слуга всех слуг Рамы. Я стал травою, которая стелется под ногами.

Стань камнем на дороге, отринув гордыню и лицемерие. Кто станет истинным бхактом, тот встретит Бхагавана.
(бхагаван (букв. «процветающий») — Всевышний, Всеблагой.)

Трусостью не обретешь спасения, так будь же храбрым. Отринь лживое оружие заблуждений и овладей копьем-поминанием.

Забившись в угол, не обретешь спасения, о глупец! Чтобы достичь спасения, умри на поле брани с мирскими страстями.

Этот мир слеп, как слепая корова. Был теленок и умер, а она продолжает лизать его шкуру от любви и горя.

Держи клеветника около себя, построй для него хижину в своем дворе. Ведь он без мыла и воды своей клеветой очистит твой характер.

Не гони клеветника, относись к нему с любовью и уважением. Он очистит твою душу и тело своей клеветой.

Источник: kabir.vnd.ru
(перевод Н. Б. Гафуровой)

Ещё Кабир о смерти

Память смертная

– Геронда (в переводе с греческого геронда означает старец), о чём должен думать человек в день своего рождения?

– Он должен думать о дне своей будущей смерти и готовиться к этому великому путешествию.

– Геронда, смерть – это самое несомненное событие, которое произойдет с человеком. Почему же тогда мы о ней забываем?

Раскрыть Спойлер Свернуть Спойлер

– Знаешь, раньше в общежительных монастырях одному из монахов давали послушание напоминать другим отцам о смерти. Когда другие братья занимались послушаниями, этот монах подходил к ним и говорил каждому: «Братия, нам предстоит умереть».

Жизнь наша обёрнута смертной плотью. Эту великую тайну не просто понять тем людям, которые состоят лишь из плоти и поэтому не хотят умирать, не хотят даже слышать о смерти. Смерть становится для таких людей двойной смертью и двойным горем. Но, к счастью, Благий Бог устроил всё так, чтобы, по крайней мере, люди пожилые получали пользу от некоторых признаков наступающей для них старости.

Ведь пожилые люди естественным образом находятся ближе к смерти, чем молодые. У них седеют волосы, у них уже не та бодрость, силы постепенно их оставляют, у них начинают течь слюни и таким образом они смиряются и бывают вынуждены любомудрствовать о суетности мира сего. Даже если пожилые люди хотят «взбрыкнуть», они не могут этого сделать, потому что всё, что с ними происходит, их тормозит. Или когда они слышат, что кто-то из стариков такого же возраста, как они или даже младше, умер, они тоже вспоминают о смерти. Вы видели, как в деревнях, когда звонит погребальный колокол, сидящие в кофейне старики встают, осеняют себя крестом и спрашивают, кто умер и когда он родился? «О, – говорят они, – ты только погляди, пришёл и наш черёд! Все мы покинем сей мир!» Они понимают, что их годы ушли, что нить их жизни подошла к концу и к ним приближается смерть. Так пожилые люди постоянно думают о смерти.

Попробуй-ка скажи малому ребёнку: «Имей память смертную». Он ответит тебе: «Тру-ля-ля» – и побежит опять играть с мячиком. Ведь если бы Бог помог малому ребёнку понять, что он умрёт, то несчастный разочаровался бы в жизни и пришёл бы в полную негодность, потому что ничто бы его не привлекало. Поэтому Бог, как добрый Отец, устраивает всё так, чтобы ребёнок не понимал, что такое смерть и беззаботно и радостно играл с мячиком. Однако чем старше становится ребёнок, тем постепенно всё больше он понимает, что такое смерть.

Погляди, ведь и новоначальный монах, особенно если он молод, не может иметь память смертную. Он думает, что у него впереди годы жизни, и вопрос смерти его не занимает. Помните, как апостол Пётр сказал: «Позовите юношей, чтобы они забрали мёртвых Ананию и Сапфиру» (Деян. 5, 6–10)?

В монастырях мёртвых обычно погребают молодые монахи. Старые монахи, погруженные в задумчивость, бросают на тело усопшего немного земли. Они с благоговением бросают горсть земли только на тело и никогда на голову усопшего.

Оказавшись на похоронах в одном монастыре, я стал свидетелем неприятной картины. Когда усопшего погребали и засыпали землей, священник произносил слова: «Земля́ еси́ и в зе́млю оты́деши». В то время как все монахи по обычаю, со многим благоговением и скромно бросали горсть земли на тело своего усопшего брата, один юный монах подобрал свой подрясник, схватил лопату и без внимания, как заведённый, принялся забрасывать усопшего всем, что оказывалось на его лопате: землёй, камнями, деревяшками... Он делал это для того, чтобы показать, какой он молодец! Вот ведь выбрал час, чтобы показать свою силу, свою работоспособность! Другое дело, если бы в монастыре сажали деревья или засыпали кювет и он, проявляя доброту и жертвенность, сказал бы: «Другие монахи – старички. Что от них можно ждать, какой работы? Дай-ка поработаю я». В этом случае он устал бы чуть больше, но других бы разгрузил. Да тут даже если видишь мёртвое животное, его становится жалко. Что уж говорить, если ты видишь, как в могиле лежит твой брат... А ты, как землечерпалка, равнодушно забрасываешь его землёй и камнями... Всё это показывает, что у этого молодого монаха совершенно не было памяти смертной...


....– Геронда, если человек умирает или имеет серьезную болезнь, правильно ли будет сказать ему правду?

– Это зависит от того, что он за человек. Иногда человек, больной раком, спрашивает меня: «Как ты думаешь, Геронда, я выживу или умру?» Если ты ему скажешь, что он умрёт, то он умрёт тут же, на твоих глазах – от расстройства. Если ему об этом не сказать, то он ободряется, относится к своей болезни без страха. «Дозрев», больной человек сам берёт на себя свой крест и находит силы преодолевать всё, что случается с ним после. А значит, он сможет прожить ещё несколько лет, помочь своей семье, подготовиться к смерти сам, а также дать возможность подготовить к этому своих родных. Конечно, я не говорю таким людям, что они проживут тысячу лет или что их болезнь – пустяк, но говорю им так: «По-человечески помочь тебе трудно. Конечно, для Бога нет ничего невозможного, Однако постарайся духовно привести себя в порядок»...

Преподобный Паисий Святогорец